О маме. Отрывок

----------------------
В первый день, когда маму привезли из госпиталя,  она,  приняв душ  и преодевшись в домашнее, лежа в постели, которую я к ее приезду перезастелил чистым бельем, сказала:
-  Я не боюсь умереть, я понимаю, что скоро. Главное, чтобы это не было больно и чтобы не мучаться.  Я видела стариков, которые очень мучаются,  когда умирают.  Я так не хочу.   Но особенно не хочу лежать в госпитале.  Если бы ты знал, что они с нами там вытворяют.  Сейчас, когда этот вирус,  родственников никого не пускают,  и они делают с нами, что хотят.
- Кто они? – мама, - спросил я встревоженный ее странной речью. 
- Эти чОрные.
 У нее в лексике было полно беларусизмов  и беларуской фонетики - этих «ч» и «г».   Мы ее немножко подразнивали  за эту трасянку. Я  говорил :
- Мама, ты уже двадцать лет в Америке, у тебя  должен быть бруклинский, а не беларуский акцент.  Она не обижалась, смеялась вместе с нами  и  говорила:
-  Ну и что. Я родом их Беларуси. Лучшие мои годы жизни прошли в Беларуси.     Вы хотите, чтобы я все забыла.
Ах,  какие воспоминания о прошлой жизни она доставала из своей,  быстро уже распадающейся памяти,  словно, понимая, что скоро это забудет, отдавала мне на сохранение.  Я многое запомнил, а многое потерял. Не записывал. 
- Черные, какие черные? – переспросил я.
После первого инсульта у нее появились странности. Если она волновалась, то теряла способность говорить.  Вот и сейчас замолчала, только губы шевелились. 
Я ушел в другую комнату,   включил негромко ее любимую музыку.  Когда вернулся, она сказала:
- Я не могу тебе это рассказать. 
На улицу она не выходила. Мама была нетранспортабельна, но больше всего,  мы боялись вируса.  Это была весна 2020.  В Бруклине началась паника. Все сидели по своим домам. По улицам ходили только  наркоманы и пьяницы.  Ее подруги прятались по своим квартирам.  Был конец марта.  Я одевал маму потеплее и сажал возле окна на кухне.   Час-два мама  созерцала жизнь кошек и птиц в пространстве между билдингами, ей не было скучно.
Однажды вечером, разглядывая  мое лицо, освещенное  экраном нотбука,   с улыбкой сказала:  «Какой ты у меня красивый.» И сразу же поправилась: «Вы все у меня красивые. Как жаль, что я вас только троих родила. Вас должно было быть больше. Это моя вина. Но время, сынок, было тяжелое.».  Сейчас в 93 года,  в конце жизненного пути она мучалась виной за каких-то нерожденных детей.
От мысли, что у меня могло быть большее количество братьев и сестер,  я рассмеялся.  Как я вас всех люблю, - сказала мама.   Она встала, подошла ко мне маленькими шагами  и поцеловала в макушку, в лысину.