Мурзина балка

МУРЗИНА БАЛКА

РАССКАЗ


1. ВСТРЕЧА

           Душный и плотный, словно желе, воздух окутывал дома, сады и поля. Красное вечернее солнце медленно опускалось к горизонту. 
           На окраине города, около давно заброшенной конюшни, в траве нехотя хрипели сверчки, предвещая близкий вечер и хоть какую-то прохладу. Полуразрушенное строение стояло на опушке пышно и дико разросшейся тополиной рощи. Запущенный конный двор густо порос бурьянами. Метрах в двадцати от него начинался крутой спуск. Внизу по извилистой балке протекала жиденькая речушка, местами, в редких омутах, широко разлившаяся и окружённая непролазными камышами. Из рогоза ближе к вечеру обычно поднимались несметные тучи комаров. С обрывистых берегов к воде свешивались древние узловатые вербы, похожие на леших.
           Время комариной охоты ещё не наступило, и около воды стояли два мальчика. Тому, что постарше, на вид казалось лет двенадцать. Своей втянутой в плечи головой и круглыми, изредка мигающими глазами, он напоминал сову. Второму, с лицом избалованного ребёнка и худыми узкими плечами, можно было дать не больше десяти лет от роду. 
           Мальчики встретились и познакомились друг с другом только что, за городом, на подвесном мосту, переброшенном через балку.
           – Куда идёшь? – спросил старший.
           – Просто иду, – отозвался младший.
           – Охота ходить в такую жару, – начал разговор старший.
           – Мамка сказала, чтобы я немножко погулял, – тоном своей родительницы сказал младший. – У меня, говорит, неотложные дела, и ты мне будешь мешать. Знаю, какие у неё дела. Дядя Митя придёт унитаз чинить. И умывальник.
           – Меня Игорем зовут, – протянул руку старший.
           – А меня Шурой.
           Они, как взрослые, пожали друг другу руки. Игорь предложил:
           – Чем гулять просто так, давай поиграем в «красных» и «белых».
           – А где? – деловито осведомился Шура.
           – Здесь, недалеко, где поворачивает Мурзина балка, вверху есть старая конюшня. Туда почти не ходят, и нам никто не помешает. Там здорово: лес и камыши. Играй – не хочу.
           – Мамка говорила, чтобы я далеко от дома не уходил, – попытался воспротивиться Шура, но по лицу было видно, что он согласен.
           – Ещё чего, мамка. Делай как я: хочу, ночую дома, а хочу – и нет.
           – Да ну? – поразился Шура.
           – Точно. Крест на пузе.
           Это сразило Шуру.
           – Ну, идём. Только недолго.
           Он заглянул Игорю в глаза, но в их серой глубине ничего прочесть не смог.
           Мальчики быстро, чуть ли не бегом, сошли с моста, и зашагали по Мурзиной балке.
           «Какой хороший, смелый и самостоятельный человек Игорь», – думал Шура. Он радовался, что встретил отличного друга.


2. ОТЦЫ

           – Пахан твой кто? – на ходу бросил Игорь.
           Лицо его при этом почему-то презрительно сморщилось.
           – Мой папка геолог, – не заметив насмешки, гордо сказал Шура. – Он сейчас далеко, в тайге. Ищет месторождение угля. Слово «месторождение» он произнёс по слогам, с некоторым напряжением, словно недавно выученное.
           – Геолог, – усмехнулся Игорь. – Геологов полно, а таких, как мой пахан, не больно много. На той неделе его снова посадили. На три года.
           – Куда посадили? – не понял Шура.
           – Будто у нас в стране сажать некуда, – пожал плечами Игорь. – Захотели, и посадили. В тюрьму – вот куда.
           – А за что?
           От удивления Шура остановился, и с уважением, к которому примешивался испуг, оглядел Игоря.
           – Было одно дело, – уклонился от вопроса Игорь и замолчал, но долго держать паузу не смог.
           – Мой пахан говорил, – снова начал он строгим тоном, – что на воле хорошо, а за колючкой спокойнее.
           – Где? – не понял Шура.
           – За колючкой. В тюряге, значит.
           – А почему?
           Новый товарищ оказался не похож на мальчиков из Шуриного класса, да и из их двора тоже. Кроме того, Шура почти ничего не понимал из сказанного.
           – Очень просто, – продолжал Игорь. – На воле можно засыпаться на любом деле. Постоянно ждёшь какой-нибудь «подлянки» от ментов. Нервы!.. – поднял он вверх свой грязный указательный палец. – А в тюрьме хорошо: кормят, да и нервы отдыхают.
           Через десять минут Мурзина балка осталась позади. По обрывистой тропе мальчики поднялись наверх. Отсюда по прямой до города не меньше полутора километров. Заброшенная конюшня заросла травянистой растительностью, окружённой орешником и старыми узловатыми вербами.
           – Вот тут пахан скрывался от ментов, – указал Игорь на густые кусты орешника. – Мамка по ночам носила ему сюда еду в кастрюле, и водку – для сугреву. С тех пор прошло четыре года, я тогда ещё пацанёнком был.
           Орешник и колючие заросли за ним действительно поражали своей непролазностью. Высокие кусты амброзии и ещё какой-то зелёной дряни, напоминающей камыши, вырастали прямо из вонючей, ядовитой на вид трясины. Казалось невероятным, как можно здесь выдержать и не задохнуться в течение даже самого малого времени, и, к тому же – не оказаться затянутым в эту чавкающую слизь.
           Шура оторопело засопел носом, но Игорь, не поняв состояние товарища, махнул рукой:
           – Мой пахан такой. По траве пройдёт – не помнёт, и в болоте не утонет. Для верности он при себе держал наган, – вот такой, – расставил мальчик две ладони как можно шире, и с гордостью заключил:
           – Он если захочет, и на «мокрое» пойдёт. 
           – На что пойдёт? – не понял Шура.
           Игорь на него даже не взглянул.       
           – Давай решать, кто будет «белым», а кто – «красным», – сказал он.


