Ориентальные страдания

    “…Про ту, с золотистой кожей, на тоненьких каблучках,
     С волосами из черного шелка,
     С улыбкой на детских губах,
     Про мулатку, просто прохожую,
     Что плывет по волнам  моей памяти, исчезая в этих волнах ….”
                ( Николас Кристобаль Гильен Батиста )


  О ней, и ещё о многом другом, моим друзьям, коллегам и соперникам, с кем делил учебные парты, теннисные корты и Верхнее Воздушное Пространство, имею честь повествовать….

           ===================================================


    Весь материал, опубликованный в данном произведении, а также в других произведениях автора,  является всецело и исключительно результатом фантазии и  художественного вымысла. Автор никогда и ни при каких условиях не совершал и не планировал никаких деяний, идущих, или могущих идти в противоречие с Административным, Иммиграционным, Уголовным и (или)  Шариатским Правом как Исламской Республики Иран, так и других стран, которые ему приходилось когда-либо посещать, или планировать посетить.  Более того - автор никогда не был свидетелем подобных деяний, осуществлённых или замышляемых третьими  лицами.

   Проведя большую часть жизни среди различных народов Востока, и, относясь с особым пиететом к их обычаям, верованиям и традициям, автор считает неприемлемым любые проявления шовинизма, расизма, национализма или нацизма;  при работе над данным произведением, а, также над другими своими произведениями, старался всячески избегать  любых уничижительных высказываний в адрес своих персонажей.  Любые  негативные аллюзии, инсинуации или рассуждения, возникающие, или могущие возникнуть у заинтересованного читателя, автор просит отнести на счёт своего недостаточно хорошего владения русским литературным языком, и заранее приносит свои извинения.

    Автор, являясь человеком высоких моральных и нравственных ценностей, категорически порицает и считает недопустимыми близкие отношения между лицами разного пола, возникающие, или могущие возникнуть вне границ семейного союза, заключённого Государством и (или) Церковью, вне зависимости от её конфессиональной принадлежности.

   Любое упоминание географических названий, имён, воинских званий, типов летательных аппаратов, транспортных средств, а также калибров оружия и названий продуктов и (или) напитков носит случайный и (или) вымышленный характер.
            ==================================================


                Часть 1.“ Проверка караула“.


     “Странно, почему у Мохаммада, при его высоком уровне игры, подача до сих пор такая неважнецкая?” -  успеваю подумать я в тот момент, когда  мячик, зависший на мгновение  над моей головой, останавливает своё движение и начинает увеличиваться в размерах.

     “Впрочем, мы все иногда ошибаемся”, - обрывки мыслей в голове за миг до того, как становятся  видны ворсинки на вращающемся жёлтом боку;  ожидаемый, упругий звук удара; мяч, едва коснувшись  сервисной линии, отскакивает вбок;  Мохаммад, конечно, ещё успевает  пошевелить ракеткой, но его неуверенное телодвижение не может противостоять подаче, которую я разучил ещё  тогда, когда мой соперник бродил  в школу по узким улочкам Машхада и мечтал стать лётчиком.

    И когда, далеко за морями,  через двадцать с лишним лет, судьба снова сведёт нас - меня, давным-давно уже успевшего забыть особенности пилотирования Ту-154 в условиях высоких температур и высокогорья, и повзрослевшего  иранского  мальчика, осуществившего, наконец, свою мечту, тогда  раскалённый воздух Ближнего Востока, замешанный на фруктах, кебабах, бензине  и пряностях  вдруг снова донесётся до меня, коснётся лица, и я услышу голос муллы с ближайшего минарета, и  снова,  как тогда,  буду стоять на корте с ракеткой в руке и, и будут меня окружать   Махмуд, Мохаммад и Фархад; вот только  фарси  уже совсем позабудется, “Узум-бурум” ( фарси. Каспийский осётр , дословно Большая рыба -  прим. авт. ) превратится в суши, а безалкогольное пиво  “Делестер” - в “Асахи”, продающийся свободно на каждом углу. И все воспоминания о работе в Иране превратятся в сентенции старого брюзги  о том, как “не надо”.

     Какой не должна быть авиакомпания, как не нужно вести  себя в чужой стране, кому и как нельзя продавать свой труд.  И ( это уже по отношению к самому себе ) - как нельзя относится к лётной работе, своим задачам и обязанностям.   С точки зрения философии Чаадаева, определяющей роль русской цивилизации  в том, чтобы продемонстрировать всему миру, как делать не надо, российская группа  в Иране полностью выполнила свою миссию.

