Павел Ал. Гайдебуров. Автобиография. Некрологи

П. А. ГАЙДЕБУРОВ
(Автобиографический очерк) *

Я родился в Николаеве, Херсонской губернии, в 1841 году. Мой прадед, носивший фамилию «Гайдабура» (по объяснению г. Кулиша, это слово почти тожественно со словом «гайдамак»), был куренным атаманом в Запорожской Сечи, и рассказы о нем я часто слыхивал в детстве от своего деда, уже 80-летнего старца. Этот последний в юности был тоже казаком, но затем, по народному избранию, как это практиковалось в тогдашней Украйне, поступил в священники и впоследствии был протоиереем. Под старость он принял монашество (впрочем, не полное), а последние годы жизни проводил в доме моего отца, продолжая однако носить клобук. Из трех его сыновей один был доктором, другой механиком, а третий, мой отец, имел в виду военную службу, но поступил в священники, с назначением в Николаев.
Я жил в доме отца до 11-летнего возраста, и этот период моего детства оставил во мне самые радостные и светлые воспоминания. Отец имел в то время значительные средства, и будучи человеком очень умным и весьма, по своему времени, прогрессивным, обставил мое домашнее воспитание наилучшими условиями. Выученный грамоте самим отцом по совершенно новому тогда в России звуковому методу, я 4-х лет свободно читал всякую книгу, служа для отца живым аргументом в его страстной пропаганде нового метода, а на 11-м году был уже приготовлен к 3-му классу гимназии, причем некоторые предметы были мне знакомы даже в большем объеме, чем требовалось по программе; так например, немецкий язык я знал настолько, что 10-ти лет мог перевести для отца брошюру о разведении и содержании канареек (которых у нас в доме был целый завод); кроме того, я учился пению и музыке (на скрипке). Рядом с умственным моим воспитанием шло и физическое: я ездил верхом на «собственной» лошади, ходил с маленьким ружьем «на охоту» (больше, впрочем, по воробьям) и даже посещал столярную мастерскую. Сверх того, отец, будучи сам рьяным гидропатом, приучал всех своих детей к холодной воде, ко всяким переменам погоды и т.д. Живя в большом военном городе, где у отца было много знакомых, я вместе с тем не был чужд и сельской жизни, гостя нередко в имении родственников моей матери (она принадлежала к дворянской семье), или проводя по нескольку дней с косарями в степи, где у отца были свои покосы; кроме того, в нашем собственном доме, в Николаеве, имелось целое хозяйство, с разнообразными сортами птицы, рогатого скота, лошадей и даже с верблюдами. В этой обстановке, под крылом нежной и необычайно кроткой матери, я прожил до 11-ти лет, когда был отвезен в Херсон, в гимназию, где оставался до окончания курса, проживая частию у родных, а частию в гимназическом пансионе.
Всем своим детям отец дал светское образование и каждому наметил будущую специальность. Для меня (я был старшим) он проектировал почему-то математический факультет, а затем или военную службу с академическим образованием, или медицинскую академию, чтобы, как он выражался, у меня медицина «была основана на математических данных». К сожалению, я решительно не имел ни способностей, ни склонности к математике, гораздо больше интересуясь словесными науками, и так как мне казалось, что я огорчу отца, если не оправдаю его учебных планов, то мне приходилось тратить в гимназии много времени и сил на несимпатичные занятия, неглижируя тем, к чему лежало мое сердце. Тем не менее, когда отец отвез меня в Петербург, в университет, то я, не имея еще полных 16 лет, беспрекословно стал «математиком», и только через год решил бросить эту специальность, ставшею, наконец, мне ненавистной.
В университете мне пришлось быть в очень оригинальное время (1857 - 1861 гг.), о котором невозможно дать понятие в коротких словах. Поэтому скажу только, что это был период крайнего развития студенческой самодеятельности, доходившей до того, что студенты издавали собственный «сборник», имели кассу, сходки и даже иногда свой суд. Этот период (имевший, мне кажется, как хорошие, так и дурные стороны) резко закончился в 1861 году мерами тогдашнего министра народного просвещения, адмирала Путятина, студенческими беспорядками и закрытием Петербургского университета. Я попал в число тех 600 или 700 студентов, которые были уволены из университета за непринятие «матрикул», и хотя впоследствии нам предоставлено было держать выпускной экзамен, но по некоторым частным причинам я воспользоваться этим правом не мог.
