Светлый уровень Небытия. Безликий. Часть-1

БЕЗЛИКИЙ. ЧАСТЬ-1

Его появление сопровождалось странным звуком: словно маленькая, почти невесомая капля росы падала на поверхность лепестка, сделанного из тончайшего, полупрозрачного хрусталя. От этого удара, равномерно и протяжно расплывалась нежная вибрация, заполняя собой всё пространство.
Так всегда было при появлении Безликого.
Когда это случилось впервые, Чудакеев находился в шаре, наполненном белой субстанцией...
                ***
Всеволод Денисович Чудокеев умер в возрасте восьмидесятипяти лет в Канаде, куда  эмигрировал с семьёй из России перед Первой мировой войной. Его супруга, урождённая Мария Энтер де Борголе, была француженкой по отцу и русской по  матери. Её мамам происходила из древнего рода князей Ворламовых, которые жили в соседнем с Чудокеевыми имении и даже состояли с ними в дальнем родстве. Детство Марии прошло во Франции, но вот в юности она стала часто бывать в России и полюбила эту страну. Здесь же и познакомились с Всеволодом.
У  отца Марии, Пьера Борголе, был родной брат Симон, который ещё в юности уехал в Канаду и там обосновался в небольшом городке, в ста пятидесяти километрах от Торонто.
Когда он узнал, что племянница вышла замуж за русского, то всё чаще и чаще стал присылать письма с приглашениями приехать к нему. Он жаловался на одиночество, на неважное здоровье, на то что не справляется с хозяйствам. У него оно было совсем не маленькое: дом, ранчо  и небольшая мебельная фабрика. Детей у Симона не было, а когда умерла супруга, он, по-видимому, впал в депрессию, оттого и писал жалостливые письма на которые, впрочем, никто особо внимания не обращал.
Ещё в детстве, а в юности особенно, у Марии появилась мечтала - приехать в Россию и  открыть там дамский салон. Однако с деньгами было туговато. Ходили слухи, что отец Марии ушёл на войну далеко не с патриотических побуждений, а таким образом спасался от кредиторов. Замужество Марии тоже не способствовало осуществлению её мечты. Поместие Чудокеевых приносило хороший доход, но отец Всеволода на дамский салон не дал бы ни  копейки. На то обстоятельство, что за невесткой получено не всё приданое, которое оговаривалось изначально, он ещё закрывал глаза. Но отдавать деньги на ерунду не собирался. Мечта Марии постепенно превращались в неосуществимую, от чего девушка стала заметно хандрить. Вот тогда-то они и вспомнили о письмах дядюшки Симона. Несмотря на то, что на руках были двое маленьких детишек, рискнули всё-таки на далёкое путешествия.
Дядюшка несказанно обрадовался приезду гостей и уже через три месяца они переоформили всё наследство. Как-то сразу после этого Симон стал чувствовать себя всё хуже и хуже, но, тем не менее, протянул ещё почти три года.
Откровенно говоря, ещё в России, Всеволод с супругой просчитывали такой вариант: получить дядюшкино наследство, продать и на вырученные деньги осуществить мечту жены. Однако за это время в мире произошли большие перемены. В частности - Россия погрязла в войне,  а потом революция и снова война, только гражданская. О большевиках, безпардонно захвативших власть, эмиграция отзывалась далеко не лестно. От родителей не было вестей, за исключением одного единственного письма чудом дошедшего до них. Французский язык на грязном, рваном клочке бумаги был явно не к месту. Мамам писала, что тяжело с продуктами, одеждой, лекарствами. Что милостью божьей они ещё живы, ютятся во флигели, что у отца страшные боли в плече и пояснице. Саша и Юра сражаются в белой гвардии генерала Данилова. Всеволод хотя и слышал о том, что большевики отбирают у людей имущество, жильё, поначалу сильно удивился тому, что родители живут во флигеле.
Однажды, до них дошли слухи, что в Оттаву приехал генерал Колодовский с семьёй, и что он якобы из тех  мест откуда Варламовы и Чудокеевы. Но как оказалось понятие "из тех мест" в эмиграции намного обширнее чем на Родине. Генерал, уже немощный старик, но ещё при хорошей памяти, ничего  не знал про их родителей, поэтому ожидаемого разговора не получилось. Лишь только когда Всеволод обмолвился, что братья воюют на стороне генерала Данилова,  причмокнул губами, слегка дёрнул головой и сказал всего два слова - "Ничего хорошего".