   Но чтобы это  сейчас понять - надо было тогда через это пройти. Пройти и самому многому научиться.  Пройти, пережить и воплотить в жизнь старую поговорку о том, что  “отрицательный результат - тоже результат”. И потом, через двадцать  с лишним лет недоумевать - ну зачем я это делал? Ну зачем мы шутили над бедными  “сиками” -

            ===================================================
 “Сика” - немудрящее сокращение  от  английского слова “security”; в Исламской Республике Иран - любое официальное лицо, имеющее отношение к охране Государственной безопасности. В более узком смысле применяется к воздушным маршалам, то есть вооружённой охране на борту пассажирских самолётов;  в более широком, может употребляться как аналог российского  “силовик”.
            ===================================================

   -  ну назначила их родина  летать с пистолетами на самолётах, охранять порядок, распевать псалмы да отстреливать террористов, нам-то что до того; ну несут мужики себе  нетяжкую службу, да и пусть несут, нет, вот надо было обязательно ввернуть им какую-нибудь “подлянку”….

  …..Допустим, отправить хорошо отработанным форхендом мяч Мохаммаду прямо под ноги. Он высокий, руки длинные,  нижние мячи берёт плохо, даже закручивать не надо, прямой ему тяжелее взять…

….Или за двадцать лет до этого, где-нибудь между Сабзеваром и Рудешуром, после аппетитного завтрака аккуратно, один на один, сложить  подносы у  двери в пилотскую кабину так, чтобы при её открытии всё содержимое, то есть объедки, обкуски, огрызки и недопитый чай оказывались прямо на брюках открывшего. А потом, надуть воздухом картонный пакетик из-под сока, залепить отверстие  жвачкой, занести повыше над ним лапоть сорок четвёртого  размера , вежливо предупредить экипаж  “Security Check!” (Проверка работы службы безопасности), и….бабах!!!! 

    ……ошалевший сика , с пистолетом на боку, ломится в кабину, готовый спасти Аятоллу, Иран и всех нас от врагов Ислама, уворачиваясь от груды подносов, рушащихся ему на ноги;  кое-как из-под них выскребается, снова устремляется в кабину, где наблюдает только тишину, покой, деловитого инженера и  штурмана со вторым пилотом,  которые, увлечённо  дискутируя, что-то рассматривают на приборной доске.

   “ПрОблем?” Недоумевающий взгляд капитана в ответ: “Но прОблем, это у вас там что-то бабахнуло, иди разбирайся!” Дефилируя между обьедками, сопровождаемый недоуменными взглядами экипажа, сика, цепляясь пистолетом за дверной проём, возвращается  на кухню, выяснять источник подозрительного хлопка, в то время как, невероятно занятый полётными процедурами экипаж,  хранит серьёзное молчание;  “подлянка” должна быть “ввёрнута” так, чтобы, собственно, она таковой не казалась, а  всё выглядело очень почтенно и, как бы, случайно. За явные “шуточки” можно было и домой раньше срока улететь, а то, не дай Бог, и в “зиндане”  ( на Ближнем Востоке. тюрьма - прим. авт. ) оказаться. Так что тяжёлый труд вдали  от Родины, непростые условия работы и бытовые неурядицы ( иранский, так сказать синдром ) в сочетании с молодостью и авантюрным (чтобы  не сказать -  вздорным) характером толкали многих из нас на разработку  различных схем, призванных  не только  скрасить наше нелёгкое существование, но и  иногда получить некий, вполне осязаемый бенефит.

               
                Часть 2.    “Стоп, снято, все свободны!”

    По окончании командировки,  вылете домой, “на базу” неплохо выручала имитация попытки контрабанды, а именно - вывоза презренной бумаги с изображение Джорджа, так сказать, Вашингтона. Зарплату-то баксами платили, а вот вывозить их было категорически запрещено. Нельзя, но если хочется, то - можно, схем было много; мы, конечно же, вывозили, нас, конечно же, ловили ( по крайней мере - пытались, или делали вид что пытаются), в общем Восток - дело тонкое;  свернуть газету в виде толстой пачки “баксов”, засунуть её во внутренний карман пиджака и так пойти на таможню - это был сценарий, достойный Голливуда!

    По законам жанра,  опытная рука сика на предполётном личном досмотре нащупывает  “криминал”.  “Застава, в ружьё!!!  Тревога!!!  Алярм!!!   Сцена первая, работаем!!!  Свет!!! Группа съёмок - по местам!!! Дубль первый!!!  Мотор!!!  Глаза, налитые кровью - в упор ( Образец - Радж Капур  в лучших ролях;  сойдёт и другой какой актёр индийских фильмов),  взгляд непреклонен и полон ненависти к врагам Аятоллы, Исламской Революции и Устоев. “Ен чи?”  ( фарси. “Что это?”  -прим. авт. )

  Для начала сгодится  “лёгкий испуг”. Техника исполнения - подмигивания, типа “договоримся, а?”, бормотание каких-то псевдо-  русско-ирано-английских слов, пожимания плечами, стремление побыстрее покинуть кабинку для досмотра.

