Сон

Посвящается молодому человеку из прошлого, Саше. Который болен буквой “И”.


Сон, глава 1-ая.
All around me are familiar faces
Worn out places, worn out faces
Bright and early for the daily races
Going nowhere, going nowhere
The tears are filling up their glasses
No expression, no expression
Hide my head, I wanna drown my sorrow
No tomorrow, no tomorrow
And I find it kind of funny, I find it kind of sad
The dreams in which I'm dying are the best I've ever had
I find it hard to tell you, I find it hard to take
When people run in circles it's a very, very
Mad world, mad world
                Mad World
                Michael Andrews
                Из плей-листа Терезы.
I
-Почему она говорит так медленно?
Вот первое, что я услышала, придя в сознание в жёсткой, воняющей как одежда из секонд-хенда, постели.
Это сказал Вики. Его голос звучал так странно привычно в этой незнакомой обстановке… Окружающее давило своей белизной и… стерильностью. Больница.
-Тереза! Ты слышишь…
-Тише, Вик! - нежный, растроганный шёпот. В голосе стоят слезы. Мама.
-Здесь нельзя кричать. Твоя сестра еще очень слаба.
Глаза братика широко раскрыты, он испуганно переводит взгляд с мамы на меня, снова на стоящих по обе стороны от него родителей. Что случилось? Что это они на меня так смотрят?
 ***
Крупные частые капли внезапно усилившегося дождя барабанят по грязному окну автобуса. Устало прислоняюсь щекой к стеклу. Оно оказывается приятно прохладным в духоте автобуса. Людей мало, но включившие по случаю непогоды печку, пожалуй, перестарались. Нервная маленькая ручка дергает за рукав:
-Отлепись ты от окна! Оно же грязное! - ядовитый шёпот больше всего напоминает шипение змеи.
Выдыхаю. Устало откидываюсь назад. Со дня “инцидента” мама стала жёсткой и нервной. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот, и ей следовало холить и лелеять дочь, которая еще чуть-чуть и… Если бы она не пришла с работы раньше обычного, сейчас не на кого было бы шипеть.
От собственных мыслей тошно. Возможно, она права, и я просто избалованный и эгоистичный ребёнок. Хмм, ребёнок. Не могу представить какого это, в один из обычных будних дней вернуться домой и найти своего «ребенка», накаченного таблетками и с выступающей пеной у рта.
Образ себя в состоянии полусмерти вырывает из-под тесно сжатых губ нервный смешок. Мама вздрагивает от этого и украдкой, уголком глаза, наблюдает за мной. Порой кажется, что она меня боится.
Автобус наконец останавливается на нужной нам остановке. Дождь только усилился. Это уже даже не дождь, а один сплошной, непрерывный поток холодной воды, что несвойственно для этого времени года, всё-таки лето на дворе. Но я рада. Как радовалась всем пасмурным дням, зачастившим на этих каникулах. Ура ливневым дождям! Ура бесполезным зонтам! Мне показалось, что мой зонт опасно прогнулся под тяжестью мгновенно набравшейся на его поверхности воды. Такое вообще возможно? Хи-хи. Хорошо, что под шумом разбушевавшейся стихии мама не услышит моего хихиканья. Не хочу ее пугать. Не хочу причинять вред. Я виновата перед всеми, но больше всего перед ней. Поэтому мы и продираемся теперь по щиколотку в воде, вода бьёт со всех сторон, и это даже не ветер, а уже целая дождевая волна отбрасывает нас рывками, в сторону от взятого пути. Ненастье или предупреждение с выше? Но это не имеет значения. Мне не куда отступать, даже если эта частная клиника, с подозрительно радужным названием, (как и у всех психушек и тюрем), “Надежда”, окажется хуже, чем уже сложившийся образ в моем пропитанном всевозможными хоррорюгами воображении. Но естественно, у реальности были припасены сюрпризы и для моего больного воображения.
Насквозь промокшие и замерзшие, мы с мамой стоим под навесом превратной сторожки. Виновато смотрим на лужицы, быстро собравшиеся под нами на выложенной большими каменными плитами дорожке. Проверив направление врача, (которое потребовали, стоило нам только подойти к воротам), охранник в сторожке окидывает нас, словно мы щенки продрогшие, насмешливым взглядом сверху вниз. Да как он смеет! Медленно, клетку за клеткой, меня охватывает ярость. Его мерзкая ухмылка, кривые зубы, покрытые толстым слоем желтизны, и вся его сущность... От нее словно несет непереносимой вонью. Вонь настолько сильна... Подозреваю, что она существует только в моем воображении. Тело начинает пробивать мелкой дрожью, но уже не от холодной, липкой влаги. У беспричинной ярости всегда есть причины, просто остальным они кажутся мелочью. Хорошо, что никто этого не заметил.
Пока охранник даёт указания маме куда идти дальше, дождь ослабевает, и вот и вовсе от него остаются только редкие, запоздавшие капли. Естественно, ливень прекратился, стоило нам перешагнуть скрипучую калитку огромных, медных ворот. Вездесущий закон «справедливости» работает без исключений.
- Хорошая новость. На стенах нет колючей проволоки.
- Ты что-то сказала? – отстраненное выражение на ее сером лице пугает. Лучше уж пусть снова злится. За эту неделю она сильно осунулась, появившаяся на макушке седина больше не волнует эту прежде внимательно следившую за собой молодую женщину. Прежде молодую. А чернеющие под усталыми глазами синяки заставляют задаться вопросом, когда она в последний раз спала. Еще чуть-чуть и в клинику можно положить нас обеих.
-Мам, прости меня.
-Тебе здесь помогут.
Мы идём по широкой дороге из каменных плит по обе стороны которой высоко возвышаются многолетние сосны. Слева от аллеи тянется длинная белая стена, похожие на нее обычно окружают по периметру военные базы. С другой стороны сияют, омытые после дождя, аккуратно постриженный газон и клумбы с разноцветными цветами. Цветочки… Видимо они должны радовать глаз. За ними расположились, длинные и низкие, здания клиники. На окнах стоят решётки, (не хорошая новость).
В общем, мы быстро добираемся до главного здания, территория клиники оказалась довольно не большой. Крупные буквы над входом гласят: НАДЕЖДА - РЕАБИЛИТАЦИОННЫЙ ЦЕНТР ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ БУДУЩЕГО. Новый верзила из секьюрити любезно сообщает, что посторонним вход воспрещен. Я беспомощно оглядываюсь на мать, но она, к моему полному изумления, ничем не выразила возражения. Обнимаемся.  И я, с лямкой пузатого рюкзака в одной руке и ручкой от чемодана в другой, остаюсь смотреть как ее ссутулившаяся и сжатая в себя фигурка быстро шагает прочь, не оглядываясь назад.
Почему-то дальнейшее вспоминается смутно, я словно видела все со стороны, и все происходящее было на самом деле не со мной. Войдя в здание, я обнаружила себя в просторном и холодном холле, больше напоминающем лобби в дорогих гостиницах, чем приёмную клиники. Неизвестно откуда появились приветливые лица, подхватившие меня и мои вещи куда-то на вверх, потом вниз, по неотличимым одна от другой коридорам. Особенно смущал тот факт, что вокруг везде царила тишина, казалось, я была единственной пациенткой здесь. В конце нашей молниеносной пробежки по коридорам и перемычкам, меня впустили, или точнее, учтиво пихнули, (я, кажется, сопротивлялась?) в кабинет глав врача “Надежды”.
 
-Проходите Тереза, располагайтесь.
В груди поднимается восторг при виде неожиданно открывшейся перед взором панорамы: вольный простор омытых дождем зелёных долин, окаймленных позади живописными нагромождениями синеющих гор. Но как же? Ах, да… Вся задняя стена выполнена из прозрачного стекла. В кабинете меня встречает мужчина. Он разглядывает пейзаж за стеклянной стеной, стоя спиной ко мне. Немного свыкнувшись с удивительным зрелищем, я спешу последовать словам врача и сажусь в ближайшее кресло. Блаже-е-енство... Кресло оказалось не слишком твёрдым, но и не таким мягким, что можно в нем провалиться. Я неосознанно раскидываюсь на нем, и только теперь чувствую, как все мои мышцы были напряжены, а теперь буквально поют от наслаждения. Если бы только не промокшая насквозь одежда, которая противно липнет к коже, то...
- Вас встретила непогода. - вырывает меня из состояния релаксации голос врача.
Глава клиники представлялся мне заумного вида старикашкой с аккуратной бородкой. Но на его месте оказался еще достаточно молодой мужчина высокого роста и крепкого телосложения. Когда он наконец обернулся, становится ясно, что если и совершена ошибка, то только во времени. У него были все перспективы превратиться в заумного старикашку уже лет через двадцать. Задумчиво потерев коротко стриженную бородку, он медленно произносит:
-Чудесный вид, не правда ли?
Интересно, он всегда начинает беседу с новоприбывшими пациентами со слов о погоде и о виде из окна? Выдавливаю:
-Да.
-Вам нравится? Хорошо, Тереза, потому что в этом месте мы хотим, чтобы вы прежде всего чувствовали комфорт и уют. Хочу сразу вас заверит — это не клиника и не лечебница.
Он делает паузу и смотрит на меня, видимо в ожидании возражений. Продолжаю молча сидеть.
— Это удивительное место, не побоюсь этих слов, убежище для молодых и потерянных. Да, вы вскоре и сами убедитесь в том. “Надежда” принимает не всех, отнюдь.
И что-же это значит? Видимо, довольный моим заинтригованным видом, он продолжил:
-Вы не найдёте здесь людей старше меня, как ни среди персонала, так и ни среди посетителей. – сделал он особое ударение на последнем слове. – “Надежда" притягивает только молодых и сильных, и, как не парадоксально, проявляющих девиантные наклонности людей.
-Я не сумасшедшая! – при этих словах вырывается у меня. – Я знаю, что все ваши пациенты так говорят, но то, что сделала я, была акцией протеста, борьбой за справедливость...
-Я ознакомлен с вашей историей болезни, Тереза. И я не считаю попытку самоубийства... таким изощрённым способом, благородной борьбой за справедливость.
Мне хочется возразить, но он повелительным жестом заставляет меня сглотнуть свое возмущение и продолжить слушать.
-Обещаю вам, позже мы обязательно об этом поговорим. Все-таки именно поэтому мы здесь и находимся. Чтобы помочь вам разобраться в себе. Но сейчас мой долг объяснить вам правила этого особого места, уникального в своём роде, пристанища.
-Правила?
-Да. И должен вас предупредить, они суровы и, мягко говоря, неординарны.
Тут он замолкает и в несколько широких шагов чрезмерно длинных ног достигает противоположного угла просторного кабинета. Там стоит рабочий стол из чёрного дерева. Он достает из наружного кармана спец халата маленький ключик, нагибается к столу и открывает им выдвижной ящик. Вытаскивает оттуда какой-то небольшой предмет. Меня словно что-то манит к таинственному предмету, я и сама не замечаю, как встаю и подхожу к главврачу. В руках у него оказалась обычная тряпичная кукла.
Удивлённо поднимаю глаза на главврача.
-Держите, теперь это ваше. Ее зовут Ольга.
II
— На что мне безумцы? — сказала Алиса.
— Ничего не поделаешь, — возразил Кот. — Все мы здесь не
в своем уме — и ты, и я.
— Откуда вы знаете, что я не в своем уме? — спросила Алиса.
— Конечно, не в своем, — ответил Кот. — Иначе как бы ты здесь оказалась?
                “Алиса из страны чудес”,
                Льюис Кэрролл
День 1-ый.
Для тех, кто привык подниматься по будильнику (то есть для подавляющего большинства), будет не сложным понять, каким счастьем может оказаться простая чепуха, вроде естественного пробуждения после здорового сна. Никаких сновидений, одно глубокое беспамятство в течении восьми часов. Как же этого не хватало!
Думая об этом, изучаю белый потолок двухместной палаты клиники «Надежды». Встать сейчас, или еще поваляться часок другой в постели? Постель такая чистенькая и мягкая… Здешние правила изумительны, общего подъёма нет, все вольны просыпаться, когда им вздумается. А если я не захочу совсем выходить? Неужели таких попыток саботажа не было предпринято другими пациентами? Учитывая всю предоставляемую им свободу.
Мысль о правилах напоминает об одной вещи, и я начинаю искать ее глазами по сторонам. Две одинаковые кровати расположены вдоль стен, на них лежат две разные девушки. Моя соседка по палате еще спит. У изголовий кроватей тумбочки, между ними большое окно. Решётки на них напоминают, что я сейчас не на курорте. Прямо напротив окна простой деревянный шкаф, слева от нее дверь в ванную комнату, а дверь справа ведет в коридор общих палат. Ну и где же эта Ольга? Ах да, я уложила ее вчера рядом с собой. Ныряю рукой под одеяло и стараюсь нащупать куклу, пока пальцы не запутываются в ниточках искусственных волос. Вот и ты. Вытаскиваю ее за волосы, но тут же другой рукой аккуратно хватаю за туловище. В ушах стоят слова доктора: «Она ваша и вы можете делать с ней всё, что вздумаете. Хоть прямо сейчас выбросьте ее в урну. Но помните, что через месяц та же участь может постичь и вас. На вашем месте я бы хорошо заботился о несчастной Ольге.»
Бред собачий. Но все же как можно осторожней кладу ее перед собой на колени.
-Ну, доброе утро, Ольга.
-Заткнись и дай поспать! –  угрожающий рык с соседней кровати сначала вызывает удивление, потом по телу разливается уже привычное чувство ярости. Соседка видимо тоже проснулась.
- Доброе утро, Мир! – как можно противно-приветливее пропеваю я.
В душе затаилась радость от предвкушения разборки с нахалкой, но та лишь пробурчала какие-то проклятия и с силой придавила голову подушкой.
- «Должно быть больно.»- улыбаюсь я своей мысли.
Вчера, сразу после беседы с глав врачом Надежды, все те же приветливые лица, которые встретили меня в лобби, провели меня, новоприбывшую Терезу Адлер, в палату, где её ждал еще один сюрприз: вещи из багажа оказались уже разобраны и разложены по полкам в шкафу и в тумбочке. Мне хотелось проверить, всё ли на месте, но абсолютное бессилие сложило меня на кровать. Где я и провела остаток дня, сначала в рыданиях над обреченностью своей судьбы, а затем размышляя о том, как бы вернуть себе свой сотовый. Да, как оказалось, те подлецы из персонала украли мой телефон. Похоже, им удалось незаметно вытянуть его из кармана джинс, пока я глазела по сторонам во время нашей пробежки до кабинета главврача. «Одно из главных правил Надежды, всякие связи с внешним миром запрещены за порогом ее стен. Поэтому вашей матери не позволили войти. Никому из близких не дается разрешение на посещение наших клиентов. А также телефон и другие коммуникационные технологии конфискуются на время препровождения здесь.» - такие объяснения пропажи дал вчера доктор. На все мои бурные возражения по поводу телефона он сказал лишь: «Не волнуйтесь, это продлится не долго. Абсолютно все… Все, без исключения, на Надежде находятся только по истечению определённого срока: одного месяца. Запомните, надежда вам даётся только на один месяц. Надежда на исцеление.»
Подумав о ничтожности такого короткого промежутка времени, как один месяц, я быстро вскакиваю с места и начинаю переодеваться. Вытаскиваю с тумбочки бутылку с водой, выпиваю все одним глотком.
- Ну ты даёшь. – сказала девушка с соседней кровати, недавно проявившую столь бурную реакцию на мое пробуждение. Она окончательно проснулась и теперь лежит на боку, подперев голову согнутой в локте рукой. Вчера мы так и не познакомились, потому что она вернулась в палату довольно поздно. И не одна.
Меня заведомо предупредили, что здешние правила не запрещают половых сношений среди больных. В чем мне пришлось убедиться в первую же ночь. К счастью, приятель соседки провалил еще утром.
- Извини, я по утрам просто зверь.- протяжно зевает она.
- Ничего, я и сама не промах.
-Тогда давай знакомиться. Я Сандра.- из-под одеяла протягивается тонкая кисть руки девушки. Пожимаю ее, заодно изучая лицо Сандры. Она не стала заморачиваться тем, чтобы смывать яркий макияж перед сном, но это не портит очарования ее лица. Правильные черты, голубые глаза и дуги чёрных бровей ярко выделяются на идеально гладкой, белоснежной коже. Иссиня-черные волосы волнами раскинулись на подушке. Кажется, крашенные. Ее холодная красота типичной вампирши из голливудского фильма вызывала волнение даже у меня. Видимо, мне еще много ночей придётся терпеть не прошенных гостей.
-Я Тереза.
Сандра улыбается одними губами. На их поверхности еще остались следы алой помады. Вдруг эти губы начинают дрожать. Пожатие слишком затягивается, она не давит мне руку, но и отпускать не собирается. Я в недоумении смотрю на лицо девушки: выразительное, и ничего не выражающее.
Она спит со всеми подряд.
Снова нахлынывает, но уже не ярость, а отвращение. Я борюсь с желанием вырвать руку и броситься мыть ее под горячим кипятком.
-Ты новенькая. - медленно произносит Сандра, и вдруг, резко отвернувшись, при этом чуть не оторвав мне руку, начинает рыдать. Я даже не успеваю удивиться ее странному поведению, слишком рада освобождению руки. Быстро шагаю в ванную комнату умываться. Но прежде, очень тщательно вымою руки с мылом.
Спустя час Сандра, уже успевшая успокоиться и привести себя в порядок, с внезапным дружелюбием предлагает выйти перекусить в столовую, расположенной двумя этажами ниже палат больных, в подвале. По пути в коридоре нам встречается весёлая парочка. Они, сжавшись вместе, прямо на полу, в ритмическом движении... Судорожно отворачиваюсь от них, когда до меня доходит смысл этих движений. Но Сандра даже не глядит на них, и только улыбнувшись проговаривает:
-Привыкнешь со временем. Здесь мы все раскрепощенные в плане физических взаимоотношений.
-Физические взаимоотношения, да? – только и могу выдохнуть я.
Одетая в чёрное обтягивающее платье, больше подходящее для тусовки в ночном клубе, чем для завтрака в столовой лечебницы, Сандра уверенно шагает впереди меня. Трудно поверить, что это она, всего час назад, беспричинно ревела, отвернувшись к голой стене.
У самого выхода из отделения для палат больных на полу сидит парень, на вид еще совсем мальчик. Его голова обрита на лысо, и я вижу, как он беспрестанно скрежещет по ней ногтями. Уже в близи я с ужасом рассмотрела весь расцарапанный в кровь череп.
- Не надо, Патрик! Ты так до мозгов расчешешь башку. – ласково улыбается ему Сандра, присев рядом с ним.
Восторженно взглянув на красотку, парень, казалось, забыл о своей обезображенной голове, но это длиться лишь мгновение и его глаза вновь застилает туман безумия.
-Это вонючие эльфы! Снова они!- сквозь зубы рычит он, и снова принимается безудержно чесать голову обеими руками.
Я стараюсь не отводить от него взгляда. Мне придётся привыкать к компании сумасшедших. Теперь я - одна из них. Но я все же держусь позади Сандры, на расстоянии от бедняги.
- Ладно, пошли. А то все самое вкусное растащат, пока мы доберёмся. – встает Сандра.
Поднимаю на нее взгляд, и меня на секунду охватывает страх того, что сейчас расплачусь. Но горечь удаётся сглотнуть и мы выходим из отделения. Мне еще вчера удалось заметить, что на дверях палат больных не было никаких замков. И тогда я еще обрадовалась, ведь это значило, что никого здесь не запирают. После знакомства с Патриком на ум приходит другое. Значит, здесь и запереться ни от кого нельзя.
Сандра ведёт меня в столовую по лестнице, и что-то рассказывает пока мы спускаемся. Но я словно брожу в тумане, поэтому молчу, мирно улыбаясь. А на ее вопросительные взгляды, которые она, замолкнув, бросила пару раз, лишь рассеянно киваю.
В нос ударяет запах свежей выпечки и еды, когда мы входим в просторное и светлое помещение столовой. По крайней мере оно кажется таким. Продольная стена, как и в кабинете главврача, сделана из стекла. Она видимо выходит во внутренний двор. Деревья и уютные скамейки снаружи напоминают парк.
Здесь довольно оживлённо. Одетые и выглядящие, как обычные здоровые люди, пациенты Надежды больше напоминают студентов, вышедших с лекций на обеденный перерыв, чем сумасшедших в лечебнице. Большинство едят за расположенными в центре двумя длинными столами, но некоторые отделились от общей массы и сидят кто прямо на полу, кто на кушетках, расставленных по периметру помещения. Всего около пятидесяти человек. В дальнем углу, у раздачи еды, собралась небольшая группа людей с подносами. Туда мы и направляемся. Сердце начинает учащённо биться.
-Который сейчас час, уже обед? - спрашиваю у Сандры.
-Наверное. Какая разница?
И в правду, какая разница. Судя по солнцу, выглядывавшему за стеклом стены, еще нет полудня.
-А здесь есть часы?
- Все, что тебе нужно знать о времени, это когда наступает полночь. Но ты это сразу поймёшь. - загадочно улыбается Сандра.
Я хочу спросить еще кое-что, но мы уже подошли к пункту раздачи, берем подносы и присоединяемся к остальным ожидавшим. Сандра принимается изучать меню на грифельной доске, а я поспешно занимаю очередь в шеренге стоявших. Прямо передо мной широкие плечи. Мужчина, которому они принадлежат, высок и одет в классический костюм. Очередь продвигается дальше, трое людей в белых фартуках и шапочках с приторными улыбками поочерёдно кладут на поднос что-то аппетитное. В желудке забурчало и я чувствую, как сильно проголодалась. Выбираю себе котлеты с зелёным горошком, что-то запечённое в слоенном тесте, свежий салат и большой стакан гранатового сока. На десерт хватаю шоколадный пудинг. Обожаю.
На радостях чуть задеваю подносом впереди стоящего мужчину. Он оборачивается профилем и мне видно аккуратно постриженную бородку и черные усы, прямой нос с лёгкой горбинкой и бархатно-черные, большие глаза.
-Извините.
-Аа, это вы!- высоким басом проговаривает незнакомец.
-Эее...- протягиваю я, не зная, стоит ли мне удивляться.
- Мы еще не знакомы, но я ваш лечащий... То есть, я буду вашим куратором в этой...- снова пауза.- В этом заведении. Меня зовут Кирилл.- протягивает он широкую ладонь. – А вы Тереза, не так ли?
-Даа..
-Кто этот красавчик, Тесси?- неожиданно раздаётся позади голос Сандры, так что я вздрагиваю, немного расплескав сок.
Кирилл оценивающе окидывает взглядом мою новую подругу, а потом, улыбнувшись, говорит:
-Я, видите ли, тоже впервые здесь. Буквально сегодня утром приехал. Мне еще не известны все правила этого заведения, но думаю мы разберёмся. Не так ли, Тереза? – подмигивает он мне. -Увидимся на завтрашнем сеансе.
С этими словами Кирилл отходит к ожидавшим его людям в строгих костюмах. Вместе они располагаются на дальнем конце ближнего к стеклянной стене стола.
-Новеньким везёт! – хихикает прямо мне в ухо Сандра, и я вдруг понимаю, что и туман, и тот тяжёлый осадок после встречи с Патриком куда-то исчезли. Может, все не так уж и плохо?
Жду пока Сандра выберет десерт. Затем вместе идём к ближайшему свободному месту за столом. Я боюсь, что сейчас к нам начнут подходить другие посетители, знакомые Сандры. Но не похоже, чтобы кто-то знал, или хотя бы делал вид, что знает ее.
-Как давно ты в Надежде? - в предвкушении вкусной трапезы сглатываю я.
-Уже две недели, как торчу здесь. - вздыхает она. Что-то в этом вздохе мне не нравится. Как-то слишком громко она выдохнула, а глаза и лицо при этом опять ничего не выражают.
Сев за стол, Сандра вытаскивает из своей сумочки тряпичную куклу. Она не похожа на мою, волосы короткие и одета в брюки. Похоже, мальчик.
-Они всем такие дают? - голод куда-то пропадает.
-Да.
-И что все это значит?
-Ты же говорила с большим боссом. - и не пытаясь скрыть раздражения говорит Сандра. Затем, уже более спокойно добавляет.- Мы все это прошли. Ты поймёшь, во что тебе верить, а во что нет, только дождись полуночи.
Опять полночь! Она что, пытается меня напугать? Большой босс… А кстати, как зовут этого глав врача? Сам он не представлялся, и не припомню, чтобы у него был бейджик на халате или чтобы на двери кабинета висела табличка с его именем и должностью.
-Ой, а как звали этого большого босса? Я кажется, даже не спросила его.
Сандра внимательно смотрит мне в глаза.
-Этого никто не знает.
-Что?!
-Здесь все живут только месяц. И больные, и врачи, и даже персонал. Месяц пройдёт, и, если нет улучшений, тебя обращают. Редко кого выписывают назад. Понятно?
Коротко киваю.
-Все здесь на месяц, и только главная шишка здесь был всегда.
-Откуда ты знаешь, раз все здесь живут только месяц?
-Альбер сказал. Он самый старый посетитель, сегодня его 27-ой день. А до этого ему рассказывали другие, что были до него. Как малыш Джимми. - Сандра обтряхивает рукой свободное на столе место и сажает туда свою куклу.
-А ты всегда его берёшь с собой? - указываю глазами на него.
-Конечно. И тебе советую.
Она просто издевается, или действительно верит во все, что только что сказала? Этому должно быть объяснение.
-А может это какой-то новый метод по лечению псих больных? Кукла, - бросаю взгляд на Джимми. - Это как кукла Рэба, из книги Стивена Кинга. Ее использовали для снятия гнева.
-Не знаю, о чем ты. - пожимает плечами Сандра.
Её безразличие надоедает, и я просто принимаюсь за еду. Ммм, котлетка снаружи вкусно хрустит корочкой, а мякоть внутри нежная и сочная.
На выходе из столовой снова сталкиваемся с моим Кириллом, он осмотрительно пропускает нас с Сандрой вперёд, и та, с какой-то вульгарностью, называет его настоящим джентльменом и благодарит.
-Странно. - в задумчивости говорю я, пока мы поднимаемся назад к палатам.
-О чем это ты? – спрашивает Сандра.
- Да там, в столовой… Все эти люди сидели где хотели…
- У нас так заведено. Никаких условностей внешнего мира. Хочешь трахаться, трахайся. Есть на полу, да хоть с пола слизывай.
-Это я уже поняла. Но почему никто тогда не выходит поесть в сад во внутреннем дворике?
-А тебе что, большой босс не говорил, что выходить наружу запрещено?
-Что?
-Нам нельзя выходить за стены Надежды.
-Да, но я думала, что это за территорию клиники выходить запрещено.
- Нет. Забудь о солнце и прохладном ветерочке на месяц. А если будешь обращена, то тебе это и без разницы будет.
Как-то мало радости от мысли, что мне будет без разницы. Мы уже добрались до двери нашей палаты, палата под номером 4С. Но Сандра не останавливается и идет дальше. Странно, возможно, я забыла номер? Молча следую за ней.
- А ты куда? – не оборачиваясь говорит она.
-Как же, в палату…
-Ты ее уже прошла, разиня. Дверь 4С.
- А ты тогда куда?
- По делам.
Останавливаюсь и думаю, расстроюсь ли я от расставания с такой малоприятной новой знакомой. Ответ очевиден. Уже оборачиваюсь идти назад, как пришедшая на ум мысль проходит неприятным холодком по спине.
- Сандра, постой!
- Ну что еще?!- недовольно оборачивается она.
- А как насчёт полуночи? Что произойдёт в полночь?
Недовольство на ее мине исчезает. Серьёзным голосом она отвечает:
- В полночь приходит оно.
III
When you were here before
Couldn't look you in the eye
You're just like an angel
Your skin makes me cry
You float like a feather
In a beautiful world
I wish I was special
You're so fuckin' special
But I'm a creep
I'm a weirdo
What the hell am I doin' here?
I don't belong here
I don't care if it hurts
I wanna have control
I want a perfect body
I want a perfect soul
I want you to notice
When I'm not around
So fuckin' special
I wish I was special
But I'm a creep
I'm a weirdo
What the hell am I doin' here?
I don't belong here
She's running out the door (run)
She's running out
She run, run, run, run,
Run...
                Creep
                Radiohead
                Из плей-листа Терезы.
Ночь 1-ая.
-Ты так прекрасна... – вздох. – Прекрасна, словно волшебный сон из воспоминаний детства.
Где я слышала это прежде?
С этими мыслями просыпаюсь на мокрой от слюней подушке.
Что? Где я?
На то, чтобы вспомнить о псих лечебнице уходит минута, бесконечно долгая в своей продолжительности. А уж затем, в обратном порядке, одна за другой, в памяти всплывают все знаменательные события прошедшего дня. А также и прошедшей ночи.
Мысли о вчерашней, то есть сегодняшней ночи, неприятно сжимают все внутри и я съеживаюсь в комочек под одеялом. Но последнее видение вызывает, хоть и слабую, но улыбку. Было ли это в самом деле? Но тогда и все остальное произошло в действительности… Как в такое поверить?! В кошмар, и в чудо…
Дверь со скрипом открывается и я невольно вскрикиваю, при этом не осмеливаясь даже выглянуть из своего постельного убежища.
- Не надо паниковать. Это я. – бесцветным голосом бросает вошедший. Это Сандра.
Собираюсь было наброситься на нее с потоком вопросов, жалобных обвинений, (как могла она оставить меня одну? Ведь это же бесчеловечно!) Любой нормальный человек бы предупредил, хотя, впрочем, она это сделала. Да и предъявлять претензии по “нормальности" в подобном месте не усматривается возможным. Поэтому я лишь глубоко вздыхаю, в безмолвной надежде, что панцирь безразличия Сандры сам даст трещину, и она проявит милосердие. Надеюсь, у нее найдутся слова объяснений.
-Ну? – никак не смущаясь моего присутствия снимает она платье, под которым оказалось ничем не прикрытое голое тело. - Можешь уже расспрашивать.
Меня задевает ее циничность, но не в силах дальше сдерживаться я выпаливаю разом:
-ОНО ПРИХОДИЛО! НЕ ЗНАЮ ЧТО ЭТО, НО ДВЕРЬ НОЧЬЮ ОТКРЫВАЛАСЬ… ЧТО ЭТО БЫЛО?! ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!
-Потише, милая. Я всю ночь не спала, так что и так башка не варит, а ты еще так тараториш.
-Что это было? Почему оно приходит? – продолжаю, не обращая внимания на ее слова.
Затем снова бросаю подозрительный взгляд на дверь.
-Не бойся. - ловит мой взгляд Сандра. - Его время только с полуночи до рассвета. Днем оно спит.
Вампирша ложится в постель так и не одевшись, и то, как долго и часто она зевает, наводит на тревожную мысль, что она уснёт, оставив меня без ответов.
- Сандра, пожалуйста, скажи уже, что за хрень здесь творится? - встаю и подхожу к ней в плотную.
- Это ты мне скажи, что ты видела? – синяки под глазами оттеняют холод ее глаз.
- Ничего. -отвечаю после минутного колебания. - У меня были закрыты глаза. Я не решилась открыть их.
- Это всегда так. Оно приходит знакомиться с новенькими.
- Вот почему ты ушла? – внезапная догадка ложится налётом презрения на и так уже не самом лучшем впечатлении о Сандре.
- Мне что, извиниться? – снова переходит она на агрессивную позицию. Но в этот раз что-то скользнуло в ее безразличных глазах. Страх.
Уловив его, я не могу не простить этого жалкого существа, спрятавшее свою трусливость под складками безразличия. Потому что и сама не лучше.
Вчера, сразу после эффектного ухода Сандры я вернулась в палату одна, раздумывая над тем, нужно ли прислушиваться к словам невменяемой. Но стоило только перешагнуть за порог палаты, как чувства полного одиночества и заброшенности тяжёлой ношей опустились мне на плечи. Предавшись меланхолии и объятиям своих собственных чудовищ я и думать забыла о чужих. Единственными внешними монстрами, время от времени упоминавшими о своем существовании, были соседи. Одинокие взрывы безумного смеха, а порой и постанывания, и дикий плач, заставляли, забыв на время о собственных горестях, прислушаться к происходящему за стенами.
В конце концов я отдалась на съедение бредовым кошмарам. Уснула.
ТАРС!!!
Громко треснула об стену хлопнувшая дверь.
Вся вздрогнула, приподнялась, сонно щурясь на источник шума. В проёме двери, не решаясь войти, стояла и как-то заговорщески улыбалась молодая девушка.
-Кто вы? Что вам нужно?
-Я предупреждаю о наступлении полуночи. Ты новенькая, да? – хихикнула она.
-Что? О чем вы?
-Сама скоро узнаешь.
Сказала она и также быстро и без предупреждений смылась, как и ворвалась сюда.
Потребность в защите заставила двигаться, и, после минуты колебаний, я встала и подошла к двери. Слышно было, как хлопаются двери соседних палат и кто-то возмущённо ругается. Любопытство взяло вверх, осторожно выглянула наружу. В коридоре не было никого, кроме этой полоумной. Она что-то говорила находящимся в палате, также как и прежде, не смея войти внутрь. Но вот рывок, и чьи-то сильные руки затягивают ее в палату.
Быстро отпрянув, я прижимаюсь к стене и пытаюсь совладать с собой. Дыхание участилось, бешеный стук сердца отдаёт в ушах.
Слышу крики сопротивления. Стоит вмешаться? Или лучше скорее начинать придумывать, как забаррикадировать дверь изнутри? Неимоверным усилием воли заставляю себя выглянуть снова.
Девушку, к счастью, освободили. Она выглядит немного помятой и рассеянно озирается кругом. Чувство жалости приступает к горлу. Потом ее взгляд останавливается в ступоре перед собой, кажется она забылась… И внезапно оборачивается в мою сторону.
Быстро всасываюсь назад. К черту все, живо принимаемся за баррикаду!
Оглядываю всю скудную обстановку палаты и понимаю, что выбор у меня не большой: две тумбы да шкаф, вот и вся мебель, которую мне будет по силу передвинуть в одиночку. Подхожу к шкафу, принимаюсь его толкать… Не сдвигается. Причина должна быть внизу, опускаюсь на четвереньки и осматриваю ножки шкафа. Конечно, прикручены. Подхожу к прикроватным тумбочкам и обнаруживаю ту же проблему и с ними. Осознавая всю бесполезность своих действий, все же пробую сдвинуть их, напрягая все силы. Потеряв последнюю надежду в ярости раскачиваю ее. Тумбочка издевательски захохотала беззубым ртом выдвижного ящика.
-"Ждешь, когда я тебя ударю и при этом только себя ушибу, да? Зря надеешься.”- мысленно отвечаю на ее беззубую улыбку.
Вся эта возня с мебелью отнимает последние силы и я опускаюсь на пол. И в полной тишине замечаю кое-что странное. Да, именно сама эта тишина и является странной. Который час? Хочу взглянуть на время в телефоне и обшариваю все карманы и сумки в лихорадочном поиске, пока не вспоминаю, что телефон у меня забрали. Это приводит к окончательному унынию. Устало взглядываю на дверь, на эту лишь прикрытую пародию на безопасность с внешней стороны.
-"Впрочем, какое мне дело? Не я ли это таблеток напилась не ранее… С тех пор прошло недели две? Три?”
Я почувствовала, как меня охватывает безразличие к собственной участи, а вместе с ним пришло и облегчение. Значит больше не нужно стараться беречь свою жизнь. Все к черту. Поэтому я просто легла в постель и уснула.
-Эй, ты еще здесь? – вырывает меня из воспоминаний о вчерашнем голос Сандры. – Если ты не против, я хотела бы поспаа-ать… - снова зевает она.
- Сначала ты объяснишь мне, что здесь происходит. – категоричным, не терпящим возражений тоном проговариваю я.
- Ладно, ладно.
- Что все это значит?
- Никто не знает. Врачи не признают существование чудовища, но мне кажется они притворяются. – задумчиво произносит она. – Конечно, оно есть, и они это знают.
- Почему ты так уверенна?
- Я видела его.
Заглядываю ей прямо в глаза, стараясь понять врёт она или нет. Черные зрачки расширены. Так бывает, когда человек боится, не так ли? Я смотрю на Сандру сверху вниз. Вся сжавшаяся и в напряжённой сосредоточенности, больше всего она напоминает сейчас испуганно навострившего уши зайца.
- Ты его видела? Что это? Что ему нужно?
- Я… я не могу сказать… - смущённо отводит взгляд Сандра. – Я не знаю, как это описать.
- Может, ужас? – не могу поверит, что произнесла это вслух.
-  Да, да, ужас. – согласно кивает она. Облегченно вздыхает.
- Я не видела его, но я почувствовала этот ужас… - начинаю рассказывать ей пережитое ночью.
Когда оно пришло, я спала. Меня разбудил легкий скрип. Дверь старались отпереть незаметно. Сон мгновенно рассеялся. Странно, еще подумала я тогда, что такой нечаянный, легкий звук сумел разбудить обычно всегда спавшую непробудным сном меня. По спине пробежали мурашки, я затаив дыхание вслушивалась в каждый шорох вокруг, не в силах открыть глаза. Напряжение непроницаемой, почти что плотной тишины ничто не нарушало. Я ничего не слышала, но было кое-что хуже. Я чувствовала присутствие. Присутствие ужаса. Оно накрыло меня пологом из темноты, окутало в своих ледяных объятиях...
Шлёп, шлёп, шлёп.
Босыми ногами прошёлся по тишине ужас. Он был уже рядом, склонился надо мной в выжидающем прыжке хищника и я слышала его смрадное дыхание. Мне следует бежать, но ужас сковал меня параличом, прижал к кровати, не позволяя и шелохнуться. Веки дрогнули. Я встрепенулась от мысли, что оно могло заметить это. И всем сжатым в комочек телом начала дрожать, чувствуя, как кожа выделяет холодный, липкий пот страха. А оно, казалось, ликовало, питалось моим страхом и в жадной жажде склонялось все ближе и ближе.
-"Какое мне дело?» - неожиданно, уже во второй раз за сегодняшнюю ночь пришёл мне на ум данный вопрос. И снова он принёс безразличие к ценности жизни, а заодно и спокойствие.
Ему это пришлось не по вкусу. Оно заметалось по комнате, я слышала, как быстро-быстро шлепали его босые стопы по выложенной каменной плиткой полу. В ярости оно пару раз набрасывалось, с неимоверной силой раскачивая прикрученную ножками к полу, кровать. Я слышала, как оно скребло когтями по изголовью.
Дойдя до этого места своего рассказа, я автоматически оборачиваюсь к своей кровати и вид следов от царапин на деревянной поверхности изголовья встаёт комком в горле. Сглатываю. Сандра, обернувшись в одеяло поднимается и подходит к изголовью. Проводит тонкими пальцами по глубоким следам от царапин. Мы молча переглядываемся, и я впервые нахожу в ее взгляде сочувствие.
- Продолжай. – говорит она.
И я продолжаю.
Странно, но тогда это меня никак не тронуло. Мысленно насмехаясь в едкой злобе над тщетностью его стараний, я уже забавлялась над происходящим. Но вскоре оно начало терять прыть, шлепки по полу замедлялись и я заметила, что они словно укоротились. Шарканье больших, взрослых ступней превратилось в шлепанье маленьких, детских ножек.
- « Вики…» - почему-то горько екнуло в груди.
Мой братик, Вики здесь! А здесь небезопасно, дверь не закрывается, а ночью приходит оно, Оно!!! Шлепанье прибежало ко мне и я, собираясь впустить его к себе в постель, подвинулась к стене. Но глаз так и не открыла.
Откроешь глаза, и оно поглотит тебя.
Так мне подсказывало что-то в глубинах подсознания. Там же промелькнуло мыслью:
Это не Вики. Не впускай его, Оно коварно и хочет обмануть.
Я резко набросила одеяло на себя с головой и наконец открыла глаза. Из коридора, с приоткрытой двери, лил электрический свет ламп. Оно прошло по комнате и тень упала на ткань одеяла. Я вздрогнула. Тень принадлежала маленькому существу, но это не был ребёнок. Тень медленно увеличивалась, существо приближалось.
- Оставь ее.
Я помнила, как отчётливо услышала эти слова в мрачном безмолвии комнаты. Но Сандре рассказывать об этом не хочется. Мне кажется, что это было нечто лично моё и им не стоит делиться ни с кем. К счастью, Сандра, под ритм моего рассказа, уже заснула.
- Хорошая сказка на ночь получилась? – спрашиваю у лежащей тут же на кровати куклы Ольги.
Она была все это время рядом со мной и была свидетельницей всего произошедшего. Интересно, видела Ольга это существо? А его? Хозяина того голоса, который так властно прогнал прочь нечисть.
- «Прекрасна, как волшебный сон.» - снова промелькнуло, промчалось по отголоскам памяти забытое воспоминание.
С блаженным чувством соприкосновения к какому-то таинству, я бросаюсь на постель и не оборачиваясь, ощупью трогаю выцарапанные рубцы на дереве у себя над головой. Такие материальные, они служили доказательством и тьмы, и света, что прогнал тьму.
Вчера ночью, я крепко уснула в уверенности, что нахожусь под защитой. Голос витал и парил надо мной, шепча все одно:
-«Волшебный сон из воспоминаний детства.»
А потом голос превратился в ласковые лучи предрассветного солнца и забытие окончательно поглотило меня.
IV
День 2-ой.
-Что?
-Да нет. Ничего. – отвечаю я щуплому парнишке напротив.
Мы находимся в столовой. Я набрала полный сытного и вкусного завтрака поднос. На нем дружно теснятся творожок, бутерброд с сыром и огурчиками, горячие блинчики с клубничным джемом и большой стакан шоколадного молока. Но при виде того, чем занимается с педантичной тщательностью парень, сидящий с нами за одним столом, аппетит волей-неволей пропадает. У всех на виду он отгрызает один за другим ногти на руках и осторожно выкладывает получившиеся полу колечки, жёлтые и зазубренные с внутренней стороны, на свою овсяную кашу.
-Кальций полезен. – настоятельным тоном говорит он и кладёт ложку с “этим” себе в рот. Я слышу, как жёстко стискиваются и скрежещут зубы, пока пережевывают огрызки ногтей.
-Приятного. – улыбается Сандра, заметив мою реакцию на импровизированное украшение несчастной каши.
Возвращаю на место отвисшую челюсть и стараюсь как можно незаметнее отодвинуть свой поднос подальше от парнишки.  И его своеобразного вкуса.
-Доброго утра! – на плечо неожиданно ложится широкая ладонь и я вся вздрагиваю.
Поднимаю взгляд на хозяина руки. Ох, божечки! Конечно, это он. Передо мной стоит, приятно улыбаясь, высокий и широкоплечий мужчина. При ясном утреннем свете, падавшем с застекленной стены столовой, Кирилл выглядит даже красивее чем показался при первой встрече. В бархате чёрных глаз мерцает лукавый огонёк, аккуратно постриженные борода и усы были словно только что зачесаны.
Доброе утро, Кирилл. – мурлычет Сандра, и вновь в ней раскрывается что-то откровенное. Что-то откровенно развратное.
Поведение Сандры вызывает отвращение и раздражение, которые направляются не на их источник, а на ни в чем неповинного Кирилла.
-Что вам нужно? – пытаюсь сказать сухо, но получается как-то даже слезливо-обиженно.
Однако Кирилл не замечает мою безуспешную попытку нагрубить, и все также приветливо говорит:
-Хотел напомнить, что жду вас сегодня к одиннадцати.- говорит он, опять, как и вчера, подмигивает мне и неспешной походкой уплывает к выходу из столовой.
-Но как мне вас найти? Я не знаю где находиться ваш кабинет! – поспешно кричу ему вслед.
-Не переживайте. – оборачивается он. – Вас проведут ко мне в назначенный час.
Ровно без четверти одиннадцать, (у Сандры, как оказалось, все-таки были часы в виде стильного браслета из платины, украшенные блестящими камушками на циферблате. Это что, бриллианты?). К нам в палату стучится и входит миловидная медсестра. Спрашивает, готова ли я к посещению куратора Кирилла. Она прямо так и сказала: “Вашего куратора Кирилла”. Супер, словно и не уходила с универа.
Прежде чем выйти, заглядываю в ванную комнату и смотрюсь в зеркало. По ту сторону на меня смотрит пепельно-бледное лицо с глубокими синяками под глазами. Но эти на самом деле не синие, а тёмно-лиловые, полу круглые выемки на нежной смуглой коже, мои неразлучные спутники в последнее время, словно стали поменьше. А в обычно усталых глазах теперь весело сияют светлячки.
Однажды, в те далёкие дни беззаботной жизни до, я услышала такое глупое утверждение, судя по которому, в зеркале люди видят себя красивее чем это есть в действительности. Потом я часто замечала, как друзья, рассказавшие об этом мифе, вздыхают чуть ли ни при каждом взгляде, упавшем на свое отражение.
Сегодня я выгляжу почти что симпатично. Даже нет, абсолютно точно симпатично! И так всегда, отражение меняется в зависимости от качества зеркала, падающего света, тени, и, самое главное, от настроения. Я могла быть красивой и могла быть уродиной, и еще не так давно полагала, что это что-то вроде моего персонального дара. Со временем правда заметила, что такая же зависимость внешней красоты от внутренних переживаний есть и у других девушек, и решила, что такова привилегия слабого пола. На данной стадии жизни мне кажется, что это свойство, вне зависимости от пола, может быть отнесено как к женщинам, так и мужчинам. Просто в современном нам пост патриархальном обществе женщины еще воспитываются, как предмет выбора мужчины. И соответственно внешность для них более значима, чем для мужчин.
-"Твои рассуждения устарели, Тесс. – говорю своему на сегодня похорошевшему отражению. - Теперь и парней не оторвать от зеркал. Дурацкое общество индивидуализма, поверхностное и однородное...”
ТУК-ТУК!
В дверь стучится потерявшая терпение медсестра. Спрашивает, все ли в порядке.
Ожидала, что кабинет Кирилла будет находиться на первом этаже, но мы спускаемся дальше вниз по лестнице, в подвал. Медсестра, с милой, нестираемой улыбкой, все время оборачивается, проверяя не отстала (или не сбежала?) ли я. Но при этом за весь путь она и словом не обмолвилась, хотя по чертам ее лица, сеточке морщинок у глаз и глубоким носогубным складкам, угадывается предрасположенность к общению. Я делаю попытку проверить сию гипотезу и невзначай проговариваю:
-Странное у вас заведение. Все не по правилам как-то. – в ответ молчание. – Я уже второй день здесь нахожусь. И только сегодня посещаю врача. Да еще эти куклы, и все эти байки…
-Нам не положено разговаривать с посетителями. – торопливо проговаривает медсестра и улыбается.
-Что ж, эээ… - вот и все, что я могу промямлить на это.
Я уже раздумываю над второй попыткой разговорить девушку, как мы останавливаемся у одной из дверей в темноте подвального коридора.
-Здесь и принимает куратор Кирилл. Надеюсь, вы запомнили дорогу. Потому что на следующий сеанс вы пойдёте без сопровождения.
- Ну вот, очередная странность. – улыбаюсь ей. – Разве мы не должны находиться под постоянным надзором?
- Ну думаю, это к лучшему… - хмыкнула и вдруг осеклась она. Поспешно добавляет – Вам не следует опаздывать.
Передо мной обычная деревянная дверь без табличек и надписей. На нем обозначен лишь номер: бронзовые цифра четыре и буква С.
-Номер такой же, как у меня в палате… -проговариваю в слух и с замирающим сердцем стучусь.
-Войдите. – приглашает уже знакомый бас.
Хочу взяться за ручку двери, как обычно, левой рукой. Нет, я не левша, но если ты вынужден что-то трогать, то лучше делать это той рукой, которой не ешь и не касаешься лица. А еще лучше вообще не трогать ручку двери, и, если возможно, закрывать дверь стоит держа ее за край, или даже потихоньку толкнув ногой. Всевозможные ручки, чужие конспекты, столы, стулья, перила, (которых, впрочем, я и так никогда не касаюсь,) поручни в общественном транспорте – все это работа для альтруистичной левой руки. Ох, общественный транспорт – это вообще кошмар наяву! Неудивительно, что я всегда предпочитала лучше пройтись часок-полтора пешком до универа, чем сесть в автобус.
Но, на секунду задумавшись, открываю дверь взяв ручку правой рукой. Не хочется признавать, но в этом решении сыграло немаловажную роль принадлежность двери, как и всего кабинета, моему смазливому “куратору".
Кабинетом доктора Кирилла оказывается небольшая комната, стен которой не видно за тесно выстроившимися рядами полок, нагроможденных множеством книг, папок, фоторамок и дипломов, бюстами каких-то, несомненно, великих людей и чем-то еще. С первого взгляда комната казалось странной, и немного осмотревшись, я разобрала в чем причина. Комната была круглой формы. Из-за отсутствия окон, (за исключением одной крошечной застекленной щели на верху, больше напоминающей бойницу в крепости, чем окно), здесь царствуют полумрак и задымленность. Однако это не только не угнетает, а скорее придаёт окружающему атмосферу уюта и надёжности холостяцкой берлоги. В центре, перед низким круглым столиком стоит обтянутый зеленой, кожаной обивкой небольшой диван. На нем вразвалочку, с видом изнеженного наслаждения расположился Кирилл, чудом уместившись своей длинноногой персоной (вытянутые во всю длину огромные ноги лежат, закинутая одна на другую, на крошечной рукоятке дивана,) на слишком миниатюрном для него диване. А вот и источник распространившегося вокруг дыма: между зубами Кирилла зажата дымящаяся трубка. Он чуть приподнялся, учтиво кивнул, затем рукой указал на соседнее, не то стул, не то просто высокую и большую подушку такого же зелёного, как и диванчик, цвета.
-Прошу вас, располагайтесь.
Я подхожу и не сразу замечаю стоящую слева от меня, между полок, тень. Искоса взглядываю туда и различаю сутулую фигуру высокого юноши.
-“А это еще кто?” – думаю и сажусь на указанное Кириллом стул-подушку.
-Что-то не так? - спрашивает Кирилл.
-Да нет. – отвечаю я. – Просто... Мне казалось, что мы будем одни…
Вопросительный взгляд Кирилла наводит на нечаянную двусмысленность сказанного, и меня охватывает чувство легкого конфуза.
Поспешно добавляю:
-Я имела в виду, что сеансы должны ведь проводиться индивидуально, не так ли?
-Так, продолжайте.
-Что продолжать? – улыбаюсь я, ощущая себя при этом последней тупицей.
-Что вы чувствуете?
-Эмм. Наверное, беспокойство. – снова вскидываю взгляд на парня в стороне.
Он чуть выходит из тени и я могу разглядеть его очень юное, совсем мальчишеское лицо. Даже при таком тусклом освещении можно заметить выступающие на болезненно бледной коже веснушки. Под лохматой чёлкой бронзово-рыжих волос тускло блестят карие, похожие на каштаны глаза. Губы сжаты в твёрдую полоску. Он долго смотрит на меня своими пронзительными глазами.
-Значит, беспокойство? - отвлекает меня голос Кирилла.
-Да. Я не знала, что будут ещё другие… Посетители?
Кирилл смотрит на меня с нескрываемым любопытством, молчание затягивается и не зная, как себя вести в подобной ситуации, я теряюсь. Снова превращаюсь в ту четырехлетнюю девочку, которая первый день в детском саду и хочет назад к матери.
Я не смогу отвечать честно на вопросы в присутствии других. - опускаю глаза вниз. Почему-то становится очень стыдно.
-Значит, вас беспокоит присутствие?
-Я уже сказала.- непреднамеренно резко отрезаю я.
-Я хочу вам помочь. – мягко говорит Кирилл. Он вытаскивает трубку изо рта и встряхивает её содержимое в фарфоровую пепельницу на столике. – Вы можете мне довериться.
-Но не ему! – слишком запальчиво восклицаю я. Все же не хотелось обижать ни в чем не повинного парня.
Но того это никак не трогает. Он принимает вид абсолютного безучастия и неспешно осматривает полки, вынимая и пролистывая понравившиеся книги. Если бы не аномально высокий рост, (предположительно 2 метра высоты, и это при его сутулой позе. Похоже, необычно высокий рост уже одарил парня комплексами.), и не тусклая утомленность в глазах, (изобличающая зрелость того, кому они принадлежат), парню можно было дать лет пятнадцать. Но слаженное спокойствие движений, какая-то безразличная грация, сквозившая в них, доказывают обратное.
-Тереза?
-Ой, да. – отрываюсь от наблюдений за незнакомым парнем и чувство неловкости удваивается с новой силой.- Можно мне домой? – по-детски умоляюще лепечет мой изменившийся голос. И только потом я осознаю смысл сказанного.
Боковым зрением замечаю ухмылку парня. Он кладёт книгу на место и теперь с интересом наблюдает за мной. Такое “наглое” проявление любопытства сначала смущает, потом раздражает. И тут меня нахлынывает волной негодования и я уже не способна сдерживаться.
-Я здорова! – кричу, но понимая, как это звучит, стараюсь взять себя в руки. Безуспешно. – Согласна, у меня была в течении длительного периода депрессия, но это же мне не подходит!
-Что вам не подходит, это место?
-Да, эта ваша Надежда! Они здесь все без контроля! А что, если кто-то проберётся ночью, пока мы спим? Им даже вламываться не нужно, на дверях и замков нет!
-Вы о других пациентах? – спрашивает Кирилл и тут же поправляет себя. – То есть… посетителей.
-Да какая разница, как их называть? Они больные, а это все не нужная игра слов. Как и эти куклы. – вставляю я и жалею, что опять забыла захватить с собой мою Ольгу.- Вы же ведь уже в курсе? Что они тут раздают больным и какие страшилки им рассказывают? Это что, какой-то метод лечения?
За снисходительной улыбкой Кирилла я все же замечаю… Нет, не может быть, но в его глазах словно проснулся азартный интерес.
-Вам нужно позаботиться о себе, подумать о том, как вы можете помочь себе здесь. А методы лечения предоставьте нам, врачам.
-Но какие же это врачи, за пациентами никто не смотрит! Они творят, что вздумается. А по ночам…- я замолкла, быстро соображая о вероятных последствиях, которые могут возникнуть, если начать рассказывать истории подобные пережитому прошлой ночью.
Мне показалось, или внимание высокого парня обострилось? Он даже согнулся пополам, чтобы быть поближе к нашему разговору.
-Да, Тереза? Я вас слушаю.
-Да, так. Ничего. – волна спадает и я уныло опускаюсь на свое место. Место под названием апатия, усталость и желание уснуть.
-Тереза, что происходит по ночам?
-У меня кошмары. – выпаливаю я, не успевая хорошенько обдумать ответ.
-Как давно?
-Не знаю. Год, или два, наверное.
-Хорошо. - неожиданно встаёт Кирилл, вытаскивает и кладёт на пепельницу свою трубку. Поднимает взгляд на меня. – Думаю, на сегодня достаточно.
-И это все? – поднимаюсь и я.
-Да, мы с вами хорошенько поработали и я не хочу вас слишком сильно утомлять.
-А вы никаких лекарств мне не пропишете?
-Я назначил вам прозак и другие медикаменты. Но это зависит от вашей воли, принимать их или нет.
-То есть, я могу и не принимать лекарств, если не хочу? – от радости трудно поверить услышанному.
-Если сами не считаете это нужным. В Надежде свои, как вы выразились, методы…
-И всякие процедуры, вроде шокотерапии или лоботомии…
Кирилл исподволь заглядывает на меня и лукаво улыбаясь говорит:
-А вам это кажется необходимым?
Замираю, слова растерялись и не желали находиться.
-Не беспокойтесь, милая! – раскатистый смех громом содрагает стенки и полки в крохотном для такого мужчины кабинете. – Лоботомия? - очередное сотрясение смеха. - Здесь лучшие специалисты со всего мира практикуют новые методы лечения психологических нарушений. Состоятельные спонсоры, отпрыски которых составляют большинство посетителей, - слово “посетители” Кирилл выделил кавычками, согнув в известном жесте указательные и средние пальцы рук, - не скупились и оснастили Надежду самыми последними моделями медицинской технологии.- потом, с наслаждением смаковав все сказанное, Кирилл продолжил. – Я все это к тому, что вам нечего беспокоиться. Вы в надёжных руках, и я бы даже осмелился сказать, что вам еще повезло попасть в Надежду.
-“Он все знает.” – подумала я. И вдруг мне показалось, что высокий парень, все это время молча стоявший за спиной Кирилла, утвердительно кивнул.
V
No one knows what it's like
To be the bad man
To be the sad man
Behind blue eyes
And no one knows what it's like
To be hated
To be fated
To telling only lies
But my dreams they aren't this empty
As my conscience seems to be
I have hours, only lonely
My love is vengeance
That's never free
No one knows what it's like
To feel these feelings
Like I do
And I blame you
                Behind Blue Eyes
                Limp Bizkit
                Из плей-листа Терезы.
Ночь 2-ая.
Сегодня я буду готова.
Вернувшись после беседы с Кириллом в палату, я была полна решимости забаррикадировать ее изнутри. Но так как вся мебель была прикручена к полу, то искать подручные средства пришлось вне стен моей обители.
И так, весь остаток дня прошёл в поисках подходящего материала. Достаточно большого, чтобы соорудить надёжную преграду. Но и не слишком громоздкого. Ведь при моих 45 килограммах живого мяса, (никогда особо не любившего физических нагрузок), унести слишком много тяжёлого казённого добра было просто опасным для здоровья. Хорошенько исследовав коридор и лестничную площадку на своем этаже, я нашла подходящими для данного дела две кушетки с железными ножками, большой горшок с растущим в нём живым деревом и одну полку, одиноко висевшую над окном в конце коридора. Она была пуста, и зачем ее здесь повесили осталось для меня загадкой.
Прежде чем решиться протащить к себе найденную первой кушетку, я стала ждать пока торчавшая в коридоре небольшая группа молодых людей разойдётся по своим палатам. Среди общей толпы особенно выделялся стоявший в центре красивый молодой человек спортивного телосложения. По его манере держаться и по тому, как часто к нему обращались остальные члены компании, можно было предположить, что он занимает авторитетное положение у посетителей Надежды. А также не легко было не заметить моего недавнего знакомого - Патрика. Его выбритая голова на сей раз была перевязана, и свежие пятна крови пугающе алели на белой поверхности бинта. Он смеялся вместе с остальными, изредка визгливым голосом поминая проклятия эльфов. Когда они все же разошлись, я еще минуты две стояла в нерешительности, испытывая сильный страх быть пойманной и наказанной.
Первая кушетка, с жалобным скрипом по паркету, была успешно утащена. Пусть это длилось, как мне показалось, мучительно долго, но никто меня не остановил и даже не поинтересовался, чем я занимаюсь. С остальными предметами для баррикады все прошло также гладко. По коридору сновали туда-сюда больные и даже повстречалось несколько людей из персонала. Последние лишь неуверенно оглядывались, не зная, что предпринять, видимо за неимением примеров таких ситуаций в врученных им инструкциях. Но при этом не забывая натягивать свои тупые улыбки на лица. Уже толкая вперёд самую тяжёлую за сегодняшний день ношу, приличных размеров горшок, полный чернозема и с растянувшимся из него к свету, громоздким живым деревом, я уже настолько осмелела, что имела нахальность попросить помощи у проскочившего мимо медбрата. Под конец экспедиции я тащила к дверям своего убежища вторую кушетку, которую нашла у входа в отделение. И тут появилось небольшое препятствие. Одной маленькой занозе пациентке приспичило усесться на моей кушетке.
Все мои уговоры и просьбы были игнорированы. Потеряв терпение, я просто перевернула кушетку вместе с упрямой наседкой. Та скатилась, но, к счастью, не упала. Приняв плаксиво-обиженный вид, она стала один в один напоминать известных всем своей избалованностью младших в семье детей, (при взгляде на неё невольно вспомнился Вики). Я испугалась, что она действительно заплачет и позовёт на помощь, но ее реакция оказалась более непредсказуемой. Убедившись, что обиженная мина не работает, она осклабилась и попыталась приблизиться, угрожая при этом укусить меня (“Я тебя укушу, аррр!”- проснулась тигрица в этой малышке.) Все это было бы весьма комично в иной обстановке. Но в тот момент я чувствовала сильную усталость, и разыгравшаяся комедия уже начинала не на шутку напрягать. Накатила волна ярости. Вдоволь обрушив на нее словесный мусор и вновь ощущая прилив сил, я уже приготовилась к обороне кушеткой, но девочка-тигрица внезапно совершенно потеряла интерес ко мне и к моей злополучной кушетке. Как и вообще ко всему окружающему. Она просто застыла на месте, не шевелясь и даже не моргая. Не теряя зря время, я быстро продолжила тащить отвоеванный трофей к себе в крепость.
Прежде чем готовиться к блокировке выхода, я заблаговременно посетила столовую за съестными припасами. Так что все готово, только Сандры снова нет на месте, и я вынуждена дожидаться ее прихода. С напряжённой тревожностью слежу за ходом времени, судить о котором приходится по освещению из окна. Так медленно, час за часом, проползло время, за которое я съела почти всю припасённую снедь. На мирок Надежды опустились сумерки. Из приоткрытой двери в коридор внутрь упал свет включившихся с характерным гулом люминесцентных ламп.
-"На то, чтобы передвинуть все эти новоприобретения уйдёт немало времени и мне следует уже приступать к делу, если не хочется просидеть до полуночи. Сандра, скорее всего, снова будет ночевать “где-то ещё”.
Таким образом, как мне показалось, благоразумно рассудив, я немедленно берусь за работу. Расставляю свою преграду, как запланировала: полку ставлю под ручкой, чтобы нельзя было ее повернуть и этим самым блокирую замок. Расположенные крест на крест, две кушетки прислонились к двери, передвинутый с неимоверным трудом горшок живого дерева расположился сразу за ними, прижатый к стене. Окончив собой композицию, он послужит основной опорой преграждения.
Я лежу, совершенно обессиленная и счастливая проделанной работой. Вдруг:
Тук-тук-тук!!!
Барабанят в дверь. Снаружи грозный голос Сандры извещает, что выломает дверь, если ее сейчас же не впустят.
-Сейчас! - устало кричу я, понимая, как бессмысленно были растрачены время и энергия в течении последних полутора часов и все же справляюсь с желанием тут же расплакаться.
Пока я повторяю свои последние действия, но только в обратном порядке, мимоходом снабжая их полными огорчения вздохами и проклятиями, за дверью беспрерывно звучат смех и болтовня. Конечно, мысль о напрасно проделанной работе раздражает, но весёлые звуки за дверью вызывают любопытство. Кого привела Сандра в этот поздний час? Хотя в сердце забилась смутная тревога. Да нет, мне просто привычно испытывать небольшой страх перед новыми знакомствами. И нельзя скрыть, что посиделки в компании казались еще приятнее учитывая страх перед ночью, и что ночь в себе таит.
Одна из кушеток с пугающим грохотом падает на землю, пока я пытаюсь вытащить другую. Звуки за дверью на мгновенье стихают, но потом раздаются насмешливое хихиканье. Хихиканье отчётливо мужских голосов. И недовольное фырканье Сандры. Факт присутствия среди гостей противоположного пола и недовольство в голосе Сандры усиливают прежнюю тревогу. С последними силами толкаю в сторону полку. Дверь тут же открывается.
За ней стоят Сандра и двое парней. Одного из них я уже видела в коридоре, спортсмен с накаченными руками. Вторым был щупленький парень из столовой.
-“Любитель кальция.”- нахмурившись, думаю я.
Он растерянно махнул рукой в знак приветствия. Спортсмен, среднего роста и коренастый, при этом с очень изящными, даже немного женственными чертами лица, проходит в комнату первым, при этом даже не обратив на меня внимания. Его можно было бы назвать красивым, но что-то в его наружности отталкивало. Возможно, отталкивало написанное у него на лбу претенциозное чувство превосходства. Типичный альфа-самец. Неудивительно, что он пришёл с Сандрой. Типичной альфа-самкой.
-Что ты здесь натворила? - недоуменно оглядывается она, входя следом за красавцем-спортсменом.
-Пыталась хоть что-то предпринять. Обезопасить себя, нас... – хотелось сказать твёрдым голосом, но получается, как всегда это бывает с теми, кто превосходит тебя физической силой, заискивающе-примирительно. Ненавижу тебя, Тесс.
-И ты все это сама перетащила? – наконец удостаивает меня своим вниманием парень альфа, окидывая меня насмешливым взглядом, сверху вниз. Подойдя ко мне вплотную, тихо добавляет, - Но тебе нечего бояться, пока мы здесь. – Он настолько близко стоит, что я слышу запах его шампуня - что-то сладковатое, вроде персика, но при этом очень приятное.
-Ну конечно, поэтому ты к нам пришёл?! – говорит и вдруг с визгом накидывается ему на спину Сандра. Кусает его за ухо. Поспешно удаляюсь от этого бурно-игривого проявления чувств своей соседки к спортсмену.
-Да заходи уже, Чел! – кричит Паркер робко ожидавшему за порогом приглашения парню со столовки. Вблизи он мне кажется еще более тщедушным и слабым. Для полноценного образа ботаника ему не хватает только очков. Брекеты ослепительно блестят в зубах, когда, наконец решившись войти, он улыбается мне.
-Боже, ну что за чучело. – бурчит Сандра, заметив его улыбку. Невольно хмурюсь при этом ее замечании.
Наконец отцепившись от своего альфа-самца, Сандра торжественно представляет его мне.
– Знакомься, Тесси, это мой парень, а по компетенции и старейшина нашего отделения, Сэммуэль Паркер. Или просто Паркер.
-Рад знакомству, Тесси. – подмигивает мне одним глазом Паркер. Неужели теперь это мое новое прозвище? Тесси, серьезно?
-А я ... – протягивает мне дрожащую руку парень с брекетами.
-Нет, нет!!! – внезапно набрасывается на него Паркер, с лёгкостью, словно тот не человек, а всего лишь набитая опилками кукла, встряхивает его, схватив мощными руками тонкие плечики несчастного.
Кстати, о куклах. Мне удалось заметить за поясом Паркера, пока тот игрался со своим тщедушным приятелем, еще одну тряпичную куклу. Только выглядела она совсем иначе наших с Сандрой кукол. На ней недостаёт волос и одежды, кожа из материи вся перепачкана какими-то пятнами. На лбу у куклы что-то написано. Паркер, удовлетворившись плаксивыми извинениями худого, теряет к нему интерес и оборачивается за поощрительным поцелуем к Сандре. Я оказываюсь у него за спиной и с содроганием разглядываю надпись на лбу у изуродованной куклы: Шлюха.
До этого момента Надежда казалась особенной, отличной от внешнего мира. Несмотря на страх, внушаемый близостью с невменяемыми, а следовательно, и опасными людьми, все же для меня не было ничего хуже того места, откуда я попала сюда. Но грубая власть силы в лице Паркера, раболепие большинства перед этой силой и смирение таких, как этот хлыщ, так сказать, угнетаемого меньшинства, вскрыло, что между Надеждой и миром здоровых людей есть и сходства. Изуродованная кукла только подтверждало сделанное предположение: зачастую привилегией власть имущих является бессмысленная жестокость по отношению к тем, кто не в состоянии дать отпор.
В сердце колотится естественное желание заступиться за Брекеты, но вся эта ситуация слишком напоминает прежний мир, с его абсурдной уверенностью в своей реальности. Когда он ничто иное, как всего лишь иллюзия. Так что я лишь устало думаю: «Сдаюсь. Мне не сбежать от тебя, сотканное из иллюзий и самообмана, человеческое существование.» - и с наигранной трагичностью бросаюсь на кровать.
Паркер отрывается от раскрасневшейся Сандры и поворачивается ко мне.
-Ты здесь новенькая, и тебе придётся узнать о правилах, чтобы разобраться, что к чему. - говорит он.
-Правилах? Но...
- Глав врач здесь ничего не решает. Если ты не заметила, по ночам здесь никого кроме нас нет. Им плевать на нас. – все это время в сохранявшем спокойствие твёрдом голосе Паркера зазвучал гнев. - Никого кроме нас и ... Оно... Оно бродит по ночам... А врачам плевать. Даже персонал исчезает. – заговорив о “Нем", Паркер, казалось, на мгновение смутился. Должно быть досадно сознавать, что не всё может подчиняться контролю.
- Почему они уходят?
-Лучше спроси об этом у них. - вставляет Сандра.
- Мне кажется...- начал было Брекеты, но поймав предупреждающий взгляд Паркера тут же замолкает.
- “И в чем проблема? Почему он не позволяет этому парнишке даже рта раскрыть?”- думаю я, разглядывая печально понурившегося головой Брекеты.
- Как тебя зовут? – спрашиваю у него.
Выразившийся ужас в глазах Брекетов красноречивее любых слов просит меня замолчать.
-Ты можешь звать его Чел. – отвечает за него Паркер. – Но можешь даже не обращать на него внимания. - присаживается он рядом со мной на кровать.
-Почему?
-Ты любопытная. – улыбается альфа Паркер, оскалив ряд прямых и белых зубов.
-Такая же, как и твоя девочка.- легко садится к нему на колени Сандра.
-Ну конечно, детка...
Очередная сцена неконтролируемой нежности.  Пока они милуются, у меня есть время обдумать происходящее.
Значит так, есть клиника. Надежда. В ней много чего странного. Нельзя видеться с родными. Пациентам раздают тряпичные куклы, при этом внушая, что участь быть обращенными в таких кукол ждёт всех, кто не “исцелится" или что-то вроде того, не так ли? И никаких правил, за исключением запрета на выход наружу и какие-либо попытки связи с внешним миром. И тут появляется плейбой по прозвищу Паркер и заявляет о правилах. Что ему нужно и почему он затыкает этого парня?
-Так как же тебя зовут? - снова задаю тот же вопрос, хотя взгляд мой направлен не на того, кому он был обращён, а на сидевшего у меня в ногах Паркера.
-Никак не угомонишься, да? – угрюмо мычит Сандра, от которой тот поспешно отрывается. Между тем, глазами девушка явно делает знак предостережения. Паркер в течении нескольких томительных мгновений внимательно разглядывает меня сверху вниз.
-Он провинился передо мной и теперь наказан.
Меня коробит от его слов.
-А ты, если не хочешь повторить судьбу Чела, выслушай меня внимательно. Тебе назначили медикаменты, которые ты, конечно, не будешь принимать. Но отказываться от медикаментозной помощи не стоит. Ты меня понимаешь? - в его больших глазах с томно опущенными верхними веками сверкнула угроза.
Я стараюсь не отводить взгляда от Паркера.
-Хочешь получать мои таблетки?
-Умница! Именно это мне от тебя и нужно.
-Зачем они мне? От них я превращаюсь в заторможенного зомби.
-Ну вот, ты и сама понимаешь, что тебе они ни к чему. Давай сегодняшнюю дозу, а с завтрашнего дня будешь сама приносить ее к нам, в палату номер 9А. В мое отсутствие можешь отдать дозу Челу. Мы с ним лучшие друзья, не так ли, старина?
- Да, конечно, Паркер. – вздрогнул не ожидавший, что к нему обратятся, Чел.
- Но я не получала еще никаких лекарств.
Сандра картинно закатывает умело подведенные подводкой глаза.
-Ты ей не показывала? – спрашивает у нее Паркер.
- Думаешь, у меня есть на это время?
Паркер безразлично пожимает плечами. Шепнув ей: “Дай встать”, поднимается и подходит к изголовью кровати, поближе ко мне. Я приподнимаюсь. Паркер, мягко говоря, не внушает доверия.
-Видишь здесь кнопку? – спросил он, проводив рукой по боковой стенке тумбочки, стоявшей у изголовья кровати. С краю действительно оказалась небольшая кнопка, которую я ошибочно принимала за обычную заклёпку.
- Что это, кнопка вызова?
-Нет, скорее это кнопка пуска. - загадочно улыбнулся он и нажимает на кнопочку.
От неожиданности я могу только ахнуть. Темнота за ближней половиной возвышавшегося позади окна внезапно сменяется красочным цветом пиксельного синего. Окно оказалось в то же время монитором. Скоро на дисплее появляются команды:
Вызвать помощь
Связаться с куратором
Получить суточную дозу медикаментов: прозак, буприон...
Заказать еду в палату
Внизу, более мелкими буквами выведено: Тереза Адлер, 20 лет, острый психоз с параноидальными наклонностями.
-Как мило. - вырывается у меня.
- Что?
-Да нет, не обращай внимания.
-Нужно нажать сюда. - касается Паркер шишковатым средним пальцем команды получить суточную дозу. Нажимает на нее.
-Но кто принесёт... – не успеваю договорить я, как сверху, с лёгким гулом, по трубам-воздуховодам вентиляционной системы проносится что-то и вылетает из-за сдвинувшейся в сторону решётки проветривателя. Падает на пол. Это маленький контейнер. Чел бросается было к нему, но замирает, поднимает вопрошающий взгляд на Паркера. В ответ тот небрежно кивает. Получив разрешение, Чел поднимает контейнер, с любовной осторожностью подносить его к нам и передаёт в руки Паркеру. Который с бесцеремонной быстротой вскрывает сокровище Чела. Внутри обнаруживаются четыре капсулы разного цвета и формы.
-Видишь, как они решили проблему вечерней раздачи лекарств! - улыбается альфа-самец Сандры.
-Но ты можешь всегда попросить у Паркера...- снова заговаривает Чел.
-Да заткнись уже, Чел! – все также спокойным голосом говорит Паркер, но глаза его недобро потемнели.
- Я уже сказала, что мне они не нужны. Забирайте все!
- А мы бы и так забрали. – теперь потемневшие глаза впираются взглядом в меня. - Здесь решаю я, Тесси. Запомни это, хорошо?
-“Ты здесь из-за таких, как он.”- говорит знакомый голос в голове.
Перед глазами проплывают картины из прошлого: школьные друзья задиры, с которыми я водилась, боясь одиночества. И травли. Поэтому соблюдала нейтралитет, пока “друзья" гнобили других.
Долгожданный выпускной. Обещание себе забыть о прошлой компании. Долгое время скитаний в одиночестве, избегание общества сверстников. Да и вообще, всех.
Приход к анархизму. Новый взгляд на мир, новые надежды, новые друзья. Скорое разочарование: великими анархистами оказались панки-хулиганы, проводившие время в бесцельных стычках днём, и за животным мародерством ночью. Хотя это и мародерством назвать трудно. Все обычно ограничивалось тем, что мои новоявленные приятели, обычно не в самом трезвом состоянии, либо краской выводили похабщину на монументах либо мочились на какого-нибудь несчастного общественного деятеля прошлых лет. Пусть даже если деятель и был настоящим негодяем и мошенником, причём тут камень? Разве мы не должны помнить о плохом также, как и о хорошем?
Воспоминание о мочившемся на памятник анархисте, вызывает улыбку, и я уже более решительно спрашиваю:
-Так что ты говоришь, здесь решаешь?
- У тебя проблемы со слухом? ВСЁ!
-ИДИ К ЧЕРТЯМ, УГНЕТАТЕЛЬ!
Что было дальше я не помню. А может, не хочу вспоминать.
VI
- Вы можете довериться мне, Тереза. Я здесь, чтобы помочь Вам.
- Я знаю, но…
Сеанс 2-ой.
Последнее сомнение тает под пристальным взглядом бархатно-черных глаз.
-«Боже, что вы со мной делаете, Кирилл?» - при этой мысли не могу удержаться от лукавой улыбки. Которую мой куратор, судя по промелькнувшему в чёрных глазах удовлетворению, видимо принимает за согласие.
- Возможно, вам я и могу довериться, вы сохраните врачебную тайну и т.п. Но почему мне следует доверять и ему? – все-таки удаётся мне извернутся и найти выход в присутствии, (так же, как и в прошлый раз,) высокого, бледного парня с веснушками.
Сегодня он сидит на подушке-стульчике напротив. В руках у него вероятно одна из тех книг, которые он рассматривал вчера. Парень настолько углубился в чтение, что даже не замечает моего выпада против него. При этом у него такой завораживающе-умиротворенный вид, что я невольно засматриваюсь и когда Кирилл говорит: «Он может удалиться, если так вам будет удобнее.» – до меня не сразу доходит, о чем идет речь.
- Нет-нет. – спохватившись проговариваю и даже самой не до конца понятно, почему мне вздумалось изменить решение.
Просто у него тот самый, так называемый, внушающий доверие вид… Длинная чёлка медно-рыжих волос низко опускается на веснушчатое лицо, но это не мешает круглым каштанам глаз продолжать читать. В беспрерывном беге неутолимой к новым познаниям жажды, глаза быстро скачут со строчки на строчку, поглощая так страницу за страницей. А в самих них мысль, выдающая за собой разум глубокий и пытливый, проносится за пределы реальности в дали вымысла. Где, кто знает, какие сцены и перипетия судьбы, какие открытия и прогнозы на будущее увлекли за собой сознание. Вымысла, который, впрочем, порой и кажется реальней самой действительности.
Да, ссутулившийся и с лицом, которое то омрачается, то вновь озаряется прозрением, он настолько сосредоточен на книге, что переживать о конфиденциальности разговора не придётся.
Хмм, за все время пребывания в Надежде я ни разу не видела этого парня в отделении или в столовой. Может, он студент психиатрического и проходит практику у Кирилла? Или это его родственник? Чтобы родственник мог забыть в лечебнице?! Абсурд!
-Тереза? Вы еще здесь? – добродушно улыбается Кирилл.
- Да, я… На чем мы остановились?
- Вы хотели рассказать, что произошло между вами и… - на секунду призадумался Кирилл, -Ммм, Паркером, старшим отделения. - согнулись губы в лёгкой усмешке.
- Ах, да… Произошёл небольшой конфликт.
-И кто же стал инициатором?
- «Конечно он!»- хочется мне выкрикнуть, но я сдерживаюсь. Вспоминая вчерашнее, мне невольно приходиться признать, что, пожалуй, если бы я просто отдала таблетки Паркеру, никакой заварушки не было бы. Но, как ни странно, я не чувствовала никакой вины или сожаления.
- Я. Я была инициатором конфликта. - отвечаю я не без гордости.
- Вы на него напали? – с любопытством взглядывает Кирилл.
- Ну… Это, наверное, слишком сильно сказано… Я попыталась сбить его с ног, но он такой сильный… Его это только насмешило, и тогда я… Укусила его в щеку.
- Вы его укусили? – если Кирилла это и удивило, то он ничем не выказывает своего удивления.
- Да.
- Что вы чувствовали тогда? Злость, бессилие… - Кирилл делает паузу, и осторожно добавляет. – Возможно, желание?
-Желание? Это нелепо! – непонимание куратора, или его нежелание понять меня, задевает. – Да, я чувствовала злость, ярость… Но это не было причиной моего нападения. Скорее, следствием.
- Хорошо. Тогда в чем же была причина?
- В нем самом.
- Он вам не понравился?
- Конечно. Кому бы такой упырь понравился?
- Например Сандре. Девушкам ведь нравятся плохие парни, не так ли? –  недоверчиво прищуривает глаза Кирилл. Сейчас он и сам похож на плохого парня.
- Это совсем другое. Вы же и сами знаете. Зачем прикидываться?
- Сейчас важно не мое мнение, а ваше.
- Хорошо. Он мне не нравится, потому что он типичный альфа, понимаете? Думает, что лучше других и поэтому имеет право подчинять себе чужую волю. И все с этим согласны. Там, в жизни, меня это сводило с ума. И теперь здесь, снова… - выдыхаю я.
Кирилл непрерывая выслушивает меня, а потом задумчиво говорит:
- Вы считаете, что поступили правильно, противостояв несправедливости в лице этого Паркера, не так ли?
- Да. - без промедления отвечаю я.
-Вы гордитесь своим поступком?
- Ммм, да...
- Так же, как и гордитесь попыткой суицида в прямом эфире на одной из социальных сетей? С призывом последовать своему примеру всех неравнодушных к несправедливости в мире, к войнам и эксплуатации, - с хладнокровием читает запись из своего блокнота Кирилл. – В сказанном ведь не допущено никаких неточностей?
Внутри все скрючивается от холодности, с какой Кирилл смотрит на меня. С трудом выдавливаю:
- Это другое.
- Что это значит, Тереза?
- Вы типичный фрейдист, не так ли, доктор? Раз человек хочет справедливости в мире и борется за нее, он непременно душевно больной? – дрожащий голос на последнем слове переходит на крик.
- Почему же непременно душевно больной? Возможно, несчастный. – все также спокойно говорит Кирилл. Но ему не удается скрыть лёгкого смятение в глазах. Смятение, и снова блеск заинтригованности.
- Все мы чем-то несчастны. – парирую я.
- Но не все мы пытаемся спасать мир. Человек эгоистичное животное, ему незачем кидаться спасать мир, если сам он в меру счастлив.
- Моя мама любила повторять, что каждый человек судит о других по себе.
- Вот как? – мягкий смех Кирилла бежит мурашками по коже. – Как вы считаете, ваша мама является авторитетом для вас?
- Наверное, не знаю...
- У вас с ней хорошие отношения?
- Да нет, не то, чтобы очень... У нас натянутые отношения. Особенно теперь, после инцидента.
Кирилл делает новую запись в блокноте. При этом у меня такое ощущение, словно я допустила ошибку и, как в видео играх, на панели сохранившихся жизней стало на еще одно сердечко меньше.
- Под инцидентом вы подразумеваете попытку самоубийства?
- Да. – хмурюсь я. - “И не надоело ли ему постоянно напоминать об этом?”
- Инцидент, борьба за справедливость, вы готовы назвать это как угодно, но не суицидом. Вам следует называть все своими именами.
- Что? Что вы хотите сказать?
- Я хочу сказать, Тереза, что мир - не волшебная сказка и вы не рыцарь, который должен всех спасать. Пора взрослеть и учиться нести ответственность за свои поступки.
- Вы тоже хотели бы, чтобы меня посадили в тюрьму... – одними устами шепчу я.
- Извините, я не расслышал?
- Ничего.
Поднимаюсь, с твёрдым намерением наконец уйти с этого чертового сеанса. И только сейчас вспоминаю о существовании парня на соседнем стуле. Оказывается, он уже отложил книгу и теперь смотрит на меня. Давно ли он не читает? Если да, то я бы не удивилась, найдя в этих глазах-каштанах непонимание, отвращение, страх, ненависть... Или возненавидела бы, если бы заметила в них сочувствие. Но он смотрит на меня лишь с пристальным вниманием, словно спрашивает себя: “ И где это раньше я видел её?”
-Прошу вас, Тереза, сядьте. – примирительным тоном проговаривает Кирилл. И, поймав брошенный мною взгляд на парня, добавляет, - Думаю, вашему другу то же не хотелось бы, чтобы вы так скоро ушли от нас.
Парень слегка смущенно отводит в сторону взгляд.
-Другу? С чего это мы друзья?
-Разве нет? – тут непроницаемость Кирилла даёт трещину и на лице его отражается очевидное удивление.
-Мне пора. – поворачиваюсь я.
-Последний вопрос, - тоже поднимается Кирилл. – Я не заметил у вас куклу, Ольга, не так ли?
-“Он знает даже имя.” – пришёл мой черёд удивляться. – Кажется, у меня проблема.
-В чем дело? – снова садится на свой зелёный диванчик Кирилл. Приходится последовать его примеру, и я со вздохом сажусь.
-Похоже, она потерялась. – прячу взор от вопросительного взгляда Кирилла. – Кукла, Ольга потерялась. – после минутного колебания прибавляю, - Я почти уверенна, что это дело рук Паркера.
Кирилл серьёзно смотрит на меня. Его молчание затягивается, и мне даже становится страшно, как начудившему дел ребёнку страшно перед взрослыми. Наконец Кирилл медленно, отделяя каждое слово, произносит:
-Меня очень огорчает ваша безответственность, Тереза.
-Но, но я не виновата... – начинаю оправдываться, потому как предчувствие подсказывает, что потеря куклы может дорого обойтись.
-Вы умная девушка, и должны были понимать, что куклы выдаются посетителям не по простой прихоти врачей.
-Тогда зачем же?
-Это ответственность, которая необходима в жизни, за стенами Надежды. – Кирилл немного задумывается. Потом продолжает, - Зачастую в клиниках люди проходят лечение, им становится лучше и они выписываются. А через определённый срок, у кого как, снова попадают в лечебницу. Почему так происходит, спросите вы. Возможно, причина тому изолированность, так сказать, абстрагированность от мира. По разные стороны стен таких клиник находятся два разных мира. В одном пациенту помогают, дают лекарства, поддержку или, если угодно, упомянутый вами электрошок. Но по другую сторону обычный мир, где всех этих вещей нет. Зато есть проблемы, проблемы неотъемлемы от жизни. В клиники попадают те, кто не справляется с проблемами. А в Надежде мы в первую очередь стараемся помочь вам вновь адаптироваться к миру с его проблемами. Делаем мы это, стараясь вновь научить вас ответственности.
-Как детей, с куклами... – задумчиво проговариваю я.
Да, правильно. – кивает Кирилл. – Человек может продолжать видеть зелёных человечков, но если он сознает, что это всего лишь галлюцинации и несёт ответственность за свои поступки, то он уже безопасен для окружающих и для себя. – Кирилл переводит дыхание после длинной речи. – Теперь вы понимает, насколько это серьёзно потерять куклу?
-Я найду ее, обещаю!
-Вам не нужно давать обещаний, Тереза. – грустно улыбается Кирилл. – Кукла исчезла после того, как вас посетил этот…
-Паркер.- подсказываю я.
-Расскажите поподробнее, что произошло после того, как вы его… - многозначительный взгляд, -Укусили. Полагаю, это поможет в поисках куклы.
При всем нежелании вспоминать о произошедшем вчерашней ночью, я, понимая, что куратор не отстанет пока не узнает обо всём, начинаю свой рассказ в следующем порядке.
Мне и раньше говорили, что у меня есть одно необычное свойство меняться. Неразговорчивая и замкнутая, я всегда сторонилась людей. Боялась их. Но бывают моменты, когда страх, охватив за край, обращался во что-то большее, сильнее, выходящее за контроль благоразумия. И тогда уже люди начинали бояться меня.
Думаю, то же произошло вчера.
- ИДИ К ЧЕРТЯМ, УГНЕТАТЕЛЬ!
С этим призывным криком я соскочила с кровати и набросилась на стоявшего возле меня Паркера. Как оказалось, эффект неожиданности не срабатывает когда твой противник весит почти в два раза больше тебя. Угрожающая темень сошла с лица Паркера, и староста отделения посмотрел на меня округлившимися от удивления глазами.
Первой хихикает Сандра. А вместе с ней и Паркер заливается по-детски звонким, невинным смехом. В конце к ним присоединяется неуверенно-заискивающее хихиканье Чела. Этот общий смех, окончательно разделивший меня от них, и послужил толчком к вышеупомянутым метаморфозам. При таких превращениях мозг отказывается нести ответственность за последствия и просто-напросто отключается.
***
Мне еще никогда не причиняли боль осознанно. Физическую боль.
Очнулась я уже на полу.
Не получается… Дышать не получается…
Надо мной, всей своей мощью, навис Паркер. Предплечьем мускулистой руки он давит мне на горло. Не могу дышать… Слышен только хрип, жуткий, потусторонний, так что трудно поверить, что он исходит из моего собственного горла. Руки беспомощно бьют по железному телу, царапают лицо, пытаясь вырваться. Бесполезно. Где-то в стороне, на заднем плане, слышны крики Сандры. Чела не видно и не слышно. Я хочу крикнуть им: «Помогите!», но от этого огонь в горле жжёт лишь сильней, а наружу прорывается лишь какой-то крокочущий, хриплый рокот: Крохх-окххх…
Все вокруг туманится горькими слезами унижения: я чувствую, как другой рукой Паркер начинает расстёгивать пуговицы блузы.
- Посмотрим, что тут. Точнее, чего тут нет. – выдавливает он злорадный смех.
Навеивает жаром от его шумного дыхания, побагровевшее от ярости лицо Паркера в пяти сантиметрах над моим. На левой щеке полукругом проступили капельки крови на месте укуса. Ноздри широко вздуваются и раздуваются, а на большие глаза опять опустился пугающий мрак. Он никогда не остановится. Он безумен.
- Нееет, хватит! Ты ее убьёшь! – пытается оторвать его от меня Сандра.
Все пуговицы расстёгнуты. Рука проскальзывает за спину, к застежке бюстгальтера. На глаза словно медленно начинает опускаться занавес и по краям все темнеет.
- ОСТАВЬ ЕЁ!!!
Сандра кидается к нему на спину, совершенно так же, как делала это во время их любовных ласк. Но сильный рывок недавнего возлюбленного откидывает ее прочь.
Вдруг удушающий захват ослабляется. Ужасная тяжесть с горла сошла, Паркер слезает с меня. Жадный глоток кислорода расходится безудержным приступом кашля. Я поворачиваюсь на бок и сгибаюсь по полам от горящей боли в горле.
Кашель постепенно проходит, я оглядываюсь и вижу сидящего на полу, прижавшись к самому углу, Чела. Его расширенные от ужаса глаза прикованы к чему-то находящемуся позади меня.
- «Сандра!» - охватывает меня беспокойство и приподнявшись я оборачиваюсь в сторону его взгляда.
При виде представшего взору с облегчением выдыхаю: Сандра, живая и здоровая, правда, прижимая ладонью лиловую шишку под глазом, старается испепелить взглядом Паркера. Тот с прежалким видом стоит на коленях и вымаливает  прощения у незапланированно пострадавшей любимой.
- «Так вот что так напугало Чела.» - с усмешкой думаю я. – «Падение почитаемого идола перед какой-то женщиной, он Паркеру этого не простит.»
- Ты сволочь. – устало хриплю я, стягивая руками расстегнутую блузу.
- Тебе все еще мало? – ревёт в ответ Паркер. Я боюсь, что он снова нападёт. К счастью, староста отделения не трогается с места, а лишь продолжает гневно кричать. – Это все из-за тебя, смотри, что ты надела! – указывает он на синяк у Сандры под глазом.
- Это ты ее ударил, сволочь. – я прекрасно понимаю опасность таких выпадов, но не могу ничего с собой поделать. Чувства унижения, отвращения и злости, вместе взятые, преобладают на чаше равновесия, где в минусе остался инстинкт самосохранения.
- Ты первая начала! – показывает он на след от укуса у себя на щеке.
- Заткнись уже. – негромко, но твёрдым голосом говорит Сандра. – Проваливай Паркер, я не хочу тебя видеть.
- Но детка…
- Я все сказала. – отрезает она.
- Это все, что ты хочешь сказать? – изменившимся голосом спрашивает Паркер.
Сандра лишь молча кивает в ответ.
- Ладно. Поговорим завтра. Пошли, Чел. Нам здесь не рады. – с этими словами Паркер не оглядываясь проходит быстрым и шаркающим шагом к двери. Мне показалось, или в его глазах блеснули слёзы?
Чел выходит следом за ним, но прежде не забывает с крадущейся осторожностью захватить всеми забытый контейнер с пилюлями.
- Клоназепам, ксанакс, прозак, буприон… - успеваю услышать сладостный шёпот Чела, пока он, открыв крышку изучал содержимое контейнера.
Когда и этот червь ускользает из палаты, Сандра захлопывает за ними дверь.
Да, возможно баррикада и не спасёт от зверя, бродящего здесь по ночам. Но мы с Сандрой, даже не сговариваясь, начинаем в спешке блокировать дверь.
VII
День 3-ий.

