Инстинкт Убийцы 2. Глава 3. 23

23
Вадим с самого начала знал, что скучать ему не придется, но этот вечер превзошел все его ожидания, даже самые смелые. Чертов бал вдруг превратился в какую-то адскую комедию, сначала погас свет, а потом началось такое, что обычно показывают в дорогих голливудских боевиках. Он попал в заложники, как и большинство, но страха не было. Ни секунды этого дерьмового вечера он не боялся… за себя. Даже когда эти клоуны начали убивать заложников, Вадима по-прежнему занимали всего два вопроса: как эти придурки, явные дилетанты на вид, смогли захватить посольство, да еще во время бала; и, самый главный и самый тревожащий его вопрос: где Стелла?
Она как раз отлучилась, должна была выследить Роби, и тут начался карнавал, правда в масках была только половина гостей, причем неприглашенная половина. И пока его заталкивали обратно в зал, где только что все было тихо, и для них пела какая-то горластая баба, мысли Вадима были об одном – где она, что с ней? Он и не заметил почти, как его усадили в центральном ряду рядом с другими мужчинами, которых он не знал, чисто автоматически он оценивал обстановку, на подсознательном уровне уже вовсю кипела работа, и плоды этой работы ему еще предстояло оценить. Но сейчас его сознание не могло думать ни о чем, кроме Стеллы. И он правда не знал, было бы ему спокойнее, если бы она сейчас сидела с ним в этом зале. Он не хотел думать о плохом, просто запретил себе, заблокировал эти мысли, а вот думать о хорошем оказалось сложно.
Но все же у него была надежда, да-да, уж он-то знал Стеллу как никто, именно он проводил с ней почти каждый день, именно он изучал ее внимательно и глубоко, досконально, как может изучать только влюбленный. И то, что он знал о ней, давало ему эту надежду, надежду на то, что сейчас она жива и прячется где-то, тихая и незаметная, и такая смертельно опасная… как змея. О, я вам не завидую, парни, подумал он, стараясь подавить улыбку, если только она жива и успела спрятаться – всё, в руки она вам не дастся, и живыми вы от нее точно не уйдете.
И все же каждый раз, когда двери зала открывались, и клоуны в масках приводили новую партию заложников, выискивая их по всему зданию, Вадим поворачивал голову и искал глазами ее розовое платье. И с каждым новым приходом испуганных и плачущих людей он успокаивался, его надежда крепла, потому что ее среди них не было. И он так же не думал, что ее убили, нет, таким придуркам она не по зубам, если только ее не застали врасплох, что было практически невозможно. Тем более, думал Вадим, что она не прогуляться пошла, она была на задании, а значит, все ее инстинкты были обострены, она была готова, а уж инстинкты у этой девочки как… ну, как у жалящей змеи.
Понемногу он успокоился и стал анализировать ситуацию, в которую попал сам. Наблюдая за людьми в масках, он решил, что сделает все, чтобы пережить эту ночь и найти ответ на мучающий его вопрос номер два: как такие олухи смогли захватить такое охраняемое здание? Он видел, как они двигаются, как ведут себя, от них прямо-таки разило неопытностью и непрофессионализмом. Он видел их проколы, видел слабые места и полное отсутствие боевой подготовки, но он также видел и опасный блеск в их глазах, сверкающих в прорезях черных масок. Эти парни были фанатиками, психами и просто фантастическими везунчиками. И они были опасны, это он тоже видел своим холодным опытным взглядом, люди такого рода напоминали бешеных собак, они будут кусать всё и всех без разбора, пока кто-нибудь не пристрелит их и не положит конец этой мясорубке. У них нет требований и четкого плана, нет философии, они просто сорвались с цепи, и то, что Вадим сейчас наблюдал, было вырвавшейся на свободу злостью, чистейшей и абсолютной, не знающей ни причин, ни преград. В отличие от многих в том зале он сразу понял, что будет происходить, понял, что они не покинут этот дворец живыми… если что-нибудь не предпримут. И он так же знал, что у судьбы очень своеобразное чувство юмора, она может поднять очень высоко, чтобы потом вдруг бросить, а эти парни не производили впечатления тех, кто умеет летать. Они такие же смертники, понял Вадим, и, похоже, сами это осознают. Он видел, что у них нет плана, нет стратегии, нет надежды, они взлетели на вершину, но что делать дальше – не имели ни малейшего понятия. Возможно, они и сами не верили в свой успех, понял он, но судьба сегодня тоже решила развлечься, и вот они тут, с кучей заложников и без единой мысли в головах.
