Рассказ об охоте. Для взрослых

Когда то укладываясь спать мой маленький сын просил меня рассказать ему не сказку, а какую ни будь интересную историю из жизни или литературы, и мне приходилось рассказывать истории, про партизан, про вырвавшийся из японского плена крейсер «Алмаз», про разбойников благородных и не очень, и почти уже засыпая он просил:
 -  Папа расскажи мне про охоту и рыбалку.
Мне конечно было что рассказать, работая в молодости лесником, мне так или иначе приходилось иметь дело с охотой и рыбалкой, много я мог рассказать и о славных охотниках Горного Алтая, уверенных в крепости своей руки и зоркости глаза, смело выходящих с малокалиберной винтовкой на медведя, могущих на вскидку послать пулю в то место куда надо, что останавливало крепких на рану что медведя , что марала  моментально, и крупный зверь падал в том же месте где его настигала пуля. Мне даже посчастливилось с ними поохотиться на кудюр, так у них называлась охота на солонцах. Много я рассказывал сыну охотничьих и рыбацких истории которые слышал от сибирских охотников, людей суровых и серьезных, но никогда не рассказывал эту историю услышанную  в кругу городских охотников – любителей, потому что тогда эту историю рассказывать ему было рано, а теперь рассказал бы, но сын не просит, он сам уже доцент и читает лекции своим студентам.
 Мне теперешнему Gomo sapiens трудно представить далёкого нашего предка, primi вышедшего на охоту, сидящим у костра и рассказывающего разные охотничьи байки с рюмкой водки в руке, поскольку небыло тогда у человека не рюмки и не той огненной воды которой современный человек наполняет рюмку. Не выходил, а тем более не выезжал не знающий тогда ещё колеса  человек  на охоту, а жил на этой самой охоте, поскольку была та первобытная жизнь вся сплошной охотой, и вопрос у наших далёких пращуров стоял так, - может ты сегодня пообедаешь мамонтом, а может быть тобой пообедает какой ни будь лютый хищник с острыми когтями и зубами, от того и была вся жизнь первобытного человека сплошная охота. В те суровые времена, волосатые мужики одетые в шкурьё, ещё слабо владели человеческой речью и словарный запас их, если таким можно назвать их членораздельные гортанные крики, был гораздо меньше словарного запаса Эллочки Людоедки.
Не могли наши далёкие прародители словами сказать, - Не потопаешь, и не полопаешь, зато хорошо понимали это своим желудком.
Но все же можно осмелиться предположить, что и у них когда ни будь получалась  радость побыть под кайфом, когда случалось им бегая за мамонтом, по ходу съесть мухомор или случайно нарваться на дичку, яблоню или грушу  с переспевшими забродившими плодами. (Ведь шастают в наше время по осени в благополучной Скандинавии пьяные, неодекватные лоси, объевшись забродивших плодов). Но об этом мы только можем догадываться и дорисовать в своем воображении, что возможно такое могло и быть.
 И тогда, веселое, дикое племя первобытных мужчин - охотников, сидя вокруг костра,  перебивая друг друга, используя мимику и жесты, рассказывало байки о забавных случаях,  бывавших с ними на охоте. Так или иначе мы смело можем предположить, что традиции  трепаться у охотничьего костра  ведут начало  если не с тех первобытных времён, то уж точно со времён царя Гороха, о чем как доказательство может нам поведать картина Перова «Охотники на привале». Вот в такой захмелевшей веселой компании городских охотников услышал я об интересной встрече двух важных персон, полковника, настоящего счастливого полковника, приехавшего в гости к дочери, и гуся, некогда гордую и важную птицу, но на момент встречи прошитую малокалиберной пулей и лежащую в охотничьей сумке.
Был конец августа и подходил день открытия осенне – летнего периода охоты. Мой односельчанин, отиравшийся где то в городе и слывший деловым и пробивным человеком попросил меня, работающего тогда лесником, встретить и устроить в нашу охот дачу его друзей, городских охотников. Как и обещал я встретил их. Были эти охотники, ребята,  начальники где-то на старте своей карьеры, Анатолий инспектор ОБХСС, Александр заведующий какого - то отдела в большом торговым центре, Олег инженер, тоже начальник какого -  то отдела на автозаводе, Леонид завхоз на каком то складе при торговым центре, и Валентин, самый старший по возрасту, главный инженер пригородного совхоза , обеспечивший всю эту компанию транспортом. Надо сказать с оружием у них было всё в порядке, крутые вертикальные двустволки и патронташи набитые патронами. Только у Леонида было одноствольная Ижевская безкуркова, почему то завернутая в белые ленты, которые он так и не снял, что бы потом не заворачивать ружьё обратно. Приехали они на охоту как объяснил мне попросивший принять их мой товарищ с «бабами», и были эти «бабы», девицы где то лет по восемнадцать – двадцать, довольно симпатичные на мордашку и как было видно ещё не помятые жизнью. Скорее всего деревенские девчонки вырвавшиеся из родительского дома в город, почувствувшие свободу и потянувшиеся к рюмке и за сигаретой, которым льстило внимание молодых, пусть уже и женатых, но не «простых» делающих карьеру мужчин.