    Далее  ставки повышаются, страсти накаляются, темп и громкость речи с обеих сторон растут, пойманый злоумышленник высказывает намерения как-нибудь замять скандал, что-то лепечет, демонстрируя тремор  конечностей и покраснение кожных покровов; явно деморализован и подавлен, но заветную контрабанду из кармана доставать не стремится. А контрабанда-то знатная! Толстенькая пачка-то, тыщь пять там, не меньше.
    Бдительный страж устоев уже видит себя в новом звании, с премией за бдительность; может в Тегеран переведут, там и рис пожирнее и “Зям-Зям”  послаще.

              ===================================================
“Кока-Кола” в Исламской Республике считается бесовским напитком неверных, поэтому запрещена повсеместно, продаётся лишь её местный аналог под названием “Зям-Зям”; то есть то же самое содержимое под другой этикеткой.  По странной иронии исламского регулирования ритейла, “Пепси-Кола” и “Спрайт” бесовскими  не считаются, как, допустим, и “Мальборо”).
               ===================================================


     Пойманный и трепещущий контрабандист торжественно препровождается в комнату для допросов. Туда же приглашаются ответственные лица и переводчики с  Иранской и Российской стороны. Туда же набиваются простые сики -  засвидетельствовать почтение неприступности Иранской таможни, поучиться мастерству и героизму более удачливого товарища, да и просто поглазеть.

    В то же самое время, за кулисами, вне пределов съёмочной площадки, развивается действие не столь зрелищное, но от того становящееся   не менее захватывающим. На предполётный досмотр основной группы поступает информация об обнаружении криминала.  Ну раз  контрабанда уже выявлена, то, по иранской логике и милому восточному разгильдяйству,  искать больше  теперь ничего и не надо; таможенники, пошептавшись, “дают добро”  и конвейер уносит в чрево самолёта многочисленные коробки, сумки, баулы, и, среди них, тот самый, заветный  -  чёрный, неприметный, грязный пакет с надписью “рыба”, содержимого которого хватило  бы вполне   для того, чтобы бы скупить весь рыбный рынок Машхада. Загадочное русское слово “многоходовочка” выйдет на международную арену и достигнет границ Ирана ещё не скоро.

  Задержанный, понуро следуя в комнату допросов, конечно же, хорошо отслеживает подробности досмотра российской группы, и, перехватив одобряющий  взгляд инженера, ответственного за отправку, понимает что заветная сумка находится в безопасном месте.  Демонстрации растерянного вида, выражающего крушение всех надежд и полное фиаско, позавидовал бы Станиславский.

  Сцена “в отделении таможни”. Участники -  главный персонаж, унылый, подавленный  и согбенный под грузом неопровержимых улик ( протагонист - Рихард Зорге, пойманный японцами с радиостанцией и шифрами в чемодане),   российское представительство, слегка раздосадованное случившимся, но готовое биться до победы, отстоять   честь страны и лицо группы ( Делегация КГБ в сцене  “Обмен на мосту”  фильма “Мёртвый сезон”), Иранцы - сики, таможенники и начальство ( амплуа -  любые герои Болливуда ). На металлический стол, больше похожий на стол пыток, каковым, в сущности он, скорее всего и являлся,  выкладывается вещдок - тщательно упакованный пакет, завёрнутый в газетную бумагу.

    Суровые и непреклонные  взгляды силовиков, глаза мечут молнии, белки  налиты кровью.   “Саня, что это?” -  наш переводчик. Саня делает круглые глаза,  неопределённые жесты, разводит руками, типа - понятия не имею;  группа досмотра начинает препарирование. Под первым слоем газеты открывается второй,  третий, затем - слой  полиэтилена, далее - предвыборные листовки местных кандидатов самоуправления, тщательно перевязанные резинками; завершается  ряд криминальных документов  рекламками  химчистки и  детского садика.
 
  “Ен чи?” - обличающий перст Главного Таможенника.  “Саня это что у тебя, откуда, зачем?” - это уже наш координатор “вписывается”.  Саня: ”Дык понятия не имею, пиджак в химчистку сдавал, назад получил, карманы не проверил”. Дальше роли меняются, теперь  Саня в амплуа “благородное негодование” ( комсомолец тридцатых годов, значок ГТО на груди, прямой пробор, честный взор на голубом глазу).