3. ИЗДЕЛИЕ

           Шура не успел ответить и застыл на месте: его новый товарищ из-за пазухи широкой рубахи неспешно доставал сверкнувший белизной новенький пистолет.      
           – Настоящий? – охнул Шура, непроизвольно протягивая руку.
           – Не, – признался Игорь и отдал мальчику грозную на вид игрушку. – Это пахан принёс. Для меня. Его в «зоне» сделали. Тонкая работа.
           Пистолет был действительно красив. Кусок нержавеющей стали умелой рукой превращён в точную копию оружия.
           – Система начала века. Называется: пистолет системы «наган», – с гордостью произнёс Игорь.
           Тяжесть металла приятно холодила кожу ладони. Мягкие, но стремительные очертания изделия вызывали уважение. 


4. ПРАВИЛА ИГРЫ
             
           – Ну что, давай ты будешь «белым», а я «красным», – великодушно предложил Игорь.
           – А что я должен делать?
           – Ты что, никогда не играл в «красных» и «белых»?
           – Нет, у нас во дворе играют в футбол.
           – Футбо-о-о-л, – протянул Игорь с явным презрением. – Настоящая игра – только в «красных» и «белых». Вот я, например, «красный», – разъяснял он. – Мне вручили пакет и приказали пронести его к своим сквозь тыл «белых». В пакете – приказ к восстанию. По пути меня схватили «белые» и стали пытать. Пакет я к тому времени, конечно, выбросил. Вот ты и будешь меня пытать.
           – Как это – пытать?
           – Ну, как обычно пытают – бить, дознаваться, где штаб «красных», сколько у них красноармейцев. Понял?
           – Понял.
           – А если понял, так и веди меня в свой штаб, вон в ту конюшню.
           – А ты не убежишь?
           – Не. Куда мне драпать, ведь кругом «белые». У них по углам вышки с часовыми, а внутри – казаки с шашками наголо. Остаётся только держать язык за зубами и не выдавать своих. Дошло?
           – Угу, – кивнул Шура.
           – Ну, так давай, веди.


