Непридуманная история

Страницы из жизни Ивана Кулько. Детство

Говорят, что в жизни случайных встреч нет. Не стала случайной моя встреча с моей односельчанкой. Любой  Кулько, которая поведала мне, что у нее есть воспоминания отца, где он год за годом, описал все, что пришлось ему испытать от дня рождения и до самой смерти. Иван  начал вспоминать  о своём отце  Кулько  Николае  Ильиче  1880 года рождения родом из села Адамовка Львовской области, который в начале двадцатого века поехал вместе со своим братом на заработки   в Америку. Пожив, какое то время там, он переехал в Австрию , где женился на Прасковьи, которая была родом из Стрия  Львовской области. И когда у них было уже двое детей в 1915году,  Николай Кулько  решил приехать в Екатерининскую губернию на железную дорогу Красноармейск-Доброполье. Устроившись на  работу, он перевез из Перемышля жену и двух дочерей  Марина 6 лет и Ева 1 год. Приехал он со своим другом Мотыль Петром. Жили они в будке возле Сухецкой  немецкой колонны. Когда они с Петром попали в неблагонадежные, они пошли пасти табуны коней. 
Установилась советская власть в Донбассе, Петро уехал назад, а Николай поселился в Караково, где в 1918 году родился сын Иван, от имени которого написаны воспоминания.. А в 1921 году  семья пополнилась ещё одним сыном Николаем, а в 1925 году родился сын Вася. О них в своих воспоминаниях Иван упоминает мало. Николай и Прасковья с детьми  долго скитались по квартирам, и в 1925 году купили халупу. Надо было ее достраивать. Помогало то, что работая в Америке на консервном заводе, Николай получил специальность скорняка, ездил по селам, выделывал шкуры недорого, зарабатывая на жизнь. В период  НЭПа семья получила надел по две десятины на человека. Но земля в этом месте была неплодородна и, похозяйничав немного от надела, он отказался и продолжил зарабатывать деньги скорнячеством. В 1928 году 7 марта он скоропостижно скончался.
Началась трудная жизнь без  кормильца. Ивану было 10 лет, Еве 13, Николаю 7, а Васе 3 года,  а старшая Марина уже была замужем, её взял в жёны Ефименко Конан, его отец  Дмитрий тоже занимался выделкой шкур и портняжничал, он то и помог Прасковье продать двух молодых коней и купить корову. Жить стало легче. Сельский совет  помог с одеждой Ивану  и Еве, и они благополучно закончили  школу. Не надо было драться за ботинки  и спорить, кому идти сегодня в школу. Пришло лето 1928 года.  Не имея возможности обрабатывать свой надел, Прасковья сдала в аренду свою землю  Болотову Ефграфу, а на уборочную Иван пошел в работники к Юрченко Тарасу. В течение двух недель Иван выполнял разную работу: возил на горбе сено, кормил лошадей, помогал, когда молотили пшеницу и даже приходилось качать люльку с новорожденной Тамарой, ибо она была крикливой, не то, что двухлетняя Надя.  После сбора урожая Болотов Ефграф одну треть зерна, соломы привёз во двор Прасковье, да Иван заработал у Юрченко  полпуда муки на затирку. Можно было кое-как зимовать. Не закончив третий класс, бросил Иван школу и пошёл пасти скот. Коров в стаде до 130 голов. Напарником был свояк, но был он старый  да к тому же ещё плохо видел. И Ивану приходилось  целый день, босиком  и в холод, и в дождь, бегать и загонять стадо. А они, клятые, всё норовили влезть в шкоду. Так прошло лето. Иван за сезон заработал 20 пудов  ячменя и 20 рублей денег. Осенью 1929 года  Просковья снова сдала свой надел уже Ковалёву Кондрату, Ева уже бросила школу и пошла, работать в сельхозартель, которая в то время начали организовываться.  Тем, кто работал в колхозе, давали кандёр и по куску хлеба. За работу писали трудодни, на которые начисляли граммы. Иван  остался  старшим в семье, и на него легла вся мужская работа.
