Юность, опалённая войной. Часть 7

На фото: Герман Ручкин, Клава Ларионова, Михаил Малафеев.

Тема школьной любви. Об этом, можно было бы, написать целую повесть, если бы сегодня были живы мальчишки и девчонки, огненных 1940-х годов. Но, увы, практически никого из них уже нет на этом свете. Однако, кое-кто из выпускниц 1940 г. оставил в наследство родным свои дневники, в которых есть строки о встречах и расставаниях, о дружбе, начавшейся в школьные годы, со временем превратившейся в светлое чувство любви. Но внезапная и кровопролитная война разрушила всё на своём пути, и убила эту любовь… И, как будто о них звучат строки поэтессы Юлии Друниной:

Над ними ветра и рыдают, и пляшут,
Бормочут дожди в темноте.
Спят наши любимые, мальчики наши,
А нас обнимают не те…
Одни – помоложе, другие – постарше.
Вот только ровесников нет.
Спят наши ровесники, воины наши –
Им всем по семнадцати лет.

Многое объединяло этих мальчишек. Оба они были родом из сельской местности, Ручкин Герман из с. Покровское, Малафеев Михаил из д. Кутованга, где и прошли их детские годы. Впоследствии, оба учились в одной школе, и окончили её в 1940 году, ровно за год до начала Великой Отечественной войны. Герман – в 10а, а Михаил – в 10в классе. Какими были эти ребята в школьные годы, сейчас, наверное, нам никто уже не расскажет, ведь минуло уже 80 лет с той поры, как окончили они среднюю школу…

Германа Ручкина в школе звали просто Енькой, как-то ближе так было его называть – вспоминала его одноклассница Ляля Иконникова – был он среднего роста, со светлыми, чуть волнистыми волосами, всегда аккуратно одетый. Учился он хорошо, любил песни и шутки. Так и врезалось в память – открывается дверь в класс, входит Герман, и, пританцовывая, напевает: «Эх, Дуня, Дуня-я, комсомолочка моя!»

В школе Германа и Михаила объединяло ещё и то, что нравилась им одна девчонка...

Клава Ларионова была одноклассницей Германа, и возможно к нему она питала более нежные чувства, т.к. со временем они стали хорошими друзьями. Михаил, хоть и учился в параллельном классе, иногда просил Клаву помочь ему с учёбой, возможно, тем самым, тоже старался привлечь к себе её внимание.

Герман же, ещё осенью 1939 г., после школьного вечера провожал Клаву до дома. Когда стали прощаться, Герман сказал: «До свидания». Клава протянула в ответ ему свою руку, на что Герман произнёс: «Рукопожатием не ограничиваюсь». Но Клава ответила: «Герман, давай без лишних эмоций…», повернулась и ушла за ворота.

На следующий день в школе, весь день они с Германом не сказали друг другу ни слова. А ведь раньше было по-другому, Герман, увидев её, то и дело кричал: «Кланька!», а в этот день в её сторону ни разу не повернулся. Тем самым отвечала ему и Клава… Как-то стеснялись друг друга. Так продолжалось почти две недели. Вскоре беседы с Германом возобновились, он снова стал провожать её после уроков до дома. А бывало и так, что Клава уходила домой с подругой, а Герман с друзьями шёл другой улицей, и, подходя к своему дому, она неожиданно встречала его там. Оставив дома портфель, они с Германом шли гулять по вечерним Онежским улицам. О чём они говорили, мы не знаем, но можем предположить, что это и было зарождением их любви…

Из дневника Клавы:

19 ноября 1939 г. Из школы шла с Г. Наш класс опять на I месте.

20 ноября. После уроков была репетиция. Домой шла с Г.

27 ноября. Спросили по химии химические свойства спиртов. Я только это и знала-то. Домой шла с Г. 11-й раз.

29 ноября. В 11 часов пришла Кланя Ф., она была в Талецкой на собрании, а после тут же на танцах. Был на танцах Г. Он только что пришёл, видит, меня нет, да и домой. А после 30-го говорил, что походил около моего дома, а зайти в дом побоялся.