5. В ШТАБЕ

           Шура взвесил в руке пистолет, и приставил к груди Игоря.
           – Ну, ты, красная сволочь, топай в штаб, – приказал он нарочито хриплым баском.
           – Всё равно ничего не скажу, – сквозь зубы процедил Игорь.
           В его взгляде Шура прочёл неподдельную ненависть. Он опешил и опустил пистолет.
           – Ты чего это так смотришь?
           – Попадись только к нам в руки, тогда узнаешь, где раки зимуют, – продолжал свою роль Игорь.
           Шура понял, что Игорь просто очень хорошо играет пленного красноармейца, и снова наставил оружие:
           – Шагай, шагай, презренный плебей.
           Он со смаком произнёс где-то услышанное слово «плебей», смысл которого едва ли понимал. Шуре игра понравилась. В уме он уже готовил «врагу» страшные слова, после которых тот непременно выдаст «своих».
           «Узник» повернулся и гордой походкой направился в сторону развалин конюшни.
           – Заходи! – приказал Шура.
           Внутри покосившегося здания мальчиков окружил полумрак, особенно непривычный после солнечного света снаружи. Когда глаза ребят немного привыкли, стал заметен повсюду разбросанный застарелый мусор. Сквозь гравий пола проросла трава. В нос ударил удушливый запах застойной сырости.
           Мальчики остановились около большой кучи обвалившейся со стен штукатурки. Здесь Шура разрешил Игорю сесть. Тот поискал взглядом, на что бы приземлиться, и умостился на сухом крае широкой доски, до половины присыпанной крупными кусками битого кирпича.
           – Как темно, – вполголоса сказал Шура, оглядывая конюшню. – И дышать трудно.
           – Ну что же ты, начинай пытать, – напомнил Игорь.
           Внутри развалин голос звучал глухо, словно мокрой подушкой прилипал к воздуху.
           – Да что уж там пытать, просто рассказывай, что знаешь, – тихо отозвался Шура.
           Игра как-то сразу перестала ему нравиться. Темнота и сырость, полная тишина и вязкость воздуха угнетали мальчика. Он стал прислушиваться к шороху шуршащего мусора под ногами, к дыханию Игоря и току собственной крови в ушах. Ему стало страшно.
           – Ничего я не скажу, – продолжал игру Игорь. – Хоть режь меня, и тогда никого не выдам.
           – Ну, не скажешь, и не надо, – не настаивал Шура. – Значит, расстреляем.
           – Стреляй, я не боюсь.
           – Пух, – «выстрелил» Шура. – Падай, я тебя убил.
           – Дурак ты, – с досадой сказал Игорь, сплюнув на сторону. – Кто ж так играет?
           – А как же?
           – Нужно душу вытрясти из врага, но всё-таки узнать, кто такой, что несёт и кому.
           – Не умею я, – признался Шура.      
           Ему совсем расхотелось играть. Вспомнилось, что мамка отпустила его ненадолго, что теперь во дворе ребята собрались «постучать» в футбол, а дома его ожидают вкусные пирожки с вишнями.
           – Мне пора домой. Пойдём? – предложил Шура.
           – Домой? А как же игра? – вспылил Игорь. – Ну, хорошо, теперь моя очередь быть «белым», а твоя – «красным». Давай сюда пистолет!
           В голосе Игоря звучала обида, но вместе с ней послышались и металлические нотки.
           Шура оглянулся. За широкими воротами конюшни вечерело. Где-то трещали сверчки. Мальчик двинулся туда, к свету и воздуху, но Игорь цепко схватил его за руку.
           – Куда? Вздумал бежать, красная сволочь? – прошипел он.
           Шура понял, что Игорь уже вошёл в роль белогвардейца.
           – А ну признавайся, где пакет! Кому ты его нёс?
           – Нет у меня никакого пакета, – искренне удивился Шура.
           Он уже не помнил и не понимал игры. Остались только мысли о мамке, о тёплом молоке на столе.
           – Пусти меня! – вскрикнул Шура.
           – Не выйдет, мразь голоштанная!
           Игорь с силой рванул мальчика за руку, и Шура с размаху упал на штукатурку.
           – Ты что, сдурел?
           «Теперь левой за грудки, а правой в нос», – вспомнил Игорь уроки отца.
           «Пленный» отчаянно закричал и задёргался, пытаясь вырваться.
           Игорь распалялся. В его памяти глубоко и надёжно сидели воспоминания о жестоких отцовских побоях, когда тот, пьяный, неожиданно вваливался к ним в дом, а мать, дрожа от страха, шептала:
           – Опять сбежал? Когда же это кончится, Боже мой, Боже мой!..
           Отец долго молча бил и мать, и его, ещё совсем мальца, а потом неожиданно успокаивался, закуривал папиросу, и миролюбиво говорил:
           – Ну, с нервами в порядке, теперь пора и пожрать.
           Игорь с ненавистью вглядывался во всё густеющую тьму, в которой на куче штукатурки плакал Шура, завывая и моля о пощаде.
           – Игорь, ну всё, хватит. Я уже не хочу играть. Пойдём домой, меня мама ждёт. Игорёк, ну пожалуйста, пойдём…
           – Ну, нет. Я сначала выпытаю всё, что нужно, а потом решу, что с тобой делать.
           – Игорь! Не надо! – кричал Шура, корчась после очередного удара.
           Игорь и сам уже устал. Игра постепенно теряла для него интерес, но руки всё ещё поднимались и опускались, нанося удары. В его широко раскрытых глазах продолжала кипеть выдуманная ненависть.
           Шура в отчаянии изловчился и укусил своего мучителя за руку, а затем крикнул, плача от боли и внезапно поднявшейся ярости:
           – Гад! Фашист! Ненавижу тебя, гад!               
           – Ах, ты так! – вскинулся Игорь, не помня себя от боли в укушенной руке.
           Шура охнул и опрокинулся на спину. Ноги стали ёрзать по гравию, хриплое дыхание заметалось по конюшне глухим эхом, и постепенно затихло.
           Всё ещё не опомнившись от бешенства, Игорь поднял пистолет ещё раз, но вдруг почувствовал, как по кисти его руки стало растекаться что-то горячее, вязкое и очень знакомое.
           В помутившейся голове мелькнула догадка. Игорь ей не поверил и переложил пистолет в другую руку. Тяжёлая сталь оказалась скользкой и липкой. Он понюхал и отшатнулся. Кровь. По всей поверхности пистолета, а с ней на руки стекала и капала на землю человеческая кровь.
           «Гадость, гадость, какая гадость, – пронеслось в голове. – И какой противный запах!»