   Шёл 1931 год. Организовывались артели. Работали все и млад и стар. Работали трудно. Пахали и сеяли и убирали лошадьми, возили волами, коровами. Получали на трудодни мизер. У Праскавьи  издохла корова, Иван не пошёл в школу, а пошёл работать в  колхоз  разнорабочим, куда пошлют. В уборку 1932 года Иван (ему исполнилось 14 лет) работал как мужик. Урожай этого года был плохой. Зерна намолотили мало. Всё сдали в государство. Начался голодная зима. Появились МТС. Там давали паёк, а в колхозе перестали кормить даже кандёром. Многие бросили колхоз, и пошли на шахту. Пришли трактора, но погода была дождливая. Ходить не было сил. А жить надо и братьев кормить надо. Иван вспоминает,  как с Яшей  Сикириным  ходили пешком по дождю аж под Суворово собирать кукурузу и сорго, что не доклевали куропатки. Толкли в ступе сорго и варили суп. Кормовой бурак, что выкапывали из земли, запекали в духовке и ели  вместо конфет.    
    Иван по весне 1933 года пошёл  в тракторную бригаду. Жили в поле под перевёрнутой бричкой, сами варили себе еду (в основном кашу), Иван вспоминает эпизод, как в конце мая  ещё холодно по ночам. Сеяли допоздна подсолнух, затеяли готовить ужин.   Все ждут: бригадир Кучеров Андрей, конюх  Филип  Трубин, Иван Иванович  Сапрыкин, а Володя Байдиков в готовую кашу вместо подсолнечного масла  налил с бутылки , что  стояла  рядом,  керосина . Вот было огорчение. У кого был свой тормозок, те поели, а  Иван мыл ,  мыл ту кашу , да так и съел. Ещё несколько дней отрыгивалось керосином. По осени подсолнечник вырос такой, как сито. Срезали вручную, свозили на ток и выбивали тоже вручную. В то время Иван жил на Заречке и весь Россейский бугор был виден ему  до Миролюбовки. Шел затяжной осенний дождь. Из окна Иван увидел, что тракторист, сеявший озимую пшеницу, отцепил трактор и поехал, оставив  буккера на поле. А вдруг там осталось немножко зерна хотя бы на затерку? И страшно, но голод погнал Ивана и он, набросив драное  пальтишко, шагнул под дождь. Речку перешёл вброд, по скользкому склону взобрался почти ползком. Открыл один буккер, там оказалось с полведра, высыпал в торбинку, а когда открыл второй и третий, радости не было границ. Там оказалось ещё столько же. Снял Иван штанишки, завязал узлом,  высыпал что было, и пустился наутёк. Не дай  Бог кто-нибудь увидит. В потёмках, без штанов, босой, мокрый  поплёлся уже через переправу. Через речку не перейдёшь, если оступишься, нырнёшь с головой. Он усталый, но радостный, что добыл немного еды, сразу же скинув мокрую одежду, завалился на солому возле печки.
 Иван вспоминает, как они с братом Николаем ходили ловить сусликов.  Брали с собою  спички, сковородку и на месте жарили и ели, а шкурки сдавали.  За них  давали какие то копейки. Это летом, а зимой приходилось с меньшими братьями Колей и Васей ходить на Рудник под магазин просить милостыню. Младшим давали, кто кусочек хлеба, кто картошину,  кто кусочек сахара. Всё тут же и съедалось.
Шёл 1933 год Целыми семьями вымирали от голода, В семью Шаманских тоже пришла беда, от голода умер сын Михаил. Он работал на копанке,  и был настолько добрым, что сам не доедал а приносил в семью всё, что зарабатывал.  Прасковья Кулько тоже  еле держалась на ногах, Коля и Вася стали пухнуть от голода, в хате холод. Чудом дотянули до весны. И только зазеленела трава - стали есть лапуцики, шпичаки, калачики, а тут стали  завязываться  ранние фрукты , их обносили ещё зелёными. Иван, как кормилец, пошёл в Лиман пасти хозяйских коров,  в напарниках был Бардусов Семён Харитонович. Коров было мало -  30 голов. Харчевались и спали по хатах. Кормили хорошо. За две недели Иван так поправился, что когда мать пришла его проведать, то не узнала его. Часто Николай, брат, приходил к Ивану в Лиман и тот отдавал ему свой обед, да умудрялся припрятать и лишний кусочек для мамы и братика  Васи. Пасли они до ноября месяца, Семён ушёл, а Ивана попросили попасти ещё месяц,  ибо погода стояла  тёплая.  За сезон Иван заработал  40 пудов картошки. Зайцев  Назар привёз её домой. Иван был очень рад, что смог обеспечить семью на зиму. Но не сидеть ли Ивану дома и он пошел работать на шатенку коногоном. Работали по восемь часов в воде, на сквозняках. Тяжело было, но все же платили в месяц 60 рублей, 16 килограмм муки и 2 килограмма подсолнечного масла. Беда была с обувью. Лапти да онучи, хорошо, если бы рабочие ботинки, ведь идти  надо было 3-4 километра полем, да еще в сумке тащить кусок угля или дрова, так как топить было нечем. Было холодно и голодно. Одежонка тоже была плохая. Да спасибо Зайцевой Елизавете, что она подарила Ивану старенькую шубенку своего сына. Только она и выручала Ивана и зимой, и холодной осенью.