Как видим, в строчках девичьего дневника, практически ежедневно упоминается буква «Г», естественно это означает – Герман.

5 декабря – День Конституции. Вечером в школе состоялся праздничный вечер. Как только Клава вошла в школу, навстречу к ней вышел Герман. Школьный драматический кружок показал пьесу Водопьянова «Мечта», далее были танцы, Клава с Германом станцевали 4-5 танцев. После вечера Клава шла до дому вдвоём с подругой. А Герман?... А он, вышел из школы впереди её, и, подумав, что она уже ушла и идёт впереди, пустился вдогонку. Всю дорогу бежал бегом по Октябрьскому и не мог догнать… Да где же было догнать-то, если шли девчонки сзади, да ещё и по проспекту Кирова… И, только когда Клава стала подходить к своему дому, они с Германом встретились. Простояли, проговорив у крыльца, до 3-х часов ночи. И стоит заметить, что в записях за начало декабря, Клава уже пишет полное имя - Герман, что может означать, что она к нему уже не равнодушна.

Но! Любовь, особенно зарождающаяся, не может быть без каких-либо размолвок. Далее вполне возможно она у них и произошла, т.к. после 6 декабря записи в дневнике ведутся не тем обычным почерком, как было раньше. Почерк неровный, и чувствуется какая-то взволнованность. Что же послужило причиной этому? Возможно, тот случай, который упоминается в записи за 7 декабря, ведь обычно в дневнике человек делает записи вечером, на исходе дня.

Из дневника Клавы:

7 декабря 1939 г. После уроков было закрытое комсомольское собрание. Были довыборы членов комитета. У меня был карманный фонарик Али Фроловой, Герман взял его и утерял лампочку. Фонарик у него.

11 декабря. С Лялей из школы пошли в театр, портфель оставила у Ляли. Как только окончились уроки, мне Герман сказал, чтобы я его подождала. Но я сказала, что я иду ещё не прямо домой, а в театр, и он тоже пошёл в театр. Мы с Лялей пальто одели во время антракта, а он после пьесы. Я не стала его ждать, а сразу в двери и домой. До дому шла одна.

12 декабря. Выходной день. Ходила в кино. Герман тоже был в кино, но я его не видела и он меня тоже не видел. Он мне сегодня (13) после уроков говорил, что смотрел меня, да так и не смог увидеть.

Сегодня (13) из школы шли вместе с Исаковым и Малафеевым. Всю дорогу просмеялись.

Это единственное упоминание фамилии Михаила Малафеева в дневнике Клавы, когда он провожал её. Ну, а с Германом, отношения видимо так пока и не наладились, т.к. снова вместо имени в дневнике мы читаем букву «Г».

Из дневника Клавы:

16 декабря 1939 г. … Г. про фонарик не вспоминает, а мне больше не хорошо было спрашивать.

17 декабря. В школе с Г. не разговаривали. После уроков он стал что-то у меня спрашивать, но я ему не ответила. Домой пошла с Лялей. Идём, а нас догоняет Герман. Пришли к дому, и я запоходила домой, т.к. у меня замёрзли ноги (я была в туфлях). Он говорит: «Ты, одень валенки, и приди», а я говорю, что не знаю, приду ли…

Через несколько дней, Герман вернул фонарик, и видимо отношения у них наладились, т.к. далее в дневнике опять его имя упоминается полностью.

Из дневника Клавы:

26 декабря 1939 г. Была репетиция. Домой шла с Германом.

28 декабря. На физике и на тригонометрии В.М. Феклин нас с Германом вызвал вместе к доске. Герман в классе организовал хор, день в школе прошёл весело.
29 декабря. …<19-й раз> Домой шла с Германом. Дошли до дома, немного постояли и разошлись. Он завтра утром идёт домой (в Покровское) на лыжах. Хотел написать письмо. Напишет – ладно, не напишет – тоже ладно. Когда мы с ним идём домой вместе, так я иду и недовольничаю, а когда иду одна, так опять думаю: «Лучше бы он шёл, хоть не одной идти». И у меня выходит – «Вместе тесно, порознь тошно…»
Окончилась 2-я четверть. С завтрашнего дня начинаются зимние каникулы, это последние школьные каникулы, надо их веселее провести.

