Непознанное рядом. Часть 6

  С Ниной мы не переписывались, и я о ней почти ничего не знал. Меня захлестнула трудная и интересная военно-морская служба. Часть центрального подчинения, где я служил вместе с  двумя  моими однокашниками, была в ведении непосредственно начальника медицинской службы ВМФ, и офицеры части регулярно выполняли его многочисленные задания. За одиннадцать лет у меня было около тридцати командировок, каждая из которых занимала от десяти дней до месяца: только в разъездах я провел более двух лет, которые были насыщены памятными событиями.   Пришлось по несколько раз пройти, проехать и пролететь через все флоты и флотилии, через все моря и океаны нашей необъятной страны.

  С годами в этой деловой суматохе последняя встреча с Ниной, окрашенная таинственными событиями, стала уходить в просторы туманной грусти.
 
 Такая насыщенная событиями жизнь привела к тому, что накопился большой материал: я вел записи, хотя и нерегулярно.
  Забегая вперед скажу, что спустя много лет я решил использовать этот материал и подготовил с десяток, как я их называл, рассказов. Мне самому, видимо в силу недостаточности внутренней критики, они понравились, Я знал - графомания это болезнь, но думал что такое не про меня. Выбрав несколько «рассказов», я попытался всучить их моему однокурснику, писателю и поэту Игорю Кравченко, чтобы он высказал свое мнение. К тому времени он имел уже и литературное имя, и известность, и на его творческой полке было несколько изданных томов в стихах и в прозе. Игорь вяло отбивался. Потом я уже понял, что к нему за его жизнь обращалось столько окололитературных дилетантов, что ему это порядком поднадоело. Но положение однокурсника обязывало, и он все же взял несколько моих «рассказов». Реакция не заставила себя ждать.
 
 Уже на другой день Игорь позвонил мне по телефону. Он никогда не отличался в жизни кисло-сладкими речами и особой деликатностью. Здесь он тоже остался верен себе.
  - Вопрос первый. Ты давно пишешь «это»?
 -  Года два.
 - Вопрос второй. У тебя есть желание писать и работать над написанным?
 - Да.
 - Тогда слушай мое мнение и мой совет. Если я и состоялся как поэт и писатель, то благодаря тому, что годами шел путем сомнений, трудов и непрерывной учебы, чтобы сделать что-то достойное внимания людей. И ты знаешь, где и в каких условиях я писал: в процессе тяжелой учебы и непростой службы на флоте. У нас с тобой за плечами немалые годы. Сколько лет познания и обучения ты собираешься себе отвести? Или ты думаешь, что в тебе неожиданно проснется Джек Лондон или Ильф вместе с Петровым?  Темы у тебя интересные, слог приемлемый.  Но то, что ты называешь рассказами – просто записки, которые еще надо дорабатывать. А теперь мой совет. Обработай все, что у тебя есть, объедини в одну книжку и назови ее, к примеру, «Записки пожилого человека» и покажи мне. Один твой «рассказ» я основательно проработаю с рекомендациями: это поможет тебе в работе. О широкой публикации забудь. Думаю, в таком виде твои записки будут интересны твоей семье, ближайшему окружению и, возможно, однокурсникам.
 - А тебе?
- Игорь, ты мне интересен как человек, однокурсник и мой соратник по пенсии, а не виртуальный товарищ по перу.
 
  Я продолжал писать «для дома, для семьи» точно зная теперь, что моя литературная слава распространится только в границах моего дачного участка. Спасибо однокурснику, который вовремя лишил меня литературных иллюзий.
 
  Жизнь неумолимо отсчитывала годы. Я закончил свою службу на флоте командировкой в Чернобыль, уволился, оформил пенсию и больше года наслаждался бездельем. Вскоре сознание стало протестовать против такого образа жизни. Годами отработанный механизм воинской службы жестко отпечатался в сознании устойчивым стереотипом в виде обязательных ежедневных нагрузок.

