de omnibus dubitandum 139. 10

ЧАСТЬ СТО ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ (1972-1974)

Глава 139.10. ТЛЯ…

    Что было делать с диссидентами? Их, конечно, давили, а, с особо непокорными расправлялись жестоко и беспощадно. И все же репрессии выглядели так, словно у тех, кто их проводил, дрожали колени.

    О сталинской массовости репрессий не могло быть и речи — не потому, что подручные Андропова были добрее подручных Ежова и Берия, а потому, что они не могли отделаться от чувства моральной неполноценности по сравнению со своими жертвами.

    Для массовых репрессий нужна масса закаленных "рыцарей революции", верящих, что свое грязное дело они делают ради великой цели. Отсутствие праведной цели лишает энергии самых закоренелых палачей. Тупик, в котором оказалась система, лишал твердости ее стражей.

    Кроме того глава КГБ Юрий Андропов и другие руководители понимали, что с идеями нельзя бороться только грубой силой. Им нужно противопоставить идеи. И поскольку ортодоксальный марксизм-ленинизм уже не работал, был взят курс на поощрение "патриотов".

    Сперва их покровителем называли члена Политбюро Юрия Полянского. Это он обеспечил поддержку графоманским романам Ивана Шевцова*, по оценке избранного народа, пионера нацистской литературы послесталинского времени.

*) ШЕВЦОВ Иван Михайлович (?) (9 сентября 1920, Гомельская губерния, РСФСР — 17 января 2013)(см. фото) — советский и российский писатель.
Родился в бедной многодетной семье. Ещё будучи учеником 6-го класса семилетней школы, активно сотрудничал в шкловской районной газете. Окончил Саратовское училище погранвойск.
Участвовал в советско-финской и Великой Отечественной войне, был командиром разведывательно-диверсионного отряда. Подполковник, при демобилизации получил звание полковника запаса.
После войны сотрудничал с рядом изданий, работал в журнале «Пограничник», в газете «Красная звезда», собкором «Известий» в Польше, Болгарии. Окончив Литинститут (1952), работал заместителем редактора газеты «Советский флот» и журнала «Москва» (с 1957). С 1950-х годов начинает писать и публиковать свои романы. В 1958 году Воениздат опубликовал две книжки рассказов Шевцова — «Старые знакомые» и «Сильные люди».
Несмотря на значительное число изданных книг, членом Союза писателей СССР Шевцов смог стать лишь в 1979 году. До середины 1990-х годов возглавлял Общественный совет УВД Московской области, позднее оставался его членом.
В 1997 году 77-летний писатель женился на литературоведе, докторе филологических наук Л.И. Щеблыкиной (Шевцовой), дочери литературоведа И.П. Щеблыкина.

    «Тля» — наиболее резонансный текст Шевцова — был написан в 1949 году, но тогда опубликовать его не удалось. В 1964 году этот «роман-памфлет» вышел в свет в издательстве «Советская Россия». В издании «Soviet and East European Abstracts Series» сказано, что роман «Тля» «вызвал литературный скандал в Москве ввиду грубых нападок автора на мир искусства».

    Действие романа разворачивается в среде художников, которую писатель хорошо знал. Появление этой книги в продаже вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Впервые в советской литературе появилась книга о подрывной деятельности идеологического подполья космополитов и сионистов.

    За этот роман Шевцов подвергался ожесточенной травле со стороны еврейских и космополитических кругов. Первыми начали наступление на писателя радиостанции «Голос Израиля» и «Голос Америки», которые оповестили мир, что в СССР впервые при советской власти издан антисемитский роман. При этом в книге ни разу не упоминались слова «сионизм» или «еврей», так что формально придраться было не к чему.

    Молодой писатель показал идеологическое противостояние в стане художественной интеллигенции патриотов и космополитов. Острая полемика по вопросам искусства, которая всколыхнула всю страну в конце 50-х годов, как в зеркале отразила многие другие проблемы, от решения которых зависела дальнейшая судьба нашего Отечества. Принять «эстетику безобразного», принесенную с Запада люмпен-интеллигентами, означало не только отказаться от нравственно-духовных основ русской культуры, но и сдать позиции в политических и экономических сферах жизни.

    Государственно мыслящие люди это прекрасно осознавали. Шевцов первым высказал вслух то, о чем перешептывались в кулуарах многие честные, но робкие интеллигенты, не решаясь открыто обсудить давно назревшее и наболевшее, боясь получить клеймо «антисемита».

