Лошадь белая в поле темном - Иван Бунин

Марина Кошелева




ЛОШАДЬ БЕЛАЯ В ПОЛЕ ТЁМНОМ


В одной из глав книги своей книги «Жизнь Рубцова» - «Ручная молния» - Вячеслав Белков рассказывает о «моментальных миниатюрах» Рубцова - экспромтах.  Во многих из них можно найти литературные параллели.

В качестве  примера он привел известные рубцовские строчки, отдающие черноватым  юмором:
 «Когда я буду умирать, а умирать, конечно, буду, ты загляни мне под кровать и сдай порожнюю посуду». По предположению В. Белкова,  первую строчку четверостишия Рубцов взял из поэмы Лермонтова «Мцыри». С последним согласиться трудно – подчеркнутая приземленность четверостишия не соответствует ни поэтике Лермонтова, ни отношению к нему Рубцова.

Что же послужило толчком к созданию этой «моментальной миниатюры»? Ответ пришел неожиданно.
 
Ниточка протянулась от эпизода, описанного другом поэта Сергеем Багровым в книге «Россия. Родина. Рубцов». «… Запомнились три летних дня 1968 года, - писал автор, - которые мы провели в дороге и в Тотьме. Заполучив положенный отпуск, на пароходе «Шевченко» с женой и маленьким сыном я двинулся в путь. Вместе с нами плыл и Рубцов. Был он чуть взбудоражен. Весь вечер мы просидели на палубе. Наблюдали реку. Потом, в погустевших сумерках, рассуждали о книгах. «Ты кого читаешь сейчас?» – спросил у меня Николай…» Из разговора друзей выяснилось, что сам Николай был увлечен в последнее время Булгаковым, Гоголем и Буниным. «О больших писателях многие вспоминают, - заметил он, - Аксаков о Гоголе – уважительно и тактично. А вот Катаев о Бунине – бесцеремонно. Аксакову веришь. Катаеву нет».


По всей видимости, столь критической оценке Рубцова подверглась повесть Валентина Катаева «Трава забвенья», завершенная писателем в 1967 году. Очень вероятно, что Рубцова задели следующие суждения автора: «Бунин думал …, что он совершенно независимый, чистый художник …Это была лишь детская иллюзия …», «Для него художественное творчество перестало быть борьбой и превратилось в простую привычку изображать, в гимнастику воображения  … » и, наконец,   « … ему всегда было далеко до Пушкина …».

Непосредственно перед этими высказываниями Катаев делает лирическое отступление: «Иногда  на некоторое время я снова превращался в Пчелкина, который продолжал заниматься поэзией, а стихи Пчелкина были так себе, в духе  раннего, еще очень сырого мовизма». Далее цитируется лирическое творение Пчелкина-Катаева, включающее строчки: «Когда я буду умирать, о жизни сожалеть не буду, я просто лягу на кровать, и всем прощу, и все забуду…».  Мы полагаем, что именно это произведение и вдохновило Рубцова на его злой, убийственный для пародируемого автора экспромт. И дело было вовсе не в пустоватых строчках – мало ли их услышал на своем веку Рубцов! Его «ручная молния» была решительно направлена в защиту высоко ценимого им писателя.

Проза Бунина оказало сильнейшее воздействие на Рубцова, причем не только на его поэзию, но и на  его судьбу. Свою личную жизнь Николай Рубцов выстраивал, по смелому утверждению Александра Кирова (диссертация «Лирический роман в поэзии Н.М. Рубцова»), как единое целое со своими произведениями. Наиболее сильное впечатление, судя по произведениям самого Рубцова и некоторым косвенным свидетельствам его современников, на Рубцова произвел рассказ Ивана Бунина «Белая лошадь».

Поначалу первые впечатления от рассказа  соединились в сознании поэта с реальным случаем в его Никольской жизни летом 1964 г. – «Вечерним происшествием». Одноименное стихотворение он посылает 23 сентября в письме к руководителю творческого семинара Н. Н. Сидоренко.
В этом же письме обращает на себя внимание тревожная нотка: « … Разве меня исключили из института? Если так, то это для меня новость …».  Исключили. … Как и год назад, когда, по словам самого Рубцова в письме А.Я. Яшину от 13 декабря 1963 г., «из искры раздули пламя
(правда, искра была сильной)». «Я не люблю жалобных слов …» - признался тогда Рубцов в  уже упомянутом письме А.Я. Яшину. Поэтому в ответ на сообщение Сидоренко об исключении из института за очередной скандал в ЦДЛ, он предпочитает шутить: «…не беспокойтесь обо мне… Уеду куда-нибудь на Дальний Восток или на Кавказ. Буду там … карабкаться по горным кручам. Плохо, что ли? Пока могу карабкаться по скалам, до тех пор и живой и полон сил, а это главное …»

