Чуть не было!

                Если бытие определяет сознание, то сознание студента определяется общебытием, т.е. общежитием. Этот улей со всей иерархией и правилами сосуществования  завершает формирование личности. Еще кипят страсти переходного возраста, вырывания корней из грунта семьи и пересаживания себя в почву общественной жизни. А почва эта сдобрена мелкими интригами, первой дегустацией горячительных напитков с использованием тары для популярной
студенческой игры  в «бутылочку». Правила примитивны до инстинктов, участник раскручивает на полу пустую бутылку, и этот импровизированный компас определяет объект внезапно возникшего притяжения, сдобренного выигранным поцелуем. Это чувство редко становится хроническим, но временно затуманивает гормональное зеркало, заставляет сердце учащенно биться, щеки краснеть. А это так украшает юность!
      Обитательницы комнаты № 6, студентки первого курса мединститута  пробовали жить самостоятельно с борьбой противоположностей. Тело рвалось из застежек крепдешиновых кофточек, юбки поднялись выше еще заостренных коленок, а мозг, благодаря чтению  романов, застрял на рубеже веков и отстал от практически оформленного тела. Ожидание принца на белых  «Жигулях» осложнялось тем, что в мединституте статистика была не в пользу барышень. И спешить пока было некуда. К курсу четвертому начинается брачная лихорадка, поскольку шанс получить заветную печать тает с каждой сессией. А тут еще прямая зависимость «проштампованности» паспорта с будущим распределением.
           В столице, помимо «блатных», которых уже ждали  диссертации, написанные родителями, как подарок к окончанию института, оставляли только «окольцованных», вернее, «проштампованных» выпускников, остальным грозило пальпировать брюшные стенки доярок, трактористов, а если повезет, и председателей колхозов близких и далеких деревень. Рассматривалось и направление по системе Министерства путей сообщения, т.е., в любой участок необъятной Родины, куда ведут железнодорожные шпалы. Конечно, получившие такие путевки в сторону Камчатки или Курильских островов, приезжали «на побывку» с рассказами о плохо контролируемых несметных морских богатствах Отечества. В подсобках убогих домишек  поморов на полках стояли не трёхлитровые банки консервированных огурцов, а такие же
емкости, забитые отборной соленой красной икрой. Несмотря на притягательность дефицитного для остальной части социалистической суши лакомства, «декабристы по распределению» при первой возможности покидали ненасиженные места и возвращались к плавленым сыркам, селедке и трехлитровым банкам соленых помидор.
             Представление юных медичек о любви было еще весьма расплывчато. Преобладали теоретические знания с попыткой сопоставить свои знания о «таинстве» любви с такими неромантичными представлениями о строении органов взаимопритяжения полов, физиологии процесса и унизительным сравнение  гомо сапиенс с другими приматами. Вечерами, когда мозги буквально выпирали из черепной коробки, явно не приспособленной к такой скорости наполнения знаниями, приглушенный свет настольной лампы располагал к откровениям, рассуждениям и обмену скудным, но таким дорогим, опытом.
          - Девчонки, никак не могу понять, куда девается  язык, когда целуются?- эта классическая мысль занимала юные головы. Варианты ответов соответствовали крепкому «неуду» старшекурсниц, а воспоминания о первом школьном опыте не свидетельствовали об особом удовольствии – слюни, покусанные губы надолго запечатлелись в памяти. Оставалось запастись терпением и ждать.. О взаимодействии других частей тела в процессе любви было даже страшно подумать.
           Постулат этапов познания в эру материализма состоял из «живого созерцания, абстрактного мышления, а потом – практики». Живое созерцание не заставило себя  ждать. У Галки на первом курсе появился «парень». Ничего перспективного, студент «политеха». Перейти широкий проспект и можно вдоволь нацеловаться на скамейках  столетнего парка. Конечно, куда более удачным считалось «закадрить» старшекурсника  или аспиранта, но на худой конец, можно  дрессировать мужа со «щенка».
   Галка приходила в общежитие  румяная, возбужденная, наполненная тайной познания. Держать это в себе было  невозможно, кое – как расправившись с освоением скучных параграфов учебников, девчонки усаживались за стол, вооруженные бутербродами с переданным родителями вареньем, и Галка «давала интервью», эту ежедневную исповедь возможной первой в их комнате грешницы. Все до деталей, как встретились, как обнимал, как поцеловались. Когда рассказывала, что язык вполне находит определенное место,  девчонки слушали с  открытыми ртами, а варенье  с бутербродов  стекало на руки или на скатерть.
       Через некоторое время Борис стал захаживать в гости. Вел себя  скромно, приносил печенье или «тошнотики», дешевые пирожки с ливером, студентки оживлялись, прихорашивались  и весело проводили время, надеясь на наличие друзей у Бориса. Отбить не пытались, еще не достигли того коварного возраста «последнего шанса», но определенный опыт кокетства и заигрывания уже закладывался в их юные души и тела.
       Ночь в общежитии – это шорохи, шепоты и вздохи, преимущественно по углам и закоулкам, перенаселенность комнат - гарантия сохранения  нравственности,  даже местным редко удавалось законсервироваться в комнатах противоположного пола на ночь. А о «пришельцах» и говорить не приходится, половозрелые и битые жизнью  «дозорные» бабушки ампутировали подобные замыслы уже на входе.
               Но в этот вечер Боря, оставаясь незамеченным, засиделся у девочек допоздна. Ничего не оставалось, как оставить его на ночь. Смущаясь, Тоня и Аня заняли лежачие места, не раздеваясь. Галка с Борей, похоже, вообще решили провести ночь, сидя на кровати. Темнота и тишина сделали свое снотворное дело, комната наполнилась ровным дыханием Тони и Ани. Но поспать до утра им не удалось, обеих  разбудил приглушенный голос Галки: «Бога!». Она картавила и именно так произносила это неудачно попавшееся ей имя, было понятно, что она нейтрализует разведывательные действия Бори. Но  после нескольких «Бога!» послышались новые непонятные звуки. Времена «дормео» и «венето» еще не наступили, а кровати с
металлическими сетками предательски передавали звуки ритмичного общения пары.               
             Невольные  слушатели этого спектакля, неискушенные в мелодике разнополых  дуэтов, затыкали уши  пальцами, накрывались подушками и одеялами с головой, но гул надвигающегося на них паровоза преследовал  практически всю ночь. Только перед рассветом, измученные напряжением ночи, обе заснули тяжелым сном.
            Утром, проснувшись, они не застали Борю в комнате, невыспавшаяся Галка с опухшими красными  глазами пыталась с помощью румян и пудры придать себе нравственный вид. Девочки выглядели не лучше, массовка тоже весьма поистрепалась за ночь. За завтраком долго не решались начать разговор, внимательно изучали содержимое чашек с чаем и сосредоточенно жевали остывшие Борины «тошнотики».
Наконец, Галка прервала неловкое  молчание:  Ой, девчонки, не пгедставляете, какая была ночь! У меня с Богькой чуть не было! Я еле устояла, но ничего себе не позволила! Умгу, но не дам поцелуя без любви, а остальное – только после свадьбы!
На занятиях Тоня и Аня были очень невнимательными, обе думали, если у Галки с Борей «чуть не было!», то что же тогда «было»!