30 декабря. Каникулы начались!

Не заглядывала сюда давно, давно.

15 июня 1940 года. Вернее уже 16/VI (время 3 ч. ночи), спать не хочется, настроение весёлое. Да как же иначе-то. Ведь с сегодняшнего дня перестала быть ученицей, окончила среднюю школу. Училась с 1 сентября 1930 г по 15 июня 1940 г., училась 10 лет, окончила десятилетку!

Подготовка к «испытаниям» - так в своём дневнике Клава называет выпускные экзамены, происходила вместе с другими одноклассниками. В основном уходили за город, в лес, на угоры*, а когда там открылся летний военный лагерь, они перебрались дальше, на Каску**. Среди одноклассников был и Герман, но так же, был и Михаил, о котором в своём дневнике она написала: «простой черномазый парень, он учится в 10-в». Но всё же, видимо Герман был для неё ближе, т.к. все вечера она проводила в его компании. 16 июня 1940 г. состоялось последнее классное собрание.

Выпускной вечер*** прошёл весело. В зале были установлены столы. Получилось так, что девушки сидели за столами одного ряда, а мальчишки сидели на противоположной стороне. Девчонкам это не понравилось, и они пересели за их стол. Для Клавы поставили стул напротив Германа, но она пересела на другой.

Договорились всем классом на следующий день пойти на озеро, но Герман отказался, т.к. он собирался уехать к себе домой в Покровское, и поэтому он хотел, чтобы и Клава не пошла, (об этом она узнала уже после похода). На выпускном вечере Клава с Германом танцевали в последний раз. После вечера Герман проводил Клаву до дому, они долго не могли расстаться, и просидели до утра. Герман ушёл, когда уже встало солнце.

Наступило время расставания, многие одноклассницы и одноклассники уже уехали поступать в различные учебные заведения. Герман ждал вызова из военного училища, а Клава отправилась в Ленинград сдавать вступительные экзамены в институт.

Из дневника Клавы:

«…Пароход шёл мимо Кий-острова. Мне было скучно, скучно. Я долго смотрела в ту сторону. Очень жалела, что не пришлось увидеться с Германом. Скоро стало темнеть, и берег оказался невидимым. А мне так и хотелось поговорить с Германом. Но думала я напрасно, потому что я не приближалась к родным местам, а удалялась от них…»

Из Ленинграда в Онегу Клава написала 15 писем, среди них, наверное, были письма и Герману, но об этом в дневнике ничего не говорится. Подруга в своём письме написала ей, что 5 июля видела в городе Германа, а 6-го он выехал из Онеги в военное училище в Ленинград. Вместе с ним уехали ещё 3 человека, но фамилий их не было указано. Клава жила надеждой встретиться с Германом в Ленинграде.

После нескольких попыток поступить в различные институты, Клава поступила в плодоовощной институт в Петергофе, пригороде Ленинграда, и с осени начала обучение, в Ленинграде практически не бывала. Герман учился в военном училище, и, судя по фотографии в военной форме, с ним вместе учился и Михаил Малафеев, т.к. на петлицах одно и то же название училища «ЛПКУ» - Ленинградское пехотное Краснознамённое училище имени С.М. Кирова.

Писем от Германа не было, но Клава не забывала его, и часто думала о нём и о школьных друзьях. Здесь в институте она как-то не нашла себе близких друзей, таких, какие были в Онеге.

Из дневника Клавы:

10 ноября 1940 г. …Уже зима, луна. Вспоминаю опять-таки родную Онегу. Прочитала листочек 10/XI-39 г. В то время я была ученицей. Все были вместе, а теперь… и писать не хочется. Все говорят, что студенческая жизнь самая весёлая, но у нас здесь не так. Я не нашла подруги, и друга тоже (всё не забываю старого). Надеюсь что увидимся. Хотелось бы получать от него письма, но я сама виновата, зачем не написала ответ…»

Вскоре, Герман узнал адрес Клавы от их одноклассницы Ляли Иконниковой, и написал ей письмо. Переписка между ними стала регулярной, но встречи были не частыми.