Настала весна тридцать четвертого года. Ивана снова пригласили в Лиман пасти коров. В этом году Иван пас с Андреем Рыбкиным. Теперь Иван был за старшего в семье. Он вспоминает такой случай. Было это в конце мая. Обычно стадо выгоняли очень рано. Пасли коров на парах, к тому времени они уже покрывались зеленой травой. Рядом конюхи пасли табун лошадей. К восьми часам коровы, наевшись, ложились отдохнуть. Коровы отдыхают, а пастухи дремлют. Вдруг одна корова встала и пошла в просо. Оно уже позеленело. Конюх Назарок, его звали Скаженый, подскочил к Ивану да с размаху два раза стегнул его кнутом. Иван вскочил, не помня себя, что и к чему. Спросонья так бежал, что остановился уже метров за триста. Мужики его пеняли: «Что же ты делаешь, парень не бежал, а летел как птица! Не случилось бы младенческого с парнем.» Мужики советовали Ивану обратиться в амбулаторию и взять справку о случившемся, но Назарок оробел, стал ластиться, купил рубаху да бутылку водки. Иван впервые выпил и опьянел сразу. На этом и закончилась эта история. Слава Богу без последствий.
 Голод уже меньше морил людей, а Иван опять заработал на зиму харчей, но все равно осенью пошел в колхоз. То возил сено на санях, а стога стояли далеко, за восемь-девять километров. А зима, холод. То возили навоз в поле. И так дотянул до весны, заработал какие-то трудодни, но на них нечего было давать. Все сдали  в  заготзерно. А когда пришла весна - снова потянуло его в Лиман пасти коров. На этот раз он пошел пасти с братом Николаем. Но весенние дожди не дали выгнать коров на пастбище. И только через десять дней они с братом снова работали вместе, обеспечивая семью харчами на зиму. Пасти коров закончили в ноябре. Снова Иван пошел на шахтенку, но не коногоном, а возить сани с углем. Тяжелые они, до ста килограмм. Повозил немножко, чувствует, что слаб, не потянет. А чему бы ему быть не слабым. Тормозок всего сваренная кукуруза, помазанная подсолнечным маслом и посыпанная солью. На то время Ивану исполнилось семнадцать лет. Бросил он эту копальню и пошел наниматься на шахту Центральную. Начальником был Виктор Павлович Корниенко. Посмотрел он на Ивана, да и говорит: - Да тебе еще дома кашу есть. Иван ему в ответ: - Нет каши дома. Только голодная мама, да два младших брата.- Хорошо. Принеси мне справку, что тебе восемнадцать лет, и я возьму тебя на работу. Стал Иван думать: «Где же взять эту справку?». Пошел он в сельский совет к председателю Петрову Семену Петровичу. Выслушал председатель Ивана и говорит ему:- Не хочешь ли ты поступить в колхоз? На что Иван ответил: Да я там каждый год работаю, и трудодни есть, да ничего не дают на них. А Петр Семенович и говорит ему: - Вот пойди, поработай годок, а там увидим . Написал что-то, заклеил в конверт и велел отнести в контору председателю колхоза. Тот разорвал, почитал и говорит:  «Пиши заявление в колхоз, а мы на правлении рассмотрим». Приняли они Ивана в колхоз, выдали ему 12 пудов зерна. Иван подумал: «Что-то много». Наверное, это был аванс, чтоб Иван остался в колхозе, ибо увидели, что он трудолюбивый и ответственный. Сначала Иван работал на разных работах. То возил зерно на элеватор, то уголь развозил по домам, то навоз в поле, а когда в колхоз пришли первые трактора стал работать на прицепке. Прикипел душой Иван к тракторам. Все усваивал быстро. Трактористов кормили хорошо, и дома появилось кое-что. Дали телочку и двух месячных поросят, ну а через зиму дождались корову, и жизнь пошла своим чередом. Был случай, когда их премировали к первому мая 1936 года. Праздник прошел весело. Иван напился, впервые пришел домой пьяным.