Они шагали рядом – два мира чувств и понятий, неспособные сообщаться.
                “Повелитель мух”
                Уильям Голдинг.
Из-за слипшихся век глаза с трудом открываются. За ночь они настолько опухли, что верхние веки больше походили на тяжелые, лилово-коричневые мешочки - наглядное доказательство слез, усердно лившихся всю ночь напролёт. Видимо эта ночка выдалась беспокойной и для Сандры, слишком уж бесшумно лежала она на кровати, пока я безутешно ревела в подушку. Я чувствовала, что она не спит, а молча прислушивается к моим жалобным хныканьям.
Раннее утро, мы прямо в палате наскоро завтракаем тем, что осталось от моих съестных припасов. Не по-обычному радушная и милая сегодня, Сандра, замазывая синяк под глазом тональным кремом, торопит меня скорее собраться. У нее есть какой-то сюрприз. Сначала я противлюсь идее прогулки по понятной причине отсутствия настроения. Но перспектива остаться одной в палате гораздо хуже, и мне скоро приходится сдаться. Кажется, она чувствует вину передо мной за Паркера и пытается ее загладить. Лишние хлопоты. Честно говоря, я не в обиде на нее, хотя это она привела сюда парней. Ставший сегодня еще больше чем вчера, синяк под глазом был достаточной платой за данную вольность и Сандра, пожалуй, такая же пострадавшая, как и я.
В общем, мы бессловесно договорились не упоминать друг другу о схватке с Паркером и скоро вышли из отделения, захватив с собой, по её настоянию, полотенца и сменное бельё. Кажется, я догадываюсь, какой сюрприз ожидает впереди.
Было еще очень рано и нам никто не повстречался до самой лестничной площадки. Там, на ступеньках, прислонившись к перилам сидела с ничем не выражавшим лицом девушка. Я сразу узнала в ней ту тигрицу, что мешала мне нести в палату кушетку. Хотя я уже становилась свидетельницей беспричинного впадения сей особы в кататоническое состояние, в этот раз с ней явно что-то другое. Что-то более основательное для беспокойств.
Мы подходим к ней поближе и Сандра беспечным тоном спрашивает:
-Хей, Лаванда! Что это стало с тобой? Ты забыла о «предполуночном» визите вчера? - сгибает в воздухе указательный и средние пальцы она, изображая кавычки, - Ты пропустила палату 4С. Слышишь, Лаванда-аа?! – и вдруг совершенно бесцеремонно, даже как-то брезгливо наморщив свой хорошенький нос, она толкает её носком туфли в живот. – Хмм, она опять тормозит.
-Может, позвать на помощь? – полуопущенные веки Лаванды и стекающие из уголка рта ручейки слюней, бежащих дальше, (удивительное обилие влаги!), по кофточке и джинсам, вызывают тревогу.
-Не нужно. С ней такое часто бывает.
С этими словами Сандра покидает беспомощное тело девушки и мне ничего не остаётся, как последовать за ней.
- Значит, она часто бывает в таком… состоянии?
- Да.
- А как понимать эти «предполуночные» визиты?
- Лаванда чокнутая, которая суется ко всем каждую ночь, ровно без четверти двенадцать, по ней можно спокойно часы сверять. Это ее священная миссия, - сардонически усмехается девушка-вампирша, что, впрочем, ей к лицу, - Я здесь уже половину месяца провела, и только вчера, впервые за все это время, Лаванда не предупредила о приближении полуночи.
- “Выходит, тигрица и есть та девчонка, которая ворвалась в палату в первую ночь.” – думаю я, а вслух произношу, - Да, она приходила в ту ночь… Когда я осталась одна. – все еще не могу удержаться от легкого укора в адрес Сандры за то, что она бросила меня одну. Но она даже не замечает этого и я продолжаю. — И тебе не кажется странным поведение Лаванды? Учитывая, в каком виде мы ее обнаружили?
- Да… - хмыкает она. Добавляет, – Но нам-то какое дело? - и вдруг, резко остановившись, оборачивается ко мне, берёт за руки. С серьёзным выражением на лице, она чеканит, отделяя каждое слово:
- Слушай и запоминай, Тесс. Здесь каждый сам по себе, и не я установила это правило. А то, что произошло вчера, - совершенство лица красавицы искажается нервной конвульсией. – Вчера было случайностью. Это не значит, что мы с тобой подруги и я брошусь тебе помогать в следующий раз или жду ответной услуги. Без обид, но ты же знаешь, я бы с тобой даже не заговорила бы в обычной жизни. Мы из разных, ммм... сословий. Поняла?
- Да, окей. – ошарашено моргаю широко раскрытыми глазами, слишком удивленная, чтобы обижаться на сказанное.
Спустившись на первый этаж, мы проходим в просторное и совершенно пустое помещение, где от наших шагов по каменной плитке расходится эхо. Помещение это отдалённо напоминает лобби при главном входе Надежды и мне вспоминается первый день приезда сюда, а затем и мама, родные… Сердце сжимает тоска по дому. Подумать только, уже прошло три дня с моего прибытия в Надежду а я, за исключением Вики, почти не вспоминала о близких. Как они там? Как бы хотелось позвонить и услышать их голоса хоть на минутку, удостовериться, что с ними все в порядке. Хотя, конечно, с ними заведомо все в порядке… Просто я слишком хорошо знаю своих родителей, которые скорее скрыли бы плохие новости, если такие имеются, лишь бы не тревожить свою “дефектную" дочь. На глаза наворачиваются слезы, и, с поникшей головой, я вступаю за Сандрой в ту часть клиники, в которой еще не была прежде.
За единственной дверью открывается... Я жмурю глаза от резкой боли: все стены, потолок и пол сияют белизной. Мы вошли в совершенно белую комнату, такую же большую, как предыдущая. В центре ее возвышается широкая колонна, на белой поверхности которой ярко выделяются жёлтым цветом прибитые указатели. Я подхожу к ней, читаю надписи, обозначенные на жёлтых стрелках:
«Библиотека, «союз книжных червей», - 1-ый этаж, левое крыло, главный корпус.» -гласит стрелка, указывающая на право.
«Бассейн, баня, водные процедуры - 1-ый этаж, левое крыло, главный корпус.» - написано на указателе, направленном в левую сторону.
«Теплицы, ботанический кружок - подвал, левое крыло, главный корпус.» -вектором вниз смотрит 3-ий указатель.
- Нам налево. – бросает мимоходом Сандра, по обыкновению не останавливаясь меня подождать.
- Мы в левом крыле?
- Да.
- Значит, в правом находится выход, то есть главный вход на лобби, так?
- Не знаю, возможно. – безразлично отвечает Сандра.
- Не знаешь? – Сандра молча кивает в ответ. - А разве ты никогда не пыталась найти выход? – приглушенным голосом спрашиваю я.
- Нет. Зачем это? – останавливается и с удивлением оборачивается ко мне Сандра.
- Ты никогда не думала сбежать?! – не могу удержать я слишком громкую реакцию.
- Зачем сбегать оттуда, где тебе хорошо?
Это утверждение кажется таким невероятным, что я даже не собираюсь спорить. «Ты просто чудила, Сандра.» - с грустью думаю я.
Как я успела заметить, в белой комнате нет дверей, просто два прохода по левую и правую стороны. Мы идём на лево, за проходом плавно переходим в такой же белый коридор, я бы даже назвала это продолговатое, замкнутое пространство туннелем. В нем нет углов, стены, потолок и пол слились вокруг нас кругом. Странно, но белизна здесь исходила мягким светом, не режущим глаза, а только приятным теплом покалывающим кожу. В туннеле на мгновение забылось все плохое, как и все, оно осталось позади, и мы улыбаемся друг другу, словно дети, пока идем по нему. Но вот за поворотом открылся выход, с нескрываемым огорчением выхожу из загадочного туннеля, подарившего мне на короткий миг чувство легкого счастья из далёкого и беззаботного прошлого.
Мы оказались в похожей на приёмную в СПА-салонах комнате. Внутри большое количество тропических растений в горшках, они занимают собой почти каждый свободный угол, и даже с потолка свисают экзотичными завитками веток и крупными бутонами ярких, душистых цветов. Вместо обычной мебели вдоль противоположных стен расположились друг на против друга большие качели, плетёные из ротанга. И даже самый воздух в комнате такой тёплый и влажный, и невольно казалось, что находишься где-то в тропиках, на скрытом ото всех посторонних острове. Два широких окна с боковой стены обеспечивают достаточное освящение, и высокие торшеры, абажуры и основания которых также скрепились ротанговым узором, стоят потушенные. Прямо перед нами стойка на ресепшн. За ней показалась красивая девушка. При нашем вторжении она лучезарно улыбается, взглядом приглашая войти.
-Добро пожаловать в зону Спа процедур клиники Надежды! – официально приветствует она нас. – Прошу вас пройти обязательную идентификацию.
-“ Вот так сюрприз, СПА!” – насмешливо улыбаюсь я, но Сандра принимает это за счастливую реакцию, и мы подходим к стойке.
Сандра встаёт прямо перед девушкой и с привычным видом наклоняется, чуть ли не вплотную, лицом к ее лицу. Сердце у меня подпрыгивает и вырывается испуганный возглас: неожиданно из глаз ресепшеонистки исходят тонкие пучки лазера и сверху вниз проходят по глазам Сандры.
-Доброе утро, Сандра! Сегодня вы очень рано! – после короткой процедуры сканирования узнаёт ресепшионистка посетительницу.
-Что? – спрашивает у меня Сандра, и по ее взгляду я понимаю, что смотрю на них с широко разинутым ртом.
Вдруг Сандра взрывается приступом неудержимого смеха и сквозь слезы веселья пытается какими-то обрывками мне что-то объяснить.
-Ты бы видела,… Хах-ха! Вот же черт, бедняжка…Хаха-ха! Прости, не бойся, ха-ха-хаа!
Я непонимающе смотрю на нее и внутри уже поднимается возмущённое осуждение.
-Смотри, - продолжает смеяться Сандра. – Это всего лишь голограмма! – и рукой тыкает несчастной ресепшионистке в лицо, но рука проходит насквозь, и через расступившееся изображение проявляется настоящий источник иллюзии: длинный чёрный шест с каким-то небольшим, похожим на камеру, устройством на конце.
-Прости, Тесси, хехе. – утирает слезы Сандра. – Никак не могла удержаться и не подшутить.
-Какая же ты… - вздыхаю я, и все же не могу не улыбнутся.
-Ладно, теперь твой черёд проходить идентификацию. – пропускает меня она к девушке-голограмме.
-А это не больно?
-Потерпишь. – издевательски улыбается Сандра, и становится ясно, что переживания на этот счет напрасны.
И действительно, я наклоняюсь как можно ближе к лицу ресепшионистки и в одно мгновенье лучистые пучки красного света сканируют сетчатки моих глаз.
-Здравствуйте, Тереза! Меня зовут Одри и я рада приветствовать вас в зоне СПА процедур клиники Надежды! – повторила свою реплику ресепшионистка. - Так как в вашей истории никаких противопоказаний к водным процедурам обнаружено не было, я могу предложить вам весь спектр наших услуг. У нас есть бассейн, лечебные ванны с различными солями и гидро-массажем, а также баня с парилкой, для очищения организма и духа наших посетителей. – улыбается она. Это улыбка слишком знакома, и ко мне подкрадывается подозрение, что возможно и остальные услуги в Надежде могли быть оказываемы фальшивыми работниками.
-Ну что, идём? – спрашивает Сандра, и обращается к Одри. – Мы в бассейн.
-Отличный выбор! – казалось некуда, но улыбка у Одри становится еще шире. – Но прежде, позвольте вам выдать ваш чип. – обращается она уже ко мне. - Загрузка ваших личных данных займёт пару минут.
-Подождём на качелях. – предлагает Сандра.
Как же давно не было такого! Качели легко подымают нас в воздух, когда Сандра, нажав на какую-то кнопочку на панели, встроенной в подлокотник качель, включила их и отрегулировала скорость. Автоматизация даже такой увеселительной конструкции, как качели, вызывает одновременно и восторг, и, почему-то, сожаление. От удовольствия я позволяю себе даже поразмахивать поочерёдно ногами. Сандра замечает это и ее смешливый взгляд словно говорит: “ Что, впали в детство?” На это я лишь счастливо улыбаюсь.
-У меня есть вопрос. – говорю ей я.
-Что?
-Да просто… А остальные, из персонала… Они тоже, не люди? - украдкой взглядываю на неподвижно застывшую Одри.
-Да, нас окружили стрёмные  роботы-людоеды! – видимо иронизирует она в ответ.
-И?
-Да ладно! Ты серьёзно могла так подумать? Таких, как Одри в Надежде только две штуки. Здесь, и еще одна в библиотеке. Сама я не видела вторую, - вздох. - Но мне Паркер рассказывал…– на секунду задумывается Сандра, и затем говорит. -В любом случае, у них денег бы не хватило, чтобы снабдить нас всех робо-нянями. Даже для Надежды это слишком большие расходы. – уверенно заключает она.
-Еще кое-что.
-Да?
-А как здесь повысить скорость раскачивания? – виновато улыбаюсь я, рассматривая панель на подлокотнике.
-Ты просто ребенок, Тесси. – закатывает глазки она, но по мягкой улыбке видно, что и она не против идеи раскачаться посильнее.
Качели взмывают вверх. Закрываю глаза, с наслаждением опрокидываю голову назад. Изнутри распирает счастье от охватившего тело, пощипывающего ощущения полёта… Как же давно не было такого…
-Ваш чип готов!- выводит меня из невинного экстаза голос голограммы Одри. – Только не забудьте пройти обязательную дезинфекцию до и после водных процедур.
-Это тоже не больно. – улавливает ход моих мыслей Сандра.
Получив чип, маленький красный диск, наподобие флэш карты, мы проходим в раздевалку. Сандра вытаскивает из своей большой, холщовой сумки свою вездесущую куклу Джимми и похожий на мой, но только черного цвета чип. Подойдя к напоминающему школьный сейф шкафчику, показывает, как и куда его вставлять. Дверца щёлкает, и открыв ее Сандра вытаскивает черный купальник, шапочку с очками для плавания и пару флип-флопов. Посторонившись, предлагает попробовать открыть шкафчик мне. Щёлк, и в нем появляются те же предметы, только уже красного цвета и меньшего размера. Сандра без промедления приступает к переодеванию, а я, проклиная изнутри общие раздевалки, тайком скрываюсь в самом дальнем углу, и, прикрываясь полотенцем, с превеликим трудом натягивают на себя свой купальник. В итоге мы обе выходим из раздевалки и следуем по коридору с зеркальными стенами. Обе не оставляем без внимания недавно еще скрытые одеждой места на теле. Сандра явно осталась довольной увиденным в отражении, а я невольно начинаю сравнивать свои и её пропорции. С удивлением обнаруживаю, что хотя в объёмах моя фигура и уступает соблазнительным изгибам её тела, однако же изящество точенной талии, плавная покатость плеч, тонкие линии ключиц и вся чарующая миниатюрность в моем облике как будто может соперничать с холодной и горделивой красотой вампирши. Из коридора мы попадаем в огромное помещение, где и воздух, пропитанный влагой, и звуки в самом воздухе отличаются, как это всегда бывает в закрытых бассейнах. Сам бассейн раскинулся впереди: большой и прямоугольной формы, он не обладает ничем примечательным. И все же, когда взгляд падает на него, настроение поднимается. Сейчас в нем плавает какой-то парень, одетый в схожий по фасону с нашими, плавательный костюм. Помимо нас троих здесь никого нет.
-Альбер, морж ты наш, и почему я не удивлена, что встретила тебя тут?
-Сандра, и я рад тебя видеть! – остановившись в центре бассейна, парень снимает очки и теперь щурится на нас.
Скоро я присоединяюсь к нему и мягкая прохлада чистой воды трепетно пробегает по пробудившемуся телу. Я сразу же захожу на глубину по плечи и плыву в противоположный конец бассейна. Сандра в нерешительности остаётся стоять на верхней ступени бетонной лестницы, где вода доходит только до щиколоток и звонко визжит, когда подплывший к ней Альбер начинает брызгать в нее водой. Интересно, она познакомит нас или здесь и это не принято?
-Отвали, Алли! Лучший иди и познакомься с Терезой. Это она моя новая соседка. – вынужденная, спасаясь от брызг, зайти в воду, Сандра ныряет, забыв натянуть очки. И даже на расстоянии заметно, что гигантский синяк уже начинает смутно проявляться сквозь растекающуюся тоналку.
Альбер ловким брассом плывёт и мгновением позже всплывает рядом со мной. Он хорошо сложен и имеет приятные черты. В непосредственной близости с ним я начинаю робеть, как и всегда с парнями, когда переживаешь дефицит положенных тканей на туловище.
-Я Альбер, и сегодня мой последний день на Надежде! – улыбается он, но в глазах у него не к месту блеснула грусть.
-Помнишь, Тесс, я рассказывала тебе о нем. – подплывает к нам Сандра.
-Надеюсь ничего дурного!
-Только то, что ты живёшь дольше всех в Надежде среди нас. Ну, и что ты тот еще задрот! – хихикает девушка и тут же нырнув, уплывает прочь от наигранного гнева Альбера. Но парень оказывается быстрее и скоро кара за оскорбление настигает ее. Альбер хватает верещащую и тщетно сопротивляющуюся Сандру, с тем чтобы снова бросить ее в воду. Я смеюсь и этим навлекаю на себя беду: Альбер тотчас оборачивается и летит по водной поверхности в мою сторону. За такими играми время незаметно ускользнуло и потерялось, пока не пришли…
***               
-Ненавижу я всех этих придурков. – устало пророняю я.
Кажется, уже как час длится сегодняшний сеанс и мне уже во второй раз хочется прервать его и, не смотря на все уговоры Кирилла, уйти домой. То есть в палату 4С.
-Дайте угадаю. В бассейн пришёл Паркер? И не один, видимо? – хмурится Кирилл.
-Да. Но вы не представляете, что там произошло.
-Я весь внимание.
-Да, появился Паркер во главе небольшой группы парней. Среди них был и Чел. Скучившись, они несли что-то. Что-то живое.
***               
Сандра, у которой зрение оказалось лучше, вскрикивает при виде ноши Паркеровских парней. Я автоматически прячусь за широкую спину Альбера. Тот тоже весь в напряжении следит за приближающимся шествием. Наконец мне удаётся различить, что у них в руках: безжизненно повисшее тело Лаванды. Тело девушки несут двое молодцеватого вида парней. В самом конце за всеми плетётся толстый и некрасивый парень. На подмышках его безмерно широкой футболки обозначились мокрые пятна пота.
-Давайте, ребята, бросайте ее туда! – подойдя к краю бассейна, указывает Паркер в воду.
Держащие Лаванду парни неуверенно переглядываются. Но одного пристального взгляда Паркера хватает, чтобы разогнать их последние сомнения.
-“Нет!” – застыл на губах крик, когда, размахнувшись, они с лёгкостью, словно мешок с ненужным хламом, бросили маленькое тело в бассейн. Оно тихо плюхнулось и камешком пошло на дно.
Никто, никто не двинулся на помощь.
Парализующее воздействие шока проходит, и я оглядываюсь в непонимании всеобщего бездействия.
-Она же утонет! – доходит до меня ужас происходящего и я, снова поражённо оглядев всех и не найдя поддержки, хочу броситься сама к темнеющему на дне телу.
-Нет, я сам! – останавливает меня рукой Альбер и я облегченно вздыхаю.
Паркер присаживается у края, и с ухмылкой наблюдает, как Альбер быстро ныряет и, долго не задерживаясь, выплывает назад, прижав к себе одной рукой девушку.
-Лаванда, черт, Лаванда! – кричит очнувшаяся Сандра и плывёт к Альберу. Я следом за ними.
-Что происходит, Паркер! Что, что ты наделал! – надрывные крики Сандры переходят в рыдания когда мы приплываем к лестнице и к сидящему возле нее Паркеру.
Не в состоянии что-то предпринять или придумать, Сандра, ревущая и с синяком под глазом, брызгается водой в старосту отделения, а также по компетенции и своего парня, Паркера. Эти брызги мешают Альберу подняться с Лавандой на руках по лестнице. Поэтому я стараюсь успокоить ее и остановить, на что она оказывает весьма агрессивное сопротивление и уже я новой мишенью попадаю под сильные удары водных струй, как вдруг…
-Не трогай её! – громом сотрясает пространство крик Паркера. И он, подняв брызги, бросается в воду прямо в одежде.
Выплыв, он ловит и сжимает в объятиях Сандру, что наконец успокаивает ее.
-“Словно это я ее трогала!”- с обидой думаю я. И нельзя не сказать, что грозный окрик Паркера не напугал до дрожи.
Но сейчас меня больше беспокоит другое и я оставляю безумную пару и выхожу из бассейна. Остальные уже окружили распластавшуюся на мокром полу Лаванду и пытающемуся сделать ей искусственное дыхание Альберу.
-Кто-нибудь умеет это делать? – беспомощно озирается он вокруг.
-Я! Я знаю, как делать это! – задыхаясь от волнения произношу я. – Я была волонтёром. Нас учили оказывать первую помощь. Идите, вызовите врачей!
Альбер, поскальзываясь, бежит за помощью, а я, расставив ноги на ширину плеч, встаю на колени у туловища девушки, и выполняю все, как предписывалось на учениях.
Запрокидываем голову, чтобы открыть дыхательные пути…
-Раз, два, три,.. – считаю я до тридцати надавливания на грудь.
Зажимаем нос, два сильных вдоха. Меня мутит от прикосновения к холодным губам Лаванды.
-Раз, два, три. – надавливания должны опускаться на треть от общего объёма грудной клетки. – “Боже, дыши!”
Два вдоха. Дыши же!
Раз, два…
-Оставь ее, она мертва… - начали уже шептаться вокруг.
-“Дыши же, боже, дыши!!!” – вновь делаю два сильных вдоха.
И она задышала.
Она откашливается водой и дышит. Я плачу и смеюсь, а подо мной снова жива и дышит Лаванда, тигрица, у которой я как-то отвоевала кушетку.
Ребята вокруг тоже радостно оживляются, словно это вовсе и не они только что бросили ее тонуть. Подбадривающие слова и хлопки по спине, все это привлекло внимание стоявших до сего в бассейне Паркера и Сандры. Сандра поднимается первой, отталкивая от себя желающего помочь Паркера. При этом она поскальзывается и, если бы не его сильные руки, появился бы еще один нуждающийся в первой помощи. Наконец выбравшись из бассейна, девушка все-таки отпихивает его прочь и бросается к нам с Лавандой на землю.
-Ты жива, она жива! – радостно возвещает она нам, а потом, обнимая меня, шепчет. – Ты молодец, ты спасла её, Тереза!
-Спасибо. – слабым голоском шепчет Лаванда.
В груди поднимается такое сильное чувство, которое готово превратиться в рыдания, если вырвется наружу. И прежний смех дрожа, уже начинает переживать подобные метаморфозы, но к счастью тут прибывает Альбер с двумя медбратьями, несших носилки и врачом, одетым в неправильно застегнутый белый халат. Без лишних вопросов они быстро кладут еще слабую Лаванду на носилки и уносят ее под непрерывными указаниями врача.
 ***
- Вы спасли жизнь человеку! – вдохновенно произносит Кирилл.
- Если бы вы не допустили этого спасать никого и не пришлось бы! – запаляюсь я.
- Я понимаю, этот произвол ужасен... Я рад, что вы в порядке.
- И это все? Она могла погибнуть, понимаете? Почему вы допускаете такое? Вы ответственны за нас, разве нет?
- Один из принципов работы на Надежде - соблюдение нейтрального положения по отношению к посетителям и их взаимоотношениям между собой. Не мы лечим, вы сами исцеляетесь. На нашу долю остаётся только направлять вас на путь исцеления, поэтому мы и называем себя кураторами.
- Понятно, еще одна из причуд Надежды.
- Мне очень жаль, но мы не можем вмешиваться…
- Вы сказали, что это я спасла Лаванду. – меняю я слишком раздражавшую тему. – Но это не я, а скорее всего Паркер спас её.
- Я ослышался? Вы сказали, что ее спас Паркер?
- Да, Паркер. Потому что…
***
Когда врач с медбратьями забрали Лаванду, Альбер хотел было последовать за ними, но его попросили не мешаться и остаться с нами. После их ухода мы с Сандрой еще долго сидели на мокром кафеле пола, погруженные каждая в свои думы. Паркер снова уселся на краю бассейна, не решаясь снова тревожить свою подругу. Остальные ребята рассосались кто куда: неподалёку от нас двое молодцеватых ребят о чем-то смущённо переговаривались. Альбер отошёл к окну и задумчиво глядел в даль. Чел с толстым парнем ушли на другой конец бассейна. Он, судорожно жестикулируя, и время от времени потирая макушку, ходил из угла в угол и о чем-то рассказывал толстому, который сидел на верхней ступени лестницы в бассейн, свесив разутые ноги и плескаясь пухлыми ступнями в воде. А еще старался незаметно от остальных плеваться туда.
- Все сюда!
Вздрагиваю. Скомандовавший голос Паркера возвращает меня в действующее мгновение. Сандра с недоброй улыбкой поворачивается к нему. С противоположного конца бассейна Чел и толстяк поспешно идут на зов своего предводителя. Альбер и те двое, что выкинули Лаванду, уже стоят рядом с ним. Я тоже поднимаюсь. Одна Сандра продолжает сидеть на полу и зло улыбаться Паркеру. Он делает вид, что не замечает этого.
- Произошедшее сейчас должно стать назиданием для нас всех. – повелительным взглядом окидывает он нас.
- А что сейчас произошло, малыш? – нежно спрашивает Сандра у него, от чего Паркер прячет глаза в сторону, а остальные с любопытством переносят внимание со старосты на девушку. – Ты чуть не убил её, Сэм! – называет она его настоящим именем и он наконец встревоженно взглядывает на неё. – Я любила тебя! – всхлипывает она.
У меня складывается ощущение, что мы здесь лишние. Но Паркер холодно отрезает:
- Поговорим позже. – и продолжает, видимо решив больше не обращать на неё внимания. – Лаванда нарушила правило и поплатилась за это, не так ли парни? – обращается он к двум здоровякам.
- Так и было. - пророняет один из них, а второй согласно кивает.
- Что произошло? – тихо спрашивает Альбер.
- Она пришла к нам в палату, пока я тусовался с нашими. За запасами оставался следить Чел. – отвечает ему Паркер. Затем, насмешливо ухмыльнувшись, прибавляет. – Лаванда кокнула его камнем по башке, пока он презики искал и спёрла кучу лекарств.
Вокруг поднимается отвратительный гоготок при упоминании “презиков”, даже Альбер не удерживается от улыбки, а Чел с нездоровым возбуждением демонстрирует всем ушиб на голове. И только мы с Сандрой сохраняем мрачное молчание.
- Короче, когда мы пришли, этот придурок, - продолжает Паркер, а Чел опускает виноватый взор на свои ноги. - … лежал без сознания, а в разбросанных запасах не доставало нескольких контейнеров.
- Паркер, я не виноват. – угрюмо шепчет Чел.
- Тебе мы позже найдём подходящее наказание. – к видимому облегчению Чела староста отделения временно перенёс вынос приговора.
- Тебе не кажется, что этого бы не случилось, если бы ты не отбирал лекарств у людей? – вдруг вмешивается с вызовом во взгляде и голосе Альбер.
- Посмотрите, парни, кто заговорил! – улыбка Паркера не предвещает ничего хорошего.
- Думаю, я выражаю общее мнение! – оглядывается Альбер в поиске поддержки, но все лишь прячут глаза от него. Тогда он тихо, но решительно произносит:
- Джимми не одобрил бы этого.
- Его здесь нет. Теперь я здесь главный. –  лицо и голос сохраняют прежнее спокойное выражение, и лишь глаза Паркера застилает пугающе знакомая мгла. С минуту неотрывно смотрит он на Альбера, чьей выдержке можно лишь позавидовать, но потом, словно стряхнув муть с глаз, повеселевшим голосом обращается к нам. – Да ладно, давайте на чистоту, вы серьёзно так считаете?
Чел в отрицании усердно мотает головой, однако остальные молчат и хмуро озираются по сторонам.
- Вы же знаете, я делюсь, когда вы просите!
- Но только за услугу! – не выдерживает один из крепышей.
- А Лаванда говорила, что у нее головные боли и ей нужны были ее лекарства. – подхватывает другой.
Они боязливо заглядывают на Паркера, но он только улыбается и даже подойдя, одобрительно похлопывает одного из них по плечу.
- Вы знаете, что врачам плевать на нас. И этому доказательство сегодняшний случай. Лаванда наглоталась таблеток и могла бы погибнуть от передоза, если бы мы не нашли её. – убедительно говорит он. – Поэтому вам и нужен я. Признайтесь, многие из вас, тридцати шести «посетителей» Надежды, не то, что принимать лекарство, в сортир самостоятельно сходить не могут. Вот мне и приходится регулировать ваши дозы.
Я поражаюсь, но крепыши начинают согласно кивать. И тут встревает толстяк:
- Ты поэтому меня заставляешь голым к девчонкам в палаты забираться?
Паркер на это смеётся, и все, за исключением нас с Сандрой, присоединяются к нему.
- Это же забавы ради! Будьте справедливы, вы в этой дыре со скуки бы подохли без меня! – говорит он, затем приблизившись к толстому сжимает его в своих железных тисках.
- Мы же друзья, Матео, правда ведь? Я же по дружбе, тебе же и самому светить им перед девчонками нравится, правда ведь?
Матео весь рдеет и со смущенной улыбкой кивает. Его признание окончательно рассеивает сомнение парней в правоте своего вожака. Смеясь и крича, они дружно скучиваются вокруг Паркера, поднимают его на руки и с призывным кличем, подобный такому, который есть в каждой спортивной команде, подбрасывают его в воздух.
- «Что за хрень?» - недоуменно думаю я, наблюдая за этим зрелищем.
- Пошли отсюда. – шепчет мне Сандра и мы направляемся к выходу, как вдруг следующие слова останавливает её.
- Кто хочет поторчать тем, что осталось после Лаванды, за мной! – великодушно улыбается он. – Приглашены все! – и спрашивает, подойдя к Сандре:
- Ты с нами?
Мне трудно поверить, но недавно столь злобно сверлившая его глазами, Сандра сейчас обнаруживает нерешительность.
- Может попозже. – угрюмо проговаривает она. Потом, сделав попытку улыбки, осторожно толкает его кулаком в грудь. Заискивающе просит, – Дай мне сейчас. Я знаю, у тебя есть с собой.
Лицо Паркера удовлетворенно сияет и он достаёт из кармана прилипших джинсов, правда, не без труда, пакетик с капсулами.
- Для тебя, детка, только для тебя я ношу с собой. – шепчет он, кладёт пакетик ей в протянутую ладонь, нежно целует тонкие пальцы.
Признаться, такое обращение трогает даже меня, но Сандра сжимает в пальцах пакетик и даже не посмотрев на Паркера, удаляется быстрыми шагами прочь. Следую за ней. У выхода Паркер бросает мне:
- Ты тоже приглашена, Тереза.
Такая любезность удивляет. Настороженно говорю:
- Спасибо, жизнь и так слишком весёлая.
- Как знаешь. А где твоя кукла? Ольга, она же попала к тебе, я прав?
- Да. – отвечаю я, отворяя дверь.
- Тебе следует получше следить за ней! – слышится его окрик уже по ту сторону двери.
В белом тоннеле нас догоняет Альбер. Заметно повеселевший, он изъявляет желание проводить нас до палаты, что очень радует, принимая во внимание группу Паркера, которая уже отправилась «кайфовать» в отделение, пока мы с Сандрой переодевали купальники.
Все прежнее чувство триумфа, так сказать, торжества добра, которое тёплым лучом мелькнуло в душе после возвращения Лаванды к жизни, теперь осело чем-то липким к горлу. Таково было последствие открытия всех подробностей причины бессознательного состояния Лаванды. Сандра, также как и я, возвращается в приунывшем настроении. Поэтому мы обе остаемся безразличны на попытки Альбера развеселить нас.
- Знаешь, а ведь он прав. – вдруг говорит мне Сандра.
- Кто прав?
- Сэм. Ведь если бы он не притащил её к бассейну, она, возможно, уже была бы мертва. Ведь это мы оставили её, когда на самом деле она была накаченная наркотиками…
К гнетущему чувству внутри примешивается сознание вины. И хотя это Сандра убеждала оставить тогда Лаванду, совесть говорит, что это не меняет главного: я тоже прошла мимо нуждающегося в помощи человека.
- Не слушай её. Ты спасла Лаванде жизнь, а остальное неважно. – пытается утешить Альбер.
- Также, как и ты. – с благодарностью улыбаюсь я.
- Что поделать, я просто супермен по природе…
- Почему ты не пошёл с ними? – прерывает его Сандра.
- Не хотел мутить свежий рассудок перед последним вечером. – отвечает Альбер. – Кстати, вы обе приглашены на мою прощальную вечеринку!
- Вечеринка? Здесь? – не могу поверить я в услышанное.
- Да. – лукаво улыбается он. – Таким паинькам, как я, полагаются бонусы. Так что, сегодня к пяти вечера, в общей столовой я жду вас обеих.
Я смеюсь, но обещаю Альберу прийти. Со мной такое редко бывает, но с таким приятным парнем, как Альбер легко общаться даже таким нелюдям, вроде меня. Отказать ему казалось не только не нужным, но и невозможным. Хотя присутствовать на вечеринке при клинике душевнобольных мне придётся впервые.
- Интересно, когда Паркер с парнями обнаружили пропажу? – в задумчивости спрашиваю вслух.
- Почему тебя это интересует? – задаёт встречный вопрос Сандра.
- Да просто… Вчера ночью Лаванда не предупредила нас…
- К вам она тоже не заходила? – взволнованно обрывает меня Альбер.
- Да. – отвечает за меня Сандра. – Но к чему ты это клонишь?
- Может, она наглоталась таблеток ночью и оставалась снаружи и после полуночи?
Альбер с Сандрой молча переглядываются. Потом одновременно прыскают вместе со смеху.
- Исключено. – коротко отклоняет мое предположение Альбер.
- Но почему?
Альбер заглядывает Сандре в глаза и говорит:
- Вытащи его.
Сандра лезет рукой в свою холщовую сумку и вытаскивает на поверхность куклу Джимми.
- Она в курсе о доблестном прошлом нашего друга Джимми?
- Нет. – хмурится Сандра.
Перевожу непонимающий взгляд с нее на Альбера и обратно.
- Тогда честь познакомить тебя с нашим предыдущим старостой выпадает мне! – забрав у Сандры куклу он оборачивается ко мне. – Знакомься, это Малыш Джимми.
- Я знаю. – необычность ситуации подвергает дискомфорту, но я стараюсь не показывать вида.
- А ты знаешь, что это он был инициатором многих благ, которыми мы сейчас пользуемся? Например, это он предложил врачам работу для посетителей в теплицах в качестве полезной трудотерапии и основал кружок ботаников. Также, как и союз книжных червей.
- И почему же он сейчас смотрит на нас пуговицами вместо глаз? Ведь, я полагаю, ты хочешь сказать, что эта кукла и есть тот человек?
- Ты правильно полагаешь. – хмыкает Сандра.
- Есть одна неприятная история, омрачающая блестящую биографию Джимми. – загадочно проговаривает Альбер.
- Кончай уже томить и выкладывай ей, всё как было. – устало говорит Сандра.
- Дело в том, - пропускает Альбер мимо ушей слова Сандры. – …что Джимми, как и все мы, был крайне озадачен таинственными посещениями Нечта после полуночи. Но котелок у него хорошо варил, например он выяснил, при помощи простых опытов, что по ночам из Надежды не только уходит весь медицинский персонал, но и отключаются скрытые камеры и подслушивающие жучки.
- Что? Камеры, жучки? И это все есть?
- Посмотри туда! – схватив за локоть останавливает меня Альбер. Смотрю в направлении пальца, указывающего в верхний угол стены и ничего, кроме мигающего огонька пожарной системы не вижу.
- Я не вижу никаких камер.
- А этот огонёк?
- Что? Это и есть камера? – недоверчиво спрашиваю я.
- Да. И самое интересное, что они не работают по ночам. Просто перестают гореть после двенадцати ночи.
От этой новости у меня побежали мурашки.
- Жутко.
- Ты еще главного не услышала… - начинает Сандра.
- Подожди, дай мне докончить, прошу тебя! – умоляюще глядит он на неё.
- Да пожалуйста, только хватить тянуть!
- На чем я остановился? – задумывается Альбер. – Ах, да! Так вот, Джимми был правильно назначен старостой. Он всегда думал о пациентах, и его крайне волновал тот аспект, что всех посетителей Надежды мучает один и тот же страх – всем нам известные посещения этого Нечто. А врачи между тем оставляли этот факт без комментариев, просто исчезали с захождением солнца вместе с остальным персоналом. И он задумал выяснить загадку массовых приступов страха. Но так как он, как и остальные, был подвержен ему, то решился вместе с другими ребятами на отчаянный шаг.
- Что они сделали? – спрашиваю, и сама боюсь услышать ответ.
- Они поймали медбрата. – не выдержав, отвечает за Альбера Сандра. – Связали его и держали в палате под надзором.
- Но в охране не было необходимости. – продолжает Альбер. – На помощь к медбрату никто не пришёл.
 ***
- Боже! – неосознанно восклицает Кирилл. – Они взяли в заложники медбрата!
- Вы об этом не знали?
- Конечно нет!
- И никто ему не помог, видимо, опять политика невмешательства?
- Прошу вас, Тереза, продолжайте! Мне кажется, мне следует о многом переговорить с начальством после нашей беседы.
***
- Зачем им был медбрат? – спрашиваю я, хотя сама уже догадываюсь, каков будет ответ.
- Так как никто на выручку бедняге не пришёл, то его просто вытащили в коридор, ближе к двенадцати часам. И бросили одного, не смотря на все мольбы о пощаде. Кажется, они тоже все-таки знали что-то о происходящем… - задумчиво проговаривает Альбер. Потом продолжает, - Но прежде хитрец Джимми вытащил кляп у него изо рта и посыпал всю землю вокруг связанного медбрата позаимствованной на кухне мукой. Когда пробило двенадцать, все попрятались по своим палатам. Но никто в ту ночь не заснул. Ох, и рад же я, что меня тогда еще не положили в Надежду. – искренне заверил Альбер. – Говорят, крики медбрата потом еще долго преследовали в кошмарах ребят, которые пребывали в те дни в Надежде.
- А на утро, - опять вмешалась Сандра, - его не нашли. Ничего. Только верёвки, пара ботинок в бахилах и спец униформа.
- А самое примечательное во все этом тёмном деле то, что никаких следов на просыпанной муке обнаружено не было. – остывшим голосом роняет Альбер.
На пару мгновений ужас покрывает холодом стенки всех внутренностей. До палаты мы доходим молча. Уже у двери с номером 4С я, улыбнувшись, проговариваю:
- И что это за байки вы мне на уши развесили?
- А чего ты ожидала? -  улыбается в ответ Альбер. – Мы только что говорили о приключениях вот этого парня, - кивает он в сторону Сандры, держащей в руках Малыша Джимми. – Разве можно услышать что-то обыденное в подобном месте, как Надежда.
- Значит, это всего лишь легенда? – с просьбой в голосе спрашиваю я.
- Попробуй выйти ночью сама, вот и узнаешь. – ехидно улыбается Сандра.
- Ни в коем случае! – строго говорит Альбер. – После случившегося с медбратом выходить после двенадцати запрещается. И я не шучу, Сандра.
- Ладно, до вечера, задрот! – проговаривает она и захлопывает дверью перед самым моим носом.
- Ты привыкнешь. – утешающе проговаривает Альбер.
- А у меня есть выбор?
- Можешь придушить ее подушкой.
Я смеюсь и уже собираюсь прощаться, как вдруг Альбер наклоняется и целует меня в полураскрытые губы. Резкий и порывистый в начале, поцелуй заканчивается серией лёгких, еле уловимых прикосновений губами.
- Вау! – вот и все, что я могу произнести, когда он отрывается от меня.
- Кто знает, появился бы у меня еще такой шанс. Сегодня мой последний день.
- Да, жалко. – вырывается слишком откровенное огорчение у меня, и осознав это я чувствую, как стыдливо загораются огнём щёки.
- Впереди еще весь вечер, солнышко! -  нежно мнет меня за щеку Альбер, и плавной походкой удаляется.
- «Ни на какую вечеринку я не пойду!» - в испуге решаю я, а на лице уже ширится предовольная улыбка.
Забыв обо всем плохом, взлетаю в палату, и с размаху приземляюсь на кровать. Сандра недовольно взглядывает на меня:
- И как тебе Альбер?
- По-моему, он просто класс! – с наслаждением лепечу я. И, уже более сдержанно, прибавляю, - Такой приятный, умный парень…
- Конечно приятный, особенно для того, кто придушил собственную сестрёнку в детстве. – от слов Сандры рвутся все те струнки, на которых заиграло было счастье.
- Я не верю тебе.
- Как хочешь. Ты и сама должна понимать, что с нормальным парнем ты бы здесь не познакомилась в любом случае.
При этом на лице у вампирши появляется такое удовлетворение, что я не знаю, можно верить ей или нет. Она с лёгкостью могла подслушать нас и теперь наврать о задушенной сестрёнке, с одной только целью насолить чужому счастью.
Я отворачиваюсь от нее к стене и только теперь вспоминаю об Ольге. Не обнаружив ее на кровати, я встаю и принимаюсь рыскать по комнате. В душе смутно поднимается тревога. Вспоминаются слова Паркера, которые он бросил мне напоследок: «Получше следи за ней!» Мог он украсть её? Хочу поделиться этой догадкой с кем-нибудь. Но только не с Сандрой.
 ***
-Это и всё, что произошло за сегодняшнее утро.
- Довольно много событий за одно утро.
- Согласна.
- И что вы намерены предпринять по поиску куклы?
- Не знаю…
- Тереза, я уже говорил о крайней…
- Да, да… Я что-нибудь придумаю. А теперь можно я пойду? – тороплюсь я выйти. Уже была половина второго, а у меня кроме половинки сэндвича с утра и маковки не было. К тому же следовало подготовиться к вечеру, Альбер…
- Хорошо, последние два вопроса, и вы свободны! – обещает мне Кирилл. - Вы все говорите об ужасе, который настигает вас по ночам. А что произошло вчера ночью, после стычки с Паркером. Оно приходило?
- Да. – отвечаю я, и думаю, стоит ли делится с Кириллом тем, что меня беспокоило. И ловлю на себе заинтересованный взгляд глаз каштанов. Рыжий парень то и дело вскидывал на меня любопытные взгляды по ходу моего рассказа, но сейчас он и вовсе отложил свою книгу и теперь неотрывно следит за мной.
- Оно пришло довольно поздно.
В прошлую ночь я так и не заснула, а все более разрастающейся горечью плакала. Поэтому, когда оно пришло, сразу ощутила его присутствие. Я знаю, Сандра тоже это почувствовала, ее дыхание словно остановилось. Как и мое. Как и все на свете. Само время застыло. Дверь со скрипом начала открываться… Хотя я знала, что мы с Сандрой ее надёжно заблокировали кушетками и полкой! Рассудок потерялся, я сжалась в комок и стала молится. Как молится всякий не слишком религиозной человек, с неожиданной ясностью вспоминая строки из давно позабытой молитвы, одной единственной, которую знала.
Внезапный холод говорил о его приближении. Судорожно задышав, я боялась, что вскрикну от обуявшего всю сущность страха. Но тут к двери подошел кто-то еще. Я отчётливо услышала шаги. Затем вздох, глубокий, тоскливый, человеческий…
Кто бы это ни был, его вмешательство было своевременным. Я так сконцентрировалась на присутствии неизвестного, что даже не заметила исчезновение страха. Да, он исчез, испарился неведомо куда, где и был рожден. А незнакомец между тем все еще стоял за дверью. Я не чувствовала никакого страха по отношению к нему, скорее наоборот, меня охватила благодарность. Я настолько осмелела, что позволила себе приподняться с постели и посмотреть в сторону двери. Все полки и кушетки каким-то невероятным образом были неслышно сдвинуты, а дверь чуть приоткрыта. Сердце замерло, глаз отличил двинувшуюся тень за дверью. Хозяин тени тихо заходил перед ней, словно не решаясь войти. Околдованная происходящим, я уже сама была готова пробраться крадущимся шагом к двери, лишь бы увидеть стоящего за ней. Тут я вспомнила слова, услышанные в первую ночь пребывания в Надежде: «Ты так прекрасна. Прекрасна, словно волшебный сон из воспоминаний детства…»
Это последнее окончательно сподвигнуло меня к решительным действиям. Я откинула одеяло с себя, как вдруг тень, словно угадав мою мысль, быстро кинулась в сторону, следом за своим хозяином. И мне осталось только вслушиваться в звук удалявшихся шагов, таких настоящих, слишком материальных для просто разыгравшейся фантазии.
- Оно пришло довольно поздно. - спустя минуту отвечаю на вопрос Кирилла. - Но кто-то вспугнул его.
- Кто-то еще приходил к вам? – с сомнением вздёрнул бровью Кирилл.
- Да. Но я не знаю, кто это был. Он ушёл прежде, чем я решилась открыть дверь.
- Хм. Все это очень интригующе.
Я лишь пожимаю плечами.
- У вас был еще вопрос.
- Да, конечно. Вы действительно торопитесь покинуть меня! – смеётся Кирилл. – Вы не будете слишком против, если я присоединюсь к вашей вечеринке?
- Вы придёте?! – ошарашенно восклицаю я.
- Конечно, я не имею привычки пропускать что-либо интересующее воображение. – как-то недвусмысленно произносит он, но я не понимаю, что он имеет в виду.
Высокий парень сидит, о чем-то глубоко задумавшись. Я встаю, с огорчением понимая, что и сегодня так и не услышала его голоса. Какой-то непонятной силой меня тянуло к этому парнишке, чего я и сама не могла себе объяснить.
- «Ничего. Завтра в одиннадцать он будет тут же.» - говорю я себе и ловлю на устах парня легко проскользнувшую улыбку. Да, я просто сумасшедшая, которая строит между событиями несуществующие связи и только!
Уже в коридоре меня окликает вышедший из кабинета Кирилл и в несколько гигантских шагов догоняет меня. В руках у него книга, которую он и вручает мне.
- Просто хотел предложить вам прочитать эту книгу. Думаю, вам было бы полезно, очень дельная вещь. – на черной обложке серебряными буквами выведено: “Виктор Франкл. Мужчина, в поиске смысла.”
- Спасибо! – не успеваю поблагодарить я, как Кирилл уже скрывается в своем кабинете.
По дороге раскрываю книгу на месте, где лежала закладка. На полях красивым и аккуратным, почти каллиграфическим почерком сделана надпись. Я читаю ее несколько раз, не в силах поверить прочитанному. Запись на полях следующего содержания:
«Ты так прекрасна. Прекрасна, словно волшебный сон из воспоминаний детства...»
- «Неужели это Кирилл?»