Из дневника Клавы:

1 января 1941 г. Утром уехала в Ленинград к Герману. Он уже в нескольких письмах просил к нему приехать. Их никуда не выпускают, и потому ко мне он не может приехать. Да и я тоже горю желанием его увидеть. Повидались, походили, поговорили, а вечером я уехала. Теперь частенько получаю от него письма.

19 февраля Клава съездила в Ленинград к Герману. 23 февраля в день Красной армии и 1 марта, Герман приезжал уже к ней в Петергоф. 2 мая Клава ждала в гости Германа и Михаила Малафеева. Михаил, судя по записям в дневнике, переписывался с сокурсницей Клавы, и для Клавы был просто школьным другом, в то время как отношения Клавы с Германом уже переросли из школьной дружбы в любовь. Собирались вместе они встретить первомайский праздник, но, видимо так и не встретили…

Из дневника Клавы:

1 мая 1941 г. Вчера Тамара получила письмо от Миши, но он ничего не вспоминает о майских днях. Герману придётся охранять Ленинград, он отличник. А я? Жутко. Не знаю пойти ли на вечер. Дома уж очень скучно. По радио передают праздничный концерт Ленинградской государственной капеллы. Как-то сегодня проводят праздник все наши одноклассники?
Буду учить химию.

Далее в дневнике стоит прочерк, и следующая запись уже сделана 24 июня 1941 г.

«Писать некогда, собираем некоторые вещи и сдаём в камеру хранения. Завтра в 8 утра вызывают в Петергоф в райком комсомола. Писем нет, не знаю где Герман. 22/VI началась война с Германией. Я впервые слышу выстрелы…»

Как мы уже знаем, Герман учился в военном училище. Весной, возможно в мае 1941 г., курсанты училища выехали в летние учебные лагеря под Лугу (в 100 километрах от Ленинграда). «Едем в лагерь, – писал он – конечно, это не пионерский лагерь, но, всё же, думаю подышать природой».

В одном из последних писем, Герман сообщил Клаве: «Нас готовят на фронт». Клаве хотелось тут же, бросив все дела, ехать к любимому, но что-то её остановило. Ночь была бессонная, мысли лихорадочно крутились в её голове: «Где сейчас Герман?». Утром собралась и поехала. Нашла место, где лагерем стояли курсанты училища, но там никого не было.

Вчера уехали ребятки - сказала проходящая мимо женщина, - куда, не знаю, наверное, на фронт. Больше писем от Германа не было. Немцы подходили к Ленинграду.

8 сентября 1941 г. началась блокада Ленинграда. Клава пробыла в Ленинграде до той поры, пока 2 марта 1942 г. институт не эвакуировали в Пермь. Через Ладожское озеро по «Дороге жизни», прибыли они на «Большую землю». Клава решила вернуться в Онегу. Товарным, почтово-багажным и воинским эшелонами добралась она до станции Поньга, откуда, пешком, 18 километров по снегу, шла до родного города. Для неё ужас войны, жизнь в блокадном Ленинграде закончилась…

А как же сложилась судьба Михаила Малафеева, который был в школьные годы влюблён в Клаву, и Германа Ручкина – которого любила Клава?

В статье «Дорогие мои мальчишки», одноклассница ребят Е. Алексеева пишет о Германе:

«Мог ли он предполагать, что не пройдёт и двух месяцев, как курсантам придётся вступить в бой с сильным, прошедшим Западную Европу врагом. А пришлось. Несмотря на молодость и неопытность, курсанты нанесли фашистам большой урон. В этих первых боях с врагом Герман был ранен. На излечении он лежал в одном из Ленинградских госпиталей. Ранение не было тяжёлым, и в августе он снова вернулся в училище. Ему, как и всем курсантам было присвоено звание младшего лейтенанта. А потом опять фронт, опять бои».

