День пенька

     После нее остались альбомы с фотографиями и записные книжки, все это я взял себе – не потому что собирался в дальнейшем смотреть, читать, изучать, а по причине, что нельзя выбросить, ну как, ведь это жизнь, которая была, прошла и сохранилась в фотопятнах, отрывках, слабых строчках, например, «все прошло, прежних встреч нам с тобой не вернуть» или «каждый час, каждый миг я тебя вспоминаю». И посвящение: В.К. Книжка эта студенческих лет, а про ВК, что ж, я немного знаю.

     Они дружили в школе, в десятом классе мальчики и девочки стали учиться вместе - до этого раздельно, он провожал ее до дома, нес портфель, был в нее влюблен и очень нравился ей. Он, Володька, чернобровый с карими глазами, выступал в самодеятельности и пел на школьном вечере: «Встречай меня, хорошая, встречай меня, красивая», - ой, Томка, говорили девчонки, а он еще: «Еще не вся черемуха тебе в окошко брошена».

     Была зима и мороз, и далеко было идти, а шли, не торопясь, и он читал нараспев стихи, кажется, Щипачева или нет: «Если вдруг несчастье на тебя нагрянет, если на ресницах заблестит слеза, знай, что сквозь туманы друг с любовью глянет, глянет осторожно в самые глаза». И встретившаяся женщина сказала: «Молодой человек, твоя барышня щеки совсем обморозила», - а щеки побелели. Он испугался за нее, и эти щеки – снегом, снегом, и после лицо шелушилось, а он переживал.

     Потом они расстались, и вышло это глупо. В общем, ее отец служил на железной дороге – высокий, с шевелюрой, форма как у военного, – был по службе в Красноярске, встретил женщину и – бес в ребро - влюбился, а женщина с ребенком, и остался с ней. Словом, горе, стыд, здесь выпускные экзамены, а он написал ей письмо: «Дочь, - написал он ей, - настоящий коммунист должен воспитать не только своих детей, но и чужих». И вложил еще ей денежную купюру. А ведь когда-то, вспомнить, писал с войны, как ее любит, и она, малюточка, молилась, как бабушка научила, за папочку, за миленького. Она ответила что-то резкое, даже грубое, отослала деньги обратно и в слезах пошла на экзамен. Володька пытался расспросить, успокоить, и тут она ему сказала, выкрикнула, что думает о мужчинах, которые все гады, да! И, вообще, чтоб он уходил, видеть его не хочет! И он ушел. Отец вернулся потом в семью, а вот с Володькой все закончилось, на выпускном вечере, торжественном и радостном, они были как чужие.

     Наверное, так не должно было произойти, но юность гордится собой и, пожалуй, оттого бывает жестокой. Еще, может быть, оттого, что есть некая, неясная пока, тайна, о которой знаем только мы и ожидаем поэтому неминуемого счастья. И вот она уехала в другой город, поступила в институт, ничего о нем не знала, но вспоминала часто, и на первом курсе и потом, и даже когда вышла замуж за «утюга», так его подружки прозвали, курсанта из военного училища, у него была тяжелая (наоборот же, мужественная!) нижняя челюсть. С «утюгом» не сложилось, и сын ему не был нужен, уехал служить в Пермь и встретил другую. И она познакомилась с другим, да так и прожила с ним жизнь, а Володька, Володя, ВК все вспоминался, как дорогое что-то, чего не вернуть и не забыть.

     Она нашла его (после смерти мужа), он жил в сибирском городе, работал в шахте, вышел на пенсию, жена умерла, дети разъехались. Съездила в гости: дом, огород, печки, собаки, а где тот Володя, читавший стихи? А где девочка, та, что слушала? (Это я спрашиваю.) И что остается от жизни, которая была? Только ли фотопятна, письма, строчки или вот поговорочка про сивку и горочки. А тайна, которая, казалось, должна открыться, ускользнула, осталась неузнанной.

     Я помню, он звонил и поздравлял ее с каждым праздником: восьмым марта, днем рождения, новым годом и еще днем пенсионера - днем пенька, как он говорил.