Мысли о Стелле отошли на второй план, он должен был выжить, должен был усмирить этих бешеных собак до того, как они доберутся до его жизни. Он огляделся, в зале оказались уже почти все приглашенные, почти, потому что он слышал крики и выстрелы, и тут не надо было быть гением или профессионалом, чтобы понять, что некоторые уже покинули этот адский бал, как и этот адский мир. Он высматривал Роби, но его тоже не было. Может, его убили, предположил Вадим. Или он попал в заботливые руки Стеллы?
Ему снова захотелось улыбнуться, для Роби было бы лучше оказаться здесь или уже отмучиться и лежать в каком-то из кабинетов с пулей в башке, это точно. А не из-за него ли весь этот маскарад, мелькнула мысль, но он тут же ее отмел. Нет, они бы знали, они вели Роби давно, долго и хорошо готовились к этому вечеру, но ничего подобного не ожидали. Да, Роби был крупной фигурой, многим он был нужен, но за ним не стали бы посылать целую армию, тем более сюда, никому такое не по карману, да и у тех людей, кто мог бы за такое заплатить, в голове было слишком много мозгов, чтобы делать такие глупые вещи. Это же все равно, что плюнуть в лицо всем спецслужбам мира, здесь ведь собраны агенты из каждой страны. Нет, такой дебильный поступок мог совершить только полные дурак. Да и армия эта больше походила на дворовую шпану, насмотревшуюся боевиков. Он уже достаточно увидел, нет, серьезные люди не ведут дела с такими недоделанными. Тут что-то другое. Что-то настолько невероятное, простое и глупое, что можно встретить только в реальной жизни, потому что любому автору, вздумавшему создать такую историю, быстро подрежут крылышки и утопят в таком потоке вполне заслуженной критики, что он пожалеет, что родился на свет, и проклянет тот день, когда научился писать.
Поток его мыслей прервал выстрел, а потом зал взорвался одним мощным криком, совсем как полчаса назад… правда восторга в этот раз не было, крик наполнял ужас, чистый, животный и абсолютный ужас, парализующий тело и психику настолько, что организм вынужден приводить себя в чувство таким вот криком. Вадим поднял глаза, в первом ряду умер первый в этом зале заложник, мужчина в смокинге по-прежнему сидел на обитом красным бархатом кресле, заливая его еще более красной кровью. Рядом с ним верещала его жена в дорогом платье, увешанная бриллиантами. Один из бандитов ударил ее по лицу и прокричал что-то на чешском, однако женщина этого даже не заметила, ее глаза, совершенно пустые и огромные, как две тарелки, смотрела на мертвеца, который всего пару секунд назад был ее мужем. Она пыталась отодвинуться, но подлокотники не давали ей отдалиться ни на миллиметр. Лучше бы тебе заткнуться, куколка, подумал Вадим, его прогноз начинал сбываться, но на этот раз собственная правота его совсем не радовала. И он снова оказался прав, второго предупреждения новоиспеченной вдове не дали, в зале снова прогремел выстрел, и она замолчала навсегда, присоединившись к мужу. На этот раз крики стихли моментально, люди быстро учатся, подумал Вадим, особенно в стрессовых ситуациях, тут любой превращается в гения и схватывает все на лету.
 - Надо что-то делать, - раздался еле слышный шепот справа, - они всех здесь убьют.
Вадим не повернул голову, но боковым зрением посмотрела на говорившего, тот сидел на соседнем кресле и тоже смотрел перед собой. Вадим припомнил, что на бал этот джентльмен явился как член Израильской делегации. Смешно.
 - Я только за, коллега, - прошептал в ответ Вадим, - ваши предложения?
Мужчина ухмыльнулся, все они здесь были коллегами, почти 80%, а то и больше приглашенных, так уж ведутся международные дела, и вот теперь, в критический момент, все вдруг посрывали с себя маски. Выбор проще сделать, когда его нет, подумал Вадим, а что нам еще остается?
 - Эти парни - полное фуфло, - сообщил ему мужчина из Израиля, - а вот мы – нет. Вас ведь тоже чему-то учили?