Людей не хватало. Еще оставалось много не поднятой зяби. Иван трудился и день, и ночь и за месяц заработал  96 трудодней, что такого не было никогда в колхозе. Полевой бригадир Черкасов не поверил, но тракторист Каранда настоял и ему провели эти  трудодни. Техники было мало и пришлось связывать по несколько прицепов в три ряда по  несколько штук друг за другом. И хоть трактор был старенький, но он тянул. А прицепщики на ходу освобождали от травы. Работали босиком, ноги болели от усталости. Наскачутся за смену , а ночью дёргаются во сне. После культивации паров комсомольцев посылали на прополку, а в уборку, когда пришло время молотить зерно, их поставили под машины подавать массу с горбы в молотилку, а там пыль, устюки  полова забивает глаза, уши. Работал Иван вместе с Федей Наумовым (Цибуля), с Баутиным Иваном (Коммисар) и Николаем Барахом. Цибуля с Коммисаром,  не выдержали, бросили, а Иван с Николаем выдержали месяц, а потом их послали на прицепку, где они работали до самых заморозков. Когда закончился  сезон, Иван получил тонну зерна, да и в огороде что-то выросло. Семье стало легче. А зимой его послали на курсы трактористов, которые проходили в Караково, в клубе, и называлось это «ликбез». Курсантов было около 90 человек. Учеба давалась Ивану на отлично. С его колхоза было только шесть человек, а задержался один он. Весной Иван получил трактор ХТЗ, который сейчас можно найти только в музее. На эти курсы съехались со всего района, причем много девушек. Там Иван и познакомился с одной из них, Мороз Мариной Митрофановной, моей мамой. В это время Иван немного  походил на курсы трактористов. Да там ему нечего было делать. Трактор он знал, как пять своих пальцев. Он уже был счастлив от того, что ему доверили этот престаренький  трактор. Он то и дело ломался, Иван угорал, голова болела, сам был пропитан маслом, руки вечно в синяках, но счастлив, что его умелые руки снова ставили его в строй. Не  всё было гладко. Случались и курьёзы - Иван вспоминает случай: во время уборки он таскал комбайн, а комбайнёр Миронов прогавил и его напарница Валя Попович  уронила свою фуражку в барабан и там всё побило. Из - за этого пришлось два дня простоять в ремонте. И надо было, потом догонять. Иван воспользовался случаем и отпросился сходить домой помыться да переодеться. Они же ходили как черти в мазуте. Прибежал домой, в корыте выдраился  со щёлоком и нырнул под попону и тут же уснул. Просковья  решила сыну сделать сюрприз. Выменяла на рынке на петуха старенький костюмчик. Да беда он светлый, она решила его покрасить. Покрасила и вывесила его на ночь сушить. А утром кинулась, а его и след простыл. Иван грешил на их соседку, но не пойман - не вор. А на работу пришлось идти в латаном. Сюрприз не получился. По окончании уборки Иван отремонтировал свой трактор и его забрали в другой колхоз на подмогу,  где Иван проработал до самого снега. Весной 1938 года дружно выехали в поле. В колхозе уже было два трактора: ЧТЗ и ХТЗ. Ивана посадили на ЧТЗ, а напарником стал Ковалев Петр Ананович  (родной дядька моего будущего мужа Василия Павловича). Был он старше Ивана, они дружили, гуляли вместе и слаженно проработали два года. Появились в колхозе культиваторы. Их сцепляли по несколько штук в несколько рядов, чтобы захват был побольше. Девчата, что работали на культиваторах, бывало, наломают веток, повтыкивают их в культиватор ,чтобы была тень. Посмотришь назад – и как будто везешь лес, а девчата, перекрикивая гул трактора, поют песни. По окончании смены, далеко за полночь, собираются в клуне, польют водой пол и танцуют под патефон, а если застанет дождь или идти далеко домой, а уже рассвет, валятся покатом на солому, чтобы вздремнуть хотя бы пару часов перед сменой.               