Русская эмиграция в Канаде была не многочисленной. Чудокеев поначалу  поддерживал с ними связь. Они лютой ненавестью ненавидели большевиков и какая-то часть этой ненависти передалась  Всеволоду. Костяк эмиграции составляли, в основном, белогвардейские офицеры, прошедшие как минимум одну войну. Они не очень жаловали тех, кто по каким-либо причинам не участвовал в сражениях. На своих встречах они говорили исключительно по-русски, матерились, много пили и вели однообразные разговоры, в основном, о войне. Поэтому Чудогеев не любил их сборища. Но он, как и вся эмиграция верил, что когда-нибудь наступит время и жизнь в России вольется в прежнее русло и тогда можно будет думать о возвращении. Даже по прошествии уже десятка лет, эмигранты, фактически, всё ещё сидели на чемоданах. Любая новость из любых источников, о  каком-либо происшествии в Советской России молниеносно разлеталась по всей эмиграции, приумножалась и приукрашивалась и всем казалось, что наконец-то большевикам пришёл конец. Но окончательный конец так и не приходил.
Эмиграция сильно воспряла духом, когда на Советский Союз Гитлер пошёл войной, хотя в начале относилась к нему с пренебрежением: считала мужланом, грубияном  и психопатом. К тому же, по их мнению, он совершил две непростительные ошибки. Первая ошибка - вначале захватил Европу, а потом пошёл на Россию. Если бы было наоборот, то поддержка была бы полной. И вторая ошибка - не покончив с Россией, он объявил войну Соединённы  Штатам. Это уже напрямую угрожало всей эмиграции. Когда же он проиграл свою компанию, эмигранты потеряли всякую надежду на возвращение. Они распаковали чемоданы и постепенно растворились в местных этносах чужбины. Именно тогда у Чудокеева возникла мысль, вызвавшая в нём некоторый прилив гордости за свою страну, что Россию, будь она белая или красная, плохая или хорошая, никому, никогда, не победить. Не надеясь на возврат к прошлому, он спокойно прожил остаток жизни, занимаясь будничными делами и проблемами. Сыновья выросли, выучились, обзавелись семьями.
                ***
Чудокеев умер во сне: тихо и спокойно. Уснул и не проснулся. Ему приснилась Родина - поместье, где он родился и вырос, где прошли его детство и юность. Ему казалось, что он просто присел и уснул на мягком, кожаном диване, который стоял в гостиной, справа от камина. Проснулся от звуков музыки: кто-то на рояле играл Шопена. Окна в сад были открыты и лёгкий ветерок плавно раскачивал тюлевые занавески. Чудокеев вышел на веранду и оттуда спустился по широким ступенькам в сад. Создавалось впечатление, что яблони  покрытые густыми снежными хлопьями. Они утопали в цвету, который был настолько ярким, что, казалось, озарял белым светом всё вокруг. Везде тишина, спокойствие и умиротворение. Мелодичные и спокойные звуки рояля доносились из открытых окон. Между раскидистой антоновкой и величественной грушей стоял круглый стол, покрытый белой скатертью, а на нём самовар, фарфоровые чашки с блюдцами, расписанные голубыми узорами. Когда в весеннее и летнее время Чудокеевы чаёвничали в саду, то ставили именно эти приборы. За столом, в плетёном кресле сидел отец. На нём ослепительно белая рубашка с расстёгнутым воротом, чёрные брюки и чёрные сапоги с высокими и блестящими голенищами. На вид ему лет под шестьдесят. Наверно он умер в этом возрасте. Брат Александр, молодой и красивый, одетый в белый офицерский мундир с золотыми аксельбантами, находился у него сзади. Мама, в белых одеждах,  расположилась в таком же кресле, напротив отца. На руках она держала ребёнка...
- Конни... - сорвалось с уст Чудокеева.
                ***
Они с женой хотели завести третьего ребёнка на новом месте. Мальчишки уже подросли и всё остальное складывалось подходяще. Но почему-то не получалось, хотя раньше у жены с этим никаких проблем  не было. После двух выкидышей, наконец, родилась девочка. Она прожила чуть больше года и умерла. Может быть это организм не принимал чужбину с её  невидимой энергетикой, хотя природные условия этих мест более чем напоминали Россию. А может кто-то свыше таким образом предупреждал, что не следует этого делать.
Смерть дочери сильно надломило Чудокеева - за это короткое время он сильно к ней привязался.
"Почему? - он мысленно задавался вопросом - За какие грехи? Что я натворил? Чем я провинился?... Может потому что уехал накануне войны?"
"А кто будет Родину защищать?"
Этот вопрос тогда задал младший брат Юрий у которого по молодости играла кровь и патриотические чувства переполняли душу.
"И он её защищал - думал Всеволод - А я... А я променял Родину на дамский салон...".