VIII
There goes my heart again
All of this time I thought we were pretending
Nothing looks the same when your eyes are open
Now you're playing these games to keep my heartbeat spinning
You show me love, you show me love
You show me everything my heart is capable of
You reshape me like butterfly origami-yeah
You have broken into my heart
This time I feel the blues have departed
Nothing can keep me away from this feeling
I know I am simply falling for you
                Simply Falling
                Iyeoka Okoawo

В моих краях осень всегда наступала как-то неожиданно: зной проходящего лета постепенно переходил в тёплые дни с рыжиной листопадов, в красные закаты, с каждым днем на несколько минут раньше опускавшиеся на землю. Алые лучи манят и больно щемят скучающее по лету сердце, а солнце словно прощальные поцелуи дарит тебе слепящие своей красотой закаты. Пару раз по осеннему сиреневому небу крикливой тучей прошествуют пернатые караваны перелетных птиц. Следующие курсу на юг, они летят в таинственный край, спрятавшийся за горизонтом, и в такие минуты больше всего на свете хочется взмыть вверх, сделать пару кругов над знакомыми, но неузнаваемыми с ракурса сверху, крышами, и поспешить замкнуть собой весёлое шествие крикливого каравана. Но стая пролетит, а ты останешься. Вслед за их уходом начнут прокрадываться вечера, чуть прохладнее обычного. А через неделю промелькнёт парочка дней, с контрастно-повышенной температурой, за ними последует несущий перемены ветер. День, или несколько дней, словно проводя генеральную уборку, сдувает он сильными порывами своими запоздавшие листья с веток, приведёт таким образом все в порядок. А потом резко, жестоко бросит землю в объятия холода, который никем не любим и не ожидаем. Вот тогда и наступает осень.
Хотя нет, это я не люблю холод. А бывают и другие, например Сандра наверняка любит его. Мы стоим, прислонившись к стеклу, за которым в восхитительной гармонии, парят в предсмертном танце, все ближе и ближе приближаясь к твердыне земли, хрупкие золотые листья. Деревья преобразились в красно-желтом наряде, густой ковёр тех же расцветок покрыл собой все дорожки и газоны парка. За стеклом в столовой Надежды наступила осень.
20 июля, вечеринка.
Длинные столы по случаю вечеринки передвинули с центра помещения столовой в сторону, вдоль продольной стены, соединив их в один очень длинный стол. На нем соблазнительно громоздились пирамидками бокалы с цветными жидкостями, закуски в виде канапе, тарталеток, несчастных, но вкусных членистоногих и прочей ерунды, с которым познакомил массы потребителей класс буржуа. С ними уже расправлялся Матео, толстяк из компании Паркера. Он так целеустремленно и самозабвенно поглощает крошечные бутерброды, что я побаиваюсь, как бы он заодно и шпажки не проглотил. У стойки раздачи еды стоит женщина в медицинском халате, она что-то объясняет ребятам за стойкой и время от времени с лёгким беспокойством оглядывается на нас. Некоторые припоздавшие посетители доедали свой ужин на подносах, сидя на кушетках. Большинство же, как и мы с Сандрой, стояли у стеклянной стены, где к моему шоку, ужасу, удивлению разошёлся осенний листопад посреди лета.
Я не решалась спросить у Сандры какое сегодня число, потому что если обратиться к моей пусть и не самой надёжной, но все же прежде пригодно служившей памяти, прибыла я в клинику никак не позднее второй недели июля. Но даже Сандра, обыкновенно апатичная ко всему окружающему, имела ошарашенный вид человека, внезапно потерявшего почву под ногами. Мы молча переглядываемся и она констатирует:
- Осень.
- Я вижу.
- Когда я приехала в Надежду было 3 июля, а здесь, в этом дворике деревья только начинали цвести. И травка выглядела свежей. – произносит она. Задумавшись, продолжает. – Тогда я не обратила на это внимания. А позднее решила, что это деревья поздно цветущей породы. Да и потом все скоро позеленело, пришло по-летнему в привычный вид. А теперь осень.
- Я вижу. – только и могу сказать я. Сказанное Сандрой только еще больше спутывает кавардак в голове. Если происходящее реально, значит и время должно было здесь протекать в ином темпе, чем в обычном мире.
-Или,… Мозг стремительно пронзает гениальная догадка, и я осторожно стучу по поверхности стекла. Стук получается довольно гулкий, не похожий на звон стекла. Либо стекло очень плотное, либо это вовсе не стекло… Точнее это не просто стеклянная стена, а…
- Это монитор. – к моему радостному изумлению, продолжает вслух мою неоконченную мысль Сандра. – Такой же, как и у нас вместо окон в палатах.
- А если это так, ты представляешь, что это может значить?
- Что? – хмурится она.
- Что все это не реальность! Весь вид за стеной, и за всеми окнами в Надежде просто двигающаяся картинка, анимация на дисплее целой сети мониторов. А это значит, что мы можем находиться где угодно, хоть под землёй!
- Но мы и так под землёй! Ты забыла, столовка находится на подвальном уровне?
- Аа, да… - осенившее вдохновение замещается разочарованием. И как мне раньше не пришло в голову, что парк с деревьями и с солнцем невозможен под землёй?
Странность сложившегося положения уходит на второй план, когда шумно распахнув входную дверь в столовую проходят Паркер, Альбер и другие, еще незнакомые мне парни и девушки. Многие присутствующие в самодельных костюмах излюбленных персонажей Хэллоуина, плюс вид на парк, все это создавало ощущение, что сегодня действительно празднуется день всех святых. Паркер видимо изображает пирата. Один глаз перевязан цветастым платком, просторная белая рубаха расстёгнута до середины и открывает взору могучую грудь. Костюм у Альбера также незамысловат. Он надел синюю футболку с фирменным символом S в контуре криптонита. А позади широкоплечей фигуры расстилается простыня - плащ. Альбер, как и говорил, оказался суперменом. Врач, при виде новоявленных отрывается от ребят у стойки, и с улыбкой приближается к Альберу. Дружески положив руку ему на надплечье, о чем-то тепло говорит. По всей вероятности, это была куратор Альбера. Попрощавшись с ним, она удаляется из столовой. Альбер должен был быть счастлив, но, когда он приближается к нам в его глазах блестит отнюдь не радость, а уголки губ скорбно опущены вниз.
- Что приуныл, Капитан Америка! – пытается подбодрить его Сандра и для большего эффекта достаточно сильно тыкает острым локтем парню в бок.
- Я супермен, ты, карга старая. – Альбер даже не поморщился от боли. Видимо успел привыкнуть к подколам девушки, в том числе и физическим.
- Только на сегодня сказанное тобой прощается, - изменив голос на старческий хрип ворчит она, - Потому что ты прав – я старая карга - ведьма! –  театрально расходится грозным смехом злодея. Чёрное платье и, непонятно где раздобытый, гигантских размеров горбатый нос из воска, с разместившейся на кончике не менее солидной величины бородавкой, являлись всеми атрибутами ее костюма. Ей больше подошло бы нарядиться вампиршей.
- Тереза, забыл предупредить тебя, что будет костюмированная вечеринка. – виновато проговаривает Альбер, оглядев меня.
- Да ничего. – сконфуженно улыбаюсь.
Вообще-то Сандра предупредила меня об этом, и я даже поспешила проявить силы своей креативности, готовясь к вечеру.
- Она в костюме. – схватив за кисть машет моей рукой Сандра перед лицом Альбера. Одолженной у Сандры алой помадой на венах аккуратно прорисованы линии.
- И что это? – озадачено улыбается Альбер.
- Вскрытые вены. А здесь след от петли. – показываю на нарисованный также помадой красный след на шее. – Я типа призрак самоубийцы.
- Здесь каждый второй незадачливый самоубийца в прошлом. Не слишком- то оригинально! – хихикает Альбер, а Сандра снова толкает его локтем в бок. Улыбаюсь им.
Пока мы болтали, вокруг стал собираться народ, сплошь ведьмы, призраки, черти и прочая нечисть, и кто по одному, кто небольшими группами подходят к Альберу принести свои поздравления. Точнее, большинство речей преимущественно состоит из напутствий и приободрений, вроде: «Отлично, мужик, так держать!»; «Все будет окей, ты только не трусь!»; «Каждый из нас в наилучшем исходе пройдёт через это.» или «Ты же не буйный, может и не обратят…». Как выяснилось, ребята у стойки не из персонала, а такие же посетители, к ним Альбер подходит сам и также перекидывается парой фраз. Под конец он присоединяется к Паркеру и его дружкам, вместе они, едко подшучивая друг над другом и смеясь, подходят к столу с фуршетом. Альбер взял бокал с тёмно-красным содержимым, повернувшись в нашу сторону приподнял его. Очевидно, он намерен сказать тост. Но казавшийся таким словоохотливым до этого момента, Альбер вдруг онемел, и с минуту просто молча озирал всех собравшихся вокруг. В столовой не осталось никого из персонала и врачей, были одни только посетители. Окинув всех взглядом, выразительнее всех слов обозначавшим благодарность, растроганность, печаль, он опрокинул содержимое большого бокала себе в глотку и выпил все одним глотком. Вокруг прогремели аплодисменты. И вдруг свет в помещении погас. Все живое вокруг выдохнуло удивлённое «Ах!».
- Сюрприз!!! – отзывается в темноте эхом голос Альбера.
По толпе проходит ропот, где взволнованный, а где-то и возмущённый. Справа послышалось жалобное хныканье, постепенно перешедшее в плачь. Совсем близко от меня пространство трескается от истерического хихиканья, которое может принадлежать только маньяку убийце. Скользящее то с одной, то с другой стороны, это хихиканье в толпе словно холодным лезвием проходит по спине и рукам, которые уже покрыла гусиная кожа. Смеявшийся передвигается. Сандра, стоявшая рядом, до боли сжимает мою ладонь. Попытка вырвать руку или хотя бы ослабить силу этих тисков безуспешна. В страхе оглядываюсь назад. Пропускавшая позади свет неба на закате, стена из стекла, исчезла. На ее месте одна поглощающая мгла.
- Что происходит?! – среди растущего шума громом раздается голос Паркера. – Стойте смирно, хватит толкаться!
- Не нужно паниковать, сейчас все будет! – снова эхом проносится успокаивающий голос Альбера.
- Сандра, отпусти, мне больно! – умоляюще прошу я ее.
- Что? О чем ты? – растерянно спрашивает она.
Я не успеваю даже понять все значение этого вопроса, как железная хватка сдавливает руку сильнее. От боли невольно вскрикиваю. И тут, сзади, зажигаются огни. Стиснувшая мою ладонь рука исчезает. Судорожно хватаю освобожденную руку другой, кожа кисти вся горит.
- Тереза, смотри! – кричит мне в ухо Сандра.
Пока я изучала возвращенную руку, все вокруг обернулись к источнику света. Картинка с парковыми деревьями и живописными скамейками вернулась назад, только теперь их озаряет мерцающие нити гирлянд из множество маленьких электрических лампочек. Но самое поразительное, что небольшая опушка на переднем плане преобразилась в настоящую сцену. Там расположился стандартный набор музыкальных инструментов: в центре ударные, с боку стоит клавишный синтезатор, пара стоек для микрофона ожидают невдалеке. Сзади возвышаются огромные черные колонки.
- Там кто-то идёт! – зорким глазом примечает Сандра.
И в правду, в конце дорожки аллеи стремительно увеличиваясь в размерах приближается несколько точек. Скоро они вырастают до человеческих очертаний. К сцене на открытом воздухе продвигается компания волосатых и лохматых парней в чёрном. Некоторые несут в руках кофры различных размеров и форм. Пожалуй, нас ожидает настоящий рок концерт.
- И как вам сюрприз? – неожиданно вырастает рядом Альбер. На лице у него сияет довольная улыбка.
- Я балдею. – отвечаю я.
- Отлично!
Пока лохматые головки заняты тем, что собирают, устанавливают и настраивают свои рабочие инструменты, Сандра тянет меня в сторону угощений.
- Эй, погоди! – говорю ей я. – Это не ты схватила меня за руку в темноте?
- Я уже слишком большая девочка для боязни темноты. – улыбается она. – Может это Матео? Говорят, он руки после туалета не моет.
Это всего лишь шутка, но на всякий случай бегу к аппарату с дезинфицирующим прыскателем. Щедро брызгаю на руки освежающее средство и энергично растираю их. Тяну за бумажное полотенце...
-Ой! – удивленно вскрикиваю. Сзади больно потянули за волосы.
-Сюрприз! – со смехом бросается на меня сзади хрупкое существо.
С раздражением отцепляюсь от него. В лёгком розовом платье и с бумажной короной на голове передо мной предстает Лаванда. Раздражение рукой снимает ее цветущая улыбка и я с искренним участием спрашиваю:
-Хей, Лаванда! Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?
-Да, тебе нравится мое платье? – в этом платье Лаванда само олицетворение инфантильности.
-Да, очень красивое.
-Тебе было больно? – неожиданно спрашивает она.
-Нет... – озадаченно проговариваю.
-Ты крикнула...
-Ах, ты об этом! – наконец доходит до меня смысл ее вопроса. – Просто кто-то сдавил мне руку, когда потушили свет.
-Ты не злишься? Он не специально.
-Ты знаешь кто это сделал?
-Да. Мой друг. – таинственная улыбка у Лаванды почему-то всегда отзывается чем-то зловещим. – Он хороший, просто боится темноты. Поэтому он не спит по ночам.
-Кто это?
-Увидимся! – ускользает она прочь, не дав ответа.
Озадаченная поведением Лаванды, возвращаюсь к столу. После успокаивающей гигиенической процедуры спокойно принимаюсь за еду, и обнаруживаю у себя аппетит, не уступающий Матеониному. Поглощаю одну за другой креветок, добротно обмакивая их в тягучем сыре. Сандра еле притронулась к закускам, больше занятая напитками.
- Что это? – указываю на жидкость в ее бокале.
- Вино. – лениво растягивает она каждую букву. Похоже, нектар богов уже оказывал свое дурманящее действие на неё.– Хочешь?
- Лучше сок или воду…
- Ну и зря! – неожиданно появившийся из ниоткуда Альбер напугал меня, я подскакиваю и пачкаю сыром кофточку.
- Это вино изготавливают из граната, который мы сами выращивали. Ты же уже видела гранатовые деревья в наших теплицах?
- Нет…
- Да, хорошее вино. – мурлычет Сандра.
Прогремевший ни с чем не сравнимый звук электрогитары возвещает о начале концерта. Люди вокруг стекаются поближе к ожившей по ту сторону стеклянной стены, (или монитора?), сцене. Концерт начался.
Струны электрогитары начинают мелодично звенеть под пальцами музыканта, наполняя слух щемяще-сладким чувством. Затаив дыхание все вслушиваются в пронзающую тишину звуки, а музыка всё возрастающими волнами грусти разбегается по потокам атмосферы, в самые глубины души. К гитаре присоединяются клавиши синтезатора, на фоне задают общий ритм барабанщик с бас гитаристом. И тут выдвигается вперёд солист. Не превосходным, не чистым или даже просто громким, нет, голосом странным и специфичным он тихо запевает песню, слова которой непонятны. Язык исполняемой песни я не слышала никогда прежде, он звучен и яростен, но страсть его пламени застывает в печали смысла слов, которую им придаёт музыка. Толпа вокруг начинает медленно двигаться в такт песне, плавные движения машинально охватывают и мое неуклюжее тело. Я оглядываюсь и замечаю застывшие в глазах Сандры слезы. Они сияют в глазах многих из них. Из нас. Слезы застилают и мой затуманенный взор. Дело ли в слишком печальной песне, или в самих слушателях-душевнобольных? Больных слишком чуткой, чувствительной к безумию мира душой, где сохранить рассудок чистым способно разве только тупость болвана, бессердечие подлеца или лицемерие большинства.
Закрыв глаза роняю солёные капли по лицу. Больше не сдерживаю себя и отдаюсь движению, плавающему по всему в нашей толпе, в нашем общем организме. Достигнув абсолютного расслабления, мышцы в теле внезапно снова напрягаются под чьим-то взглядом. Открываю глаза и встречаюсь взглядом с высоким парнем из кабинета Кирилла. А за ним стоит сам куратор. Они оба наблюдают за мной пристальным взглядом, но насколько по-разному! Когда как глаза каштаны парня спокойно созерцают, взгляд Кирилла... Лаская по волосам, шее, рукам, его глаза нежно обнимают всю мою сущность. Да, он обнимает меня взглядом! Жмурясь от удовольствия, я отворачиваюсь, чтобы спрятать от него улыбку. Это он! Так смотреть может только он и он любит меня! Как же хорошо, как же счастлива я!
Вырывающееся наружу счастье требует, чтобы с ним поделились и я обнимаю танцующую рядом Сандру. Тоже расчувствовавшаяся и вероятно уже слегка опьяневшая, она весело смеётся со своей высоты, (типичный хоббит, я касаюсь лбом ее плеч) и мы начинаем танцевать вместе. Первая песня к этому времени заканчивается, и на ее месте начинает игру зажигательный рок. Танцы переходят в безумные прыжки и к нам присоединяется резко выделяющаяся среди остальных одна особа. Эта высокая и тощая блондинка. Ее белом тело кроме чёрного нижнего белья ничем не прикрыто. Мы с Сандрой переглядываемся и смеёмся, что блондинка игнорирует. Также как и все непрерывно бросаемые на нее взгляды со стороны. Сандра представляет ей меня, а та называет свое имя, которое я все равно не могу расслышать в окружающем шуме, но, улыбаясь, киваю в знак признания. Наклонившись, Сандра кричит мне на ухо:
-Вирта говорит, что она в костюме стриптизёрши!
Остроумный выход блондинки из проблемы подбора костюма вызывает во мне неудержимый смех. Значит, ее зовут Вирта? Действительно, приятно познакомиться!
Вдруг Вирта тоже начинает смеяться и следуя направлению взора блондинки я нахожу причину ее веселья.
На небольшом расстоянии от нас, окончательно разогнав свою печаль, Альбер танцует в компании двух девушек. Заодно поочерёдно целуя то одну, то другую. Учитывая, что еще несколько часами ранее он также целовал и меня, эта картина все же не вызывает во мне ничего кроме чувства облегчения. На самом деле я рада избавлению от лишней путаницы в отношениях и окидываю столовую в поисках Кирилла, который исчез с прежнего места. Ах, вот он! Стоит у фуршета с бокалом в одной руке и что-то пишет на телефоне другой. Меня мучает желание вновь ощутить трепетную радость от обнимающего взгляда чёрных глаз и я колеблюсь над тем, чтобы самой подойти к нему и поздороваться.
-Альбер уже всех пациенток перецеловал! – отрывает меня от размышлений хихиканье Вирты.
-Нет, не всех! – отрицательно качает головой Сандра.
То, что она делает в следующее мгновение не увязывается в голове. Пробравшись к Альберу, она тянет его за ворот футболки к себе и целует в губы так крепко, что даже мешавшийся искусственный ведьмин нос отлетает в сторону. Меня охватывает предчувствие катастрофы. Которое не преминуло себя проявить. С яростью пробившись сквозь живую стену, к целующимся приблизился сам мрак - он. Паркер. Итог: Альбер летит и жёстко приземляется на пол, толпа вокруг них успела разойтись подальше от разгорающейся потасовки.
Я также заблаговременно отошла подальше. Но что-то странное взволновало больше угрозы быть случайно задавленной. Музыка… Ее ритм расстроился из-за того, что происходящее в гуще событие отвлекло внимание музыкантов. Солист недовольно отдергивает своих компаньонов и выступление продолжается. Но как? Почему?
Я подхожу к ним поближе и прикладываю ладонь к стеклу, от мощных раскатов рок-н-ролла стекло бы начало вибрировать, не так ли? Однако нежная кожа ладони ничего не чувствует. Загадка со стеной и странным миром по ту сторону от нее остается неразгаданной. Может, это просто климатические изменения и наступающий за ними конец света?
У импровизированной сцены стою одна я, все остальные окружили полукольцом более интригующее зрелище: разыгрывающуюся в реальном времени драму, грозящую перерасти в эпическую битву.
- Что?! И меня ударишь?! Снова?! – отчётливо слышу крики Сандры, потому что лишившись слушателей члены группы, один за другим, снова бросают игру и присоединяются к общему обозрению. Последним сдаётся солист, на его тонком фальцете Сандра дарит Паркеру хлесткую пощёчину.
- Перестань. – пытаясь сохранить хладнокровие, произносит Паркер.
- Что перестать?!
- Вести себя, как… Просто кончай уже. –  в последний момент не решается произнести Паркер роковое слово.
- Что ты хотел сказать?! Отвечай! Что?! – продолжает наступать на Паркера Сандра, толкая его руками в грудь при каждом новом «Что?».
Спектакль длиться недолго. Разъярённый, Паркер вконец теряет терпение. Широкой ладонью хватает девушку за тонкое запястье и резко тянет к себе. Крики Сандры расшевелили застывшую было толпу. Под одобрительные возгласы своих ребят, Паркер с завидной лёгкостью хватает беднягу и, перекинув ее за плечо, уносит вон из столовой, словно никакой эмансипации в истории и в помине не было. Делаю шаг в их сторону, не зная, что предпринять: последовать за ними или позвать кого-нибудь на помощь? Я знаю Паркера совсем не долго, но и этого достаточно для убеждения в неконтролируемости его гнева. Но помощь неожиданно приходит сама.
-Тереза! – зовет так хорошо знакомый бас.
-Кирилл! Нужно ей помочь! Сандра,..
-Не беспокойтесь, я иду за ними. С вашей подругой все будет в порядке, обещаю. Только мой вам совет, возвращайтесь в палату. Не уверен, что здесь безопасно. И не могли бы вы оказать мне услугу, позаботьтесь об этом парне. – указывает он на Альбера. – Я видел, как он принимал что-то. Если сможете, убедите его тоже вернуться в отделение, окей? – взяв меня за руку безостановочно проговаривает он.
Чудом мне удаётся понять его тарабарщину, и я послушно киваю. Он бросается к выходу догонять старосту и его пленницу.
-Кирилл! – успеваю крикнуть ему в след.
-Да? – оборачивается он.
-Будьте осторожны! - кричу и, слегка улыбнувшись, добавляю, - Хорошо, что вы пришли...
-Это моя работа. – скользнула улыбка в его усах и он скрывается за дверью.
В груди щемит тревога за него и за Сандру, но я беру себя в руки и принимаюсь действовать. Под стоны очнувшейся ото сна гитары посетители снова возвращаются к концерту. Подхожу к Альберу, который так и остался сидеть на полу, уперевшись сзади на руки.
-Они не испортят мне праздник. – грустно улыбается он мне.
-Ты в порядке?
-Лучше всех! Сегодня мой последний день. – уже в который раз повторяет он.
-Я хочу вернуться в отделение, уже поздно. Не хочешь присоединиться?
-С тобой? Тогда согласен.
Протягиваю ему руку в помощь, о чем сразу раскаиваюсь под невыносимой тяжестью его тела. По дороге к выходу за нами, к плохо скрываемому недовольству Альбера, увязывается Лаванда. Лаванда называет нас с ним своими героями, но это не смягчает холодности со стороны Альбера.
-Что с тобой? - расстроенная таким отношением спрашивает его она.
-Просто устал. Длинный день.
-А ты? – обращается она ко мне. – Ты стала грустной, как раньше. Хотя, когда танцевала, ты была весёлой.
-Я беспокоюсь за Сандру. – улыбаюсь ей.
-Не стоит. Эти голубки постоянно цапаются и мирятся. – говорит Альбер. – На самом деле они хорошая пара, стоят друг друга. – с желчью в словах продолжает он. – Вы же понимаете, что Сандра специально полезла целоваться ко мне? Просто, чтобы позлить Сэма. А меня использовала, даже не подумав к каким последствиям может это привести. Я еще легко отделался.
-Ты сегодня злой, а ты всегда грустная. – вставляет свое слово Лаванда.
-А что не так с тобой, что ты делаешь здесь, Лаванда? – не на шутку раскипятился Альбер. Следует его притормозить, но мне слишком любопытно узнать причину госпитализации этой девушки.
-У меня воображаемые друзья. – изменившимся тоном шепчет она. – Никто не верит, что они есть на самом деле.
-Может, это один из твоих друзей схватил меня за руку сегодня? – стараюсь пошутить, чтобы снять напряжение в получающемся разговоре.
Лаванда согласна кивает. На что Альбер усмехается.
-Хватить пугать девочку, принцесса! Лучше расскажи сказку...
-Нет, пусть говорит. – интуиция мне подсказывает, что у Лаванды можно вытянуть много полезных данных.
-Ты хочешь, чтобы я рассказала о моих друзьях?
-Да, мне интересно узнать о них.
-А ты мне поверишь?
-Обещаю. – серьёзным тоном произношу я.
-Хорошо. Мой самый лучший друг – это мистер Стоун. Мы всегда вместе.
-Он и сейчас с нами? – скептически ухмыляется Альбер.
-Да. – прыгают золотые локоны, когда она кивает головой. - Он жил в нашем доме, еще до того, как мы переехали. Раньше там была куча часов, вы были большим чудаком, не так ли мистер Стоун? – хихикает она в мою сторону, но смотря при этом левее меня. Затылок и левое плечо обжигает неприятным чувством. Честно говоря, становится страшно оборачиваться.
-Наверное, это мистер Стоун тебе подсказывает время? Это он тебя надоумил лезть ко всем со своими предупреждениями? - продолжает в едком тоне допрашивать ее Альбер.
-Да. Мистер Стоун говорит, что после двенадцати ночи выходить опасно. – лицо Лаванды мрачнеет и она опускает голову. Но вспомнив что-то, снова улыбается. – Когда нас забирали, мой друг прихватил с собой много своих часов, и по ним мы всегда знаем точное время. Так что никто не останется до поздна снаружи и Оно... Оно не сможет навредить.
-Достаточно сказок! – резко останавливается Альбер. – У тебя есть часы, где ты их спрятала?
Такая перемена в Альбере меня удивляет. Видимо я смотрю на него слишком осуждающе, смутившись под моим взглядом он устремляется вперёд один. Незаметно мы уже добрались до отделения палат.
-Лаванда, значит ты не оставалась ночью снаружи? Ну, ты знаешь, после того, что произошло с Челом...
-Я хотела забрать свои лекарства, они отняли их у меня! – обиженно начинает оправдываться девушка - девочка.
-Я понимаю, но когда это произошло? И где ты приняла таблетки?
-Я пошла в палату 9А, когда староста ушёл с друзьями. Там оставался Чел, но я думала, что он хороший и поделится со мной. Он сказал, что даст мне их, если я буду слушаться. И потом стал делать такие вещи... Плохие вещи... – дрогнул ее голос, и остановившись она отворачивает лицо к стене.
Чем больше я слышу, тем более правдоподобные очертания приобретает ее рассказ. Мне очень жаль ее, и ненавидя себя за это, я все равно продолжаю расспрос:
-Мне так жаль, Лаванда! – осторожно кладу ладонь ей на плечо. От прикосновения та легко вздрагивает.
-Не расстраивайся, он не сделал мне больно. Больше никто мне не сделает больно. – после этого почти признания, я думаю, что она больше не заговорит. Но задумавшись на минуту, она вновь продолжает рассказывать. – Ведь у меня был камень, подарок от нового друга! Этим камнем я ударила Чела, когда он...
-У тебя появился еще один воображаемый друг? – стараюсь сменить неприятную тему.
-Нет, он настоящий!
-Да, конечно, я просто... – спохватилась я, вспоминая о данном обещании.
-Мы познакомились здесь, в Надежде. Мистер Стоун говорит, что он благовоспитанный и надёжный молодой человек.
-Твой новый друг - парень? – не могу удержать улыбки.
-Да. Он боится темноты, поэтому не спит по ночам и вместо этого ходит вокруг.
-Значит, это он сдавил мне руку в столовой? – услышанное в равной мере и пугало, и интриговало.
-Он случайно! – надвинувшись ко мне, начинает яро защищать своего приятеля Лаванда. - Я не верила, когда он говорил, что выходит по ночам даже на улицу. Поэтому он принес мне камень с дорожки сосновой аллеи. Он сказал, что достал его оттуда. Но теперь камень у Чела, я потеряла свой подарок. – огорченно вздыхает она.
Начинаю подозревать, что новый друг Лаванды более осязаем чем мистер Стоун. У меня остаются еще вопросы.
-Ударив Чела ты забрала лекарства?
Утвердительный кивок золотых локон.
-А что потом?
-Я ушла в палату и приняла таблетки, запив их водой. Но голова не переставала болеть и я приняла еще. А потом ещё. И ещё.  Кажется, я переборщила. – виновато хихикает она.
-Все это произошло ночью?
-Да.
-Поэтому ты не предупредила всех как обычно? Но мне не понятно еще зачем ты вышла на лестничную площадку и каким образом ты добралась до туда? В том состоянии, в котором мы с Сандрой тебя нашли, это, кажется, невозможным.
-Но я не выходила! – искренне восклицает девушка.
-Но как тогда ты там оказалась?
-Мистер Стоун сказал, что это наш новый друг меня вытащил на людное место, чтобы меня нашли и успели откачать. – смущённо опускает она длинные ресницы.
-Ого! - удивляюсь благородству парня Лаванды, - А имя у твоего нового друга есть?
-Он... Он не очень разговорчивый. Наверное, стесняется... – последний вопрос явно не понравился ей. Она не знает имени того, кого почти обожает. Интересно, что из выясненного правда, а что часть сказочного мира этой принцессы?
В голову закрадывается мысль, быстро произношу ее вслух:
-Знаешь, мне кажется, вчера ночью кто-то приходил к двери моей палаты...
-Оно? – встревоженно спрашивает Лаванда.
-Да, и Оно тоже. Но после пришёл, я не уверена, но кажется это был… человек. И с его приходом Оно исчезло.
-Это он. Мой новый друг! Я же говорила, что он настоящий! – в радостном возбуждении она хватает меня за плечи.
Да, наверное. – уже жалею о сказанном я.
Мы долго простояли так у входа в отделение, и когда наконец зашли внутри нас встречает Альбер. Оказалось, он все это время дожидался нас. Не понимавшая причину его недовольства по отношению к Лаванде, теперь ко мне начинают подкрадываться смутные догадки. Похоже у Альбера было дело лично ко мне. Если он снова думает о поцелуях, то зря надеется.
В отделении пусто, похоже все тридцать шесть посетителей ушли на концерт. То есть, вычитая нас, (Паркер, Сандра, Альбер, я и Лаванда) тридцать один. Сперва провожаем до палаты Лаванду, и я уже думаю разойтись, но Альбер настаивает и провожает также и меня. У двери 4С он немного поколебавшись задаёт вопрос:
-Можно зайти?
-Не думаю, что это хорошая идея.
-Ох, ты все неправильно поняла! – смеётся он. – У меня есть одна просьба, это касается Ольги.
-Ольги? – просьба и вправду обещает быть эксцентричной.
-Да, я слышал, что она попала к тебе... – смотрит он вниз. - Мы были с ней близки при... прежней жизни. В общем, я хорошо знал ее и мне хотелось бы попрощаться с ней наедине.
“Да уж! А я боялась приставаний!” – думаю, а вслух говорю. – Я бы дала тебе попрощаться, без проблем. – страшная пауза., после которой виновато признаюсь, – Я потеряла ее.
На лице Альбера недоумение медленно сменяется разочарованием.
-Значит, потеряла.
-Я знаю, что это плохо, да?
-А что если и меня так же потеряют? – растягиваются в горькой ухмылке его губы.
-Не говори только, что веришь во все это?
-Пока.
Это было последнее, что сказал мне Альбер. Понурив широкими плечами он поплелся к себе. Меня злила его чрезмерно чувствительная реакция. Как может здравомыслящий человек, на кого походил Альбер, верить подобному! Но на душе стало противно, казалось, я отказала в последнем желании идущему на казнь. С этими мыслями захожу в палату.
Лишенная нормального сна в последние ночи, я, едва коснувшись подушки, засыпаю беспробудным сном. Если ночью кто-либо и приходил, я этого не почувствовала.
Утром пробуждаюсь с тревожным чувством, будто забыла что-то важное. Постель Сандры не тронута, она так и не вернулась вчера. Все больше одолеваемая плохим предчувствием, встаю, не умывшись и в одной пижаме выхожу в коридор. В бессилии еле волочу ноги вперёд. И замираю. Возле раскрытой двери одной из палат стоит знакомый мне с сеансов Кирилла парень с рыжими космами волос и веснушками на бледном лице. В одной руке у него чемодан, а в другой кукла. При виде последней сердце падает в пятки. На кукле синяя футболка супермена, а к спине прикреплён белый плащ-простыня.

IX
I remember when
I remember, I remember when I lost my mind
There was something so pleasant about that place
Even your emotions have an echo in so much space
And when you're out there without care
Yeah, I was out of touch
But it wasn't because I didn't know enough
I just knew too much
Does that make me crazy
Does that make me crazy
Does that make me crazy
Possibly
                Crazy
                Gnarls Barkley
 
