Мои... Горы... - АвдеевЪ МихаилЪ ВасильевичЪ...

.. я,
   виделЪ
   Горы,
   КоторыхЪ,-
 
                Выше!..

   только!..
   Одна!..
                Высота!..

   у
   Дома,
   Родного,
   ещё,
   естЪ!..
   
                Крыша!..

    надЪ!..
    Нею!..
    моя!..

                Звезда!..


                ПодвижникЪ

...

   "Прошедшее л;то я жилъ въ оренбургской деревн; ...

    Оренбургская Губернія - чудный край. Это именно край, а не губернія - край и по пространству и по своей совершенно-особенной физіономіи. А какое разнообразіе и въ климат; и въ жителяхъ!

   Въ Гурьев; зр;етъ виноградъ, въ Ранм; водятся тигры и барсы, на границ; Вятской Губерніи посп;ваетъ одна р;па. И на этомъ пространств; живутъ Киргизы, Калмыки, Башкиры, Мордва, Чуваши, Татары, Черемисы, Мещеряки, Тептяри - вс;хъ и не перечтешь.

      Все это, говорю я вамъ, чтобъ дать понятіе о разнообразіи и живописности края, въ которомъ Европа сошлась съ Азіей, пароходъ встр;чается съ верблюдомъ и танцовальная зала дворянскаго собранія, по проекту Тона, въ двадцати верстахъ отъ кочевой кибитки.

      Итакъ, я жилъ въ оренбургской деревн;, ;лъ шесть разъ въ день, пилъ кумысъ съ большимъ удовольствіемъ, нежели раулевское вино, и охотился.

      Кругомъ л;съ, степи и озера, совершенно-ровная м;стность, на которой изр;дка торчатъ шиханы - известковыя, почти-голыя уединенныя горы. Но на юго-востокъ, въ ясный день рисуется темно-синяя отдаленная черта: это горы ...

           Разъ, соскучившись охотой за мелкой и крупной дичью, я вздумалъ поохотиться на медв;дей и оленей. Къ-тому же эти неизв;стныя мн; горы, въ которыя еще съизд;тства уносила меня ребяческая фантазія, давно интересовали меня. Я вел;лъ заложить добрую тройку своихъ доморощенныхъ полубашкирокъ въ тарантасъ, или, какъ тамъ называютъ, карандасъ - просто длинныя дроги, взялъ съ собой н;сколько челов;къ охотниковъ, а у меня ихъ половина дворни, и по;халъ.

           Какъ теперь помню, мы вы;хали рано утромъ; б;лый туманъ густо стлался кругомъ, но сквозь него проглядывало св;тлое небо, и къ востоку онъ отливалъ какимъ-то особеннымъ св;томъ. Это былъ не мрачный, свинцовый туманъ Петербурга, а скор;е осв;жительный паръ, который кругомъ задернулъ отъ насъ окрестность. Дорога шла л;сомъ и въ гору. Черезъ часъ мы взъ;хали на вершину, и передъ нами развернулась чудная картина. Туманъ началъ опускаться холодной росой. Голыя вершины известковыхъ шихановъ, м;стами густой л;съ, м;стами деревушки, разбросанныя на косогор;, прорывались изъ него и ярко осв;щались заревомъ утренняго солнца, между - т;мъ, какъ б;лой пеленой онъ стлался и волновался по долинамъ, и какъ густой дымъ клубился надъ р;чками.

           Такія картины не забываются; за эти картины я такъ много люблю оренбургскій край, въ которомъ природа и сильна и полна жизни.


            М. АВДЕЕВЪ ... "Отечественныя записки", No 11, 1851 ...

***
***
***
                ПодвижникЪ ... изЪ "Записной Книжки" : "Мои Горы. ИзЪ Белогорскихъ, я, МирянЪ" ....

***
***
***
    
               
.. АвдеевЪ МихаилЪ ВасильевичЪ

               
                - Горы -


.. РАЗСКАЗЪ ...


   Года полтора назадъ я очень-мирно процв;талъ въ добромъ губернскомъ город;, который не называю... Разъ, часу во второмъ утра, я сид;лъ еще за письменнымъ столомъ и шелъ по пути къ безсмертію, какъ говоритъ одинъ мой знакомый композиторъ, когда сочиняетъ польки - попросту сказать, пилъ кофе и на поляхъ б;лаго листа рисовалъ все, что ум;ю рисовать - греческіе носы въ профиль. Въ это время ко мн; вошелъ Андрей Ивановичъ Локтевъ, мой хорошій пріятель и сос;дъ по оренбургскому им;нію. Чтобъ познакомить читателя съ его личностью, я пока скажу только, что онъ былъ въ темненькомъ пиджак;, шляп; и какомъ-то желтобуромъ пальто, котораго онъ не снялъ ради безцеремоннаго знакомства и кратковременнаго пос;щенія.

   - Здравствуйте, сказалъ онъ, протягивая мн; руку.- Что вы д;лаете?

   Къ чести моего пріятеля и къ моему особенному удовольствію, я долженъ зам;тить, что онъ очень-слабо пожималъ руку вс;мъ вообще и совершенно-независимо отъ глубины своего расположенія.

   - Подражаю, отв;чалъ я, поворачиваясь къ нему съ кресломъ.

   - Кому?

   - Да еще не знаю.

   - Объясните, пожалуйста.

   - Вотъ видите ли, сказалъ я: - когда я предалъ тисненію свою первую пов;сть, нашли, что я подражаю Лермонтову; посл; второй р;шили, что подражаю Гоголю; теперь, можетъ-быть, найдутъ, что подражаю Бальзаку или Диккенсу. На св;т; столько было писано, что вовсе нехитро найдти сходство. Какъ же мн; знать, кому я подражаю?

   - Ну, я очень-радъ, сказалъ Локтевъ: - что вы именно въ подражательномъ расположеніи духа. Не хотите ли мн; подражать сегодня?

   - Въ волокитств;, что ли? спросилъ я.

   - Н;тъ, на это у всякаго своя манера. Я зашелъ за вами, чтобъ вытащить васъ гулять. Погода славная, а вы такъ л;нивы, что одни никогда не соберетесь.

   - Совершенно-справедливо, сказалъ я: - пойдемте.

   Пріятелю моему подали кофе, и пока онъ выкурилъ папиросу и допилъ стаканъ, я од;лся, и мы вышли.

    Надобно вамъ сказать, что въ групп; моихъ пріятелей, изъ которыхъ иныхъ я люблю за славное сердце, другихъ за умную голову, третьихъ за то и другое вм;ст; (пов;рьте, у меня и такіе есть), Локтева я любилъ особенно за то, что онъ былъ совершенно-порядочный челов;къ.

      Чтобъ меня не упрекнули въ дендизм;, хотя, между нами будь сказано, порядочный тонъ никогда ничего не портитъ, я долженъ прибавить, что Локтева я зналъ недавно, и потому не усп;лъ еще полюбить его за другія качества. Но для поверхностнаго знакомства, признаюсь, очень люблю подобныхъ людей.

     Локтеву было л;тъ подъ тридцать. Онъ былъ средняго роста, довольно-полонъ, кр;пко и хорошо сложенъ: лицо у него было... хорошее лицо, правильное, пріятное, спокойное и безъ особенной подвижности, легко и свободно принимающее отт;нки насм;шки, веселости и даже глубокой мысли. Говорилъ мой пріятель очень-просто, но игриво, умно, безъ притязаній на умъ, и вообще разговоръ его им;лъ тотъ гибкій и легкій складъ, который д;лаетъ бес;ду чрезвычайно-текучею, и который, должно признаться, къ-несчастью, довольно-р;докъ между нашей молодёжью.

    Манеры Локтева были, если можно такъ выразиться, прочно - ловкіе, то-есть ловкіе безъ молодечества, спокойные безъ важности - манеры, которыя на всю жизнь хороши. Од;вался мой пріятель всегда отлично, просто и съ большимъ вкусомъ. Онъ очень-хорошо понялъ, что мода есть ум;нье од;ваться хорошо, неб;гая за каждой выдумкой и неподчиняясь чужому выбору. Р;зкихъ вещей въ туалет; онъ никогда не допускалъ. Онъ говорилъ, что для этого надо быть Бруммелемъ, этимъ Наполеономъ моды, а что для обыкновенныхъ смертныхъ подобный рискъ опасенъ: онъ граничитъ съ см;шнымъ.

    Повторяю: я очень любилъ встр;чи съ Локтевымъ.

