В городе Сочи

    

                В городе Сочи.

               
    -Уходят люди…Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
От этой невозвратности кричать.
«Евтушенко»


  В городе Сочи, бессонные ночи. И это хорошо. Небо, разукрашенное миллионами ярких звёзд, падает на землю быстро и всегда неожиданно. Темнота густая и вязкая. Стоит протянуть руку, и обожжёшься о звёздные искры. Моря не видно, но где бы ты ни была, слышишь усталые, тяжёлые вздохи его огромного тела. Свет включать, – кощунственно, и я зажигаю свечи. Пространство сужается. Стены исчезают. Неверный, пляшущий свет скрывает острые углы, оставляя меня в желанном одиночестве. А что там, за ожившей тьмой? Ловлю за хвост мысль,- что, боишься? И честно отвечаю - да.
Состояние полной отрешённости. Ничто не держит, не обязывает и не манит. Я, человек-самолёт, попавший в воздушную яму и вынырнуть невозможно, да и желания нет. Но упрямая голова решает по-своему, и мысли плавно текут в спасительном направлении.

  Речка Иня, узенькая, но бурливая, болтливая и очень опасная. Мы с моей однокурсницей и по совместительству, соседкой по даче, испытываем судьбу. Вцепившись в старую, туго надутую камеру, болтаемся тряпочками, по воле течения. Люська умеет плавать, я - нет. И никакого страха. На берегу квохчет, причитает Люськина мама, а мы резвимся и ничего, кроме глупого, щенячьего, упоительного восторга. Круг вертится в разные стороны, не забывая стремительно двигаться вперёд. Распеваем во всё горло – « А мне мама, а мне мама в речке плавать не велит…».
Наконец, нас прибивает к каменистому берегу, чудом не покалечив и не причинив видимых повреждений. Пострадала только камера. Там мы её и похоронили. Домой плетёмся по вязкому песку, уже в менее радужном настроении. Дома, поруганные, и оттого благостные и чинные, сидим за столом, пьём чай. Люськина мама монотонно читает нам лекцию о предназначении женщины в приличном обществе, в условиях развитого социализма.  От скуки зевота раздирает рот, и выступают слёзы. Расползаемся по своим дачам и успокаиваемся до следующего утра, молодым, здоровым сном.
Пару дней просидели под арестом. Приговорённые к сельхоз работам - пололи, косили, собирали и поливали. И.… Снова всё по кругу. Молодость!

 Дачи на реке Иня. Разнообразие стилей, форм и материалов радует глаз. Всё, в зависимости от места работы хозяев. Страна несунов, чётко оправдывает своё звание. Люськина дача, вся из картонных трубок, бывшей собственности типографии, где честно трудился её папа. И не нарадуешься изобретательности нашего народа. Что-то подшаманил, что-то добавил, бессонной ночью додумал…. И вот! Сверкающее оригинальными, волнистыми стенами и разрисованными ставенками чудо, радует глаз.
 Бродим по дачному посёлку, уходящему от реки глубоко в лес, не уставая  удивляться людской выдумке. Рядом со стандартным набором, - теремки, прямо из сказки. Слюдяные, леденцовые окошки, высокие резные крылечки, с пригревшимися на них ленивыми котами всех мастей и национальностей.
Солнце, кипящее на берегу, по мере углубления в лес, становится всё мягче и деликатнее. Впереди меня, по тропе вышагивают Люськины крепкие, загорелые ноги, покрытые, чуть заметным на солнце, золотистым пушком. Долговязо шагаю за ней.

 За каждым забором сумасшедшее разноцветье. Аккуратно выверенные грядки, цветы вразброс и собранные в затейливые клумбы,  обязательные яблони, усыпанные кислыми, но яркими плодами. И, конечно же, шикарные кусты, изнемогающие от обилия ягод. Красная и чёрная смородина, от которой сводит рот, яркая малина, крыжовник, похожий на маленькие, полосатые арбузы. Этому ягодному буйству тесно за забором и великолепные, тяжёлые гроздья рвутся наружу, прямо в наши нетерпеливые руки. Пригоршнями запихиваем их в рот, благо хозяевам нас не видно за густой, живой изгородью.