Темнеющее небо за окном заволакивает равномерный тёмный фон. Устройство на оконной панели включилось само по себе. На дисплее монитора зеленым по-чёрному начинают выводиться в строку буквы, слишком мелкого для комфортного чтения шрифта:
-Здравствуй, Тереза. Это Агностик.
Ничего не понимаю.
-Если видишь мои сообщения коснись мочки левого уха правой рукой.
Еще не успев переварить полученную информацию протягиваю правую руку к левому уху. Ох, Агностик?.. Агностик... Это он? Это он!
Я еще не знаю, радоваться или огорчаться неожиданному вторжению из прошлого, как на дисплее выходят новые строчки:
-Рад видеть тебя ;)
-У нас очень ограниченное наличие времени. А я не знаю, с чего начать.
Сердце учащённо бьётся, а в глазах тепло щемит. Читаю очередное сообщение.
-Хорошо, видишь камеру в левом верхнем углу комнаты позади тебя?
Оборачиваюсь в указанном направлении и в поле зрения бросается мигающая точка в углу. Камера наблюдение, если верить словам Альбера.
-Хорошо. По ней я могу наблюдать за твоими действиями.- снова пишет Агностик.
-У тебя есть бумага и карандаш?
-Было бы неплохо установить обратную коммуникационную связь между нами.
Длинное предложение с использованием книжного термина в обыденной речи. Да, это определённо точно тот Агностик, которого я знала еще в той, прошлой жизни. И неизвестно каким образом, но он меня нашёл.
***
21-ое июля, день 4-ый.
Заметив мой упавший на куклу взгляд новенький, парень с сеансов Кирилла, протягивает ее мне. Испуганно шарахаюсь от нее и резко мотаю головой. Никогда. Перед мысленным взором проносятся последние картинки расставания с Альбером: его уныло опущенные широкие плечи, вялый шаг обреченного. И теперь мне предлагают взять ярко одетую, весёлую куклу, которой обрадовался бы любой ребенок, и которой заменили живого человека. Внутри просыпается злорадный смех, почему-то бессильная ярость охватывает и подавляет всю сущность при мысли об Альбере, о том, что он верил в это, и что, в конце концов, это произошло.
Удивленный моей реакцией, парень сначала оглядывает свою куклу, затем меня. Его взгляд задерживается на моем одеянии, состоящем из пижамы в виде майки и коротких шорт, и вдруг он смущённо отводит взгляд в сторону. Обнаружив причину его смущения, бросаюсь прочь в палату. Ужас!!! Под тонкой тканью майки ничего нет, и затвердевшие от холода соски отчётливо выпирают на ней.
Захлопываю за собой дверь, собираясь вздохнуть оборачиваюсь, чтобы поперхнуться воздухом. В палате ожидал еще один сюрприз.
-Мне уже лучше! – вскакивает с кровати Сандры.
Вздрагиваю от сего резкого возгласа, вскидываю правую руку вперёд, словно в попытке заслонится от померещившегося кошмара. Не помогает, передо мной все еще стоит мальчик подросток с непропорционально большой для хилого туловища головой. С вечными алыми пятнами на бинтах свежей перевязки, которыми обмотана эта голова. Патрик. Скрещиваю руки на груди, не хотелось бы еще и его смутить своим видом.
-Что ты здесь делаешь? – недоверчиво спрашиваю его, при этом не отходя от двери.
-Жду Сандру. Она ушла?
-Да… То есть, она не ночевала здесь. По правде говоря, я не имею понятия, где она сейчас. – странное ощущение, тревога кажется рождается из произнесенного вслух и лишь затем проникает внутрь. Где же ты, Сандра? Кирилл? Что с вами произошло?
-Я подожду ее здесь, если ты не против? Мне уже лучше! – снова вставляет он это пугающе подозрительное утверждение.
Абсолютно понятно, что я против, но приходиться согласно кивнуть. Подхожу к шкафу, оборачиваюсь к нему спиной чтобы открыть дверцу и по позвоночнику бегут электрические импульсы от его нежеланного присутствия позади. Кому было бы комфортно остаться наедине с незнакомым, мягко говоря, со странностями?  Долго не мешкая хватаю первую попавшуюся одежду в полке и прячусь в ванной, чтобы принять душ и переодеться. К счастью, дверь в ванную закрывается на щеколду. Надеюсь, он уйдёт к тому времени, когда я выйду из душа.
Ледяные струи брызжут из лейки душа, тихо визжу, и прыгаю, и верчусь под их потоком, пока вода постепенно теплеет и разливается животным удовольствием по телу. Вода, очищающая и бодрящая, обволакивает в свое изолированное пространство, отнимая тебя, пусть и на короткое время, от вечных забот и беспокойств будничной жизни. Странно, я всегда умела радоваться мелочам. Правда, в переживаниях по пустякам я была также настоящим профи. Я была. Я убила себя.
Прижимаюсь к намокшей стене кабинки. Ненавижу звук своего плача. Из груди вырываются жалобно-скулящие, надрывные рыдания. Такими тоненькими голосами могут плакать только котята. Такой же плачь был и тогда… В знаменательный день прощания с жалкостью существования. День воссоединения с бесконечностью. В последний день хотелось сделать хоть что-то полезное и таким образом в голову пришла идея видео-обращения.
- “Как ты могла?” - спрашивает внутренний голос.
Могла. И тщательно запланировала. Это должен был быть рабочий день недели, когда родители уйдут на работу и я могу остаться дома одна. Единственной проблемой был Вики. Нельзя было допустить, чтобы он узнал о самоубийстве. Одна эта мысль меня беспрестанно мучила и послужила предлогом изо дня в день откладывать задуманное на потом. Но каникулы заканчивались, мне страшно было возвращаться на учёбу. В затхлость съёмной квартиры и шуму города. В серость учебных дней якобы насыщенной событиями студенческой жизни. Скука и одиночество ждали впереди. Но загвоздка состояла в том, что я и сама понимала ошибочность сего суждения. Все могло измениться и менялось постоянно. И я страшно боялась перемен, боялась передумать. Поэтому и торопилась разрешить дело до окончания каникул.
Но вот подходящий день наступил сам. Счастливого Вики отправили на каникулы к тёте в деревню.
Звон будильника, мерный шум кипящего в кухне электрочайника, а затем и скрип закрывающейся во дворе калитки возвестил об уходе родителей. Я поднялась, чувствуя удивительный для утреннего часа прилив энергии. Помыла брошенные в мойке две большие кружки. Мамин из-под кофе, а папа всегда предпочитал зелёный чай. Убралась в кухне. Затем перешла к другим комнатам, пылесося, вытирая пыль и вымывая пол тряпкой, прямо голыми руками. Я любила порядок, но ненавидела наводить его. Тем не менее, в то утро все мне приносило удовольствие от одного уже осознания, что это в последний раз. Закончив с уборкой, зашла в душ, сначала холодная, потом тёплая, снова холодная вода, прямо как сейчас, как всегда. Вышла еще более бодрая и оживлённая. Странно, я уже много месяцев не чувствовала себя такой живой, как в свой последний день. Поверх прохладной кожи накинула свежую пижаму. Потянула за угол одеяло заправленной постели. Я хотела казаться просто спящей, если неизвестно по какой причине Вики вернулся бы домой раньше и обнаружил меня первым.
Самым скрупулёзным образом расчесала длинные каштановые волосы. Вытащила листок с речью обращения к человеку по ту сторону камеры. Положила его на компьютерный стол. Рядом с ним пристроились пузырёк маминого снотворного, наполовину опорожненной бутылка коньяка, оставшегося после какого-то торжества в доме, и мои собственные припасы антидепрессантов, систематически уклонявшиеся от употребления и в тайне прятавшиеся в коробку из-под шоколада в нижнем ящике комода. Спасибо психотерапевту, прописывавшему мне их.
В речи, которая готовилась в течении последних трех ночей, предусмотрительно просила несовершеннолетних и психически неустойчивых людей воздержаться от просмотра. Тех же кто решится продолжить знакомство ожидала пятиминутная тирада о последнем выдохе одряхлевшего капитализма, о новом обществе, и о вкладе тех, чьё жалкое существование не имеет значения в истории человечества. То есть таких, как я. Но решив себя жизни мы окажем сопротивление заржавелым порядкам, ускорив и без этого восходящей порядок всеобщего анархизма. В конце концов, (цитировала я мысли великого ума, чьё имя уже не помню), самоубийство это и есть высшая форма свободы. Из всех животных только человек волен осознанно решить себя жизни.
-“Это и еще много других глупостей образует не слишком-то льстивое отличие человека.” – с грустной улыбкой думаю я, вспоминая анекдот о том, что только животное, называющее себя человеком, кушает, когда не хочет есть, пьёт, даже если и не чувствует жажду и буквально каждую минуту испытывает сильное желание размножаться.
Звуки грохота за дверью ванны возвращают меня в реальность. Что там творит Патрик?! А может, это Сандра вернулась? Мне следует поторопиться. Быстро хватаю шампунь и намыливаю душистой жидкостью длинные волосы. И мысленно снова возвращаюсь к тем злополучным событиям, которые привели меня на порог Надежды.
***
Роюсь в бездонном пространстве рюкзака и выуживаю оттуда на кровать капроновые колготки, толстовку, депиляционный крем, пачку резинок для волос, сборник рассказов Хемингуэя, коробок со спичками и маленький красный бумажник с изображением Микки Мауса. А, вот и ты! Наконец достаю увесистый альбом для рисования и набор простых карандашей различной твёрдости стержня. Мама насильно подсунула их в рюкзак, когда мы собирались. Раньше я увлекалась рисованием, даже участвовала в конкурсах, правда, без особых успехов и давно забросила это занятие. Но мамы ведь все помнят, не так ли?
Показываю свои находки мигающему огоньку камеры, на мониторе выходит:
-То, что нужно! Правда, это не самый удобный способ, но нам не приходиться выбирать ;)
-Так как ты, Тереза?
Вытаскивая карандаш из пачки, задумываюсь, ответить ли честно или как положено? Крупными печатными буквами пишу на альбомном листе: “Бывало и лучше.” Показываю написанное камере.
-Да, понимаю. Но я обеспокоен и по-другому поводу.
Строчки перестают печататься, наступает пауза. Вопросительно оглядываюсь на камеру в углу. Тут приходит новое сообщение.
-Тебе следует это послушать.
Внизу появляется иконка голосового сообщения. Неуверенно тыкаю на нее пальцем. Внезапно приятным мужским голосом тишину прерывает запись:
-Посетитель Тереза Адлер, 20 лет. Предварительный диагноз – острый психоз с параноидальными наклонностями. Прибыла в Надежду 18-го июля 2019-года.
Тереза росла спокойным ребёнком в семье, основанной на межрасовом браке. Союз белого мужчины и чернокожей женщины в те годы, с высокой долей вероятности, отрицательно воспринимался окружающим социумом. Пожалуй, это послужило одним из основных факторов влияния на становлении личности девушки.
Меня коробит от этих бестактных подробностей из моей личной жизни. Тем временем голос продолжает:
-Ребенку не повезло, он вырос в атмосфере провинциального города, загрязненного выхлопными газами и токсичными выбросами промышленных зон. Семья со средним бюджетом, отец - учитель старшей школы. Домохозяйка мать занималась воспитанием ребенка, долгое время остававшимся единственным в семье. Заметьте, второй ребенок появился у четы Адлеров только когда Терезе исполнилось 14 лет. Думаю, для вас, как для психотерапевта, это очень важная информация.
В школе Тереза была, цитирую личную характеристику: способный, но довольно вялый ребенок, в общественных мероприятиях сохраняет пассивную позицию. Любит внимание, но не спешит его привлекать. Друзей немного, однако имеющиеся отношения довольно крепкие. Успеваемость средняя.
После окончания школы Тереза без видимых усилий с успехом сдаёт экзамены, поступает в столичный университет. Переезд. Тут-то и начинается проявление проблем. На первом же курсе ее чуть не исключили, и не по причине неуспеваемости или пропусков занятий. Нет, конфликт с профессором на почве идеологических разногласий. Вам предоставляется интересный случай, не правда, док? – усмехается голос.
Все с более возрастающим интересом вслушиваюсь в повествование на тему: “История моей жизни.”
-Дальше, хуже. Во втором курсе ваша будущая подопечная берет академический отпуск и бездельничает весь год. Проводит много времени в компании не внушающих доверия лиц. Неделями не посещает социальные сети и любимые прежде сайты, кстати верный признак депрессии у современного человека. Записывается в группы, посещает порталы, онлайн курсы и вебинары анархических организаций. Что же еще? Ах да, по настоянию матери начинает посещать психотерапевта. Но это вы и сами знаете лучше меня.
Видимо сеансы проходят безрезультатно. В итоге попытка самоубийства передозировкой. Запивала горсти циклобарбитала, прозака и пароксетина отцовским коньяком. Но и здесь ваша подопечная проявила оригинальность, сделала прощальную запись в прямом эфире на своей страничке в социальной сети. Где выступила с речью о добровольной жертве во имя борьбы с капиталистической политикой, и дальше в том же духе. Призывала продолжить ею начатый путь сопротивления. Но что самое примечательное, послушайте внимательно, док, все записи были тут же удалены с платформы еще до того, как информация дошла до ведома администрации соцсети. Свидетелями обращения стали довольно небольшое количество пользователей и этот случай не получил широкой огласки в общественности. Понимаете, док, видео и все что с ним было связано, скриншоты, копии трансляции, все было стерто. Кто за этим стоит - неизвестно. Вот и хорошо, в противном случае, кто знает к чему бы привела выходка одной сумасшедшей. Массовые самоубийства не раз имели место в истории.
Короткая пауза. После чего голос продолжает:
-Ваша задача, док, установить, имеет ли Тереза Адлер непосредственное отношение к каким-либо террористическим группировкам и, по возможности, выяснить причины исчезновения видео с интернета. В случае подтверждения догадок вы знаете, что делать. Всего хорошего! – с неуместным, как мне кажется, энтузиазмом оканчивается длинное сообщение.
-Ого! – выдыхаю я. Это все, что я могу выдавить.
-Вижу, ты уже прослушала сообщение до конца. Я не хочу тебя заведомо пугать, но нам следует понимать всю серьёзность сложившейся ситуации. Тереза, в сообщении прозвучала недвусмысленная угроза. Но это еще не все. – протягивается очередная строчка от Агностика.
-Ты готова меня выслушать?
Поспешно оборачиваюсь в сторону камеры и киваю в знак согласия.
***
Никогда не пробовала прежде коньяк. Горечь первого глотка, казалось, сожгла мне глотку. Долго откашливалась. Испугалась, что может вырвать. Поэтому принимала таблетки по несколько штук и запивала их небольшими глотками жгучей гадости, таким образом продлевая мучительный процесс. Тошнота подкатывала к горлу и мне приходилось останавливаться, собираться с силами и вновь закидываться таблетками, снова заставлять себя делать очередной глоток. Камера на мониторе возможно смотрела на меня глазами тысяч людей, но очень скоро я забыла об их существовании.
Гадкий вкус кислятины во рту проявился не сразу, все внутренности и полости сгорели и потеряв чувства обоняния, вкуса, я даже не заметила, как рвота выбралась наружу. В висках застучал безостановочный ритм адских барабанов. Стены и потолок зашевелились, смешались, я боялась соскользнуть и упасть куда-то вверх или в бок. И тогда я крепко зажмурилась, услышала, как с тихой жалобностью заплакали котята. Потом поняла, что это была я.
Не знаю, как долго все длилось, но голова кружилась сильнее и сильнее, барабаны уже разрывали тыкву, в которую превратилась голова… Но постепенно все отступило, расслабилось. Мучители из преисподнии оставили меня лежать в холодном поту агонии, а вместе с ними покинули и остатки сил. Такое удивительное бессилие! Могла ли я представить раньше, как трудно оказывается бывает сделать вдох, а потом еще и выдох. В один момент я просто обнаружила себя уже не на кровати, а растянувшейся на полу. Рядом, насмешливо танцуя, кружилась в зловонной луже яда пустая бутылка из-под коньяка. Успела сверкнуть мысль, (“Достаточно ли я выпила таблеток?”), прежде чем сознание выпало из жизни в объятия вечной тьмы.
Очнулась уже на больничной койке. Приятная слабость в костях и прохлада на лбу дала повод улыбнуться. Родные с участливой суетливостью возятся вокруг, братик читает по слогам сказку, которую мы оба любили. Я даже не сразу поняла, что все провалилось. Я все еще была жива.
Они пришли немногим позже. Один повыше и моложе, другой с добрым лицом, они пожелали поговорить со мной наедине. Родители неохотно подчинились и вышли из палаты. В палате лежал еще один больной, но кажется он давно перестал реагировать на внешние раздражители, у его изголовья пищал аппарат жизнеобеспечения. Под его размеренный звук и стал проходить допрос.
Думала ли я о последствиях в случае неудачи с планом? Могла ли я представить всю страшную масштабность легкомысленного замысла? Но теперь, когда те двое начали задавать, казалось бы, ничем не примечательные вопросы о детстве и любимых курсах в универе, я с дрожью в груди представляла себя в суде, окружённая непонимающим, осуждающим морем глаз присяжных. Видела себя в комнате допросов, часами, сутками подвергающейся давлению обученных пытать людей специалистов. И вот уже решётка замыкается над головой, приговорив на забвение в холодной яме зиндана. Почему в воображении всплыл столь экзотичный вариант заточения было непонятным, но этого было достаточным чтобы подтолкнуть меня к добровольному признанию. Выключился свет и поток чистосердечной исповеди обрушился на головы допрашивавших. Я раскрыла тайну существования организации борцов за справедливость, созналась в участии заговора против действующих властей, и о подготовке мирового переворота. Изрыгаемые из небытия в реальность, я и сама искренне верила в достоверность сказанного, пока продолжала говорить. Но видимо у них был с собой портативный детектор лжи, скоро они поспешно оставили меня одну со своим тайным обществом мстителей. Только когда они уходили, я обратила внимание на медицинскую униформу моих следователей, но решила, что они оделись таким образом в целях конспирации. А в висках снова забили свою привычную какофонию барабаны.
-" Какой-же бред. – с удивлением замечаю я, перематывая на плёнке прошлого свои переживания и мысли после возвращения в реанимации. – Но все казалось таким твёрдым, фактическим, сообразным. И куда же все исчезло, где же правда? А где я?” – внутри все холодеет. Ответ известен.
-"Тебя нет. Ты умерла, уткнувшись лицом в собственную блевотину.”
- Нет, я жива. – отрицательно качаю головой под тёплыми струями воды. – Слишком легко. Не заслужила просто смерти. Обратить в беспомощное, неподвижное, навсегда заточенное в хрупком сосуде сознание, существо которого полностью в руках других умалишенных. Когда даже выдохнуть станет невозможно. Вот подходящий исход тебе подобным.
Такой ответ меня устраивает. Закручиваю кран смесителя.
Выхожу из кабинки, шлепая резиновыми тапочками оставляю мокрые следы на кафеле. Поскальзываясь вскрикиваю, но успеваю ухватиться за стержень в стене. Тут же снаружи хлопает дверь в коридор. Патрик уже ушёл?
Нет, я нахожу его в комнате лежащим ничком вниз на кровати Сандры. Он уснул, дожидаясь девушку.
В нос лезет отвратительная вонь, поэтому иду к окну, но все попытки открыть его тщетны. Очередной замок замкнутой со всех сторон коробки здания Надежды.
Подхожу к Патрику. Поза, в которой он лежит, кажется такой странной, жалкой, что сердце сжимается от жалости и хочется его укутать. С этим намерением стягиваю покрывало со своей кровати, в глаза на миг бросается, что под ним что-то выпирается, но вот уже покрывало сорвано, а под ним… Лежит Ольга, кукла, которую мне доверили. Уткнутая головой в темнеющий комок человеческих фекалий. В отвращении отскакиваю. Беспомощно оглядываюсь в поиске объяснения, как это могло оказаться в моей постели. Замечаю, что вонь теперь сильнее распространилась в воздухе. Губы начинают обиженно дрожать, когда я нахожу подсказку появления дерьма. Рядом с Ольгой лежит листок с надписью: “ В следующий раз это будешь ты, Тереза.” Картинка проясняется, становится понятна природа шума, и грохота захлопнувшейся двери, пока я была в ванной комнате. Безусловно, это дело рук Паркера и его дружков, этих сволочей и засранцев. Еле сдерживаю подступающие рыдания.
Судорожно вздрагиваю, в отвращении отворачиваюсь от гнусной шутки психбольных, и вижу, что Патрик все также лежит на кровати. Как он мог заснуть и не проснуться, пока эти уроды вытворяли подобное? Затаив дыхание подхожу к нему. Он лежит слишком неестественно, а спину его не тревожит вздымающееся дыхание.
-Патрик? Патрик, ты спишь?! – следовало говорить громко, чтобы разбудить его, но мой голос еле выходит. Почему-то в комнате словно стало холоднее.
В голову начинают закрадываться пугающие подозрения. Нет, нет, нет, только не это…
Протягиваю руку к нему, необходимо проверить пульс чтобы отогнать предчувствие невообразимого. Но ведь… Я не вымыла руки после того, как держала одеяло… Ведь, оно могло быть использовано в качестве туалетной бумаги, если учитывать, что постель стала импровизированным санузлом, то да... Медленно, не оборачиваясь, отхожу от Патрика, чтобы снова скрыться от него в ванной. Мне просто надо вымыть руки.
Вскрикнув отрываю раскрасневшиеся руки, когда поток бежащей из крана воды превращается в кипяток. Закусив нижнюю губу, засовываю руки обратно, назад в уже исходящий паром напор. Набухшая кожа ладоней щиплет огнём. Поскуливая и завывая от боли, еле выдерживаю еще несколько секунд “выпарки микробов". Постоянное мытье высушило некогда нежную и гладкую кожу рук, и теперь она больше напоминает крокодиловую шкуру. Теперь еще и обожжённую кипятком шкуру.
Попытка открыть дверь ошпаренными руками отзывается острой болью, а когда я касаюсь тонкой кожи на запястье Патрика, то не могу ничего почувствовать сквозь пульсирующую онемелость в собственных пальцах.
-Патрик! – тихо зову его, чуть толкая в бок локтем. Никакой реакции.
Дверь в коридор неожиданно открывается, отчего я вздрагиваю.
-Тереза, ну как вы? Вы не пришли на сеанс, все в порядке?
Кирилл. За ним входит Сандра, живая и здоровая. Упавшим голосом обращаюсь к ней:
-Сандра, тебя тут Патрик ждёт.
-Что эта за вонь? – в ответ только морщит она носик, и обнаружив источник вони обругивается. – Фуу-у, что это, Тереза?!
Кирилл лишь мимолётом оглядывает Патрика, затем, зажав нос пальцами, подходит к моей поруганной обители сна.
-Значит, кукла нашлась. – в отвращении искривив губами заключает он. – Я вызову санитаров, а пока прошу вас переждать в моем кабинете за чашкой чая.
-С удовольствием. – щебечет Сандра, я снова хочу напомнить ей о Патрике, но она уже вышла.
-Постойте! – останавливаю окриком Кирилла. – Как же Патрик? Вы не могли бы его проверить, с ним словно что-то не так…
-О нем позаботятся. – коротко отвечает он и приобняв меня за надплечье ведет к выходу.
***
-Это заведение не внушает доверия, и вот доводы, которые я могу привести уже после беглого рассмотрения данных. Судя по всему, реабилитационный центр для молодых людей с душевными расстройствами, как описывает себя Надежда на своем главном сайте, основали её совсем не так давно, правда, точной даты я не смог выяснить, зато в прессе много говорилось о крупном научном проекте, который должен совершить переворот в практике лечения психических расстройств. Также этот проект заработал известность благодаря меценатству видных господ мирового масштаба. Угадай же чьи имена я обнаружил в документах архива Надежды?
Агностик, что ты делаешь? Разве можно быть настолько самонадеянным, чтобы с таким спокойствием говорить о настоящем взломе данных? Думая об этом меня переполняет волнение… А еще удовольствие и польщение от существования моей дружбы с новым Робин Гудом цифровых пространств, случайное знакомство и последующая переписка с которым также внезапно прервалась полгода назад. Оставив после себя чувство опустошенности… Но вот он вернулся! И хейкнул данные моих узников. Ну, разве не круто?
-Я не хочу стать причиной твоих неприятностей. – поспешно черкнув в альбоме поворачиваюсь к камере.
-Не беспокойся ;)
-Ты же знаешь, я не из тех, кто лезет на рожон, предварительно не обезопасив себя.
-Значит, это ты позаботился об удалении моего видео с интернета, как говорится в голосовом сообщении? - пишу вопрос на альбоме.
-Я хотел помочь.
-Ты слишком многое берёшь на себя. Повторяю, я не хочу стать причиной твоих проблем. – пишу ему, при этом меня переполняет счастье понимания, что еще тогда моя судьба была небезразлична другу. Другу, связь с которым я считала безвозвратно потерянной.
-Вернёмся к теме. – просит новая строчка от него. - Мне показалось странным, что весь персонал и даже врачи не задерживаются здесь более месяца, но когда я перешёл к историям болезни больных, то оказалось, что и они поступают сюда лишь на месяц. Мне удалось это выявить изучением многих историй, ведь всего в Надежде могут содержаться 36 пациентов, и установилась связь между отбытием старых и прибытием новых пациентов. Я объясняю это так детально, потому что никаких данных о выписках в архиве нет. Ты понимаешь, Тереза, отсутствие выписок очень важный факт.
Я лишь пожимаю плечами. В принципе ничего нового я не узнала, а то, что здесь не выдают выписок меня даже не волнует.
-Зачем ты все это делаешь? – пишу в альбоме.
-Я думал, мы друзья. А друг не оставит в беде, не так ли?
-“Но ведь когда мне была так нужна поддержка друга, тебя не было.”- забредили внутри старые раны. Откинув мрачные мысли, улыбаюсь в камеру.
-Я не в беде. Спасибо, но ты зря переживаешь.
-Просто подумай, тебя определили сюда так быстро и неизвестно по чьей инициативе. Разве твои родители подозревали о существовании Надежды до того, как ты попала туда?
Я уже думала об этом, но теперь мне все равно. Поднимаю с кровати Ольгу, показываю ее через камеру  Агностику.
-Вот почему нет выписок. Нас превратят в кукол. Ты можешь по другим камерам удостовериться сам, у всех посетителей есть куклы. Это прежние посетители. – пишу на новом листе.
Ответ не последовал. Может он решил, что я совсем рехнулась? Либо уже смотрит на кукол в других палатах? Жду в напряжении долгие минуты. Наконец появляется новая строчка от него:
-Я чувствую вину. Я понимаю всю абсурдность сказанного, но не могу ничего поделать. Поэтому начал разыскивать тебя. Истинная причина не самая альтруистичная, как могло показаться.Мне жаль, Тереза.
-Вину? – непонимающе моргаю сообщениям на экране.
-Я прервал нашу переписку и пропал, не указав причин.
-С тех пор прошло столько времени! Я и забыла уже! – стараюсь увереннее изображать беззаботность на камеру.
-Но на это были причины. Я был не уверен, испуган твоими идеями… Уже тогда…
-Что? – черчу огромными буквами вопрос на листе.
-Уже тогда проступали симптомы. Мне следовало как другу помочь, но я струсил.
-“Симптомы, вот как?”- прячу за холодной ухмылкой боль внутри.
- Как истому агностику тебе никогда не удавалось решиться на что-нибудь. – в ответ пытаюсь подколоть его.
- Пока ты еще слушаешь, позволь опять тебя предостеречь. Я посмотрел также и старые записи с камер, и все до единого они ведутся только до полуночи, после чего автоматически вырубаются до утра.
- Да, я знаю.
- Но почему они так поступают?
Улыбаюсь, представляя, что он подумает, когда я расскажу ему о ночных приходах Его.
-Не уверена, что у меня найдётся ответ. – уклоняюсь я. Напоминание о камерах вдруг осенило новой идеей. – Можно попросить тебя об еще одной услуге?
-Конечно, Тереза, я буду счастлив если смогу помочь тебе.
-Отлично! Можешь посмотреть запись камеры в моей палате за сегодняшнее утро? Мне нужно кое-что узнать.
***
Кирилл пристально смотрит на меня, пока я, касаясь и снова отрывая заплывшие волдырями пальцы, пытаюсь взяться за ручку чашки с чаем. Я, Сандра и Кирилл, сидим в его кабинете, вокруг крошечного столика, на котором чудом уместился поднос с изящным чайным сервизом и дымящимися свежими булочками. С утра пустой, желудок уныло заурчал при виде последних. Сандра с удивлением взглядывает на мои руки и я смущённо оставляю попытки взять чашку.
-Я не голодна.
-Ну все, хватит. – порывисто подскакивает со своего миниатюрного дивана Кирилл, и бросается у моих ног на колени. Ошеломленно хлопаю глазами, пока он осторожно берет в свои широкие, но нежные руки мои изуродованные конечности.
-Ну что же вы так, Тереза. – вздыхает он, изучая ожоги.
-Ой! – тихо вскрикиваю. Кирилл дотронулся до особенно болючего места.
-Подождите, я сейчас. – поднимается с колен и исчезает он за рядами окружавших нас со всех сторон полок. Оттуда скоро начинают доноситься громыхающие и позвякивающие звуки.
-Ты сама это сделала? – острым подбородком указывает Сандра на руки, которые я все еще держу на воздухе, в том положении, в каком оставил их Кирилл.
-Ничего серьёзного. Чуть ошпарились, пока мыла руки.
-Ну-ну. – почему-то слышаться нотки высокомерия в ее голосе. Ее словно задевало то чуткое внимание, с какой отнёсся к моей проблеме Кирилл.
Хочу сменить тему и рассказываю ей о приходе в ее отсутствии Патрика.
-Малыш Патрик, - неожиданно расплывается в улыбке она. – Знаешь, когда я только прибыла мне было так плохо, что я три дня безвылазно сидела в палате, и никому до этого не было дела. Только Патрик заходил ко мне. Каждый раз вежливо стучался, прежде чем войти. Он приносил мне еду, показывал, как и что работает здесь. Поначалу, из-за привычки расчесывать голову до крови, его побаиваешься, но постепенно привыкаешь к этому и даже бред об эльфах уже начинает казаться забавным. Мы с ним сдружились, так что в следующий раз не удивляйся, когда он будет вот так наведываться к нам.
Первый раз вижу, чтобы Сандра с такой теплотой отзывалась о ком-либо, поэтому мне не хочется по напрасному тревожить ее и делиться со своими, уже казавшимися сомнительными, опасениями. Скорее всего мне просто показалось, что он не дышит и все скоро выяснится. Из-за заслоняющих друг друга рядов полок наконец выходит Кирилл, неся в руке небольшую склянку с какой-то жидкостью пурпурного цвета.
Положив ее на стол перед нами, он выдвигает ящик ближнего шкафа, достаёт оттуда глубокую салатницу. Чего только у него здесь не найдётся! Опорожнив все содержимое склянки в салатницу, он пододвигает ее ко мне.
-Окуните сюда руки на десять минут. Это специальная ванночка, она быстро поможет.
Послушно выполняю приказ, по решительному виду Кирилла понятно, что он не потерпит возражений. Окунаю руки подозревая, что будет шипеть, но густой пурпур жидкости приятной прохладой растекается и обволакивает в свою целебную оболочку обожжённые руки. Возможно, я преувеличиваю, но чувствовалось, как под этой оболочкой кожа уже начинает регенерировать.
Сандра тем временем аппетитно принимается за булочку, на что мой желудок громогласно отзывается к моему ужасному стыду. Стоявший рядом Кирилл пододвигает к себе один из стульев-подушек и садится возле меня.
-Позвольте вас угостить… - протягивает он ко мне булочку, к нашему с Сандрой общему ужасу.
-Нет, нет! – протестующе качаю головой.
Нет ничего хуже, чем кормиться от руки прекрасного мужчины. Особенно на глазах у прекрасной Сандры!
С пылающими щеками я молча сижу, пока эти двое о чем-то непринуждённо беседует. Близость Кирилла режет бок с той стороны, где сидит он и я решительно не могу подключиться к общему разговору. Вскоре, впрочем, он сообщает об истечении десяти минут и что я могу вытащит руки из пурпурной жидкости.
-Ах! – одновременно восклицаем с Сандрой, когда на месте моих обожжённых рук наружу выходят нежные и гладкие, словно чужие, женские ручки.
-Может и со мной поделишься своим зельем, Кирилл? Я давно уже не прочь устроить себе косметическую процедуру. – лениво мурлычет она, вытянув перед собой руку и рассматривая изящную кисть с длинными, тонкими пальцами.
-Извини, это средство используется только в лечебных целях. – улыбается он ей, протягивая мне бумажное полотенце. Я не ослышалась? Они уже обращаются друг к другу на ты?
-О, мне сообщили что ваша палата уже прошла полную дезинфекцию, и вы можете вернуться. – добавляет он, прочитав поступившее к нему на сотовый телефон сообщение. – Вашу куклу также продезинфицировали, Тереза.
-“А со мной он все также на вы.” - уныло замечаю про себя.
Уходя, я поняла, что упустила шанс расспросить их о вчерашней ночи, просто тупо просидев четверть часа в одиноком молчании.
Когда мы вернулись в палату, казалось, там успели сделать не просто уборку, но и частичный ремонт: все блестело чистотой и свежестью. И хотя постельное белье сменили на новое, мне все равно неприятно садиться на свою кровать, и я подсаживаюсь к Сандре.
-Интересно, а куда подевался Патрик? – спрашиваю у нее.
-Наверное, ушёл к себе. – сладко зевает она.
-Что, не спалось?
-Не очень. – хитро улыбается она.
-Может расскажешь, что произошло вчера?
-Ну, все как в типичных сериалах – появился принц и спас меня от чудовища.
-“ Ну, это скорее сюжет сказки.”- думаю я, вслух же настойчиво спрашиваю. – Я сильно переживала, когда не нашла тебя в постели утром…
-Тесси, стоп! – смеётся она. – Вот в этом вся ваша проблема!
-Что? – удивляюсь.
-Проблема! У вас, девушек, у которых и своей личной жизни нет, так вы еще и в чужую лезете. Не обижайся, но мамочка у меня уже есть, и во второй нет нужды.
-Я правда беспокоилась за тебя. – сильно задетая ее словами поднимаюсь с кровати. – Ты сама лучше меня знаешь, на что способен Паркер, но при этом продолжаешь с ним встречаться. Я не понимаю тебя.
-Не надо переживать, мам, я сама разберусь, хорошо? Ну, не обижаться! – сегодняшнее настроение у неё слишком радужное для обычной Сандры.
Соскочив с кровати она тянет меня к себе, довольно больно мнет за щеки.
– Смотри, какая ты миленькая, и руки теперь просто чудо. Всё-таки надо упросить его отдать мне парочку таких настоек. – став позади она берёт в свои руки мои и принимается изучать их. Я сильно смущаюсь и мягко выскользнув из ее объятия бормочу:
-Конечно, ты вольна поступать так, как считаешь правильно сама.
-Вот и отлично! Сегодня ночью не жди меня снова. Но обещаю, я вернусь! – испуг, отразившийся в моих глазах при этой новости видимо растрогал её. – Если хочешь, я помогу тебе перетащить все те вещи снова, чтобы ты могла закрыться.
-Да, спасибо. – оглядевшись понимаю, что убиравшие также вынесли и все приобретённые тяжёлым трудом вещи для баррикады.
***
Прошло около получаса с тех пор, как пришла последняя строчка от Агностика, и я не в силах спокойно дожидаться хожу, нервно вышагивая длину комнаты. В очередной раз взглядываю на дисплей и наконец нахожу новое сообщение:
-Тебе нужно уходить оттуда, прямо сейчас. Через час пробьёт полночь, идеальный шанс для тебя, учитывая, что все камеры вырубят.
Затем, словно подумав, Агностик прибавляет:
-За охрану не беспокойся. Это очень странно, но я проверил все помещения, находящиеся под наблюдением камер и, исключая пациентов в палатах, не обнаружил ни единого человека в Надежде.
-У тебя есть деньги? Ты сможешь доехать до города сама? В противном случае я могу уточнить маршрут выезда по GPS.
-“Стоп, что случилось?! Почему он не говорит о записи? Что могло произойти?” – задаю себе вопросы, не желая принять очевидное за истинное. Агностику же пишу, - Что ты увидел на записи? Почему это так напугало тебя?
-Я не хочу, чтобы ты это видела, Тереза. Боже, все это время ты находилась в соседней комнате! Даже в эту самую минуту они могут ворваться к тебе, это невозможно!
-Объясни же толком, что ты увидел, Агностик?
-Это было убийство. Кажется, не запланированное, случайное, но убийство.
Тело застыло, а мозг отключился. Автоматическое прежде, дыхание, казалось, теперь перешло на контроль сознания и мне приходить с усилием делать каждый вдох и выдох. А кроме звуков шумно глотаемого воздуха, да еще отдающегося пульсацией в ушах биения сердца, все остальные звуки затонули в тишине. Патрика убили. Он был мёртв, когда я подошла к нему. А затем персонал Надежды провёл дезинфекцию в палате, убрав дерьмо с моей постели. И Патрика с постели Сандры. Я стою прямо напротив оконного монитора, а в углу глаза прорисовывается кровать Сандры. С лежащим на ней, лицом вниз, Патриком. Снова в комнате стало ощутимо холоднее.
Тем временем дисплей уже успел заполниться тревожными сообщениями от Агностика.
-Тереза, ты в порядке?
-Прошу, Тереза, ответь же что-нибудь!
-Нельзя терять времени, тебе лучше приготовить все необходимые вещи и забрать их с собой.
-У тебя отняли телефон, я знаю. Но ведь паспорт остался у тебя, не так ли?
-Тереза, ответь!
Я пишу:
-Спасибо тебе, Агностик, за все! В произошедшем нет твоей вины, я здесь по доброй воле. Прошу, скорей выходи из их системы и больше никогда не взламывай их! Ты можешь найти серьёзные неприятности на свою голову, а я меньше всего хочу этого.
Агностик, чуть погодя, отвечает:
-Похоже, ты прощаешься. Но не говори, что собираешься и дальше оставаться здесь. Ведь это не так, Тереза?
-Для меня нет ничего хуже, чем вернуться назад. - уверенно пишу в альбоме.
-Но почему?
Я и сама хотела бы знать. Ему же пишу:
-Прощай.
-Ты настроена решительно. Что мне остаётся сделать?
-Но не можешь ли ты напоследок помочь мне и замести все следы за мной?
Согласно киваю в камеру. Затем он объясняет, что нужно вырубить электричество во всей Надежде, дабы точно быть уверенным в удалении улик вмешательства в систему. Но для этого нужно ввести шифр на панели, которая располагается у входа в отделение. Скоро, как ранее сообщил Агностик, наступит полночь, поэтому я немедля переписываю шифр, состоящий из невиданных доселе символов, к себе в альбом и выхожу из палаты. Снаружи никого. Хотя нет, на другом конце коридора замечаю Лаванду, видимо она начала свой предполуночный обход.
Беспрепятственно добираюсь до выхода из отделения. За дверью встречает приятный холод. На стене нахожу квадратную выемку, за которой, как объяснил мне Агностик, находится панель управления электричеством в отделении. Слегка надавливаю на неё и крышка, сходная по цвету с белой стеной и поэтому незаметная снаружи, медленно скрывается в сторону за стенку. На ее место выходит квадрат стекла с еле заметно проступающими на его поверхности непонятными символами. Такие же символы содержит и шифр в альбоме. Сосредоточенно и неспеша ввожу его. С последним нажатием на окружение опускается тьма.
-А-АА-ААА!
Пронзительный крик разрывает мглу. От крика внутри холодеет и я боюсь пошевелиться. К счастью, он исходил из отделения. Но почему я рада этому?
-“Потому что там, в темноте, могло притаиться нечто похуже сумасшедших из отделения.” – говорит внутренний голос и вдруг мне вспоминаются слова Лаванды, - Он боится темноты.”
Бросаюсь было в отделение, чуть не забыв закрыть панель, возвращаюсь и наощупь нахожу крышку. Давлю сбоку на ее рёбрышко. Скрывающая панель выемка возвращается на место и, убедившись в этом, бегу в коридор.
Я должна успеть. Свет автоматическую включится через пять минут, и я смогу увидеть того, кто выходит после полуночи.


Сон, глава 2-ая.
I
29 июля, день 12-ый.
Now and then I think of when we were together
Like when you said you felt so happy you could die
Told myself that you were right for me
But felt so lonely in your company
But that was love and it's an ache I still remember
You can get addicted to a certain kind of sadness
Like resignation to the end, always the end
So when we found that we could not make sense
Well, you said that we would still be friends
But I'll admit that I was glad it was over
                Somebody That I Used to Know
                Gotye
                Из плей-листа Терезы.
Сегодня уже моя вторая воскресная проверка общего состояния организма со дня госпитализации. В семь утра отделение палат нарушают непривычные для столь раннего часа шум суматохи и возни. Нас, посетителей, в общей сумме составляющих 36 человек, собрали вместе в просторе комнаты отдыха. Точнее, посетителей 35, Патрика с того дня никто не видел... Впрочем, никто его и не искал.
Выстроившись в две шеренги, мы ожидаем пока осматривающий врач вместе с ассистентом поочередно проверяет каждого из нас. Под «ожидаем» я называю безумолчную, то и дело норовившую нарушить строй в шеренге бурное оживление. На ассистента поверх белого халата накинут жилет. Отдаленно напоминающий охотничий, жилет состоит из множества отделов и кармашков для инструментов, которые способны раскладываться из компактных форм в невиданные размеры. Ассистент механическими движениями ладно и быстро достаёт один, и засовывает обратно в одно из отделений жилета другой инструмент, пока врач проводит надлежащие измерения, сверяя всплывшие на экране планшета показания с указанными на датчиках инструментов. Один из инструментов, напоминающий крошечный сканер кассового аппарата, служит врачу для сканирования сетчатки глаз. Мы проходим схожую процедуру идентификации личностей в Спа отделении и в библиотеке. Есть еще инструмент, похожий на гипертрофированную ручку. Несколько нервных взмахов в руке врача трансформируют ручку в многосуставное и длинное приспособление. В ней больше всего узнается оторванная клешня какого-то насекомого мутанта. Клешней врач, как я подозреваю, измерял рост, длину и ширину отдельных конечностей, кровяное давление и еще что-то у подлежащих осмотру. Клешня сама изгибается и обручем захватывает вас за нужное место. Что неизменно вызывает у меня неприятную дрожь от прикосновения холодного металла словно живой машины.
- Похоже, мы еще живы! – улыбаюсь Якову, когда врач наконец окончив осматривать меня переходить со своими жуткими инструментами к Сандре.
На тонких губах тёплым лучом скользнула улыбка, круглые глаза каштаны щурятся в близорукой привычке. Когда он так делает хочется помять впалую щеку худого лица или толкнуть локтем в ребристый бок, или еще как-то связаться с ним в осязаемом контакте… Но я удерживаюсь от мимолетного порыва. Стыдно признаваться, но мне страшно коснуться его... А он, ссутулившись над альбомом выводит на нем своим каллиграфическим почерком:
- Забавно, что ты находишь наше состояние здесь жизнью :-)
- Но не мертвы же мы? Надежда не похожа ни на рай, ни на ад. Хотя, возможно, это чистилище?
- Тогда единственное, что меня радует в этой ситуации – то, что я здесь не один.
- Пойдём? – взглядом указываю на огромных размерах круглый аквариум, установленный в самом центре комнаты отдыха. По правде говоря, кроме этой штуки в комнате ничего другого и нет.
Вероятно, во всех общественных заведениях есть свои комнаты отдыха. И хотя все они устроены на свой лад и вкус хозяев заведения, при этом все же имеют некоторые общие сходства. В Надежде же комната отдыха кардинальным образом отличается. Во-первых, здесь нет никаких громоздких диванов и кресел, имитирующие домашний уют. Во-вторых, отсутствует и другой символ домашнего очага - телевизор. Хотя телевизор уже давно утратил свои прежние привилегии, забытый под напором социальных сетей.
Еще одна примечательность в комнате отдыха Надежды это занимаемая ею площадь. Она настолько большая, что даже когда в ней собирают всех посетителей, в ней остается много свободного пространства. Дополнительную иллюзию просторности ей придает еще и окружающая пустота. Единственным элементом декора комнаты служит стоящий на столе, в центре комнаты, круглый аквариум, чьи размеры также внушительны и видимо должны были компенсировать скудность обстановки. Все стены, потолок и пол комнаты покрывают пласты из мягкого, пружинящегося под ногами ярко-синего поролона. Мы с Яковом называем эту комнату “тайной комнатой", так как дверь, ведущая к ней, замаскирована в стене и открывается волшебным вращающимся движением при давлении на роторный механизм со стороны. По этой причине я много раз проходила мимо тайной комнаты, пока однажды случайно не заметила, как какие-то незнакомые посетители к моему, мягко говоря, недоумению, вышли из стены. Загадочная комната мне нравилась и, если бы не тусовавшиеся в ней обычно Паркер и его ребята, она могла бы стать для меня самым сокровенным местом в Надежде. “Паркеровцы” любили обкуриться и валяться здесь на мягких пластах дни на пролёт. Исключая воскресные дни проверки здесь больше никого не бывает.
Шепнув Сандре на ухо, что мы ее подождём, прохожу с вместе Яковом к аквариуму, в котором одиноко плавает одна единственная рыба. Эту большую и какого-то потрепанно-старого вида рыбу особенно уродовали по-человечески грустные, выпученные на плоском лице глаза. Странная рыба... Стучу пальцем по стеклу аквариума. Рыба вмиг оборачивается на звук, и я в отвращении отдергиваю руку. О чем сожалею, я сама ее потревожила, и такое ощущение, словно потом еще и оскорбила.
-Несчастное создание. Такое уродство по-настоящему уникально. – пишет у себя в альбоме Яков.
-Может и мы для нее кажемся уродливыми? Интересно, а она нас пожалела?
Прикрыв глаза, Яков чуть насмешливо улыбается, затем смотрит на меня сбоку уголками глаз. Пожимает плечами. Пишет:
-Не знаю. Пожалуй, рыбам повезло больше, они не способны на глубокие чувства.
-Может, нам только так кажется… - задумчиво протягиваю я. Потом бросаю вслух, - Хочу постричься. Волосы слишком отросли. – глажу одну из двух заплетенных сегодня утром длинных косичек. Казавшиеся поначалу хорошей идеей для причёски, теперь они вызывают лишь чувство дискомфорта.
-Жаль, что ты приняла такое решение. Тебе идут длинные волосы.
Опускаю глаза, улыбаюсь своим тапочкам в пушистом мехе, они так и кричат о тепле и уюте дома. Пытаюсь найти в себе чувство тоски по родному дому. Безрезультатно. После воскресной проверки посетители свободны до самого конца дня, ведь кураторы уходят на выходной и сеансы не проводятся. Значит, можно не надеется увидеть Кирилла сегодня. От этой мысли внутри все скрючивается, вянет… А снаружи словно покрывается коркой подвижной, желающей... грязи…
Вздрагиваю от легкого прикосновения к плечу. Яков озабоченно склонился надо мной, губы сжимаются в виноватой улыбке. «Ты в порядке?» безмолвно спрашивает он всем своим видом. На глаза наворачиваются слезы, поэтому изо всех сил пытаюсь не моргнуть, киваю и натягиваю уголки губ в подобии улыбки. Яков, если бы тебе можно было все рассказать… Наверное только с тобой можно говорить обо всем на свете. Яков не немой, как возможно, думают остальные. Нет, с ним все гораздо интереснее.
Мы сдружились. Наверное, это случилось еще даже до той памятной ночи, когда мне наконец открылась тайна бродящего по ночам пациента. В ту ночь я бежала в темноте коридора, подгоняемая ничем необоснованным страхом опоздать. Всегда страдавшая недостатком витамина А, стоило только на землю опуститься сумеркам я включала фонарик на мобильном. В этот же раз угроза врезаться во что-то в темноте была напрочь позабыта. Я летела сломя голову в бесконечность, поглотившую в своей мгле все предметы осязаемой реальности. Я испугалась, что мое тело тоже исчезает, сначала несущие меня ноги, за ними и руки, живот… Ничего не осталось в бытие, только мысль. Мысль, стремившаяся к нему. К своей заветной цели.
Озаривший в одно мгновение весь коридор, свет ламп вернул реальность назад, а вместе с ней и отяжелевшие ноги, руки, туловище. Свет врубился вовремя. В нескольких шагах от меня сидит на полу, спрятав голову меж колен и закрыв сверху согнутыми в локтях руками, парнишка с сеансов Кирилла. Снова он.
- Я преодолела бесконечность чтобы встретиться с тобой!
Мой возглас растормошил его. Раскрыв руки, он поднимает голову, взирает на меня удивленными глазами.
- Я преодолела всю бесконечность… чтобы встретиться с тобой… - уже не так уверенно повторяю я. - “Что я несу?”
Озадаченная своими выкриками не меньше его, я осторожно, крадучись подхожу к нему, словно в страхе спугнуть робкое видение. И вижу, как бледные щеки парня стремительно заливаются пунцовой краской. Немного неуклюже, только окрепшим олененком, он встаёт на свои длинные ноги и растерянно отряхиваясь оглядывается вокруг. «Не знаю, что сказать.» - говорили в смятении глаза-каштаны.
- Ты в порядке? – спрашиваю и парень в ответ кивает. – Все хорошо, свет снова вернулся. – тупо выговариваю очевидное. Сконфуженно почесав затылок гляжу куда-то вниз. – Ведь ты боишься темноты. – даже не задаю вопрос, а ставлю перед фактом и подавно озабоченного моим поведением парня.
Поджав губы, он слегка вздыхает и чуть кивает головой. Потом его взгляд падает на мой альбом, он поднимает вопросительный взгляд на меня.
- Тебе нужен мой альбом? – спрашиваю, он утвердительно кивает.
Толстая стопка плотных листов бумаги соединена кольцами с боковой стороны и открыта на листе с каракулями неизведанных символов. Я поздно спохватываюсь о шифре уже отдав альбом ему в руки. При виде непонятных символов в его глазах проскальзывает удивление, с интересом взглянув на меня он начинает быстро махать согнутой в пальцах ладонью, словно записывая в воздухе невидимой ручкой.
- Аа, тебе нужна ручка? – догадываюсь и протягиваю ему карандаш. – Это подойдёт?
Удовлетворительно кивнув, он берет карандаш, на одно мгновение соприкоснувшись пальцами с моими. Мгновение ток от его пальцев проходит по всей сущности. Я вздрагиваю. Он не заметил?
- Я не могу говорить. – быстро черкнув в альбоме показывает он мне.
- Ох, мне жаль…
Он быстро качает головой, и пишет:
- Нет, ты неправильно поняла. Я не могу говорить, но не потому, что имею какой-то дефект или заболевание. Таков мой выбор, ведь я дал обет молчания.
Пришёл мой черёд озадаченно взирать на него.
Глаза-каштаны скромно опускаются, а румянец на щеках сгущается сильнее.
- Ты знаешь, во времена войн, катастроф или других бедствий и трагедий, унесших человеческие жизни, власти многих стран дают минуту молчания. Однако, даже если у нас сейчас и мирное небо над головой, на свете так много мест, где ежесекундно гибнут ни в чём неповинные. Тогда разве достаточно одной минуты? Даже храня молчание до конца своих дней, этого будет недостаточно. И этим я не верну к жизни ни одной души, да. Возможно, я покажусь слишком амбициозным, но я считаю, что могу проявить волю по крайней мере в сожалении над происходящим.
Читаю эти выведенные аккуратным почерком слова, а в голову ударяет кровь. Замирающим голосом спрашиваю:
- Значит, ты будешь молчать до самой смерти?
- На самом деле, надеюсь, что нет. – еще более смущённо признаются слова на листе. – Я поклялся хранить молчание пока снова не найду своего друга.
Час от часу все становилось лишь запутаннее.
- У тебя потерялся друг?
Он молча кивает.
- А где он потерялся?
-Возможно здесь, а может и нет. Не знаю.
- Ты поэтому попал сюда?
Он улыбается и отрицательно качает лохматой головой.
- Скорее всего я здесь, потому что нуждаюсь в психологической поддержке.
-Аа… - протягиваю и улыбаюсь. – Я тоже здесь по этой причине. Кстати, меня зовут Тереза.
- Мое имя Яков. – пишет он. Потом, подумав, выводит следующее:
- Я не совсем понял что-то насчет бесконечности и его преодоления…
-…
***
Вот так и вышло, что мы с Яковом познакомились. Альбом с пачкой карандашей остались у него, в предвидении что ему они будут нужнее. Они служат Якову основным средством общения с окружающими. Правда, прошло уже больше недели, как Якова поместили сюда, а в его окружение кроме нас с Лавандой вошли разве только куратор Якова и Линдси. При том учитывая, что Линдси это второй занимающий должность в Надежде искусственный интеллект, который выполняет функции библиотекаря. В тактичном безразличии к людям, Яков окружил себя барьером, через который не могло пройти что-либо мешающее его основным занятиям: чтению и размышлениям. Подозреваю, что без строгого надзора Лаванды он бы далеко не ограничился лишь первой половиной суток времяпрепровождения в библиотеке. 
-Привет, я поправилась на 200 грамм. – лучезарно улыбаясь подходит к нам прошедшая осмотр Лаванда.
-Отличная новость! – пишет ей Яков.
С нескрытной завистью говорю:
-Мне бы твои 200 грамм. Я снова похудела до 43 килограмм. - вспоминаю, как нахмурились брови врача, когда датчик клешни показал мой вес.
Лаванда встаёт между нами, обращаясь к Якову:
-Яков, пойдёшь сегодня со мной на завтрак? – заглядывает она ему в глаза.
На что он в поиске помощи бросает взгляд на меня.
-Ты же знаешь, Ло, он не любит там есть. - говорю ей я.
-И что, вы опять целый день проведете в библиотеке?
Переглядываемся с Яковом. После прочтения “Мужчины в поиске смысла" Франкла, у нас с Яковом появился обычай обсуждать каждую новую главу очередной книги. С ним чтение даже самых замудренных сочинений и нудных томов становилось увлекательнее благодаря цепкому уму и энциклопедическим познаниями моего друга. К чему таить, я восхищалась его начитанностью и сама невольно вошла в азарт ненасытной жадности к познаниям. Мы читали все подряд: от классики до научно-популярной литературы, современных социологических трудов и до древней философии востока. К его искреннему удивлению, оказалось, что уже прочитанные мной книги были или в его списке “ожиданий", куда входили все те произведения, планируемые им быть прочитанными, либо просто принадлежали перу малоизвестных авторов. Что касается меня, то я уже составила по рекомендациям Якова свой список “ожиданий". Так что мы нередко устраивали вместе рейды в библиотеку, к немалому беспокойству Лаванды и слегка язвительным шуткам Кирилла.
Последняя мысль расплывается у меня на лице предовольной улыбкой. Какое же удовольствие приносили те редкие мгновения, когда даже профессиональная сдержанность Кирилла давала трещины. Сквозь которые смутно проглядывали намёки на ревность.
-Тебе Тереза неприятно, что сегодня не будет сеансов, правда? – словно прочитала мои мысли Лаванда.
-Пойду к Сандре, ее осмотр слишком долго длится. – отворачиваюсь, пытаясь скрыть хлынувшее в лицо смущение.
-Да, иди к подруге.
Насколько я уже успела заметить, Лаванда влюблена в него. Это бесспорно. Но кто бы мог подумать, что эта малышка готова на всякие трюки, лишь бы остаться с Яковом наедине. Приближаясь к шеренгам, начинаю различать проясняющиеся вблизи лица и вижу, как хмурится красивое лицо Сандры. Пока мы стояли у аквариума с уродливой рыбой, врач успел уже трижды просканировать сетчатку глаз Сандры и доставал все новые инструменты, которые не использовал при осмотре остальных посетителей. Сделав еще какие-то дополнительные измерения, врач подзывает одного из медбратьев, ожидающих у выхода, и что-то шепчет ему на ухо.
-Со мной что-то не так, доктор? – раздражённо спрашивает Сандра.
-Пожалуйста, пройдите с медбратом для дальнейшего осмотра.
-Это необходимо? – по ее голосу чувствуется, что она уже не на шутку начинает беспокоится.
-Да.
Сандра порывисто бросается следом за медбратом.
-Что происходит? – успеваю кинуть ей в след.
-Не знаю. – говорит она, затем, обернувшись, добавляет. – Не ждите меня. - подходит ко мне, - На, пусть побудет у тебя. – отдаёт свою холщовую сумку. Я знаю, что там лежат Джимми и Ольга, наши подопечные куклы.
-Все будет хорошо… - хочу подбодрить ее, но она уже исчезает за волшебной дверью в стене.
-Что это значит, док?! Куда вы ее?! – уже после ее ухода выдвигается из шеренги напротив Паркер. При этом приняв довольно угрожающий вид.
-Прошу вас вернуться в строй для еженедельного осмотра. С мисс Луккезе все в порядке, просто внеочередное обследование для уточнения некоторых вопросов.
По лицу Паркера очевидно, что такой ответ его не устраивает, но не зная на кого нужно бросаться в таких случаях, он отступает.
 ***
-Ей было плохо сегодня утром, тошнило. Может поэтому ее отправили на дополнительное обследование?
Ковыряю десертной ложкой пудинг. В столовой людей меньше обычного. Объясняется это тем, что у каждого посетителя имеется свой личный куратор. А сегодня воскресенье и у кураторов выходной… Ненавижу воскресенья.
- Тебя тоже тошнит? Ты не притронулась к шоколадному пудингу, а ведь ты его обожаешь. – Яков пальцем двигает ко мне по плоскости стола салфетку с запиской.
- Кто бы говорил, ты вообще ничего не ешь.
Действительно, с самого прихода Яков даже не посмотрел на поднос с едой, делая вид что очень увлечён болтовней Лаванды. Она наполовину съела омлет, когда на нее напал очередной приступ оцепенение. В таком состоянии она не воспринимает никаких внешних раздражителей, полностью погруженная в свой внутренний мир. Продолжающиеся в среднем от пяти до пятнадцати минут, эти приступы кататонии так часто настигают ее, что уже никто не обращает на них внимания и мы с Яковом так же привыкли к ее периодическим «зависаниям».
- Я предупреждал, что не могу есть в присутствии незнакомцев.
- Что? Что такое? Я опять что-то пропустила? – словно очнувшись из дрёмы хлопает длинными ресницами Лаванда.
- Ничего ты не пропустила. Вы сидите, а я пошла в библиотеку. Аппетита все равно нет.
Ухожу под провожающим взглядом Якова, оставив его наедине с Лавандой. Она такая хорошенькая и выглядит счастливой рядом с ним. И все равно поступать так кажется почему-то жестоким.
***
Бродя в одиночестве среди далеко тянущихся стеллажей с книгами, думаю все о том же, что неугомонно носится последние дни во мраке распадающегося разума. Мысли то озаряют счастливой улыбкой воспоминаний, то ложатся тенью сложившихся в текущем времени обстоятельств. Вновь и вновь возвращаюсь к мысленной беседе, которая не знаю, как давно началась, но продолжается очень долго…
- Кирилл, Кирилл, Кирилл...
Библиотека Надежды не пользуется большой популярностью и является идеальным местом, где можно отвести душу. Запах книг… Старых, в потемневших переплётах и с потрепанными временем пожелтевшими страницами, новых, только выпущенных из-под станка и вертляво сияющих своим глянцем и свежим запахом новой бумаги. Все они разные, все они имеют свою историю. Долгую, как жизни своих хозяев. Или только ступающие в чарующее, пугающее, грядущее. Об этих историях и говорят их запахи. Но сегодня мне это не помогает. Вытаскивая очередную случайную книгу, бессмысленным взором прохожу по названию, пролистываю и снова в неудержимом раздражении вталкиваю ее назад.
- Ты не любишь, не любишь меня.
- Ложь, ты сама это знаешь.
Диалог первый.
22 июля, на сеансе.
На следующий день после разгадки тайны бродящего по ночам пациента мне не терпелось поделиться новостью с Кириллом. Я перелетала две, а то и три ступени широкими прыжками, рискуя поплатиться за спешку травмой, пока спускалась в подвальный уровень к кабинету Кирилла.
Намереваюсь постучаться и промахиваюсь, потому что дверь открывается сама. Кирилл, как обычно в белом халате поверх делового костюма, больше напоминает успешного предпринимателя, чем консультирующего врача.
- Я уже заждался вас, Тереза! – чуть отодвинувшись в сторону приглашающе кивает внутрь. Приходится проявить не мало усилий, чтобы протиснуться в узкий дверной проем и не задеть собой куратора, но я с успехом проделываю это.
Кабинет такой же, как и всегда: кругом громоздятся ряды полок в тусклом освещении напольных светильников. Сколько всевозможных предметов разместилось затейливым узором в слишком низком и тесном для такого человека, как Кирилл, помещении.
- Ведь кабинет вам совсем не подходит! – восклицаю я, словно впервые увидев его своими глазами.
- Вы так считаете?
- Да! Вам скорее подошел бы просторный кабинет в стиле минимализма... С потрясающим видом из окна! Или, что-то в этом роде.
- Я бы и сам предпочёл такой кабинет, но мне не приходится выбирать. – улыбается он.
- Значит, его обставляли не вы?
- Нет, он принадлежал предыдущему куратору, работавшему здесь. Хотя, может и до него здесь уже были эти вещи. Каждый психотерапевт оставлял после себя что-то в наследство следующему…
- Но как же так? Ведь Надежду основали совсем недавно? Как же все это успело накопиться?
Мгновение Кирилл смотрит на меня в замешательстве. Но быстро берет себя в руки и проговаривает:
- Проект Надежды вошёл в силу сравнительно недавно, но само это помещение, кто знает, как давно эксплуатируется. – уверенно выговаривать он, но проявившееся минутой ранее замешательство заставляет задуматься.- В любом случае, давайте перейдём к нашему сеансу. – спешит он поменять тему.
На столике ютятся чайный сервиз на двоих и блюдо с еще дымящимися от жара печи булочками. Аромат от них я заметила еще когда только вошла. Они такие же, как те булочки, которые мне не удалось отведать, (не смотря на все желание), вчера.
- Могу вам предложить чай, кофе, что-то покрепче?
Последнее «покрепче» приводит меня в ступор. Врачи в больницах могут предлагать пациентам что-нибудь «покрепче»? Ну, это же не больница…
- Спасибо, чай.
Пристальный взгляд чёрных глаз чуть насмешливо следит за моей реакцией. Еще прежде, чем я успеваю сесть на свое привычное место, он жестом приглашает меня на миниатюрный диван. На что я поспешно плюхаюсь на свой мягкий стул-подушку, при этом глупо улыбаясь и качая головой.
- Мне и здесь удобно.
- Как скажете. – тут же безразлично бросает он. – Слышал, вчера ночью были какие-то неполадки с электричеством и в отделении вырубило свет. Припоминая общий страх посетителей перед ночью, я надеялся, что вас не испугала темнота.
- Нет. – улыбаюсь я, думая о причине “ неполадок". – Я не тот, кто боится темноты.
И пользуясь подходящим моментом, рассказываю о том, как наткнулась в коридоре на Якова, когда потушили свет. Сидящего в коридоре на полу, спрятав голову руками от испугавшего его мрака.
- Значит, это Яков пугает всех по ночам? – недоверчиво спрашивает Кирилл.
- Нееет! С чего вы это взяли?
- Но ведь вы сказали, что он приходил к вам в палату…
- Да, это он пришёл и каким-то образом рассеял то чувство ужаса. Сам он ничего не помнит о своих ночных похождениях. Но, как он вспомнил впоследствии, оказывается еще в детстве Яков страдал сомнамбулизмом. Мы сделали вывод, что на фоне общего стресса, (его положили в клинику, а еще он потерял очень близкого друга), привычка ходить во сне могла вернуться. Помните ту книгу Франкла, которую он передал мне через вас? В ней он неосознанно написал те слова, что я слышала в свою первую ночь прихода того, как вы говорите, общего страха…
- Все это очень занимательно, но прежде всего для куратора Якова. – одним холодным замечанием смывает Кирилл весь мой восторг от сделанного открытия.
- А что же нужно вам? – обиженно собираю в гармошку губы. Привычка, оставшаяся с детства.
Кирилл, смягчившись, улыбается и говорит:
- Вы, Тереза.
Вокруг застывает тишина, в то время как в моей голове разносятся взрывы, пока что неизвестного характера: счастье? Страх?
- Мой пациент, это вы, Тереза. И естественно, вы являетесь объектом моих исследований, а не Яков. – поспешно добавляет он.
Ну вот, блин.
- Поэтому, если вернёмся снова к вам и вашим переживаниям, меня беспокоит один момент, о котором вы не упоминали. А точнее, подробности того, какого типа страх вы испытывали, когда вам явилось, ммм… Это.
- Да, и что же не так с моими переживаниями?
- Судя по тому, что мне рассказала Сандра, в Его первый приход вы испугались и не открывали глаз, а затем спрятались под одеялом. Все верно?
- «Сандра? Они уже настолько близки, что болтают обо мне между собой?» - с досадой думаю и киваю. Все еще не понимаю, к чему он клонит.
- Тогда вы открыли глаза, и как сказать…
- Мне стало все равно, и я перестала бояться. – поспешно вставляю я.
- И это разозлило его, не так ли? И проявилась его злость не иначе, как оно нагнулось над вами. Стало трясти кровать. На спинке кровати появились царапины. Тереза, все эти действия имеет откровенный сексуальный характер.
Челюсть в ужасе отвисает. Такого толкования моих «переживаний» я никак не ожидала.
- Но это были не мои переживания, а его действия! Ко мне это никакого отношения не имеет! – начинаю защищаться я.
- Не нужно отрицать очеви…
- Я знаю, к чему вы ведёте. Вы же типичный фрейдист.
Кирилл тихо смеётся. Наступает пауза. Длительная пауза.
- Тереза, эти ночные приходы и страх перед ними… Скажите, у вас хорошие отношения с отцом?
- Что?!! – в ужасе подскакиваю я.
- Почему вас так напугал мой вопрос?
- Боже, да прекратите! Мой отец хороший человек и идеальный папа! Он никогда и пальцем не притрагивался ко мне!
- В этом может и все дело… - задумчиво тянет Кирилл.
- Что?!!
- Прошу вас, сядьте. Вы все поняли в превратном смысле. Возможно, весь корень проблем в вашем очевидном страхе перед половым контактом...
- Абсурд. – отрезаю я. И, больше не намеренная слушать дальше этот бред, выбегаю из кабинета. Слышу, как Кирилл кричит в след:
- Вам придётся когда-нибудь открыть правде глаза!
Уже добежав до лестничной площадки, останавливаюсь, охладевшим пылом пускаюсь в размышления.
-"Да как он смеет так думать обо мне и делать такие выводы! Выходит, что все мои проблемы коренятся в страхе перед сексом?! Жалкий же он психоаналитишка тогда!»
Постояв еще минуту в нерешительности, я все же отдаюсь на волю бушующего гнева и поворачиваю назад. В кабинет Кирилла. Повернув в коридор, застываю. Кирилл оказывается уже тут, легко узнать его мужественный силуэт в полумраке подвального коридора. Наступившее смятение задерживает лишь на мгновение, и я твёрдым шагом ступаю к нему, чтобы объясниться и поставить все точки над и.
- Тереза!
Я застываю от того, как он произнес мое имя. Имя выходить с выдохом, в котором звучит печаль многих горьких часов. Раньше он никогда так не произносил его.
- Я пришла чтобы объяснить. Вы же хотели услышать печальную историю из травмированного детства, когда спрашивали о моем отце, не правда ли? Жаль вас огорчать, но такой нет. Зато есть другая, если хотите, я расскажу вам ее.
- Да, конечно, только пройдемте внутрь… - растерянно проговаривает он. Несвойственная ему неуверенность придаёт ещё больше пыла мне.
- Нет, это не займёт много времени. Так вот моя история. Мне не было еще пяти. Я помню это отчётливо, потому что знаю, тогда я еще не ходила в детский садик. Это случилось во время прогулки в парке.
***
Я помню, как гордилась собой. В тот день я впервые вышла гулять в парк одна, без родителей, и зашла очень далеко. Уже начинало смеркаться, а я все еще продолжала гулять, безмерно гордая своим бесстрашием перед темнотой и одиночеством. Другие дети игрались, бегали, но мне не было интересно с ними и я ушла в отдаленную часть парка. По крайней мере, так мне казалось тогда. С возрастом ты взрослеешь, и все, что раньше казалось таким большим и значительным становится маленьким и смешным. Но тогда я совершала великий поход. Вдруг мое внимание привлекли крики и смех, скучившейся в заброшенной части парка вместе, толпы ребят. Мне стало интересно, что там происходит. Но из-за спин всего этого сборища ничего не было видно. Наконец я протиснулась к центру и увидела, как несколько подростков игрались, перекидывая что-то. Я точно знала, что это были подростки, что их так называют. Но мне они казались очень большими, взрослыми. Хотя теперь и понимаю, что возможно им от силы было лет четырнадцать. Веселое оживление вокруг передалось и мне. Я улыбалась и наблюдала вместе с остальными за их игрой. Но что-то было не так.
В надвигающихся сумерках я не могла разглядеть предмет, которым кидались подростки, но было ясно, что это не мяч. Он имел слишком мягкие и неровные контуры. Неожиданно вздрагиваю: предмет зашевелился. Потом хуже: вдруг предмет, падая, издал молящий крик, больше похожий на хрип. Я с нарастающим ужасом понимала, что он живой. Он дышит. И ему больно.
Веселье вокруг все больше нарастало. Дети вторили кидавшим подросткам, которые кричали: «Лети! Ну, лети же!» И до меня начинало постепенно доходить, чем они так забавно перекидывались. Поначалу предмет словно еще старался последовать призыву подростков и был слышен шорох тщетных взмахов переломанных крыльев.
- «Они хотят помочь бедной птичке взлететь!» - с надеждой подумала я.
Но чем дольше подростки кидали вверх птицу, тем слабее становился шорох взмахов. И тяжелее был звук падения, вновь и вновь повторявшегося за каждым подкидыванием. Снова упав в пыльную землю, птица из последних сил пыталась отползти от помогавших ей рук. Из крохотной глотки вместе с наглотавшейся пылью снова откашливается мольба о пощаде. Эти хрипловатые крики особенно забавляли детей и заслышав их они смеялись еще громче.
Я сдерживала подступавшие слезы. Нет, Тереза Адлер никогда не плачет, она не трус!
Все еще думая, что они просто хотят помочь птице, я стала просить подростков оставить ее в покое. Говорила им, что ей больно. Пока птица вдруг не упала почти рядом со мной. И сделала попытку подползти в мою сторону. В порыве щемящей жалости я было бросилась к ней, и вот она уже почти у меня в руках… Подбежал один из подростков и толкнул меня в пыль. Упав, я больно разбила колено в кровь и перепачкалась в пыли. К горлу снова подкатили слезы. Сжав губы в трубочку, повторила себе: Тереза Адлер не плачет. Просьбы оставить птицу не помогли. А толкнувший меня разбудил внутри ярость. В гневе растолкав себе выход из толпы я бросилась домой.
Я бежала очень быстро, несмотря на ноющую боль в колене. Я очень боялась опоздать.
Мама. Мама все сможет решить и исправить. Она взрослая и добрая. Подростки испугаются ее и отпустят птицу. Мы будем заботиться о ней и ухаживать дома. И потом она снова взлетит…
Сначала она ругалась, увидев мою перепачканную в пыли одежду и разбитое колено. Потом мама хотела пойти за аптечкой, но я, уже почти нарушив правило «нельзя плакать», стала умолять ее спасти птицу и рассказала ей обо всем. Не знаю, как ей удалось понять сбивчивый и непоследовательный рассказ четырёхлетнего ребенка, но она поняла. Лучшая, добрая, справедливая, она незамедлительно приступила к действиям. Взяв меня за руку, она вышла прямо в том, в чем была, то есть в фартуке и косынке, последовала моему указывавшему направление пальчику. Теперь все будет хорошо, со мной мама. Лишь бы только успеть, лишь бы успеть.
Когда мы пришли толпа уже словно начала рассасываться. В сердце замер испуг. Неужели опоздали? Но нет, те трое подростков все еще на месте. Дети уважительно расступаются перед мамой, когда мы проходим вперёд. С разрастающейся гордостью я прижимаюсь ближе к ней. «Лети! Ну, лети же!» - все еще кричат магические слова подростки, но окружавшая их мелкотня уже побаивается повторять за ними и молчит в ожидании, что же произойдёт дальше. Кажется, даже птица поняла, что к ней пришла помощь и испускает всхрипывающий крик еще громче. Дети не выдерживают и смеются. Мама, такая строгая дома, здесь же начинает, также как и я, просто просить подростков отпустить птицу. Последовавшее игнорирование заставляет ее возвысить голос, и я уверена, что сейчас подростки станут извиняться перед ней. Но тут самый высокий из них подходит к маме и отпихивает ее в сторону. Я не поняла тех слов, которые он сказал при этом. Мама не упала, как я, но теперь у нее такой потерянный вид. Взяв меня за руку она уводит нас прочь от толпы.
Когда мы уходили, птица еще была жива.
***
-Вот и всё. – утираю тыльной стороной ладони выступившие слезы.
Воспоминания о том далёком событии до сих вызывают у меня слезы. Не знаю, как это объяснить. Кирилл во время всего повествования, не перебивая внимательно слушал. Теперь же, когда наступил его черёд говорить, он молча смотрит на меня.
-Это было неправильно, понимаете. Жестокость всегда бессмысленна, отвратительна. И она всегда есть. Мир всегда был несправедлив… И никто не станет помогать…
-Мне жаль.
-Нет, вы считаете это глупым. Плакать по такой причине… Почему вы не смеётесь?!
-Тереза, мне правда жаль вас.
-Что?! – такое откровенное признание оскорбляет.
-Столько благородства, негодования в таком хрупком теле. – приближается ко мне Кирилл.
-Что? – спрашиваю в еще большем недоумении.
-Дай же в этот раз спасти себя. Позволь. Тереза…- шепчет, тянет сильным движением к себе. – Мне так нравится твоя внешность… Особенно твои длинные, густые волосы.  – горячим дыханием на щеку ложится его шепот.
Веки опускаются в приятном томлении.
-“Нет, нет!”- резко качаю головой и отталкиваюсь от твёрдой груди. Влекомая разумом бегу от него прочь, когда как всеми фибрами души желаю возвратиться, подчиниться воли его...
***
Если бы кто-либо из знакомых увидел бы меня сейчас, то скорее всего не узнал бы в подпрыгивающей и улыбающейся самой себе девушке прежнюю Терезу Адлер. В счастливом беспамятстве я шла куда глаза глядят, пока неизвестно какими путями не забрела в библиотеку Надежды. У входа за письменным столом сидела точная копия ресепшионистки со Спа отделения.
-Здравствуйте, меня зовут Линдси и я рада приветствовать вас в библиотеке клиники Надежды.
Пребывая после окончания сеанса в энтузиастическом настроении, идея исследовать неизведанные места Надежды мне пришлась очень по вкусу. И я прошла процедуру идентификации, аналогичную той, что была в Спа отделении. Библиотека была достаточно большой, что удивляет при таком малом количестве читателей. Если союз “книжных червей", о которых сообщала табличка на парадной двери, и существовал когда-то, то, полагаю, он уже давно распался. Длинные ряды полных книг стеллажей и широкие столы выглядели заброшено. Я предвкушала прогулку в одиночестве среди забытых книг, как вдруг в дверь постучались, вошли. Кто вообще стучится в общественных местах?
-Яков?
Круглые глаза расширяются от удивление, но, узнав меня, он приветливо улыбается. Он вполне может решить, что я его преследую.
Когда мы сели за один из облюбованных столов, он сначала извлекает из симпатичного, чистенького рюкзака стопку книг. Расстегнув другое отделение вытаскивает несколько контейнеров с едой и портативный термос. Пускаю вопросительный взгляд. Он пишет:
-Угощайся. – подумав, добавляет, - Надеюсь, ты не против если я пообедаю здесь? Я не ем в общественных местах, поэтому не хожу в столовую.
-Аа…
-Представляю, как это выглядит со стороны: двадцати двух летний парень боится до паники темноты и не ест на виду у незнакомцев. Если ты захочешь пересесть и больше не будешь здороваться при встрече, я всё пойму :-)
Смеюсь, но вспомнив, где нахожусь, прикрываю рот и перехожу к сдержанному смеху.
-Я так и знала, что ты старше, чем выглядишь.
-Наверное. При первой встрече обычно мне дают семнадцать лет.
-Ну, тебе еще повезло. Меня вообще за четырнадцатилетнюю школьницу принимают.
Хорошо, что в библиотеке никого кроме нас не было. И что Яков дал обет молчания. В противном случае, не знаю каким образом, но думаю голограмма по имени Линдси прогнала бы нас вон (Ха!) за нарушение тишины в библиотеке. Я и не заметила, как за нашим разговором, плавно перетекшем к обсуждению книги “Мужчина в поиске смысла", наступил вечер. Увлеченная беседой, я предпочла бы продолжить ее, но, все это время тайно присутствовавший где-то за кулисами сознания, образ тянущего меня к себе Кирилла вернулся с новой силой. И я, полусумасшедшая, полусчастливая, или, иначе говоря, влюблённая, поспешила опять исчезнуть в неизвестном направлении.
Следовало бы пойти на ужин, но мне не хотелось есть. Возвращаться в отделение палат казалось безумным: весь мир и все действия в нем теряли смысл, если были не связаны с Кириллом. У меня не было никакого другого выбора, как вернуться в подвальный уровень, где располагались кабинеты кураторов.
Еле успеваю спрятаться за стеной - в коридоре, мимо меня, проходят в чёрном пальто и, затянувший шею красным, шелковом шарфе. Кирилл. Осторожно выглядываю. Вид одиноко уходившей фигуры в пальто мне показался особенно печальным и растрогал сердце. Хотя самонадеянно воображать, что его расстроил мой отказ. Чего я не преминула сделать. Прошло несколько минут, как он исчез за поворотом коридора, а до меня только дошла странность одеяния Кирилла. Подумать только, пальто и шарф в середине лета? Внутри зароняется интуитивное чувство, что я пропускаю что-то важное сквозь пальцы. Слегка приуныв, решаю, что пора возвращаться в палату.
23 июля, день 6-ой.
Все утро прошло в тщательной подготовке к предстоящей встрече. То и дело перебегая от зеркала к шкафу и обратно, я корила себя за то, что не захватила с собой из одежды ничего хоть малость привлекательного. В конце концов пришлось остановить выбор на обтягивающих джинсах и просторной футболке. Классика жанра. Помощь от Сандры не стоило ждать. Всю ночь курившая истончающие едкий дым длинные сигары, в компании блондинки Вирты, сегодня она лежала в постели, жалуясь на головную боль. Вирта, чуть похрапывая, спит рядом с ней. Весьма сомнительно, что я проявила бы гостеприимство по отношению к курящей и безумолчно болтающей Вирте, придя она несколькими днями ранее. Теперь же все витало в радужном свете и если храп Вирты не казался милым, то он уж точно был очаровательным. На самом деле, присутствие других девушек только усиливал состояние радостного возбуждения, и весь вчерашний вечер меня разрывало желание поделиться с ними своим секретом, пока они весело судачили обо всех других посетителях. Но недавнее воспоминание того, как Сандра называла меня «девушкой, у которой не бывает отношений» еще больно кололо и сдерживало от откровений. Да и Вирту я еще недостаточно хорошо знала. Наконец часы Сандры показали без четверти одиннадцать. Время сеанса.
Я не знала, что меня могло ожидать за дверью кабинета 4С, но уж точно не это. Кирилл бросил обычные: «Войдите.» и «Присаживайтесь.» вместо уже представлявшихся в самых храбрых фантазиях «Любимая» и «Я так скучал». Я села на свое место.
- Я… - неуверенно протягиваю.
- Прошу вас, давайте забудем обо всем случившемся вчера.
Сердце падает.
II
Bu k;z beni sever
Bu k;z beni ;ld;r;r
Bu k;z bana g;zel hayaller g;rd;r;r
Bu k;z beni tutar
Ve kendine ;eker
Bu k;zla bana bir oda, bir yatak, bir k;t;phane yeter
Belli ki bir s;r vard; onun sesinde
Her d;;;nd;;;mde onu beyaz elbisesinde
Bela bulur beni
Ve uyku kaybolur gibi
Bu k;z beni g;r;nce g;l;mser
Bu k;z beni sever
Bu k;z beni ;ld;r;r
Bu k;z bana g;zel hayaller g;rd;r;r
Bu k;z bana g;zel
Yalanlar s;yletir
Bu k;z bana yeni bir tak;m ;eyler ;;retir
Her gece
Yalpalayaraktan giderim kap;s;na
Biliyorum saat ;ok ge; ama
Yine de beni su;lama bebek
Sevi;mek ne demek
;izgi filmler mi izlesek
Hi;bir yere de gitmesek
Hi; kimseleri g;rmesek
Ama a;l;ktan da ;lmesek iyi
Belli ki bir s;r vard; onun sesinde
Her d;;;nd;;;mde onu beyaz elbisesinde
Bela bulur beni
Ve uyku kaybolur gibi
Bu k;z
Bu k;z
Bu k;z

Эта девочка меня любит,
Эта девочка меня убьет,
Эту девочку я вижу в чудесных снах.