Летом 1964 года сил у Рубцова было действительно много – поэт был на взлете, за полтора месяца написал около сорока стихотворений. «Как жизнь полна! Иду в рубашке, а ветер дышит все живей, журчит вода, цветут ромашки, на них ложится тень ветвей. И так счастливо реют годы, как будто лебеди вдали на наши пастбища и воды летят со всех сторон земли!»  Стихотворение «Уединившись за оконцем» Рубцов выслал Н.Н. Сидоренко в письме от 23 сентября 1964 г., одновременно со стихотворением «вечернее происшествие».
  «Мне лошадь встретилась в кустах и вздрогнул я …»  «При слове «вздрогнул», - вспоминает друг поэта Нинель Старичкова выступление Рубцова в Вологде в 1965 году, - он даже передернул плечами …» «Мы были разных два лица, хотя имели по два глаза, мы жутко так, не до конца, переглянулись по два раза …» «И опять выразительный жест: дважды моргнул глазами …». «Наконец, Рубцов «резким обрубающим движением руки и голосом  отчеканил концовку: « … Что лучше разным существам в местах тревожных – не встречаться!».

Сопоставление воспоминаний Н. Старичковой и  С. Багрова  дает представление о душевном состоянии Рубцова летом 1968 года. По воспоминаниям Нинель Александровны,  в тот год в период с марта до середины лета Рубцова в Вологде не было. Объявился он лишь в июле, но, разминувшись со Старичковой, он общался тогда лишь с ее матерью и тетей. Обе из них, перебивая друг друга, сообщили Неле о неожиданном визите Рубцова и о его удивительном рассказе. «Он рассказал случай (может, сочинил), когда лошадь спасла его, перепрыгнув через пропасть: «Лошадь остановилась, посмотрела на меня, а я на нее. Прыгай!  И она прыгнула …»  «Так он интересно рассказывал, так рассказывал …».

По впечатлениям домочадцев Старичковой, с Николаем Рубцовым в тот приезд «что-то произошло». По предположению Нинель Александровны, сильное воздействие на него оказали драматические события июля 1968 года – кончина Яшина и последняя поездка в Николу.
Очевидно, что это была та самая поездка на теплоходе «Шевченко», что была описана Сергеем Багровым. Сидели на палубе, наблюдали реку и вспоминали писателя Бунина.

В какой-то момент «погустевшие сумерки» перешли в ночь, и та не могла не соединить в вышеописанных обстоятельствах лирических героев Николая  Рубцова и Ивана Бунина.

 «Волнуясь все более при мысли о том сильном, беспощадном, таинственном, что окружало его со всех сторон и точно вызывало на состязание, он все беспокойнее  ждал чего-то, а внутренний голос все настойчивее говорил, что ожидания не напрасны … А вот роща и совсем близко – и тень стала резче, лунный свет ярче, роща под луною чернее, выше величавее …Ах, хорошо! – с жутким восхищением хотел сказать землемер – и вдруг замер с широко раскрытыми глазами.

 Из глубины рощи легко и быстро, прямо на него, неслась большая белая лошадь … шла бодро, чисто, едва касаясь земли. И так гордо и грациозно несла свою голову, что сразу было видно, что она молода, сильна, ни одного дня не знала упряжи… Но в этом-то и был ужас. И ошеломленный землемер с размаху рванул вожжи …Но тут белая лошадь, как перышко, перенеслась через канаву возле опушки и вся выскочила на ее высокий вал…"Пропал я!" – с радостным отчаянием подумал землемер… Он уже твердо знал: это его последняя осень»…

 «Последняя осень» - так было названо стихотворение, отразившее драматические события в жизни Рубцова во второй половине 1968 года.  В это время особенно пронзительно звучала в его исполнении, по воспоминаниям Нинель Старичковой,  песня: «В минуты музыки печальной я вспоминаю желтый плес…»

Его «желтый плес» теперь уже навсегда остался в Николе. Здесь, в одном из самых «зыбких жилищ» на белом свете, «среди погаснувших полей», поэт узнает о своем предназначении. Здесь же, «у берестяной зыбки», рождается его «Звезда полей».
И здесь же его продолжает ждать, не смотря ни на что, женщина, которой адресована его «Прощальная песня»: «Не грусти! На знобящем причале парохода весною не жди! Лучше выпьем давай на прощанье за недолгую нежность в груди … ».

Почему же – прощание?    -  «Давно пора понять настала, что слишком призраки люблю…».

«Но все-равно в жилищах зыбких – попробуй их останови! – перекликаясь, плачут скрипки о желтом плесе, о любви».

Тень белой лошади не оставляет Николая Рубцова. В ноябре 1968 года в газете «Вологодский комсомолец» было опубликовано его стихотворение «На ночлеге»: « … Ночеваю! Глухим покоем сумрак душу врачует мне. Только маятник с тихим боем все качается на стене. Только изредка над паромной, над рекою, где бакен желт, лошадь белая в поле темном вскинет голову и заржет…»








































Текст -©М. Кошелева
E-mail:  Kosheleva@zelnet.ru


Зеленоград 2007 г.