Ведьма или ангел, гл. 2

Женщина – если она была женщиной - вздыхала во сне, бормотала непонятное на чужих языках. Иногда в её бормотанье проскакивали обрывки знакомых Майку слов – будто кто-то крутил ручку настройки старинного радиоприёмника. Меловая бледность не портила её и не создавала впечатления болезненности, она была естественна и гармонична – в конце концов, и на Земле существуют альбиносы, только вот глаза её были не как у альбиноски, и резко выделялись на лице.

Какого чёрта она делала в открытом Космосе? Откуда она – с потерпевшего крушение инопланетного корабля? И где тот потерпел крушение – вблизи Земли? Уже интересно. И что она, хрупкая, юная, могла делать на космическом корабле? Или это был семейное средство передвижения? И почему именно она попала в фокус КОМАЛа, именно она попалась в ловушку? И почему она не захотела одеться – может, они там, у себя, вообще не признают одежды?

Майк просидел два часа, как на иголках, не зная, можно ли ему уйти или нет, изучая лицо незнакомки, странно притягательное. Через два часа Мисоль проснулась, но уже не испугалась его. Конфузясь, Майк снова предложил ей одежду жены. Мисоль сползла с кровати и стала примерять пижаму тут же, при Майке. Она и впрямь не знала, что такое стыд, или ещё не успела понять чужих установок. Майк вторично ощутил давно забытое чувство смущения, поспешно отвернулся и даже выругался про себя.

И вновь обернулся, когда Мисоль потянула его за рукав. Мисоль выглядела в розовой пижаме, словно клоун, и Майк тут же поклялся купить ей новую. Однако девушка осталась довольна своим видом. Она крутилась около зеркала, как любая нормальная женщина, удивлённо попискивала и крутила головой.

Майк встал на колени, самолично надел на её узкие ступни бархатные тапочки с помпонами, и обречённо поднялся. Всё. Теперь его можно убивать за совершённое глумление над красотой.
 
Затем Майк предложил ей ознакомиться с ванной комнатой, туалетом, и повёл вниз по лестнице, поддерживая девушку, так как ноги её в пушистых тапочках заплетались друг за друга.

Что он мог предложить ей на обед? Кофе, готовые сэндвичи в упаковке, немного фруктов. Она приняла всё, но не съела, а лишь продегустировала. Потом брезгливо стряхнула с сэндвича ломтик ветчины и, сморщившись, с опаской, но решительно заставила себя прожевать кусочек хлеба с маслом. Затем со стоном нетерпения схватила самую большую грушу. Майк вздохнул с облегчением – ну вот, выяснилась ещё одна деталь, теперь понятно, чем её кормить: она – вегетарианка!

Так состоялось их первое знакомство. Началась эпоха вживания и привыкания.
Одежда Назии, очень яркая, такая праздничная, прекрасно подходившая к её жгучей восточной красоте, на бледной, белокурой Мисоль смотрелась странно. Даже комично. Она в ней совершенно терялась. Но Мисоль абсолютно не волновала одежда. Она её не замечала, и могла вовсе забыть одеться.

Мисоль волновало собственное тело. Мисоль часто вздрагивала, стонала, мучительно морщилась, хватаясь за живот. И без конца трогала себя, ощупывала, щипала, проводила ладонями по лицу, кожа её подёргивалась, покрывалась мурашками, она стряхивала с себя что-то невидимое, словно её тело было всего-навсего новой одеждой, обновкой, непривычной и не разношенной.

Мисоль привыкала к своему обличью долго и тяжело: ведь она попала в него насильственно. Она всё время бормотала что-то непонятное, тренируя голосовые связки и осваивая язык и чужую речь. Майк пытался ей помочь, объяснить, подсказать, но получалось это смешно и бестолково. Мисоль не нуждалась в подсказках, учебниках и курсах иностранного языка. Человеческое обличье само подсказывало и диктовало реакции и действия, она обживалась в новых ощущениях и чувствах точно так же, как обживалась в доме Майка, а того немногого, что она слышала от него, оказалось достаточно, чтобы выучить язык. В её говоре очень скоро не осталось даже ни малейшего намёка на то, что она не просто иностранка, но инопланетянка.