Литературную деятельность я начал еще студентом, напечатав в «Сыне Отечества», г. Старчевского (выходившем тогда еженедельно), рассказ «Странная Доля». Затем следовал ряд других беллетристических очерков: «Мужичок» (в «Иллюстрации» гг. Баумана и В. Р. Зотова), «Два мгновения» (в «Русск. Слове»), «Нищенка» (в «Библ. для чтения» П.Д. Боборыкина), «Экзамен» (в «Искре»), «Дневка» (в газете «Очерки»), «Надзиратель» и стихотворный перевод «Гайдамаков» Шевченка (в «Современнике»), «На новых началах» (в «Неделе» г. Генкеля) и др. В этот же период я вел в журнале «Основа», издававшемся В.М. Белозерским, отдел: «Южно-русская летопись».
Вскоре по оставлении университета, я, в компании с одним знакомым семейством, открыл было книжный магазин, но вследствие некоторых прискорбных обстоятельств, компания эта распалась в самый момент открытия магазина, и мне пришлось вести дело одному, не только без всякой опытности, но и без тех средств, какие предполагалось положить в основание магазина. Это сразу подорвало его возможный успех, и после тяжелой трехлетней борьбы с недостатком в деньгах (средства моего отца в это время также были расстроены) я передал магазин в другие руки, оставшись с значительным долгом, который уплачивал потом несколько лет из своего литературного заработка.
В первый же год существования книжного магазина и отчасти под влиянием связанных с ним денежных затруднений, я принял участие в «С.-Петербургских Ведомостях» В.Ф. Корша, и с тех пор стал постепенно переходить к публицистике, которой и отдался, наконец, почти всецело, избрав своею специальностью так называемые «внутренние вопросы». В «Спб. Вед.» я писал передовые статьи и постоянный фельетон, под заглавием «Провинциальное обозрение», за подписью Гдб. Под этой же рубрикой и за тою же подписью стал было вести постоянный отдел в «Современнике», но вследствие прекращения журнала поместил в нем всего одну статью. Затем, в 1866 году, сотрудничал в газете «Гласный Суд», состоя в ней вместе с тем и фактическим редактором. В 1867 году в журнале «Дело» вел «Внутреннее обозрение» (заведуя некоторое время и отделом беллетристики), а также поместил несколько отдельных статей: «Социально-экономические попытки в России», «Тенденциозная драма», «Русская семья перед гласным судом», и др.
С октября 1869 года я принял постоянное участие, в качестве одного из трех «издателей-сотрудников», в газете «Неделя», которую вместе с Е.И. Конради и Ю.А. Росселем приобрел от г. Генкеля. В течение первых 8 лет участия в «Неделе» я писал в каждом номере передовые статьи и внутреннюю хронику, а также напечатал много отдельных статей (в том числе несколько полу-беллетристических рассказов по судебным источникам), а впоследствии лет семь подряд писал фельетонные эскизы под заглавием «Литературно-житейские заметки». Во время одной из приостановок «Недели» по распоряжению министра внутренних дел, я составил сборник «Русские общественные вопросы», для которого написал две статьи: вступительную, под заглавием: «Реформы и русское общество», и заключительную: «Личное объяснение, не лишенное общего интереса».
До 1878 года дела «Недели» шли очень плохо: число ее подписчиков никогда не превышало 2-х с небольшим тысяч, и несмотря на очень скромный бюджет издания, каждый год его оканчивался дефицитом. Это происходило, вероятно, как от общей непривычки русской публики к еженедельной форме политической газеты, так и вследствие некоторых специальных обстоятельств в жизни «Недели»: разногласий между издателями-сотрудниками в политических и литературных мнениях, частых административных взысканий с продолжительными приостановками газеты и т.д. Из трех из издателей-сотрудников, взявших «Неделю» у г. Генкеля, один, г. Россель, вышел из нее уже в 1871 году; место его было вскоре занято Е.И. Рагозиным, но это повлекло за собою выход г-жи Конради; а наконец и сам г. Рагозин отказался от участия в «Неделе», предложив мне взять ее в свою собственность, с уплатою ему по частям внесенных им денег. Хотя в это время на «Неделе» лежал уже значительный долг, я тем не менее все-таки соблазнился перспективой самостоятельного издательства и с 1875 года стал единственным собственником «Недели», сделавшись вскоре и оффициальным ее редактором.