 - Да, – откликнулся Вадим, - прежде всего тому, что на любую операцию должен быть план. Только такие дебилы, как эти, могут действовать наобум, профессионал всегда все просчитывает.
Мужчина рядом молчал, и после секундной паузы Вадим продолжил:
 - Я сейчас один и сижу, как видишь, рядом с проходом. А что у вас, воины со Святой земли?
 - Есть кое-какие мыслишки, - ухмыльнулся мужчина, - если ты с нами, тогда: добро пожаловать в клуб.
 - Выбор проще сделать, когда его нет, - повторил Вадим и стал слушать.
У них было всего три козыря – неопытность террористов, собственный опыт и эффект внезапности, и как наилучшим образом все это сочетать, это они и решали. Первый плюс, с которым не мог не согласиться Вадим – это зал, в котором их держали, спинки кресел и близость заложников друг от друга позволяли переговариваться, и жестами в том числе, профессионалы всегда говорят на одном языке, так что скоро по залу полетели сообщения, а потом и инструкции. Времени у них не было, Вадим знал, что штурм все равно начнется, и скорее раньше, чем позже, а до того момента эти психи вполне могли поубивать половину заложников, а то и больше.
План родился быстро, простой и отчаянный, но рациональное зерно в нем было: заложников здесь больше, чем бандитов. Да еще и не простых заложников, так что провала быть не могло, если, конечно, они сработают быстро и четко, да, некоторые из них вполне вероятно закончат свою карьеру, как и жизнь, здесь навсегда, но при этом операция пройдет успешно. У всех у них была одна общая привычка, как у дрессированных собак, привычка становиться частью команды, частью войны, даже сражаясь в одиночку. Черт, а мы ведь и есть дрессированные бойцовские псы, подумал Вадим, оглядывая зал, уже не просто толпу, а организованную маленькую армию, а враг моего врага, как говорится, мой друг, так что теперь все мы – одна команда. Смеяться или плакать, он так и не решил. Вот оно, международное единство, подумал он, сидя в ожидании момента, у всех у нас одни инстинкты, и они очень гибкие, обстоятельства стирают весь этот политический и идеологический налет, и остается только то, чему тебя учили в чистом виде – убивай или будешь убит, умри или выживи.
Пока они разрабатывали план и договаривались, психи в масках убили еще нескольких человек, почти все были мужчинами-дипломатами и одна девушка, Вадим ее знал, британская шпионка Сьюзи Доркрафт, с прекрасными серыми глазами. И видя, как сейчас они тупо уставились в потолок, а сама Сьюзи в светло-сером платье, так гармонировавшем с ее глазами, лежит на паркетном полу, а на груди у нее как будто расцветает темно-красная роза, Вадим понял, что злится, что хочет отомстить. Сьюзи никогда не была глупой, а они заставили ее выглядеть так, она никогда не была неорганизованной, а они выставили ее такой. Красный и серый, думал Вадим, глядя на мертвую девушку, классическое сочетание. Красный и серый.
Эти два слова крутились в его голове все время, пока он ждал, и когда все агенты в зале пошли в атаку, и их общая операция началась; об этом он думал, укрываясь от пуль и сворачивая шею одному из террористов; именно эти слова звучали в его голове, когда он убивал их, и когда рядом падали мертвые коллеги и простые заложники. Красный и серый. Красный и серый.
Начался штурм, хотя штурмовать уже было практически нечего, остатки террористов быстро уничтожили или арестовали. Ни одна пуля не зацепила его, вокруг плакали и суетились люди, огонь битвы погас, а Вадим все думал и думал об одном, бродя по освобожденному зданию: красный и серый. Красный и серый.
Туман в голове, он отвечал на вопросы коротко, понимая, что еще будет время для долгих-долгих допросов и длинных-длинных рапортов. Вся эта ночь и их проваленная операция войдут в историю, об этом будут писать и говорить, снимать фильмы и передачи. Но все это потом, а сейчас он был частью этой суеты, этого шока первых минут после великого события, и он подумал, что эти минуты всегда одинаковые, не смотря на то, хорошее ли событие произошло или плохое. Красный и серый, думал Вадим, ища глазами совсем другой цвет, красный и, мать его, серый.