Измазанные ягодным соком, с исколотыми руками, возвращаемся домой и ещё долго резвимся, поливая друг друга водой, прямо из шланга. Ледяные, светлые, сверкающие на солнце струи, выстраивают меж нами маленькие мосты-радуги. Люська, где же ты сейчас? После института, твоё исчезновение было таким внезапным. Знаю только, что бросило тебя, почему-то, именно в Сочи. Вот и я коротаю ночь здесь, разбредаясь мыслями по нашему развесёлому, светлому прошлому.
И, конечно же, снова дача, вечное пристанище наше и наших друзей. Мы молодожёны, студенты, - безалаберные и бесшабашные. Я - на втором курсе Иняза, муж - на последнем, в НЭТИ. Друзья приехали на каникулы из томского Политеха. Галя – маленькая, компактная, ладненькая. Вся из себя умница, комсомолка и спортсменка, из тех, что не красива, но чертовски мила. Муж её, Володя – балагур, не унывающий шутник и приколист. Из особых примет – белый клок волос в кудрявом рыжеватом чубе и большой нос, утиных очертаний. Когда у них родилась дочь, Вовка начал копить деньги на её приданое. Вдруг этот невероятный нос станет фамильной чертой. Волосами же он даже годился, выдавая необычный окрас за раннюю седину. Тяжкий след жизненных переживаний.

Родители мужа, деликатно предоставляли нас самим себе, надеясь на наше благоразумие. И зря. Надо сказать, со свекровью и свёкром мне безумно повезло. Они, как-то сразу и безоговорочно приняли меня, и дружно начали баловать. Как и своего единственного, ненаглядного сына. Свёкор, солидный начальник в крупном НИИ. Добрый и мягкий человек, к старости оказавшийся целиком под началом жены, незабвенной Евгении Петровны. В молодости она, наверняка, была красавицей, что не мешало милейшему Евгению Петровичу частенько ходить на сторону.
 Собственно она и сегодня оставалась красавицей. Большие, карие глаза всегда удивительно ясные. Яркий пухлый рот, не знавший помады, тонкая талия…. Но, ниже талии, начиналось обидное. Непонятным образом на этом заканчивалась стройная женщина, и начиналась огромная толстуха с необъятным задом и тяжёлыми, столбообразными ногами. При всех отягчающих обстоятельствах, была она очень подвижна и деятельна. Да и должность, особенно по тем временам нищего социализма, у неё была подходящая. Сегодня уже мало кто поймёт, что значили раньше волшебные слова – главный бухгалтер центрального гастронома. Этот магазин носил кодовое название – «Гастроном под часами», и пользовался повышенным спросом. Нет, она была очень честным человеком и работником. Но, специфика жанра. Дома у нас не переводился дефицит. Нижний этаж огромного, старого буфета был забит банками и баночками, кульками и кулёчками, бутылками и бутылочками. Здесь можно было найти всё – от дефицитных красной и чёрной икры, до импортных паст, консервов и соусов. Ну а уж спиртного,- ром, джин, виски, заморские вина, ликёры - в ассортименте. Правда позднее она эти запасы куда-то перепрятала, в связи с излишним интересом сына, и нехорошими пристрастиями мужа.

Вот и дача была оснащена, под завязку, всем необходимым для безбедного существования, Кроме алкоголя. Дефицит всегда вызывает протестные явления. Мы решили бороться с ним своими, доступными нам методами. Денег у нас не было, зато был погреб, забитый всяческими консервами, прискучившими нам, но малодоступными для основной массы населения. Бартер – отличное решение. Деньги - товар, товар - деньги, замечательная формула, которую мы все усвоили ещё в школе.
Произведя акт экспроприации нескольких банок тушёнки, мы решили произвести честный обмен дефицитного для народа продукта, на дефицитные для нас деньги. Назревала пирушка. Торжественно проводив мужей, выбираемся на улицу. А там непогода. Вся речка, говорливыми пузырями. Небо – сплошная туча, рваная и протекающая. Под ногами слякотно и холодно. Мы бредём по скользкому гребню обрывистого берега. Слева -   пучина, а справа – нестройный ряд дач, почти не видных за густыми, тёмными от дождя деревьями.
 Нам весело. Скользим, падаем, выдёргиваем друг друга из липкой грязи и хохочем. Чумазые скво, удравшие от своих мужей-индейцев, ушедших на промысел. Путь их труден и опасен. Но мы не предполагали, насколько опасен. Вернулись они довольно скоро, и не одни, а в сопровождении милиции, которая нас бережёт и стережёт. Дверь, открыта пинком, а в проёме, жутко грязные и мокрые, но не сломленные, наши мужья. На Славе, вместо майки, лохмотья, которыми он  прикрывал царапину на довольно кругленьком пузике. Володя в единственной кроссовке,- один глаз заплыл, другой, неукротимо сверкает праведным гневом. Ну, чисто изловленные партизаны. Следом нарисовался мент. Толстый, крупнорожий, дышит тяжело, пот обильный и пахучий. А тут на тебе – Галочка. Глаз большой, наивный, второй под чёлкой. Ножки ровненькие, юбочка чуть прикрывает. Всё, как надо. Рукой утёрся, грязь размазал и грозно так
      - Документики, мать вашу. Кто такие, что здесь делаем, шлюшки малолетние?
Ну, нельзя же так сразу, по длине юбки и голому пупку, определять суть вещей. Мы обиделись. Реакция незамедлительная.
     - Кто дал право? В порядочный дом, в зарегистрированные по всем канонам советского закона, со всеми штампами, семьи? На частную территорию.… Причём с применением членовредительства, и нанесением материального ущерба. И пошло…
 