Словом, к огорчению и ревности Майка, Мисоль осваивалась сама, без его помощи.
Огромное изумление вызвало у неё первое появление Повика вблизи. Большой лохматый пёс, неожиданно робкий и сверх меры восторженный, подполз к ней по-пластунски, отчаянно молотя хвостом по полу, и, тявкнув в знак приветствия, лизнул её ногу в домашнем тапочке.

- Кто это? – Мисоль протянула руку и боязливо коснулась косматого уха. Повик взвыл от нового приступа восхищения.

- Собака. Она мой друг, и ещё, она сторожит дом. Это мальчик. Его зовут Повик. Он будет и твоим другом тоже.

- Хорошо. Собака. Она. Повик – он. Друг. Хорошо…

Дни шли. Майк пытался разговаривать с ней, выяснить, кто она такая и почему возникла в его доме. Это оказалось сложно.

- Кто ты? Откуда ты здесь появилась?

- Ты меня вызвал.

- Где ты жила? Вернее, где ты была?

- Везде. Не знаю. Я жила везде. Везде понемногу. Я летела.

- Ты была одна?

- Я была с братьями и сёстрами. Я была с семьёй.

- С какой ты планеты?

- Мы летели от Вестигонды Трёхлунной.

- Мисоль, ты была в звездолёте? В космическом корабле? В шлюпке? Вы потерпели крушение?

- Нет. Не знаю. Зачем ты меня поймал, Майк? Ты хотел меня поймать – зачем?

- Я не хотел тебя поймать. Я искал свою жену. Она погибла в Космосе. Сгорела в спасательном челноке.

- В челноке… Вы не умеете летать сами. Твоя жена погибла. Спасательный челнок не спас. Ты тоже погибнешь там?

- Ни один человек не умеет летать в Космосе сам по себе. Он погибнет. И я тоже едва не погиб однажды в открытом Космосе, хотя был в скафандре.

- Ска-фан-д-ре?

- В скафандре – внутри защитного механизма…

Мисоль испускала тяжкий вздох и, удивляясь, качала головой: - Ты звал меня так сильно и неотступно – а сам не умеешь летать в Космосе! Разве такое возможно?

- Ещё как можно! – удивлялся Майк её удивлению.

Он завалил её кучей мнемо-дисков и настоящих, живых книг, бумажных раритетов, которые так любила Назия.

Особенно приглянулась Мисоль книга Дженифер Гомес «Она в городе». Мисоль проливала над ней слёзы, как когда-то юная Назия, и часто спрашивала: - Как ты думаешь, они встретятся?

- Об этом надо спрашивать автора, - пожимал плечами Майк. – А сама ты как думаешь?

- Мир создан для встреч, он бесконечен, но замкнут в петлю. Надо не останавливаться и верить. Чтобы успеть дойти до места встречи. Если круг невелик, и они поспешат, то обязательно встретятся. Ваш круг невелик. Я думаю, что они встретятся, - заключала она.

- Я не читаю романов, - смеялся Майк. – Женских романов. Они все на этом стоят: встретятся – не встретятся.

- Женщины умеют ждать, мужчины умеют искать. И те, и другие умеют любить.

- Но этот роман – всего лишь сказка. Фантазия!

- Он написан, значит, сказка уже существует в реальности. Ах, как жаль, что ты не летаешь – ты всё увидел бы сам.

Мёртвые, плоские картинки не прельщали Мисоль, она их не понимала, потому что не чувствовала. Телевизор скорее пугал и вызывал нервную дрожь: её тело не любило объёмных теле-волн, голографическое видео нравилось больше, оно забавляло, но и только. Как ни странно, слова говорили ей куда больше. И еще – музыка. Пожалуй, эта земная ипостась завораживала её более всего.

Она с детским любопытством расспрашивала его о жизни на Земле, без конца удивляясь её несовершенству, так что он, в конце концов, и не знал, стыдиться ли собственного несовершенства, или же стыдить Мисоль за её неполиткорректность. Иногда Мисоль начинала расспрашивать его о жене, но воспоминания всё ещё причиняли ему боль, и Мисоль умолкала.

…Странная жизнь потекла в доме.