Охота пуще неволи

В семье заядлых охотников невозможно быть равнодушным к этой страсти человеческой. Не только мужская половина семьи, но даже женщины и дети заражаются ею. Я не был исключением. Особенно если учесть, что не смотря на слёзные возмущения мамы и бабушки, дед к Новому году и моему шестилетию подарил настоящее ружьё - «Тулку» шестнадцатого калибра. Я сутками не выпускал её из рук – чистил, смазывал, перекладывал с плеча на плечо, отпускал и подтягивал ремень. Перепачкал машинным маслом всю свою одежду и скатерти бабушки.

Моё стремление заставить ружьё «заговорить» заглушало все, ещё недавно бывшие желанными: интересы и увлечения. Я перестал играть с деревенскими мальчишками, кататься на лыжах и санках и даже слушать любимые сказки. Всё это теперь мне казалось не интересным, а главное недостойным мужчины. Бабушка, добрая душа, видела всё это и, не выдержав, сказала деду:

- Василий, ты загубишь мне внука. Он потерял интерес ко всему кроме ружья, даже ест как попало, второпях. Возьми его в лес, может он отобьёт охотку и угомонится наконец.

Так, благодаря бабушке Наталье Трофимовне, я впервые пошёл с дедом в лес, гордо неся на плечах убранное в чехол ружьё, ягдташ и подсумок.
Даже привычные ко всему селяне не скрывали своего удивления:

- Василий Иванович, неужели такого мальца уже возьмёшь на охоту? – и, не скрывая улыбки, с ехидцей говорили, – никак на медведя идёте?

Говорилось это без злобы. У деда не было ни сыновей, ни других внуков – я был единственной его надеждой на продление охотничьего рода.

Проведя со мной небольшие практические занятия, дед убедился, что я способен при выстреле удержать ружьё. Большего от меня пока и не требовалось. Коротенькие, но широкие лыжи, которые дед смастерил для меня, быстро скользили и хорошо держали на снегу. Вскоре мы вышли на поляну, где дедушка заранее нарубил молодых осинок – лакомство для зайцев. Невдалеке была сооружена удобная засада. Ждать пришлось не долго. Чуть наступили первые сумерки, как на поляну выскочил крупный заяц. Он привстал на задние лапы, вытянул шею и повертел ушами, затем сделал несколько высоких прыжков и скрылся в чаще.

Я был расстроен. Ещё бы, охота не удалась. Но дедушка приложил палец к губам – молчи. Вскоре по снежной поляне, сливаясь с ней, заскакало пол десятка белых ушастых комочков. На мгновение они притихли, но уже через минуту по примеру своего вожака весело грызли  кору нарубленных дедом осинок, стремясь держаться близко друг от друга. Лишь один, особенно удалой, прискакал ко мне так близко, что от неожиданности испугал меня. Живого-то зайца так близко (до него можно было, кажется, дотянуться ружьём) мне видеть не приходилось. Не сдержав волнения, даже не прицеливаясь, я выстрелил. Заяц высоко подпрыгнул, перевернулся в воздухе и упал, издав разрывающий душу крик. Бросив ружьё, проваливаясь в сугробы, я кинулся к моему зайцу. В судорогах его тельце ещё дёрнулось один раз, и он затих без движения. Схватив зайца за задние лапы, не помня себя, я побежал к деду.

- Дедушка, дедушка, я попал!
Окровавленный заяц лежал у дедовых ног, устремив в небо свои красные остекленелые глаза.
- Ну, с почином тебя, охотник. Только бежать за зайцем не нужно было. Зайцы выстрела пугаются, но не боятся и обязательно вернулись бы, если ты не поспешил вылезти из засады, да и добыча наша с тобой была бы по весомей. – Так мне был преподан важный охотничий урок.

Это был первый, но далеко не последний завет деда. В конце лета того же года мы пошли с ним на дальние урочища. Приближался охотничий сезон, и деду не терпелось проведать заповедные места – какой нынче ожидается охота.

Побродить в нетронутом лесорубами лесу, полному густых ароматов мокрой хвои вперемежку с острой приправой можжевеловых запахов и дурмана, исходящего от непроходимых зарослей черёмухи, несказанное удовольствие, особенно если всё это ещё тонет в сладком птичьем многоголосии. Прибавьте к этому ещё мой восторг от собственной значимости – ты охотник и плечо твоё натирает кожаный ремень настоящего тульского ружья, а вокруг пояса широкий патронташ с блестящими медью новенькими патронами, и волшебная картина мальчишеского счастья как живая предстанет перед вами.