Эта девочка меня схватит,
И притянет к себе.
С ней мне достаточно одной комнаты, кровати и библиотеки.

Очевидно, в ее голосе был сокрыт секрет,
И стоит вспомнить мне ее в этом белом платье,
Как беда меня находит,
И пропадает будто сон.
Эта девочка улыбается при каждом взгляде на меня.

Эта девочка меня любит,
Эта девочка меня убьет,
Эту девочку я вижу в своих чудесных снах.

Эта девочка меня
Заставляет красиво лгать.
Эта девочка меня учит чему-то новому
Каждую ночь.

Спотыкаясь бреду к ее двери,
Знаю, поздний час, но не вини меня.
Малыш, что это значит - заниматься любовью?
Может посмотрим мультфильмы?
И целый день не будем выходить,
И не видеться ни с кем.
Но не умерев при этом с голоду, было бы хорошо.

Очевидно, в ее голосе был сокрыт секрет,
И стоит вспомнить мне ее в этом белом платье,
Как беда меня находит,
И пропадает будто сон.
Эта девочка при каждом взгляде на меня улыбается.
                Bu K;z
                Son Feci Bisiklet
                Из плей-листа Терезы.
Диалог второй.
- Прошу вас, давайте забудем обо всем случившемся вчера.
23 июля, день 6-ой. Кабинет Кирилла, сеанс.
- Но почему?!– восклицаю с негодованием в дрожащем голосе.
- Скажу прямо: вы мне нравитесь. Но если вас это… - голос звучит глуше, но он не отводит взгляда.
Его чёрные глаза прожигают насквозь. Мышцы в трепете напрягаются. Он смотрит исступно. Почти ненавидя. Наконец отводит взгляд в сторону. Подымается с дивана и начинает ходить по комнате, трёх-четырёх широких шагов ему оказывается достаточно, чтобы пересечь с одного конца до другого небольшое пространство кабинета.
– Если вас это обеспокоило, прошу прощения. Со своей стороны обещаю, что больше ничего подобного не повторится. Нельзя было допустить мне, как врачу, к своей пациентке… - на мгновенье останавливается ко мне спиной. - Я виноват.
Цепляюсь руками за мягкие края круглого стула. Страшно упасть. Кажется, что под ногами ничего нет, одна пропасть. Что же теперь будет?
- Что же теперь будет? - спрашиваю вслух.
- Мы продолжим сеансы, как обычно. Но если вы будете против, я пойму. Сегодня же отправлюсь к начальству и попрошу заменить меня на другого психотерапевта для вас. Возможно, если удастся, мне тоже дадут нового пациента в Надежде. Что, правда, маловероятно. – слышу горькую усмешку в его голосе.
- Но я не хочу, чтобы вас заменяли! – тихо кричу.
По тому, как напряглась его спина я чувствую, что он замер и с гипер чуткостью воспринимает каждое мое слово и движение.
- Тереза, тогда ты хочешь…
Оборачивается, чуть насмешливо сощурив глаза медленно подходит ко мне. Ноги сами поднимают меня со стула. Бешено бьющееся сердце вырывается наружу. Судорожно дышу, словно испытываю сильный страх. Но мне действительно страшно! Кирилл останавливается, когда до него уже можно дотянуться рукой.
- Тогда ты хочешь…
- Иногда вы меня пугаете. Например вчера. Или сейчас. – скороговоркой вылетают слова, лишь бы заставить его замолчать.
- Я напугал тебя? – мягкая улыбка исчезает.
- Нет, не ты, другое. Прости.
- Тебе не за что извиняться.
- Ты мне нравишься, тоже. – собственные уши не верят тому, что я призналась.
- Но это другое, Тереза. – осторожно притрагивается он к моей руке. Еще недавно обжигавшие страстью глаза теперь светятся нежностью. – Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Вырываю руку из его руки. Он тяжело вздыхает, снова отворачивается.
- Мне следует уйти? – робко спрашиваю.
- Если ты этого хочешь.
- Мне кажется, этого хочешь ты. Ты злишься.
- Я не злюсь. – вдруг вплотную подходит ко мне. Мне приходится сесть, но он вместе со мной опускается на колени. – Я хочу тебя. – шепчет он и прячет лицо у меня в ногах. Там, глубоко, вдыхает воздух. Замираю.
- Не надо. Я боюсь.
Он горячо выдыхает. Поднимается на ноги. Твёрдость, с которой он смотрит на меня сверху вниз, заставляет вздрогнуть душу.
- «Ты моя.» - сказал он глазами.
- «Твоя.» - обречённо осознала я.
***
Вздрагиваю от лёгкого прикосновения к плечу. Яков с озабоченным видом наклонился надо мной.
- Ой, ты здесь? Уже закончил обедать?
29 июля, день 12-ый. Библиотека.
Поджав верхнюю губу и пожав плечами, он словно говорит: «Как бы сказать...».
Я сидела в библиотеке, в прострации созерцая воспоминания о наших с Кириллом встречах после того дня. В библиотеке никого кроме нас с Линдси не было. В уверенности, что за мной никто не наблюдает, я порой тихо всплакивала и даже, невольно вслух, задавала пустоте полные отчаяние “зачем?”, а иногда в слепой надежде “может?”. Но все неизменно заканчивалось бесконечными “Кирилл, Кирилл, Кирилл".
Надеюсь, что Яков находится в библиотеке не слишком давно.
- А где Лаванда? Неужели бросила тебя?
Криво усмехнувшись Яков достаёт свой альбом для записей.
- Ей малоинтересны книги. Однако, по правде говоря, рад случаю побыть с тобой наедине. - пишет он.
Вопрошающе вскидываю брови.
- Я могу ошибаться, но судя по твоему изменившемуся в последние дни поведению, тебя что-то беспокоит. Если я прав, хочу заметить, что иметь фактически немых друзей имеет свои преимущества :-) Им можно доверить любые секреты, не беспокоясь об утечке информации.
Так ты в порядке?
Не могу не улыбаться пока читаю эти протянувшиеся ровными строчками предложения в альбоме. Толстая пачка листов уже наполовину исписана, преимущественно нашими с ним разговорами.
-Тебе нужен новый альбом, Яков. Иначе нам придётся придумывать свой язык жестов. - пытаюсь я свернуть тему.
-В хранении молчания есть свои как минусы, так и плюсы. Конечно, изъясняться с людьми становится тяжелее, но ты не представляешь сколько времени, растрачиваемое на пустые разговоры, можно сэкономить! Хотя есть и некоторые новые неудобства. Понимаешь, я хочу быть честен, но это трудно, когда излагаешь мысли в письменном виде. Мне всегда дано время обдумать слова.
-Хорошо. Значит в жизни ты не так красиво говоришь.
-Спасибо :-) Комплименты, однако же, не помогут тебе отвязаться от вопросов. Тереза, что происходит?
-Знаешь, я, кажется, придумала нам новый способ общения! – как можно жизнерадостней восклицаю я.
Застилающая глаза-каштаны грусть переходит в улыбку и, уже частично смирившись с моей неприступностью, он садится напротив. Решительно набираю в легкие воздух, ладонью аккуратно прикрываю ему глаза.
-Закрой глаза.
Отнимаю ладонь. Веки его уже опустились.
Беру Якова за руку, (соприкосновение весело щекочет множеством приятных уколов тока), и указательным пальцем вывожу на внутренней стороне его ладони поочередно следующие буквы:
Я
У
М
Е
Р
Л
А
А пока Тереза из настоящего тосковала по прошедшему, Тереза из прошлого не желала и думать о будущем.
***
24-ое июля, ночь 6-ая.
Я не могла уснуть. Так что когда среди ночи дверь палаты загремела (о придвинутые к ней полку, кушетки и большой горшок с живым деревом,) я пытаюсь успокоить испуганные возгласы в темноте, принадлежащие проснувшимся Вирте с Сандрой:
-Не надо боятся. Оно специально это делает. Чтобы напугать. Ведь ему ничего не стоило бы войти бесшумно. Оно хотело разбудить вас.
-Зачем оно делает это?! – спрашивает Сандра, будто мне известен ответ.
Правда подумав, высказываю следующую гипотезу:
-Может оно так питается? Нашими страхами.
-Ну здорово, теперь мне еще страшнее! – визгливо трепещет Вирта.
-Не надо боятся, скоро оно уйдёт.
Словно расслышав мои слова и рассвирепев от них, дверь начинает с еще большей силой биться о преграждение. Вскрикивая при каждом громовом ударе, Вирта безостановочно лепечет:
-Оно сейчас ворвется! К нам в палату Оно никогда так не приходило, девочки! Девочки, дверь не выдержит, вы слышите? Оно ворвется! Сделай же что-нибудь, Тереза!!! – истошно кричит она на меня.
-Почему я?!
-Ты одна не боишься! – итожит Сандра.
-Ничего не надо делать, скоро Оно само уйдёт. – проговариваю я. И тревожно думаю. - “Ну где же ты?”
Новый удар невероятной мощности раскидывает по воздуху нашу жалкую баррикаду. Открывшее дверь моментально наполняет комнату ярким белым светом…  Понимаю, что это комья земли раскидались по моей постели, когда слышу треск разбивающегося горшка. Крик девочек теряется в угасающемся сознании. Последней мелькает мысль: «Где же ты, Яков?»
Утром мы просыпаемся среди невероятного погрома. Везде валяются грязные комья земли и листья несчастного растения, которое скорбно согнулось под разбитым горшком. Кушетки и полка полетев к окну упали между кроватей. Это чудо, что они так удачно приземлились, не задев никого из нас. По заплаканным глазам и подавленному виду Вирты делаю вывод, что она еще долго не сможет решится повторить у нас ночёвку.
Поговорить о произошедшем мы осмеливаемся только среди другой обстановки, в столовой Надежды. Взволнованно перебивая, мы закидываем друг друга одним вопросом за другим: Что произошло? Как такое могло случится? Что случилось после того, как нас ослепил исходящий снаружи свет?
Как выяснилось, после вторжения девушки так же, как и я, потеряли сознание. Единственное, что меня мучает больше самого вторжения, это почему не появился Яков. Я уже убедила себя, что при каждом приходе ночного посетителя, Яков, находясь в лунатическом состоянии, каким-то неизвестным способом умудряется прогонять его. Теперь же в голову неприятно начали заползать сомнения. Слишком большое было искушение для моей склонной романтизировать натуре, чтобы исказить правду таким образом.
Замечаю вошедшего в столовую Кирилла. Сердце замирает, хочется броситься в его объятия и укрыться в них от всех опасностей. Кирилл замечает мой взгляд и теперь подходит к нашему столику. Боже, что делать? Кажется, даже вчера ночью я не боялась так сильно как сейчас.
- Я хочу, чтобы ты пришла сегодня пораньше. Приходи сразу после завтрака. – держась за спинку стула, на котором я сижу, нагибается ко мне Кирилл. – Приятного аппетита. – кивает он Сандре с Виртой. При этом краем глаза вижу, как даже под слоем тонального крема заметно бледнеет лицо Сандры. Спину все еще жжет следом от того места, где еще недавно находилась его рука, как Кирилл уже исчезает за дверью. Он не стал есть. Он приходил только чтобы позвать меня. Что случилось?
- Что это он шептал тебе? – чуть смешливо спрашивает Сандра после его ухода.
- Не знаю... – задумчиво протягиваю я. – Хочет, чтобы я пошла на сеанс сразу после завтрака…
- Ну и к чему же такая спешка? – все тем же тоном продолжает она.
- Может, он знает, что случилось ночью, как думаете? – делаю попытку отделаться.
- Кирилл полон загадок. – смягчившись мурлычет она.
- Ты влюбилась в этого красавчика, Сандра! – восторженно верещит Вирта.
- Заткнись! – еще сильнее бледнеет Сандра.
- Зачем тебе Паркер? Сразу двое парней - это не честно!
Какая же эта Вирта дура.
Диалог третий.
- Почему вопросы всегда задаёте вы?
- Ты снова?
- Что?
- Ты снова обращаешься на вы!
- Но мне это нравится…
- Хорошо. - смеется низкий голос. - А что еще тебе нравится?
- Ну вот, снова ты задаёшь вопросы!
- Хорошо, Тереза! –  смех его ласково обнимает. – Твоя очередь задавать вопросы.
- Какой самый безумный поступок ты совершал?
- Ты точно хочешь знать?
- Дааа…
- Соблазнил пациентку. – сверлит меня взглядом со своего места на диванчике.
- Ого. – старательно смеюсь, хотя в горле что-то запершило.
- У тебя?
- Нууу… -  тяну за гласную, задумавшись. – У меня есть одно странное увлечение, правда, не знаю, подходит ли это…
Черные глаза напротив загораются.
- Говори, как есть. Ведь мы договорились, что можем обсуждать все, что угодно.
- Договор с тобой подобен сделке с дьяволом.
- Не увиливай! – улыбается он, положив голову на руку, а рукой уперевшись о рукоятку дивана.
- Хорошо. Я безумно люблю луну. И солнце, и небо, но луну особенно. И когда наступает полнолуние я вою. – смотрю, как он среагирует на признание, но в выражении Кирилла ничего не меняется. – То есть, я никогда не выла, но постоянно мечтаю и так ясно представляю себе это, словно и в правду выла… Это странно?
- Конечно, это несколько проблематично. – улыбается он. В нем снова проснулся специалист. - Подобное поведение может неоднозначно восприниматься окружением. Но сдерживать себя нельзя, Тереза. – делает особое ударение на сказанном последним.
Сглатываю.
- Подойди ко мне. – зовет он.
Дыхание перехватывает.
- Не бойся, волчонок. – сдержанно смеется, все также изучающе рассматривая меня. - Сегодня я не буду кусаться.
Ноги легко несут меня к маленькому диванчику. Правда, оказывается, что я недооценивала его размеров.
…
- До этого я целовалась только раз…
- Что?
- Не смейся.
- Прости, волчонок. Сядь, вот так. - сажает он меня сверху. – Мне нравится твоя узкая талия, плоский живот. – рука скользит под блузку.
- Не надо трогать. – мягко убираю его руку. Большая, с длинными тонкими пальцами, ее покрывают редкие мягкие волосы. Закрыв глаза прикладываю ее к лицу и глажусь щекой об ладонь.
- У тебя такая гладкая кожа. – шепчет низкий бас.
Тихо целую руку. Один, два… В исступлении покрываю поцелуями пальцы, мягкие волосы на тыльной стороне.
Другая рука гладит меня по лицу, и волосам, и спине.
- Почему ты плачешь?
- Разве?
- Идём ко мне. – сжимает в объятиях. Поцелуи, мягкие, влажные, последовательные.
- Мне так хорошо… - выдыхаю я.
- Мне тоже, Тереза. Очень хорошо. Смотри, что ты делаешь со мной. Чувствуешь, какой твёрдый?
В ужасе отрываюсь. Да, чувствую.
- Я хочу встать.
Тяжёлый вздох.
- Хорошо.
- Я хочу уйти.
- Почему? Что не так?
- Мне надо идти. Прости.
- Не надо извиняться. – тоже подымается с дивана. - Но я не отпущу тебя, пока не пообещаешь вернуться. – тянет меня назад, к себе.
-Что? – смеюсь ему в щеку.
- Приходи вечером. Сегодня я задержусь.
- Нет, нельзя.
- Почему?
- Это глупо.
- Но ведь нам хорошо…
- Да…
- Обещай, что придёшь.
- Уже второй час пополудни! Как время пролетело! – заглядываю на стрелки его наручных часов.
- Обещай!
- Хорошо, хорошо.
Вылетаю оттуда уже в совсем отличный от прежнего, новый мир. Все горести растаяли в лёгком тумане пьянящего чувства. Но если в тумане предметы и скрыты от взора, это не означает, что они исчезли навсегда.
Ноги сами привели меня в отделение палат. Я решила пойти к себе с твёрдым намерением поделиться со всем с Сандрой и будь, что будет. Ведь действительно, у нее уже есть парень и даже если Кирилл ей нравится это не означает, что я не могу с ним встречаться. Правда, со дня вечеринки Альбера я не помню, чтобы Сандра заговорила с Паркером, не смотря на несколько попыток со стороны последнего. Неожиданно стена в коридоре сдвигается в сторону, в ужасе отскакиваю от нее и замираю, пока вышедшие из-за стены посетители спокойно проходят мимо. Напрочь забыв обо всех намерениях, я осторожно заглядываю внутрь. Так я впервые открыла себе существование тайной комнаты.
Внутри никого не оказалось. Постойте, там кто-то лежит на полу. Рыжие волосы ярко выделяются на фоне синего поролона, которым застелен пол. С содроганием узнаю в лежащем Якова.
- Яков, что с тобой? – неуклюже подбегаю к нему по непривычно мягкому настилу.
Он приподымается на локтях и оборачивается в мою сторону. Улыбка, мелькнувшая в тонких устах, сбрасывает тяжесть первой тревоги.
- Что ты делаешь здесь? – облегченно смеюсь я.
Он молча пожимает узкими плечами.
- Да и вообще, что это за место? – с любопытством оглядываюсь вокруг. В глаза сразу бросается огромный аквариум в центре. – Сюда можно заходить?
Поднимаясь, Яков утвердительно кивает. Расстегнув свой рюкзак, он извлекает оттуда знакомый альбом и пишет:
- Рад видеть тебя! Это комната отдыха, которую я хотел использовать банально по назначению.
- А я и не знала, что здесь есть такая комната.
- Я тоже пришёл сегодня впервые, вместе с моим соседом по комнате. Его зовут Матео, возможно, вы знакомы?
- Ох, да. Я знаю его.
- Он часто бывает здесь со своими друзьями. Они ушли обедать и еще не вернулись.
- А давно они уже ушли?
Яков кивает головой.
- Тогда я лучше пойду, пока они не вернулись.
Подозреваю, что под друзьями Матео имелись в виду Паркер и его неразлучная компания. С той ночи, как староста отделения пытался меня придушить, я, по естественным причинам, старалась избегать встреч с ним. Предупреждение, оставленное вместе с Ольгой и исчезновение Патрика только усугубили наши отношения. Встречи со старостой стали и невыносимы, и неизбежны. Ведь теперь, следуя зову здравого смысла, мне каждый вечер приходилось относить к нему свою ежедневную дозу лекарств. Единственным утешением было то, что я не испытывала страха перед ним. Нет, скорее отвращение. И мнимое смирение, с которым я подчинялась порядкам отделения, служило лишь прикрытием для выжидающей удобный момент души анархиста.
Яков понимающе кивает. Его тоже приводила в недоумение своевластие царивших порядков. Но он словно не умел сопротивляться тому, что поддерживал общий поток.
- Постой, пока не ушла. Я хотела кое-что спросить у тебя.
Яков вопросительно смотрит.
- Знаю, ты ничего не помнишь о том, что делаешь, пока ходишь во сне. Но может… В общем, ты не знаешь почему ты мог сегодня не прийти к нам? – выпаливаю разом.
Но вопрос его не только не удивляет, наоборот, лицо Якова озаряется мыслью.
- Тереза, ты даже не представляешь, какое открытие я сделал вчера! - пишет он.
***
- Он попросил своего соседа по палате, Матео, привязать его к кровати на ночь и следить за тем, чтобы он не освободился и не вышел из палаты.
- Значит, ты думаешь, по этой причине к вам ворвались этой ночью?
- Конечно же! Я уже боялась, что это были лишь мои фантазии, но теперь все сходиться! Матео проследил за тем, чтобы Яков не выбрался. Поэтому он не пришёл к нашей палате ночью, а Оно, это явление, свет...
- Надеюсь, ты в порядке?
- Да, все в порядке.
- А Сандра? – неловким голосом спрашивает он.
- И с Сандрой все в порядке. – тихо проговариваю.
Это был обычный вопрос, какой и следовало ожидать... Но то, как он спросил, с какой интонацией и как спрятал взгляд при этом... От этого внутри все сжимается и душит.
-Мы потеряли сознание и только. Никаких ран или ушибов не получили. Ну, если не считать того, что все мы до смерти напугались. – возвращаюсь я к прерванному разговору.
-Я рад, что все обошлось.
-Да, и больше такое не повторится. Яков обещал, что больше не станет привязывать себя на ночь, а Оно не осмелится приблизиться к нам пока он рядом.
-И все же мне не понятно, какое отношение Яков имеет к появлениям и уходам этого, как ты уверяешь, физического явления.
-Не понимаешь или просто не хочешь понять? – разгораюсь я. – Оно боится Якова, пока тот сомнамбулой ходит по коридору и невольно стережет наш сон.
-И чем же он так страшен?
-Оно?
-Яков! – зачем-то появляются раздражительные нотки в голосе Кирилла.
-Он не страшен. А просто самый умный, честный и дружелюбный молодой человек, каких я встречала. Я еще никогда не видела парней, которые бы столько читали, а какие у него разносторонние интересы, какие мысли...
-Вы очень сдружились! Я очень рад, что ты нашла друга. – отворачивается Кирилл.
Мне надоедает его странное поведение. Когда я появилась у его порога, одетая на время одолженное у Лаванды белое платье, (благо у нас один размер), Кирилл некоторое время молча разглядывал меня, боком прислонившись к дверному косяку. Выполненное из полупрозрачной муслиновой ткани, платье выгодно подчёркивала мне талию. Но под плотоядным взглядом чёрных глаз я чувствовала себя в нем все более и более неловко. Чувствуя, как покрываются краской щеки я, чужим, визгливым, голосом пропищала:
-Может, я уже зайду?
Наконец опустив взгляд, он сдержанно рассмеялся и пропустил меня внутрь. Чтобы сразу, стоило за нами закрыться двери, приступить к наступлению. Спасаясь от приближающегося, я и поделилась открытием Якова.
-Я вижу, что вы с Сандрой тоже сблизились. – перехожу на контратаку после его выпадов против Якова.
Стоя у него за спиной, замечаю, как напрягаются его плечи.
-Да. – коротко отвечает он.
-Хорошо, что у каждого из нас есть свои друзья. – как бы мне не хотелось скрыть обиды, в голосе слышатся слезы.
Быстро обернувшись, он в несколько шагов достигает, охватывает, заполняет собой весь мир.
-Забудь о всех этих друзьях. Здесь и сейчас есть мы. И больше никого.
-Чего ты хочешь больше всего на свете?
-Тебя.
-Нет, - улыбаюсь ему, - Не сейчас, а вообще?
-Я всегда хочу тебя. – говорит и горячо целует в шею.
-Ты меня не понимаешь. – мягко отталкиваюсь от него. – Я, например, хотела стать художником. Еще когда была жива.
***
-Но ты живая, Тереза! – убедительно серьёзными глазами смотрит Яков, подвинув ко мне написанное на альбоме.
-Так только кажется. Помнишь, на сегодняшней проверке мы говорили о чистилище? Мне кажется, что мы вправду попали в чистилище, все мы. Потерянные между мирами души, ни живые, ни мёртвые. И только блуждающие во мраке разума в извечных поисках истины.
-Как изумительно сказано! Ты сама так излагаешь свои мысли, или на тебя влияет прочитанное? – неуклюже пытается он сменить неприятную тему.
-Какой глупый вопрос! – отворачиваюсь я.
-Твои чувства... Они как-то связаны с твоим куратором, не так ли? – читаю новые строчки, и испуганно подымаю глаза на Якова.
-Откуда ты знаешь?
-Скажем так, наш общий знакомый, близкий друг Лаванды мистер Стоун, имеет небезызвестную слабость к распространению слухов. – пытается он отшутиться.
-И что еще сказал мистер Стоун? – пытаюсь не моргать стремительно увлажнившимися глазами.
-Что не стоит страдать из-за того, чьи поступки лишены благородства и чести. Кажется, что и Сандра...
-Замолчи! – кричу я, не дав ему дописать. – Не хочу тебя слышать, понятно!
Яков молча смотрит на меня, сжав губы в тонкую линию.
-Что я это говорю? Слышать?! – в лихорадочном веселье восклицаю. – Ты же не разговариваешь! Ты же в благородном порыве обеты молчания даёшь, против войн в чужих странах! Не то, что другие, не так ли?
Бледные щеки вспыхивают пунцовой краской.
-Ты, в отличие от нас, смертных, имеешь благородные цели и честные намерения, не так ли? А хочешь знать мое мнение о твоей чести? Она вытекает из этих прочитанных тобой сухих книжонок, и не имеют ничего общего с реальностью. Реальность, вот она! – раскинутыми руками показываю вокруг, на окружающие нас стеллажи и полки. – Реальность полна страсти, хаоса. Но тебе этого не понять, ты и сам как боготворимый тобой технический процесс! Ты бездушный!
Швырнув в него все это, я порывисто срываю холщовую сумку со спинки стула и бросаюсь прочь. Слезы текут по пылающим от стыда щекам, но я упрямо повторяю про себя: “Бездушный, ты бездушный, бездушный!”. Яков и не попытался меня остановить.
***
- Я хочу стать известным психотерапевтом. У меня есть студенты, у которых я начал в этом году вести курсы по основам психологии. И свои ассистенты в лаборатории, пятеро семейных мужчин. Как не смешно, все старше меня. Но я хочу управлять еще большим количеством людей. И, как вследствие, зарабатывать хорошие деньги.
- У тебя полноценный комплекс превосходства по Адлеру.
- И кто из нас психотерапевт? – не отставая от слов, все ближе подкрадывается он.
- Но ведь жизнь это больше, чем деньги и власть. – пячусь назад под его приступом.
- Еще есть репутация, которое приносят они…
- Чтобы преуспеть в деле нужно прежде всего думать о благе, которое оно принесёт в общество, а не о славе! – на этой торжественной ноте упираюсь спиной в полку с книгами. Тупик.
- В славе нет ничего плохого, волчонок.
Кирилл, я и вожделение застывают в тусклом освещении кабинета.
- Мой игривый, пугливый волчонок. Тебе некуда бежать.
Нет, это не принуждение. Платье снимаю добровольно.
- Ты чудесная! – восхищение озаряет его глаза.
В медленной истоме покрывают поцелуи, оставляя за собой горящие следы на теле. Переполняет счастье. Разве знала я, что можно быть настолько любимой, желанной, счастливой… Поцелуи опускаются ниже. И ниже.
- Нет, не нужно… - еще слабо противостою я.
- Доверься мне, все только между нами.
Ниже.
Аккуратно подстриженные усы и борода очень мягкие, совсем не колются.
На следующий день все повторилось. Сначала все легко, смешное счастье не вызывает отторжения. Трудности начинаются после, когда охватывает и давит бескрайнее чувство вины. Но не возвращаться в кабинет подвального уровня, как пугливо советовала пришедшая бессонной ночью мысль, уже не считалось возможным…
- Мне всегда казалось, что когда это будет в первый раз, я буду без остановки хохотать. – сижу у него на коленях, лицом к лицу. Кириллу так больше нравится.
- Ты можешь делать все, что хочешь. – усами щекочет ухо его шёпот. Он кладёт мою руку к себе, туда.
- Нет, я не готова. – строго отрываю руку.
- Хорошо, я подожду.
Подавленная укором внутреннего судьи я встаю с него и опускаюсь на пол, обхватываю руками колени и прислоняюсь к ним головой, спрятав лицо. Чуть погодя Кирилл осторожно целует меня сзади, в выдавшуюся вперед лопатку. Это так трогательно получается, что я благодарно поворачиваюсь к нему, с улыбкой прижимаюсь к стройным ногам. Все тело заново заливает чистое, невинное чувство. Это любовь. Она не может быть грязной, только очищающей.
- Закрой мне глаза. А если начну снова говорить глупости целуй, больше целуй, хорошо?
- Хорошо. – сев рядом тепло-тепло обнимает он меня.
Закрывает широкой ладонью глаза. Взвизгнула расстегиваемая молния джинс.
- Постой, ты снова. – убираю его руку с лица. – Не надо… Ведь это не честно по отношению к тебе.
- Почему? – положив голову мне на оголенную впадину живота ласково смеется он.
- Всегда только ты, а я ничего не делаю…
- Доставляя наслаждение тебе я удовлетворяю себя.
- Тогда закрой мне глаза получше, завяжи их чем-нибудь.
- Хорошо, Тереза, все будет как ты хочешь. Подожди минутку. – касается он губами ниже пупка, словно оставляет для надёжности свою печать, прежде чем подняться.
Я смотрю как он в одних шортах торопливо подходит к вешалке в углу комнаты, и не в первый раз удивляюсь этому странному синтезу желаний Кирилла: при явном предпочтении к покровительству и преобладанию, казалось, именно готовность к смиренному, беспрекословному подчинению более всего услаждало его. Он возвращается с красным шарфом в руках.
- Как это тривиально. - не могу удержаться я от замечания.
- Меня возбуждает, как ты рассуждаешь о тривиальности. Лежа на полу в лифчике и расстегнутых джинсах.
- Дурак.
***
- Нет… не уходи… еще так рано... – в перерывах между поцелуями выдыхает он.
- Нет, я весь день здесь провела...
- Ты обещала не мучить меня больше, останься.
- Так странно, я сама не знаю, чего хочу.
- Хочешь увидеть его?
- НЕТ!
- Хорошо.
- Ну, разве если только посмотреть…
Кирилл не заставляет дело ждать.
- Ты только не обижайся. – кусаю губы, чтобы не рассмеяться.
- Что? – наивный испуг в его голосе смешит еще больше.
- У мужчин такая смешная физиология.
- Почему? – смущённо улыбается он.
- Он больше всего похож на гриб.
Прыснув со смеху, он уже веселее проговаривает.
- Хорошо. Тогда ты будешь жучком на нем.
Все это время сдерживаемый смех вырывается наружу. Смех разрушает страх, последний барьер, ограждавший от опасности.
- Возьми его.
- Нет. – категорично отрезаю. - А у тебя… брали?
- Нет. Я же такой же девственник, как и ты. – невозмутимо проговаривает низкий бас.
- Зачем ты врёшь, я же поверю.
С нежностью взглянув он мнёт меня за щеку. Потом тихо говорит:
- Меня очень возбуждают звуки, которые выходят при этом.
- Какие звуки? Посасывающие, хлюпающие?
- Да.
Новая волна смеха крушить последние остовы сомнения.
- Я тоже хочу тебя удовлетворить.
- В этом нет необходимости, если ты не готова. – поспешно проговаривает он.
- Ты кончишь… - перебиваю его - внутрь?
Немного задумывается. Потом уверенно отвечает:
- Да.
***
На следующий день дверь в кабинет Кирилла оказывается запертой. Я зря прожидаю его у порога до вечера. Кирилл так и не появился

III
Burning papers into ashes
What a season
How they fly high from the ground up
There is yet another fountain
Flowing over, as the night falls
Keep dreaming away
If you hold on to that past
Don't you lock yourself inside
Nothing has been done before
It's the most virgin dress you could possibly wear
Mess it up
Time is up
Hold your memory for a moment with a blind hand
Write some stories for tomorrow
From the bottle of amnesia
Find instructions to salvation
To oblivion supreme
Don't be tempted to look back
It has all happen before
Someday miraculous spread
Will forgive every cowardly thing that you've done
That I've done
Dust it off
(That you've done)
That we've done
                Dust It Off
                The D;
                Из плей-листа Терезы.
Знаете, зачем была придумана пустота? Во избежание аннигиляции. Аннигиляции, с которой все началось и появились звезды, планеты, и люди… Которые стали плодиться, распространятся, как болезнь. Как болезнь, убивать друг друга. Любить, чтобы обмануть потом. Две частички из противоположных по свойствам веществ воссоединяются силами притяжения и порождают взрыв, уничтожающий прошлое и дающий начало будущему. Упорядоченный хаос природы, полностью детерминизированный и совершенно непредсказуемый мир, ничего этого нет в бескрайней и всесущей пустоте, имя которой свобода. Только при условиях пустоты можно достичь абсолюта свободы. Чтобы в ней же кануть.    
 
Буддизм определяет пустоту как нирвану? Если это и есть конечная цель всех наших страданий я больше не стану спешить покончить с жизнью. Но что это такое, жизнь? Жизнь, жизнь, жизнь… Вся жизнь была им, и теперь ее нет. Его нет.    
 
Ольга молча выслушивает все мои философские рассуждения о жизни и небытие, пока я заплетаю волосы ниточки на множество мелких косичек. Таких же, как и у меня. Я хотела бы заплести их и Сандре, но она еще со вчерашнего дня куда-то пропала.    
 
- Теперь мы как сестры, Ольга. – говорю глупым глазкам-пуговицам, а она, как всегда, улыбается в ответ.   
 
- Бедная, бедная моя девочка! – прижимаю к себе тряпичную куклу, убаюкивая качаю ее в руках.    
 
В палате кроме нас с Ольгой и Джимми никого, так что я могу позволить себе ненадолго впасть в детство.    
 
- Как тебе повезло, ты больше ничего не чувствуешь! Они думают, что пугают нас обращением, а на деле всем все равно. Какая разница, ведь в том мире мы тоже ничто иное, как куклы на веревочках, безвольны и бесчувственны. – выглядывая в окошко думаю о «том» мире. За окном голые деревья скрюченными голыми ветками мрачно вырисовываются на фоне скрытого за тучевой пеленой неба. Хорошо. Но тут выглянувшее солнце стреляет лучом в окно. По теребящимся веткам можно судить о ветре на улице. Плохо, очень плохо. Погода еще, небось, прояснится. 
 
28 июля, день 11-ый 
 
-Сегодня лето, ведь нас обещали держать только месяц, а прошло только одиннадцать дней. – объясняю своей недалёкой подруге, указывая на метки в блокноте, в котором я считала оставшиеся до выписки дни. – Думаешь, мне следует выйти к ним?   
 
***    

Вчера я проснулась поздно, полная сомнений. Только лишь сознание очнулось от сонного забытья, на ум пришел Кирилл. Стоит ли мне идти на сеанс? Словно в предчувствии дурного, мне было страшно и думать об этом. Голова немного гудела. Хотя в течении всей ночи никаких новых визитов явления не последовало, (Яков сдержал данное слово), мне удалось уснуть лишь под утро.    
 
Пустая постель Сандры лежала не застеленной. Видимо уходя, она слишком торопилась. При виде оставленной на тумбочке холщовой сумки девушки, в которой лежал ее Джимми, я еще раз задумалась о том, куда она могла так спешить. Сандра никогда не забывала Джимми.   
 
В конце концов отбросив все иррациональные тревоги, я отправилась к Лаванде. Ведь Сандры, у которой я обычно уточняла время, и ее наручных часов не было. У Лаванды тоже нет часов. Но это не мешало ей всегда знать точное время. Как она утверждала, это мистер Стоун подсказывал ей на ухо который сейчас час. Мистер Стоун, которого никто кроме самой Лаванды не видел. Но теперь уже никакие странности, казалось, не способны меня удивить, уже далеко позади первая неделя в Надежде. Я захватила с собой Ольгу, и у двери задумываюсь, не взять ли с собой и Джимми. Со мной он будет в надежных руках. Перекинув через плечо сумку Сандры, в которой уютно расположились наши подопечные куклы, выхожу.    
 
Нахожу Лаванду у нее в палате. Мирно распевая весёлый мотив, она разрисовывает зубной пастой лицо крепко спавшей Вирте. Не имея желания быть вовлеченной в скандал, который непременно последует после пробуждения спящей, сразу спрашиваю время у Лаванды. Уже половина двенадцатого. Я опоздала на полчаса. С разрастающейся тревогой в сердце бегу к лестнице на подвальный уровень. Может в мое опоздание Кирилл уже отправил сообщение на встроенный в оконную раму монитор, а я не услышала оповещения?
 
Дверь не поддалась. Снова постучала, не веря, что она может быть запертой. Я повторяла этот ритуал через каждые три-пять минут в течении первых нескольких часов. Проходившие мимо сотрудники и обслуживающий персонал на мои вопросы, где может быть куратор Кирилл, все как один отнекивались, говоря что-то наподобие запрета о любых необусловленных контактах с посетителями. Входят ли сверхурочные сеансы нетрадиционного характера в перечень необусловленных контактов? Я начинала все больше беспокоиться, мерила нервным шагом коридор с одного конца до другого. И медленно опускалась в омут бесчувствия, пока снующих туда-сюда прохожих постепенно становилось все меньше и меньше. В подвальном уровне было прохладнее чем на других этажах, но смертельная усталость в ногах всё-таки свалила меня на холодный каменный пол. В одно руке держа Джимми, а другой прижав к груди Ольгу, я сидела так пока не уснула.
 
Когда я проснулась все конечности больно ныли от холода, а нос и уши онемели. Чтобы убедиться наверняка, я снова постучалась в дверь, прежде чем ушла в отделение посетителей. Вернувшись в пустую палату 4С я сразу нырнула под одеяло, в напрасной надежде либо крепко заснуть, либо излить в рыданиях все тревоги. Тревоги, которые подозрительно начали переходить во что-то более болезненное. Например, в предательство. 
 
Таким образом я бездвижно пролежала неопределенное время, потерянная в апатии. Пока не заметила, как комнату окинул мрак: за окном смеркалось. По привычке принялась заграждать дверь кушетками, не дожидаясь прихода соседки. Я знала, что сегодня Сандра будет ночевать в другом месте.    
 
Утром следующего дня меня разбудило громкое бурчание в животе. К очевидному недовольству желудка я забыла о еде весь вчерашний день. Не высовывая носа из-под одеяла, я пытаюсь наощупь нажать на кнопку в боковой стенке тумбочки, что удается далеко не с первой попытки. В конце концов приходиться открыться внешнему миру. На загоревшемся дисплее в окне выбираю "Заказать еду в номер". Вскоре слышится легким шум мчащегося по воздуховодам контейнера с едой. Выпрыгнув из проветривателя он падает на пол. Внутри обнаруживаю большой сэндвич и гранатовый сок в пакетике. Голодная смерть переносится.
 
Попробовав откусить кусочек от сэндвича понимаю, что поспешила с выводами о голодной смерти. Две половинки свежего батона и спрятанные между ними ветчина, кружочки сочных овощей выглядят аппетитно, но на вкус тяжелые, безвкусные, как камни. Насильно заставив себя проглотить несколько кусков, откладываю сэндвич в сторону. Лопаю трубочкой пакетик сока, когда... 
 
- Яков спрашивает, все ли с тобой в порядке! - врывается в палату Лаванда, от неожиданности обрызгиваю пижаму красной струей из пакетика.
 
- Когда ты научишься стучаться, Лаванда?
 
- Яков спрашивает, ты в порядке? - игнорирует она мое замечание.
 
- Скажи Якову, что со мной все хорошо. - пытаюсь куда-нибудь сунуть пакет сока, пока не забрызгала всю постель. - А почему он спрашивает?
 
- Ты давно не ходишь в библиотеку. Якову кажется, что это не похоже на тебя. А я сказала, что у девочек бывают дела поинтереснее заумных книжек. - зловеще сияет она своей загадочной улыбкой.
 
- О чем ты... - не успеваю договорить, как Лаванда, в свойственной ей манере срывается прочь, шумно захлопнув за собой дверь.
 
Хотя кинутый Лавандой напоследок намек и мог бы испортить настроение, в целом ее визит оказывает благотворное влияние. Я даже решилась подняться, и переодеть пижаму, (на майке останется пятно). Долго чищу зубы, разглядывая отражение над мойкой. Тщедушное лицо в обрамлении густых волос кажется особенно жалким сегодня. Единственный, кого беспокоит существования этого лица - Яков. Конечно же, он добрее всех, кого я когда-либо встречала. Но внутри прокрадывается сомнение, окутывающее разум. Мне слишком лень думать, чтобы изыскивать природу этого сомнения, я с наслаждением опускаюсь в свою пустоту. В ней время проходит незаметно.
 
***
 
-Думаешь, мне следует выйти к ним? - повторяю свой вопрос Ольге. Кажется, на мгновенье пластик пуговичных глаз блеснул убедительнее обычного.
 
Захватив с собой Джимми с Ольгой, выхожу. Раз уж Яков находит время для беспокойств о Терезе Адлер, значит Тереза Адлер преждевременно решила заморить себя голодом. Неплохо было бы пообедать чем-нибудь горячим.
 
Проходя мимо тайной комнаты мне показалось, что из приоткрытой в стене роторной двери доносится знакомый, с хрипотцой, женский смех. Как видно, Сандра уже вернулась в отделение. С сожалением взглядываю на ее Джимми. Теперь я как никто лучше могу понять это покинутое создание. Открываю дверь на выход из отделения... Миг охватывает оцепенением.
 
Передо мной маленькое существо. Длинные волосы раскинуты множеством длинных смешных косичек, а в руках она держит по кукле, мальчик и девочка. Большие глаза широко распахнуты в по-детски удивленном выражении. И все ее существо истончает мягкий свет. Какая чудесная, какая волшебная...
 
Видение проходит и я уже своими глазами вижу красивого мужчину с легка насмешливо окидывающим взглядом сверху вниз. Кирилл.
 
-Ты уже вышла? - отодвинувшись, чтобы дать мне пройти, говорит он. - Надеюсь, что ко мне. Скоро одиннадцать.
 
-Что ты здесь делаешь? -  откашливаюсь, после увиденного мне не сразу удается вернуть способность к речи. Неужели он не видел того, что видела я?
 
-Пришел за тобой. Сегодняшний сеанс будет проходить в несколько иной обстановке. - смысл сказанного им остается вдалеке. Неужели я видела себя его глазами?
 
Весь путь до белоснежного холла с указателями храню упрямое молчание. Кирилл не осмеливается его нарушить. Добираемся до колонны с указателями и возникает интригующий вопрос, куда мы свернем дальше. Направо, в библиотеку? Или же он решил утопить меня в бассейне и сейчас мы войдем в проход слева? Ответ оказался более непредсказуем, мы идем прямо к голой стене. Кирилл, обернувшись, прислоняется спиной к стене. В черной бородке мелькает улыбка. Вдруг стена за ним продвигается внутрь.
 
- ОХ! - от неожиданности выдыхаю я. Конечно, здесь была сокрыта еще одна дверь на роторном механизме.
 
- Ты раньше не бывала здесь, не так ли?
 
- Нет. Куда мы идем?
 
- Скоро узнаешь сама. 
 
За дверью сразу начинается винтовая лестница вниз. После белизны оставшегося позади холла вымощенный из серых камней спуск кажется мрачным.
 
- "Он точно намерен меня убить." - при этой мысли не могу удержаться от улыбки.
 
- Наконец-то ты улыбаешься. - проговаривает на это Кирилл.
 
- Почему бы мне не улыбаться? Я себя прекрасно чувствую.
 
- Хорошо, что ты так говоришь.
 
Спустившись, мы проходим по туннелю, также обложенному серыми камнями. По коже бегут мурашки, заметно похолодало и я съеживаюсь. Кирилл протягивает руку ко мне, но я отскакиваю вперед. Молчание становится напряженнее.
 
- Мы почти прибыли. - скрывая недовольство за безразличием, проговаривает он. 
 
Он оказывается прав, скоро туннель приводит нас к удивительному открытию.
 
- Ах! - вырывается из груди при увиденном.
 
Внизу нас встречает словно вернувшийся из забытых снов сад. В глаза бьют ярко-красными огнями цветы среди свежей зелени листьев. В влажноватом воздухе витает сладкий аромат сочного граната.
 
- Мы пришли. Это теплица Надежды. - возвещает обрадованный моей реакцией Кирилл.
 
Я прохожу вперед. Низкорослые деревца граната восходят прямо из полосы земли, каких несколько рядов, и все они тянутся далеко вперед. По краям их нарядно обрамляют разноцветные камни. Ветки гранатовых кустарников тяжело поникли под грузом крупных плодов. Осторожно беру один такой плод в ладошки и приподняв на весу оцениваю солидную тяжесть. Когда на одних ветках плоды уже покрыты розоватой коркой бутонов, на других только распускаются нежно извивающимися по краям лепестками, красные цветы. Освещение яркое, как при дневном свете. Поднимаю голову и по непривычке ослепленно щурюсь. Свыкнувшись со светом, различаю на верху систему длинных, узких труб, опускающихся носиками вниз над кронами гранатовых деревцев. По ним видимо обеспечивается полив. За трубами сводчатый потолок теплицы сияет матовыми стеклами в панелях. Если бы я не знала, что нахожусь глубоко под землей в подвалах Надежды, то не смогла бы отличить эту теплицу от обычных, которые находятся на поверхности.
 
- Мы снаружи. - будто читает Кирилл мои мысли.
 
- Но там написано, что теплицы находятся в подвале. - отрицаю я. Сердце бьется учащённее при мысли, что я так близка к внешним свету и воздуху.
 
- Уточнение: к теплице ведет подземный проход.
 
- Кто проектировал это здание? Похоже, архитектор строил масонский замок, а не лечебницу.
 
- А что еще лучше, это то, что все в замке ушли на обед. Нам никто не помешает, волчонок. - голос звучит мягко, когда как сильное движение, каким он хватает меня, не отличается деликатностью. Наклоняется ко мне, порывисто прячу лицо от поцелуя. Это охлаждает его пыл. Прижавшись горячими устами к моему виску, он долго держит меня в своих тисках, словно раздумывая, словно урезонивая самого себя. Я замираю, не смея дышать. А вокруг пестрят так не хватавшие глазу краски жизни, воздух пьянит сладким ароматом граната. Пусть не отпускает, пусть всегда...
 
- Да, пора приступит к сеансу. - я чувствую, как напряженные мышцы его рук расслабляются. Потом он решительно отодвигается и стараясь не смотреть мне в лицо, идет по дорожке между рядов граната, жестом приглашая следовать за ним.
 
Я не сдвигаюсь.
 
- Кирилл!
 
Он останавливается, но не оборачивается. 
 
- Сандра... Мне кажется, я слышала в коридоре ее голос, когда уходила. Значит, она уже вернулась в отделение? - звенит слезами в воздухе вопрос.   
 
Кирилл замирает в нерешительности, потом его голос глухо отвечает:   
 
- Да. 
 
Дальнейшее вспоминается как будто в тумане. Он привел меня к небольшому столику, за который мы сели. И начал показывать карточки с картинками за занятием, которое могло бы показаться забавным, если бы безумный мир не породил такой штуки, как невзаимность. 
 
- Это молодой человек. Молодой и красивый. 
 
Кирилл попросил придумать рассказ для каждой сцены, изображенной на картинке. На первой был мужчина, которого схватили вылезшие из-за краев картинки три руки. 
 
- Его схватили вампирши. Это их руки. У него была возлюбленная, но он пренебрег ею, поддавшись соблазну вампирш. Теперь они высосут из него всю кровь, вместе с остальными соками, а высохшую мумию перемолят в кофемолке. Получившимся прахом они станут кидаться из своего балкона в прохожих. Отвратительные вампирши. 
 
Поджав губы, Кирилл тупит взор, чтобы не рассмеяться, (ему смешно!), а мне кажется, что я теряю сознание. Но мучение медленно продолжилось, пока я не истолковала схожим образом сцены на всех двенадцати картинках. 
 
После сеанса он настоял на том, чтобы проводить меня до отделения. Уже когда он, уходя, отворачивается, я бросаю в отчаянии все время вылезавший из уголков сознания вопрос: 
 
- Почему ты не предупредил меня? 
 
- О чем? - в искреннем недоумении подымает он густые дуги бровей. 
 
- "Что не любишь меня. Что играешься..." - проносится больно внутри. Вслух шепчу - Что не будет сеансов. Я ждала вчера. И позавчера. Сеансы не проводятся уже три дня.   
 
- Но ведь я отправил сообщение, оно должно было прийти к тебе на адаптированное под окно устройство. 
 
Миг смутной надежды. Но внутренний голос все портит: "Не обольщайся. Он даже не скрывает своих связей с Сандрой." Но может... 
 
- Я не получала никаких сообщений. 
 
- Странно. Возможны неполадки с устройством. 
 
- Или с характером устройства. - стараюсь улыбнуться. Кирилл вопросительно смотрит. - Ну, знаешь, как говорят, что у всех машин есть свой характер. Например, владельцы автомобилей всегда говорят о кротком или строптивом нраве своих подруг на колесах. - уже не в состоянии я остановить чушь, которую несу. - Может и твой телефон меня невзлюбил, вот и не отправил сообщения. Я ждала тебя вчера. 
 
Он тихо усмехается в сторону, но когда снова смотрит на меня, то вижу, как черные глаза растрогано сияют. Кирилл шепчет: 
 
- Невзлюбил? Мне кажется, он любит тебя. 
 
- Тогда уходи. - к собственному изумлению проговариваю я.- Тебе уже пора. 
 
И не оглядываясь ухожу сама.
 
***
29 июля, день 12-ый.
Пока я мысленно погружена в события последних дней, бурно промчавшихся один за другим, ноги сами приводят к до боли знакомой двери кабинета 4С.
 
- "Сегодня воскресенье, Тереза. Сегодня сеансов не будет."
 
На щеках солеными дорожками высохли следы от слез. Странно. Якову удалось то, чего не смог Кирилл - заставить меня плакать. Хотя неприятно, но приходиться сознаться, что на самом деле не Яков и даже не Кирилл стали причинами пролитых слез. Я с самого начала знала, на что шла.
 
- "И благодарна." - внутренне улыбаюсь.
 
Вчера я оказалась способна отказать Кириллу и была полна воодушевления благодаря проявленной воле. Которая, как песчинки в перевернутой половинке песочных часов, медленно рассыпалась и совершенно иссякла к утру.
 
- "Боже, что будет завтра?" - в ужасе застываю перед воображаемой картиной: Кирилл, я и проклятый диванчик.
 
Медленно вожу пальцами по ручке двери. Кирилл столько раз держался за нее рукой, входя и выходя из кабинета. Обыкновенная вещь на глазах превращается в высшее чудо. Опускаюсь на колени. Этого холодного пола касалась подошва его ботинок. Тексты глупых песен описывают как влюбленные порой целуют следы от шагов своих презирателей. Послушать бы сейчас парочку таких. Но мысль о глупых текстах заставляет отказаться от намерения перецеловать весь пол. Подложив под голову сумку с мягкими Джимми и Ольгой, я уютно располагаюсь у порога его двери, чтобы уснуть и, по возможности, не проснуться.
 
Настойчивое тормошение за плечо вырывает из сна. В тускло-красноватом свете ламп проявляются круглые глаза каштаны.
 
- Что ты здесь делаешь, Яков? - в изумлении моргаю, впросонках позабыв о недавней ссоре между нами.
 
Губы сжимаются в строгую полоску, голова медленно покачивается. Яков недоволен. Он стоит, нагнувшись надо мной и вдруг хватает за руки. В веснушчатом лице появляется неподдельный испуг. Ведь в его теплых ладонях мои напоминают ледяные деревяшки. Быстро вырываю их и прячу за спиной.
 
- Что тебе нужно? - Яков хмуро взглядывает, требуя в свою очередь объяснений с меня. - Я здесь отдыхаю. - как можно естественнее отвечаю на немой вопрос и оглядев Якова, не замечаю у него с собой альбома для записей.
 
- Значит, ты не сможешь говорить... - раздраженно вздыхаю.
 
Яков выпрямляется и не терпящим возражений жестом велит подняться и мне. Все тело словно залито свинцом, еле как с его помощью подымаюсь и стараюсь удержаться на окоченевших ногах.
 
- Тебе не обязательно мне помогать. Я сама могла бы справиться. - тут же бросаю ему.
 
Яков пожимает плечами, но от моего внимания не ускользнул мелькнувший при этом в его глазах скепсис.
 
- Знаешь, если ты меня преследуешь... - обрываюсь на полуслове. Тусклый свет подвальных ламп угасает.
 
Яков с шумом вдыхает воздух и ловит своей рукой мою. До боли сжимает ее, что я терплю, прикусив губы. Свет отключили, а это значит, что сейчас без четверти полночь. Видимо, я допустила какие-то неточности, когда вводила шифр Агностика на панели питания. С тех пор, еженощно, в одно и то же время, наступают замыкания и свет во всем здании вырубается на пять минут. Для устранения неполадок были вызваны мастера, которые несколько дней возились с панелью, и я сильно беспокоилась, как бы не выявились истинные причины замыкания. Но, видимо, работа у мастеров не заладилась и ее отложили, так что скоро я даже забыла об этих минутных замыканиях. Совесть неприятно колит при мысли, какими длинными должны были казаться эти пять минут для Якова, с его паническим страхом темноты.
 
- Ты поэтому ... - хочу спросить, как в темноте раздаются нечленораздельные звуки. Видимо он борется с тем, чтобы не заговорить. 
 
- Все хорошо, я рядом. - пытаясь успокоить и хоть как-то ослабить все более усиливающийся натиск хватки, кладу свободную руку на его, поглаживая прохожусь большим пальцем по ряду стиснутых костяшек его худых и твердых пальцев. Я всегда так успокаивала напуганного братишку, когда он в страхе хватал ладошкой меня за руку. Кажется, Якову тоже это помогает. Хватка постепенно ослабевает.
 
- Все хорошо. - говорю ему. Теперь он просто держит меня за руку.
 
Мигая, свет возвращается. Яков резко вырывает у меня свою руку. Произошедшее слишком неожиданно, и я не могу скрыть, как это меня задевает. Яков огорченно вздыхает. Вопрошающе касается моей руки. Потом оборачивает ее ладонью вверх и по поверхности нежной кожи, немного щекотно, выводит пальцем буквы. Поочередно, как учила я.
 
П
 
Р
 
О
 
С
 
Т
 
И
 
- Нет, все хорошо. - выдавливаю улыбку.
 
Кажется это его не удовлетворяет, он кивает в сторону лестничной площадки, и мы в спешке подымаемся в отделение. Скоро полночь, а Яков не в сомнамбулическом состоянии. Что до меня, то мне еще не хотелось проверять свой иммунитет на страх вне стен палаты.
 
Проводив меня до палаты, Яков, с кислой улыбкой, помахал рукой и ссутулившись побрел к себе. Глядя ему вслед, я размышляю о его фобии.
-"Он боится темноты, и благодаря мне вынужден еженощно испытывать стресс. Но почему он ходил в это время по коридорам подвала? И что было бы, если бы он не наткнулся на меня?"
Из своих размышлений делаю два вывода: первое, о фобии Якова знаем только я, Лаванда и его куратор. Возможно, он скрывает свою фобию от других посетителей и уже не в первый раз прогуливается за пределами отделения, когда время приближается к роковым без четверти полуночи. Второе, несмотря, или даже при наличии всех своих странностей, он хороший друг.
Вхожу в палату и слышу, как из ванны доносятся отчетливые звуки несчастного, которого выворачивает наизнанку. Бесшумно ступая, подхожу к двери, ведущую в ванну и тихо спрашиваю:
- Сандра, это ты?
- Тереза? - раздается за дверью глухой голос. - Войди.
В дурном предчувствии отворяю дверь. Сандра сидит на коленях перед унитазом.  Хотя в увиденном трудно узнать блестящую красотку. И прежде бывшая бледной, ее кожа теперь приобрела землисто-серый оттенок, а выбившиеся из высокого пучка пряди волос липли к мокрым от пота шее и лбу. Но самое пугающее, это как она смотрит. Прежде всегда сильная, властная, сейчас Сандра полными страдания глазами умоляюще глядит на меня. Дрожащие губы слабо произносят:
- Помоги мне.