Это красно-серое наваждение действительно смог прогнать только один цвет – розовый. Едва он увидел ее, стоящую среди всего этого хаоса в своем красивом платье и спокойно беседующую с каким-то солдатом из группы захвата, его сердце подпрыгнуло, ударило куда-то в голову, разогнав в ней туман. Стелла. Она жива и, похоже, в полном порядке. Она еще не видела его, стояла к нему боком, и Вадим замер, осознавая ясно, как никогда в жизни, что любит ее, черт, любит больше жизни. Она была так прекрасна среди всех разрушений, дыма, крови и слез, она была как роза в аду, прекрасная сама по себе, но уродство вокруг только подчеркивало ее красоту, делало ее еще ярче и выразительней.
Ни о каком красном или сером Вадим уже не думал, он забыл про мертвую Сьюзи, про проваленную операцию, про то, что сам всего несколько минут назад был заложником и жизнь его висела на волоске, все это потеряло смысл, все стало пустым, а в мире не осталось больше цветов, кроме розового. Он хотел крикнуть, хотел позвать ее, но это было бы так глупо, так… так мелодраматично, что ли, поэтому он просто пошел к ней, не видя ничего и никого на своем пути. Когда до нее остался метр, он вытянул руку, просто не мог сдержаться, как будто, не успей он ее схватить, она растает в этом дыму и станет миражом.
 - Стелла, - выдохнул он, оказывается, кричать он не мог, только не сейчас. – О Господи, Стелла!
Она повернулась, и на мгновение в ее глазах он увидел то, о чем так давно мечтал – она тоже любила его, пускай не так сильно, пускай по-своему… но все же любила.
Секунду они смотрели друг другу в глаза, видя и понимая все без слов, а потом ее озабоченный взгляд заскользил по его фигуре. Она видела кровь на нем, но сразу не могла определить, ранен ли он или это кровь его врагов. Вадим и сам не знал, слишком много впечатлений и эмоций, но он знал, что на адреналине человек может продержаться очень долго, не чувствуя боли или потери сил, а уж этого добра ему сегодня хватало, его буквально распирало от адреналина, казалось, еще чуть-чуть, и вены просто взорвутся. Она забыла про солдата, с которым беседовала, а тому хватило чувства такта, чтобы удалиться, и тогда она обняла Вадима, крепко и по-настоящему. И он все еще чувствовал запах ее духов. Качество оправдывает цену, подумал он, ловя себя же на мысли о том, что в голову лезет полный бред.
 - Как же я рада, - проговорила она, прижимаясь к Вадиму, - что эти олухи все же не оставили меня вдовой.
Острая и тонкая игла кольнула Вадима в самое сердце, и боли от нее было больше, чем от пули или резаной раны. Она играет, снова играет, все по легенде, они ведь для всех - муж и жена. А как же то, что он видел в ее глазах? Неужели тоже игра? И на доли секунды он понял, что ненавидит ее, ненавидит эту вечно холодную девушку-змею, которую ничто не может выбить из колеи, ничто, даже огонь на погребальном костре мира не согреет ее ледяное сердце. А я всего лишь человек, подумал Вадим, все еще сжимая ее в объятиях, что я могу?
 - Роби пропал, - начла она, отстраняясь от него, - я шла за ним, все по плану, а потом вдруг погас свет и…
 - Стелла, - перебил он ее, тихо, но твердо, она удивленно приподняла бровь, и у него снова защемило сердце. – Я рад, что ты жива.
Все члены их команды выжили, одному, правда, в схватке поранили руку, но никто серьезно не пострадал. Все выглядели потрёпанными и возбужденными, но никакого страха или стресса, и Вадим понял, что гордится ими и собой. Это его команда, он отобрал лучших и теперь может за них не краснеть.
Они коротко обменялись информацией и впечатлениями, много людей и много повторов одних и тех же фраз, все поздравляли друг друга с саркастическими улыбками, даже шутили, но Вадима мучила боль, игла в сердце, которую она вонзила своей короткой фразой. Мне надо избавиться от нее, подумал он, понимая, что не сможет, надо убрать ее с глаз долой, пока она не сломала меня. Но это были пустые мысли, мысли безответно влюбленного, он и сам знал, что никуда он ее не уберет, просто не сможет. Так уж он был устроен, хорошо это было или плохо, но он никогда не сдавался, всегда делал все от него зависящее, чтобы добиться цели… а если от него ничего не зависело, тогда он просто ждал, бесконечно долго. Ждал и надеялся.