    О глубокомысленныхъ вещахъ и такъ-называемыхъ вопросахъ говорить намъ не случалось, да признаюсь, я и не большой охотникъ ломать надъ ними голову; но ничего не можетъ быть пріятн;е въ л;нивую и свободную минуту сойдтись и поболтать съ подобнымъ челов;комъ у себя или въ обществ;: въ это время чувствуешь себя какъ-то особенно-спокойно, знаешь, что не услышишь какой-нибудь шороховатой выходки или аляповатаго остроумія, что не прійдется красн;ть за чужую неловкость или выпутывать ненаходчивую хозяйку изъ какого-нибудь двусмысленнаго намека.

     Въ обществ; для меня это громадное условіе. Я думаю, вамъ случалось самимъ нести тяжелыя вериги дружбы, когда вы, вдвоемъ съ пріятелемъ, входите въ полузнакомую гостиную. Если пріятель не соперникъ вашъ, если вы не покрасн;ете отъ удовольствія при каждой его глупости, если вы сами наговорили о немъ кучу похвалъ и васъ просили представить его въ домъ - о, какъ трепещетъ ваше сердце при каждомъ его слов;, при каждомъ движеніи! Тутъ вы забываете о себ; и живете своимъ пріятелемъ: въ немъ все ваше самолюбіе; говоритъ ли онъ любезность - ваши уста раздвигаются и на нихъ ложится сладкая улыбка; силится ли онъ сказать что-нибудь остроумное - вы сл;дите за его фразой съ прозорливостью матери, предвидите сквозь туманъ мысли зерно остроты и ждете мгновенія ввернуть слово помощи; и когда свершились благополучно эти трудные роды остроты, какъ кровь отливаетъ отъ вашего сердца, какъ вы чувствуете себя легко и съ какимъ удовольствіемъ, зло улыбаясь, посматриваете на хозяйку, будто желая сказать "каковъ мой пріятель?" И такимъ-образомъ идетъ бес;да, и вы, забывая о себ;, съ тайнымъ трепетомъ поглядываете на пріятеля и ужь торопите окончаніе визита, а вашъ пріятель, самодовольно погрузясь въ мягкое кресло и получивъ, благодаря вашимъ ежеминутнымъ усиліямъ, высокое понятіе о своемъ св;тскомъ ум; и любезности, и не думаетъ у;хать. Вы начинаете сердиться, терять терп;ніе, проклинать минуту, въ которую вамъ вздумалось похвалиться пріятелемъ, а онъ все сидитъ и, ув;ренный въ усп;х;, еще пуще силится спорить, злословить и говорить любезности!

    Но вотъ вы встали съ м;ста, вы откланиваетесь; пріятель вашъ волей-неволей д;лаетъ то же. Вы уносите отрадное уб;жденіе, что трудъ свершонъ, визитъ конченъ благополучно, пріятель вашъ оказался умн;йшимъ и ловчайшимъ челов;комъ. Вы, склонясь головой предъ хорошенькой хозяйкой, пріятно улыбаетесь и въ это же время очень-ловко скользите въ бокъ и оборачиваетесь къ благодатной двери; но вдругъ, о ужасъ! пріятель вашъ отпустилъ на прощанье какую-то любезность, какую-то фразу изъ т;хъ тяжелыхъ, старыхъ, аляповатыхъ фразъ, которыя сразу въ-состояніи убить челов;ка въ общественномъ мн;ніи! И вы уже въ дверяхъ, и вы не въ-состояніи поправить его, и н;тъ возможности поправить вашего пріятеля. Весь трудъ потерянъ; вы убиты, убиты языкомъ вашего пріятеля, убиты невинно... и видите одно только спасеніе въ б;гств;! Скомкавъ шляпу, разорвавъ перчатки, вы спускаетесь по л;стниц;; пріятель догоняетъ васъ и съ особенной развязностью, съ самоув;ренностью поб;дителя, поправляетъ галстухъ, пріятно улыбается и покровительствующимъ тономъ говоритъ вамъ: "Спасибо, mon cher, что ты меня представилъ! Право, госпожа И. очень милая дама!"

   А если вашъ пріятель заст;нчивъ, робокъ и неловокъ, какъ стараетесь вы всякому его слову придать лоскъ остроумія, какъ усиленно наводите разговоръ на его знакомую колею! У вашего пріятеля широкія нел;пыя перчатки, онъ од;тъ безъ вкуса - вы намекаете, что онъ оригиналъ; онъ зад;ваетъ за стулъ - вы подсм;иваетесь надъ его близорукостью; онъ говоритъ да, да, н;тъ, или молчитъ - вы его просите оставить свое глубокомысліе... О, есть ужасныя пытки, налагаемыя на насъ узами пріятельства!..

   Все это я говорю для того, чтобъ сказать, какъ пріятно им;ть пріятелемъ совершенно-порядочнаго челов;ка. Съ какой ув;ренностью входите мы съ нимъ въ общество! Вы спокойны за него; вы им;ете полную свободу думать только о собственной особ; и выказывать во всемъ блеск; свои разнообразныя достоинства. Кром; вашего ума и ловкости, на васъ отражается умъ и ловкость вашего пріятеля; разговоръ б;житъ весело, игриво, непринужденно. Захочетъ ли пріятель подшутить надъ вами, онъ не зад;нетъ, а только пріятно пощекочетъ ваше самолюбіе. Время течетъ незам;тно - хозяйка весела и довольна, и вы веселы и довольны; вамъ кажется, что и шляпа ваша, которую вы, въ жару разговора, стиснули подъ локтемъ, такъ пріятно сморщилась, какъ-будто хочетъ улыбнуться, какъ-будто и она весела и довольна. Очень, очень-пріятно быть пріятелемъ порядочнаго челов;ка... Теперь вамъ понятно отчего я любилъ Локтева.

   Итакъ, мы вышли гулять съ моимъ пріятелемъ. Мн; сов;стно сказать, что было прекрасное утро, потому-что въ пов;стяхъ вообще, и въ русскихъ въ-особенности, царствуетъ всегда такое благораствореніе воздуха, что, читая ихъ, р;шительно не понимаешь назначенія ваточныхъ шинелей и непроницаемыхъ пальто. Однакожъ, изъ уваженія къ истин;, долженъ сказать, что утро въ-самомъ-д;л; было очень-хорошее, что, впрочемъ, нисколько не пом;шало мн; закутаться въ шинель съ теплымъ воротникомъ, потому-что д;ло было осенью.

     Городъ, который я не называю, им;лъ очень-хорошіе бульвары по набережной, надъ одной изъ лучшихъ нашихъ р;къ. Жители этого изв;стнаго мн; города, къ которымъ принадлежалъ и я, им;ютъ привычку восхищаться этими бульварами и набережной и вс;хъ прі;зжихъ спрашиваютъ: "а были липы на нашей набережной?" Въ то же самое время эти же самые жители, изъ которыхъ я не исключаю и себя, очень-мало гуляютъ по своей набережной и обыкновенно восхищаются ею, прыгая по изломанной мостовой Дворянской Улицы, которую я называю см;ло, потому-что во вс;хъ изв;стныхъ мн; городахъ есть Дворянскія Улицы.

   Въ вид; исключенія, мы, однакожь, шли по бульвару къ набережной. Говорить намъ не хот;лось, и мы очень-весело молчали.

   Желтые, опавшіе листья хруст;ли у насъ подъ ногами. Солнце св;тило сквозь какую-то мглу, и въ воздух; была св;жая прохлада, сов;товавшая всякому порядочному челов;ку запасаться платьемъ изъ т;хъ мохнатыхъ матерій, которыя очень-обязательно придумываютъ для насъ Англичане.

   Р;ка была тоща водами и пустынна; въ одномъ только м;ст; тяжело-нагруженный паромъ тащился черезъ нее. Цв;тъ воды былъ какой-то мутно-свинцовый, такъ-что, когда взглянешь на него, становится холодн;е и хочется покр;пче завернуться въ шинель; за р;кой н;сколько деревушекъ стояли уныло и р;зко отд;лялись отъ обнаженныхъ и желтыхъ полей. Мн; едва не сд;лалось грустно, но, къ-счастью, я вспомнилъ, что гулялъ съ пріятелемъ, порядочнымъ челов;комъ. Есть ли возможность грустить въ обществ; подобнаго челов;ка, хотя бы вы были назначены природой въ нам;стники самому Байрону? Я думаю р;шительно невозможно. И вотъ еще выгоды им;ть пріятелемъ порядочнаго челов;ка! Я. наприм;ръ, только-что хот;лъ прилично вздохнуть и разд;лить съ нимъ грустныя впечатл;нія отъ осенняго вида, какъ-вдругъ вс; мои идеи перевернулись, и, вм;сто вліянія природы на всякую, впечатлительную душу, мн;, не знаю отчего, сейчасъ представился вопросъ: соотв;тствуетъ ли времени года жилетъ моего пріятеля, хотя мой военный сюртукъ давалъ мн; полное право не заботиться не только о качествахъ, но и о существованіи жилетовъ. Я нашелъ, что жилетъ моего пріятеля зелено-желтовато-красноватый и мягкій, наподобіе болотнаго моха, былъ какъ-нельзя-бол;е приличенъ времени года и состоянію температуры. Я, гр;шный челов;къ, невольно подумалъ, какъ должно быть пріятно носить подобные жилеты и, придумывая какое-нибудь описаніе природы, водить рукой по его мягкой поверхности. Я даже уб;дился, что н;которые пов;ствователи, такъ хорошо изображающіе прелести сельской природы, непрем;нно носятъ подобные жилеты и, не въ-состояніи бол;е влад;ть собою, воскликнулъ;

   - Какой славный у насъ жилетъ!