    Писатель в концентрированной обобщенной форме показал опасность умственных шатаний, вред политически запрограммированного разномыслия, конечной целью которого было разрушение Советского Союза, а затем и России.

    Шевцов пророчески предупреждал общественность о кознях немногочисленной, но влиятельной прослойки «творческой» космополитически настроенной интеллигенции, которая через средства массовой информации навязывает обществу те или иные эстетические стандарты. Мертвой хваткой сковывает она живое, истинное начало народно-национальной жизни, сосредоточив в своих руках нити управления общественным мнением.

    Символично и обозначение этого явления, вынесенное в заголовок романа. В названии подчеркнут дух разложения, нравственной проказы, который, искусно маскируясь, проповедуют носители тлетворного начала. Задолго до так называемой перестройки Шевцов прозорливо разгадал стратегию и тактику враждебных действий «агентов влияния» в нашей стране.

    После выхода романа в свет имя Шевцова стало известным. Стало ясно, что свет увидело произведение немыслимое прежде в советской литературе, с сильным, ярким пафосом обличающее зло. Изображенный мир идеологических интриганов и мошенников был выписан так выпукло и ярко, что космополитствующие «мэтры», выведенные на свет Божий, теряли свою камуфляжную форму.

    Будь роман слаб в художественном отношении (а об этом прежде всего говорили так называемые критики), он не подвергся бы столь шумному шельмованию и не снимался бы с библиотечных полок.

    Параллельно успеху романа возрастало сопротивление оппонентов, особенно из числа критиков известного направления. Они решили нанести удар «на поражение». Почти все космополитические газеты и журналы Москвы открыли шквальный огонь не столько по роману, объявленному ими вне литературы, сколько по автору.

    Так как фактов антисемитизма в произведении найти не удалось, то обвинять решили в клевете на интеллигенцию, в попытках писателя поссорить ее с народом. Книгу скупали и сжигали.

    Две тысячи экземпляров сожгли во дворе Московской синагоги.

    В библиотеки дали негласную команду не выдавать читателям «Тлю». Из писателя сделали изгоя, создав вокруг него глухую блокаду. Влиятельные силы из числа героев его романа выполнили свою угрозу: опытный журналист и публицист, Шевцов в течение шести лет не мог опубликовать ни одной строки. О приеме в Союз писателей автора уже трех романов не было и речи. В писательскую организацию он был принят лишь через пятнадцать лет, издав к тому времени уже восемь романов.

    С тех пор отношение к Шевцову и его роману в общественно-литературных кругах стало своеобразным барометром, определяющим уровень национально-патриотического и гражданского самосознания. Кто-то, пугливо озираясь, пожимал в темных коридорах руку и говорил: «Мысленно мы с вами!», а кто-то поспешил откреститься от знакомства с опальным писателем.

    Для писателя наступили тяжелые времена, но он продолжал упорно работать. За шесть лет после выхода «Тли» он создал два романа: «Во имя отца и сына» и «Любовь и ненависть», в которых продолжил тему «Тли», но с большей откровенностью, глубиной и остротой. Оба романа вышли в свет одновременно - в 1970 году. По этому поводу, прочитав «Любовь и ненависть», М.А. Шолохов заметил: «Пытались съесть, но не съели. Орешек оказался не по зубам».

    Это был совершенно неожиданный ответный удар Шевцова по врагам Отечества, в стане которых возник переполох. В ход пошли злонамеренные обвинения писателя в клевете на советскую действительность: мол, в стране нет ни наркомании, ни проституции.

    Но в романах была не только острая правда современности, точность оценок, но и пророческий взгляд в будущее. Поэтому главным предметом его повествования всегда были вопросы общественно-политического и исторического содержания. Гражданско-публицистический пафос составил основу художественных романов Шевцова. Редкий для современной литературы синтез высокого патриотизма, яркой образности, публицистичности.

    «В начале 50-х годов я предложил роман издательству «Молодая гвардия» и нашел там поддержку. Со мной заключили договор, и рукопись романа была отправлена в набор… Одновременно роман был принят в ленинградском журнале «Нева». Но неожиданно, как это нередко случалось, идеологический ветер подул в другую сторону.

    Рукопись романа возвратили автору «до лучших времен», в наступление которых я не очень верил и положил роман в свой архив, где он и пролежал 12 лет. …Неожиданно сверкнули «лучшие времена»: Хрущев в центральном выставочном зале «Манеж» произвел разнос художников-модернистов. Вечером мне позвонил Вучетич и приподнятым голосом сообщил «грандиозную новость»: о выступлении Хрущева в «Манеже».