IV
29 июля, ночь 12-ая
Знаете, как говорят, друг познается в беде. И сейчас представился прекрасный случай проверить нашу дружбу. Если таковую вообще возможно построить в течении полутора недель. Да и были ли мы когда-либо друзьями? Пришло на ум как она однажды поставила в известность правило каждый сам за себя. “Ты не обязана мне помогать.” - слышится голос из прошлого, пока я, далеко не сразу, бросаюсь попридержать распустившиеся из пучка длинные локоны блюющей Сандры. В нос лезет отвратительный запах содержимого унитаза. При новом позыве ее спина выгибается. Остатки ужина, не желая смириться со своей участью, медленно исторгаются небольшими потоками. А после по спине и рукам ходит крупная дрожь. Каждый позвонок, каждая линия узкого ребра резко выступают на ткани насквозь промокшей майки. Кажется, Сандра заметно похудела с последнего раза, когда я видела ее. Жалость преобладает над остальными чувствами, (злость? отвращение?). Нет, страх. Страх улыбается своей зубастой улыбкой, когда я касаюсь ее плеча и сразу же отнимаю руку. Ее кожа - лед.  А ведь нужно еще учитывать то, что я проспала добрую пару часов на полу, в холоде подвального коридора.
- Сандра, что с тобой? - осипшим голосом спрашиваю.
- Я беременна.
Ошеломленно откидываюсь назад и больно приземляюсь на твердый кафель. Она оборачивается, но тут лицо снова искажает мученическая гримаса и она возвращается в прежнее положение. После окончания рвотного рефлекса я слышу странные звуки. Это Сандра плачет.
- Эй, ну все, малыш, идем. - как можно спокойнее проговариваю, поглаживая по мокрой майке спину. - Пойдем, тебе нужно переодеться. Ты вся мокрая.
Сандра послушно встает и я, закинув ее руку себе за плечи, приобнимаю за тонкую, (беременная ли она на самом деле?), талию. Что оказывается отнюдь не лишним, она настолько ослабла из-за тошноты, что, прислонившись ко мне, еле передвигает путающимися ногами. Мы доходим до ее постели, где она сразу прячется под одеяло.
- Сними мокрое, а я принесу тебе свежую футболку. Где они у тебя лежат?
- Поищи в нижнем ящике. - вялым голосом произносит она.
Подхожу к ее половине шкафа. А что, если это правда?.. Ведь это не может быть Кирилл? Нет, он появился в Надежде лишь на следующий день после моего приезда. Значит, прошло только одиннадцать дней с его прихода, она не успела бы, правда?.. Все вещи в выдвигающемся ящике разбросаны в беспорядке, но я откапываю какую-то длинную майочку и нахожу ее подходящей.
— Это подойдет?
Никто не отвечает. Оборачиваюсь. Ослабшая Сандра уже заснула. Решив при этом сна меня. Ложу не пригодившуюся майку на край ее кровати. Не зная куда себя деть, берусь заслонять дверь на ночь, размышляя над полученной вестью. Видимо поэтому сегодня на проверке Сандру отправили на дополнительный осмотр. И как давно она уже беременна? Что теперь с ней будет? Позволят ли ей оставаться здесь при ее положении? Хотя, какая в принципе разница, если правильно понимаю, токсикоз у беременных возникает при ранних сроках, что в свою очередь означает, что до конца ее месяца, до которого еще оставалось не долго, никто даже не заметит ее положения.
Аксиома жизни номер один - никогда не делайте поспешных выводов.
***
Я только заснула, когда звуки надрывного стона вырывают меня в реальность ночи. Вокруг не зги не видно, только тонкая полоска света проскальзывает на пол через щель в двери. Сандру, видно, мучают кошмары. Я слышу, как, словно одержимая, она мечется в постели. Правда, полные боли стенания говорят об обратном, она уже давно, как не спит. Может, следует позвать кого-то? Кажется, я видела кнопку для вызова помощи на дисплее оконного монитора.
-Сандра, ты как?
-Кажется... Началось.
-Что? - не могу не улыбнуться в темноте.
-Я не знаю... - переходит в усталые рыдания ее голос.
Скорее всего у бедняги был бред с самого вечера, так что она вообразила себя беременной. Тревога все больше давит под себя. Быстро вскочив с кровати, в два прыжка достигаю выключателя. Комната оживает красками, но вместе со светом приходит и невообразимая действительность. Первым в глаза бросается сброшенное на пол одеяло. Поднимаю взгляд от него вверх. Головы Сандры не видно, только напряженно вцепившиеся в изголовье кровати руки. Голову заслоняет, вздувшийся огромным шаром из кожи, живот. От увиденного земля под ногами бежит, и чтобы не упасть, прислоняюсь к стене.
-Нее-ет... - сквозь рыдания вырывается у поднявшей голову Сандры.
-Боже... - могу только выдохнуть я. По коже бегут неприятные мурашки.
Новый неистовый крик Сандры отрезвляет ум и заставляет действовать. Подбегаю к ней, стараясь не смотреть на ужасный живот.
-Я здесь, я рядом. - ласково шепчу ей, нажимая на боковую кнопку ее тумбочки. - Нужно вызвать помощь.
Монитор включается космически долго. Нервно барабаня по дереву тумбы, оглядываюсь на Сандру и только сейчас могу разглядеть насколько сильно истощился ее организм. Согнутые в локтях руки кажутся острыми и хрупкими, щеки глубокими ямами впали в уменьшившееся серое лицо, а ясно голубые глаза смотрят в слезной мольбе:
-Убери это, Тереза! - плача указывает глазами она на огромный живот.
Майка на Сандре сползла до груди, выпростав максимально надувшуюся брюшную кожу. Неожиданно на поверхности живота что-то выступает изнутри (!), и в миг опускается назад. Ошеломленно моргаю. Сандра сопроводила внутреннее движение отчаянным криком. Значит, не показалось. Наконец монитор загорается и на дисплей выходят команды. Поспешно нажимаю на “Вызвать помощь”. Но тут всплывает окошко следующего содержания: “Простите, опция вызова помощи в данное время суток недоступна. Попробуйте повторить позже.” Смотрю на сжавшуюся в конвульсиях Сандру. Застывшие на губах: “Ты сможешь потерпеть?” прозвучало бы издевательски даже для конченного садиста.
-Они не придут, да? - взглядывает на меня Сандра. В отчаянии хрипит. - Они бросили меня, бросили! - бесстыдно расставив в стороны длинные ноги сгибает их в колени. Снова опускает, снова сгибает. - Сделай же что-нибудь, Тереза!
Среди хаоса мыслей всплывает гениальная идея: я забыла сегодня отнести свою дозу лекарств к Паркеру.
-Подожди! - бросаюсь к своей тумбочке и снова ожидание. Когда же загорится этот дисплей на окне!
Сандра, все также сжимая пальцами изголовье, метается то вверх, то вниз по постели, а расплывшееся под ней влажное пятно, которое я заметила еще раньше, не сулит ничего хорошего.
Нажимаю на всплывшую кнопку “Получить суточную дозу медикаментов.” Пока ждем лекарства пытаюсь утешительно улыбнуться Сандре.
-Все хорошо. Потерпи еще чуть-чуть.
Сандра в ответ протяжно стонет.
Контейнер с лекарствами громыхает по воздуховодам и шумно вылетает из проветривателя. В спешке открываю его и высыпываю имевшиеся четыре капсулы себе на ладонь.
-У тебя есть вода, Сандра? - вопросительно оглядываюсь на нее.
-Что ты делаешь, нее-ет! - к моему недоумению испуганно кричит она.
-Все хорошо, это обезболит...
-Нет, это может навредить ему... - указывает она глазами на живот.
Причина такого протеста могла показаться трогательной, и в то же время забавной. Губы искривляются в нервном смешке, когда задумываюсь об этой разыгранной дьяволом комедии. Но тут она снова, всем своим существом, стискивается от боли.
-Помощь не появится до утра, Сандра.
-А мне не станет хуже?
-Я не знаю.
Сандра жалобно хнычет, но протягивает руку.
— Это невозможно терпеть! Это ад, Тесси!
Она жадно глотает их не запивая. "Животы имеют обидное свойство расти." - тупо доходят до меня далекие отголоски из реплики какого-то ток-шоу. Сандра все еще корчится, в безмолвных страданиях кусает губы.
- Они скоро подействуют. - пытаюсь убедить ее, и себя.
Вместе с чувством облегчения на плечи тяжестью опускается измождение. Устало направляюсь к своей кровати. Я сделала все, что в моих руках и теперь единственное, что хочется, это заснуть и наконец проснуться от дьявольского шоу запредельной действительности.
Лекарства помогают лишь ненадолго.
Даже не знаю, удалось ли мне уснуть или это было длинное бдение, но после краткой передышки стенания возобновляются. Сандра умоляюще зовет меня.
- Тереза, сделай что-нибудь! Я не могу больше терпеть! - плачет она, когда я подхожу и взглядываю на время на ее часах. Сейчас только два часа ночи, до рассвета еще как минимум два часа.
- Но что мне сделать?! - в который раз пытаюсь возобладать над слезами при виде ее боли, которая ощущается даже мне, стороннему наблюдателю.
Понимая, что я не в силах помочь, Сандра горько сглатывает. Зажмуривается от боли, стиснув зубы. Вдруг у нее начались схватки? Вздрагиваю от одной мысли, что, если она начнет рожать, роль импровизированной акушерки падет на мою долю. Гляжу на прилипшие к ее худым ногам шорты, и думаю, что их придется стянуть, они же будут мешать, не так ли? Поглощенная тяжкими думами я не сразу замечаю, как вся мокрая от слез, соплей и пота, Сандра начинает издавать наподобие мычания сдерживаемые звуки и с решительным видом спускается с кровати.
- Что ты делаешь, лучше не двигайся! - молю я.
- Заткнись! - кричит в ярости она и мне приходится уступить.
Ей тяжело стоять на ногах и она, с неожиданной силой оттолкнув мою помощь, опускается сначала на коленки, потом на четвереньки. Поминутно останавливаясь и стеная, она, касаясь огромным животом пола, ползет на четвереньках в сторону двери.
-Сандра, боже, куда ты?! - вскидываю в ужасе руки за голову.
- Я больше не могу терпеть! - сквозь слезы орет она. - И мне насрать что там ждет снаружи, хуже уже не может быть!
- Хорошо, хорошо, тогда пойду я! - не могу больше выносить происходящего я. Сандра замолкает. Опускаюсь рядом с ней на колени и пытаюсь как можно осторожней поднять ее на ноги, что, вследствие заметно потяжелевшего веса у Сандры, отнимает много времени и сил. Под наши общие всхлипывания неспешно проходим к ее кровати. Оказалось, что постель промокла насквозь. На подушке густыми клочками лежат пряди черных волос. Делаю вид, что не замечаю их и говорю:
- Пойдем лучше туда. - веду ее к себе на кровать. Помогаю лечь и хочу укрыть, но она откидывает одеяло прочь. - Хорошо. Тогда я пошла привести помощь.
- Куда ты пойдешь? - взволновано спрашивает она меня.
- Поищу сотрудников. То, что они все исчезают ночью скорее всего миф, должен же ведь кто-то оставаться на чрезвычайные ситуации, например, как сейчас... А если не найду их, выйду на улицу и пойду к автобусной остановке. Может, встречу машину и тогда тебя отвезут в больницу.
- Будь осторожней. И быстрее возвращайся, я не могу больше терпеть! - в слезах произносит она. Киваю ей, а саму бросает в холод от плана, который я собираюсь воплотить.
- Постой! - кричит Сандра, когда я уже открываю дверь.
Внутри просыпается глупая надежда на то, что может ей стало лучше и она сейчас попросит меня не уходить.
- Возьми это! - сквозь гримасу боли крыхтит она и я вижу в ее протянутой руке часы.
- Думаешь, мне пригодится время? - беру протянутый платиновый браслетик со стрелочными часами.
- Нет, это на случай, если я умру. - цепенею от услышанного. А Сандра, из последних сил схватив меня за руку, вперивается в меня обезумевшими глазами. - Если я умру обещай, что найдешь моего папу и расскажешь о том, что произошло. Он поверит, если увидит часы. Это его подарок.
- Хорошо. - только и могу в растерянности промолвить я.
После этого мне становится мучительно стыдно за свое малодушие. Сжав в руках браслет с часами твердым шагом направляюсь к выходу, и что бы не притаилось и не поджидало меня во мраке коридора, это все равно гораздо лучшая альтернатива беспомощного лицезрения мучений рожающей женщины.
Растолкав по сторонам всю заслоняющую дверь мебель, выхожу, плотно закрыв за собой. Стараясь не издать ни малейшего звука, на мелких цыпочках пробегаю к соседней двери. Тихо стучусь, потом осознав всю абсурдность соблюдения приличий в моей ситуации, как можно бесшумнее отворяю дверь. Здесь живут двое парней атлетического сложения, которые всегда ходили вместе и даже чем-то походили друг на друга. Про себя я давно признала в них братьев, хотя и не знала точно, есть ли между ними родственная связь. Я никогда не общалась с соседями, потому что они входили в компанию Паркера и были чем-то вроде телохранителей старосты. Того, что повыше звали Хансом, а второго... Рудольф? В темноте палаты расходится мирное похрапывание.
-Ханс?! Эй, вы спите?! - голос делается сиплым от того, что я кричу шёпотом.
Храп тут же прервался. Но никто не отзывается.
-Ханс, ребята, прошу вас! Мне нужна помощь, Сандре плохо! - не решаюсь я сообщить об ее беременности.
Воздух снаружи отрезвляет от пережитого, и сейчас я, уже начиная сомневаться в происходящем, раздумываю о том, какие симптомы могут быть у тяжелого случая аппендицита. Мне даже вспоминаются страшные кадры операций по удалении всяких паразитов. Представшая перед мысленным взором картина разрывающей живот Сандры огромной личинки пробегает мурашками по всему телу.
-Сандре очень больно, а помощи не будет до утра! Помогите, пожалуйста! - делаю шаг за порог.
Воцарившееся в палате безмолвие говорит о том, что они явно слышат меня. Но тут на кровати справа резко отворачиваются к стене, закрываются одеялом. В голову бьет кровь от гнева, постояв в нерешительности еще с минуту, (не устроить ли бездушным скотам погром в палате?), беру себя в руки и собираюсь выйти. Вдруг на кровати слева приподнимается второй из братьев. В падающем из коридора свете узнаются черты лица Ханса.
-Иди к Паркеру, у него находятся все лекарства.
Признательно киваю ему и закрываю дверь. Точно. Паркер может помочь. Но идти к нему не то, что малоприятно, это невозможно. Паркер, душивший меня в один из первых же дней пребывания, Паркер, по чьему поручению мою постель обосрали за несоблюдение правил, Паркер, главный виновник того, что больше никто не видел странного чудака по имени Патрик... Я лучше соглашусь добровольно принимать роды у Сандры, чем среди ночи отправлюсь в одиночку к старосте отделения. Но почему же обязательно в одиночку? Взор следует вниз по коридору, к самому началу отделения. Там находится палата Вирты и Лаванды. Вирта постоянно трется возле компании Паркера и будет только рада лишнему поводу наведаться к нему. На этом и решаю зайти к ним и, раздраженно ругая себя за медлительность, быстро семеню туда.
-Девочки, проснитесь! Сандре плохо, она говорит, что рожает! - без стука врываюсь к ним.
Вирта - близкая подруга Сандры, и я думаю сказать им все как есть.
-Что?! Что происходит, Тереза?! - испуганно восклицает из темноты Вирта.
-Сандра, ей нужна помощь! Пойдемте, нужно найти врачей! - тяну ее из постели.
Вирта, к моей неописуемой радости, тут же вскакивает сама. Лаванда, сев на краю кровати, сонно потирает глаза.
-Что ты тут делаешь? Ты же знаешь, выходить ночью нельзя! - с ужасом шепчет Вирта. Оказывается, она так поспешно поднялась, лишь чтобы закрыть за мной дверь.
Включился свет, и Лаванда вдруг расширенными глазами уставилась на меня, словно лишь сейчас заметив мое присутствие.
-Тереза, мистер Стоун говорит, что Оно услышало тебя и сейчас придет сюда.
От сказанного бросает в дрожь.
-Что! - визжит Вирта и возмущенно вскидывается на меня. - Зачем ты пришла! Думаешь, мне мало было с прошлого раза! Уходи к себе в палату, Тереза!
-Вирта, Сандре плохо! Ты слышишь, она, кажется, забеременела... Не знаю как, но сейчас она рожает... - пытаюсь остановить надвигающуюся Вирту.
-Что? - скептически щурит глаза и хмурит брови Вирта. В лице ее выражается недоумение, в совокупности с раздражением.
-ТВОЯ ПОДРУГА, САНДРА, УМИРАЕТ!
— Вот и разбирайся с ней сама! - больно толкнув выпихивает меня наружу Вирта, захлопнув за собой дверь.
Взявшись за ручку, пытаюсь вломиться, в ушах лихорадочно звучит: “Оно услышало тебя и сейчас придет.”
-Впусти меня, тварь! - кричу и тут же жалею об этом, потому что в боковом зрении появляется движение.
Становится светлее, как будто включились дополнительные лампочки. Не в состоянии пошевелиться я замираю, все еще держась за ручку двери. Со стороны выхода из отделения что-то приближается и делает это с явной скоростью.
-“Беги, беги, беги!” - кричит разум телу, но тело сохранило лишь одну способность дышать, высоко вздымая грудью в глубоком вдохе.
Медленно, почти со скрипом, шея поворачивается в сторону приближающегося. Долго щурюсь, прежде чем могу разглядеть сквозь белый свет нелепо изгибающуюся конечностями, но при этом довольно проворно передвигающуюся вперед фантастическую фигуру. Ее тяжело разглядеть под потоками исходящего от белого солнца света, расположенного у нее вместо головы. Это Оно, и Оно все состоит из сплошного потока энергии. На расстоянии каких-то десяти шагов Оно останавливается. Свет солнца словно чуть ослабевает. Расплываясь в контурах, Оно призывно протягивает ко мне имитацию рук, в них нет отдельных пальцев, сплошные очертания кистей. Оно ниже и меньше, чем я думала, своими параметрами напоминает восьмилетнего ребенка. Только уже делая второй шаг на встречу ему прихожу в себя. Что я делаю?! Оно делает короткой ножкой шаг вперед. Еще один. Вдруг солнце ослепляет яркой вспышкой, заслонившись рукой от света я чувствую, что контроль над телом вернулся. И не колеблясь более бегу. Земля под ногами уплывает, ноги несутся, не касаясь твердости. Я лечу на одном дыхании, я сама одно дыхание.
Захлопываю дверь, придвигаю к ней кушетку, полку, еще кушетку, игнорируя слышавшиеся позади стоны. Только убедившись в надежности блокировки двери, со вздохом опускаюсь на пол. Кожа взмокла в холодном поту, и я неприятно съеживаюсь. Ошеломленно прячу лицо в ладонях, пытаясь уразуметь произошедшее.
-Что случилось, где врачи? - ослабшим голосом напоминает о своем существовании Сандра.
Мрачно поднимаю взгляд. Сглатываю, представляя, что теперь будет.
-Врачей не будет. Там Оно.
Я ожидаю истерику, но Сандра молчит. Лишь изредка мычит под тесно сжатыми зубами. Эти звуки оказывают удивительно убаюкивающее воздействие, я медленно проваливаюсь в сон, но возникший в подсознании образ солнцеголового человечка, тянущего ко мне обрубки рук окатывает холодом страха. Очнувшись, слышу, как Сандра шепчет:
-Большой, умный мальчик. Как папа. Ты такой же большой, ты меня разрываешь б...! - заканчивается матерным словом монолог будущей матери.
Подхожу к ней. К тому, что от нее осталось.
-Что ты говорила? - безразлично спрашиваю у нее. Все проблемы превратились в мелочь после пережитой встречи.
-Я разговариваю с моим бл...м сыном. - говорит окончательно перешедшая на маты Сандра.
Под мышкой она сжимает мокрую по краям подушку, причина влажности которой скоро становится ясной. В новой волне боли она кусает подушку за край и равномерно мыча дергается под громадой трясущегося, словно отдельно существующего, живота. Из голубых глаз скатываются крупные слезы.
-Почему ты думаешь, что у тебя сын?
-Потому что У НЕГО МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО СЫН! - ненавидяще кричит она. Но потом ярость в глазах потухает, устало, она пророняет. - Но это не важно. Я зря боюсь. Я рожу ему сына. А тебе он не нужен... Зачем тебе Кирилл, когда у тебя есть тот, кто хранить твои сны?
-Кирилл... Хранит сны... - бездумно киваю ей.
-Ты дура, Тереза. - отрезает Сандра и вдруг издает душераздирающий крик.
Быстро отвернувшись, я бегу к двери и уже в который раз швыряю прочь придвинутую к ней мебель. К черту все, пусть Оно придет и поглотит в своем белом свете наше безумие. Я устала, слишком устала! Отшвырнув все и расчистив пространство у двери я сажусь на пол, прислонившись к ней спиной.
-Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... - беспрерывно шепчу, пока Сандру разрывает изнутри.
-Мои ребра, мои кости разламываются! Тереза, Тереза, не оставляй меня! Вынь мои кости! - бешено верещит Сандра.
Я вижу только согнутые в коленах широко раздвинутые исхудавшие ноги и возвышающийся над ними живот. Давно уже нужно было снять с нее шорты, они мешают. Но я не могу заставить себя подняться, и продолжаю шептать, мерно стучась головой об дверь позади.
-Пожалуйста, пожалуйста...
Я снова опрокидываю голову назад, но вместо глухого стука там одна пустота и я чуть не падаю на спину. С замирающим сердцем оглядываюсь. Дверь приоткрыта. За ней стоит пара кроссовок, длинные ноги в джинсах, поднимаю взгляд на вверх. Совершенно неузнаваемые, на меня смотрят пустым взглядом глаза-каштаны.
-Яков, ты пришел помочь? - хрипло спрашиваю.
Он кивает, и густая челка падает ему на глаза.
-Отнеси ее к врачам.
Яков снова молча кивает. Перешагнув через меня, проходит к корчащейся на кровати от боли Сандре. С удивительной для своего телосложения легкостью подымает ее на руки и уносит.
-Что, что вы делаете, я умираю! - срывающимся голосом орет Сандра, но Яков остается равнодушен.
-Не бойся. Он отведет тебя к врачам. - приостанавливаю Якова у порога.
-Но там Оно! Ты сама говорила!
-Оно вас не тронет, если ты не будешь бояться.
-Не бояться, ха! Сама ты, не позвав врачей, убежала от Него, а меня хочешь отправить к Нему прямо в руки? - уже сорвавшимся голосом хрипит она. - Я передумала! Слышите?! Я буду рожать здесь!
Сама до конца не понимая, что делаю, иду к своей полке. Там, под стопками одежды спрятано сокровище. В спехе вырываю его оттуда, и вот в руке раскатывается всей длиной красный шарф. Все это время напряженно следившая за мной Сандра, удивленно восклицает:
-Откуда он у тебя?
Он остался у меня после одного из последних сеансов. Кирилл обвязал им мои волосы при прощании. Это было несколько дней назад, которые теперь кажутся такими далекими. Я спрятала его от всех глаз, и не смела даже вытаскивать. Слишком бесценен для меня он был.
— Это шарф Кирилла. - пальцами мну льющуюся ткань шелка. После непродолжительной паузы проговариваю, - Он просил передать его тебе, а я забыла.
Подхожу и протягиваю шарф Сандре. Она отводит взгляд.
-Зачем мне он? Оставь себе.
Но не успеваю облегченно вздохнуть, как шарф воровским движением вырывают у меня из рук.
-Отнесите меня скорее к врачам! - быстро проговаривает Сандра, хищно сжимая в руках шарф.
Я могу лишь улыбнуться. То, что мне наконец удалось отвлечь ее приносит неимоверное облегчение.
-Подожди еще чуть-чуть.
Дотрагиваюсь с просьбой в глазах до шарфа. Сандра недоверчиво оглядывается, но отдает его мне назад.
-Если ты не увидишь его, то не испытаешь страха. Тогда все будет окей, и он вас не тронет. - с этими словами обвязываю ей глаза шарфом.
В голове нервной волной проносится издевательская мысль, что не так давно этим же шарфом завязывал Кирилл завязывал глаза мне.
Я киваю Якову, и он уходит, держа на руках непрерывно стонущую от боли беременную Сандру, с завязанными красным шарфом глазами.

V
Справедливость отдавать каждому должное.
                Симонид.
Справедливость есть выгода сильнейшего.
                Фрасимах.
...не дело справедливого человека вредить - ни другу, ни кому-либо иному; это дело того, кто ему противоположен,..
                Сократ.
30 июля, день 13-ый.
Вы ошибаетесь, если представляете пустоту непроглядной бесконечной мглой. В темноте есть надежда, ведь в ней может проглянуться луч света, тогда как в пустоте нет ничего. Одна слепящая белизна. Я мечусь в ней, не имеющей ни начала, ни конца, белой пустоте. Мне нужно найти его ведь без него нет жизни. Не могу дышать, когда не в состоянии быть уверенной, что сегодня он проходил здесь, и завтра тоже будет. Мне нужно хотя бы знать, что там, где-то еще, есть он. И он дышит тем же самым воздухом, что и я.
-Кирилл! - хочу позвать, но голос поглощает пустота и я ничего не слышу.
Начинаю задыхаться. Мне не выбраться отсюда.
Вдруг, позади, что-то обжигает теплым жаром, оборачиваюсь. Белый свет на миг ослепляет, но свечение постепенно меркнет и солнце головы и короткие конечности маленького существа передо мной приобретают все более четкие очертания. Свечение облекается плотью прямо у меня на глазах и скоро мне приходиться узнать в видоизменившемся существе самое родное, самое любимое, что есть на свете. Вики.
Я срываюсь с места и бегу к нему, боясь потерять и потеряться в безграничности окружающего белого пространства. Но Вики никуда не исчезает. Он здесь. Настоящий. Упав перед ним на колени, прижимаю маленькое, мягкое и теплое тельце к себе. В горячих слезах покрываю поцелуями пухлые щечки и чистый лоб.
-Вики, маленький мой, что ты делаешь здесь один? Где мама с папой? - отрываюсь от его лица, но все также держусь за детские плечики как возможно крепче, будто пустота вокруг может поглотить моего беззащитного малыша.
Вики хмурит свои густые, как и у меня, но только в миниатюре, бровки. Что с ним, почему мой малыш насупился?
-Зачем ты пришла? Маме с папой лучше без тебя. Я не буду вспоминать тебя, если ты не вернешься. - его звонким голоском произносят его пухлые губки. Но это не он. Он не может такого сказать.
-Что ты такое говоришь, Вики? - не могу удержать застилающие глаза горькие слезы.
Все также держа его перед собой, я кажется слишком сильно надавливаю на хрупкие плечи... Слышится хруст ломаемой кости, и он кричит. В ужасе хочу оторвать руки, но они словно прилипли к нему и тут плоть моего братика начинает вскипать пузырями, как кипящий жидкий металл, и я чувствую, что кожа ладоней начинает гореть. Хочу кричать, но голос, не издав ни звука, впитывается в пустоту. Вики начинает светиться. Я поднимаю глаза на его лицо, но меня ослепляет сидящее вместо головы на плечах маленькое солнце.
К счастью, кто-то вырывает меня из кошмара. Сквозь слезы не получается сразу разглядеть будящего.
-Вставай, где Сандра? Вставай же, черт тебя возьми!
Паркер?! Нет, только не это.
Дергая меня грубо за плечи он нависает надо мной. Возникает чувство де жавю и это неприятно. За ним виднеются остальные парни: постоянно следующий за Паркером тенью Чел, сосед Якова по комнате Матео, и братья телохранители. Лицо у одного из них, Ханса, выглядит озабоченным. Среди них есть еще несколько парней, которых я не знаю поименно.
-Где Сандра! - мощным рывком Паркер окончательно вытряхивает из меня остатки сна.
-Я... я не знаю... - чувствуя себя разбитой и брошенной, растерянно произношу я.
-Отвечай, ты все знаешь! Парни мне рассказали, как сегодня после двенадцати ты заходила к ним и просила помочь Сандре. Что с ней случилось, где она?
Наконец до меня доходит смысл происходящего, и я согласно киваю. Конечно, Сандра... Но боже, что с ней произошло? Хотелось бы и мне знать это.
-Вчера... То есть, этой ночью, ей сделалось плохо. Ты и сам был свидетелем, как ее после воскресной проверки отправили на дополнительный осмотр. Видимо, ей было плохо еще тогда. - говорю, при этом лихорадочно размышляя, стоит ли делиться с ним всей правдой или нет.
Паркер порывистым движением отворачивается, и за его спиной я наблюдаю как накаченные руки сгибаются в локтях и он, кажется, прячет лицо в ладонях. Вокруг кто боязливо взглядывает на него, кто смущенно отворачивается. Неужели он снова плачет?
-Так не делается. Моей девочке было плохо, а меня не было рядом. Так, черт возьми, не делается! - отняв руки от лица гремит он, и в пылу гнева угрожающе размахивается на стоящего ближе остальных Чела, отчего последний весь съеживается в дрожащий комочек. От такого зрелища у Паркера брезгливо морщится миловидное лицо. Он досадливо опускает руку. Его внимание снова возвращается к моей персоне, и он уверенно приближается ко мне. Пытаясь приготовить себя ко всем возможным последствиям, приподымаюсь на локти и стараюсь не отрывать от него взгляда.
-Так, где же Сандра? Ее забрали?
Молча киваю в ответ. Да, ее забрал Яков, и, если события этой ночи не были плодами кошмара, она должна была уже родить. Я украдкой взглядываю на соседнюю кровать чтобы в лишний раз убедиться в произошедшем. Не застеленная постель выглядит помятой, на подушке чернеют длинные пряди волос. Черт, Паркер бросает туда взгляд следом за мной, и заметив волосы идет туда. Медленно берет в руки одну из прядей.
-Что с ней произошло? Тереза, не жалей меня и говори все как есть. - упавшим голосом произносит он, все также стоя ко мне спиной.
-“Тебя я не стану жалеть, Паркер.” - думаю я. - “Но как насчет беременности? Сообщать такую весть горе любовнику сообразно безопасности всех находящихся в комнате было бы не разумным.” - вслух же произношу, - Ее тошнило вечером, а ночью... стало хуже. Поэтому ее забрали. - “Хуже? Ты серьезно, Тесс?” -  не могу не укорить себя за этот блеф.
-Кто? Куда? - жадно накинувшись на эту информацию он не замечает, как сжал державшие волосы в кулак.
-“Говорить правду этому психу не имеет никакого смысла. О Якове во всяком случае не стоит и упоминать.” - думаю, и вслух произношу - Врачи забрали ее после того, как я вызвала их. - глазами указываю на окно. - Потом я уснула и что случилось с ней дальше не знаю. - всеми силами стараюсь не моргнуть пока смотрю в темнеющие напротив глаза.
Он неподвижно смотрит на меня, видимо размышляя стоит ли верить мне на слова. Тут взгляд его быстро падает вниз, на оковавший мое запястье блестящим обручем браслет с часами. Часы Сандры, я совсем забыла о них.
-Откуда они у тебя?! - тут же приходит он в ярость и сгибается почти вплотную к моему лицу.
Я без утаек рассказываю, как Сандра в страхе умереть, не дав вести о себе близким, доверила мне отцовские часы. Его лицо моментально бледнеет. Никто тебя не станет жалеть, Паркер.
Вдруг в дверь стучатся. Все вопрошающе оглядываются на Паркера, он по-хозяйски произносит:
-Проходите.
В комнату входит симпатичная медсестра, я узнаю в ней ту девушку, которая провожала меня до кабинета Кирилла в первый день. Она оглядывает нас удивленно расширенными глазами, полагаю, не ожидав увидеть сразу стольких парней в одном месте. Тем более что это место есть женская палата. Даже забыв о фирменной улыбке обслуживающего персонала, она неуверенно спрашивает:
-Палата 4С?
-Да. - отвечаю я.
Встретившись со мной взглядом, она облегченно произносит:
-Тереза! К сожалению, ваш куратор был вынужден отбыть из Надежды по личным причинам и, до прихода нового психолога для вас, сеансов не будет в течении двух-трех дней, поскольку, следуя политике Надежды, с каждым посетителем проводится индивидуальная терапия. Однако при острой необходимости в психологической поддержке вы можете нажать на кнопку вызова помощи, которая имеется на встроенном в окне устройстве. Администрация Надежды приносит извинения за возникшие неудобства.
Спросонья до меня не сразу доходит смысл услышанного, но при упоминании о кнопке не могу удержаться от язвительной усмешки. Тут встревает Паркер:
-А что случилось с Сандрой после того, как вы ее забрали? Где она?
Внутри холодает. Теперь мой обман раскроется и что тогда? Медсестра без промедления отвечает:
-Мисс Сандра Луккезе по состоянию здоровья перемещена в другое заведение. До нового поступления Тереза Адлер будет занимать палату 4С одна. - непринужденно сообщает она. Облегченно выдыхаю, в этот раз пронесло.
-Где находится это другое заведение? - в нетерпении выступает вперед Паркер.
— Это конфиденциальная информация. - коротко отвечает медсестра и собирается уже выйти, как я окликаю ее.
-Постойте, а что насчет Кирилла? Моего куратора?
-Как я уже оповестила вас, ваш куратор будет заменен на нового в течении трех дней, однако в случае... - дальнейшее уже не слышно, я оглушённо разглядываю ее деланную улыбку пока она не отворачивается и уходит.
-“Заменен.”- думаю я, пока Паркер и остальные идут куда-то из палаты. Заодно прихватив с собой и меня.
Холод каменного пола кусает по голым ступням и только тогда я осознаю, что вышла в коридор, не обувшись и даже без носков. Хочу выскользнуть из общей массы и вернуться в палату, но по бокам шагают со мной вровень два брата-телохранителя, сзади подталкивают Матео и еще трое незнакомых мне ребят. Прямо передо мной Чел, а ведет нас всех, указывая путь, как всегда Паркер. Таким образом, в специфически пахнущем окружении парней я вместе с ними прохожу в тайную комнату. Там нас уже ожидают, судя по количеству, все имеющиеся посетители Надежды, многие из которых, также, как и я, были с потрепанными лицами и прическами и даже не успели переодеть пижамы после сна.
-Что происходит? - озадаченно оглядываю собравшихся.
-Будет собрание. - тихо произносит стоящий поблизости Ханс.
-Серьезно?
-Да. Будет избран новый староста отделения.
-Но почему?! - восклицаю в удивлении. Не без радостном удивлении.
-Сегодня тридцать первый день Паркера на Надежде.
Паркер выходит в центр комнаты и встает возле огромного аквариума, остальные окружают его плотным кольцом. Я забываю о своих босых ногах и стараюсь продвинуться поближе к центру чтобы было удобнее созерцать процесс смены власти. Пока кругом толкаются и шепчутся между собой, Паркер обводит нас властным взглядом и удовлетворившись увиденным, громогласно произносит:
-Я вижу, что все собрались и мы можем приступать.
Еще разок бегло оглядываю лица вокруг, среди остальных в глаза бросаются Лаванда, Вирта и другие посетители, с которыми я хотя и не была знакома лично, но часто встречала в отделении или столовой. Не хватает только Якова. Что случилось после того, как он на руках вынес Сандру из палаты? С ним все в порядке? Хочу выяснить это, поэтому проталкиваю себе дорогу в крайний слой кольца. Там остался стоять Матео, когда мы прошли вперед.
-Матео, привет. Ты не знаешь, Яков придет на собрание? - слышу в своем голосе  беспокойство.
-Яков? Какой Яков? Не знаю я никаких Яковов. - почему-то именно сейчас у Матео появляется любознательность относительно содержимого своего носа, и он с тщательностью принимается ковырять его.
-“Ну и придурок.” - думаю я и поспешно отхожу от него, в то время как Паркер затягивает настоящую речь.
-Ребята, все вы знаете меня как Паркера, избранного старосту отделения посетителей Надежды. Мне поставили диагноз ПРЛ в шестнадцать лет, и родители уже давно мечтали избавиться от меня, надоевшего им своими проблемами сыночка. Однако отправить сына в психушку не рассматривался как хороший вариант, потому что от этого могла пострадать репутация семьи. - Паркер сглатывает, в глазах блестят слезы и его, по женственному красивое, лицо кажется еще трогательнее. - К счастью, - продолжает он, проходя по внутреннему кругу замкнувшей его стены людей. - нашлась Надежда. Отец знал, что он не будет видеть и слышать меня целый месяц, по истечению которого ему обещано вернуть уже целиком исправленного сына. И Надежда считается не психиатрической лечебницей, а “реабилитационным центром психического здоровья”, - ставит пальцами кавычки он. - так что это было идеальным решением.
Паркер, почесывая аккуратно вычерченный подбородок, замолкает в раздумье. Взгляд его сосредоточен на точке где-то внизу. Вернувшись к действительности, он громко обращается к нам:
-У многих из нас похожие истории, нас бросили здесь, потому что мы мешались им и их продуктивной жизни. Мы бесполезны миру и поэтому не нужны.
От этих слов внутри все сжимается. На противоположной стороне кольца начинает горько реветь какая-то юная девушка, вслед за этим в ее адрес пускается едкое оскорбление и где-то еще раздается нездоровый смех. Но Паркер подходит к ней и утешающе похлопывает по плечу. Она, стиснув зубы, кивает ему.
-В отличие от людей с физическими отклонениями нас, душевнобольных, всегда изолируют от остальных. Они не понимают нас, сторонятся нашего общества. К сожалению, такова правда. Мы не выбирали родиться шизофреником или аутистом. Мы не выбирали такую жизнь. Но это произошло, потому что в мире нет справедливости. И нам давно стоило понять это. В мире выживают лишь сильнейшие, а самые лучшие из них правят над остальными. Вот в чем суть этого заведения, в которой бросили нас родные. В адаптации к несправедливости мира. За исключением запрета на контакты с внешним миром здесь нет никаких правил, мы вольны делать все, что нам вздумается. Мы можем заниматься сексом друг с другом, сколько угодно есть, курить, обдалбываться лекарствами. Если угодно, можем ничего не делать и за весь месяц даже носу не высунуть из палаты. Говоря на чистоту, таких было не мало, вы все это знаете не хуже меня. Нам всунули этих кукол, - Паркер достает из-за пазухи свою изуродованную куклу с надписью “шлюха” на лбу. - и внушили, что каждого, кто не вылечится, ждет такое перевоплощение. Есть те, кто верит в это, и есть те, кто нет. Мы не можем осуждать верующих, потому что та хрень по ночам, с который каждый из посетителей встречался хоть раз за все время пребывания в Надежде, заставит верить во все что угодно. Но к нему мы вернемся позже. Сейчас же давайте подумаем, что делать, чтобы нас, как уверяют врачи, не обратили в кукол? Как быть?
Все замерли в ожидании и Паркера выпирало от наслаждения осознания своего могущества. Что не говори, он был хорошим лидером. Физическое превосходство, красота, приятный голос, уверенность в действиях, все играло в его пользу, и даже крайняя чувствительность в совокупности с паталогической неуравновешенностью уже не казались столь отталкивающими. Выждав томительную паузу, он снова заговаривает:
-Я не верю, что нас обращают в кукол. Это фикция кураторов, придуманная для адаптации нас к несправедливым социальным условиям внешнего мира. Для этого нас поместили в стены этого здания, за пределы которого мы не можем выйти, но внутри имеем свободу творить все, что угодно. Даже то, что было запрещено во внешнем мире. Например, убивать.
Воздух застывает, все с напряжением ждут, что он скажет дальше. Паркер:
-Если бы мы захотели, мы могли переубивать друг друга, как и полагают все те, кто называет нас психами, но этого не произошло. Почему? Потому что даже мы, психи, по сути своей, социальные существа, и тех из нас, кто лучше адаптируется под социальные условия, ждет исцеление. Мы не переубивали друг друга, хотя, возможно, порой нам и хотелось. Думаю, меня поймут, - ухмыляется он, а по толпе проходит смешок. - Мы не стали этого делать, потому что по собственной воле начали выбирать себе старосту отделения, который должен следить за порядком среди нас.
-“Значит это староста препятствует убийствам в отделении? А как же Патрик, ты, лицемерный сукин сын?” - думаю, пока он толкает свою речь дальше.
-Староста управляет остальными, и, следовательно, избирается из лучших. Сильнейших. Я, как староста, следил за тем, чтобы вы не могли, накачавшись наркотиками, к которым получили свободный доступ, сдохнуть где-нибудь в туалете и поэтому изъял их у вас. Мне постоянно приходилось быть на чеку, чтобы кто-нибудь, спокойно сидя за обеденным столом, не вскрыл себе вены ножиком для масла. Мы с моими ребятами не раз останавливали драки, которые завязывались между вами. Я веду к тому, что нам нужны правила. Чтобы защитить нас от самих же себя, а стражем этих правил является сильнейший. Таковы правила выживания среди людей, и вы либо подчиняетесь им, либо вымираете. Не всем нам суждено стать главным, получающим все привилегии, потому что мир несправедлив. И слабо адаптированные будут умирать, и так будет всегда. Но вы выживете, если будете подчинятся правилам и тому, кто следит за правилами. Это и будет мой добрый совет вам: смиритесь с несправедливостью. - он улыбается, потом, откашлявшись, произносит. - Я был вашим старостой, старался следить за порядком для всеобщего блага. Но даже при этом я все еще остаюсь человеком и мог совершать ошибки. Если я невольно обидел вас когда-то, прошу меня простить. - его взгляд скользнул по мне и я съеживаюсь. Но он еще не окончил речь и говорит: - Потерпите еще немного, и я уйду. Я могу посоветовать в качестве нового старосты нашего общего друга - Ханса. Он умный и храбрый парень, из которого выйдет дельный староста. - Ханс удивленно вскидывает глаза, в толпе поднимаются одобрительные возгласы, которые тут же смолкают под властным взмахом вверх руки Паркера. Улыбнувшись Хансу, он говорит - Я уверен, ты справишься с этой ответственностью, бро. На этом у меня все, ребята. Завтра я еду домой.
Под возгласы обожания он стремительным шагом идет в сторону выхода из тайной комнаты. Но тут среди прочих криков визгливо выделяется голос Вирты:
-Стой, Паркер, не уходи! Ты нужен нам! - выбегает она следом за ним. - Ты знаешь, что Сандра беременна?!
Уже во второй раз в душе холодеет от грозно всплывающего на поверхность правды. Паркер останавливается. Вирта, схватив его за плечо, тянет к себе и что-то шепчет на ухо. Взглянув на никем не охраняемый выход, размышляю над тем, имеет ли смысл бегство.
-Тереза! - вдруг ревет Паркер и чувствуя безвыходность своего положения я решаю добровольно встретить свою участь.
-Что? - подойдя к нему спрашиваю и сама поражаюсь той хладнокровности, с какой при этом держусь.
-Ты мне солгала. - сквозь тесно сжатые зубы выдавливает он. Очевидно, что он еле сдерживает свой гнев.
-Я не сказала, что она была беременной, потому что уже сама не была уверенной в этом.
-Что ты хочешь сказать? Ты же сама вчера ворвалась к нам и кричала... - возмущенно пищит Вирта, но Паркер, подняв руку ладонью вверх, останавливает ее верещания.
-Пусть договорит. - сверлит он меня темнеющими глазами.
-Ее тошнило, потом ночью ее живот... - не могу поверить тому, что собираюсь произнести. Но ведь это было правдой. - Он вздулся... До огромных размеров. До неправдоподобно огромных размеров.
Лицо Паркера приобретает однородный бледный окрас.
-Сандра уверяла, что беременна. Но ведь это невозможно! И медсестру ты слышал сам, ее увезли в другую больницу по состоянию здоровья. С ней было что-то не так, может острый приступ аппендицита, - стыдно отвожу глаза в сторону, - не знаю... Но эти сильные боли в животе так мучали Сандру, что на тот момент мы обе верили в ее беременность, пусть сейчас все и звучит как безумие. - быстро и неразборчиво объясняю и сама начинаю верить своим словам. Искренне выдыхаю в конце. - Я не знаю, что это было.
-Стойте, стойте, я знаю. - торопливо вставляет Вирта. - Это были инопланетяне! Оно - это инопланетяне! Они ставят над нами эксперименты и я не сомневаюсь, что Сандра забеременела после них! - почему-то никак не хочет она отказываться от версии беременности. Потом, уже более медленно, она произносит, завороженно смотря на Паркера. -  Паркер, зачем, зачем тебе она, беременная? Теперь я, я могу стать твоей новой девушкой! - с счастливой улыбкой шепчет и в исступлении восклицает, - Я люблю тебя!
На Паркера признание никак не действует. Он с минуту молчит, уставившись куда-то сквозь голову Вирты, а потом тихо спрашивает:
— Значит, ты хочешь быть моей новой девушкой?
Вирта радостно кивает.
-Но ты же знаешь, что я все еще староста до конца этого дня...
-Да, а завтра ты уедешь. Но мне бы хотя бы на один день стать твоей! - в трепете перебивает его Вирта.
-Но мне, как старосте, нужна лучшая девушка. Сандра была такой, но подходишь ли ты? - на лицо Паркера возвращается самодовольное выражение.
В глазах Вирты счастье сменяется тревогой. Она, растерянно и уже не так активно, качает головой.
-Я не знаю...
-Я знаю способ, как это можно проверить. – удается мне расслышать как шепчет, нагнувшись над ее ухом, Паркер. Потом поворачивается к толпе, - Парни, идите сюда. У меня одно из последних заданий для вас. Вирта хочет стать моей девушкой на день! - вокруг поднимается отвратительный гогот, преимущественно мужских голосов. Вирта заметно сжимается. - Проверьте, достойна ли она этого. - велит Паркер, но парни с недоумением смотрят на него. - Что стоите, раздевайте ее. И хорошенько пощупайте, мне не нужен некачественный товар.
Стоящие к Вирте ближе, неуверенно переглядываются. Вирта застыла статуей и не моргающим взглядом смотрит на Паркера. Тут позади появляется движение, растолкав остальных парней, Матео тянет к Вирте свои толстые лапы и весело хрюкает:
-Мы уже видели, теперь дай пощупать!
Этого призыва было достаточным. Они голодными волками окружают ее и я слышу только слабый вскрик сопротивления.
-Что... - не в состоянии поверить в происходящее вздыхаю я. Потом вижу, как среди остальных пытается протолкаться плачущая Лаванда.
-НЕ ТРОГАЙТЕ, ОСТАВЬТЕ ЕЕ! - кричит она, и ее крик возвращает меня из бездействия шока.
-Прекрати, останови это! – восклицаю, со всей силой толкнув Паркера в грудь.
Громада железных мускулов и не дрогнула от удара, скорее это я больно ушибла руки. Но, к моему удивлению, он велит парням остановится. Самоуверенной походкой проходит мимо расступающихся перед ним парней к Вирте. Она сидит на полу, спрятав лицо в ладонях. На белой коже в двух местах, среди висящих на ней жалких остатков ткани, ярко выступают полоски крови от свежих царапин. Кругом валяются клочья разорванной в одно мгновенье одежды.
-Ты предала своего друга, Сандру. Ты сама призналась, что Тереза пришла к тебе, прося помощи, а ты прогнала ее.
Вирта содрогается в рыданиях, еще глубже спрятав лицо в согнутых ногах.
-Ты не помогла ей, когда ей была нужна помощь и теперь наказана за это. - ядовито ставит вердикт он, смотря на нее со своей высоты. - В мире нет справедливости. Но мщение есть всегда.
В гробовом молчании следом за Паркером тайную комнату покидают и остальные участники собрания. Остаемся лишь Вирта, я и Лаванда.
 
***
 
После того, как мы уложили Вирту в кровать, Лаванда, сверхъестественной проницательностью угадав мое желание, (либо просто услышав, как я расспрашивала Матео о Якове,) неожиданно сама сообщила, что я смогу найти Якова в теплицах и я отправилась прямиком туда. И лишь уже ступая по казавшимся для босых ног слишком острыми камням, устилающие собой покров холодного туннеля, я с сожалением вспоминаю о такой полезной вещи, как обувь. К счастью, в теплицах влажно и тепло, а что ещё важнее, там нет острых камней. Съеживаясь от удовольствия, подставляю задубевшие ступни падающим сверху лучам солнца. В воздухе витает сладкий запах спелого граната. Опустив веки, жадно вдыхаю его, и по телу импульсами пробегает воспоминание последней встречи с Кириллом. Последней, потому что мир сошёл с ума и позволил нас разлучить друг с другом. Как можно принять ту действительность, в которой еще недавно бежали по телу теплые волны счастья от его прикосновений, а теперь он исчез. Даже не попрощавшись, даже не оставив надежды, чтобы я могла ждать возвращения его. И никакое тупое упрямство не поможет мне больше не замечать очевидной связи, уже давно существовавшей между двумя, которых я нашла и потеряла в Надежде: исчезла Сандра, исчез Кирилл.
При виде увесистых плодов, тяжело свисающих с веток гранатового дерева внутри просыпается дикий голод. Даже взявшись обеими руками за один из них, все равно не могу обхватить его целиком. Тайно помышляю сорвать гранат, как вдруг чей-то взгляд на затылке останавливает от искушающей мысли. Поспешно отрываю руки от запретного плода и оборачиваюсь. Но это не тепличник ловит меня на поличном.
-Яков, ты… - взволновано произношу, не зная, как окончить обращение.
Он улыбается и кивает. Потом пальцем указывает на дорожку, по которой мы с Кириллом в прошлый раз вышли к столику среди цветущих гранатовых деревьев. Когда мы подходим я вижу, что на сей раз стол завален стопками книг, тетрадей с записями и… Сердце йокает, когда в глаза красным бросается до боли знакомый шарф.
-Шарф Кирилла.
Яков с любопытством взглядывает на меня. И аккуратно выводит на альбоме:
-Шарф принадлежит Кириллу? Я не знал. Странно, я нашёл его сегодня утром у себя, висящим на изголовье кровати.
Последние слова замораживают душу. Что стало с Сандрой, если шарф остался у Якова?
-Ты ничего не помнишь, что произошло прошлой ночью?
Он отрицательно качает, а в глаза-каштаны начинает закрадываться беспокойство.
-Надеюсь, я не убил его? - пишет он.
При этом он сохраняет такую серьёзность, что я не могу сдержать распирающий изнутри смех. Я все ещё расхожусь волнами уже постепенно тающего смеха, когда он, неловко теребя себя за копны медно-рыжих волос, выводит новые строчки.
-Твой смех является обнадеживающим знаком. У тебя есть идеи, как этот шарф мог попасть ко мне?
Сначала я задумываюсь, не зная, с чего начать. Но потом подходящие слова находятся, один за другим цепляя друг друга, и рассказ о вчерашних событиях начинает литься легко и беспрепятственно. Видимо, мне помогало понимание того, что Яков и сам был их участником. Пока Яков молча слушает меня, в его глазах попеременно возникают то беспокойство, то сомнения, а услышав в конце о собственном вмешательстве в эту, мягко говоря, неправдоподобную историю, его глаза удивлённо расширяются и становятся ещё более круглыми. Я заканчиваю повествование, когда как Яков, погруженный в свои думы, продолжает молча лицезреть пустое пространство перед собой.
-Неужели ты ничего не помнишь?
Он смотрит мне прямо в глаза.
-Я устала, Яков. Ты не представляешь, что произошло сегодня на собрании. С самой вчерашней ночи происходит черт знает что… - поразмыслив, добавляю. – Нет, эта чертовщина уже давно продолжается. Никто мне не поверит. - я еле сдерживаю подступающие к горлу рыдания.
Яков быстро бросает строчку за строчкой на листе и показывает мне:
-Я хочу верить тебе, но это трудно. Учитывая, в каком состоянии вы с Сандрой могли находиться. Вы были слишком напуганы, чтобы теперь можно было положиться на ваши чувства и мысли.
-Наверное, ты прав…- соглашаюсь, но упрямо хмурюсь я.
-Но каким образом я в сомнамбулическом состоянии смог тебя понять и забрать Сандру? Что случилось дальше? И что значит этот шарф? Значит ли это, что я ошибся не с убийством, но с убитым? Иначе говоря, где теперь Сандра?
Пишет Яков, при это сохраняя все время такое серьёзное выражение, что я не решаюсь разойтись в новой волне смеха. Ведь он же шутит, правда?
-Об этом не беспокойся. Сегодня утром в палату пришла медсестра и сказала, что Сандру по состоянию здоровья перевели в другую больницу.
Яков облегчённо выдыхает. И, видимо желая сменить тему, пишет:
-А что произошло на собрании?
Намереваясь вкратце изложить, как протекло собрание я вдруг чувствую дрожь в руках и голосе, когда дохожу до момента описания отвратительных последствий собрания. 
-Они могли изнасиловать Вирту… - снова и снова повторяю я, не в силах взять себя в руки.
Заканчивается все тем, что я содрогаюсь в рыданиях. Яков опускается рядом со мной на соседний стул и в сочувствии начинает осторожно гладить меня по спине. Наконец успокоившись, я вижу, как исказили его лицо боль и страх.
-Со мной все хорошо, Яков. Мне просто давно нужно было излить негатив, прости.
Он долго смотрит на меня, потом пишет:
-Я заметил, что ты часто извиняешься…
-Да, я просто не хотела обрушать на тебя свои проблемы…
-Наличие проблем не всегда значит, что ты виновата в них. Обещай мне вспоминать об этом каждый раз собираясь извиниться в ситуациях, подобных текущей, хорошо? –  выводит он спокойно строчки, но в каштановых глазах сияет грусть.
-Ладно. – всхлипнув улыбаюсь ему. Потом неожиданно мелькнувшая мысль приводит меня к поверхностному ужасу, - Ведь мы даже не сделали того, ради чего пришли на собрание! Мы не избрали нового старосту. Точнее, они не избрали. –  и проговариваю с, наверное, неуместной после слез, гордыней. - Как анархист я отказалась бы отдать свой голос кому-либо.
Яков смеётся.
Сейчас его вероятнее всего рассмешила быстрая перемена в моем настроении, однако и раньше моя увлеченность анархизмом не вызывала у него серьезного отношения. Наши различия взглядов в этом отношении становились причиной вечных споров, в которых я вспыхивала и разгоралась в негодовании, когда как он, спокойно выводя длинные строчки с цепкими цитатами и изречениями мудрости великих умов, как и всегда оставался холодным и благоразумным. Я откровенно завидовала точности его памяти, ведь сама могла защищаться лишь своими, облеченными в простые слова, и, как мне самой казалось, сравнительно ограниченными разумениями.
-Мне кажется, анархистический строй может быть реален только в небольших группах, где каждый знает друг друга, но его невозможно реализовать среди больших масс людей. – выразил однажды он своё мнение об анархизме и с тех пор лишь молча улыбался, стоило мне только поднять эту тему, уверенный в непоколебимости своих взглядов.
Впрочем, следовало дать ему должное, хотя он редко говорил от своего имени, но при этом всегда соглашался с возможностью правоты фонтанируемых из меня идей, какими бы нелепыми они ему и не казались. Этим он оставался верен плюрализму своих либералистических принципов, чем, впрочем, раздражал меня ещё больше. Если быть откровенной, на самом деле это было одной из любимых мной черт в Якове, и я подозревала, что и он получал наслаждение от подобных “распрей" между нами. Мне нравилось, что мы находимся по разные полюсы взглядов на мир, и Якову это нравилось тоже. Казалось, истина где-то посередине.
-Почему ты не пошёл на собрание?
-Не признаю легитимности здешних властей. – пытается пошутить он. Однако, после полученных новостей, с него так и не сходит тень беспокойства.
-Мне кажется, скоро я смогу вспомнить. – вдруг, без всяких предисловий, пишет он.
-Что? – поднимаю на него вопросительный взгляд.
-Все. Я смогу вспомнить все, как только вспомню ее.
-Ее? – прихожу в еще большее недоумение я.
-Да. Друга, которого я потерял.
Яков никогда не говорил о своем потерянном друге, да и я не настаивала на этом, чувствуя, что лучше будет, если он сам когда-нибудь захочет поделиться. А в том, что он поделиться я не сомневалась, поскольку его друг ощутимо витал рядом с ним, везде и всегда. Как тревожащий настоящее мрачный призрак из прошлого. Но потерянного друга Якова я всегда причисляла к мужскому полу. Как бы по сексистки это не звучало, но то, что это она, теперь меняет все! Что значит все, я и сама не понимаю.
Я продолжаю молчать в раздумьях, поэтому Яков пишет:
-Я не знаю почему, но во мне есть уверенность, что стоит только вспомнить о ней, как все остальные воспоминания тоже вернутся.
-Остальные? – тревога во мне разрастается все больше.
-Я не всегда и не все помню о своём прошлом – замечаю, что он не поставил знака препинания на конце, чего раньше никогда не ленился проделывать с педантским постоянством.
-Ты рассказывал мне о своей семье, увлечениях… - растерянно привожу доводы в противоречие.
-Я помню о своём прошлом отдельными эпизодами, между которыми огромные провалы.
-Почему ты не рассказывал мне об этом раньше?! - изумленно восклицаю я.
-На это никогда не было причин. – искривляет он губы в усмешке, но получается как-то грустно.
-Все хорошо? – спрашиваю, и смущаюсь собственной тупости.
-Да… Просто иногда мне кажется, что самым отъявленным психом здесь являюсь я.
Он отворачивается, но я решительно вставляю:
-Это моё личное мнение, но для меня самый адекватный человек здесь это ты. – признаюсь, и невольно взглядывая на шарф Кирилла, понимаю, что даже у некоторых кураторов не было и толики благоразумия Якова.
Горько выдохнув, он все же находит сил с благодарностью улыбнуться, но потом прячет глаза пальцами, устало массируя опущенные веки. На душе становится плохо от сознания того, что таким образом он просто хочет спрятать выступившие слезы. Пытаясь подбодрить его, говорю:
-Значит ты начал вспоминать о ней, о своём друге? Как ее звали?
Яков отрывает пальцы от глаз и пишет:
-Я не помню ее имени, но знаю, что это была она.
Такой поворот событий удручает ещё больше, но, стараясь незаметно сглотнуть, я все еще не теряю надежды ему помочь.
-Какой она была?
Он, словно ожив, быстро черкает в альбоме:
-Она была другой.
Не успеваю еще удивиться краткости такого описания, как он снова спешно отнимает от меня альбом и принимается писать, в глубокой задумчивости начиная, по своему обыкновению, сутулиться. Меня радует, что удалось отвлечь его от горьких мыслей, но мгновениями его быстро пишущая рука замирает, а глаза застилает пугающая до холода в душе мутнота забвения. Но вот, мгновение и в глазах его вновь загорается живая искорка памяти. Он продолжает быстро набрасывать строчки, как будто в страхе, что воспоминание ускользнет снова.
Пока он погружен в свое занятие к нам подходит девушка в яркой униформе тепличницы. В руках она держит большое блюдо сияющих россыпью рубинов, очищенных от кожуры ягодок граната. Она ничего не говорит, просто улыбнувшись ставит блюдо туда, где ещё осталось свободное от книжек и тетрадей пространство на столе. Слишком удивленная неожиданным вниманием я не успеваю поблагодарить ее, а Яков даже не замечает принесенного угощения. Я, не решаясь его потревожить, не смею прикоснуться к ягодам, хотя желудок сводит от голода. Наконец он закончил и протягивает мне альбом назад. Там он написал:
-Конечно, я понимаю, как банально это должно быть звучит, но она действительна сильно отличалась от всех людей, которые составляли тогда круг моего общения и родных. Знаешь, она была как ветер. Вольномыслящей и ясной, открытой. Она была как ветер, слишком своенравная для многих, отчего порой с ней было тяжело ужиться. Но только с ней мне было легко снова обрести, казалось, безвозвратно потерянного в прошлом себя настоящего. Только с ней я мог говорить обо всем. Даже о боге, в которого так трудно верить. Но такая непривычная прямота порой пугала. И хотя только с ней, как никогда прежде, я чувствовал себя самим собой, этот страх постоянно присутствовал.
Раньше я считал своей основной проблемой то, что я был излишне критичен к самому себе и требуя всегда большего, оставался неудовлетворенным собой. Мне всегда нужно было учиться лучше всех, работать больше остальных. Но идеал, к которому я так стремился, всегда оставался недосягаем. С ней я наконец осмелился принять себя таким, какой я есть и это было лучше всего. Наверное странно, что, пытаясь рассказать о ней, я так много говорю о себе, но поразмыслив я понимаю, что это вполне логично. Она и была мной самим, также как и я был ею самой. Мы всегда были одним и тем же. Всегда было только мы.
Сейчас, оглядываясь на себя самого в прошлом, я понимаю, что поэтому я так тяготел к ней. Но страх оставался всегда, и в конце он победил. Она исчезла. Я пустился на ее поиски... Дальнейшее все как в тумане. Когда я очнулся, то был уже в Надежде.
Прочитав написанное им я поднимаю взгляд на Якова. Всегда помогающий и добрый к другим, сейчас он выглядит таким несчастным, больным и сдавленным горем, что на ум приходит страшная догадка и невольно исходит с уст:
-Она умерла?
-Нет. - пишет он. - Она покончила с собой.
Я судорожно отворачиваюсь от прочитанного и впиваюсь взглядом в виднеющуюся за окном даль.
-Здесь время теряет смысл. - тихо произношу я, не сводя глаз от окна, чтобы не смутить утирающего втихомолку слезы Якова. - Время здесь теряет смысл.
За окном, падая с небес крупными хлопьями, идет первый снег в июле.

VI
30 июля, ночь 13-ая
(Антрополог) Маргарет Мид сказала, что первым признаком цивилизации является бедренная кость, которая была сломана, а затем срослась. В царстве животных сломавший ногу зверь остается на произвол судьбы и умирает. В то время как за человеком начинают ухаживать другие люди.
Ногу можно сломать по разным причинам, и не факт, что уход и усилия, вложенные в пострадавшего, в итоге окупятся. Человек либо выживет, либо умрет. Помогать, несмотря на результат — это первозданный признак человеческой цивилизации.
Прощение - эта та самая бедренная кость человеческой души. Прощение не всегда окупается, и не может исправить то, что уже было совершенно, но без него наша душа никогда не сможет развить духовную цивилизацию.
                AmNotSatan.
Пытаясь хоть как-то отвлечь Якова, я стала рисовать глупые рисунки к его рассказам, которые заполнили все листья лежавших на столе тетрадей. И это сработало. Хотя для меня рисование всегда было любительским развлечением, Яков начал искренне восхищаться моим “талантом”, когда я в очередной раз проводила робкими линиями образы тех или иных вымышленных героев. Рассказы были преимущественно комического характера, поэтому рисунки как нельзя больше подходили к ним. За этим нехитрым занятием мы и не заметили, как опустошили большое блюдо сочных ягод граната. Поэтому позже я, не заглядывая в столовую, сразу поднялась в отделение. Возвращалась в одиночку, так как Яков, которому очевидно хотелось побыть одному, обещал прийти попозднее.
Меня останавливает большая, прочная железная дверь, отделяющая отделение от остального здания. Вспоминается как еще не так давно за нею стояла я, а здесь, на моем месте, был Кирилл. Здесь я впервые увидела себя саму. Увидела ЕГО глазами, и я никогда прежде не видела себя сияющей в очаровании, такой чудесной, такой прекрасной, как в его глазах. Я была такой для него в эту правду я верила больше, чем в происходящий вокруг хаос. Да, мир разрывался по швам, круша столбы бывшей реальности, и теперь единственное во что я могу, во что я хочу верить была моя любовь, которая тем сильнее ощутима чем дальше предмет ее смысла. Щемящая теплота обрушивается всей тяжестью мира при воспоминании как окончилась наша последняя встреча: я прошу его уйти. Ухожу сама. Встретимся ли мы еще когда-нибудь? Виновата ли в его уходе я или он последовал за Сандрой, (медсестра напомнила о личных причинах его ухода, - ревность, ревность...); итог от этого неизменен: мое желание исполнилось, и он ушел.
Войдя в палату, я сразу замечаю, что что-то не так. За время моего отсутствия палата сильно изменилась. Во-первых, исчезла вся мебель для ограждения двери на ночь, что значит, что в комнате уже в который раз хозяйничал медперсонал. Оглядевшись попристальнее, я понимаю, чего так не хватает - вещи Сандры исчезли. Решая проверить остальное барахло своей соседки, открываю ее половину шкафа. За дверцей висят только пара голых вешалок. Прикроватная тумба и полочка в ванной комнате также зияют пустотой. На душу опускается томное чувство одиночества. Устало бросаюсь на кровать и лишь пролежав так некоторое время обнаруживаю, в какой неудобной и странной позе само собою улеглось мое тело. Перекинутая одна за другую ноги сжимаются крестом, также как и скрещенные напряженные руки. Руки вцепились пальцами за плечи будто боясь провалиться в зияющую где-то во мраке сознания пропасть. Лежа в таком положении, я неожиданно и неприятно осознаю, что больше не увижу Кирилла. И причиной была тому на самом деле лишь одна вещь. Он меня не любил. Никогда. Мне грустно. Я все-таки срываюсь в пропасть подо мной, даже не успев подняться с постели. Кажется, я заснула.
 