   - Что старенькій, отв;чалъ пріятель, взглянувъ себ; на грудь и, в;роятно, забывъ, о, неблагодарный! что онъ носитъ на ней.- А вотъ мн; на дняхъ прислалъ портной, продолжалъ онъ:- изъ матеріи нын;шняго привоза, какой-то бусый и мохнатый, точно мышиная шкурка.

   - Счастливецъ! сказалъ я вздохнувъ:- вы можете носить жилеты наподобіе мышиной шкурки!

   - А я такъ вамъ завидую, отв;чалъ Локтевъ.- Ваши сюртуки такъ плотно закрываютъ грудь, такъ просты и удобны, что вамъ нечего заботиться о жилетахъ.

   Тутъ только мн; пришло на умъ, что д;йствительно Локтевъ можетъ быть справедливъ, и я по этому случаю совершенно-здраво заключилъ, что челов;къ никогда недоволенъ т;мъ, ч;мъ обладаетъ. Въ подобныхъ пріятныхъ и поучительныхъ разговорахъ мы довольно-долго проходили. Набережная была совершенно-пуста. Появившись на ней, какъ исключеніе, мы, говоря словами Марлинскаго, готовы уже были исчезнуть какъ невозможность, когда вдругъ на противоположномъ конц; бульвара, между двухъ рядовъ голыхъ берёзъ, показалась женская фигура. Мы шли ей навстр;чу, и чрезъ н;сколько времени, пріятель мой, обладающій хорошимъ зр;ніемъ безъ помощи очковъ или лорнета, сказалъ:

   - Это M-me К.

   Д;йствительно, это была она.

   M-me К., или, пожалуй, Катерина Петровна К., очень-миленькая дама, л;тъ двадцати-трехъ. Я ее зналъ довольно-давно и довольно-коротко. Даже, сказать правду, одно время я за ней немножко волочился, но, къ-несчастью, безъ всякаго усп;ха. Она мн; сказала, что ей не нравится моя положительность; я сказалъ, что идеальн;е быть не въ-состояніи, и мы разстались очень-мирно. У Катерины Петровны былъ мужъ, очень-хорошій челов;къ, который поутру сид;лъ у должности, посл; об;да спалъ, а вечеромъ игралъ въ клуб;. Зато онъ доставлялъ жен; удовольствіе почти ежедневно съ ней вм;ст; об;дать и даже пить чай: вы видите, что онъ еще былъ любезн;е многихъ мужей.

   Хроника нашего города, который я не обозначаю даже зв;здочками, говорила, что за Катериной Петровной ухаживалъ въ посл;днее время мой пріятель Локтевъ, но я ей не в;рю, какъ и вс;мъ подобнымъ хроникамъ. Катерина Петровна была довольно-высокаго роста, худенькая, очень-стройная и очень-миленькая. Она шла къ намъ на встр;чу довольно-тихо, немного перегибаясь съ боку на бокъ, какъ и вс; худощавыя; плечи ея были сжаты, и она плотно завернулась въ темно-малиновую бархатную, опушенную м;хомъ мантилью. Когда она приблизилась, я зам;тилъ, что холодъ н;жно зарумянилъ ея обыкновенно-бл;дное и б;лое личико, и даже кончикъ ея носика немного покрасн;лъ, что, ув;ряю васъ, нисколько ея не портило.

   - Вы никакъ гуляете? спросила она, кивнувъ намъ головою и вопросительно посмотр;въ на насъ.

   - И довольно-давно, отв;чалъ Локтевъ.

   - А вы какъ р;шились? спросила она меня.

   - Им;лъ предчувствіе, что встр;чу васъ, отв;чалъ я, кутаясь въ теплый воротникъ отъ в;тра, который подулъ съ р;ки.

   - Не простудитесь, сказала она.

   - Ваше присутствіе согр;ваетъ меня, отв;чалъ я, постукивая ногами.

   - А еслибъ мн; вздумалось простоять зд;сь съ четверть часа? сказала она, подсм;иваясь.

   - Я бы ушелъ, отв;чалъ я.

   - Хорошо, что откровенны. Однако въ-самомъ-д;л; холодно.

   И она пошла дал;е. Мы пошли съ нею. Разговоръ шелъ съ нами. Лакей Катерины Петровны шелъ позади вс;хъ и молча наслаждался нашею бес;дой.

   Съ Локтевымъ Катерина Петровна говорила съ той осторожностью, съ которой обыкновенно говорятъ дамы съ своимъ поклонникомъ, когда хотятъ держать его на почтительномъ разстояніи. Со мной, увы! она обращалась такъ безцеремонно, какъ-будто я былъ какое-то созданіе вымысла, котораго н;тъ возможности считать опаснымъ. Я объяснялъ это нашимъ старымъ знакомствомъ и, за неим;ніемъ лучшаго, оставался доволенъ своей судьбою. Сов;тую вс;мъ читателямъ въ подобномъ положеніи сл;довать моему прим;ру. Такимъ-образомъ мы до.шли до конца бульвара. Госпож; К. надо было идти направо, намъ прямо. Мы раскланялись.

   - Послушайте, господа, сказала Катерина Петровна: - приходите ко мн; пить чай.

   Локтевъ сказалъ, что будетъ; я, сообразивъ, что, можетъ-быть, третій будетъ тутъ лишнимъ, поклонился молча. Но Катерина Пстроина будто поняла меня.

   - А вы прійдете? спросила она.

   - Постараюсь, отв;чалъ я.

   - Что это значитъ? спросила она.

   Это значило, что я располагалъ провести вечеръ въ клуб;; но какъ отъ дамскихъ приглашеній но этой причин; не отказываются, то я все свалилъ на приготовленіе къ почт;.

   - Пустяки! сказала она.- Я знаю, что значитъ почтовой день. Вы забыли, что это всегдашняя отговорка моего мужа. Мсьё Локтевъ, я вамъ поручаю прі;хать не иначе, какъ съ нимъ.

   Она кивнула на меня годовой, сд;лала какую-то прехорошенькую мину и ушла.

   Женщины им;ютъ даръ иногда говорить замысловат;е древнихъ оракуловъ. Отв;ту Катерины Петровны можно было придать десять различныхъ значеній и все-таки не угадать настоящаго; однакожь я остерегся истолковывать его, боясь добиться несовс;мъ-выгоднаго для себя смысла.

   Вечеромъ, часу въ девятомъ, я и Локтевъ сид;ли уже въ маленькой гостиной Катерины Петровны.

   Им;етъ провинція свои особыя права, скажу я, подражая Пушкину. Есть и въ ней чинные домы, въ которыхъ соблюдается этикетъ строже, нежели въ лучшихъ домахъ Петербурга; но въ нихъ ;здятъ р;дко, а иногда и неохотно. Домъ Катерины Петровны не принадлежалъ къ ихъ числу; въ немъ этикетъ не ст;снялъ небольшого кружка хорошихъ пріятелей, а свобода обращенья нисколько не м;шала порядочному тону. Впрочемъ, у миленькой и умной хозяйки иначе и быть не могло. Поэтому никто не удивится, если я скажу, что мы у Катерины Петровны сид;ли въ сюртукахъ и курили папиросы. Я даже питалъ н;которую надежду увид;ть на Локтев; новый жилетъ изъ матеріи наподобіе мышиной шкурки, но долженъ признаться, что эта надежда не оправдалась: на моемъ пріятел; былъ просто черный жилетъ.

   Маленькая гостиная въ дом; Катерины Петровны - очень-хорошенькая комнатка. Обои ея выбраны со вкусомъ; мебель очень-покойна; въ углу каминъ. Мы только-что напились чаю. Хозяйка сид;ла на диван;. Передъ ней, на стол;, гор;ла лампа подъ цв;тнымъ бумажнымъ колпакомъ; по другую сторону стола сид;лъ Локтевъ, а я, выбравъ самое покойное кресло, ус;лся въ сторон;, курилъ и усердно молчалъ.

   - Что вы забились въ уголъ? сказала мн; хозяйка: - придвигайтесь, да скажите что-нибудь.

   - На двор; выяснило и стало очень-холодно, сказалъ я, придвигаясь съ кресломъ.