    — Подробности лично! — возбужденно сказал он. — У меня сейчас Герасимов, Лактионов и другие товарищи, мы только что из «Манежа». Немедленно приезжай. У тебя же есть роман о художниках. Сейчас он ко времени.

    У меня в это время была высокая гриппозная температура, и поехать я не мог, но напоминание о «Тле» принял к сведению. Извлек из архива рукопись, быстро написал эпилог и дня через три с рукописью зашел к директору издательства «Советская Россия» Е. Петрову, который слушал речь Хрущева в «Манеже», и попросил его лично прочитать роман. На другой день мне позвонил Петров, сказал, что роман прочитал и пригласил приехать заключить договор.
                — Иван Шевцов. Предисловие к роману «Тля»

    Когда роман появился в продаже, первыми загалдели зарубежные голоса: «Голос Израиля», «Голос Америки» и прочие. Это послужило сигналом для советской печати, значительная часть которой находилась под влиянием сионистов. Создавалось впечатление, что кто-то влиятельный подал команду: «Ату его!..». И критики начали стрельбу «на поражение», притом целились не столько в роман, сколько в автора с циничными, разнузданными оскорблениями.

    Обвинения были типичными для сионистской критики: роман выносился за пределы литературы, как сочинение нехудожественное, идеологически вредное; попытка поссорить интеллигенцию с народом, словно творческая интеллигенция не входит в состав народа.

    Один из апостолов сионизма Илья Эренбург специально заявился в стенах Литературного института им. Горького и выступил перед студентами с истеричной речью.
Брызжа ядовитой слюной, он вопрошал: «Могу себе представить, что о нас подумает рядовой рабочий, прочитав этот опус?!»

    Роман написан достаточно своеобразным языком, однако в целом дает достаточно полное представление о кулуарной жизни столичной художественной тусовки того времени, то есть ценен скорее как публицистика, как документ эпохи, а не как полноценное художественное произведение. По стилистике изложения можно было бы смело отнести его к производственным романам, если бы только там было производство.

    Но основная его тема — сплетни, интриги, страсти по поводу рецензий, отзывов в книге посещения выставок, субъективные оценки выведенных под псевдонимами личностей, «компромат» (изданная тиражом 500 экземпляров неудачная ранняя автобиография художника Барселонского, которые стремились выкупить его поклонники), бракоразводные истории, обличение некомпетентных журнальных критиков и прочее подобное.

    Неудивительно, что всем этим роман взволновал и привлек к себе повышенное внимание прогрессивной художественной интеллигенции, получившей от его автора собирательный эпитет «тля» в добавление к тому, что о ней сказал Хрущев.

    Роман «Тля» стал своего рода поворотной вехой в биографии Шевцова. Вскоре он был уволен из журнала «Москва», и его карьера журналиста (но не литератора) на этом завершилась. Затем военный пенсионер Шевцов продолжил литературную деятельность; был участником позднесоветских неофициальных кружков русско-националистического толка.

    Отдельными критиками книги Шевцова рассматриваются как ксенофобские и антисемитские. В первую очередь, это относится к роману «Тля». Николай Митрохин — историк и обществовед, автор монографии о т.н. «русской партии» — пишет, что книги Шевцова «основаны на антисемитском мифе», а также популяризируют производную легенду о «кремлёвских жёнах» (имеющих реальную или предполагаемую еврейскую этничность).

    Литературный критик Алексей Колобродов характеризует Шевцова как «славного некогда ретрограда с устойчивой репутацией антисемита». Историк Игорь Курляндский называл Шевцова принципиальным антисемитом. В то же время у Шевцова есть и защитники. Как писал Олег Кашин, сам Шевцов считал себя не антисемитом, а «борцом с сионизмом».

    В Краткой литературной энциклопедии роман Шевцова «Тля» упоминается в статье «Пасквиль». Согласно КЛЭ, «Тля», где «представители советской художественной интеллигенции подверглись обвинению в аморализме, подлогах, плагиате и т.п.», встретила — как и другие попытки создания литературных пасквилей — «возражения советской общественности и печати».

    Партийный идеолог Александр Яковлев в известной статье «Против антиисторизма» (1972), говоря о неприемлемости «нигилистического отношения к интеллигенции» (которое, по Яковлеву, основано на неправильном понимании социалистического прогресса), упомянул «истерические писания» Ивана Шевцова.