6. ИЗБАВЛЕНИЕ

           Ещё до конца не поняв случившегося, Игорь на ощупь выбрался из конюшни и сбежал вниз, на берег речки. Опустил руки в воду и долго отмывал их, смахивая с ресниц неожиданно брызнувшие слёзы. Затем дрожащими пальцами взял пистолет и зашвырнул его как можно дальше, к противоположному берегу, где под скалой темнел глубокий омут.
           Солнце село, но небо потемнело не полностью, хотя и появились первые звёзды. От беспрерывной трескотни то ли сверчков, то ли цикад разламывалась голова. Застойный воздух наполнился тучами непрестанно гудевших комаров. Сердце гулко билось, а лёгкие охватил спазм, и они никак не могли вдохнуть воздух полной грудью.
           «Я только что просто так убил человека», – вдруг понял Игорь, дрожа всем телом.
           Осторожными, по-кошачьи неслышными шагами, он вернулся, остановился около конюшни и заглянул вовнутрь. Темнота, казалось, уставилась на него вытекшим прямоугольным глазом. Оттуда беззвучно исходила сырость. Она словно обволакивала голову мягкими, липкими руками. Оттуда, из затхлой черноты, толчками вырывался страх, – он сдавливал сердце и сковывал ноги. Превозмогая себя, Игорь на ощупь отыскал ту самую кучу штукатурки, и неподвижное, сжавшееся в комок тело мальчика. Игорь приник к его груди. Сердце Шуры молчало, не разгоняло по телу кровь – она теперь укрывала его лицо и голову. Игорь не выдержал, его начало мутить, и долго, до кислоты во рту, рвало и трясло. Затем сел и рукавом вытер мокрый рот. Мозг лихорадочно соображал. «Эту блевотину найдут, и тогда каюк. Нужно успокоиться и думать, думать», – неслось в голове.
           «Хорошо, что вовремя утопил проклятый кусок железа, – думал он. – Не осталось бы крови на руках и одежде. Туфли выбросить, а лучше – тоже утопить. Пацана – закопать. Где? Рыть яму нечем. Что делать? Дурак! Нужно – в штукатурку, её тут полно».
           Действуя руками, убийца вырыл в мусоре яму. От быстрой работы лицо вспотело. Мышцы ныли от напряжения. «В самый раз», – решил он, ощупывая углубление по длине и ширине. Первым делом собрал рвотную массу и вместе с мусором бросил в яму. Затем поднял неожиданно тяжёлое тело мальчика, и опустил на дно. Загребая руками и ногами, забросал всё мусором, ощупал, не выступает ли над холмиком что-либо, и лишь тогда поднялся.
           Сил почти не осталось. Держась за стены, Игорь выбрался наружу и направился к речке. На берегу силы закончились. Наступило забытьё.


7. УТРО

           Первые лучи солнца осветили лежащее на берегу неподвижное тело. Почувствовав тепло, тело ожило и застонало. Не вставая, оно окунуло голову в холодную с утра воду речки, затем отряхнулось и село.
           Солнце поднималось всё выше, омывая землю теплом и светом. Примятые травы распрямлялись, тянулись вверх. Проснулись птицы, защёлкали, зачирикали, стали вылетать из гнёзд за пищей, – да и просто так, чтобы согреться на свету, расправить перья перед полётом. Они сверху чётко видели заросшую камышом речку, старую конюшню и молодые заросли орешника, сквозь которые, не разбирая дороги, ломился то ли человек, то ли зверь – в глубине чащи не различить.


1978 г.   



Рисунок Владимира Ивановича Оберемченко, г. Макеевка