Просыпаюсь резко, как от какого-то толчка изнутри. Опустошенность давит, как и внутри, так и снаружи. Перевернувшись на живот, устало опускаю лицо на руки и щекой чувствую прохладу металла. Это часы Сандры, стрелки которых показывают уже половину восьмого. За окном нельзя понять какое сейчас время суток, заслонившие небосклон белые пелены осыпаются множеством пушистых хлопьев снега. Но я подозреваю, что сейчас пол восьмого вечера. Время пролетело незаметно. В безделье разглядываю изящный браслетик с часами, циферблат которого покрыт мелкими блестящими камушками. Теперь они служат единственным напоминанием о существовании своей хозяйки.
-“Наверное, ужасно дорогие,” - верчу ими в руках, - Лучше спрятать куда-нибудь подальше, еще потеряю.”
С этой мыслью начинаю водить глазами вокруг, в поисках подходящего для тайника места. Глаза встречаются с тупыми пуговками глаз лежащей на тумбочке Ольги. Точно, кукла! Поднявшись и повернувшись спиной к, скрытой в углу, камере наблюдения, так, чтобы не было видно, что я делаю с куклой, одеваю под платьице браслет на тряпичное туловище. У Сандры были узкие запястья, поэтому обруч браслета хорошо держится, крепко обхватив мягкую талию куклы. Возвращая куклу назад, думаю о том, что стало с Джимми, который исчез вместе с остальными вещами Сандры. Как поступают с куклами, чьих хозяев уже нет в Надежде? Передают ли их в руки новых пациентов? А если нет? Содрогаюсь от всплывших в разуме образов сотен кукол. Лишенных воли, но не разума. Покинутых и забытых душ. Притаившихся в тени запыленных полок. Я с подозрением туплю взор в сторону Ольги и подпрыгиваю от неожиданного стука в дверь.
-Кто там?
Дверь открывается и входит Чел. Видеть Чела без Паркера очень непривычно, но он один. Бледный и тщедушный, Чел всегда был похож на затравленного щенка. Сейчас же, нервно теребящий себя за пальцы и дергающий за волосы, он выглядел даже хуже обычного. Он продолжает в молчании смотреть на меня, словно подбирая нужные слова, поэтому приходиться заговорить первой.
-Что случилось?
Он долго смотрит на меня, пару раз приоткрывает рот, но, так и не решаясь что-нибудь ответить, вновь смыкаете губы. Озадаченная его поведением лихорадочно думаю, что ему нужно. Вдруг у него припадок?
-Аа! - осеняет меня новая мысль. - Я снова забыла отнести суточную дозу лекарства? Странно, раньше вы не приходили за ней сами.
Чел радостно кивает головой и произносит:
-Да! Отнеси лекарства Паркеру, он ждет у нас в палате.
Говорит он и сразу же уходит. Я, пусть и не сильно понимая, что черт возьми тут только что произошло, все же принимаюсь вызывать свою дозу лекарств. Вскоре, неся одной рукой небольшой контейнер с капсулами яда, а второй прижимая к груди Ольгу, направляюсь к палате 9А. Она находится в самом конце отделения. Я всегда старалась обходить эту палату стороной, передавая лекарства через Лаванду или Вирту. Так что, почти за две недели пребывания, я посетила Паркера с Челом лишь пару раз. И каждое посещение ограничивалось тем, что дверь открывал Чел, и пока он в приветствии пытался что-то промямлить я быстро совала ему в руки контейнер и убиралась прочь. В этот раз дверь открывается самим Паркером.
Его глаза удивленно расширяются при виде меня. По их покрасневшим белкам догадываюсь, что он опять плакал.
-Что… - он откашливается, чтобы прочистить осипший голос, - Что тебе нужно?
-Разве ты не звал меня?
-С чего бы это?
-Да так… - задумываюсь, действительно, с чего бы это? - Я принесла сегодняшнюю дозу. - протягиваю ему контейнер.
Он долго смотрит на него, словно не понимая, что же это должно бы значит, потом хмурит брови и медленно, задумчиво берет его.
-“Что с ним происходит?” - думаю, и уже разворачиваюсь чтобы уйти, как Паркер меня останавливает.
-Тереза, погоди.
Оборачиваюсь и замечаю, как у него при этом в глазах появляется странное выражение. Всегда привыкший получать свое, обольщением или силой, сейчас Паркер смотрит на меня с несвойственным ему выражением в глазах. Взгляд Паркера ПРОСИТ остаться.
-Где тот браслет, который тебе оставила Сандра? Он у тебя не с собой?
-Зачем тебе браслет?
-Да, просто хотел в последний раз взглянуть на что-то связанное с ней… Впрочем, забудь. - проговаривает он, хотя в вперившихся в меня покрасневших глазах по-прежнему стоит просьба. Почти мольба.
Я не знаю, почему, но не могу просто взять и уйти, не отдав браслета. То ли этот молящий взгляд, то ли что-то еще действует на меня, так что я, подозрительно оглядев мигающие огоньки скрытых камер, которыми оснащен каждый метр потолка коридора, вопросительно взглядываю на Паркера:
-Браслет у меня с собой, но можно мне войти? - бросаю ему многозначительный взгляд.
Паркер с минуту раздумывает, затем, прикрыв глаза и закусив нижнюю губу, согласно кивает. Пропустив меня внутрь, он закрывает за нами дверь.
Сначала я не поняла, что эта за штука впереди. Лампы в комнате выключены, поэтому внутри мрачно и только из окна падает отраженный снегопадом слабый свет. На фоне окна темным силуэтом прорисовывается свисающая сверху петля. Еще не до конца осознавая весь зловещий смысл сложившейся ситуации, я в растерянности оглядываюсь на Паркера. Однако он, совершенно не обращая внимания на висящую петлю, спокойно проходит мимо нее к кровати. Приглашает меня сесть рядом.
-Так браслет у тебя? Я подержу его некоторое время, а потом отдам. Он останется у тебя, как этого хотела Сандра. Знаешь, она никогда не снимала его, так что может хотя бы так мне удалось бы попрощаться с ней, хотя звучит это как полная чушь…
-Попрощаться? - еще раз бросаю взгляд на петлю. - Ты что, шутишь?
-Давай браслет. - холодно отрезает он.
Голубые глаза начинают темнеть, и уже лично знакомая с этим предвестником близкой бури я поспешно вытаскиваю из-под платья Ольги браслет, не забыв при этом заслонить собой куклу от камеры. Паркер тут же встает и дрожащими руками отнимает у меня тонкий обруч с часами. Поднеся часы поближе к лицу, он начинает гладить подошвой шишковатых пальцев по прозрачному стеклу и сверкающим камушкам, украшающих циферблат.
-Ты же завтра выписываешься, что это за петля? - Паркер, игнорируя вопрос, подходит к окну, чтобы там получше рассмотреть свое сокровище.
-Девятый час. Запомните это время, в девять часов вечера не стало Сэммануила Паркера, сына Сэммануила старшего, который плевать хотел на своего никчемного отпрыска! - театральная торжественность никогда не была чужда манерам Паркера, но сейчас все это слишком жутко.
Самое подходящее время свалить, оставить кусок дерьма самому разбираться со своими проблемами. Паркер хочет повеситься? Отлично, зло в мире убавится на одну единицу. Но ноги словно приросли и не желали повиноваться. Я пристально смотрю на Паркера через колечко в петле, и не вижу, проницая взглядом сквозь него к собственным размышлениям.
-Почему ты хочешь это сделать?
-Какое тебе до этого дело? Ты же ненавидишь меня! - злобно сверкают глаза из темноты.
Меня до дрожи пугает эта темнота вокруг, поэтому я подхожу к выключателю и нажимаю на него. Со светом страх как бы ослабел, и мне становится легче дышать. Хотя и петля теперь резко вырезается отчетливыми контурами. Стараясь не глядеть на нее, говорю:
-Ты прав, мне все равно, что с тобой будет. Но прежде, чем ты соскочишь в мир иной не хочешь рассказать, куда подевался Патрик?
Не знаю, что он ожидал услышать, но по вскинувшимся бровям и побледневшему лицу понятно, что не этого. Он с минуту удивленно смотрит на меня, потом похолодевшим голосом осторожно спрашивает:
-Откуда ты знаешь?
-О чем? О том, что ты и твои ребята убили его?
Лицо у него становится совсем белым, кажется, он вот-вот упадет в обморок. Тебя никто не собирается жалеть, Паркер.
— Это был несчастный случай...
-Только не нужно оговорок, говори, как есть, ты же все равно собираешься повеситься... - в раздражении кидаю ему.
-Нет, так и было. Хотя... - он мысленно уходит в себя на какое-то время.
Нетерпеливо откашливаюсь и он, точно воспрянув ото сна, встряхнув головой проговаривает:
-Знаешь, теперь я понимаю, что все это для самого Патрика хорошо, что так закончилось.
Наглая абсурдность его слов охватывает меня бешенной злобой, я приближаюсь к нему и более не сдерживаясь кричу, брызжа слюной ему прямо в лицо.
-Повезло быть убитым?! Урод! Уроды!
-Все не так, все было совсем не так! - прячет он лицо в ладонях и вдруг начинает плакать, беззащитно скрючившись в дрожащий нервный комок.
Впервые видя его таким жалким, несчастным, мне становится стыдно за себя. Отворачиваюсь от слез и соплей этой содрогающейся горы мускулов, как перед самым моим носом вырастает петля и в ужасе я даже отпрыгиваю от нее. Мне показалось, что она хочет броситься мне на шею. Обхватываю рукой горло, чтобы лишний раз удостоверится в обратном. Ужасная смерть от удушья, впрочем, как и любая другая насильственная смерть. Да, самоубийство — это всегда насильственная смерть. Здесь имеется насилие к самому себе.
-Почему?.. - ошеломленно задаю вопрос самой себе, но получается вслух. - “Почему ты это сделала с собой, Тесс?..”
-Да, Патрик всегда меня выводил из себя, потому что вечно терся возле Сандры. Этот придурок был влюблен в нее! - принимает на свой адрес Паркер заданный вслух вопрос. - Но я никогда, понимаешь, никогда не хотел этого... Как сегодня на собрании, я уже испугался что не сумею сдержать их... Толпа, в ней столь дикой мощи, страшной, необузданной силы. - продолжает он быстро бормотать почти про себя.
-Что?
-Я не смог их остановить, Тереза! Мы пошли в 4С чтобы наказать тебя за пренебрежение обязательными для всех правил. В общем, когда мы пришли Патрик уже был там. Он сидел смирно пока этот толстяк, Матео, по моему приказу не стал спускать с себя штаны. Патрик, этот добрый дурачок сильно разозлился, когда узнал о нашем плане. Я сказал ему не мешаться, но он все не мог угомониться. Тогда парни... Угомонили его. Он неправильно упал, вот и все.
-Вы затравили его словно котенка.
-Ты видимо была все это время в палате! Мы слышали шорох в ванной комнате. - не восприняв моего замечания задумчиво продолжает он. - Но ты ошибаешься. В смерти Патрика в последнюю очередь виноват я. Так же, как и в том, что случилось сегодня с Виртой. Это они, понимаешь?
-Но ведь это ты натравил их на нее! - его уверенность в своей невиновности настолько шокирует, что я могу лишь рассмеяться.
-Нет. Я только хотел припугнуть, не больше. Дальше они сами, и я уже начал боятся повторения случая с Патриком. Но сейчас я понимаю, это даже хорошо, что так получилось. - я уже думаю перестать его слушать, видимо крыша у Паркера совсем съехала с катушек. - Да, хорошо. Мир, в который нас возвращают, слишком жесток. - говорит он и вдруг совершенно бессвязно вставляет, - Несправедливо, что я им не нужен, что отцу только лучше без меня, а мать за все это время даже не подумала позвонить мне. Понимаешь, если бы они хотели связаться, никакие здешние правила не остановили бы их. Уж своих родителей я знаю. - он снова замолкает. - Вернись я туда, я снова стану просто больным на голову Сэмом, просто сыном неудачником уважаемого всеми большого Сэма, позором семьи... Я бы стал там таким же отклонением, как и Патрик. Если даже я не могу справиться с этим, представь, что было бы с ним! Вот я и говорю, что для самого Патрика все сложилось лучшим образом. В том мире нет места для больных и слабых, там процветают лишь сильнейшие! - горько скулит он. И вдруг, с упрямой яростью вскипает. - Но я не дам им себя унизить пособиями и вечным клином психбольного! Я закончу все сам, здесь и сейчас! - громогласно произнося обещание он отходит от окна к висящей меж нами петле.
-Я тоже! - в испуге быстро пророняю я. Он уже схватился за толстую веревку. Как сильно должно быть она сдавливает горло.
-Что? - не без удивления в тоне спрашивает он.
-Я тоже хотела убить себя. Меня положили в Надежду после неудачной попытки суицида.
-Ну что же, соболезную с "неудачностью" попытки. - жестоко ухмыляется он.
-Но мне думается, они ошибаются, считая ее неудачной... Мне думается, что я умерла.
Паркер все также стоит, вцепившись могучими руками за веревку. Но теперь его лицо наконец-то обернулось ко мне.
-Мертвая? Мы все мертвы!
-Нет, послушай и тогда может ты поймешь, что я хочу сказать.
Паркер опускает из руки веревку. Шумно выдыхаю набравшийся в груди воздух. Нет, мы оба выдохнули.
-Та Тереза Адлер умерла, наглотавшись таблеток в доме собственных родителей. Ее больше нет, также как и того мира, в котором она жила. Того мира, о котором ты говорил сегодня на собрании... В котором нет справедливости.
-Да, мы сами выдумали для себя справедливость чтобы скрывать за ней произвол, который сами же творим.
-Ты так думаешь? - оживленно спрашиваю. Пробудившаяся в нем заинтересованность дает мне надежду. - Но, если нет справедливости, откуда мы узнали о несправедливости, ее противоположности? Ибо если нет одного не бывать и другому. Понимаешь, мы познаем мир в его противоречиях, потому что так уж он устроен, наш мир. Его основа, строительный материал — это гармония в соединении двух противоположностей.
-Хмм, я не думал об этом. - задумчиво опускает глаза Паркер. - Звучит хорошо.
-Видишь, значит по самой логике вещей справедливость есть, ей должно быть! - еще более обрадованная последней реакцией провозглашаю я.
-Может справедливость и есть, но ее очень мало, и она редко встречается. - угрюмо спешит потушить мне радость Паркер.
Я с тревогой взглядываю на него. Он уже отошел от петли обратно к окну и теперь сгорбившись могучей спиной, в какой-то стариковской позе устало глядит вдаль.
-Да, ты прав. Ее сравнительно меньше. - говорю и после замолкаю я. Мне нечего возразить.
-Если та Тереза Адлер погибла, то кто же ты? - вдруг Паркер сам приходит мне на выручку.
-Не знаю. Я попала сюда и хотела только одного: избавить своих родных от груза. Живя здесь и став свидетелем всей этой паранормальной фигни, потеряв всякую связь с бывшей реальностью мира, я наконец смогла принять факт своей смерти. А это означало, что и груза больше нет.
-Я тебя не понимаю. - покачал головой Паркер. - Разве не должно было все стать хуже если ты осталась жить после суицида?
-Не знаю. Единственное, что могу сказать точно, это то, что попав в Надежду я нашла друзей... Да, звучит смешно, наверное, но я наконец могу спокойно дышать и не бояться отличаться от остальных. Здесь все отличаются друг от друга. Я могу быть собой, разговаривать, ругаться, мириться по своей воле и от своего имени. - помолчав тяжко выдыхаю. - Здесь я впервые полюбила мужчину. - Паркер не удерживается от презрительной ухмылки.
— Значит ты влюблена и счастлива! - говорит в его голосе едкий сарказм.
-Нет. Скорее обманута и разочарована.
Паркер отрывает взгляд от окна и со злобным весельем предлагает мне:
-Сегодня я очень щедрый, и так и быть поделюсь с тобой этим, если тебе интересно. - краем глаза указывает он на петлю.
-Нет, я хочу жить.
-Но почему?! - с неожиданной яростью вскипает он и выпрямившись делает угрожающий шаг в мою сторону.
Застыв на месте, смотрю ему прямо в глаза. Почему?
-Почему? - повторяю вслух. - Раньше я думала жить, терпеть жизнь, ради братика и семьи, потому что было несправедливо так поступить с ними. Потом я решила, что жизнь — это любовь и я буду жить ради этой любви, а сейчас... - быстрыми глотками ловлю воздух, ища в нем ответы. - Сейчас его нет, он ушел, но жить нужно... НО НЕ РАДИ ЛЮБВИ, А ПОТОМУ ЧТО ЛЮБОВЬ!
-Что, потому что любовь?! - раздраженно делает еще один шаг ко мне Паркер.
-Потому что она есть. - молвит дрожащий голос, переходя в плач. - Любовь есть, - льются слезы, - любовь и есть справедливость! Справедливо любить, дарить свою любовь и жить, потому что любишь.
-Меня никто не любит.
-А ты? Ты когда-нибудь любил?
-Нет. - мрачно произносит он.
-А может стоит попробовать?
-Зачем мне любить, если меня никто не любит?! - резко отворачивается он и начинает шагать по комнате. - Я просто обуза для них, неуравновешенный псих, опасный, вредный, лишний!
-Я буду любить тебя. - твердым голосом шепчу. Паркер замирает.
-Что? - недоверчиво переспрашивает он, думая, что ослышался.
-Я буду любить тебя. Я прощаю тебя за все, что было. За себя, за Вирту, за Патрика... Я прощаю тебя во имя любви.
Паркер недоуменно взирает на меня. Сквозь слезы мне приходится продолжать.
-Понимаешь, человек... он живет только когда любит. Ты прав, когда говоришь, что несправедливости больше и даже если сто дней из ста тебе приходиться глотать дерьмо мира, хотя ты ни в чем не виновен... Тогда ты умрешь.
Паркер в удивлении даже отпрял. Кажется это не то, что он ожидал услышать.
-Ты умрешь. Либо быстро, как это пыталась сделать я или как это сделала подруга Якова и как хочешь теперь ты. Либо ты будешь умирать медленно, клетка за клеткой, проклиная мир за его несправедливость. Потому что, покинув любовь, ты начинаешь ставить целью своей жизни деньги, славу, любовь человека, но любовь в ее искаженном смысле, эгоистичную и низкую. Ибо когда ты любишь, ты делаешь что-то не ради, а потому что любишь. Когда ты любишь свое дело, ты будешь ставать изо дня в день в один и тот же ранний час и это будет счастьем стабильности, надежности твоей жизни. Когда работа не любима жизнь превращается в рутинное существование. Да! - радостно восклицаю, найдя подходящее слово. — Именно это делают многие, они существуют, потеряв свой смысл жизни, медленно умирают. Потому что существование — это медленное умирание. Умирая, ты начинаешь искать виновных в твоей смерти, а себя ставишь в позицию жертвы. Тогда-то любовники убивают из ревности, страны воюют из-за ресурсов, а дети в своей жестокости убивают беззащитных птиц... - начинаю, задумавшись уходить в себя, но прожигающий взгляд темнеющих глаз приводит в трепет, и я возвращаюсь к разговору. - Мы начинаем разделять себя и мир на виновных и жертву, порождая тем самым еще больше ненависти, жестокости, злобы. А любовь это всегда объединяющая в едино сила, эта сама жизнь! Как порезанная ткань кожи начинает восстанавливаться, соединяя новые клеточки в одну общность, так и повсюду жизнь действует по сходному закону. Она витает там, в воздухе, она в самом тебе, дышит тобой, как порой, соединяя всех людей, животных и растений в одной огромной дышащей жизни. Я чувствую ее каждой жилочкой своего тела, я едина с ней и если я плачу, то только в благодарность за дар жизни. - ощущение парения в эйфории проходит постепенно. Смахиваю слезы с ресниц и тихо произношу, делая из всего вывод. - Не знаю, смогла ли я что-нибудь объяснить, но во всяком случае ты прав, когда говоришь, что не мы выбирали жизнь. Да, не мы выбирали жизнь и не нам ее лишать. Ни у себя, ни у других.
В комнате застывает тишина. Паркер медленно поднимает взгляд к потолку, где к люминесцентной лампе привязана одним концом петля.
-“Она же его не выдержит! - доходит вдруг до меня. - Он все это время просто играл в самоубийство!” - в изумлении хлопаю глазами, смотря на заметно приободрившегося Паркера.
-Ты сказала, что прощаешь меня. - невинно улыбается он. — Значит, теперь мы друзья? - протягивает он руку для рукопожатия.
-Да. - отвечаю крепким пожатием руки, а сама думаю. - “Я прощаю тебя Паркер, каким бы мудаком ты не был. Потому что таков первый принцип анархизма - всеобъемлющее прощение.”
Взамен на пожатие он отзывается благодарной растроганностью в глазах. Когда Паркер с легкостью снимает петлю с потолка я уже поворачиваю к выходу из палаты, но тут:
-Постой! - поспешно проговаривает он. - Я еще на собрании хотел сказать это всем, но забыл. Это касается того, что приходит по ночам.
Уши навострились, и я останавливаюсь послушать, что он скажет дальше.
-Ты поступила очень храбро, выйдя искать помощь для Сандры, и я благодарю тебя за это. Но, понимаешь... Будь я на твоем месте, то не пошел бы, Тереза.
-Что?! - не могу поверить своим ушам.
-Просто послушай, ладно?! Сандра самая красивая и классная девушка, каких я только встречал. Но даже при всем этом, там... Ты понимаешь, там, Оно... Абсолютное зло! Оно хитрее, сильнее и безжалостнее нас... - внушительным тоном проговаривает он и делает паузу, чтобы усилить эффект. - Чтобы не случилось, постарайся больше никогда, слышишь, никогда не выходить наружу после двенадцати. Потому что единственное, чего хочет эта тварь в коридоре - убить нас.
***
-“Я не люблю никого из вас, я вас всех ненавижу.” - проплывает последняя мысль прежде, чем я засыпаю на кровати у себя в палате.
***
-ТЕРЕЗА! ТЕРЕЗА! ТЕРЕЗА!
Разрывает ночь крик.
-“Что? Это было во сне?”
-Терееее-еезааа!!!
Повторился крик. Он исходит из коридора. И я узнаю голос кричащего. Ты ни слова не произнес с момента нашей встречи, однако я узнала твой голос, Яков. Яков?!
-ТЕРЕЗА, НЕЕ-ЕТ!
Вскакиваю с постели, успевая задаться вопросом, что могло произойти. В ответ приходит наивное: “Может, опять страх темноты?”
-“Нет, в этот раз что-то серьезное, ужасное!” - больно сжимает сердце тревога за Якова.
Прежде чем выйти вслушиваюсь в то, что за дверью. Там уже все молчит.
-“Может и в правду приснилось?”
Сердце выпрыгивает из груди, когда облаченная в звуковые волны сама боль разрывает мнимую тишину.
-Яков! - начинаю очень тихо плакать.
Крики запредельной агонии продолжают бить по нервам. Что бы там не происходило, его просто разрывает от боли. Дрожащей рукой прикасаюсь к тонкой поверхности деревянной двери.
-“Чтобы не случилось никогда не выходи наружу после двенадцати.” - предупреждает голос Паркера в голове.
Крики ослабляются, расходятся непереносимо тонким плачем. Перед глазами стоит как Яков, слишком гордый чтобы плакать на глазах у других, украдкой вытирает слезы пока я вглядываюсь в даль за окном.
-Те-рее-зааа...
Я выхожу.
Сначала представшее взору кажется слишком не реальным, чтобы поверить. Ослепляет блик света, взгляд падает вниз. Там лужи красного. В ноздри сразу полез густой запах ржавого железа. Мгновенно согнувшись пополам блюю в сторону. Когда рвота прекращается ослабшее тело шатается в предобморочном состоянии, и я чуть не падаю лицом в собственную блевотину.
-Не смей. Ты нужна ему. - приказываю себе сквозь тесно сжатые зубы.
Стараясь не поднимать взгляда туда, откуда исходит свет, медленно отрываю не желающие подниматься ступни. И так, шаг за шагом, приближаюсь к непреодолимому кошмару впереди.
-Тереза... - слабо шепчут его губы, когда я достигаю его.
Губы одного цвета с лицом, а лицо цвета Смерти. Цветом Смерти всегда был белый. Лицо неестественно ярко бьёт призрачной бледностью на фоне темно-густеющей крови.
-Якк-а..! - не получается позвать его по имени из-за вырвавшихся наружу рыданий.
Опускаюсь к нему и в удивлении чувствую, что расплывшаяся под ним кровь еще теплая. В ней собралась вся та жизнь, которая беспрерывно истекает из него... Неуклюже пытаюсь пригладить его мокрые волосы от холодного лба.
-Ничего, потерпи, потерпи еще чуть-чуть... - нет, кожа слишком холодная. В панике верещу, - Яков! Яков, ты слышишь меня?!
Тяжелые веки медленно подымаются, открывая миру незнакомые, совершенно новые глаза Якова. Я и прежде видела, как эти глаза глядели с изображений икон городской церкви - глаза мученика. Уголок бледных губ вздрагивает в привычном движении. Это он узнал меня и попытался улыбнуться.
-Яков!
-Тереза. - глаза мученика с мольбой указываю на пустоту ниже локтя. Кисть и предплечье левой руки исчезли, открыв истекающее свежей кровью мясо. Из него наружу торчит острый кончик кости.
-Да, да, сейчас, малыш, потерпи, потерпи... - суетливо срываю с себя прилипшую к телу от пота футболку.
Ткань футболки легко разрывается, казалось, в чужих руках. Эти же чужие руки уверенно берут истекающую горячими струями культю и крепко перевязывают ее для остановки кровотечения. Не думая о том, что делать дальше, я просто подчиняюсь телу, которое само садится позади Якова. Приподняв его со спины, обхватывает за грудь и принимается тащить назад. Куда? В палату?
-“В палату.” - киваю себе.
В ответ на эти действия спереди, в нервных миганиях света словно проявляется негодование. Автоматически поднимаю взгляд на его источник и вижу сотканное из полу-материи, полу-энергии тело, размыто проявляющееся в лучах ярко белого солнца головы. Оно вытянулось, стало больше, гораздо больше с последнего раза. Глаза слезятся от сильного света, но у меня получается разглядеть движения его тела. Начинаю ползти быстрее несмотря на слабые стоны сопротивления Якова. Ему слишком больно, но нам нужно ползти, скрыться. Нам нужно жить, Яков!
Снова поднимаю глаза на монстра перед нами. Он преследует, но делает это слишком медленно, словно играючи и нехотя. Вдруг он протягивает вперед руки, в которых что-то есть. Сощурив глаза с напряжением всматриваюсь и когда свет немного ослабевает мне удается разглядеть, что Оно держит. В одной руке оторванная кисть человеческой руки. В другой длинная, тонкая палка, с торчащей на одном конце кроссовком. С замиранием в груди смотрю на волочащиеся за нами ноги Якова. Одна целая, полая, и другая, просто пропитанная кровью скрючившаяся в стороне пустая штанина.
-“Оно предлагает вернуть назад потерянное.” - криво усмехнувшись думаю я.
Потом сознание поглощает тьма. Я отключилась.

VII
Мозг человека устроен так, что он постоянно строит причинно-следственные связи между объектами и происходящими меж ними действиями. Поэтому нам свойственно искать смысл во всем, а если выразиться точнее, наделять все смыслом. Свободу воли также принято считать ничем иным, как простым обманом мозга. Уже совершив какое-то действие, мы впоследствии строим иллюзию о существовании выбора между несколькими альтернативами действий. В итоге все сводиться к тому, что мы просто игрушки в руках желеобразного куска мяса :-). Но ведь должно быть что-то еще... Да, я понимаю, что мое желание найти сокровенное является лишь побочным придатком способа восприятия человеческим мозгом внешней среды, однако все-таки должно же быть что-то еще...
                Из записей в альбоме Якова.
Пробуждение приходит частями. Медленно, необратимо, надавливая грузом реальности. Я просыпаюсь очень больной. Глаза не желают открываться и усталые веки вновь и вновь падают, закрывая собой мир. А ведь это тот самый мир, из которого я пришла. Я вернулась.
-“Нет!” - слишком резко качаю тяжелой головой и в шее больно хрустит. - Мир больше никогда не будет прежним, нет! Я всегда буду помнить его!”
Зарывшись под простыни, ухожу в рыдания, повторяя на устах: “его”, и на мой плач приходит добрая, ласковая фея. Осторожной ручкой гладит поверх простыни, по макушке, по плечам, нежно шепчет слова утешения. Но и в ее голосе стоят слезы, и они меня заставляют остановиться.
-“Хватит! Ты уже достаточно жалела себя! Сколько лет пролетело впустую, в жалких роптаниях на собственную ничтожность, пора жить! Ты обещала ему.”
-Мама?
-Милая! Что с тобой?
Какой короткий вопрос, а какого длинного ответа требует. Шмыгаю простуженным носом, точь-в-точь как в детстве, словно чем-то провинившись перед взрослыми. Только теперь она уже не так молода и сильна. Теперь такова я и мне следует брать ответственность своих проступков на собственные плечи.
-Все хорошо, мама. Теперь я дома.
-Тере-ее-заа-а вернуу-лась!!!
С воплем врывается в комнату радость, с грохотом падает на постель и вот уже рядом со мной вырастает чуть большеватая для маленького туловища головка. С чистыми глазами и густыми бровями. Такими же, как и у меня, только в миниатюре.
-Вики, что ты делаешь? Твоей сестре плохо, она болеет! - в голосе мамы слышен не притворный испуг, и она хочет отогнать от меня мой комочек счастья.
Но Вики цепляется в меня за шею, зарывается лицом в волны распущенных волос и крепко прижав его в объятиях, я прошу:
-Мам, не надо, все хорошо.
-Почему ты плачешь? Ты правда сильно болеешь? - не по-детски тревожно спрашивает звонкий голосок.
-Нее-ет. Это от радости.
Жадно вдыхаю его еще детский запах, запах печенек и теплого молока. Под грузом висящего на шее Вики, (какой он стал тяжелый!) с трудом приподымаюсь на локтях. Присев на уголок кровати, мама все-таки отрывает его от меня, к моему, чисто физическому, облегчению, и моих ноздрей касается тонкий аромат ее духов. Так пахнут первые фиалки весной. Я вдыхаю его вместе с сотнями других запахов: запах постельного белья, пахнущего чистотой и стиральным порошком, которым обычно пользуется мама, запах свежей выпечки и ванили, которым пропитан ее передник, сухой запах книг, грозно загромоздивших собой настенные полки и даже растущих стопками, прямо на полу, и прячущихся под кроватью. А из приоткрытого окна доносится благоухание растущего во дворе жасмина. Все вместе они объединились в один единый, родной запах дома.
-Я плачу от радости! - ласково шепчу Вики сквозь слезы, когда его маленькая ручка в невинном сердоболии начинает гладить меня по ладони, упавшей на белую простынь.
Принимаю душ и быстро одеваюсь в чистую, удобную домашнюю одежду. Все еще не в силах поверить в реальность происходящего, пока спускаюсь по лестнице вниз, к завтраку. Отец ждал в кухне и при встрече обнимает меня. Мы долго стоим в обнимку, без слов и всего лишнего. Я снова начинаю плакать, а когда мы отпускаем друг друга вижу, что и его глаза застилает влажная дымка.
-Сегодня выходной? Ты не пошел на работу.
-Я взял отгул. - отвечает он размягчившимся голосом.
-А какой сегодня день? - спрашиваю и думаю, - “А какой месяц? Год? Сколько лет я отсутствовала в этой жизни? Кажется, так давно всего этого не было.”
Мы все садимся за накрытый стол, когда нежданный стук в дверь зароняет в сердце дурное предчувствие.
-Я открою! - вызывается мама и быстро встает из-за стола.
С тревогой слежу за тем, как она выходит. Слышу, как растворяются сначала замок от ключей, потом дверной затвор. Тишина. Скоро, слишком скоро, мама возвращается. Ее лицо заметно побледнело. Она смотрит на меня и говорит потускневшим голосом:
-Это за тобой, Тереза.
Последний сеанс.
Сказала она и тут за ней вырастает фигура мужчины.
-Ох, я, кажется, прервал вашу трапезу, прошу простить.
Отец, с непонятной улыбкой, встает из-за стола и приветливым жестом приглашает незваного гостя:
-Прошу вас, присоединяйтесь.
-Нет, нет, пожалуйста не беспокойтесь. - спокойным уверенным басом проговаривает он. Потом, смотря прямо мне в лицо, произносит - Я к вам, Тереза.
Я узнаю эти черные, печальные глаза, аккуратную бородку с проседью. Неужели за мной явился сам главный врач Надежды?
-Но она еще даже не поела! - ослабшим голосом возражает мама, став между нами.
И по ее виноватому лицу я начинаю понимать...
— Это вы... Вы его вызвали?! - бросаю обвинение сначала на маму, потом на отца.
Родители быстро оглядываются друг на друга, держа молчаливый совет, прежде чем отвечать. Они всегда так делали, все всегда вместе. Раньше я, смотря на них со своего острова одиночества, даже завидовала их сплоченности. Но как, как они могли предать меня, свою родную дочь? Враг нашел меня в казалось самом надежном убежище и пришел он по приглашению тех, кому я доверяла больше, чем самой себе. Не найдясь, что ответить, они молча опускают глаза вниз, скрывая неловкость.
-Давайте пройдем в вашу комнату. Я ненадолго. - нарушает молчание уверенный бас.
-“Зачем все это? Лучше бы сразу забрали, без жалких предисловий!” - думаю, но делать нечего и мне приходится подчиниться.
Встаю, как сзади меня обхватывают маленькие ручонки:
-Тереза, не уходи! - похоже только Вики я еще нужна. На глазах в который раз проступают слезы.
-Какой славный мальчуган! - раскатистым смехом пугает Вики глав врач. - Не волнуйся, я скоро верну ее вам. - подмигивает он Вики и потом обращает на меня пристальный взгляд.
Это обещание. Поэтому мне становится как будто легче и чуть кивнув ему головой, прохожу вперед. У выхода еще раз оборачиваюсь: родители прячут взгляд от моей бессловесной мольбы, в глазах Вики сияет страх.
— Это очень хорошо, что ваша мама позвонила нам сама. - говорит он, уже ступая по небольшому коридору.
-“Я так и знала, что это она.” - думаю, шагая по скрипучим ступенькам лестницы наверх. — Это здесь. - открываю перед ним дверь, но он останавливается и настаивает на том, чтобы первой прошла я.
-“Да к чему все это?” - захожу, раздраженно покачивая головой.
Войдя следом, он закрывает за собой дверь, стоя к ней спиной. И делает он это таким знакомым движением...
-У нас действительно мало времени, а обсудить следует многое. Поэтому, давайте сразу перейдем к делу. - отвлекает от мыслей он меня.
-Садитесь. - указываю ему на кресло у компьютерного столика.
Сев, он достает из внутреннего кармана пиджака небольшую папку. Протягивает ее мне и на вопрос в моем взгляде велит:
-Откройте это.
Кнопочка с веселым звуком отстегивается и я не могу поверить своим глазам! Внутри лежат мой сотовый телефон и какие-то документы.
-Там также и справка, утверждающая, что вы действительно находились и прошли полный курс восстановительного лечения в Реабилитационном Центре Психического Здоровья Надежда. Остальной ваш багаж доставят позднее.
-Но, но как же... - недоверчиво дрожит мой голос.
-Вы, кажется, не рады? - скользит улыбка в бороде.
-Нет! Конечно же рада! - бурно принимаюсь отрицать я. - Но я не понимаю, ведь я же... Еще не прошел месяц, а я ушла. - “Точнее, самовольно сбежала.” - мысленно добавляю.
— Вот об этом нам и следует поговорить поподробнее. Скажите, пожалуйста, Тереза, когда и каким образом вы приняли решение совершить побег? - улыбается он, словно сказал что-то забавное.
Я продолжаю молча смотреть на него в непонимании. Поэтому, доверительно нагнувшись, он говорит:
-Тереза, вы можете положиться на конфиденциальность нашего разговора. Я просто хочу лишний раз убедиться, что вы уже готовы к выписке.
Звучит более чем убедительно, поэтому я начинаю:
-Я не могла больше там находиться... - пауза. - “Стоит ли ему говорить? Раз уж рассказывать, так все.” - поэтому подумав уточняю. - МЫ не могли больше там находиться.
***
-ДУРААКИ-ИИИ, ДУРАКИИ-ИИИ! ОНО ИДЕТ, БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПОГЛОТИТ ВАС! ОНО ПОГЛОТИТ НАС ВСЕХ!!!
-Держите ее! Где успокоительное?
-НЕЕ-ЕТ! ЯКОВ, ЯКОВ! ОТДАЙТЕ МНЕ ЯКОВА!
-Вот так, хорошая девочка! Теперь будет легче.
-Где Яков? Яков... Дайте мне увидеть его...
***
Какое-то число июля, последний день.
Я просыпаюсь от прохладного дуновения. Это волшебное прикосновение чье-то холодной руки сняло жар с громко пульсирующего лба. Темнота расходится и в свете проступает лицо, черты которого отдаленно напоминают кого-то, но мне больно думать, и я отворачиваюсь снова в темноту, снова в забытие. Через некоторое время свет возвращается. Нет, голос, похожий на свет:
-Бедная девочка!
Голова больше не болит и жар прошел, но по всему телу такая слабость, что мне стоит больших усилий приоткрыть глаза. И я наконец вижу кто был все это время рядом со мной. Светлые волосы аккуратными локонами спадают из-под белого колпачка медсестры. Она похожа... На добрую, милую фею. Кажется, я сказала это вслух, потому что губы девушки расцветают в искренней улыбке, а под глазами собираются сеточки приятных морщинок.
-Вам лучше?
-Где я?
-В Реабилитационном Центре Надежда.
-О-оох, нет, нет! - возвращается назад головная боль. А вместе с ней и все воспоминания о минувших днях. И ночах.
-Что вы? Вам плохо, голова?
-Нет. Я не знаю.
-Вам ввели сильное успокоительное, поэтому может быть небольшая головная боль и тошнота, слабость...
-Где Яков? - вдруг острым клином вонзается в сознание мысль. - Что с ним? Он жив?
-Я не знаю... Ой, нам нельзя вступать в коммуникации с посетителями на любые непредусмотренные уставом темы.
-Что? Я просто хочу узнать, что с ним! Пожалуйста, скажите мне, он в порядке?!
-Мне жаль, но я...
-Где Яков? ЯКОВ, ЯКОВ! - вырастают перед мысленным взором лужа крови, торчащий из живой плоти острый кончик кости, яркий, белый свет...
-Пожалуйста, успокойтесь, или нам снова придется сделать вам укол.
-Нет, не надо. - жалостно скулю, пытаясь насильно сдерживать рыдания и говорю себе, - “Это бесполезно, Тесс. Они тебе не помогут.”
-Постарайтесь успокоиться, хорошо? - мягко дотрагивается она до моего дергающегося плеча. - А я попозже узнаю, что с вашим Яковом, договорились?
Не до конца веря услышанному, быстро киваю в ответ, и она снова улыбается по-настоящему, собрав морщинки у уголков глаз. Я наконец узнаю ее. Она та девушка из персонала, которая провожала меня к Кириллу, и также сообщила об его уходе. Она так неотрывно связана с Кириллом в моем сознании, что хотя в этом и нет никакой логики, но я рада тому, что именно она выхаживала меня в эти дни. Или день? Время давно потеряло свое привычное течение и мне трудно сказать даже какое сейчас время суток.
Дыхание постепенно приходит в норму, а последние слезы высыхают солеными руслами на щеках. Поэтому вскоре медсестра, ласково сжав мою ладонь, предлагает вызвать для меня горячий обед. Я боюсь, что меня вырвет при одном виде чего-либо съедобного, но согласно киваю. Раз уж она пообещала мне помочь, то лучше мне быть паинькой и выполнять все указания. Явно обрадованная быстрыми переменами в моем поведении она подходит к окну и нажимает на нужные кнопки в панели. К моей большой неожиданности, пока я с напряжением слежу за воздуховодными трубами, дверь в палату отворяется и внутрь вкатывается обыкновенная тележка, на которой дымится блюдо с супом. Прикативший тележку наполняет супом глубокую тарелку и уходит. Возможно, что по трубам доставляются только сухие снеки. Да, конечно, это так.
-Я больше не могу. - отворачиваюсь после двух самоотверженно проглоченных ложек супа.
-Вы и так давно не ели! Вам нужны силы, чтобы...
Она подносит к моим сжатым губам полную до краев ложку и тут я не могу выдержать и меня рвет. К счастью, медсестра ловко подставляет таз, видимо заранее приготовленный, и все две ложки супа, в консистенции с прозрачной водой, возвращаются туда. После того, как меня вырвало, я чувствую еще большую слабость, но она оказывает благоприятное воздействие и мне удается крепко заснуть. Кажется, я проспала довольно долго, потому что, очнувшись, уже не вижу перед собой миловидной медсестры Кирилла. На ее месте сидит какой-то парень в форме персонала.
-Что? Кто вы? - спрашиваю и сама удивляюсь насколько ослабшим оказывается мой голос.
-Я медбрат. Как вы себя чувствуете?
-А где та, другая медсестра?
Он не задумываясь отвечает:
-Нам не положено вступать в неоговоренные уставом контакты с посетителями и в том числе обмениваться с ними информацией.
А затем улыбается. Другой, насильно приклеенной улыбкой.
Судорожно вздрогнув, отворачиваюсь от него к стене. Последний живой человек, на чью помощь я рассчитывала, исчез. До боли прикусываю губы зубами чтобы не заплакать. Яков... Мне нужно, непременно нужно узнать, что с ним. Поэтому придется постараться дожить до следующего утра.
-“Я наберусь сил и смогу сама подняться с постели, главное пережить предстоящую ночь. Боже, ночь!” - перед глазами снова расплывается бликами света Оно. Взволновано спрашиваю у медбрата. - Который сейчас час? Сейчас еще не ночь?
С трудом приподнявшись на локтях, оглядываюсь на окно. Снег перестал идти и снаружи теперь все белоснежно-ослепительно сияет. И непонятно, уже вечер или только наступило утро. Снова смотрю на медбрата. Он все также улыбается. Мне хочется кричать.
-Почему вы не отвечаете?
-Успокойтесь, Тереза. Вам незачем беспокоится, все хорошо.
-Который сейчас час?!!- уже воплем расходится исступленный страх.
-Сейчас ровно два часа пополудни! - с грохотом распахивается дверь, впуская внутрь девушку-подростка.
-Лаванда! - радостно вскрикиваю.
Никогда не думала, что буду так рада привычной для этой девушки манере вламываться без стука. Подпрыгивая золотыми локонами волос, она, явно в приподнятом настроении, подходит, подлетает, не утрудившись прикрыть за собой дверь. А там я вижу, как с любопытством выглядывает толстощекое лицо Матео. Медбрат сначала опешил неожиданному визиту, но быстро берет себя в руки и надвигает на лицо маску безразличия.
-Лаванда! - повторно восклицаю я в изливающемся счастье.
Она, конечно, знает, что с Яковом и учитывая хорошее настроение, в каком она сейчас находиться, с ним не могло произойти чего-то непоправимого. Однако Лаванда продолжает молча улыбаться, легко и воздушно прогуливаясь по комнате.
-Лаванда, ты пришла ко мне? - пытаюсь обратить ее внимание к себе.
-Да, - кивает она, наконец остановив свое головокружительное порхание по комнате. - Я пришла, потому что ты очень больна.
-Спасибо. Я очень рада, что ты решила проведать меня.
-Да, об этом Яков попросил.
-Что? - встрепенувшись всей сущностью, приподымаюсь на локтях. - Он жив? С ним все в порядке?
Но Лаванда вместо того, чтобы отвечать, обратно начинает кружиться по комнате и вдруг: вскок!
-БУУ! - вопит она в ухо медбрату вскочив прямо к нему на коленки.
Пытаясь скрыть раздражение за улыбкой, (в этот раз она у него получается не такой приветливой), медбрат осторожно выскальзывает со стула, оставив Лаванду сидеть одну и отходит к окну. Когда он отворачивается вся жеманность снисходит с ее лица, и, подозрительно оглядываясь на медбрата, она берет меня за руку.
-Яков научил меня вашей игре. - с лукавой улыбкой проговаривает она и начинает выводить пальцем по внутренней стороне моей ладони.
П
Р
И
Х
О
Д
И
Останавливается палец и Лаванда вопросительно взглядывает на меня. Я киваю ей, чтобы показать, что все понятно. И палец начинает выводить следующее слово:
З
А
В
Т
Р
А
Приходи завтра, вот что хотел сказать Яков.
-Куда? - возбужденно спрашиваю.
Она кивает в сторону тут же спрятавшего голову за косяком двери Матео.
-“Прийти завтра в палату Матео и Якова?” - неуверенно думаю я, а Лаванда тем временем так же быстро и без слов вылетает в коридор.
Я мало, что помню из остатков того дня. День прошел монотонно, я лежала то опускаясь в полудрему, то опят возвращаясь к раздумьям о Якове и о том, в каком он сейчас в состоянии. Единственное, что мне запомнилось отчетливо, так это радостный момент прилива вернувшихся сил. Правда ощутила его я, когда мне захотелось в туалет. Медбрат предложил мне помочь добраться до туалета. Наотрез отказавшись от всяческой помощи, я, хоть поначалу и пьяно шатаясь от кружившейся головы, все-таки самостоятельно доковыляла до ванной комнаты и с резкостью захлопнула дверь перед самым носом чрезмерно обеспокоенного медбрата. Видимо в том, чтобы приставлять к больным сиделок противоположного пола есть смысл. После этого улучшение последовало такими темпами, что вечером я даже съела почти половину миски овощного супа. Весточка от Якова придавала надежду. После ужина медбрат еще раз осведомился, не нужна ли мне помощь и получив отрицательный ответ стал собираться уходить. Игнорируя при этом все мои мольбы не оставлять меня одну на ночь или хотя-бы прислонить чем-нибудь дверь, (о том, как бы он это уладил, находясь снаружи, я тогда не подумала). Медбрат все также мило улыбнулся и ушел. Найдя под подушкой Ольгу, я прижала ее к себе, уже представляя, как нам не удастся и сомкнуть глаз в продолжении всей предстоящей ночи. Но тут меня осенила идея. Уходя, этот гад из персонала все-таки оказал мне услугу и вызвал по оконной панели ежедневную дозу лекарств. Запив их быстрыми глотками воды, я сразу почувствовала облегчение. Я знала, что после них отрублюсь непробудным сном до самого утра.
Утром просыпаюсь опухшей и с болезненным гулом в голове. Неприятный побочный эффект от действия препаратов. Но я проснулась живой и с целыми конечностями, чего не скажешь... Отряхнув дурные мысли подхожу к окну. Все тот же белый снег. Белый цвет вызывает во мне с последних времен сильное беспокойство. Отвернувшись, накидываю халат и более не мешкая отправляюсь в палату к Якову. Часы Сандры показывают половину девятого, и я тороплюсь проскользнуть до возвращения медбрата или кого-другого из медперсонала. Снаружи пусто, сейчас еще слишком ранний час для большинства посетителей, которые привыкли вставать ближе к десяти. Еще шатающейся от легкого головокружения походкой бреду вверх по коридору.
Земля выскользнула из-под ног, когда я вновь увидела его. Впопыхах сталкиваю в сторону открывшую дверь Лаванду и бросаюсь к его кровати. Длинное одеяло покрывает его целиком, оставив снаружи только копну медно-рыжих волос и сверкающие под ней пару глаз-каштанов. Я уже хочу кинуться к нему, как вдруг замечаю, кое-где сверху и снизу, под одеялом неестественную пустоту... Это укрощает бурю долгожданной встречи.
-Ты здесь! - ограничиваюсь слезным шёпотом.
Наклоняюсь над ним и осторожно кладу руку на край простыни. Мне не хочется причинить ему невольно боль. Но скрывающая правду одеяло не дает мне отбросить надежду, что все произошедшее было лишь кошмарным сном. Он выпрастывает из-под одеяло руку, - только одну, правую! - и открывает им лицо. На безжизненно бледном лице потускнели даже веснушки. Но в круглых глазах еще теплится огонек. Он слабо шепчет:
-Ты пришла!
-Конечно, Яков, конечно, я пришла. - усаживаюсь на стул, который любезно прикатила ко мне Лаванда. - Постой, почему ты говоришь? - стул подо мной откатывается на колесах назад.
С недоумением озираюсь под собой. Я сижу не на стуле, а на инвалидном кресле. В ужасе вскакиваю с него.
-Держать обет молчания больше не имеет смысла. - печально скользнувшая по его тонким губам улыбка больно бьет по сердцу.
Яков убирает с себя одеяло, открыв обтянутую кожей голую пустоту на месте левой руки ниже локтя. Теперь там безобразно бугриться культя. Подошедшая сзади Лаванда нежно касается культи. Вздрагиваю от этого.
-Это все лазер. - заворожённо проговаривает она.
-Да, врачи сказали, что это благодаря ему раны так быстро срослись. - кивает Яков, отчего густая челка волос падает ему на глаза.
Хихикнув, Лаванда смахивает ему спавшие волосы в сторону. Она ведет себя так непосредственно, что мне становится стыдно за себя, за то, как я, застыв в шоке, стою на одном месте и не могу отвести глаз от пустоты на руке. Неловко прячу мешающиеся руки за спину. Яков улыбается поочередно сначала ей, потом мне. Видно, как ему трудно удается сохранять безмятежный вид, в глазах-каштанах сияют крупные слезы. Мне хочется вытолкнуть глупую Лаванду, которая ничего не понимает, и кричать, кричать. Кричать вместе с Яковом, потому что он хочет этого, я знаю. Но я лишь тихо спрашиваю:
-Лазер, значит?
-Да. Но это ты меня спасла, Тереза. - слезы в каштанах погасают, и теперь они смотрят на меня прямо, - Если бы не ты, я бы давно умер.
Улыбнувшись, быстро вытираю тыльной стороной руки скатившуюся слезинку.
-Ты помнишь что-нибудь из случившегося?
-Я хочу помнить только тебя. - сказал он и я чувствую, как от его слов у меня внутри надувается воздушное солнце. Однако, ясно и другое - сегодня мы больше не вернемся к теме случившегося.
-Хорошо.
Лаванда с удивлением переводит взгляд с Якова на меня, и обратно. Потом, улыбнувшись, говорит мне:
-Это я за ним ухаживала, пока ты болела.
-Спасибо! - восклицаем мы с Яковом одновременно. Начинаем тихо смеяться.
-Приходи после обеда! Нам разрешили сегодня выйти и прокатиться на нем. - нетерпеливо прерывает нас Лаванда, указывая пальцем на инвалидное кресло.
Я киваю, понимая, что этим Лаванда оканчивает наше короткое свидание. Прежде чем уйти я все-таки решаюсь опуститься к нему и нежно обнимаю.
-Все хорошо, Тереза. - теплым дыханием шепчет он мне на ухо и мне действительно становится лучше.
-“Ты все-таки живой!” - наконец-то с огромным облегчением выдыхаю я.
Возвращаюсь назад, цепляясь за голые стены руками. Накопленных после крепкого сна сил хватило лишь ненадолго. Пара проснувшихся посетителей, встретившиеся в коридоре, почему-то с удивлением шарахнулись от меня. В палате пусто. Правда, по оставленной на тумбочке миске с овсяной кашей я понимаю, что в мое отсутствие кто-то все-таки успел здесь побывать. Каша уже остыла, но я, впрочем, съедаю ее с большим аппетитом. Сказывается воздержание последних голодных дней. После, недолго думая, снова ложусь на не застеленную постель, укутываюсь получше, засыпаю.
Будит меня, дразня, щекочущий ноздри приятный аромат. На тумбочке поднос с обедом. Оглянувшись, успеваю заметить, как легко прикрывают, с другой стороны, дверь. Думая, не могла ли это быть медсестра Кирилла, принимаюсь за принесенный густой чечевичный суп. Дымящийся от жара, он приятно сжигает гортань, когда я быстрой чередой опускаю в себя полные ложки супа. Еще немного поковыряв второе, я решаю поскорее собираться. Свежий душ будит окончательно. Ступая к палате Якова, я чувствую себя уже почти здоровой. На этот раз он встречает меня уже сидя на инвалидном кресле, по плечи закутанный в клетчатый плед. Мне становится дурно от одного вида этого. Он, сидящий на этом чертовом кресле. Но еще по дороге сюда я приняла решение быть сильной и вести себя как ни в чем не бывало.
-“Ему нужна поддержка, а не слезы и сопли.” - твержу про себя, наблюдая как суетиться вокруг него Лаванда, заполняя карманы на спинке кресла салфетками, бутылками и еще непонятно чем.
-Покатаешь нас? - окончив с приготовлениями просит она и вдруг, неожиданно, садится на колени к Якову.
В ужасе я протягиваю руки чтобы остановить ее! Но Яков сидит спокойно, как видно, не чувствуя никакого дискомфорта. Рассеянно моргая, согласно киваю, и, открыв дверь нараспашку, выкатываю кресло с двумя пассажирами в коридор. Вокруг никого, и только докатив до, скрытого в стене, входа в тайную комнату, мы обнаруживаем причину воцарившейся в отделении тишины. Рупорная дверь осталась чуть приоткрытой и из щели в стене до нас доходит голос Ханса.
-Случившееся должно стать уроком для всех нас. Мы должны понимать, что ни в коем случае нельзя выходить после двенадцати ночи.
-Кажется, это о вас! - заговорщески хихикает Лаванда.
-“Как бы устроить так, чтобы нам с Яковом удалось поговорить наедине?” - думаю я, а в слух произношу, - Наверное там новое собрание.
-Поехали дальше. - предлагает Яков.
-Вы что, сноо-ова в библиотеку? - капризно оттопырив нижнюю губу тянет Лаванда.
Так Лаванда сама дала подсказку, как можно, не обидев, спровадить ее. Хватая за хвост предоставленный шанс, я с преувеличенным энтузиазмом говорю:
-Да, отличная идея! Давайте заедем в библиотеку, нам уже давно следовало приняться за этот гигантский том “Чистого разума” Канта. - Яков с интересом заглядывает мне в глаза. Пытаюсь взглядом подать ему сигнал.
-Да, давно... - неуверенно пророняет он.
-Фу! Ну уж нет, тогда идите сами! - соскакивает с кресла Лаванда и присоединяется к остальным на собрание.
Я аккуратно поворачиваю кресло к выходу из отделения.
-Нам нужно поговорить наедине. - говорю ему.
-Да, нужно...
***
-Постойте!
Я даже вздрагиваю от неожиданности. Сидящий напротив глав врач Надежды прервал меня своим громким восклицанием.
-Мне очень не хочется отрывать нас от вашего рассказа, но я должен спросить о кое-чем важном, пока не забыл.
Вопрошающе смотрю на него.
-Я хотел узнать не у вас ли та кукла, Ольга, которую вам поручили на время пребывания в Надежде?
-Аа, да. Она у меня.
Сейчас это кажется глупым, прихватить с собой как бы живую напоминалку о дичи, творившейся в Надежде. Но в день побега я просто не смогла оставить Ольгу одну, в опустевшей палате 4С.
-Могу я получить ее назад? Мы передаем куклы выписавшихся новым посетителям.
-“Вот значит куда попадают куклы после выписки хозяев. Узнать бы еще, куда попадают после выписки сами хозяева.” - мысленно замечаю, достав из шкафа свой рюкзак. Расстегиваю молнию. Туда я в спешке запихала все, что считала необходимым, готовясь к побегу из больнички: паспорт, бумажник с деньгами, коробок спичек и лекарства... Среди них испугано притаилась Ольга.
-“Прости.” - мысленно обращаюсь к ней, отдавая куклу глав врачу.
-Благодарю. А ведь вы с самого начала правильно догадались, приняв легенду о куклах за метод лечения.
Вскидываю на него встревоженно взор. Разве ему я говорила об этом?
-Этот метод называют парадоксальной терапией. Мы внушаем фантастические идеи людям с нарушением восприятия реальности, посредством вручения этих тряпичных кукол, копий бывших посетителей. Временами также важно делать новые копии с посетителей, которые недавно отбыли, чтобы не дать ослабнуть воздействию легенды на них.
-Так значит, все это было ложью... - медленно проговариваю я, чувствуя, как опустошаюсь с каждым произнесенным им словом.
-Ложью во благо, я бы сказал. - говорит он. - Да, у меня есть для вас также весточка от друга. - вдруг белоснежно улыбается глав врач, обнажив ряд идеальных зубов. - Вам привет от Сандры.
Водоворот мыслей застывает в голове. Запястье сжигает тонкий обруч браслета с часами. Часы Сандры были все еще на мне.
-С Сандрой все хорошо, и она рада узнать, что вы, как и она, успешно прошли весь курс. Еще она попросила вас оставить те часы, что она вам дала, себе на память.
-С ней все хорошо?..- перед глазами плывут воспоминания нашей последней встречи: огромный живот, крики боли, завязываю ей глаза... шарфом Кирилла. - Она больше ничего не передавала? - недоверчиво переспрашиваю.
-Нет. - задумавшись отвечает глав врач. - В первый день после выписки я стараюсь лично проведывать всех отбывших из Надежды, потому что нам важно фиксировать сохраняются ли результаты, достигнутые во время лечения, вне стен нашего центра.
-“Вот почему он никого не консультирует в Надежде. Он занимается теми, кто уже выписался.” - задумчиво вглядываюсь в иссиня-черные глаза. Почему мне так кажется, что в них что-то скрыто?
-Поэтому вас будут навещать еще некоторое время, если вы не против. В дальнейшем мы обыкновенно сохраняем контакты с бывшими посетителями и периодически проводим дистанционные опросы. Я хочу, чтобы вы понимали - проект Надежда все еще находиться на экспериментальной фазе, и сбор данных о любых изменениях в поведении посетителей во внешнем мире является неотъемлемой частью эксперимента.
Я продолжаю молчать, переваривая полученную информацию, поэтому он торопливо произносит.
-Так на чем мы остановились? Скажите, это вы с Яковом приняли план о побеге?
-Да, мы не могли иначе, потому что...
***
Крепко, до самых белых костяшек пальцев, сжимаю кулаками ручки инвалидного кресла, пока мы с Яковом спускаемся вниз по пандусам. А ведь раньше я даже не замечала наличие этих спусков на лестничной площадке и только теперь могу оценить их по достоинству. Всю дорогу Яков не произносит ни слова и когда мы доезжаем до библиотеки я начинаю раздумывать, как бы начать разговор о произошедшем... Ведь он еще утром дал понять, что не хочет вспоминать об этом. Но тут Яков произносит непонятное:
-Как же все это смешно!
-Смешно? О чем ты? - улыбаюсь ему я.
-Да об этом, обо всем этом! - с резким скрежетом колес останавливает и разворачивает он кресло ко мне лицом. - Эта библиотека, Надежда, больные, лечащие, ты, Лаванда, книги, эта - он бьет кресло по рукоятке, - эта чертовая штука, ты...
-Все это кажется тебе смешным? - робко спрашиваю.
-Нет, я вправду уже сам не знаю...
-Яков, - присаживаюсь у подножия его кресла, - Я тоже не понимаю, что здесь происходит...
-Нет, ты не понимаешь...
-Тогда объясни мне! Ты можешь быть искренним со мной. - заглядываю в глаза-каштаны, чтобы потом в испуге отпрянуть от них. В них появилось что-то новое. Они пустые, как стекляшки.
-Ты уверенна, что хочешь знать? - с вызовом произносит он. И не дожидаясь ответа срывает единственной рукой с себя плед.
На нем нет рубашки, изъеденное болезнью плоское белое туловище обнажено по пояс. Я не могу поверить. Там, где была рука, точнее, ее остатки... Там теперь из правого надплечья остался торчать лишь жалкий отросток, когда еще утром рука оставалось целой до самого локтевого сустава...
-Посмотри на ногу! - с полным боли воплем велит мне Яков.
Туловище так неправильно, режуще глаза этой неправильностью, оканчивается только одной длинной ногой. Вместо правой ноги до самого бедра лежит мешающимся комком пустая штанина брюк.
-Я исчезаю, Тереза! - переходит его плач в истерический смех. - Я таю на глазах, я исчезаю, черт возьми, в самом прямом смысле этого слова, Тереза, ТЕРЕЗА, ТЕРЕЗА!
В каком-то инстинктивном порыве я накрываю, зарываю его в себе. Прячу от всего внешнего, враждебного.
-Я с тобой. Ты со мной. Вот они - мы! Как же ты исчезнешь, если я здесь? Я не дам этому случиться, с тобой все будет хорошо, обещаю! - шепчу ему, чувствуя на щеке влагу чужих слез.
-Ты не могла бы подать мне плед? - просит несколько минут спустя остывший голос Якова.
-“Господи, что же мы будем делать?” - думаю я, пока с усилием запихиваю края пледа в щели кресла, чтобы находящееся под ним не открывалось больше. - Но ведь этого не может быть. - невольно роняю вслух.
-Да, как и все остальное, случившееся здесь с нами.
-Да, но нет... - не могу просто согласиться. - Остальное можно хоть как-то объяснить, но, чтобы конечности у тела исчезали, просто исчезали и так быстро! Такого не бывает.
-Ты хочешь сказать, что увиденное тобой сейчас, невозможно?
-Да, может в прошлый раз... Может они и раньше были такими...
-А мы не заметили! - незнакомым, жестким, надтреснутым смехом расходится его голос. - Никто не заметил?! - продолжает разрывать атмосферу жуткий хохот. Затем, резко умолкнув, он тихо качает головой, - Нет, Лаванда замеряла... Моя рука, моя нога... Они исчезают по миллиметру, ежеминутно и безостановочно.
Я снова опускаюсь перед ним на колени, чтобы быть с ним на одном уровне.
-А ты показывал им, врачам?
-Как ты это себе представляешь? Доктор, я, кажется, испаряюсь? - снова истерический смех. Я хмурюсь, поэтому он прекращает смеяться. Уже более спокойным голосом говорит, - Тереза, как ты не можешь понять, всего этого не может быть. Если бы ты знала, что произошло тогда. В ту ночь...
-Тогда расскажи мне! - с мольбой в голосе восклицаю.
-Нет, прости, прости! - категорически качает головой. - Мне не следовало скидывать все это на тебя, теперь я жалею... Прости.
Я смотрю в его изменившиеся, опустошенные глаза и пытаюсь найти хоть какой-то отблеск того света, что озарял их раньше. Как можно осторожнее опускаю руки на его единственное колено и тихо говорю:
-Ты же сам говорил, что нельзя извиняться за наличие проблем. Мы на то и друзья, чтобы делиться и радостным, и горестным.
-Да, но... - он опускает глаза вниз.
-Это я виновата.
Яков подымает на меня расширенные от удивления глаза.
-Это я просила тебя выходить в коридор по ночам. Ты отпугивал своим приходом эту тварь, а я слишком боялась… - дрогнувший голос не дает договорить. - Боже, а вдруг ты не пугал его, а просто отвлекал его внимание на себя!
Воцарившееся безмолвие нарушает смех Якова. Получается надтреснуто и поломано.
-Нет, нет, нет! Ты даже не представляешь, насколько сильно ошибаешься, обвиняя себя сейчас! Меня никто не заставлял выходить, я просто проснулся не в подходящее время и не в правильном месте. И, во всяком случае, кто ринулся мне на помощь, находясь при этом полностью в сознании? - притрагивается он рукой к моему лицу, водит большим пальцем вверх по виску. Легкое движение длится мгновение, и он отнимает руку. - Я всегда буду помнить об этом.
Отворачивается он, а я замираю в исходном положении, понимая, что тоже буду всегда помнить об этом коротком мгновении.
Потом Яков медленно, словно самому себе, проговаривает:
-Наверное ты была права, говоря, что мы умерли. Точнее умер только я. Мозг продолжает функционировать еще двенадцать часов после прекращения питания воздухом. Вполне вероятно, что это все выдумка хватающегося за последнюю соломинку умирающего мозга. - поднимает на меня глаза-каштаны. - И даже ты, Тереза, всего лишь иллюзия последней агонии моего мозга.
-Нет, это просто абсурд! - негодующе возражаю. - Я-то живая! И если даже это я умерла, а мой мозг выдумал все происходящее, твоя гипотеза все равно провальная. Потому что, если бы ты был плодом моего воображения я бы не позволила этому случиться! - глазами указываю на скрытые под пледом увечья. - Так что извини, но тебе придется признать, что мы оба настоящие! - заканчиваю безапелляционным тоном.
-Тем хуже! - усмехается он. — Значит, скоро я перестану существовать по-настоящему.
***
-Прелюбопытный факт! Значит он стал исчезать, можно сказать, прямо на глазах! - более чем странное замечание глав врача прервало ход моей мысли.
-Что?
-Я хочу сказать, что ваша история уникальна, Тереза. Можете продолжать.
-Зачем мне рассказывать вам все это, если вы не верите? - устало качаю головой, стараясь незаметно проглотить ставший в горле ком.
-Я верю вам. - спокойным голосом говорит он. - Что произошло дальше?
-Я не могла смириться с этим. Нам нужно было действовать, поэтому я спросила Якова...
***
-Ты со мной?
-Куда? - с удивлением, нет, с нечто большим, с надеждой глядит на меня Яков.
-Домой. Мы уйдем отсюда сегодня же и тебе помогут настоящие врачи.
Яков скептически усмехается, но, посмотрев мне в глаза, отдает мне свое доверие словами:
-Да, я с тобой.
Я, грустно улыбнувшись, замечаю:
-Как же все-таки непривычно слышать твой голос.
Полные решимости, прочь, по коридорам, перемычкам, мимо лабораторий и архивов, бухгалтерий и других помещений, в которых копошатся за бумажками сотрудники Надежды, мы катим все дальше и дальше. Но коридоры не знают конца. И не желает найтись выход на тот просторный холл, куда мы впервые вошли из мира за стенами. Много-много времени тому назад. В очередной раз открыв не ту дверь я уже собираюсь захлопнуть ее, но, находившиеся в ней куратор и двое парней из персонала, вдруг выходят к нам и желают узнать, что мы тут делаем.
-Пытаемся найти выход! - прямым вызовом в голосе отвечаю им.
-Выход? - удивляются за линзами очков глаза женщины куратора. - Выход куда?
-Выход домой, наружу, вы не имеете право нас держать здесь вне воли!
-Но вы сами дали нам это право, согласившись пройти курс исцеления в нашем центре. - мягко возражает женщина в очках.
-Что? Я не соглашалась, не давала согласия... - уже менее уверенным голосом быстро проговариваю я.
-Успокойтесь, все хорошо. Эндрю, проводите пожалуйста этих посетителей до их отделения. Зайти так далеко за пределы левого крыла, вы, должно быть, проделали немалый путь. - хитро улыбается нам женщина куратор.
Ее последние слова больно колют в сердце. Так далеко за пределы левого крыла, сказала она, а это могло означать, что мы уже добрались до правого крыла и выход мог быть где-то совсем рядом от нас. Но сопротивляться не имело смысла, двое мускулистых парней уже надвигаются и что мы, парень в инвалидном кресле и истощенного вида девчонка можем сделать с ними?
-Провожать не нужно. Мы и сами найдем дорогу. - говорю словно в пустоту, потому что Эндрю, вышедший из двоих вперед, пропускает мои слова мимо ушей и идет за нами следом до самого входа в отделение посетителей.
Собрание видимо уже давно закончилось, так как, оставшаяся не сомкнутой, роторная дверь в стене открывала взору редкостный вид: в тайной комнате пусто. Заворачиваю туда и боком толкаю белую стену двери. Она замыкается за моей спиной, и мы остаемся одни: Яков, я и большая рыба в круглом аквариуме. Яков катит колеса своего кресла к аквариуму, а я, с дрожащим от обиды голосом, говорю ему:
-Почему ты молчал? Я говорила одна, а ты не мог и слова сказать той женщине?
-Это не имело смысла. Думаешь, они бы пустили нас?
-Выход мог быть в шаге от нас! - в отчаянии заламываются у меня руки.
-Бежать днем не имеет смысла. - только и повторяет Яков.
-Тогда сделаем это ночью! - кричу я. - Чтобы не случилось, мы уйдем из Надежды сегодня!
Яков наконец отворачивается от уродливой рыбы и поворачивает кресло ко мне. На бледном лице отчетливо написан страх.
-Ночью приходит Оно.
-Мы сделаем это до наступления полуночи. Мы ускользнем, когда вырубиться свет и выйдут из строя все камеры наблюдения. А до этого найдем выход из Надежды и будем ждать, притаившись неподалеку.
Я вижу, как дергается его маленький кадык. Яков сглотнул.
-Ты же со мной, Яков?
Мне чудится, что в круглых глазах-каштанах мелькнуло сомнение. Но он медленно, раздумывая произносит:
-Нам понадобится свет. Я знаю где его найти.
***
Последняя ночь.
-В детстве мама покупала мне всевозможные ночники и светящиеся наклейки, расклеила ими все стены и потолок в детской, чтобы помочь мне постепенно избавиться от страха темноты. Как и другие детские страхи, со временем прошла и моя никтофобия, пока однажды... - голос Якова замирает на полуслове.
Мы находимся у него в палате. Лаванда смотрит в окно, уперевшись руками на подоконник. Я сижу на кровати Якова, с тяжело прислонившимся у ног рюкзаком. На соседней кровати мирно храпит видящий уже десятый сон Матео. Яков на своем кресле, в руке он держит фосфоресцирующие синим, зеленым и фиолетовым свечениями длинные палочки.
-Пока смерть одного моего близкого друга не сбила все с привычной колеи. - после долгой паузы продолжает он отстранённым голосом. - Наверное, это повлияло на меня и стало причиной... Нет, - качает в отрицании лохматой головой, - ее смерть стала катализатором появления проблем, новых, а вместе с ними и давно забытых старых. Например, я с чувством стыда начал замечать и должен был признаться себе, что снова оставляю включенным свет на ночь. И не только потому, что мне хочется почитать перед сном. Тогда и пригодились эти трюки из прошлого. - он потряс в воздухе светящимися палочками. - Это неоновые палочки, они довольно долго светятся в темноте без необходимости в подзарядке. У меня много набралось таких, по крайней мере, на эту ночь нам их хватит. Я старался не пользоваться ими, просто всегда носил с собой в рюкзаке. Знаете, осознание, что у тебя с собой есть носители света, которыми ты всегда можешь при необходимости воспользоваться, успокаивало.
Он протягивает мне фиолетовую палочку, поворачивает колеса к Лаванде, но та вдруг отскакивает со своего места словно ошпаренная. Спрятав лицо в руки, начинает плакать.
-Лаванда, что с тобой? - с лаской в голосе шепчет ей Яков.
Она быстро качает головой и не отрывая рук от лица произносит сквозь плачь:
-Я... Я не могу. - снова дрожит в рыданиях. - Простите, я нее... не могу-уу.
-Все в порядке. - пытается приблизиться к ней Яков, но она опять отскакивает от него.
-Не надо, я уже сказала, что не пойду с вами! - отняв ладони от раскрасневшегося лица кричит она на Якова.
Я вижу, как вытянувшись на тонкой шее, его лохматая голова напряженно застывает. Но это длится лишь пару мгновений, и Яков, собравшись с духом, произносит:
-Мы все понимаем, ты не обязана идти с нами.
-Нет, я должна! Я должна и не могу!
-Почему ты так думаешь? - не могу удержаться и не встрять я.
-Мне осталось меньше недели до окончания моего месяца на Надежде. Мистер Стоун не хочет, чтобы я так рисковала, он говорит, что ваша затея безумна! А Ханс сегодня на собрании сказал, что вам просто повезло и выйдя из палаты после двенадцати вы выжили лишь благодаря чуду.
-Могу полностью согласиться с Хансом, поэтому ты не обязана брать на себя такой риск из-за нас . - убедительным и спокойным тоном говорит ей Яков.
Лаванда, успокоившись, опускается рядом с ним. Ее взгляд озаряется умилением.
-Ну почему ты такой хороший, почему? Ведь я же не могу! - зарывается лицом она в покрывающий его уцелевшую ногу плед, и снова гулко рыдает, содрогаясь в плечах.
-Ну что ты заживо хоронишь нас, Ло! Все будет в порядке! - подхожу к ней и опускаюсь рядом.
-Обещаешь? - поднимает она распухшее от слез лицо. - Ты обещаешь мне, что позаботишься о нем?
Слишком растроганная неожиданной просьбой, у меня не сразу получается произнести нужные слова. Откашлявшись, говорю:
-Да, конечно.
-И хотя теперь я считаюсь калекой, но думаю, что постоять за себя сумею не хуже любого двуногого! - пытается пошутить Яков, и Лаванда тут же бросает на него строгий взгляд.
-Не говори так! - велит она.
Решив, что ей уже лучше, я снова сажусь на свое прежнее место на кровати. И краем глаза замечаю, как Лаванда с нежностью гладит Якова по лицу, шее, по сильно укоротившему левому надплечью... При этом жалобно нашептывая:
-Такой хороший, хороший.
Яков сначала просто улыбается ей. Но потом, поймав руку Лаванды в свою, прикладывает к своим устам, (как больно кольнуло внутри!), целует ее. Лаванда, казалось, снова впала в одно из своих кататонических состояний. Правда, в этот раз ступор проходит быстрее обычного и очнувшись, она вырывает руку назад, прячет заалевшие щеки руками, странно смеется и, вспорхнув, уносится прочь из палаты.
В воздухе застывает тяжелый вздох Якова.
-“Конечно, вполне вероятно, что больше мы никогда не увидим эту странную девушку-подростка!” - бросаюсь к окну, не желая никому показывать свое раскрасневшееся лицо. -“Ох, Лаванда! Лаванда! Лаванда!” - кричит во мне что-то жалкое, эгоистичное...
-Нам следует обсудить план побега. - слышу я как со скрипом разворачиваются колеса инвалидного кресла. Яков снова рассудительный и холодный Яков.
***
-План был таков: ближе к десяти все сотрудники Надежды разойдутся по домам, и мы выйдем к тому месту, где нас остановила женщина в очках. Было предположено, что там начинается правое крыло, в котором мы и хотели начать поиски главного лобби с парадным входом. Если нам не удастся найти этот вход или мы не сможем разблокировать его дверь, то мы переходим на план Б. Яков рассказал, как раньше он посещал баню в отделении водных процедур. По рекомендации своего куратора он должен был ходит туда для очищения организма и мыслей, и однажды заметил, как сотрудники быстро перевозили тачками топливо для затопки через какую-то дверь. Он стал наблюдать и увидел, что дверь ведет наружу в парк. Днем он не решился нарушить правила и хотя бы выглянуть за дверь, хотя и сильно этого хотел. Яков считал, что его желание могло сохраниться на подсознательном уровне и он, находясь в сомнамбулическом состоянии, мог по ночам выходить наружу, используя этот выход. В том, что он по ночам выходил на улицу, Яков не сомневался. Потому что утрами часто находил на подошве своих тапочек налет почвы и застрявшие мелкие камушки. Поэтому план Б особенно воодушевлял его, но я не хотела им воспользоваться, не убедившись прежде в неосуществимости первого. Думая обо всем этом сейчас, я не могу объяснить, почему мне так сильно хотелось найти именно выход из лобби. Почему-то он казался мне самым надежным местом в Надежде. Я тянулась к нему, не слушая разумных доводов Якова, который предлагал пойти сразу к черному выходу в бане. Может, на меня влиял тот факт, что за парадной дверью я в последний раз видела лицо своей мамы. В общем, только сейчас я понимаю, насколько было глупым настоять на своем. Только сейчас я понимаю, что этим совершила роковую ошибку.
Я замолкаю, ком в горле мешает говорить. Глав врач с сочувствием смотрит на меня и достает из-за пазухи маленькую фляжку. Протягивает ее мне. Я, слишком ошарашенная таким предложением, отмахиваюсь, но эта тяжесть внутри...
-Ладно, давайте. - спешу согласиться я, когда он уже собирается вновь спрятать фляжку во внутреннем кармане пиджака.
Наши руки, моя маленькая, и его, большая, с длинными тонкими пальцами, на мгновение соприкасаются. Его руку покрывают редкие мягкие волосы. Эти редкие волосы на руках неизвестно почему, но сильно волнуют меня, и, невольно, я резким движением делаю большой глоток. Поток настоящего огня сжигает гортань и тут же вырывается наружу в виде зловонных брызг. Я смущенно отираю рукой мокрый рот. Выплюнув почти все, мне все же хватило и этого чтобы внутренности приятно загорелись. Чувствуя себя бодрее, я благодарю его и продолжаю.
-Мы вышли, как и задумывали, в десять. На то, чтобы добраться до того места, где нас заставили развернуть, ушло четверть часа. Оттуда мы продолжили идти в глубь, на право. Всю дорогу плед, которым был покрыт Яков, колыхался от движения колес и открывал пустоту ниже колена. Торопясь найти лобби, я даже не сразу поняла в чем дело.
***
-Яков, ты в порядке? - испуганно спрашиваю, остановив кресло в одном из коридоров.
Обходя кресло боком, я с содроганием замечаю, что, стоявший на педали для ног, кроссовок пропал. Вместе со ступней и щиколоткой единственной ноги. Проследив за моим взглядом Яков странно улыбается. Его лицо кажется мертвенно-бледным в тусклом свете ламп накалывания.
-Поехали дальше, Тереза. - тихо просит он.
Я толкаю кресло сначала медленно, затем быстрее, потом еще быстрее. В итоге кресло несется вперед так быстро, что пару раз, с трудом сворачивая на поворотах, чуть не опрокидывается. Яков все время молчит, безропотно подскакивая на поворотах и резких остановках. Наконец я замечаю, что из прохода впереди падает свет, который мне кажется отличным от света в коридорах, на бегу влетаем туда и оказываемся в просторном помещении с выложенным из каменных плит полом. Я вскрикиваю от радости, узнавая стены лобби Надежды.
-Яков, все позади! Это выход, мы нашли его! - кричу ему, подкатывая кресло к парадному входу Надежды.
-Скорее, Тереза...
Не успевает он договорить, как светлое лобби резко поглощает непроглядная мгла. Электричество вырубилось. Это означает только одно. До полуночи осталось пятнадцать минут.
-Все хорошо! - кричу Якову.
Пытаюсь в темноте схватить его за плечо, чтобы успокоить и успокоиться. Но не получается, рука ловит только пустой воздух и у меня самой начинается паника.
-Яков! - мой крик одиноко зависает в темноте.
Рука наконец нащупывает тонкую шею. И тут загорается слабый свет неоновых палочек. Яков зажег их одной рукой и через плечо передает мне.
-Тереза, нужно спешить пока есть время! - его голос неожиданно приобретает твердость.
Я не могу не поразиться силе воли, с какой он преодолевал свой страх, (неоновое свечение на миг выхватывает из темноты дрожащую нить губ и огромные круглые глаза), и я, поспешно схватив одну из палочек, бегу к двери. С разбегу толкаю ее и больно ушибаюсь плечом. Не поддается. Большая и прочная, на вид дверь кажется неприступной.  Дергая за ручку, снова и снова толкаю дверь, все без толку. Пытаюсь тянуть ее на себя, освещая палочкой каждый уголок, ищу какие-нибудь кнопки или щели, куда можно было бы вставить карту пропуска. Ничего. Нет даже банальной замочной скважины. Ко времени возвращение света я, уже не страшась поднять шума, громко колочу в дверь. Мне слишком трудно смириться с очевидным фактом, что дверь заперта. Мне ее не открыть. Простонав, сползаю на пол, в бессилие прислонившись спиной к двери.
-Может, стоит покричать и позвать на помощь? - наивно спрашиваю.
-Тереза, - вздыхает Яков, - Следует поторопиться. Который уже час?
Приближаю руку с часами к глазам. Собираясь в дорогу, я решила, что будет надежнее надеть часы Сандры, чем прятать их в рюкзаке. Стрелки показывают десять минут первого. В горькой досаде сжимаются глаза, почти полчаса ушло на бессмысленную возню с парадной дверью! Внутри холодает от еще одной мысли: уже десять минут как где-то в стенах этого здания бродит Оно. Я уже начинаю трусливо раздумывать не вернуться ли нам назад в палаты, как ловлю на себе взгляд Якова. Все еще включенные неоновые палочки светятся рядом с тем малым, что осталось от него. Плед больше не помогал скрыть, а наоборот, только подчеркивал явное отсутствие конечностей, больно облекая собой, еще как-то державшееся вертикально, туловище. Яков сейчас напоминает больного, с гипертрафированной головой взрослого на теле ребенка. Из груди что-то поднимается и начинает дрожать на губах.
- "Нет. Он не может исчезнуть!" - упрямо перечит внутренний голос. Подавив рыдания, кричу как можно увереннее. - Мы еще успеем, у нас есть время!
С новыми силами поднимаюсь и подхожу к креслу.
"Нет, с креслом придется слишком долго тащиться." - передумываю я, уже схватившись за его ручки.
Нет времени на долгие размышления, поэтому, ничего не говоря, нагибаюсь над Яковом, и, обняв, поднимаю на руки словно ребенка.
-"Он стал такой легкий, что я могу без труда пробежать с ним на руках! - радостно промелькнуло в голове, и я тут же ужасаюсь собственной мысли.
Яков казался даже легче тяжело повисшего за спиной рюкзака. Он ничего не говорит, пока я, прижав к груди худое туловище, мчусь назад, в левое крыло. Все было уже слишком на грани, чтобы что-то возражать. Я хочу заглянуть в единственное, что осталось от прежнего Якова, в его красивого каштанового цвета глаза. Но он отводит взгляд.
На обратном пути дорога кажется еще длиннее, чем раньше. Я боюсь смотреть на время на часах, и не чувствую, как ноги касаются земли, пока мимо пролетают выстроившиеся в ряд двери в кабинеты и архивы Надежды. Яков тяжело опускает голову мне на плечо, и я понимаю, что уже не остановлюсь, пока мы не выберемся наружу, к воздуху, к деревьям и свету звезд. Грудь разрывается от бешенного биения внутри, легкие горят от недостатка кислорода. Но я не могу остановиться. Потому что Яков, как усталый ребенок, который хочет уснуть, положил мне голову на плечо. Мне снова вспоминается тот вечер из далеких воспоминаний детства, когда я так боялась опоздать на помощь к раненной птице. Теперь раненная птица - Яков... Нет, постойте, это я... Это мне нужен Яков.
-Ты мне нужен! - уносит ветер слетевшее с уст, как за очередным поворотом появляется лестничная площадка. Сквозь отдышку кричу, - Наконец-то! Яков, лестница! Значит до отделения водных процедур осталось совсем чуть-чуть!
Пользуюсь временной остановкой чтобы отдышаться. В противном случае я боюсь, что упаду замертво, так и не добравшись до цели.
-Отпусти меня. - тихо просит Яков.
Я осторожно прислоняю его к стене и сажусь рядом. Плед был забыт в кресле, и я вижу, что на Якове осталась только просторная рубашка, у правой руки уже нет кисти, а из-под подола рубашки торчит только одно короткое, голое бедро, на котором он теперь так неустойчиво сидит. Быстро отвожу глаза, чтобы не смутить его. Но Яков все время смотрит на меня в безмолвии и вдруг, полным страданий голосом, просит:
-Отпусти меня.
-Мы почти добрались. - не слушая, поднимаю его обратно на руки.
Встаю и уже жалею о своем намерении остановиться. После передышки ноги стали словно свинцовыми, не слушаются и с трудом отрываясь от земли, еле плетутся за мной.
-Ничего, мы уже совсем близко и можно не торопиться. - пытаюсь подбодрить скорее себя, чем Якова.
Прижав его к себе обеими руками, я толкаю боком дверь, ведущую к комнате с указателями и чувствую, как тело заливает новый прилив энергии. До бани остается подать рукой. В белоснежной комнате, прямо перед нами, возвышается все та же колонна с желтыми стрелками указателей, но... Воздух словно наполнен электричеством, как бывает с атмосферой снаружи, перед началом грозы. Я порами кожи чувствую это напряжение. А тем временем свет становится невыносимо ослепительным. В сокрушающей догадке оборачиваюсь в сторону, откуда он исходит. Оно...
Оно медленно выходит из прохода справа. Глазам больно смотреть на белый свет солнца-головы, но я не могу оторвать взгляда.
-Что случилось, Тереза? - возвращает меня к действительности голос Якова.
Я держу его лицом к себе, поэтому даже обернув голову на все сто восемьдесят градусов, он не может хорошенько разглядеть надвигающуюся справа опасность. Я делаю шаг влево, в сторону ведущего в отделение водных процедур прохода. Оно также делает шаг туда.
-Тереза, послушай меня... - говорит Яков, но я не могу больше терпеть.
Делая последний надрыв сил, опрометью пускаюсь в проход справа. Не успеваю. Оно быстрее, сильнее, и, опередив меня, заграждает собой проход. Оно теперь в нескольких шагах от нас, глаза слезятся от нестерпимого света белого солнца, и я опускаю взгляд вниз. Как хорошо успело сформироваться его тело! Это не было больше просто сгустком расплывающейся энергии, прозрачная материальность облеклась в четкие контуры тела, формы и изгибы которого напоминают...
-Тереза, посмотри на меня! - с отчаянием умоляет Яков.
-Яков, это женщина! - обескураженно вздыхаю, отступая на шаг назад.
Оно, (Она!) делает, следом за мной, шаг вперед.
-Тереза! - Яков вскидывает на меня безумные глаза. В них я вижу отражение искаженного ужасом собственного лица. - Послушай, меня, Тесс! - впервые обращается он ко мне сокращением имени. - Тесс, Тесс! - повторяет он, поймав мое внимание. - Смотри только на меня, хорошо?
Киваю. Но Она продолжает осторожно прокрадываться к нам, и я не могу не вскидывать на нее взгляды, пока иду задом наперед.
-Смотри на меня, Тесс! - повелительно кричит он и мне приходится отвести взгляд от приближающегося существа. - Я хочу, чтобы ты сейчас внимательно выслушала меня, Тереза. Проход впереди приведет тебя по туннелю на ресепшн. Оттуда ты должна будешь свернуть направо, и дальше, мимо кабинок, пройдешь к двери с табличкой: вход для персонала...
-Постой! Ты что, хочешь...
-Да, Тереза, я хочу, чтобы ты продолжила идти одна. Без меня.
Прижав его к себе только сильнее, я мрачно смеюсь. Потом, безоговорочным тоном, говорю.
-Никогда.
Предпринимаю попытку обежать ее стороной. Но Она молниеносно реагирует на мои движения, перекрывает дорогу, при этом сократив расстояние между нами до четырех шагов. И Она продолжает наступать, а я медленно отходить.
-Уходи! - переходящим на вопль криком останавливаю ее на полушаге. Рюкзак за спиной утыкается в стену. Тупик.
-Она не уйдет. - устало говорит Яков.
Густая челка рыжих волос упала ему на глаза и закрыла их. Я в изнеможении опускаюсь на пол, сажаю его к себе на ноги. Обнимая Якова за спину одной рукой, другой откидываю волосы с его высокого лба. И вот они, круглые глаза-каштаны прежнего Якова, из их глубины на меня смотрит я сама.
-Тогда мы останемся здесь вдвоем. - я не ожидала услышать такое спокойствие в своем голосе.
-Ей нужен только я. - Яков прислоняет голову к моему плечу. - Тереза, ты должна оставить меня и уйти.
-Нет.
-В конце концов я все еще человек, пусть теперь и напоминаю больше слизняка! - отрывает он от меня голову и пытается изобразить гнев. - И у меня все еще есть собственная воля, которую ты должна уважать!
-Не выйдет, Яков! - тихо усмехаюсь.
Мне страшно дышать, потому что Она уже подошла к нам вплотную. Свет головы-солнца постепенно меркнет, белые лучи опускаются, становясь тяжелее, плотнее.
-Тереза, я должен тебе признаться... - тихо проговаривает Яков.
-В чем?
-Ты знаешь, почему я разговариваю с тобой, не смотря на данную клятву?
-Ты сказал, что молчать больше не имеет смысла.
-Да, потому что я поклялся хранить молчание пока не найду ее.
В ошеломлении опускаю глаза с возвышающегося над нами облика. Лучи света солнца-головы преобразовались в сияющие волны длинных волос.
-Да, Тереза. Я разговариваю с той самой ночи, когда нашел ее. - отвечает Яков на мой немой вопрос.
-Нет, нет... - качаю головой в стороны, не в состоянии принять услышанное.
-А теперь я должен остаться с ней.
-Нет, Яков, нет...
Она опускается на пол рядом с нами. Поверхность застывающего ядра солнца колышется волнами, непрестанно меняющими форму. Постепенно в них начинают угадываться черты человеческого лица.
-Не смотри на нее, смотри только на меня! - велит мне Яков. Я послушно оборачиваюсь к нему. - Тереза, сейчас ты уйдешь, и мы расстанемся...
-Нет. - говорю ослабшим голосом. И, прежде чем он успевает что-то возразить продолжаю. - Если это она твой друг, то почему причинила тебе боль?
Яков с мягкой улыбкой проговаривает полушепотом:
-Разве не те, кого мы любим сильнее всех, причиняют нам наибольшую боль?
-Останься со мной, Яков! Ты мне тоже нужен.
И вдруг, резко, в память врезается последний день, когда я видела Сандру. Как она, измученная и с потухшими глазами, произнесла: «Зачем тебе Кирилл, когда у тебя есть тот, кто хранит твои сны?»
-Яков, ты мне нужен. Ты хранитель моих снов.
Уголки тонких губ снова слабо приподнимаются. Он просит.
-Закрой глаза, Тереза.
-Что?
-Закрой их.
Приходится мне подчиниться со второго раза.
-Сейчас ты меня не видишь, но ты знаешь, что я есть и рядом с тобой, не так ли?
Соглашаясь, киваю. Из закрытых глаз текут соленые слезы.
-Так и потом, так будет всегда...
-Нет, мне не нужны глупые отговорки из дешевых фильмов! Я хочу, чтобы ты был со мной настоящий, живой! - открыв глаза требую я. Упрямо не обращая внимания, как Она просительно протягивает руку.
-Хорошо, никаких банальностей из мыльной оперы. - тихо и грустно смеется он. - Тогда я обещаю тебе, что мы еще встретимся. Поверь мне. Ведь я поклялся найти ее даже после смерти. И нашел. Но ты просто живи, хорошо? Там, за стенами, живи по-настоящему! Дыши, улыбайся, плачь, мечтай, злись, люби. И мы встретимся, я обещаю.
-Я не хочу, Яков, я хочу остаться с тобой! - закрываю мокрое от слез лицо у него на плоской груди.
И вдруг моих волос касается рука. Я сразу отрываюсь, в радостном трепете надеясь увидеть Якова. Снова здоровым и невредимым. Но в моих объятиях все также в пусто обвисшей рубахе, Яков, лишенное рук и ног одно туловище. Я оборачиваюсь и вижу, что это Она, нагнувшись ко мне, робко поглаживает меня по волосам.
-Тебе пора, Тесс. Уходи не оглядываясь.
-Мы встретимся еще?
-Да, обещаю.
Я осторожно опускаю его на холодный, на ледяной пол. Закрываю глаза и встаю. Шатаясь и спотыкаясь, вслепую прохожу в проход. Только там, войдя в белый туннель, я решаюсь открыть глаза и бегу, не оглядываясь назад. На ресепшене сворачиваю направо, и бегу дальше, мимо закрытых кабинок. Впереди вырастает дверь с табличкой: вход для персонала. Как и говорил Яков. Отпираю ее и вижу крохотный коридор, стены и низкий потолок которого облицованы древним кафелем. По бокам находятся открытые настежь двери, внутри них я смутно замечаю какие-то раковины и ванны. Дверь, стоящая напротив, закрыта на шпингалет. Тяну ручку шпингалета в сторону и раскрываю ее. Внутрь врывается поток свежего воздуха вместе со звуками и запахами летней ночи. На улице нет никакого снега. Лишь усыпанное звездами темно-синее июльское небо. С замирающим сердцем делаю шаг за порог двери.