   - Хотите, я велю затопить каминъ?

   - Я всегда находилъ, что вы проницательны, а теперь не сомн;ваюсь въ этомъ, отв;чалъ я.

   Катерина Петровна позвонила, и черезъ пять минуть св;тлый огонекъ заб;галъ въ камин;. Я отодвинулся отъ стола и подс;лъ къ нему.

   - Точь-въ-точь сцена изъ какого-нибудь романа, сказалъ Локтевъ:- темная осенняя ночь, полусв;тъ лампы, огонь въ камин;...

   - Хорошенькая хозяйка, сказалъ я.

   - И ваша худая и бл;дная фигура передъ каминомъ, перебила она.- Знаете ли, что вы этакъ очень-эффектны? Точно какой-нибудь страшный незнакомецъ...

   Я поклонился.

   - Который разсказываетъ такія вещи, что отъ нихъ волосы становятся дыбомъ...

   - Къ-счастью, я, кажется, молчу, сказалъ я.

   - Это не отговорка, возразила хозяйка.- Изъ любезности, вы должны довершить сходство и разсказать что-нибудь.

   - Вы знаете, что я не ум;ю разсказывать; да хоть бы и ум;лъ, что прикажете разсказывать? Страшное происшествіе? Да разв; бываютъ на св;т; страшныя происшествія? разв; бываютъ, наконецъ, какія-нибудь происшествія? Ваша тётушка, Арина Ивановна, над;ла вчера чепецъ съ розами и открытое платье; оно, конечно, страшно, да в;дь это не происшествіе.

   - Я знаю, что вы не любите тётушки Арины Ивановны, сказала m-me К*; - потому-то и она васъ крайне не жалуетъ; но вы правы; д;йствительно въ жизни все несносно-посл;довательно. И посл; этого еще говорятъ, что въ нашъ в;къ вс; скучаютъ! Да что жь прикажете д;лать если не скучать?

   Зат;мъ Катерина Петровна съ досадой отодвинулась въ уголъ дивана и замолчала. Б;дная Катерина Петровна!

   - Вы ошибаетесь, сказалъ Локтевъ: - и тотъ, кто первый зам;тилъ, что жизнь чаще походить на романъ, нежели романъ на жизнь, сказалъ правду. Съ к;мъ изъ насъ не случалось происшествій, которыя стоить только описать пожив;е, чтобъ вы первыя замечтались надъ ними? Вы вышли замужъ по любви - какая хорошенькая идиллія! Вы вышли замужъ безъ любви - какая грустная пов;сть! Если вамъ разсказать вашу жизнь, вы не узнаете себя и вдоволь надъ ней надумаетесь. Д;ло въ томъ только, что въ разсказ; сжато группируются вс; самыя эффектныя м;ста и становятся къ слушателю самыми р;зкими сторонами. Кром; того, со всякимъ, хоть р;дко, но бываютъ происшествія, которыя не нуждаются въ прикрасахъ, чтобъ быть занимательными.

   - И съ вами бывали? спросила Катерина Петровна, посмотр;въ на Локтева испытующимъ взглядомъ.

   - Бывали и со мной, какъ, в;роятно, и съ вами, и съ нимъ (онъ указалъ на меня).

   - Со мной ничего не случалось, сказала Катерина Петровна съ видомъ совершенной апатіи.

   - Извините, если я вамъ не пов;рю, сказалъ Локтевъ.- Вы вышли замужъ - вотъ ужь громадное происшествіе въ жизни женщины.

   - Въ-самомъ-д;л;, Катерина Петровна, разскажите, какъ вы вышли замужъ? сказалъ я, подм;тивъ ея полугрустную, полусм;ющуюся улыбку.

   - Какой вздоръ! сказала она, см;ясь: - вышла очень-просто. Петръ Иванычъ за меня посватался; онъ мн; понравился - я и вышла. Что жь тутъ разсказывать?

   - А чувство? а борьба? а нер;шимость? а старые идеалы? Да вы ничего не разсказываете! сказалъ я.

   - Этого ничего не было; а еслибъ и было, такъ разв; это разсказывается? зам;тила Катерина Петровна съ такой улыбкой, которая сама-по-себ; могла бы составлять происшествіе, еслибъ всякая хорошенькая женщина не д;лала этого происшествія по желанію.

   - Жалко, сказалъ я съ непритворнымъ сожал;ніемъ.- Разсказъ хорошенькой женщины о замужств; - какая глубокая, какая чудная поэма! И какъ мы хорошо расположены для разсказовъ! Покойная мебель, папиросы (тутъ я вынулъ папиросу и поподчивалъ m-me К.), тл;ющій огонекъ и завываніе ос;нняго... виноватъ! в;тру н;тъ, но и безъ него мы расположены какъ-нельзя-лучше.

   - Что жь, зач;мъ д;ло стало? М-r Локтевъ, вы сказали что съ вами было какое-то интересное происшествіе; извольте разсказывать.

   - Я хот;лъ только сказать, что оно бываетъ со всякимъ. Вы въ этомъ сознались нехотя. Вы то же согласитесь со мной? спросилъ онъ меня.

   - Какъ же, я совершенно соглашаюсь, что бываютъ! сказалъ я, вспомнивъ, что, въ противномъ случа;, вся наша братья-разскащики были бы первостатейными лгунами.

   - Конечно, и съ вами бывали, сказалъ Локтевъ, будто безъ вниманія.

   - Гм, да! И со мной бывали, отв;чалъ я необдуманно.

   - Ну такъ, въ такомъ случа;, вамъ и разсказывать ихъ, потому-что вы сами вызвали на это.

   Я вид;лъ, что, говоря аллегорически, попался въ собственныя с;ти; но д;лать было нечего. Катерина Петровна ус;лась съ ногами на кушетку, повернувшись бокомъ ко мн; и лицомъ къ камину. Локтевъ ближе придвинулся къ намъ. Я протянулъ ноги во всю длину, сложилъ на груди руки, какъ сл;дуетъ доброму разскащику, и началъ.

   - Самое зам;чательное происшествіе, которое им;ло сильное вліяніе на всю мою жизнь, случилось со мною такъ давно, что я и не помню. Т;мъ немен;е я вамъ разскажу его. Это было въ О, въ тысяча-восемьсотъ-двадцать... которомъ именно году, не могу сказать, потому-что им;ю на это особенныя причины. Разъ, въ темную сентябрскую ночь, передъ самымъ, разсв;томъ, когда почти все спало въ город;, я родился. Зам;чательн;е этого событія могу васъ ув;рить со мной не случалось.

   - Это для насъ совс;мъ-неинтересно, сказала хозяйка съ самымъ убійственнымъ равнодушіемъ, доставивъ предварительно мн; величайшее удовольствіе недовольной улыбкой.- Вы должны разсказать что-нибудь выходящее изъ круга ежедневныхъ вещей.

   - Разв; вы полагаете, что люди, какъ я, родятся каждый день? сказалъ я съ чувствомъ оскорбленнаго самолюбія.

   Катерина Петровна отв;тила мн; усм;шкой, которая хотя и не была лишена н;котораго рода прелести, но почему-то мн; несовс;мъ понравилась. Локтевъ выразился гораздо-опред;ленн;е.

   - Вы должны разсказать что-нибудь странное, страшное, сказалъ онъ: -- вы сознались, что съ вами бывали подобные случаи.

   Я потеръ лобъ, нарочно призадумался и сказалъ: слушайте!

   - Довольно-давно, въ одинъ изъ такъ-называемыхъ голодныхъ годовъ, въ которомъ, впрочемъ, никто не умиралъ съ голода, я возвращался изъ отпуска по нижегородскому тракту. Шоссе не было тогда конечно, и дорога шла по убійственной деревянной мостовой. Вотъ однажды на станціи, вечеромъ, въ то время, когда я пилъ чай, смотритель, въ вид; ут;шенія, сообщилъ мн;, что на дорог;, гд; приходится про;зжать часть Муромскаго Л;са, есть разбойники...

   - Позвольте прервать васъ и усомниться, сказалъ Локтевъ: - въ наше время я не в;рю въ разбойниковъ.

   Признаюсь, это зам;чаніе, привело меня немного въ зам;шательство.

   - Какъ хотите! сказалъ и равнодушно: - но какъ же вы назовете людей, изъ которыхъ одинъ, не бол;е какъ за сутки до моего прі;зда, подс;лъ сзади брички одного почтеннаго господина, ;хавшаго съ своей супругой, и началъ выр;зывать шкатулку изъ-подъ сид;нья съ такой дерзостью, что зад;лъ ножомъ за платье супруги?

   - Винюсь, сказалъ Локтевъ: - это были разбойники.

   Я продолжалъ.