Устроить им стоянку я решил на Подъяленцевой Гряде, красивейшем живописнейшем уголке нашей местности. Я любил это место, поскольку считал его местом силы, потому что над ним проходили пути перелетных птиц. Весной, вечером, на закате солнца, удобно пристроившись здесь, я часами мог наблюдать как пернатая живность водно - болотных видов, табунками и стайками возвращаются в родные края, каждая со своим голосом, кто мелодично создавая крики, кто посвистовая, кто попискивая, каждая держа определенную высоту, но строго по заданному природой маршруту с юга - запада на северо - восток. Осенью я наблюдал уже обратную картину, отлёт птиц в вырай. Известно что вырай, это рай. Но осенний пролёт птиц был совсем не такой дружный и весёлый как весенний, чувствовалось что отлёт из родных мест даже в рай, для птиц меньшее удовольствие, чем возвращение в родные болота.
 Подъяленцевой гряда называлась так, что когда то там росли северные кипарисы – можжевельники, они по  местному звались подъяленцы. Потом в нашей болотистой местности, считающийся как Малое Полесье провели мелиорацию и даже на всегда сухой Подъяленцевой гряде, вся растительность, кроме крепких кряжистый дубов, была срезана мощными бульдозерами. Но прошло два десятилетия, природа взяла своё, снова на месте срезанных зазеленели цветущие по весне, новые кусты черемухи, крушины, смородины, а на нижний ярус вернулись когда то растущие здесь в большом количестве среди разнотравья  ландыши, но хотя срезанные можжевельники за это короткое время не восстановились, гряда так и осталась Подъяленцевой.
Для лагеря компания выбрала себе место, разбив палатки под самым большим дубом, стоящем на берегу небольшого красивого озера по берегам заросшего ивами. Туда же на нижние ветки дуба повесили они свои ружья и патронташи. С самого начала знакомства с компанией мне не трудно было понять, что только один милиционер Анатолий имеет хоть такое то понятие об охоте и рыбалке, поскольку он кроме ружья с собой привёз рыболовные сети и резиновую лодку. Увлекая других,  Анатолий поставил сети на  небольших затончиках реки, протекающей в ста метрах от стоянки , и его стараниями к вечеру были пойманы два довольно крупных линя и несколько небольших щук. Опять же из всей компании только один Анатолий ближе вечеру попытался выйти на охоту, но посидев в кустах, даже не сделав выстрела, он не с чем вернулся на стоянку. Когда была пожарена рыба, с наступлением сумерек началось главное действо этой охоты.  На скатерть были выложены не хилые припасы, что ребята прихватили с собой. Душой компании стал торговый работник Александр, как оказалось человек безусловного артистического дара, взявший с собой на охоту гитару. Балагур и талантливейший конферансье , между приемами горячительного он веселил всю компанию, то песнями, то репликами, то какими ни будь популярными произведениями, поскольку и гитаристом он оказался довольно профессиональным.
Но не для того я начал свое повествование что бы расхвалить этого безусловно талантливейшего человека. У того охотничьего костра конечно же были рассказы о рыбалке и охоте. Много мне потом приходилось слышать разных историй от настоящих рыбаков и охотников в Сибири, об огромных пойманных на спиннинг щуках, которых что бы вытащить на берег приходилось добивать выстрелом с ружья, о пойманных в стреж – невод каких то огромных рыб непонятных пород, о медвежьих охотах на берлогах, о стадах убитых охотником лосей за одну охоту и несметном количестве убитых уток на одной непродолжительной охоте, охотником напавшем на какой то там чудодейственный ил, который настолько полюбили утки, что их нисколько не смущали выстрелы и охотнику оставалось только перезаряжать ружьё и стрелять, стрелять, стрелять. Но почему то мне всегда хотелось донести моему читателю рассказ Анатолия, запомнившийся на той далёкой охоте, если конечно это можно назвать охотой, в родных краях во дни моей теперь уже далёкой молодости.