 Мы нападали гневно и дружно. Мент грустнел и потел, переступал с ноги на ногу, слова вставить не успевал.  И тут-то я как фокусник, изловчившись, папочку с документами плюх на стол. Нате Вам! Лицо его медленно набирало цвет  спелой клубники.       К счастью всё было под рукой, из-за предстоящего акта изъятия у нас денег за электроэнергию. Здесь и паспорта, с обязательными штампами, и фамилия владельцев дачного участка. Послюнявив палец, перебрал бумаги и расстроился. Стало заметно, как он устал и продрог, и как ему не хотелось разбираться с нами. Грузно развернулся, смачно выматерился и вышел, так и не выпустив из жадных ручонок две изъятые банки тушёнки.
 Минуту мы, ошарашенные такой быстрой победой, молчали. Прорвало всех сразу. Перебивая друг друга, спрашивали, рассказывали, охали, смеялись и возмущались. Оказалось, что взяли их уже после успешной реализации основного запаса. Самого акта продажи он не видел. Насторожили две банки в руках грязных, оборванных парней. Кстати, майку порвал не он, а Володька, вытаскивая Славу из очередной липкой лужи. Там же где-то похоронили и кроссовку. Страж порядка, особо не заморачиваясь, решил, что поймал бомжей, промышляющих на чужих дачах. Во времена оны это широко практиковалось. И он уже грезил о премии от начальства и вознаграждении от благодарных дачников. Облом был сокрушительным и очень обидным. Утешал только фингал, под глазом гордого сопляка.

 Меж тем дождь прекратился, выглянуло солнышко, мигом прогнавшее осадок от недавних переживаний. Мальчики искупались, переоделись и сгоняли в магазин, осуществляя наши весёлые планы. Нас ожидал чудесный вечер с шикарным столом и выпивкой. Но остепениться у нас не получалось. Стоит человека обеспечить удобствами – он будет стремиться к роскоши. Вечно нам чего-то не хватает. Вот и нам не хватило. Желание скромное, но…   Огурчики-помидорчики у нас не хотели расти, а очень хотелось. Удовлетворить наши обнаглевшие потребности, вызвался Володя. Примерив роль героя, он уже не мог из неё выйти. Пасс рукой
    -Щас всё вам будет. И кофе, и какава, и огурец. Уно моменто!
Как был в одних плавочках, так и испарился. Смеркалось.  Минут через пятнадцать, ворвался в дом, по пути срывая с себя плавки,  ничуть не смущаясь моим присутствием. Из плавок, как из рога изобилия, полетели во все стороны огурчики. Маленькие, зелёненькие, пупырчатые, и как мы поняли, колючие. Всё это в полной тишине, только рот его кривился в беззвучном мате, да глаза горели нехорошим огнём. Мы с интересом наблюдали эту «пляску святого Витта». Воровать нехорошо, тем более не продуманно. Огурцы то сорвал, да девать-то некуда. А тут и хозяин из дома вышел, потягивается. Не бросать же добытое в неудобных условиях, с риском для репутации, добро. Запихал в плавки и дёру. Ошибку свою понял сразу. Нежные места не любят колючего насилия. Не укради, сказано в священном писании, и порок был наказан жестоко. Ещё и на следующий день Вовка ходил, странно переставляя ноги, как будто ступал по горячим углям.

 Пару дней спустя, пришли ясные погоды. Мы стояли на самом краю обрывчика и зачарованно смотрели на речку. А она сверкала бриллиантами в лучах, ещё по-утреннему доброго солнца. Светлые лучики вовсю резвились на успокоившейся глади, соревнуясь с крохотными рыбками, снующими в прозрачной воде. Ласковый, лёгкий ветерок гладил лица, холодил, ещё не проснувшиеся тела. Кровь приободрилась, ускорила свой бег, мышцы затрепетали и.… От избытка чувств, я слегка подтолкнула друга, навстречу жизни и удовольствиям. Вовка, взмахнув руками, птицей слетел в воду, подняв фонтан сверкающих брызг. Он не успел мне даже показать кулак, как кара настигла меня. Собственный муж, вдохновившись моей радостью, коварно спихнул меня в бездну.
Я помню, как врезалась в воду, но совсем не ласточкой, а неуклюжей корягой. И боль…дикая боль. Я пыталась вынырнуть, но не могла. Я кричала, но без звука. Когда меня выудили, картинка была невесёлой. Ступня как-то странно вывернулась и боль не давала мне даже вздохнуть. Торжественно меня перенесли на террасу и посадили на пол, прислонив к стеночке. Больше я трогать себя не позволила. Моя маленькая ножка, тридцать пятого размера, на глазах превращалась в толстую колоду. Я сидела не в силах пошевелиться, пока мой обезумевший от страха и вины муж, где то бегал, с кем-то договаривался, что-то решал. Помню только боль,- пока поднимали, переправляли на лодке, везли в машине. Потом врач, с его неутешительным прогнозом – Разрыв связок и минимум пару месяцев в гипсе.