   - Пожалуй, если хотите, станціонный смотритель выражался очень-легко, говоря, что по дорог; шалятъ; но эти слова, над;юсь, должно понимать въ переносномъ смысл;. Какъ бы то ни было, но мн; было тогда восьмнадцать л;тъ; разсказъ смотрителя не произвелъ на меня большаго впечатл;нія и, къ стыду моему, долженъ сознаться, что я даже улыбнулся надъ происшествіемъ съ шкатулкой. Въ это время, на б;ду мою, вошелъ новый про;зжавшій, маленькій, толстенькій челов;къ съ большими усами. Узнавъ, въ чемъ д;ло, онъ вел;лъ какому-то Гаврюшк; вынуть дорожные пистолеты и саблю.

   - А у васъ есть съ собой какое-нибудь оружіе? спросилъ онъ меня, очень-пріятно улыбаясь.

   Я отв;чалъ, что со мною всегда лежитъ моя шпага въ чехл; и перочинный ножъ въ несессер;. Онъ опять улыбнулся, распространился о выгодахъ огнестр;льнаго оружія, защищающихъ личность на пятьдесятъ шаговъ въ окружности, и предложилъ мн; одинъ изъ своихъ пистолетовъ. Я отказался; но обязательный челов;къ, зам;тивъ мое сопротивленіе, присталъ, какъ говорится, съ ножомъ къ горлу, далъ мн; ветхій пистолетъ, прибавивъ, что онъ незаряженъ, и обязалъ меня окончательно, снабдивъ патрономъ. Зат;мъ онъ у;халъ, сказавъ мн;, что нам;ренъ ночевать на сл;дующей станціи, гд; я возвращу ему оружіе; а у меня что-то чинили въ тарантас;, и я долженъ былъ сид;ть еще съ часъ. Отъ нечего-д;лать, я занялся приготовленіемъ къ защит;. Пистолетъ оказался дрянн;йшимъ; я продулъ его - духъ шелъ. Курокъ былъ съ кремнемъ, но кремень изъ него выпадалъ. Я хот;лъ ввернуть новый и обратился къ смотрителю.

   - Позвольте, ваше благородіе, я самъ это сд;лаю: я служилъ въ военной служб;, сказалъ онъ. Смотритель ус;лся на лавк;, я противъ него. Когда новый кремень былъ ввинченъ, онъ подсыпалъ пороху на полку, уставилъ пистолетъ въ меня и спустилъ курокъ. Опытъ былъ удаченъ, порохъ вспыхнулъ.

   - Послушайте, я въ этомъ ничего не понимаю, сказала m-me К.:- пожалуйста, нельзя ли поскор;е къ разбойникамъ?

   - Я еще до нихъ не до;халъ, отв;чалъ я.- Позвольте зам;тить, Катерина Петровна, что въ начал; разсказа надо подготовить завязку и раздражить любопытство.

   - Раздражайте! сказала m-me К. съ покорностью послушной жертвы.

   - Итакъ, опытъ былъ удаченъ, продолжалъ я: - огня въ кремн; было много, и порохъ вспыхнулъ. Проверти-ка затравку, да попробуй еще разъ, сказалъ я.

   Смотритель исполнилъ мое желаніе, подсыпалъ пороху и спустилъ курокъ. Раздался выстр;лъ, и меня осыпало дробью!..

   - Васъ убило! - наивно воскликнула хозяйка.

   - Никакъ н;тъ-съ, - отв;чалъ я:- еслибъ это случилось, я не им;лъ бы удовольствія бес;довать съ вами сегодня. Зарядъ пролет;лъ на вершокъ отъ груди, и часть дроби отскочила отъ ст;ны. Это иногда бываетъ, когда зарядъ несиленъ и л;съ ст;ны сухъ и кр;покъ.

   - Не подражаете ли вы опять? сказалъ, улыбаясь, Локтевъ.- Это что-то въ род; лермонтовскаго фаталиста.

   - Неблагодарный! - воскликнулъ я.- Я подтверждаю ваши слова, разсказывая истинное происшествіе, похожее на печатное, и вы же меня подозр;ваете! Впрочемъ, если вы по;дете черезъ деревню П* и если почтовая станція не переведена въ другой домъ, то въ изб;, у окна, вы можете найдти сл;ды выстр;ла.

   - А разбойники? спросила хозяйка.

   - Да разбойниковъ, къ-несчастью я не видалъ. Мы благополучно проскакали сломя голову часть Муромскаго Л;са, и только вы;хавъ изъ него, когда я вел;лъ остановиться и хот;лъ пыжомъ раскурить сигару, оказалось, что кремня въ пистолет; не было, а ямщикъ долго не могъ остановить лошадей, потому-что коренная разнуздалась передъ въ;здомъ въ л;съ, а остановиться въ такомъ страшномъ м;ст; онъ не посм;лъ, предпочитая скакать безъ возжей.

   - А я на разбойниковъ-то и над;ялась! наивно сказала Катерина Петровна, и въ голос; ея было слышно непритворное сожал;ніе.

   - Что жь д;лать, Катерина Петровна! отв;чалъ я съ искренней грустью.- Я вамъ разсказалъ, какъ я родился и какъ меня едва не убили. Интересн;е этого, ей-ей, со мною ничего не случалось.

   Сердце у Катерины Петровны было предоброе. Ее, кажется, тронуло мое уныніе. Она бросила на меня взглядъ, отъ котораго вдругъ я почувствовалъ себя удивительно-покойно и, обратясь къ моему пріятелю, сказала:

   - Теперь ваша очередь.

   Лицо Локтева приняло серьёзное и даже немного-грустное выраженіе.

   - Происшествіе, которое я долженъ вамъ разсказать, началъ онъ:- къ-несчастью, не такъ невинно. Оно составляетъ одно изъ самыхъ тяжелыхъ моихъ воспоминаній, и я тревожу его неохотно. Еслибъ вы позволили мн; не говорить о немъ, я бы вамъ очень былъ благодаренъ.

   - Н;тъ! разсказывайте; вы должны непрем;нно разсказывать,- сказала хозяйка, пріютившись плотн;е въ уголъ дивана:- иначе я нев;рю въ необыкновенныя происшествія.

   Тутъ я бы могъ снова обид;ться зам;чаніями Катерины Петровны. Но впечатл;ніе ея взгляда еще на меня д;йствовало, и, заинтересованный вступленіемъ Локтева, я посп;шилъ покойн;е ус;сться и такъ придвинулся къ огню, что чуть не опалилъ кончики усовъ; я люблю слушать съ удобствомъ.

   Мой пріятель обратился къ Катерин; Петровн; и началъ:


   "Прошедшее л;то я жилъ въ оренбургской деревн;, по которой мы съ нимъ сос;ди - онъ указалъ на меня. Оренбургская Губернія - чудный край. Это именно край, а не губернія - край и по пространству и по своей совершенно-особенной физіономіи. А какое разнообразіе и въ климат; и въ жителяхъ! Въ Гурьев; зр;етъ виноградъ, въ Ранм; водятся тигры и барсы, на границ; Вятской Губерніи посп;ваетъ одна р;па. И на этомъ пространств; живутъ Киргизы, Калмыки, Башкиры, Мордва, Чуваши, Татары, Черемисы, Мещеряки, Тептяри - вс;хъ и не перечтешь.

      Все это, говорю я вамъ, чтобъ дать понятіе о разнообразіи и живописности края, въ которомъ Европа сошлась съ Азіей, пароходъ встр;чается съ верблюдомъ и танцовальная зала дворянскаго собранія, по проекту Тона, въ двадцати верстахъ отъ кочевой кибитки.

      Итакъ, я жилъ въ оренбургской деревн;, ;лъ шесть разъ въ день, пилъ кумысъ съ большимъ удовольствіемъ, нежели раулевское вино, и охотился.

        Надобно вамъ сказать, что им;ніе мое стоитъ въ Башкиріи, въ л;сной Башкиріи. Кругомъ л;съ, степи и озера, совершенно-ровная м;стность, на которой изр;дка торчатъ шиханы - известковыя, почти-голыя уединенныя горы. Но на юго-востокъ, въ ясный день рисуется темно-синяя отдаленная черта: это горы, горная, самая глухая и дикая часть Башкиріи.

           Разъ, соскучившись охотой за мелкой и крупной дичью, я вздумалъ поохотиться на медв;дей и оленей. Къ-тому же эти неизв;стныя мн; горы, въ которыя еще съизд;тства уносила меня ребяческая фантазія, давно интересовали меня. Я вел;лъ заложить добрую тройку своихъ доморощенныхъ полубашкирокъ въ тарантасъ, или, какъ тамъ называютъ, карандасъ - просто длинныя дроги, взялъ съ собой н;сколько челов;къ охотниковъ, а у меня ихъ половина дворни, и по;халъ.