    Ицхак Брудный, израильский историк и политолог, упоминает «Тлю» и характеризует её как «оголтело антиинтеллектуальный сталинистский роман» (англ. rabidly anti-intellectual, Stalinist novel). Согласно воспоминаниям самого Шевцова, положительно отозвался о «Тле» помощник Л.И. Брежнева Виктор Голиков в 1970 году: «проблемы в „Тле“ подняты наболевшие, и о них надо говорить во весь голос».

    По мнению доктора филологических наук, профессора Тверского государственного университета Владимира Юдина, романы Шевцова — это «остросюжетное, психологически углублённое философское повествование о многострадальной судьбе России в роковом для неё двадцатом столетии».

    Николай Митрохин цитирует высказывание Сергея Семанова: «В отличие от своих скучных книг, Шевцов очень живой и интересный человек». Однако Семанов также заявлял, что «патриотическая страсть и прямота [романов Шевцова] с лихвой перекрывают эстетические изъяны». Литературный критик Владимир Бондаренко отмечает, что в романах Шевцова «много полемики, остроты, социальности, но не хватает художественного дыхания».

    Сергей Семанов писал, что в произведениях Шевцова «Любовь и ненависть» и «Набат» «разоблачалась подрывная деятельность западных спецслужб и сионистского подполья» в СССР, «раскрывался паразитизм и антирусский характер космополитической интеллигенции и её покровителей в ЦК КПСС».

    Олег Кашин писал, что не сомневается — Шевцов «всегда делал то, что диктовала ему его совесть». При этом Кашин называет Шевцова «маньяком, помешанным на жёнах-еврейках и прочих щупальцах мирового сионизма». Позже, в некрологе Шевцову, Кашин назвал Шевцова «самым деятельным и, каламбур, креативным оппонентом шестидесятнического креативного класса», отметив, однако, что Шевцов остался в советском обществе маргинальной фигурой, не оказавшей серьёзного влияния

    Полянский был выброшен из Политбюро, ибо "не сработался" с Брежневым. Казалось бы, "патриоты" должны были утратить часть своего влияния. Однако происходило обратное.

    В художественной литературе, критике, исторической науке, литературоведении, философии, изобразительном искусстве — словом, во всех областях культуры стала выделяться постоянно расширявшаяся группа, чья идеология сочетала в себе три основных элемента — сталинизм, антисемитизм и так называемый "возврат к национальным корням".

    Лидеры этой группы хорошо известны по их произведениям. В поэзии это Станислав Куняев, Феликс Чуев, Вадим Кузнецов; в прозе вслед за Шевцовым появился Валентин Пикуль, Владимир Чивилихин, позднее к этой группе примкнул талантливый, но исписавшийся Василий Белов, еще позднее — Виктор Астафьев и Валентин Распутин; в живописи естественно, Илья Глазунов, ухитрявшийся быть личным другом главного идеолога партии Михаила Суслова, почти открыто работать на КГБ и, слыть полудиссидентом (это под его крылом возрос Дмитрий Васильев, который теперь уличает своего недавнего патрона в недостатке патриотизма, потому что на какой-то его картине древнерусский воин держит мечь острием вниз, а не вверх); {Магнитозапись. Архив С.Е. Резник} в критике, истории, литературоведении это Вадим Кожинов, Петр Палиевский, Виктор Чалмаев, Николай Яковлев, Михаил Лобанов, Дмитрий Жуков, Сергей Семанов, умерший Юрий Селезнев, Юрий Лощиц, Виктор Петелин, Анатолий Ланщиков и многие другие.

    Эта компания сперва захватила журнал "Молодая гвардия", затем "Наш Современник" и "Москву", она же прибрала к рукам издательства "Современник" и "Московский рабочий", некоторые книжные редакции издательства "Молодая гвардия" (поэзии, фантастики и приключений, серии "Жизнь замечательных людей" и некоторые другие) и вела наступление по всему фронту, изобличая западников, либералов и "сионистов".

    Со временем позиции этого движения усиливались. Нигде они не получали отпора, зато быстро обрастали искренне и неискренне сочувствующими, тогда как несогласные не могли продраться сквозь колючки цензуры.

    Те, кто во времена Брежнева так настойчиво наполнял мехи коммунистической идеологии пьянящим нацистским вином, продолжают активно работать в науке, литературе, искусстве, занимают кафедры, крупные административные и партийные посты. Они утратили такую важную трибуну, как "Огонек", но в их руках остаются многие центральные и местные издания. Опасность, исходящая от осмелевших благодаря гласности либералов, лишь сплачивает их. Никто из них официально не является членом "Памяти", так что удары, наносимые этому объединению, в основном бьют мимо цели.