Вот на этом и закончилось моё счастливое лето. Друзья уехали во Владивосток, я же, стоически переносила свалившееся на меня несчастье. Муж преданно мне прислуживал, выполняя все мои прихоти. А я не скромничала. Вкусности каждый день, по первому требованию. Книги и сигареты – бесперебойно. Кошка, приобретение которой раньше очень тормозилось, у меня на коленях, мурлыкает. И было мне спокойно и уютно. И так до конца лета, и до начала нового учебного года  в интересном и странном ВУЗе, именуемом ИНЯЗом.
Свечи судорожно замигали. С трудом оторвалась от воспоминаний. Уже светало. Тьма поредела, я погасила оплывшие свечи и легла догонять сон. Снилось что-то невнятное, но спокойное и доброе.

Мудрое утро принесло новые неожиданности. Странное дело. Мы встречаем своих старых знакомых, не там  где они ближе всего, а в самых неожиданных местах, далеко за пределами общего проживания. Моя ночь воспоминаний, плавно перекатилась в утро. Едва я вышла из дома, намереваясь смыть в море груз бессонной ночи, как нос к носу столкнулась с Зиной Печёнкиной. Имя и фамилия не вымышленны, как и вся эта история. Как и эта встреча в странном месте и в странных обстоятельствах. Ещё одна моя однокурсница, с которой мы жили в одном районе, но ни разу, после окончания института, нас судьба не столкнула.
Личность колоритная и незабываемая. Низкий голос, волосы - вороново крыло, закрывающие половину лица. Из-под них, чёрный внимательный глаз и, увы, разноуровневые плечи,- следствие жёсткого сколиоза. Жёстким был и характер. Прямолинейна, остра на слово, честна и неподкупна, но добра бесконечно. Здесь, в Сочи,  я -  дикарь, устроенный по знакомству в цивильные условия, а она, воткнутая по курсовке (теперь и понятия такого нет) в общежитие, без отдельных номеров. Всё и все в одной большой комнате, со множеством раскладушечных мест. НО, нас учили – в тесноте, да не в обиде. Зина, конечно, обижалась, но на жизнь без обид денег не было.
 Почти не изменилась. Разве глаз подустал, да горбик на правой лопатке стал более заметен. Позавтракали в прибрежном кафе, искупались в тёплом, добром море, и я помогла перетащить её мелкий багаж в свои съёмные апартаменты. И снова разговоры на всю ночь, под сухое винишко, и слабый свет свеч. Вспомнили всех, и Люсю тоже. Зина оказалась более осведомлённой. Пообещала свести нас завтра.
Про себя говорила скупо, без эмоций. Была замужем. Есть дочь. Кого-то любит, но без надежд. В общем, живёт. Утром  ещё хотелось поспать, но она меня подняла сурово и жёстко.
    - Позавтракаем потом.  Ты хотела знать, пойдём. Нет, не надевай сарафан, это не уважительно. Лучше тёмненькую маечку и джинсы.


Я уже приготовилась увидеть Люську, прикованной к постели, онемелой и недвижимой. Куда-то плелась за Зиной, пока не остановилась перед скромной оградкой. Ноги ослабли, глаза не верили. На фотографии была Люська, та самая, молодая и смеющаяся. Но холмик, без оградки и цветов, всё сказал без слов. Домой возвращались в молчании. Если бы знать, что очень скоро уйдёт и Зина, и дорогой друг Вовка, сбитый ошалелым, пьяным водителем, по дороге с дачи, домой. Ушёл и мой муж, так и не успев понять, зачем жил. Все уходят, всё уходит. А я для чего? Чего ОН ждёт от меня. И ждёт ли. Что я ещё не успела сделать? Что сделала не то и не так? Что ещё просто обязана совершить? И в чём провинность моя?! Они все ушли, а я живу. Значит, есть ещё что-то, о чём я не знаю. Дай Бог узнать и сделать, поменяв свою жизнь на долг.
И всё-таки жизнь берёт своё. «Вчера» уже ушло. «Завтра» ещё не наступило. Я живу сегодня, оправдывая прошлое и целясь в будущее. Как будто кто-то специально подкинул строки: – «Открыв окно в будущее, необходимо закрыть дверь в прошлое, чтобы сквозняком не выдуло настоящее».

2016г. Израиль.