 Год я проработал преподавателем в 1-ом медицинском институте, а потом перешел на государственную службу в администрацию Ленинградской области. Наш комитет подчинялся одному из вице-губернаторов, который ранее служил на ВМФ, и я быстро нашел с ним взаимопонимание.   Там пришлось заниматься знакомыми мне вопросами экологической и радиационной безопасности. В дальнейшем я перешел в Ленинградское территориальное управление министерства по антимонопольной политике. Предстояло заниматься государственным контролем соблюдения предпринимателями прав и интересов потребителей товаров.  Это заняло последующие пятнадцать лет моей жизни. Приняли меня в качестве ведущего специалиста, а уволился я с должности первого заместителя начальника управления.
 
  Так сложились обстоятельства, что я не приезжал в Майкоп более тридцати лет, если не считать кратковременный приезд на похороны мамы. Однажды я решил навестить своих сестер. Был сентябрь и Майкоп встретил меня хорошей погодой и каким-то особым, знакомым только мне шумом. От сестры я узнал, что в начале года умерла Нина.
 -  Мне сообщила ее дочь, которая после окончания какого-то престижного института живет и работает в Москве,- сказала мне сестра. Я болела и не смогла присутствовать на похоронах. Нине исполнилось 75 лет. Я даже не знаю, где ее похоронили.
 
 Я подумал, что дата ее смерти почти совпала с той, которую ей подсказал  внутренний голос. На другой день я пошел по местам наших былых встреч. Пока Нина была жива, все воспринималось как обыденность. Теперь кроме воспоминаний меня сопровождала скорбь. Появилась жесткая реальность утраты и ощущение безвозвратности, а вместе с ними – обескураживающая печаль. 
 
 Вот и сквер на улице Зюзина. Здесь почти все было так же, как при нашей последней встрече с Ниной. Лавочки были другие, но стояли на тех же местах и я присел на одну из них. Появились новые кустарниковые куртины. Воспоминания с такой интенсивностью нахлынули на меня, что я перестал ощущать окружающую  реальность. Это было трансовое состояние, в которое я научился входить, используя медитативную технику. Сейчас это состояние пришло само собой. В какой-то момент в памяти  отчетливо возникли образы Нины и ее маленькой дочери. Я увидел их на том же месте, где они находились в ту последнюю встречу.
   
 Реальность вернулась, когда кто-то появился сзади и положил мне руки на плечи. Это были женские руки. У меня совершенно непроизвольно вырвалось:
  - Нина!
 Я оглянулся и по-настоящему растерялся.  Передо мной стояла Нина. Марья была очень похожа на мать, но вместе с голосом Нины сходство становилось  разительным.
- Дядя Игорь, извини меня и успокойся. Это я послала тебе импульс о своем присутствии минут пять назад, и ты стал думать о маме и обо мне. Твоя сестра сказала, что ты пошел по городу, и я поняла, где ты.  Я уже прилично владею духовными практиками на уровне практикующего медиума. Но, помятуя о твоих советах - все это только для дома, для семьи.
   
 Растерянность прошла, ее сменило необоримое ощущение ирреальности – этого великого мистификатора действительности. Обманутое сознание настойчиво пыталось так формировать мои ответные реакции на жесты, внешний вид и голос Марьи, как если бы это была Нина. С одной стороны, очень хотелось, чтобы Нина оставалась рядом со мной, с другой – было стремление сбросить оковы цепкой иллюзорности. Мы сидели рядом, Марья что-то говорила, но я не мог сосредоточиться на словах: меня зачаровывали неподражаемая артикуляция и такие знакомые интонационные тонкости голоса Нины.
 
 Почти непроизвольно вырвалось:
  - От меня ускользает реальность!
Марья замолчала, внимательно посмотрела на меня и понимающе кивнула:
  - Я заметила, что ты слушаешь не мои слова, а только голос.  Да, я очень похожа на маму и знала, что с твоей стороны будет определенная реакция, но чтобы так… Мама говорила, что ты очень впечатлителен. Я для тебя, как двойник мамы, да?
 - Хуже, для меня ты, как воскресший оригинал.
  -И что мне теперь делать?
  - А что ты можешь? Продолжай в духе двойника, я привыкну. Расскажи о маме и себе.
И Марья кратко поведала о том, что произошло в их семье за эти  годы.