 Идёт напряжённый диалог на смеси русского. английского и фарси.

- Откуда это у тебя?

- Понятия не имею, с химчистки пиджак только вчера.

- Чьи это фотографии?

- Я откуда знаю, это же персы какие-то местные;  иранцам, наверное лучше знать, чего меня-то спрашиваете, реклама какая-то, не разбираюсь я!

- Зачем это в химчистке в карман тебе положили?

- Понятия не имею, их спросите, раз уж считаете, что это криминал.

- Почему сразу не сказал на досмотре?

- Дык говорил я сто раз, пытался обьяснить, разве ж я виноват что их досмотрщик по-английски нибельмес, а я в фарси не очень.   

- Где химчистка, как называется?

- Да хрен её знает, на Саджате где-то, чек выбросил вчера.  Не виноватый я!


   В комнате досмотра повисает гробовая тишина, на Саджате с десяток химчисток, перспектива искать неизвестно какую, с неизвестно какой целью, персов явно не вдохновляет, тем более что и криминала никакого нет;  Российская делегация встаёт плечом к плечу, защищая честь товарища, товарищ демонстрирует благородное негодование.  Бдительный таможенник стремительно  уменьшается в размерах, мечты о переводе в Тегеран и непыльной должности тают аки кусочки льда в  банке “Зям-Зяма”….

……В салоне Ту-154, готовящегося к вылету на Родину,  координатор перекладывает содержимое пакета с надписью “рыба” в более достойное и, соответствующее статусу, место.

               ===================================================
 Дисклеймер  к Части №1:   хотя в ходе опыта ни одно животное не пострадало,   автор категорически не рекомендует   повторять данный эксперимент кому-любо  без соответствующей подготовки и организации группы поддержки.  Автору известен случай, когда некто  неосмотрительно решился на такое при въезде  в США;  персонаж этот до сих пор восхищается искромётному ответному юмору американских таможенников, занёсших  его во всевозможные блэк-листы. 
               ==================================================
 



              Часть № 3.       “Восточная Страдательная“

   Во втором сете Мохаммад, оправившись от первых неудач, ожидаемо “делает” меня “всухую”. Всё-таки двадцать лет разницы в возрасте - не шутка. Кстати, откуда он? Давно уже переехал куда-то в Австралию; вообще, вроде бы из Машхада.  Или Сари? Он похож на меня, только на двадцать лет моложе; двадцать с лишним лет назад я, такой же высокий, стройный и красивый стоял на крыльце аэропорта Даште-Наз.  Мы просто вышли покурить на крылечке перед полётом; там невероятно красиво, в этой жемчужине Ирана;  провинция Южный Азербайджан, это - ну как Сочи в России.

  Её я заметил сразу, наверное как и она - меня.  В ней таилась невысказанная  сладость и томная красота Востока, и она стояла неподалёку,  в группе местной богемы, пассажиров,  может быть просто провожающих, или встречающих;  дамы в цветастых платьях и господа в рубашках с короткими рукавами, вызывающего поведения которых, по какой-то причине, изо всех сил пыталась не замечать местная полиция.

   Компания  веселилась, и она старалась принимать участие в общей беседе, но у неё это плохо получалось, ведь  после встречи наших взглядов мы больше  не могли оторвать глаз друг от друга.
 
  “В солёной пелене два чёрных солнца”: полузабытые строчки Бодлера. Это были, действительно, два чёрных солнца, они прожигали меня насквозь, они требовали, просили, умоляли; мраморное крыльцо уплывало у меня из-под ног, голоса коллег становились неслышными, аромат “Кемела” неосязаемым; я понимал что должен что-то сделать, но что? И в глубине души, я ещё надеялся что это кто-то другой, позади меня, является обьектом её внимания.

   Оглянувшись назад, я осознал крушение своих надежд; на этой планете мы были одни, и, когда я вновь встретился с не взглядом, я понял, что наш крохотный мир вот-вот пропадёт в бездне - не отрывая от меня взора, она расстёгивала плащ. Выражаясь языком шпионских романов: “Никогда резидент ещё не был так близок к провалу”. Я понял что мне светит зиндан, депортация, конец света,  сладость южной  ночи,  или, что более вероятно, всё это  вместе. Медленно, очень медленно,  она распахнула полупальто, не оставив под ним ничего, кроме лёгкого платьица;  без того, довольно смелый платок , как бы случайно,  падает ниц, и вот мы только вдвоём, рядом, и, она, делая вид, что ей очень жарко, улыбаясь, широко распахивая одеяние, пускает  по плечам волну шикарных, чёрных как ночь Персии волос. И всё это время я нахожусь в плену “двух чёрных солнц”. И, перекусив фильтр сигареты пополам,  внезапно, с ужасом, осознаю что мы не одни на этой планете.