Когда с разговорами хотя бы на данный момент было покончено, он вышел из здания, ему хотелось вдохнуть чистый воздух, не пахнущий кровью и безумием. Один вдох, и его снова позвали, приехал какой-то чиновник из российского представительства и хотел поговорить с ним. А сколько всего еще предстоит сделать и выяснить, сколько работы за один несчастный вечер. Вадим вдруг ощутил буквально физически, как эта неподъемная ноша свалилась на него, сколько раз еще он будет повторять события этого вечера, сколько еще напишет рапортов и сколько раз еще услышит ту же историю от других. И все это повиснет на нем, потому что это его работа, это была его операция, и теперь все это расхлебывать только ему. И шагая к микроавтобусу, где ждал его этот козел, не понимающий, видимо, что значит оказаться в самом эпицентре урагана, Вадим осознал, что справится со всем… если перестанет думать о Стелле. Или если она даст ему хоть малейший шанс.
Она отравила меня, укусила в самое сердце, проклятая змея, думал он, пересекая двор, наполненный людьми и машинами, и вот об этом я сейчас думаю. Это конец.
Однако профессионализм все же никуда не делся, едва оказавшись в микроавтобусе, Вадим снова стал собой, выбросив из головы все ненужные мысли. Из головы, но не из сердца, даже отчитываясь и кратко описывая события этого вечера, он ощущал ноющую боль в сердце, такую непривычную и такую невыносимую. Он ответил на вопросы этого вычурного козла, при этом не сказав ничего лишнего, и уже хотел откланяться, ему просто необходимо было побыть одному, хотя бы пару минут, подумать и хоть немного осознать и упорядочить в голове все события, ну и, конечно, как-то разобраться с этой ноющей сердечной болью. Если получится, подумал он, и тут в дверном проеме микроавтобуса – а двери они не закрывали, не было нужды, вокруг стояли люди чиновника – показалось розовое пятно. Мужчины тут же замолкли, и не потому, что информация была секретной, от этой девушки утаивать что-то не было смысла, она и сама была здесь, а большего никто пока не знал. Нет, оба уставились на нее, как зачарованные, она была прекрасна, как богиня войны с этим еще не потухшим блеском в глазах, в них оба безошибочно прочитали жажду крови и спокойную силу.
 - Прошу меня извинить, - нарушила паузу она, холодно улыбнувшись, - но мой коллега сегодня просто нарасхват. На линии генерал, и он требует вас, Вадим Денисович.
И она приподняла телефон, прикрытый ее ладонью. Вадим извинился и вышел, точно зная, что сегодня этого козла он больше терпеть не будет. Стелла молча протянула ему трубку и отошла в сторону… предварительно одарив его загадочным взглядом. Он уже знал, что ему никто не ответит, но честно доиграл сцену, следуя за ней через двор на набережную. Вот чертовка, думал Вадим, чувствуя, как в сердце снова закипает то, что романтики называют любовью или влюбленностью, в таких тонкостях он не разбирался, всю свою жизнь он был асом совсем в других делах, прямо противоположных. Когда они дошли до ворот, он «распрощался» с несуществующим генералом и повернулся к ней.
 - Я тут подумала, - она загадочно смотрела на него, голова шла кругом, поэтому он никак не мог понять этот взгляд. И это возбуждало. – Что для одного вечера дерьма достаточно.
Он молча улыбался и качал головой, глядя на нее с уже неприкрытым восхищением. Какого черта, она права, для одного вечера напряжения достаточно, он заслужил возможность хоть немного не контролировать каждый вдох и каждую мысль, хотя бы с ней. Да он и сражался, и выжил потому, что хотел быть рядом с ней. Просто рядом. Это, конечно, была не единственная причина, но основная.
 - Генерал уже все знает, - продолжила она, ведя его к ограде, за которой в свете фонарей и прожекторов блестела река, - я звонила ему по закрытой линии.
 - Даже не хочу знать, где ты раздобыла телефон, - хищно улыбнулся Вадим, чувствуя, что все больше и больше попадает под ее чары, теряет волю, теряет разум, теряет себя.
- И правильно, - она снова слегка улыбнулась, глядя ему прямо в глаза.
Они уже дошли до ограды и остановились. Стела молчала, гипнотизируя его своим взглядом, ее глаза были темными, как река, и такими же загадочными. Что-то шевелилось в глубине этих глаз, что-то опасное и манящее одновременно.