В июле 1941 г. началось наступление немецко-фашистских войск на Ленинград. Основные усилия противник сосредоточил вдоль шоссе Псков-Луга. Наши части оборонявшиеся на Лужском направлении, не смогли отразить удары противника, и вынуждены были отойти, и это направление оказалось открытым. Для защиты Лужского рубежа, в середине июля были выдвинуты несколько стрелковых дивизий и курсанты двух Ленинградских военных училищ. Среди них были и курсанты ЛПКУ, где учились Герман и Михаил. С 30 июня 1941 г. училище принимает участие в боях с немецкими захватчиками в составе действующей армии.

ЛПКУ в полном составе, прямо из учебного лагеря, совершило в течении двух с половиной суток 156-километровый марш и поступило в распоряжение Лужской оперативной группы войск Северного фронта, где получило задачу занять оборону на правом берегу р. Луга в районе Большой Сабск-Ивановское на фронте в 18 километров. Подразделения училища, прибыв на указанный участок, немедленно приступили к оборудованию огневых позиций. Весь личный состав был охвачен желанием как можно быстрее создать неприступную для врага оборону. В течении трёх дней курсанты отрыли окопы и траншеи полного профиля, подготовили огневые позиции для орудий, миномётов и пулемётов.

12 июля немецкие войска, пытаясь прорваться вдоль Ленинградского шоссе к г. Луга, были остановлены его защитниками. Тогда немецкое командование решило изменить направление главного удара, нацелив его в район города Кингисепп. В районе Ивановское, передовой отряд немецких войск захватил небольшой плацдарм. Накалялась обстановка и в районе Большого Сабска. 14 июля врагу не удалось здесь форсировать реку Лугу, но на следующий день, получив подкрепление, немцы всё-таки захватили плацдарм на правом берегу реки.

Нашими частями был получен приказ: контратаками в направлении ст. Веймарн, Ивановское и Большой Сабск, уничтожить переправившиеся части противника. Развернулись тяжёлые бои. Курсанты и воины народного ополчения сражались геройски. Враг не раз пытался форсировать реку на других участках, но всякий раз откатывался обратно, оставляя десятки убитых и раненых. С большим трудом противник удержал два небольших плацдарма на левом берегу реки Луга, но от дальнейшего наступления юго-восточнее Кингисеппа ему пришлось отказаться. Курсанты проявили в боях исключительную выдержку и воинское мастерство. Вероятно, в этих боях и был ранен Герман (об этом пишет Е. Алексеева), и отправлен на излечение в Ленинградский госпиталь. На этом этапе жизни и разошлись пути двух друзей Германа и Михаила.

Михаил Малафеев оставался в строю. Курсанты продолжали удерживать оборону на Лужском рубеже. 40 дней Ленинградское пехотное училище было на фронте. Вместе с другими частями почти месяц удерживало занимаемые позиции, нанеся противнику большой урон в живой силе и технике. Потеряв в боях несколько сотен человек, оно без приказа не оставило ни одной занимаемой позиции. По приказу сверху, училище вышло из боевых действий 18 августа 1941 г. После этих кровопролитных боёв, 400 человек без традиционных экзаменов выпускались командирами РККА, и ушли снова на фронт.

В 2009 году, мне по своей работе, пришлось побывать в Лужском районе, как раз в тех местах, где проходила оборона Лужского рубежа. Недалеко от посёлка Толмачёво, у самой дороги стоял небольшой обелиск. Скорее это был не просто обелиск, а бетонный танковый надолб, один из тех, что во время войны расставляли на танкоопасных направлениях, чтобы вражеская техника не сумела пройти. И, прочитав слова, которые были написаны на этом обелиске, в голове возникли поэтические строки…

Защитникам Лужского рубежа

Стоит там очень скромный обелиск,
Где шли упорные бои когда-то.
На Лужском рубеже, вдали от всех границ,
Сложили головы Советские солдаты.

И надпись скромная на памятнике том,
Златыми буквами по серому граниту,
Защемит сердце, и душа замрёт
Её, читая, будто бы молитву.