- Всегда выезжали мы на охоту всем отделом, - рассказывал ОБХССник Анатолий, - с собой обязательно прихватывали «мелкашку». Конечно на охоте дичи мы не добывали, но в той местности где мы охотились люди держали много домашних гусей. Нет не тех домашних гусей, что живут во дворах, которых деревенские называют сухопутными, а серых домашних гусей, большими стадами пасущимися на лугах возле рек.  Серые домашние гуси они намного меньше сухопутных, но крупнее перелетных диких, и пусть они и домашние, но у них от диких сородичей сохранилась не только тяга к воде, но и, это я знаю по деревенскому детству, осенью нет, нет, да и "взбрикнёт" у них инстинкт их далёких предков, и они с гоготаньем улетают яко бы в далёкий, тёплый вырай. Конечно хватает их до первой воды, и деревенские их хозяева не очень озабочены, если они ночуют где то на воде вне родного двора. Так вот мы и приспособились охотиться на таких домашних гусей. Стрельнём с «мелкашки» по одному на человека из разных стад, и с «удачной охоты» возвращаемся домой. Но что бы наши домашние не заподозрили, что добыча наша ворованная и нас не разоблачили, у домашнего то гуся лапки и клюв красные, а у дикого сине-зелёные, так мы лапки и клюв у «добычи» отрубали, а что б из виду гусь казался меньше, да и окрас был непонятный, то и перо понемногу подёргаем. Но был у нас капитан, который не стал даже этого делать, наверное от лени или не хотел «охотничий трофей» привозить домой обезображенным, и заявил:
 - А, у меня жена городская, из Волгограда, дочь военного, она никогда никаких гусей не видела, так что мне не к чему вся эта маскировка.
Но когда он переступил порог своей квартиры, вот тут то ему пришлось поволноваться и даже захотелось выбросить куда ни будь свой «охотничий трофей». Нежданно - негаданно в гости к нему нагрянул тесть, полковник. Но отступать уже было некуда, - Пропала моя бедная голова,- подумал наш капитан.
Вот здесь надо сделать отступление и  порассуждать о важности полковника и гуся.
Когда я служил в армии у нас командиром полка был подполковник, и тогда считалось что до подполковника дослужиться легко даже имея среднее военное образование, но дальше стоп, что бы получить папаху нужна была академия, у нашего командира части академия уже была за плечами и он  шутя говорил: - Я уже на трусах ношу лампасы.
Если же полковник уходил в отставку не получив генерала, то армейский фольклор, вероятно когда то сказанный кем то из  полковников не ставших генералом, гласил – Полковник, это не состоявшийся генерал.
Но опять же, были отставные полковники вероятно обиженные, что не удостоились генеральского звания по вине своего вышестоящего начальника - генерала, и тогда они сказали свое мнение: - Генерал, это выживший из ума полковник-. Как бы там не было из всего сказанного все равно выходит, полковник, это важная величина.
Гусь, как следует из истории сотворения Мира, на два дня старше человека, и важность в нём в отличие от полковника врождённая, а не приобретённая. Да и не знает гусь о своей важности и заслугах перед человечеством ровным счётом – Ни-че-го, вот есть он такой и есть. Но награждённый разумом человек, особенно поэты – баснописцы, что древний Эзоп, что близкий нам Крылов указывая в своих произведениях на эти природные качества гуся, пытались  сделать человечество и человека лучше.
-Гусь, известно, птица важная и рассудительная, - писал когда-то Иван Сергеевич Тургенев. Перефразировав Тургенева можно сказать: - Полковник, человек важный и рассудительный. И вот нежданно, негаданно, произошла встреча важного и гордого своим званием и довольного своим местом в жизни  рассудительного полковника и серого деревенского гуся лежащего на дне охотничьей сумки.
- Когда я переступил порог,- рассказывал нам капитан, тесть был в наилучшем расположении духа от встречи с дочерью и внуком , - Ну, показывай охотник, что там настрелял, весело встретил он потухшего, растерявшегося меня.
- Да вот не густо, одного гуся стрельнул, без настроения, как то так ответил я.
 – Негусто,  это не пусто – весело сказал тесть. Потом он какое-то время с напускной важностью и каким то поддельным  интересом рассматривал гуся, всем своим неживым видом кричащего: - Я ворованный домашний гусь, от чего заставил ещё больше поволноваться меня, затем двумя пальцами взяв гуся за клюв, повертел сюда – туда его голову, напряжение нарастало, к тому же посмотреть мой «охотничий трофей» подошла жена, что ещё больше добавило мне волнения, и вот наконец тесть с помпой вынес свой вердикт:
– Да, вот это красавец, -  это дикий северный гусь, с серьезным видом знатока выдал он.
 -  Потом часто собираясь своей компанией мы не без смеха вспоминали этот комический случай, но что то пошло у нас не так, и мы после этого не разу так и не выехали на охоту своим отделам. Конечно не от того что нам стало стыдно, нет, как то не получалось нам собраться вместе, что то не стало у нас клеиться, а у меня есть подозрение,  этому стал способствовать наш капитан, что пошёл у нас такой  разнобой, окончил Анатолий свой рассказ.
Мои же охотники погостив у меня почти сутки уехали без добычи. Но я думаю что добыча не была их главной целью, а может и вообще не входила в их планы. Потом я несколько раз был у них в гостях в городе. Это были уже совсем другие люди, озабоченные семейные люди поглощённые  работой. Но как мне показалось ребята остались довольны тем выездом на охоту. Они отдохнули, развеялись от городской жизни, как то удовлетворили своё мужское «эго», и сполна получили вероятно недостающего им в семьях женского тепла, ну а я тему для ещё одного рассказа об охоте.  Для взрослых.