 - Ты что-нибудь выяснила? – Совершенно неожиданно выпалил Вадим, просто эти глаза почти лишили его разума, и чтобы не упасть к ее ногам или не наброситься на нее, он просто должен был что-то сказать.
Это все стресс, подумал он, удивляясь и злясь сам на себя, просто немного снесло башню, такое бывает, а в нашей профессии – чаще, чем у других. Но не у него, до этого вечера у него все было под контролем, а теперь, похоже, вместе с операцией рухнул и последний рубеж, обороняющий его сердце. Она захватила его, как террористка, подумал он, и где найти такую группу захвата, что выдворит ее оттуда, пока она не начала предъявлять требования? Да и нужно ли? Когда кто-то захватывает твое сердце, вдруг понял он, ты сам радостно отдашь всё и потом с улыбкой будешь наблюдать, как получив всё, этот кто-то разрывает его на мелкие кусочки. Мысль прилетела как молния, но осталась с ним на всю жизнь, его первое откровение любви, его первое настоящее светлое чувство.
 - Насколько мне известно, - продолжил он, стараясь не замечать таинственного блеска в ее глазах, такого выражения он раньше в них не видел, - среди живых его нет, а трупы еще не…
 - Вадим. – Теперь она перебила его, тихо и на удивление мягко.
 Она наконец отвела эти сводящие с ума глаза и опустила голову, чему Вадим был несказанно рад. Он чувствовал себя полным идиотом, когда она вот так смотрела на него.
 - Я рада, что ты выжил. – Она говорила тихо, не поднимая головы, и до Вадима вдруг дошло, что эти слова даются ей с огромным трудом, что она обороняла свое сердце еще сильнее и надежнее, чем он, и еще отчаянней, а сейчас сама рушила эти укрепления.
 - Я хотела сказать тебе там… но люди… я не могла. Поэтому придумала эту историю с генералом. Ты сказал, а я… я так испугалась за тебя, правда… это так…
 - Ново. – Закончил он за нее.
Она подняла голову и в эту секунду была для него самим совершенством, они посмотрели друг на друга, посмотрели совершенно по-новому, а потом, не говоря больше ни слова, бросились друг к другу в объятия. И на этот раз фальши в них не было… почти.
А потом произошло еще кое-что, совершенно странное. Он оказался лицом к реке, сжимая Стеллу в объятиях, его взгляд сам собой упал на противоположный берег, и там он увидел ЕЕ. Стройная фигурка в черной одежде, руки она положила на ограду, черные волнистые волосы выбились из хвоста, и теперь ночной ветер перебирал их в своих невидимых нежных пальцах. В ее позе и осанке было столько грации, силы и достоинства, что ее просто нельзя было не заметить. Как будто луч света падал на эту странную девушку, вокруг нее были люди, она тонула в море лиц и тел, но его глаза видели только ее. Хотя дело было не только в этом, и Вадим это понял. Она выделялась, она была не похожа на остальных, она была другая.
Вадим застыл, он чувствовал ее, чувствовал бешеную энергию, как будто пучками исходившую из женской фигурки на той стороне реки. Поэтому я и заметил ее, промелькнула мысль, а вот все остальные мысли из головы словно вышибло, он так мечтал вот так обнять Стеллу, мечтал увидеть искру в ее глазах, черт, он убивал людей 30 минут назад, чтобы оказаться рядом, а сейчас полностью забыл о ней. И пусть всего на несколько секунд, но та, что стояла напротив него, полностью вытеснила Стеллу.
И она тоже смотрела на него, как будто пригвоздив его к месту, но расстояние не позволяло увидеть выражение ее глаз. От нее шла сила, от нее шла опасность, и он, как опытный хищник, это почуял. Там, за рекой, стояло его подобие, и, судя по всему, их ощущения были взаимными.
Вадим напряг зрение, он хотел рассмотреть ее лицо, вдруг это стало очень важно, важнее всего, даже важнее Стеллы. Интуиция, не раз спасавшая ему жизнь, вдруг ожила и закричала, даже не шепнула, как обычно, а просто завопила. Враг. На той стороне реки стоял его враг, и пусть ее лицо было ему не знакомо, но то, что от нее исходило, он хорошо знал.