 Нет, её знакомые ничего не заметили, или сделали вид, что не заметили,  равно как и мои коллеги; это был сика, бдительный сика из нашего экипажа, который, скорее всего, с самого начала был свидетелем вспышки наших сверхновых звёзд.

  Если её глаза были чёрные, как Солнце, то цвет лица сики иным словом, как банальный  серо-буро-малиновый описать было трудно; служебный долг, воспитание и вера требовали одного, а здравый смысл и суровые реалии службы - совершенно иного.  Так, пение  муллы с минарета, призывающее вознести молитву Всевышнему, прерывается истошными воплями Машхадских кошаков,  движимых не столь высокими чувствами.

  Он должен был нас арестовать, остановить полёт, дать ход делу, проследить за  казнью,  ведь мы совершили смертный грех, и подлежали побитию камнями, но, судя по поведению и обличью моей визави и её компании, такая эскапада, скорее всего, имела бы грустные последствия, прежде всего, для его самого. Оставил бы мужик непыльную службу небесного маршала и поехал куда-нибудь в Язд,  урановые рудники охранять.

       В этой невероятной, невидимой схватке  чувств, долга и достоинства,  мы с сикой проиграли “всухую”. Мы “слили” этот гейм. Сика принял грамотное решение; изо всех сил ничего не увидев, он избавил и нас, и себя тоже, от ненужных страданий;  я так и остался стоять с обкусанной сигаретой во рту, судорожно соображая - что я должен был сделать, и почему я этого не сделал; она же унеслась в компании развесёлой богемы, развалясь на заднем сиденье  новенького “Пежо”, размахивая шарфом и удостоив меня единственным, первым и последним,  воздушным поцелуем.

   И  потопали мы с сикой, солнцем палимы, обратно  в самолёт, один из нас, как в песне у Макаревича, прошёл пол-воды, другой же -  сыграл в пол-игры;  оба совершенно растерзанные и опустошённые; такой шанс предоставляется раз в жизни, и мы им не воспользовались.  Наш гейм был окончен….

    ….“Your game is over”, gentlemen” - сказал Фархад, допив “Кока-Колу” и выходя с партнёром на корт. Я зачехлил ракетку, пожал руку Мохаммаду и подумал что неплохо бы сегодня прикупить местного “Асахи”, который  хоть и считается там, на  Ближнем  Востоке напитком бесовским, но так почитаем на Востоке Дальнем, и так хорошо дополняет плов,  особенно, если его сделать по рецептам Торгабэ….

 …“Имам-Реза” медленно уходила под левое крыло, где-то там, на узких улочках Машхада, задрав голову в небо, и, стараясь разглядеть  самолёт, стоял маленький иранский мальчик, забросив в сторону портфель…

                ===================================================

                Послесловие  и  дисклеймер.

  На Ближнем Востоке вообще,  в Иране, в частности, а в его наиболее ортодоксальном городе,  Машхаде - в особенности,  любые отношения между мужчиной и женщиной строжайше регламентированы, а вовлечение или вступление в подобнее отношения “неверного”, то есть того, на кого не снизошёл Божественный Свет и Великая Мудрость Ислама, табуированы и считаются смертным грехом. Наказание, в зависимости от конкретной степени вины, ранжируется от депортации до побивания камнями. Поскольку, перспектива оказаться, в лучшем случае - в самолёте домой, и без визы,  а  в худшем - по пояс в земле, но без головы, никого особенно обрадовать не может, то иностранцы ведут себя соответствующим Шариату образом.   Иногда даже чересчур сответствующим.  Запуганные до колик россияне  умудрились как-то раз  даже обидеть финского даму-дипломата; на  её просьбу просто пообщаться по-русски, коллеги бросились от неё врассыпную, приговаривая “Провокация!”, “Нихьт ферешейн” (почему-то) и “Донт ундристанд!”.  Это, конечно,  случай, хоть и экстремальный, но красноречиво говорящий сам за себя. Примечательно, но все эти ужасные запреты совершенно не касаются  грудного вскармливания , которое выполняется всегда чуть ли не нарочито  максимально демонстративно и откровенно.

     Жизнь есть жизнь,  как это всегда бывает,  ничего исключать нельзя; вполне вероятны случаи неформальных отношений и близких знакомств между людьми,  но   автору данного повествования   о том ничего не известно, и более того - нелюбопытно; и  восточные сказки, как известно,  рассказываются и слушаются тысячу и одну ночь.