           Какъ теперь помню, мы вы;хали рано утромъ; б;лый туманъ густо стлался кругомъ, но сквозь него проглядывало св;тлое небо, и къ востоку онъ отливалъ какимъ-то особеннымъ св;томъ. Это былъ не мрачный, свинцовый туманъ Петербурга, а скор;е осв;жительный паръ, который кругомъ задернулъ отъ насъ окрестность. Дорога шла л;сомъ и въ гору. Черезъ часъ мы взъ;хали на вершину, и передъ нами развернулась чудная картина. Туманъ началъ опускаться холодной росой. Голыя вершины известковыхъ шихановъ, м;стами густой л;съ, м;стами деревушки, разбросанныя на косогор;, прорывались изъ него и ярко осв;щались заревомъ утренняго солнца, между - т;мъ, какъ б;лой пеленой онъ стлался и волновался по долинамъ, и какъ густой дымъ клубился надъ р;чками.

           Такія картины не забываются; за эти картины я такъ много люблю оренбургскій край, въ которомъ природа и сильна и полна жизни.

   - Хорошая погода будетъ,- зам;тилъ мой старый егерь, Софроновъ:- туманъ на землю падаетъ.

   Зат;мъ онъ принялся выс;кать огонь, и вскор; запахъ саксонскаго табаку съ вишневымъ листомъ, составъ, которымъ мой Софронычъ гордился, пріятно защекоталъ обоняніе на св;жемъ утреннемъ воздух;.

   Мы ;хали долго. Про;хали Чувашскій Куганакъ и Церковный Куганакъ. Потомъ пошли Арметьевы: Большая Арметь, Средняя Арметь, Малая Арметь. При въ;зд; въ деревню, тьма собакъ встр;чала и провожала насъ, такъ-что мы своихъ лягавыхъ должны были брать на тарантасъ, чтобъ ихъ не загрызли. Эти встр;чи всегда возбуждали негодованіе моихъ егерей и особенно старика Софронова.

   - Ишь собака! (Въ этомъ случа; Софроновъ подразум;валъ не собственно собакъ, а Башкирцевъ или Татаръ). Ишь! самимъ кусать нечего, а сколько собакъ держатъ.

   - Это они отъ воровъ, - иронически зам;чалъ другой егерь, тонко намекая на то, что вс; Башкирцы отъявленные конокрады.

   - Поди-ка! разб;гись! Есть у нихъ что украсть. Разв; малахай старый, зам;тилъ третій.

   Мы все ;хали. Горы обрисовывались ясн;е. Сквозь густой л;съ, сплошной массой покрывавшій ихъ, можно было отличать голые синеватые камни, едва-покрытые мохомъ или р;зко-обнаженные въ обрыв;. Между-т;мъ, солнце начинало жечь нестерпимо. Я не взялъ съ собой кумыса, въ надежд; найдти его у Башкирцевъ, и мн; страшно хот;лось пить. Я сообщилъ объ этомъ Софронову.

   - А вотъ за опушкой деревня должна быть, Янгыслаинъ: тамъ можно найдти кумысу.

   - Да есть у тебя тамъ знакомые?

   - Какъ-же-съ! -  ухмыляясь, отв;чалъ за Софронова другой: - у него тамъ пріятель есть Мукаська.

   - Л;тъ пять назадъ, денегъ ему, собак;, далъ; говоритъ пчелами отдамъ, да вотъ до-сихъ-поръ все отдаетъ, проворчалъ Софроновъ.

   Въ-самомъ-д;л;, вы;хавъ изъ л;су, мы чуть не наткнулись на деревушку, которая вдругъ словно изъ земли выросла. Егерь, соскочившій отворить ворота, ожидая обычной встр;чи собакъ, взялъ-было кнутъ въ руки, но, къ удивленію, нге было тихо кругомъ, будто вымерло. ;демъ дал;е - ни души. Двери избъ и ворота были затворены; н;которыя окна прикрыты лубками, у бол;е-зажиточныхъ - ставнями.

   - Э! да они ужь откочевали! - сказалъ СоФроновь:- рано же поднялись!

   - Глядь-ка и твой-то пріятель на дачу пере;халъ, - зам;тилъ егерь, кивнувъ головой на сбоченившуюся избушку.

   - Да еще и окна забилъ, чтобъ стеколъ не украли, прибавилъ другой, намекая на брюховины, которыя въ избушк; зам;няли стекла.

   Д;лать нечего, пришлось ждать. Наконецъ, про;хавъ еще дв; пустыя деревни и перер;завъ коммерческій трактъ, который идетъ изъ Белебея черезъ Стерлитамакъ въ Верхнеуральскъ, мы круто повернули вл;во, и горы стали прямо передъ нами. На подошв; ихъ, почти въ ущель;, была разсыпана довольно-большая деревня. Пере;хавъ въ бродъ горную р;чку, которая неслась по каменистому дну, мы про;хали ряды избушекъ, выстроенныхъ по планту, какъ говорятъ Башкиры, обогнули деревянную мечеть съ остроконечнымъ минаретомъ и остановились у выштукатуреннаго девятиоконнаго съ мезониномъ дома: это былъ домъ Башкирца.

   Въ глуши, въ Башкиріи, въ б;дной деревушк; за 100 верстъ отъ ближайшаго города, который самъ похожъ на деревню, найдти подобный домъ было бы пріятной неожиданностью, еслибъ я не былъ предупрежденъ. Махметъ Абдрахимычъ, какъ на русской ладъ называли хозяина, былъ прежде кантоннымъ начальникомъ; теперь онъ занимался торговлей.

   Пользуясь м;стностью деревни, которая была на рубеж; горъ, онъ вым;нивалъ горнымъ Башкирцамъ все для нихъ необходимое на зв;риныя шкуры или другіе ихъ продукты, и бралъ барыши на томъ и другомъ. Махметъ Абдрахимычъ былъ намъ знакомъ, и зеленыя ворота его дома, несмотря на его отсутствіе, сейчасъ намъ отворились.

   Все кругомъ носило см;шанный характеръ европеизма, перед;ланнаго на азіатскій ладъ. Домъ, какъ я сказалъ, былъ по наружности хоть куда, въ 9-ть оконъ на улицу и 7-мь въ переулокъ, и очень напоминалъ одинъ знакомый пом;щичій домъ; но рамы и ставни были выкрашены ярко-зеленой краской; мезонинъ и крыльцо подпирались вычурными тоненькими колоннами. Ширины онъ былъ въ одну комнату и весь перегороженъ на н;сколько частей; сзади по всей длин; шла галерея также съ колоннками, и окна вс;хъ комнатъ выходили съ одной стороны на улицу, съ другой на эту галерейку.

   Внутри дома та же см;сь Европы съ Азіей. Дверь въ с;ни была обита малиновымъ сафьяномъ съ зелеными сердечками кружками и каемками, убитыми бронзовыми гвоздиками. Въ первой, самой большой комнат;, меня пріятно встр;тилъ мягкій диванъ на пружинахъ и порядочное зеркало въ ор;ховой рам;, пріобр;тенные хозяиномъ отъ какого-то управляющаго заводомъ. На ст;нахъ двои часовъ, до которыхъ Азіатцы большіе охотники: одни съ кукушкой, другіе подъ стекляннымъ колпакомъ, оклееннымъ по краямъ бумагой, въ зеленомъ, подъ цв;тъ ставнямъ, футляр;. На окн; чалма, свитая изъ добраго десятка аршинъ б;лой кисеи; въ углу непрем;нный м;дный умывальникъ съ полотенцомъ.

       Но тутъ собственно и кончалось владычество цивилизаціи. Въ сл;дующихъ, гораздо-меньшихъ комнатахъ, была уже Азія: широкія нары вокругъ ст;нъ, устланныя коврами или войлоками, съ горою перинъ, подушекъ, богатые халаты, тюбетейки на гвоздикахъ, шкафъ съ маленькими чашечками и прочей чайной посудой и, наконецъ, въ посл;дней, въ углу, большая кадка съ кумысомъ, закрытая отъ мухъ крышкой, и на ней деревянный ковшъ и м;шалка. За этой комнатой были с;ни, а тамъ еще комната съ азіатскимъ каминомъ, въ которую уединились хозяйскія жены.

   - А много ихъ было? - спросила, съ скрытымъ любопытствомъ хозяйка дома, прервавъ моего пріятеля.

   - Только дв;,- отв;чалъ онъ.- Ныньче Азіатцы р;дко пользуются и этой роскошью; у большой части всего одна. Но мой хозяинъ былъ богатъ и незадолго позволилъ себ; взять молодую жену, заплативъ за нея тысячу рублей калыма. Старая занималась у него хозяйствомъ; молодая...

   - И вы ее вид;ли? спросила снова Катерина Петровна.