Ты подойди, и поклонись, браток,
Бойцам, которые погибли
За нашу жизнь, очаг и кров,
Оставшись вечно молодыми.

Деревья в снежном одеянии стоят,
Свидетели тех грозных дней далеких.
А их стволы, застыли в ряд,
Как будто караул почётный.

А надпись, что когда-то написали,
И до сих пор по русскому проста:
«Когда-то здесь, на этих рубежах,
Твою судьбу солдаты отстояли».

В какие части попал Михаил Малафеев, на каком фронте начал воевать после получения офицерского звания, установить сегодня довольно сложно. Известно лишь одно, что погиб он в марте 1944 года, в звании гвардии капитана, в должности командира стрелкового батальона, 207-го гвардейского стрелкового полка, 70-й гвардейской стрелковой дивизии. В конце 1943 и в первой половине 1944 года 70-я гвардейская стрелковая дивизия в составе войск 1-го Украинского фронта участвовала в освобождении Правобережной Украины. В Проскуровско-Черновицкой наступательной операции дивизия участвовала в боях за г. Винница, за что была награждена орденом Богдана Хмельницкого 2-й степени (23 марта 1944). Таким образом, можно сказать утвердительно, что Михаил Малафеев погиб в боях за освобождение Украины.

Последнее письмо от Германа Ручкина родным, было в начале сентября 1941 г., а потом связь с Большой Землёй оказалась прерванной. Вероятно Герман после выздоровления и выписки из госпиталя, ещё ранее, чем Михаил получил офицерское звание. Из госпиталя он был направлен в другую часть, о чём свидетельствуют данные из материалов ОБД «Мемориал». Когда, при каких обстоятельствах погиб любимец однокашников, можно только предположить.

В общедоступной базе данных «Мемориал», имеется несколько документов, указывающих на дату гибели Германа. Один из них составлен был после войны, когда родители пытались установить судьбу своего сына. В этом документе указано, скорее всего, по данным родителей, что переписка с ним прервалась в ноябре 1941 г., там же указана часть, в которой он служил в это время: ППС 187, 462 с.п., 8 рота. На основании этого, в 1946 г. родители получили извещение, что ефрейтор Ручкин Герман Васильевич, пропал без вести в январе 1942 г. Однако, ефрейтором Герман быть не мог, т.к. он окончил досрочно военное училище, и ему было присвоено офицерское звание. Вполне вероятно, что во время войны не вся информация дошла до соответствующих органов, которые после войны занимались поисками пропавших без вести.

ППС 187 – это адрес полевой почты воинской части, он принадлежал 168 стрелковой дивизии. По материалам, найденным в интернете и данным поисковиков, можно проследить боевой путь 462 сп. 168 сд., в тот период, когда в нём служил Герман.

168-я стрелковая дивизия была сформирована в 1939 г., принимала активное участие в советско-финской войне 1939-1940 гг., сражаясь на Петрозаводском направлении. После окончания Финской кампании, дивизия дислоцируется в районе г. Сортавалы на Карельском перешейке. В середине июня 1941 г. дивизия принимает участие в командно-штабных учениях 7-й армии. На рассвете 22 июня 1941 г. части дивизии в составе 7-й армии Северного фронта были подняты по тревоге и заняли оборону на государственной границе, северо-западнее Ладожского озера.

В первые дни войны, по ту сторону границы у финнов ничего тревожного не наблюдалось, однако 1 июля, пользуясь тем, что часть наших войск была отведена под Ленинград, финны перешли в наступление, чтобы захватить крупнейший в СССР бумажный комбинат в г. Энсо. Противника встретила пограничная застава численностью до 30 человек, но силы были не равны, и финны ворвались на территорию комбината. За оружие взялись рабочие комбината. Им на помощь срочно выдвинулись части 168-й стрелковой дивизии. В результате контратак противник был отброшен за линию государственной границы. Но, на рассвете 2 июля, немецко-финские войска перешли в общее наступление.