Охота была ещё не разрешена, и целый день хождения по борам, заросшим папоротником, кустам дикой малины, когда, не успев вытащить ноги из цепких зарослей черничника, тут же попадаешь в объятия высокой по грудь гоноболи, как в наших местах называют голубику, - вконец утомили меня. Но признаться в этом я ни за что не хотел. Спасибо деду. Он и без моих слов видел, что я выбился из сил и держусь только на мальчишеской горделивости. Чуть заметно улыбаясь, дед скинул с плеча ружьё и, нарочито тяжело вздохнув, сказал:

- Умаялся я на этой жаре. Под горой течёт ручей с родниковой водой, а поблизости охотничий шалаш. Устроим привал да здесь и заночуем.
Воспрянув духом, я попытался убедить деда, что совсем не устал и готов идти хоть до утра. Но в душе боялся – вдруг он согласится, а сил у меня не было уже никаких. К счастью, деда не обманешь.
- Ты не устал, а моим ногам нужен отдых, да и ты отдохни, – голос деда едва доносился до моего сознания.

Присев под разлапистую ель, чтобы немного перевести дух, я тут же моментально уснул. Ярко пылал костёр, в котелке булькала вода, разносился далеко окрест ароматный запах вкусной похлёбки. Мои сапоги и портянки сушились, развешенные на кустах. Я даже не почувствовал, когда дедушка меня раздел.

Плотно поужинав и укрывшись от комаров в шалаше, мы слушали вечерне успокаивающие своей мелодичностью голоса птиц и с наслаждением пили приготовленный дедом терпкий, необыкновенной ароматный отвар корней и трав.

Мать деда была знаменитая, лечившая всю округу знахарка, получившая за своё ремесло медицинский диплом. Но это уже другая удивительная и трагическая история. Я расскажу о ней как-нибудь в следующий раз. А сейчас сон сморил меня, и дед аккуратно вынул из моих рук кружку с недопитой настойкой.

Разливаясь розовыми сполохами, ранняя утренняя заря просочилась сквозь кроны деревьев, осветила нашу поляну и через не завешенный вход влилась в шалаш. Сиянье было так ярко, что разбудило меня. Сон неведомо куда улетучился, и на смену ему приходило радостное возбуждение от предчувствия чего-то очень хорошего. Свет зари лёгкими вспышками радуги отражался в каплях росы, обильно покрывавшей тёмно-зелёные ветви елей. Свежий утренний ветерок бесшумно колыхал ветки душицы, отчего её запах, и так очень сильный, переполнял небольшое пространство шалаша, затуманивая сознание, усиливал сказочность всего происходящего. В осторожных потрескиваниях сушняка доносившихся с поляны мне стало мерещится приближение окутанного туманом неведомого существа что, по рассказам деда, появляется на ранней зорьке при стыке дня и ночи.

Неожиданно яркий свет погас, прервав мои размышления, и в проёме шалаша показались два горящих зелёным огнём глаза в ореоле стоящей дыбом густой шерсти. Из широкой пасти существа вырвался тяжёлый вздох. Я закричал. Несмотря на весь ужас мой крик походил больше на поросячий визг. Чудовищное мохнатое существо поднялось на две лапы, закрыв небо. Раздался оглушительный выстрел дедушкиной двустволки. Огромный медведь, кем оказалось это чудовище, всей своей тяжестью рухнул на шалаш, раздавив его, завалил нас остатками хвойных лап, жердей и прелой травы, кубарем скатился под гору и, с треском ломая кусты, скрылся в чаще. Дедушка первым выбрался из под обломков шалаша, а затем вытащил меня и долго ощупывал – целы ли мои ноги и руки. К счастью мы с дедом отделались, как говорится, лёгким испугом. Хотя, даже по истечению многих лет, я вспоминаю это с ужасом.

Когда волнение улеглось, и мы вытащили из-под остатков шалаша наши ружья, я получил от деда серьёзный нагоняй. Необычно сердитым голосом он сказал:

- Если ты и впредь не будешь не только слушать, но и исполнять то, что я тебе говорю, то ты не только не станешь охотником, но и распрощаешься с жизнью.
Я возмутился, не понимая в чём меня упрекают.
- Тогда скажи, куда должен быть направлен ствол твоего ружья? На выход или к изголовью?

Краска залила моё лицо, щёки горели. Я не знал куда деться от стыда. Дед ещё вчера напомнил мне, что ружьё должно смотреть в сторону откуда может быть опасность. Значит на вход. Дедушка потому и успел выстрелить, что ружьё его было под правой рукой, и ствол смотрел на выход.

- Тебе, наверное, не надо напоминать – на чём учатся дураки?
- На своих ошибках, – буркнул я.
- Но запомни. Далеко не всякую ошибку можно исправить!

Успокоившись, мы внимательно осмотрели пространство вокруг того, что ещё недавно было нашим домом, и обнаружили следы медведя, забрызганные кровью. Дедушка прошёл по ним метров двести и вернулся.

- Медведь серьёзно ранен и скорее всего заберётся в ближайшее болото – во мху и холодной воде унять боль.
- Да ну его! Пойдём скорее домой, – страх от пережитого не покидал меня.
- Тогда послушай. Вот тебе ещё один урок. Никогда не оставляй в лесу раненого зверя. Его поведение опасно для людей. Даже если он выживет, то всё равно будет помнить эту обиду и мстить людям. Настоящий охотник допустить этого не должен, если у него есть хотя бы малейшая возможность.