   - Очень-хорошо. У нихъ выходитъ изъ обыкновенія прятаться или закутываться.

   - И хороша она?

   - Да не дурна, но страшно наб;лена и нарумянена, брови и р;сницы насурмлены, ногти выкрашены. Впрочемъ, когда я у;зжалъ и она вышла на галерейку въ шелковомъ бешмет; и бархатной шапк;, опушенной бобромъ съ золотыми галунами и кисточкой, она была довольно-эффектна.

   - Дурно же вы заплатили за гостепріимство!- насм;шливо зам;тила Катерина Петровна.

   - Напротивъ, отв;чалъ Локтевъ очень-серьёзно: - я его строго уважаю, и не она играетъ роль въ моемъ разсказ;.

   - Виновата, я васъ прервала, сказала хозяйка.

   Локтевъ продолжалъ:

   Въ этотъ день, сд;лавъ пере;здъ верстъ въ 50-тъ, я не располагалъ охотиться. Поваръ мой, бывшій со мной въ качеств; егеря, приноровливаясь къ м;стнымъ средствамъ и обычаямъ, сд;лалъ бишбармакъ и отличную салму, приправивъ ее крутомъ (башкирскимъ сыромъ). Благодаря л;тнему зною и отъ давнр-томившей меня жажды, я выпилъ огромную чашку кумысу, непринявъ въ разсчетъ, что онъ гораздо-кр;пче моего домашняго. Вскор; у меня закружилась голова; я свалился на диванъ и заснулъ, какъ убитый.

   Когда я проснулся, былъ уже часъ шестой. Жаръ значительно уменьшился; кругомъ меня была мертвая тишина, и только миріады мухъ жужжали по комнат;. Въ с;няхъ Софронычъ, стащивъ съ наръ н;сколько огромныхъ подушекъ, спалъ на нихъ подъ т;нью л;стницы; на лавкахъ крыльца спали другіе слуги. Я взялъ фуражку, легонькое охотничье ружье и незам;тно вышелъ бродить по окрестности.

        Только шагъ за ворота, и я былъ лицомъ къ лицу съ природой...

            Три горы стояли передо мною: Красная Гора, Срединная и Кол;нно-поклонная (я перевожу названья).

         Дв; первыя названы, одна по цв;ту камня, другая - по положенію; про третью существуетъ преданіе.

        Какая-то старуха-Башкирка, по об;ту взошла на нее на кол;няхъ: я бы не въ-состояніи былъ сд;лать этого. Крайнія горы, сходясь, образовали долину; средняя сзади замыкала ее. Эта долина, начинающаяся отъ Срединной Горы ущельями, уб;гала отъ горъ легкимъ скатомъ, который, расширяясь, переходилъ въ необозримыя волнистыя поля и вдалек; сливался съ небомъ.

      Изъ двухъ ущелій, образованныхъ среднею горою, столкнувшеюся съ крайними, шумя и дробясь о камни, падали два ручья. У подошвы они соединялись, принимали въ себя десятки ключей, которые сочились изъ земли и образовывали р;чку Зиганку.

       Я ничего не видалъ мил;е и прихотлив;е этой р;ки: то она неслась съ шумомъ и п;ной по кремнистому, сильно-наклонному дну, ус;янному валунами, и была мелка и тоща водами, то вдругъ затихала въ глубокихъ плёсахъ, потомъ разв;твлялась и об;гала зеленые, какъ изумрудъ, острова, среди которыхъ сплошь подернутыхъ сонной травой, одиноко высились н;сколько осокорей, то опять соединяла воды и неслась плавно въ низкихъ берегахъ, закрытыхъ ветлой, купавшей въ ней свои гибкія, густыя в;тви.

   Домъ моего хазрета (пріятеля), Мухаммеда Абдрахимова, стоялъ въ конц; деревни, на краю горы. Я вышелъ въ сопровожденіи своего неразлучнаго спутника, стараго Тритона, чудесной маркловской собаки, тотчасъ за воротами поворотилъ вправо и, спустясь по крутому скату, очутился въ долин;.

   Сойдя въ нее, я невольно остановился и долго осматривался: такъ жива и разнообразна была картина, раскинувшаяся передо мною. Я колебался, куда идти. Сначала меня едва не подманило дальнее болото, лежащее на самомъ низкомъ покат; долины, которое только привычный глазъ могъ различить по яркой зелени, да пигалицамъ, носившимся надъ нимъ. Потомъ голые, изрытые впадинами утесы и сумрачное ущелье повлекло меня къ себ; своей таинственной дикостью; я повернулъ къ нему.

   Я шелъ легко въ своихъ охотничьихъ сапогахъ по каменистому берегу, изъ котораго то сочились, то пробивались холодные и чистые, какъ хрусталь, ключи, и на душ; у меня было особенно-св;тло и отрадно. Невольно я началъ расп;вать вполголоса какія-то итальянскія аріи, вывезенныя въ ту зиму изъ Петербурга, и мн; было и см;шно и весело, что музыку Беллини и Донизетти, въ которой, н;сколько м;сяцевъ назадъ, восхищали меня Віардо и І'убини въ Большомъ Театр;, я, странствующій диллеттантъ, завезъ въ горы Башкиріи.

   Шелъ и такъ, Богъ-в;сть о чемъ думая, довольно-долго, пока, наконецъ, р;чонка едва не вывела меня изъ терп;нія. То она прямо перес;четъ мн; дорогу, и я перехожу черезъ нее или по высунувшимся изъ воды камнямъ или по переброшенному съ берега на берегъ дереву, то вдругъ очутится справа или сл;ва и заставитъ меня д;лать крутые обходы. Наконецъ, голый обрывистый утесъ загородилъ ма; путь, и я поневол; долженъ былъ остановиться.

   Къ-тому же я усталъ порядочно, выбралъ выдавшійся, покрытый мохомъ камень, сбросилъ фуражку, оперся на ружье и, прислонясь къ утесу, очень-удобно ус;лся; мой в;рный Тритонъ улегся у меня въ ногахъ.

   Тутъ я только зам;тилъ, что, несмотря на долгій путь, я ушелъ вовсе недалеко; въ н;сколькихъ десяткахъ саженяхъ отъ меня, въ полугор; торчали крайнія избушки деревни. Но зато трудно было найдти точку, съ которой видъ представлялся бы полн;е.

   Я находился на самомъ высокомъ краю долины, гд; она примыкала къ задней гор;. Солнце было довольно-низко, и почти-горизонтальные лучи его начали принимать тотъ н;жно-розовый, золотистый цв;тъ, который им;етъ свойство такъ роскошно окрашивать вс; видимые предметы. Сзади меня высился и нависъ утесъ; его неровные обрывы то р;зко выдавались, ярко осв;щенные лучами, которые прямо ударялись въ него, то уб;гали въ глубь, темные и неопред;ленные. Вл;во начиналось ущелье; полныя сумерки уже наступили въ немъ, и сквозь нихъ только пробивалась б;лая п;на ручья, который, вдругъ вырываясь на св;тъ, чудно искрился и какъ алмазъ переливался огнями. По въ глуби ущелья ничего не было видно; густой туманъ поднимался б;лой пеленой и вм;ст; съ сумерками закрывалъ картину.

   Вл;во была опять гора, крутая, сплошь-застланная густымъ, мрачнымъ, в;ковымъ л;сомъ, зато прямо передо мной разстилался чудный ландшафтъ. Почти у моихъ ногъ р;ка стояла глубокой плёсой и, несмотря на глубину ея, можно было вид;ть на дн; каждую мелкую гальку. Вдоль по долин; мн; вид;нъ былъ весь излучистый б;гъ ея; видно было, какъ она уклоничиво об;гала острова, то закрывалась т;нистыми берегами, то, вырываясь изъ нихъ, какъ зм;я, блест;ла и извивалась на солнц;, пока плотина не загораживала ей дороги и не заставляла ея разлиться широкимъ прудомъ, группы дикихъ утокъ и домашнихъ гусей черными точками скользили по его гладкой, какъ зеркало, поверхности. Надъ плотиной томнымъ силуэтомъ обрисовывалась мельница, и б;лая пыль надъ колесами стояла радугой. Дал;е шло необозримое волнистое поле, все ярко-осв;щенное красноватымъ св;томъ и испещренное деревушками, и гд;-то далеко, почти на самомъ горизонт;, отд;лясь отъ земли, гор;лъ, какъ огонь, золотой крестъ заводскаго храма, тогда-какъ изъ-за горы доносился до меня протяжный, монотонный голосъ азанчи, призывающій мусульманъ къ вечерней молитв;...