Весь июль 1941 г., 168-я дивизия вела упорные оборонительные бои на Карельском перешейке, вероятно именно в это время (конец июля – начало августа) Герман попал в 462-й стрелковый полк данной дивизии. Противник в эти дни вводил в бой, всё новые и новые части, и 10 августа, прорвав нашу оборону, финны овладели городом Лахденпохья и вышли на побережье Ладожского озера. 168-я дивизия оказалась в полуокружении, теперь только Ладога связывала их с «Большой землёй».

11 августа враг начал новый штурм. По всему фронту следовали непрерывные атаки, поддерживаемые ударами авиации и артиллерийским огнём. На следующий день финны провали оборону на участках 462-го и 708-го стрелковых полков, нависла угроза расчленения войск 168-й дивизии на две части. 12 августа из штаба командования Северного фронта пришёл приказ, 168-й дивизии, следовало пробиваться к Ленинграду на соединение с нашими частями, но выполнять этот приказ не пришлось. На другой день был получен новый приказ, который гласил: «Выход дивизии на Ленинград отменяется. Продолжать обороняться до эвакуации по Ладожскому озеру на остров Валаам».

В ночь на 16 августа подошли суда и буксиры с баржами. Началась эвакуация раненых, медико-санитарных батальонов. 17 августа началась поочередная эвакуация воинских подразделений 168-й стрелковой дивизии. 462-й стрелковый полк, в котором служил Герман, осуществлял прикрытие отхода частей дивизии. 19 августа в 15 часов после сильной авиационной и артиллерийской подготовки, враг перешёл в наступление. Финны прорвали оборону и вышли в тыл 462-му полку и вынудили его отступить, прижимая его к побережью Ладожского озера.

21 августа 1941 г. в 5 часов 30 минут весь личный состав 462-го стрелкового полка 168 стрелковой дивизии, был погружен на суда. Вместе с ним были эвакуированы и другие части дивизии, прикрывавшие отход основных сил. Враг вышел к Ладоге.

Среди бойцов 462-го стрелкового полка, эвакуированных на «Большую землю», Германа Ручкина не было…

В общедоступной базе данных «Мемориал» имеется второй документ, который более достоверен, это: «Именной список безвозвратных потерь начальствующего состава 462 полка 168 стрелковой дивизии с 1 августа по 1 декабря 1941 г». В нём, в пункте 10 указано: Ручкин Герман Васильевич, лейтенант, командир взвода, пропал без вести 18 августа 1941 г.

Пропал без вести – это означало, что свидетелей гибели Германа не было. Вероятно, погиб он, как и многие другие бойцы, во время вражеской артиллерийской подготовки. Что это такое – объяснять не надо. Это «огненный ад», и от бойцов, попавших под жесточайший огонь, могло ничего не остаться.

Во многих местах, где шли бои, установлены памятники и обелиски. Есть на Карельском перешейке и обелиски, посвящённые героической обороне 168-й стрелковой дивизии в июне-августе 1941 г. Многие бойцы, павшие в боях, так и не были похоронены. Данные обелиски по праву считаются местами памяти всех тех, кого не смогли пока ещё достойно похоронить.

Война прервала светлую любовь Германа и Клавдии. И об их судьбе, возможно, написал поэт Игорь Шаферан:

Какой бы мы счастливой были парой,
Мой милый, если б не было войны...

Лирическая и грустная песня Марка Минкова «Мой милый, если б не было войны...», прозвучавшая в кинофильме «Приказ: огонь не открывать» в исполнении Валентины Толкуновой, стала посвящением всем, чью жизнь и любовь прервала война.

Шли годы…

Клава вышла замуж, родились дети, жизнь продолжалась. Но она всегда с грустью в сердце вспоминала и Германа, которого любила, и Михаила, который был влюблён в неё…

Примечания

[*] Угоры – возвышенности в верховье города Онеги, с левой стороны автодороги на Порог (перед старым онежским кладбищем).
[**] Каска, поля за старым онежским кладбищем.
[***] Какого числа был выпускной, в дневнике не указано, т.к. дальнейшие записи в дневнике были сделаны уже в Ленинграде.