Работал Иван до девятого октября, а дальше армия. Повестку вручили 17 сентября, а отправка - десятого октября. Устроили, как полагается, прощальный вечер. Вместе с Иваном в армию уходили Щабельский Володя, Ковалев Павел, Федоров Иван. На колхозной бричке их привезли в Красноармейск. Здесь уже было много ребят с соседних сел. Погрузили в товарняк и повезли неведомо куда. Остановились в Харькове, прошли дезинфекцию. Когда стерилизовали одежду все конфеты, что Ивану девчата надарили, расплавились в карманах, так что одежду пришлось стирать. Снова погрузили в товарняк, мелькали станции: Полтава, Гомель, Витебск. Ехали пять суток, и привезли их в Ленинград. На станции их распределили. Володю и Павла забрали военные в зеленых фуражках, а Ивана и еще несколько человек забрали люди в старых морских формах. Среди них был капитан Родионов, участник гражданской войны. Он повел их по улицам Ленинграда в сторону Финского вокзала. Иван во все глаза рассматривал все вокруг. Его поразил памятник  Петру I на коне и роскошные фасады дворцов. Дальше везли поездом, катером по Ладожскому озеру, лодками через пролив и затем 22 километра пешком к месту назначения. Пришли они ночью, усталые, голодные, сразу в баню и переодевать форму, но формы хватило не всем.  Ожидая переодевания, Иван с Федоровым забрели в жилой дом. В коридоре было тепло, и они крепко уснули. Кинулись переодевать, а их нет. Правда, нашли быстро, переодели и в казарму. Сначала познакомились с порядками морскими, с камбузом, а потом началась учебка на младших рулевых. А когда пришла перерегистрация, Иван признался, что брат отца  его живет в Америке и его тут же отправили домой. И уже к весне 1939 года он был дома и сел опять на свой трактор. Весь год он работал в колхозе. Урожай был хороший, на трудодень дали по три с половиной килограмма зерна. Получил Иван тонну пшеницы, да и брат Николай тоже заработал. Он пас табуны лошадей. Начали понемногу обживаться. Все чаще появлялись тревожные слухи о возможной войне. В колхозе организовали военную подготовку, а для тракториста она была обязательной.
В сентябре 1939 года на западе началась война с Германией. С колхоза забрали один трактор,  и работать стало труднее. Тот единственный трактор часто ломался, не хватало горючего, да беда еще – пришел указ об ужесточении дисциплины. За прогулы могли судить. Поэтому когда Иван познакомился у бабы Марии с Верой  Игнатьевной Надеевой, он не мог так часто видеться с ней, хотя она ему очень нравилась. Была работа, ремонты, которые забирали все время. Еще боязнь потерять работу, так как он единственный кормилец в семье. Но желание чаще видеться гнало его увидеть  Верины ясные голубые глаза, чтобы  ещё раз услышать запах ее пышных черных волос, пахнущих мятой. Вере тоже приглянулся этот серьезный, работящий парень, хотя он и был из бедной семьи. Поэтому когда он однажды, провожая ее, осмелился все же предложить ей свою руку и сердце, она не раздумывая согласилась. Дома рассказал Иван об их решении пожениться. Засуетилась Прасковья – куда везти невестку в злыдни? Ведь Вера была из более обеспеченной семьи и привыкла жить в достатке. Но такое решение детей она не могла оспаривать. Иван и Вера пошли в сельсовет, расписались, накрыли небольшой стол только для самых близких. Так началась семейная жизнь Ивана.
Брат Николай уже служил в Эстонии, на границе. В его письмах, хотя и редких, были тревожные нотки. Прасковья всегда переживала за сыновей, ее сердце часто барахлило, а руки и ноги от тяжелой работы ныли по ночам. Поэтому она и попросила Ивана и Веру пожить у них, так как боялась лишиться кормильца, да и невестка могла облегчить ее работу по хозяйству. Вера любила Ивана, поэтому согласилась. Им отделили угол в хате занавеской. Вася спал на печи, а Прасковья ютилась на кухне, на топчане из грубо сбитых досок. Как и когда они выбирали минутки для любви – осталось тайной, но вскоре Вера почувствовала, что у них будет ребенок и поспешила обрадовать Ивана.
   А дальше была война...