                ***
Чудокеев взял девочку на руки, прижал к груди, нежно погладил по плечам.
- Теперь мы будем вместе... Навсегда... - прошептал он.
- Ну вот, наконец-то Севка уже с нами - проговорил отец.
- Да, Сева уже с нами - подтвердила мать.
Всеволод облегчённо вздохнул и, глядя на отца спросил - "Ну, как вы?".
- Как только в поместье вошли красные меня увезли в город. Какой-то начальник, в кабинете, спросил - "Твои сыновья воюют у Данилова?". Я ответил, что не знаю, но тот, конечно, не поверил. Он долго смотрел мне в глаза, наконец что-то написал в папке и захлопнул её. На этом допрос закончился. Меня отвезли на станцию и закрыли в товарном вагоне, почти под завязку забитом незнакомыми людьми. Однажды ранним утром двери открылись и вызвали десять человек, среди которых был и я. Усадив всех на телегу, повезли, как нам сказали, на работу. Где-то через час мы уже были в лесу за деревней Малые Пески. Лет двадцать назад я в этих местах купил у Куприянова строительного леса для ремонта амбара. Нам действительно выдали лопаты и сказали, что надо закапать яму, на дне которой находились людские трупы.
- Голод... Болезни... Люди мрут как мухи. Убирать некому.
Объяснил нам один из конвоиров.
Я сказал, что из-за недомогания в плече не могу работать ни лопатой, ни на тачке. Ко мне подошёл молоденький солдатик, с бледным лицом и большими синими глазами. Он  сказал, что даст другую работу и повёл за собой. Когда мы оказались на краю ямы, солдатик достал наган и выстрелил мне в грудь. Я сразу упал на дно. Я видел и слышал как на меня сыпалась земля, как света становилась всё меньше и как, наконец, кромешная тьма поглотила последний лучик. Потом до меня доносились глухие и частые выстрелы и я понял, что такая же участь постигла и остальных. И вдруг, среди всей этой тьмы я заметил маленькую светящуюся точку. Она постепенно приближалась, увеличивалась, пока, наконец, не превратилась в небольшой светлый островок цветущего сада среди океана кромешной тьмы. И я стоял на его берегу...
- А я... - сразу же после отца заговорила мать - я даже не знаю где умерла. Меня тоже посадили в товарный вагон и повезли. Ничего из вещей с собой взять не дали. Я как легла на голые доски, так больше и не вставала. Слышала голоса: разговоры, ссоры, крики. Иногда надомной склонялись какие-то люди, что-то говорили. Я их  слышала, но не понимала, чего от меня хотели. Однажды  увидела лицо мужчины. Оно было страшным: грубым, не бритым, с длинными, грязными, взлахмоченными волосами на голове. И голос скрипучий и противный.
- Эй, начальник! Старая корга не жрёт трое суток. Убирайте нахрен, скоро сдохнет.
Оказывается, я не ела трое суток. Но мне и не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось, даже жить. Я была безразлична ко всему и когда какие-то люди меня подняли и вынесли с вагона, то даже не задумалась куда и зачем. Потом долго смотрела на какой-то закопченый потолок, потом моё лицо накрыли плотной материей и стало темно. Потом я тоже увидела в темноте приближающуюся яркую точку, которая превратилась в наш сад, но идти туда не решалась. Вдруг, я почувствовала, что мне в спину кто-то смотрит и обернулась - там стояли мужчина и женщина в длинных серых плащах с золотыми пуговицами.
- Идите, идите... - сказала женщина, указывая направление чёрной папкой в вытянутой руке - Идите, вас там уже ждут...
- А я звал тебя, когда ты приходил ко мне... - обращаясь к Всеволоду, неожиданно перебил её отец.
- И я звала... - добавила мать.
Чудокеев не придал значения их последним словам: он восхищённо смотрел на брата.
- Саша... - произнёс он - Ты такой молодой... Ты что, рано умер? Что случилось?
- Чуть больше тридцати годков мне тогда было... С генералом Даниловым хотели отойти к югу, но попали в засаду у Вертилинского моста - сразу начал рассказ брат - завязался бой. Я заметил, что к Юре, сзади, во весь опор мчится красный кавалерист. Нагнав его, он со всего маха ударил шашкой. Я видел как голова Юри завалилась набок, как из раны на шее фонтаном брызнула кровь. Не помня себя, я  помчался ему на помощь и грудью налетел на пулемётную очередь. Но Господь сотворил чуда - Юра остался жив.
- Да, его с нами ещё нет - произнёс отец.
- Он ещё живой - как всегда поддержала его мать.
Потом вдруг стало темнеть,