VIII
"...жизнь в основе вещей, несмотря на всю смену явлений, несокрушимо могущественна и радостна,.."
                Ф. Ницше.
-Он был еще живой.
-Что, простите?
-Мне нужен билет до К.!
-Мы не принимаем наличными.
До самого этого момента мне везло. Прохладный ночной ветерок скорее освежал, чем навеивал холод, пока я быстрой рысью следовала тропинке. Скоро тропинка вывела на главную аллею, обрамленную с обеих сторон стеной из часто посаженных высоких сосен. Я смутно вспомнила эту дорогу назад. И мои воспоминания не обманули, сосновая аллея закончилась грозно темнеющими впереди огромными воротами на выход. Никто меня не остановил, когда я со скрипом принялась отворять калитку. А за ней, свобода... Я чувствовала себя легче ветра, настолько невесомыми казались ноги, еще совсем недавно опускавшиеся на землю свинцовой тяжестью. Я не верила глазам, когда впереди замаячили огни электрических лампочек. Это баннер с рекламой освещает автобусную остановку. Не прошло и десяти минут, как на остановку подъехал последний экспресс ночного рейса. Но на этом везение решило видимо ограничиться. У меня нет карты для безналичной оплаты проезда.
-Пожалуйста, примите деньги! Мне нужно скорее уехать отсюда! - и не пытаясь сдерживать эмоций полу кричу, полу плачу. Рука с протянутыми наличными сильно дрожит.
-Хорошо, хорошо, успокойся, милая! - испуганно проговаривает водитель автобуса. - Пройди внутрь, может кто из пассажиров согласится одолжить тебе свою карту.
Я с благодарностью киваю, утирая тыльной стороной ладони не желающие остановиться слезы. Внутри не так уж много людей. Внимание всех глаз сосредоточено на мне. Сидящая ближе остальных, женщина пожилого вида, с мягкой улыбкой протягивает мне свою карту.
-Спасибо. - как-то не особо приветливо буркнула я.
Пустившийся в ночной тиши автобус уносит нас прочь от Надежды.
Во внешнем мире.
К. всегда был небольшим городком провинциального типа. Но и сюда уже начали просачиваться элементы капиталистических мегаполисов. Даже в такой поздний час, (часы Сандры показывают три часа ночи), город живет полной жизнью, озаренный морем огней из витрин супермаркетов и бутиков, кафе и ресторанов, баров и ночных клубов, откуда доносятся звуки такой же, как и огни, безудержной и непомерной музыки. По улицам группами и поодиночке, а еще чаще парами, слоняются не знающие сна люди. Даже большие семьи с детьми шумно переходят дороги от одного торгового центра к другому, в ненасытной жажде потреблять ради потребления.
Я знаю, что в этот час городской транспорт уже давно не ходит. Но ловить такси просто немыслимо. Нет, лучше я буду ходить до самого рассвета, но не сяду в эту маленькую комфортабельную коробочку с колесами. Я точно знаю, что в ее узких стенах мне не найти спасения от непрерывно преследующего, безнадежного и опустошающего чувства. Окрыляющее счастье первых минут освобождения куда-то ускользает, и мало радости от того, что я выбралась, что дышу. Дышу, одна.
К ногам медленно возвращается чувствительность, наливая собой, как огнем, мышцы, кости, и я боюсь, что они вот-вот разорвутся от напряжения. Острая усталость охватывает постепенно все тело. Я еще никогда прежде не была в таком сильном физическом изнеможении. Теперь это единственное чему я с искренностью могу порадоваться. Ибо физическая боль служит слабым обезболивающим от непереносимого. От червя, который точит душу. Я даже не сразу замечаю, что с этой же целью спасения от изъедающего изнутри, лихорадочными глазами выискиваю по дороге забредшие пьяные компании. В тихой радости встречаю пугающие улыбки незнакомцев, с бегающими, под воздействием препаратов, зрачками. Но, стоило им только приблизиться, как за несколько шагов их словно что-то останавливало и они и исходящий от них перегар отходили, отпустив меня без всякого намека на дальнейшее преследование. Словно инстинктивно они, желающие поразвлечься в сокрывающей темноте, ощущали во мне присутствие некоего зла. Которое хотело вырваться, чтобы разрывать, уничтожать, истреблять. Чтобы в ярости излить свою боль...
Чем дальше углубляюсь в разветвление улиц, тем пустыннее становится вокруг. Так что вскоре не стало даже снующих всюду машин, и я продолжаю путь по безлюдной, и поэтому такой непривычно просторной дороге. До улицы, на которой я живу, остается всего ничего, путь длиной в десять минут. Пять минут. Вот последний поворот и за ним я увижу знакомую, обвитую зеленым плющом, калитку соседей. Дальше прямо, вдоль дороги, мимо тесно выстроившихся домов, огромных и маленьких, новых и разрушающихся от старости, с виднеющимися за оградой аккуратными двориками, и двориками не очень. А вот и он, родной, ноющий, как свежая ссадина на колене. В робких лучах рассветающего солнца он словно побледнел, встречая меня... Дом.
***
-Дверь открыл папа. Я...
-Что?
-Да ничего. Я вошла и они дали мне лекарство, чтобы я уснула.
-Это было необходимо?
-Мне нужно было успокоится. Кажется, их изрядно испугал мой вид. - ухмыляюсь в странном, сладком чувстве мщения. Я еще помню, чьей милости обязана текущему допросу. - Я все время плакала.
-А не виделись ли вы с кем-нибудь из посетителей после того, как покинули Надежду? - черные глаза глав врача пристально заглядывают в меня внутрь, под кожу.
-Нет. - слегка качаю головой. Мое текущее положение не лучше положения кролика, оказавшегося под взором парящего над ним коршуна. - Не считая вас никого. Разве все это не странно?
-Что?
-Ваши вопросы. Вы задаете странные вопросы. Как я могла встретиться с кем-либо, если я пришла только вчерашней ночью.
-Ну хорошо, тогда ваш черед.
-Что? - в свою очередь спрашиваю я.
-Задавайте вопросы. Думаю, для вы хотели бы прояснить некоторые моменты относительно вашего лечения и вообще проекта Надежды. - говорит и, прежде чем я успеваю что-то сказать, добавляет, - Вероятнее всего сейчас вас больше всего мучает тайна того существа, чье присутствие беспокоило посетителей Надежды каждую ночь, после наступления полуночи. А также судьба вашего друга, Як-к...
-Не произносите его имени! -задрожавшим от негодования голосом затыкаю его. Никто из них не смеет этого.
-Тереза, вы... - нагибается он ко мне и...
Возможно, так он всего лишь выражает свое сопереживание, но все же это - близость. Я удивленно разглядываю тяжело упавшее мне на колено руку, ее длинные, тонкие, но крепкие пальцы, покрытые темными волосами. Почему эти волоски так сильно бросаются в глаза? Вдруг пальцы чуть сжимают меня под собой. Подскакиваю с места, и он так же вскакивает со своего кресла вместе со мной. Черные глаза пожирают меня, они в ярости(!) и я сейчас, вот-вот, умру. Но тут отворяется дверь.
-Вы закончили? - осторожно спрашивает женский голос.
Оборачиваюсь на него. Это мама. Я не сразу узнала ее голоса. Наши глаза встречаются и я облегченно вздыхаю. Спасена.
Похоже она подслушивала за дверью. Интересно, как давно? Глав врач с самым невозмутимым видом обращается к ней:
-Мы уже почти закончили, миссис Адлер. Но у Терезы могли остаться кое-какие вопросы, на которые я буду рад ответить.
Вопросы... Как же он это произнес, словно насаживая наживку на крючок... Я уже готова была спрятаться за хрупкий и такой бесстрашный стан матери, но теперь... Он знает, что произошло с Яковом. И мне нужна эта информация. Желая успокоить маму, а может и себя, говорю:
-Все хорошо. Мы скоро закончим. Меня выписали. - показываю ей полученные с Надежды выписку и справку.
При виде последних мама в быстро-неловкой радости лепечет что-то невнятное и уходит, обещая больше не мешать. Мы снова наедине с глав врачом. Оборачиваюсь к нему лицом. Мы смотрим друг другу в глаза. Он вздыхает:
-Те-ре-за... - каждый звук моего имени наполняется столькой болью, сладостной, щемящей, застывая на кончике его языка звонко тающими гласными.
-"И как я могла бояться того, кто умеет так произносит мое имя?"- говорит мне головокружение. Но не в голове, а где-то там, в сердце.
Он опускает взгляд и говорит снова обычным, спокойно-уверенным голосом:
-Нам действительно осталось совсем чуть-чуть.
Указывает мне на кровать, а сам усаживается в кресло, легко закидывает одну длинную ногу на другую. Безвольно опускаюсь на место.
-Вы расскажете мне, что стало с Яковом? Он... - еле сдерживаюсь от желавшего соскользнуть “еще жив?”. И после всего внутри все еще теплилась безумная, непонятливая надежда.
-Но что мне остается еще добавить после того, что вы рассказали? - спокойно пожимает он широкими плечами. - Он исчез.
-Вы, вы даже не отрицаете этого? - содрогаюсь от спокойствия, с каким он говорит. Следом за ужасом возникают два разных желания: ударить его или сбежать.
-Нет, конечно же не отрицаю. Иначе чем бы обосновывалось ваше нахождение здесь, за стенами Надежды, задолго до окончания месячного курса? Вы исцелились, Тереза...
-Но при чем тут это?! - нетерпеливо перебиваю его.
Он на минуту задумывается, уткнувшись подбородком в руку и, не спуская с меня взгляда. Медленно произносит:
-Думаю, будет лучше начать по порядку. Скажите, вы помните когда впервые увидели Якова?
Осторожность, с какой он задает вопрос вызывает во мне неприятное беспокойство. Казалось, сейчас я узнаю что-то совсем не хорошее. Тихо отвечаю:
-На первом сеансе в Надежде.
-А до поступления в Надежду вы никогда не встречались прежде? - пытливо заглядывают черные глаза, снова, за кожу.
-Нет, никогда прежде. - уверенно отвечаю.
-Хорошо. И вы не наблюдали ничего странного в его поведении?
-Да к чему вы ведете?! - вспыльчиво восклицаю. Потом угрюмо бурчу, - Это же Надежда, там все со странностями.
-И какими были странности Якова?
-Ну, например он не разговаривал, потому что дал обет молчания. А еще стеснялся есть в общественных местах. - замолкаю на мгновение, прежде чем тихо добавить следующее, - Он боялся темноты...
-Не ел, не говорил, и видел его, кроме вас, еще только один посетитель, которому диагностировали диссоциативное личностное расстройство.
-Вы про Лаванду? Постойте, что значит кроме меня? - дрогнуло у меня в голосе.
-Тереза, вы помните, что я еще в ваш первый день сказал про Надежду? Это особое, не имеющие аналогов в мире психотерапии учреждение. Мы поставили себе большие цели, и уже сейчас пожинаем первые плоды нашего упорного труда. Вы и подобные вам посетители и есть эти плоды. То, что вы больше не видите Якова и есть результат нашей общей работы.
-Нет, не говорите так. - растерянно качаю головой. - Так нельзя...
-Почему, Тереза? - сочувственно притрагивается он к моей руке, но я отрываю ее.
-Он мой друг... - слабым голосом проговариваю. - Он был живой.
-Посмотрите вокруг, - обводит глав врач рукой окружающие нас предметы, -Книги, которые вы читали, одежда, которую вы носили, картины, которые вы написали, - кивает он в сторону нескольких моих старых работ, которые я еще не успела сжечь. Видимо, мама повесила их за время моего отсутствия. - Даже они более живые, потому что и после вашего ухода они останутся. А Яков... - задумывается, - Он был лишь отражением вашего отравленного ядом разума.
-Значит... - заглатываю последнюю фразу, не достает мужество досказать.
-Никакого Якова за пределами вашего воображения не существовало. Но теперь его нет и там. Он исчез вместе с болезнью.
Я все еще качаю головой, не желая воспринять полученную новость.
-Он был моим другом. Не болезнью.
-Зачем вам друг из иллюзий, когда вокруг столько живых и интересных людей? Зачем вам он, когда перед вами плотный и осязаемый я? - странно спрашивает он.
Отворачиваюсь от него, начинаю искать глазами все, чем можно будет доказать глав врачу существование Якова. Хотя бы существование в прошлом. Но ни в рюкзаке, ни на одежде, которая была на мне прошлой ночью, нет и следа от того ускользающего образа худого парня с медно-рыжей челкой лохматых волос и с задумчиво глядящими вдаль глазами. С тиснутых губ вырывается жалкий стон, когда я вспоминаю все яснее, как странно вели себя окружающие, по обыкновению игнорируя присутствие Якова. Как он не пошел на собрание в тайной комнате. Как мне показалось признаком тупоумия заявления Матео, что он не знает никакого Якова. Как удивилась медсестра Кирилла, когда я просила ее узнать что-нибудь о посетителе по имени Яков.
-“Значит ты был прав, говоря об иллюзиях мозга. Значит ты сам и был ею.”- режут сознание воспоминания последних дней в Надежде. - “Одно радует, значит на самом деле с тобой не произошло ничего из тех ужасов.”
Немного успокоившись, проговариваю:
-Если даже Яков был галлюцинацией, то почему он исчез? Как?
Глав врач мягко улыбается.
-Я очень рад, что вы решили найти в себе мужество принять действительность. Это удастся далеко не сразу. - улыбку заменяет серьезное выражение, и он продолжает. - Все дело в той же парадоксальной терапии, о которой я говорил ранее. Я постараюсь объяснить суть нашей работы образно, избегая непонятных для обывателя медицинских терминов. Смысл парадоксальной терапии заключается в том, чтобы вместо избегания и борьбы с проблемой, делают все возможное для стимулирования очагов проблемы. Таким образом с привыканием исчезает и первоначальный стресс, разрешая, в итоге, проблему. Понимаете, все началось с гипотезы, которая говорила о возможности единого основания для всех болезней, общего корня зла. Им является страх.
Страх — это естественная эмоция, жизненно необходимая всему сущему на Земле. Но, как и все остальное на свете, в чрезмерно интенсивных количествах страх не помогает, а мешает стабильному жизненному процессу. Сильный страх отупляет, заставляет свою жертву цепенеть под своим влиянием, лишает ее возможности действовать и находить решение проблем. Это тормоз движения, которое и является жизнью. И, в конечном итоге, он приводит к гибели.
-В Надежде все боялись того, что приходит после двенадцати. - задумавшись произношу я.
-Да! Именно в этом и заключается наша идея использования парадоксальной терапии. Чтобы победить страх мы отвергли всякую борьбу с ним. Вместо этого мы совершили прямо обратное: всеми возможными средствами способствовали его усилению у наших посетителей. - он замолкает под моим подозрительным взглядом, и убежденно вставляет, - Беспокойство насчет безопасности наших посетителей излишне. На лечебной практике и так используются лекарственные препараты для подавления или усиления тех или иных эмоций. В лечебных целях применение провоцирующих страх ферментов является не менее легитимным, чем для преодоления его. Помимо препаратов мы постоянно старались задействовать разные способы для усиления у посетителей ощущение нереальности происходящего. Например, за всеми окнами крыла, доступного для посетителей, они наблюдали не соответствовавшую текущему времени года погоду. На самом деле это были всего лишь фоновые анимации на дисплеях, встроенных в оконные рамы, устройств. Под видом обычных посетителей также были внедрены наши ассистенты. Таким образом после ухода медицинского персонала они не оставались без контроля, как им это казалось. Должно быть, вы помните одного высокого парня по имени Ханс? - вздрагиваю, услышав это имя, а глав врач утвердительно кивает, - Да, он тоже был одним из наших ассистентов. Но основной задачей ассистентов было способствование усилению страха среди посетителей.
-Но зачем? Я не понимаю. К чему это привело, разве стало от этого кому-то лучше?
-Конечно! В итоге нам удалось достигнуть того эффекта, который в широких кругах известен как массовая мания. Или, говоря определеннее, у посетителей появился общий страх пред существом неизвестного происхождения, появляющегося ночью. Страх обрастался все новыми и новыми легендами, пока не приобрел нынешний вид. Теперь Оно - делает он ударение на “Оно”, - уже приходило каждую ночь ровно после наступления полуночи и каждого, кого Оно настигало, поджидала гибель. Они сами, не без влияния некоторых стимуляторов страха, а также помощи наших ассистентов, но все же сами, придумали себе страшную сказку и сами же в нее поверили. А между тем все выходы из здания Надежды в действительности оставлялись открытыми всю ночь, и каждый желающий посетитель мог свободно уйти. И тем самым избежать участи перевоплощения, в которую также поверили многие. Таким образом, излечиться могли лишь сумевшие противостоять парализующему воздействию страха, суеверного ужаса, которому подверглись все умы смоделированного нами общества. - последние слова глав врач смаковал в непритворном удовольствии.
-“Видимо уже сейчас представляет, как получает нобелевку.” - с презрением окидываю воодушевленный вид глав врача. Говорю вслух, - Мы были для вас подопытными кроликами.
-Нет, нет! Ну что вы! Вы просто будете считаться первыми, кто помог нам ступить на путь, который должен привести нас к великому открытию. Вы понимаете, благодаря вашему участию мы сможем наконец сказать, что нашли лекарство от шизофрении!
-Каким же образом?
-Больным шизофренией не просто кажется, они на самом деле видят то, что скрыто от наших глаз. Их мозг подает сигналы, и их глаза по-настоящему видят расползающихся по стенам пауков или демонов в темноте за окном. Условия, в которые мы ставим наших посетителей, подобны нереальным действительностям, в которых живут шизофреники. И они помогают им адаптироваться к ним и принимать адекватные решения. Конечно, не всем это удается! - поспешно вставляет он вслед моим скептически искривившимся губам. - Пока что только единицы справились с задачей уйти ночью через открытый выход.
-Постойте, - вдруг доходит до меня одна нестыковка в его словах, - Вы уже во второй раз повторяете, что двери были открыты. Но дверь парадного входа была заперта, когда мы пытались сбежать!
-Мы? - улыбается глав врач, но я прячу взгляд от этой улыбки, - Да, это так. Мы не могли настолько упростить задачу “побега” для наших посетителей, поэтому, в отличие от остальных выходов, дверь парадного входа всегда запирается на ночь.
Сказав это, глав врач умолкает, видимо предлагая мне время на переваривание полученной информации. Чувство оглушённости оседает на мне равномерно и тянет голову грузом вниз. Я опускаю голову на руки, спрятав лицо в ладонях. Прямо так, с закрытым лицом, я спрашиваю у него:
— Значит, ничего не было? Не превращений в кукол, не беременности Сандры, не Якова... - и вдруг, в озарении приходит мысль, отнимаю лицо от ладоней и почти вскрикиваю, - А как же убийство Патрика?! Паркер сам признался в этом! Его признание записала камера в палате!
Но глав врач лишь качает головой.
-Никакой беременности у мисс Сандры Луккезе не было, как и убийства Патрика. Было лишь усугубленное наркотической зависимостью истерическое расстройство личности у дочери владельца знаменитого винного дома, в первом случае, и моложавый студент последнего курса психиатрического, с пропадающим актерским талантом, во втором.
-То есть...
-Патрик был одним из наших вводных ассистентов.
-Скажите, хоть что-то было правдой в вашей Надежде? - устало вздыхаю я.
-Я был правдой для вас. - быстро, порывисто срывается с его губ, и потом он также быстро встает с места. - Я уже слишком задержал вас, нам давно уже стоило закругляться и не беспокоить далее ваших близких.
-Постойте...
-Да? - в сияющем ожидании взглянули на меня черные глаза глав врача.
Но я не могу ничего сказать под их взглядом. Забываю, как это, говорить. Молча качаю головой. На миг его лица чуть касается расстроенная тень, но тут же снисходит с него, вернув лицу серьезное выражение.
-Через неделю с вами свяжутся наши сотрудники для небольшого анкетирования с целью фиксации дальнейшего поведения после окончания курса. - говорит он официальным тоном. И после, тихо, добавляет, - Но, если вам что-либо понадобиться... - достает он из внутреннего кармана пиджака бумажник. Внутри одного из отделов стопка тонких металлических пластинок черного цвета. - Здесь мои личные контакты, звоните, при любой необходимости... Да... До свидания, Тереза. - кладет он металлическую визитку возле меня на кровати и быстро выходит.
Проходит минута, а может и больше, когда дверь в комнату снова отворяется.
-Ну как, Тереза, тебя выписали? - со счастливой улыбкой заходит отец, а за ним показывается мама.
-Да. - собственный голос звучит как-то отстраненно.
Родители переглядываются. Не слишком-то ликующая реакция для того, кто только что выздоровел.
-А как зовут этого врача, мы даже не спросили его имени. - пытаясь скрыть за улыбкой тревогу, спрашивает присевшая рядом мама.
-Кирилл. Его зовут Кирилл, он глав врач Надежды и это он лечил меня.
***
Лето проходит вереницей спокойных и однообразных дней в окружении родных. Каждый вечер оканчивается прогулкой по парку. Если кучку жалко скрючившихся деревьев с высохшими стволами и замусоренными газонами можно назвать парком. В К. большим приоритетом пользовались дешевая промышленность и мелкие коммерческие зоны, а не экологическое состояние города. В воздухе незримо чувствуются пары выхлопных газов, и мы гуляем втроем, я, мама и Вики, медленно отравляя себя каждым вдохом. Всегда МЫ. Теперь родители и даже маленький братик не оставляют меня ни на минуту одну. Поначалу я была безмятежно счастлива снова оказаться в окружении родных и могла лишь благодарить за это. Пока чрезмерное внимание и забота постепенно не переросли все в более очевидное недоверие. Но есть ли у меня право жаловаться за недоверие? Заслуживаю ли я другого? По крайней мере такого мнения справка из Надежды.
Предоставленная справка удостоверяет в том, что посетитель Тереза Адлер, у которой диагностированы параноидная шизофрения, обсессивно-компульсивное расстройство, социальная фобия, прошла курс восстановительного лечения экспериментального проекта Надежда. По прошествии курса симптомы вышеперечисленных заболеваний были ликвидированы с помощью новых методик лечения психических недугов и отклонений экспериментального проекта Надежда.
Дальше, более мелким шрифтом, пишется:
Посетитель обязуется в течении месяца после окончания восстановительного лечения передавать данные о своем психическом самочувствии. В силу этого, уполномоченные сотрудники Надежды получают право на посещение посетителя раз в неделю в течении месяца с целью сбора данных о его, (посетителя), психическом самочувствии. Сбор данных производится в виде проведения анкетирования посетителя и его постоянного окружения, а также наблюдений со стороны уполномоченных сотрудников. При желании посетитель имеет право на дальнейшее участие в проекте.
Первые несколько дней я снова и снова брала в руки эту бумагу и перечитывала изложенный в нем текст, не в силах поверить прочитанному. Став в одно мгновение здоровой, я стала задумываться, была ли я когда-либо больна.
“Да, раз я хотела убить себя.” - обыкновенно отвечала я себе. - Теперь же я хочу жить. А следовательно они правы, и я выздоровела.”
-“Но ведь я живу, потому что обещала это ему, Якову.” - тут же возражала я себе. - А он, считают они, был болезнью.”
-“Он исчез, но он обещал, обещал мне вернуться. - повторяла себе, и внутри начинало снова ныть, ломаться.
-“Но хочу ли я его возвращение, если он - моя болезнь?” - оканчивались внутренние прения вечной неопределенностью.
Во время прогулок я стала часто замечать на себе странные взгляды прохожих. Всякий раз, когда нам случалось столкнуться на дороге с соседями, они шарахались не одной только меня, но и моей гипер коммуникабельной мамы. А Вики теперь круглыми сутками безвылазно сидел с нами дома, жалуясь, что соседские дети не принимают его в свои игры.
-Ничего. Все пройдет. Пройдет, как страшный сон. - увещевала в такие моменты мама.
Однако страшный сон не хотел заканчиваться.
Сегодня прошла неделя со дня визита Кирилла и я с самого утра находилась в легком возбуждении. Я жаждала и одновременно боялась снова соприкоснуться с удивительным миром, который таит в себе Надежда. Красивая металлическая пластинка с выгравированными на ней номерами, визитка Кирилла, была спрятана и хранилась в шкатулке для драгоценностей. Я сдержала себя от порыва выбросить ее тут же, трезво рассуждая, что она может мне понадобиться. При каждой мысли о Кирилле и кем же он был, глав врачом или молодым психотерапевтом, когда проводил наши сеансы, я начинала сомневаться в своем выздоровлении.
Долгожданное посещение оказалось ограничивается одним заполнением анкет. Анкета одного вида для меня, и несколько другого, как я узнала позднее у мамы, для других членов семьи.  Принесший их молодой человек с приветливой улыбкой, сильно напоминавший собой людей из персонала Надежды, объяснил, что два вида анкет нужны для сбора как можно более объективных данных о моем поведении. Заключавшиеся в них вопросы были типа, в какой мере я могу оценить свое счастье по десятибалльной шкале или как часто я доверяю свои секреты близким. После ухода сотрудника Надежды мы сели за чай, и я решила спросить:
-Как думаешь, стоит ли мне снять квартиру одной или с кем-нибудь поселиться?
-Что, о чем ты? - растерянно спрашивает мама.
-Об учебе. Я хочу снова вернуться к занятиям в универе. - с улыбкой сообщаю ей.
Но бледность в лице мамы совсем непохоже на ту реакцию, которую я ожидала получить.
-Тебя исключили, Тереза.
***
Я анархист. Я отказываюсь воспринимать действительность законов искусственного правосудия людей. Но я знаю, нет, чувствую и просто верю в существование вечных законов бытия. Нарушивший их всегда расплачивается за это. Совершивший преступление против жизни, самоубийство, теряет нечто бесценное. Я потеряла. А неприятности, ожидавшие дома, были просто естественными последствиями моего преступления.
Выяснилось, что и исключение из университета и избегания соседями компании нашей семьи имеют одно общее основание. В то время, когда я еще лежала в Надежде, в прессу проникла информация о моей акции протеста. И об ее результатах. Также в газетах сообщалось о моей последующей госпитализации в Надежду, в которой, судя по статьям, проводятся ужасные опыты. Как ни странно, но я знаю, что переработанные журналистами сюжеты из фильмов ужасов оказались не слишком далеки от истины. Хотя бы и сфабрикованной психологами-экспериментаторами, в благих целях, истины. Источником информации послужил неизвестный под ником Агностик. Единственное, о чем просил у общественности Агностик, так это остановить незаконную деятельность Надежды и освободить несчастных пациентов. В том числе и меня. В местных СМИ и даже некоторых мировых новостных агентствах еще неделю или около того говорилось о новой интернет террористке, и пару раз какие-то репортеры даже пытались взять интервью у моих родителей. Но мама с папой наотрез отказались от переговоров с прессой и вообще старались до конца игнорировать связанные со мной сводки новостей. Незаметно и эта мрачная слава миновала их. Хотя большинство знакомых и друзей родителей теперь можно было с полной правотой назвать бывшими.
Неожиданное упоминание Агностика о своем существовании как бы разбудило меня от непробудного сна. Я в радостном осознании поняла, что помимо родителей у меня есть еще друг, которого волнует моя судьба. Даже если от стараний Агностика появилось больше проблем чем пользы, я все равно хотела снова связаться с ним. Но постоянный контроль родителей сделал это невозможным. Они, кажется, считали, что есть сторонние причастные к моей попытке самоубийства, и всеми силами теперь ограждали свое восприимчивое дитя от любого намека на опасность. То есть от всего.
Тем временем лето подходит к концу, и я не знаю, что будет, когда наступит сентябрь. Искать работу в К. кажется невыносимым. Ведь я даже перестала выходить на ежевечерние прогулки по парку после того, как узнала о газетах. Мне необходимо посвятить себя какой-то деятельности. Для этого я вышла из Надежды, оставив Якова на холодном полу... Я обещала ему жить, а не прятаться от жизни.
И тут о себе напоминает визитка Кирилла.
-Алло, я слушаю. - говорит на конце провода звучный бас.
-Кирилл? Это Тереза, я...
-Тереза? - чуть заметно проявляется в голосе волнение, -Рад тебя слышать.
-Я... Ты говорил, что я могу обратиться к тебе за помощью.
-Да, все верно. Я буду счастлив помочь тебе.
-Мне нужно уехать отсюда.
***
31 августа, день отъезда.
Сначала я хотела скрыть от родителей отношение Кирилла к моему отъезду. Но вскоре стало ясно, что они бы меня никуда не отпустили, если бы только не поддержка врача с такой престижной репутацией, как Кирилл. Его заверений на счет того, что для моего здоровья будет крайне полезна смена обстановки и деятельности оказалось достаточным чтобы успокоить их. Соответственно, переезд в квартиру в близи от его дома можно воспринимать просто как продолжение лечения для профилактики.
Последним грешником целую мокрые от слез щеки мамы, когда они с папой и Вики ждут у калитки, провожая меня каждый с какой-то вещью из багажа в руках.
-Ты приедешь на каникулы? - смотрит на меня большими расстроенными глазками Вики.
Губы папы искривляются, но я взглядом прошу его не говорить правды.
-Конечно, я приеду, как и всегда, сразу после окончания экзаменов. - целую в лобик братишку.
Кирилл ждет у машины. Интересно, это поэтому у родителей такой смятенный вид, что лечащий врач их дочери зачем-то сам приезжает забрать пациентку? Я с тайным страхом взглядываю на Кирилла, ни на старого и прежнего, а на другого, с седыми висками и проседью в бороде. А главное, с совершенно изменившимися глазами, они словно стали тяжелее. Эту тяжесть, и эту грусть в его новых глазах мне только предстоит узнать.
***
Не проходит и пяти минут дороги как какой-то дикого вида пикап, обогнав нас, преграждает путь. Кирилл с неизменным хладнокровием жмет на газ и спокойно проговаривает:
-Подожди здесь. Я пойду выяснить, что им нужно.
Из пикапа впереди вылезает водивший парень. Он с вызовом улыбается идущему к нему на встречу Кириллу. Я с растущей тревогой наблюдаю за их разговором. Судя по такой же, как и улыбка, резкой и интенсивной жестикуляции парня разговор переходит в горячий спор. Кажется, Кирилл сдается под его напором. Когда он оборачивается я вижу на его лице легкое раздражение. Но он тут же снимает его, подходя к машине с моей стороны.
-Этот парень говорит, что его другу нужно непременно поговорить с тобой. - открыв дверь сообщает мне Кирилл.
-Что? Но я его не знаю. - удивленно оглядываюсь на все еще стоявшего снаружи парня.
-Он уверяет, что вы с его другом хорошо знаете друг друга. Они приехали из другой страны чтобы повидаться с тобой. Но, это странно... Наверное лучше будет их прогнать и ехать дальше...
-Что, что странно? Говори!
-Он представил его как какого-то Агностика. - сердце у меня подпрыгивает, - А сейчас этот Агностик не желает выходить из машины, и они просят тебя выйти к нему самой, потому что он... - Кирилл с пристальностью заглядывает мне в глаза. - Он болен аутизмом.
Озадаченная не меньше Кирилла, я все же решила выйти еще тогда, когда только услышала имя Агностика. С подгибающимися от волнения коленками я стремительно приближаюсь к странной машине с не менее странными пассажирами.
-Привет! - растерянно машет мне рукой парень, чья развязность мгновенно улетучивается куда-то. - Он обычно мирный парень, но совсем не захотел приближаться к этой машине. - указывает он на машину Кирилла. - А мы проделали довольно длинный путь, чтобы встретиться с тобой, и чуть не опоздали бы. Повезло, что хоть удалось догнать вас. Твои родители описали нам машину, на которой вы уехали. - быстро и без остановок протараторил он.
-Я не понимаю...
-Он там. - указывает парень на пассажирское сиденье. Окно тонированное и сидящего за ним не видно. - Только он предпочитает не слишком обычный способ общения... - скользнула по губам виноватая улыбка, - В общем, вы разберетесь.
Не успеваю я сделать еще шаг вперед, как пассажирская дверь открывается сама. Из нее выходит...
-Яков...
-Не совсем. В нашей стране его имя произносят как Якуб. А мне казалось, что вы знаете его под никнеймом Агностик... - безостановочно проносятся слова парня где-то со стороны.
И действительно. Сначала я видела, как из машины выходит Яков, но вблизи стали очевидны явные различия во внешности. Бледную кожу покрывает здорового цвета загар, медно-рыжие волосы коротко пострижены. А глаза... Глаза его, прежние! Круглые, красивого каштанового цвета. Только они все время бегают по сторонам, прячась от прямого контакта с моими глазами. Наконец, мне удается поймать его взгляд и он очень тихо и медленно проговаривает:
-Я буду говорить сам. - показывает он мне на планшет и убирает его назад, в салон машины.
-Яков? -спрашиваю у него.
-Правильно произносить Якуб. - поправляет подошедший к нам парень.
 Якуб уже сам смотрит мне в глаза и говорит:
- Я нашел тебя, Тереза.
КОНЕЦ.