ПРИМЕЧАНИЕ:

(*) Этот автобиографический очерк был составлен покойным П.А. Гайдебуровым по просьбе С.А. Венгерова, для его литературного словаря, и послан из Крыма при следующем письме:

«Гурзуф, 29 апр. 1892.
Посылаю вам, многоуважаемый Семен Афанасьевич, свой автобиографический очерк. Ужасно рад, что свалил наконец с себя эту обузу, мысль о которой давила меня как кошмар. Если очерк пойдет в печать не раньше моего возвращения в Петербург (я приеду к июлю) и если это не противоречит вашим обычаям, то я просил бы прислать корректуру: может быть, что-нибудь придется исправить или дополнить. Я писал его сразу, до головной боли, и решительно не могу судить, удовлетворяет ли он вашим требованиям.
Преданный вам
П. Гайдебуров.
Простите за помарки и вставки: решительно не в силах переписывать».

Дополняющая этот очерк история «Недели» рассказана подробно покойным в первых трех «Книжках» за 1893 г.


(Книжки Недели. 1894. № 2 (февраль). С. 7 - 13).


*


Михаил Николаевич МАЗАЕВ
ПАМЯТИ П. А. ГАЙДЕБУРОВА


Было на Руси время, когда журналистика служила не подголоском общественных течений, а сама направляла общество по известному руслу и даже в значительной степени вызывала желательные настроения. Это было время, когда печать получила дотоле неслыханную силу и значение, приняв на себя роль быть выразительницей общественного мнения. Органы печати помогали разобраться в новых сложных явлениях, и надо сказать, большинство журналистики тогдашней эпохи стояло на высоте своей миссии. Конечно, и в прогрессивной партии не наблюдалось полного унисона; но каждый орган имел определенный кодекс, строгие верования, которых он и держался, может быть, чересчур уж упорно и односторонне, чересчур фанатически, но зато не зная беспринципности новейшего времени. Каждое судно тогдашней журналистики честно выкидывало флаг, по которому всякий встречный мог узнать, с другом или неприятелем он имеет дело.
О той поры прошло лет двадцать, пожалуй, чуть-чуть больше. В такой период направления меняются не только в обществе, но и в отдельных людях, покорных «общему закону». Немногие органы печати уцелели и остались при прежних стремлениях, немногие люди устояли в неравной борьбе с новыми стихийными веяниями. Из немногих журналов такою осталась «Неделя», из людей - недавно скончавшийся Павел Александрович Гайдебуров.
Если мы указали на «Неделю», как на орган устоявший, то имели в виду ее общее направление - стремление к прогрессу, полную антипатию к застою и ретроспективным сетованиям. В частности же «Неделя» давно отказалась от того радикально-народнического катехизиса, догматы которого установил тоже уже покойный О.И. Юзов, до конца жизни фанатически отстаивавший свои поколебленные верования. Из народнической веры «Неделя» удержала только одну самую симпатичную черту направления - любовь к народу. Задачей ее явилось главным образом распространение гуманитарно-просветительных идей, а публикой - интеллигентная провинция.
Над могилой П.А. Гайдебурова говорили речи. В них были указаны три стороны его деятельности: как общественного деятеля вообще, как честного журналиста и умственного руководителя провинции. Эти-то три стороны и ложатся наиболее резкими чертами в его характеристике. Общественная деятельность Гайдебурова была у всех на виду; это - защита и оберегание интересов пишущих собратий. Другое дело - редакторская деятельность покойного. Обыкновенному смертному она мало понятна, совершенно от него ускользает, а к тому же, как давно сказано, «мы ленивы и нелюбопытны», и наши повседневные пошлые «мелочи жизни» для нас дороже того, что касается наших немногих общественных деятелей. О них мы вспоминаем только в тот момент, когда их относят на кладбище, и вспоминаем с тем, чтобы как можно скорее и уж совсем прочно забыть. А так как даже и в такие минуты напрягать свою память мы не любим, то непременно что-нибудь да переврем и перепутаем, стараясь восстановить в своем уме деятельность оплакиваемого нами человека. Гайдебуров ли не потрудился для провинции, - и как же эта провинция в лице своих органов печати встретила такую утрату? Большинство из них просто перепечатало сухие некрологи столичных газет, и только в одной газете нашелся «лично знавший покойного», который перепутал факты биографии Гайдебурова и почему-то назвал его семинаристом.