Кто ты, мысленно спросил Вадим, почему ты смотришь на меня? Возможно, потому же, почему и он смотрел на нее. Он чувствовал исходивший от нее жар, ее обжигающую энергетику, как будто в ее глазах бесновалось адское пламя. И хотя он не мог разглядеть их цвет, но в эту секунду готов был спорить на свою жизнь, что они черные, как полночь в аду, как депрессия, наваливающаяся, когда все надежды разрушены, как смерть.
Он смотрел на нее, она – на него, они вдруг стали пленниками друг друга, он не мог отвернуться, не мог разорвать эту странную связь… да и не хотел, почему-то ему нужно было смотреть на нее, смотреть и запоминать, позволить памяти навсегда сохранить картинку в мельчайших деталях. Он и сам не знал, сколько это длилось, наверное, недолго, потому что Стелла ничего не заметила, а потом вдруг девушка с черными волосами, выбившимися из хвоста, резко отвернулась и исчезла в толпе, и Вадим мог поклясться, что чувствовал, с каким трудом она разрывает связь.
Она исчезла, как будто растворилась в ночном воздухе или в море людей, так быстро и так неожиданно. Она двигается как хищник, подумал Вадим, моргая, она быстрая и опасная. Кто же она? Всего несколько секунд, но он запомнил ее, она отпечаталась в его памяти четко, как он и хотел, и он знал, что не забудет ее, никогда прежде он не чувствовал такую обжигающую энергетику. И он знал еще кое-что: они встретятся, когда-нибудь их пути вновь пересекутся, и тогда выживет только один из них. Это была интуиция, нет, даже уверенность, он просто знал это, как будто прочитав Книгу Судеб. А до момента встречи он будет чувствовать ее, возьмет след, как хорошая ищейка, если она пройдет слишком близко от него. Кем бы она ни была, ее судьба была как-то связана с его, и она тоже это знала, чувствовала, он мог поклясться. И сейчас она ушла, она тоже понимала, что их время еще не настало, в конце концов, кто они, как не два незнакомца, случайно поймавшие взглядом друг друга.
 - Но теперь я знаю тебя, - прошептал он одними губами, - и не забуду.
Он еще раз моргнул, и наваждение исчезло, он как будто вышел из транса. Как будто и не было на той стороне никакой девушки… да только была, ее образ навсегда отпечатался в его памяти, в его «базе данных», он мог сколько угодно валить все на стресс и усталость, но если с ощущениями еще можно поспорить, то со знанием – никак. А она стала знанием, то, что он почувствовал, осталось в нем, переместившись из сердца или души в мозг, а уж мозг бережно и ревностно хранил то, что ему перепадало, от любых посягательств.
 - Ммм? – Стелла отстранилась и вопросительно смотрела на него, - ты что-то сказал?
 - Нет. – Он улыбнулся, снова чувствуя, как мир вокруг возвращается в привычную форму и наполняется привычным содержанием, и до чего же это было приятно, - просто рад быть здесь, с тобой, живым и невредимым. И плевать на все. Весь мир может пойти на хер, сегодня меня больше ничего не заботит.
И правда, какого черта, вдруг подумал Вадим, ощущая небывалый душевный подъем, этот мир сожрет нас и не подавится, так стоит ли упускать такие редкие моменты? Непонятно почему, но он чувствовал, что только что произошло что-то великое, что-то, что в корне изменит его жизнь. Может, это как раз и были последствия стресса и усталости, но он открыл, что сейчас ему и правда на все плевать.
Полторы мечты сбылись, почему-то подумал он, как будто кто-то прислал ему смс в мозг прямо из космоса, полторы мечты.
А пошло оно все, подумал Вадим, чувствуя себя как будто вновь рожденным, как будто в его жизни началась новая глава, я заслужил немного радости. Та, другая, была и ушла, так что он может забыть о ней на время или навсегда, если судьбе будет угодно держать их на расстоянии. В конце концов, он может подумать о ней и о том, почему вдруг так обрадовался, позже. А сейчас у него был момент, и он не собирался его упускать.
 - Стелла, - он впился в ее прекрасное и такое любимое лицо глазами, протянул руку, - моя Богиня войны.
 - Сегодня – только твоя Богиня, - ответила она, глядя ему прямо в глаза, - и никакой войны.
Она вложила свою руку в его, и в тот вечер их больше никто не видел.