Ради будущего знать свою историю

Наверное, нет народа в мире с абсолютно счастливой историей, со стабильным прошлым без катаклизмов, войн и потрясений. Для каких-то народов всякие войны, революции остались в далеком прошлом и сегодня они благополучно живут, совершенно не вспоминая ту далекую историю. А какие-то - именно сегодня переживают трудные времена испытаний.  История же моего чеченского народа имеет одну характерную особенность: он с каким-то необъяснимым постоянством подвергается геноциду примерно каждые пятьдесят лет. В историческом плане произошедшие в Чечне события в феврале 1944 и декабре 1994 годов – отнюдь не далекие друг от друга. И тех, и других хватило на жизнь одного поколения – в начале жизненного пути и в конце. Но мой народ не озлобился, не затаил обиду на власть. Пережившие депортацию чеченцы своих детей воспитывали в уважении и послушании власти. И это вовсе не означало, что прошлое предается забвению! Просто было и есть осознание и еще - вера, что всё, что ни пошлёт Аллах, надо перенести стойко, терпеливо.
В советское время в нашей республике не принято было во всеуслышание говорить о позорном для власти клейме факта насильственной депортации чечено-ингушского народа. На эту тему было наложено строжайшее табу. Но во всех вайнахских семьях знали об этом со слов старших. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что им, старшим, было важно СОХРАНИТЬ В ПАМЯТИ поколений эту информацию. «Пусть об этом нельзя говорить сейчас, но будет время – всему свой час, и тогда мы расскажем – ведь должна же быть восстановлена справедливость»,- так примерно, наверное, рассуждали они.  И вышедшая в 1994 году книга «Хайбах: следствие продолжается» (авторы С.Гаев, М.Хадисов и Т.Чагаева) – тому доказательство. 
В течение десяти лет с конца семидесятых годов прошлого века я работала в Шалинской СОШ №3. По соседству с нами жила семья даргинцев (их не депортировали), глава которой Хьаьжи рассказывал мне, что и как было в Шали в дни, когда выселяли чеченцев из своих домов, какой ужас творился, какое невообразимое столпотворение было: мычала скотина, выли собаки, сплошной гул-стон человеческих голосов, командные выкрики безжалостных солдат… Прошло столько времени, говорил старик, а картина тех дней в памяти всё такая же четкая…  Когда дома чеченцев опустели, конечно же, были попытки мародерства – человек, по сути, существо слабое, порой не может устоять от соблазна присвоить себе чужое, но соседям-чеченцам Хьаьжи повезло с ним: даргинец не позволил людям взять ничего из имущества сосланных. Только спустя время, когда стало ясно, что хозяева могут не вернуться, Хьаьжи уступил возникшей ситуации…  А потом, спустя долгих 13 лет, когда чеченцы вернулись домой, зажили бывшие соседи дружно, по-братски, деля и горести, и радости пополам…
В начале восьмидесятых годов одна моя ученица той же Шалинской СОШ №3 поступила учиться в Дагестанский медицинский институт. И вот какую историю она рассказала.
«Однажды, когда я ехала из Махачкалы домой на побывку, в одном из приграничных к железной дороге селе в автобус села женщина лет 50-55. Разговорились. Когда попутчица узнала, что я еду домой в Чечню, она рассказала историю из своего детства.  Однажды моя мама прибежала домой вся взволнованная, начала быстро собирать из разных отсеков шкафа в узелок продукты и, торопливо вручив мне всё это, сказала: «Беги! Беги туда, куда бегут все». А на вопрос, что делать с этим узелком, она сказала: «То же самое, что и другие». Прибежала я со всеми на вокзал (а все бежали именно туда, к железной дороге), и вскоре показался медленно ползущий состав, в вагонах которых обычно перевозили скот. Сквозь зарешеченные досками окна тянулись тонкие детские руки и слышны были слившиеся воедино жалостливые голоса, в которых слышалась какая-то душераздирающая мольба. Встречавшие этот жуткий поезд начали протягивать в щели узелки, банки, какую-то снедь. Я тоже запихала свой узелок сквозь доски. Несколько дней, пока шли эти траурные эшелоны, жители сел, расположенных вдоль железнодорожного полотна, продолжали носить сюда всё, чем могли поделиться с депортируемыми. Простой народ понимал, что творится страшное беззаконие, вопиющая несправедливость, и как могли, выражали сострадание и оказывали неоценимую помощь.
Почти 35 лет прошло с тех пор, как эта случайная попутчица из Дагестана рассказала мне эту историю, но до сих пор не могу спокойно передать ее рассказ. Хотя, когда в январе 1995 года бомбили Шали, я была на работе, в самом пекле, и до последних лет страшные картины тех часов, когда в больницу беспрерывно заносили десятки убитых, раненых, повсюду было море крови, стонущие люди, - стояли перед глазами. Казалось бы, чтО может быть ужасней? – но тот рассказ дагестанки, словно лезвием по сердцу – не могу без слез вспоминать» - так закончила свой рассказ моя бывшая ученица.
Бана Гайтукаева, чеченская поэтесса, безвременно покинувшая этот бренный мир, родилась 23 февраля. Она отмечала в своих стихах, что никогда не празднует день своего рождения, потому что эта дата навсегда вошла в историю ее народа черной датой.
 Великий русский историк В.О.Ключевский говорил: «Народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего».   Именно поэтому будем знать свою историю. Чтобы иметь будущее.