ДАЛЬ
двадцатого века, в Свердловске. Так наш Екатеринбург в те времена назывался,
если кто подзабыл. Это в честь Якова Михалыча. А я в ту пору был безусым
мальцом, пешком под стол ходил. И сызмальства ещё, сколько себя помню, меня
всегда манила даль. Я и сейчас очарован этим понятием, я люблю это слово и всё,
что с ним связано. Ветер странствий всегда щекотал мои нервы, он будоражил меня
и подгонял. И это не тот ветер,который в парусах, он - в голове: это вихрь из
страстей и желаний, увлекающий в путь, туда, за горизонт, где край земли и
облака. И всегда мне грезилось, что есть там что-то такое, чего не может быть
здесь: то ли сказка со счастливым концом, то ли несбывшийся сон... Это нечто
похожее на счастье. И я жаждал попасть туда, сам не знаю куда – просто за
горизонт. Мечты, они всегда за горизонтом, где же им ещё быть?
И я вдруг понял – нужно действовать, ну вот прямо сейчас, немедленно и тут же
поделился своим замыслом с товарищами, соседскими мальчишками. К моему
удивлению, идея никого не вдохновила… Ну, схлыздили, короче. Тут всё смешалось:
и боязно, и не хочу, и мама не отпустит – да мало ли причин найдется, если они
нужны! У Егорки всегда отговорки. В песочнице, конечно же, тихо и уютно, и здесь
все свои: вот лепят пирожки из песка в пластмассовых формочках, гудят с
автомобильчиками, а кто-то просто клянчит эскимо у бабушки… какие ещё горы?
Зачем? Типа того, что нас и здесь хорошо кормят.
Ну нет так нет, и я отправился в путешествие один, на свой страх и риск. Как
это здорово, волнительно и сладко – вот этот первый шаг! Ведь его нужно сделать,
мог бы и вообще не шагнуть… решился! С куском хлеба, алюминиевой фляжкой и
уверенностью в достижении цели я отправился в путь. Это был исторический момент,
но историки, увы, не обратили на него ни малейшего внимания, как, впрочем, и на
меня. Ну да ладно, я и не претендовал вовсе на роль Колумба, и не Америку хотел
открыть, а нечто другое, более важное — свой собственный мир.
И что же, мир открылся вмиг и вот оно — счастье? Да нет, конечно, даже
наоборот. Горные вершины, такие удивительные и невыразимо красивые, вдруг
исчезали, едва я спускался с Боткинской горки. Я бродил и там и сям, заглядывал
во всевозможные закоулки и не мог их обнаружить. В лабиринтах улиц люди, как
муравьи: бегают туда-сюда, суетятся, спешат куда-то, и нет им никакого дела ни
до гор, ни до мальчишки, который эти самые горы ищет. Короче, бесполезно даже
спрашивать – никто ничего не знает. А может и не хотят знать: ну там, дела
замучили, и всё прочее… И я возвращался назад, на родную улицу, на свою
маленькую горку. Что за наваждение! Да вот же они, синие вершины, кажется, что
совсем рядом, дотянуться можно.
Я стоял и любовался ими, как волшебным миражом, а потом снова отправлялся в
путь. И что же: горы незамедлительно растворялись в пространстве! Удивительный
фокус, но если показывать его сто раз, то это начинает бесить. Ну и соображать
начинаешь мало по малу.
Даль, когда вблизи, теряет всякий шарм и является то пыльным пустырём,
заросшим лопухами и крапивой, то нескончаемым забором, за которым дымятся
огромные трубы, то вообще какой-нибудь несусветной ерундой. В поисках красоты
как — то по особенному воспринимаются серые будни, и те привычные мелочи жизни,
которые, собственно и делают её такой неприглядной — попросту не хочется
замечать. Ведь если всё так — это вовсе не означает, что всё это так и должно
быть и ЭТО навсегда. Нет, нет, нет... Всё изменится к лучшему, обязательно
изменится, я хочу верить в это: вот здесь, в захудалом переулочке вместо барака
вырастет небоскрёб, а мусорная свалка превратится в идеальный газон... когда —
нибудь, в нашем светлом будущем.
Ну вот и помечтал, пора в путь. Мне кажется, что я побывал везде и всюду: и по
берегам Ольховки бродил – позже её упрятали в трубу – и на Митькиной горке
словил кулак, но нашёл - таки таинственный Гарем и велик свой умыкнуть не дал!
Ну прям как у Островского – так закалялась сталь! И не мог я осознать, ну как же
так-то: иду-иду, а горы отступают… заманивают что-ли? А существуют ли они
вообще? И так всё лето, да не одно. Я изучил окрестности, буквально все тропинки
истоптал, подрос как-то незаметно и вдруг обнаружил, что горы-то они повсюду:
Вознесенская горка, Обсерваторская, Московская, Лиственная, Белая, Пильная,
Теплая…
Мы живём в горах и то ли они вокруг нас или наоборот, но мы так близки, что
удивительным образом ухитряемся не замечать друг друга, бывает такое в жизни:
« лицом к лицу лица не увидать» - лучше Сергея Есенина не скажешь, это точно!
А я увидел вдруг и осознал, что это всё моё: мои горы, мой лес, моя дорога… и
какое это безудержное счастье – гнать на всю железку, когда газу до отказу и до
боли знакомы все колдобины и хляби, а если чё – попробуй догони: уж я - то знаю,
где поворот и что за ним, а тот неведомый соперник, конечно, улетит в кювет… А я
умчусь туда, где горизонт и счастье; и хрен вам, плохиши - я здеся лучше всех!
Увы, но мотогонщиком не стал… ну просто не сбылось, не случилось… А вот дорога,
она осталась и детское моё «я сдеся лучше всех» - втемяшилось навек, как
рыцарский девиз. В стары годы я бы на своём щите это выгравировал, чтоб не
забывали, блин.
Говорят, что у будущего есть одна загадочная тонкость: стоит лишь только в
него заглянуть, так оно тут же и меняется. В смысле, что бесполезно в него
заглядывать–то – всё равно всё будет не так. Как это мудро задумано природой –
и не слишком огорчаешься, когда облом и это же повод для радости, когда хоть
что-нибудь. Так ведь? Это нормально, когда есть линия, которую невозможно
пересечь. Вот, скажем, дорога: всё те же ямы и колдобины, как будто и не было
ничего, время застыло что-ли? Секунды не тикали? А на самом деле прошел цикл и
всё обнулилось – и на спидометре и в жизни. А дорога ждёт, может быть – вас. Это
её призвание – манить в даль. Она зовёт и если кто услышит, тот вряд ли
откажется, ну дурак разве что…
Эх, рвануть бы с места и помчаться, и только вперёд, как можно дальше! А там
позади… вот кратковременные глупости, которые казались счастьем; упёртые
правдорубы с ложечками дёгтя, демагоги, злодеи, улетевшие в кювет… ну и те, из
песочницы, ради кого я и сражался с драконами: они так и сидят в прошлом со
своими несъедобными пирожками… А эскимо уже больше не дают.
И никто не зовет их на край света.
Свидетельство о публикации №221022100445