Пройдя по следам раненого зверя около километра, мы обнаружили медведя, забравшегося по горло в мокрую болотину. Деду хватило одного выстрела. Медведь был действительно огромный, и вытащить его двоим нам было не под силу. Рядом с ним мы вбили высокую вешку, а на следующий день дедушка запряг лошадь и с соседями вывез убитого медведя. Нам досталась его шкура, но я не очень радовался этому трофею – воспоминания были не слишком приятные для меня.

Когда слышу, как говорят: «Охота пуще неволи», понимаю это в буквальном смысле слова, без всяких иносказаний и аллегорий. А чем же ещё, скажите, она привлекает тогда мужчин и даже мальчишек? Ну, не фактом же убийства беззащитного существа!? Или может быть живёт всё-таки с диких первобытных времён в мужской половине человечества сознание того, что чтобы жить – надо убивать, в том числе и себе подобных? Как живёт оно в тигре, волке, рыси…

Вот моя бабушка, Наталья Трофимовна, милейшей души человек, греясь на солнышке, гладит, нахваливая, своего любимого котика Барсика, только что съевшего мышонка. И у обоих никакого угрызения совести. Сейчас ещё блюдечко парного молока ему нальёт.

Да это ещё что! На днях дедушка зарезал нашего поросёнка Яшку, с которым мы были неразлучны всё лето. Он даже дрался с собаками, защищая меня, и дважды был ими серьёзно покусан. Я плакал, отказываясь есть котлеты, зажаренные из яшкиного мяса. Хотя, правды ради, надо признаться, что на следующий день всё же съел их. Всё непонятное мучило мою душу. Мама часто ругала меня за то, что голова моя всегда забита не нужными фантазиями и выдумками.

- Ты имеешь привычку, – сердясь, говорила она, – почесывать правое ухо левой рукой.

Я пробовал – действительно неудобно. Но мне казалось, что «просто так» ничего не бывает. Обязательно должно быть что-то, что скрыто от нашего первого и чаще холодного взгляда. Во мне как наказание сидел зуд правдоискательства – неистребимая уверенность, что там где-то в глубине обязательно должен лежать сундучок с алмазами истины.

Выручал меня как всегда дедушка Василий Иванович. Он никогда не спорил со мной. Не говорил, что я несу несусветную чушь. Не долго помолчав, задумчиво поглаживая седую, аккуратно расчёсанную бороду, он начинал разговор со мной как с равным, как человек озабоченный той же проблемой, что и я. При этом удивительно умел находить нужные для меня слова. Так было всегда.

Но вот однажды мы с дедом возвращались с осенней удачной охоты на тетеревов. Погода была ясная. Красные сосновые боры купались в малиновых лучах заходящего солнца. Настроение было прекрасное. Дома ждал хороший ужин и приятные сердцу восторги бабушки.

Я, забыв об усталости, вприскочку бежал впереди деда и бросал камушки, стремясь попасть в выбранную цель – ведь я охотник.

На широкой еловой ветке сидела сойка, прячась за кустами, я подкрался к птице поближе и швырнул в неё увесистый камень. Бросок был точный. Сойка упала в траву, но была жива. Не подпуская меня к себе, она с большим трудом отрывалась от земли и, кувыркаясь в воздухе, отлетела в сторону чащи леса.
Всё это происходило на глазах у подошедшего деда.

- Дедушка, я настоящий охотник, – радостно закричал я. - Даже камнем могу сбить большую птицу!
Но он, будто окаменев, молча стоял передо мной и вдруг, так и не проронив ни слова, закатил мне звонкую оплеуху. И это был дед, который никогда и пальцем не тронул меня!
- Ты злой и бездушный человек, – слова его были произнесены жёстко, даже сурово. – Что тебе плохого сделала птица? За что ты её обидел, а возможно даже и ранил? Можешь ответить?

Обида яростным огнём вспыхнула в моей груди. От деда, самого мудрого и справедливого человека, я мог ожидать всего, что угодно, но не этого.
- Меня бранишь, а у самого целый ягдташ убитых тетеревов!

Ослеплённый дикой, как мне казалось, несправедливостью, я готов был разреветься. Но спокойный голос деда остановил меня:
- Господь создал живых тварей, чтобы они служили человеку, были помощниками ему как собака и лошадь, или пищей как лесные звери и птицы. Но убивать и калечить их ради минутного удовольствия не только грешно, но и преступно. Заруби себе на носу!

Этого краткого, но сурового разговора хватило мне надолго. Надеюсь, навсегда.
Трудный день закончился. Перевёрнута ещё одна страничка в книге познания.
Солнце за нашими спинами садилось за дальний лес, тени сосен становились всё гуще и длиннее. Плотно прижимаясь к земле, они ложились на неё мягким ночным одеялом. Но впереди в закатных лучах ещё ярко горели весёлые кудрявые облака, предвещая завтра ясный погожий день. Обида незаметно улеглась – сделан ещё один шаг к взрослению.

2021 г.