Если таково отношение прессы, то вполне извинительно, что наше малокультурное общество совершенно не знает, что такое редактор. Редактор газеты в течение двадцати пяти лет - легко сказать! Таких примеров два-три, да и обчелся. Поставить на ноги издание, вынести его на своих плечах, притом почти без средств, как это было с «Неделей», устоять среди всевозможных враждебных течений - задача тяжелая и неблагодарная, - неблагодарная потому, что весь труд редактора, эта сила, оживляющая журнал, остается незаметен. Он весь уходит в чужую работу, в обработку чужого материала, кропотливую, скучную и тяжелую; это труд чернорабочего. Но при всей зависимости от чужого труда редакторский труд требует особого творчества, особого вдохновения, особой интуиции. Таким творцом-редактором и был покойный Павел Александрович. Близко стоявшие к нему люди знают, до какой художественности, до какой виртуозности доводил он технику редакторского дела. Несколько неудачное выражение сейчас же останавливало на себе его внимание и не давало покою до тех пор, пока не находилось то слово, которое ближе всего отвечало известной мысли. В течение всей своей редакторской деятельности он не пропустил ни одной корректуры, которые прочитывал по нескольку раз. Это был именно талантливый капельмейстер, ни на минуту не выпускавший своей дирижерской палочки из рук и чутко слышавший малейшую фальшь какой-нибудь скрипки или фагота в своем оркестре. Вместе с тем Гайдебуров обладал замечательным талантом «создавать сотрудника». Он умел открыть в человеке незаметную для другого глаза, скрытую творческую жилку, которой и давал с замечательным тактом надлежащее направление. Тут он действовал, как те народные ведуны, которые открывают подземные родники, или опытные рудоискатели. Он и работал главным образом при помощи таких им самим созданных сил, которые постоянно притекали и утекали, так что масса современных, так называемых, молодых писателей прошла его школу и может считаться его учениками. Причина же постоянного обмена его сотрудников кроется в той строгой выдержке, какой он подвергал молодых писателей, в том искусе, какой они должны были проходить под его руководством. Тут П.А. держался традиций старой школы, которая не знала машинной скорописи, обуявшей современных беллетристов. Для него было большим огорчением увидеть в другом журнале забракованное им произведение не с точки зрения конкуренции, а потому, что в этом он усматривал заведомую порчу не желающего поработать над собой писателя. И выходило очень часто так, что люди, составившие себе в его журнале литературное имя, впоследствии совершенно губили свое писательское реноме. Никакие другие расчеты не нарушали его связи с сотрудниками; во всех отношениях, в какие становятся редактор и сотрудники, он был безукоризнен. Манера его держаться с сотрудниками отличалась безупречностью, интеллигентным джентльменством, даже как бы некоторой чопорностью, которую не знавшие его принимали за холодность и недоступность.
А что это был человек искренно сердечный, об этом свидетельствует та живая связь, которая у него постоянно поддерживалась с провинцией, читателями «Недели». Здесь шел постоянный обмен мыслей, жалоб, сетований, выражений сочувствия и добрых пожеланий. Что Гайдебуров убежденно принимал участие в делах провинции, это доказывают многочисленные процессы (помнится, больше двадцати), которые возбуждали обличаемые им темные людишки наших медвежьих углов, и из которых он всегда выходил оправданным, а обличения, раскрывая зло, вызывали со стороны тех, кому надлежало, пресекающие меры. Эта-то провинция, которая жила душа в душу с покойным редактором «Недели», не забывала его во время праздника его деятельности, не забыла почтить его и по смерти, выражая соболезнования путем многочисленных телеграмм и писем.
Талант отыскивать искру Божию в человеке, о котором упомянуто выше, Гайдебуров проявлял и по отношению к этим, невидимым ему, прозябающим в провинции силам. Его постоянный читатель обращался нередко в постоянного корреспондента, примыкая к тому общему делу, в которое он вошел посторонним зрителем, уже в качестве деятельного сообщника. Такая организация и давала авторитет «Неделе» и все увеличивала ее аудиторию в провинции.
Такова фактически деятельность П.А.; удержимся от преждевременной и трудной оценки. Скажем только, что утрата этого человека большой пробел в нашей журналистике, и без того скудной именами. Смерть подобного деятеля вызывает в соображение ту массу энергии и животворной силы, какую он рассеял на земле в течение своей жизни, быть может, слишком нерасчетливо, слишком не жалея себя. В такой смерти нельзя не видеть некоторого бессознательного самопожертвования...

М.З.
(Исторический Вестник. 1894. Том LV.  № 2 (февраль). С. 524 - 527).


*


П.А. ГАЙДЕБУРОВ. НЕКРОЛОГ

В ночь на 31-е декабря от паралича сердца скончался редактор-издатель газеты «Неделя» Павел Александрович Гайдебуров. Он родился в 1841 г. в Николаеве, Херсонской губернии, где отец его был священником. Он в числе лучших учеников кончил в 1857 г. курс в херсонской гимназии и поступил в Петербургский университет на юридический факультет. Студентом, он написал первый свой рассказ «Странная доля», напечатанный в 1857 г. в «Сыне Отечества» А.В. Старчевского. Успех первой литературной работы вызвал у автора стремление занять видное место среди литераторов. В 50-х и 60-х годах им напечатано несколько рассказов и повестей: «Мужичок» («Иллюстрация» В. Зотова), «Надзиратель» («Современник»), «Два мгновения» («Русск. Слово»), «Нищенка» («Библиотека для чтения»), «Дневка» (газета «Очерки») и др. Кроме того, он сделал прекрасный стихотворный перевод поэмы Шевченко «Гайдамаки» для «Современника». Рассказы его показывали в авторе бесспорный талант, хотя не были выдающимися литературными произведениями. Он избрал для своей деятельности поприще публициста. В продолжение двух лет он заведывал отделом «Южно-русской летописи» в «Основе» В.М. Белозерского, с 1863 по 1865 г. был деятельным сотрудником «Петербургских Ведомостей» В. Корша, в которых печатались его «Провинциальное обозрение» за подписью «Гдб.» и передовые статьи по внутренним вопросам, затем помещал статьи по «внутреннему обозрению» в «Современнике» и «Деле». Из его обстоятельных статей за это время явились «Социально-экономические попытки в России», «Тенденциозная драма», «Русская семья перед гласным судом» и др. Когда А.Н. Артоболевский стал издавать в 1866 г. газету «Гласный суд», Гайдебуров был ее редактором. С 1869 г. журнальная деятельность его сосредоточилась в «Неделе», приобретенной им в собственность совместно с г-жою Конради и Росселем. В 1875 г. он сделался единственным собственником этой газеты, поместив в ней ряд статей по разным вопросам «Литературно-житейские заметки», а также свою последнюю повесть: «На новых началах». П.А. Гайдебуров принимал живое участие в деятельности «Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым». Устройство публичных чтений и литературных обедов, чествований не обходилось без его содействия. Как человек, он имел мягкий, симпатичный характер и пользовался общим уважением.

(Исторический Вестник. 1894. Том LV.  № 2 (февраль). С. 582 - 583).