   Не знаю, случалось ли вамъ испытать то странное, чудно-пріятное и вм;ст; томительное состояніе духа, когда, вечеромъ, въ тихія сумерки сидишь одинъ-на-одинъ съ природой и, нич;мъ-неразвлекаемый, вполн; отдаешься ея созерцанію. Сначала зр;ніе какъ-будто пріобр;таетъ особенную силу, оно вр;зывается въ самые отдаленные предметы и словно проникаетъ въ ихъ недосягаемую глибину; потомъ эта же самая сила сообщается вашей мысли; вы чувствуете, что шире и глубже смотрите на вещи, что ближе къ вамъ стала вся природа, какъ-будто она хочетъ открыть передъ вами свои недосягаемыя, запов;дныя тайны, и вдругъ, Богъ-в;сть, отчего вамъ становится грустно, такъ грустно, что сердце заноетъ... и есть какая-то горькая отрада въ этой безвыходной тоск;, словно хочется кого-то издалека призвать къ себ;, хочется кому-то высказаться, съ к;мъ-то слиться всей переполненной чудными ощущеніями душой...

   Къ такомъ странномъ состояніи духа былъ и я. Никого изъ особенно-близкихъ не оставилъ я въ т;хъ дальнихъ краяхъ, изъ которыхъ, посл; долгаго отсутствія, только-что возвратился; никого не жаль было мн;, ни въ кого влюбленъ не былъ я - а между-т;мъ, мн; кого-то хот;лось вид;ть. Богъ-в;сть, по комъ мн; было грустно! Глаза мои неподвижно устремились на какую-то дальнюю, неопред;ленную точку, и между-т;мъ, какъ я пытался опред;лить, кого бы хот;лъ я въ настоящую минуту перенести къ себ;, отъ этой самой пытливости встрепенулась ц;лая вереница воспоминаній и быстро проносилась передо мною, и много, много изъ моего прошлаго я пережилъ снова въ эти минуты.

   Вдругъ мой Тритонъ повернулъ голову и тихо заворчалъ. Я оглянулся и въ десяти шагахъ отъ себя, на берегу р;ки, увид;лъ женщину. Это была Башкирка, и, судя по двумъ косамъ, унизаннымъ монетами, замужняя. На ней былъ обыкновенный простой костюмъ Башкирокъ: длинная синяя рубаха и на голов; б;лое покрывало, котораго концы спускались до пояса. Черезъ правое плечо у нея перегнулось коромысло съ двумя ведрами; она, казалось, только-что хот;ла зачерпнуть воду, но, увид;въ меня, вдругъ остановилась.

   По естественному любопытству, я сталъ всматриваться въ ея молодое и св;жее лицо, и первое, что поразило меня, что, встр;тивъ мой взглядъ, она не отвернулась и не закрылась. Потомъ, будто что-то знакомое показалось мн; въ ея чертахъ; я сталъ припоминать и вдругъ узналъ се.

   - Изикэй! - сказалъ я, невольно вскочивъ и подходя къ ней: - Изикэй!

   Я вид;лъ, какъ у нея вспыхнуло лицо; она быстро прикрыла его б;лой чадрой, однакожъ такъ, что глаза остались незакрыты, и, стыдливо склонясь и смотря на меня, сказала:

   - Узналъ?

   Но тутъ я долженъ сд;лать отступленіе.

   Верстахъ въ двухъ отъ нашего им;нія, жила б;дная вдова Башкирка. Мужъ ея много помогалъ моему д;ду въ покупк; у Башкирцевъ земли, на которой впосл;дствіи и заселена была деревня. Поэтому, когда онъ умеръ, оставя въ насл;дство своей жен; дочь и пустую избу, вдова пользовалась изъ нашего дома вс;мъ для нея необходимымъ и часто бывала у насъ; съ ней вм;ст;, держась за полу ея платья, приходила и дочь ея. Мн; было тогда л;тъ десять, и я жилъ въ деревн;. Маленькая Башкирка мн; понравилась, я любилъ играть съ ней и плакалъ, когда она долго не приходила. Всл;дствіе этого, Изикэй была всегда чисто од;та, и ей вел;но было каждый день ходить ко мн;. Потомъ меня отвезли въ Петербургъ. Когда я прі;зжалъ въ сл;дующій разъ, мн; было л;тъ 15-ть, Изикэй л;тъ 9-ти, она сначала дичилась меня, но я ее прикормилъ конфектами, и она снова привыкла ко мн;. Въ посл;дній разъ передъ встр;чей, про которую я разсказываю, я ее вид;лъ л;тъ за пять. Я тогда служилъ еще въ военной служб; и прі;зжалъ въ отпускъ. Изикэй попрежнему часто ходила къ намъ въ домъ; но ей тогда было л;тъ 14-ть, и она уже закрывала лицо рукавомъ всякій разъ, какъ я говорилъ съ нею. А какъ она тогда уже была прехорошенькая и об;щала много, то это не м;шало намъ говорить съ ней довольно-часто. Потомъ я у;халъ и, разум;ется, совершенно забылъ про нее.

   Но, встр;тивъ Изикэй такъ неожиданно, встр;тивъ ее въ минуту чуткой настроенности, окруженною чудесной обстановкой природы, я ей много обрадовался, такъ обрадовался, какъ радуешься только встр;чи съ близкими сердцу. Въ вообряженіи у меня мгновенно пролет;ло все мое д;тство - безпечное, счастливое, в;чно окруженное горячими ласками, любовью и заботами. Она мн; живо напомнила весь этотъ маленькій домашній міръ тетушекъ, бабушекъ, нянекъ, мамокъ и дядекъ, которыхъ лица память не рисуетъ мн; иначе, какъ съ добродушной улыбкой на устахъ, съ озабоченнымъ и вм;ст; чудно-добрымъ взглядомъ - весь этотъ дряхл;вшій міръ, который съ такой н;жностью и надеждами, лел;ялъ мое д;тство, и изъ котораго р;дкому удалось вид;ть мою юность.

   Изикэй теперь было л;тъ 20. Изъ хорошенькаго ребенка, она сд;лась прекрасной женщиной. Дв; большія, темнорусыя косы, унизанныя серебряными монетами, были переброшены черезъ плечи на грудь; лицо у нея было, какъ у вс;хъ Башкирокъ, просто и нер;зко обрисовано; но въ его мягкихъ, пріятныхъ чертахъ было разлито какое-то расположеніе къ н;г;, къ страстности. Я вамъ сказалъ уже, что весь ея нарядъ состоялъ изъ б;лой чадры и длинной синей рубахи, отороченной на груди красной лентой; но самая простота этого наряда много красила ее. Сквозь его совершенно-свободную оболочку при каждомъ движеніи можно было угадывать весь очеркъ стана высокаго, кр;пкаго, стройнаго... Изикэй была очень-хороша.

   - Изикэй, ты меня узнала? спросилъ я, подойдя къ ней.

   - Я тебя тотчасъ узнала, отв;чала она.

   Надобно вамъ сказать, что Изикэй довольно-хорошо говорила по-русски и употребляла "ты" не всл;дствіе короткости, а по привычк; вс;хъ Азіатцевъ.

   - Какимъ-образомъ ты зд;сь?

   - Замужемъ, отв;чала она: -- ты разв; не зналъ?

   - Давно?

   - Года два.

   - Гд; же ты живешь?

   Она указала на крайнюю избушку, которая выглядывала въ полугор;.

   - Помнишь, Изикэй, какъ ты бывала у насъ?

   - Помню, отв;чала она, вздохнувъ: - хорошо было, тогда!

   - А теперь?

   - Теперь работа, тяжело теперь: мужъ есть...

   - Любитъ онъ тебя? спросилъ я.

   - Любитъ, больно-любитъ, да не хорошо любитъ.

   - Отчего же?

   Она замялась немного, хот;ла что-то отв;тить, но не знаю, затруднилась ли въ выраженіи, или просто сконфузилась, только сильн;е стала закрываться чадрой, отвернулась и вдругъ, взглянувъ въ сторону, торопливо опустила ведро и быстро проговорила:

   - Уйди! уйди!

   - Что съ тобой? спросилъ я.

   Она мн; не отв;чала ни слова и, зачерпывая воду, указала головою на гору.
   Я оглянулся.

     Вдоль по гор;, отъ деревни, которая была разбросана по ея скату, вилась дорога. Сначала она была довольно-торна, но потомъ, поднимаясь выше и выше, все съуживалась и, наконецъ, почти тропой л;нилась но косогору, проходила надъ нашей головой и терялась въ ущель;.

      По этой тропинк; ;халъ Башкирецъ. Онъ сид;лъ верхомъ на маленькой, тощей лошадёнк;, запряженной въ передки. Между колесъ, на оси, былъ привязанъ улей. Все это я едва могъ угадать по привычк;: такъ далеко и высоко надъ нами была эта фигура.

   - Кто это? - спросилъ я, стараясь вгляд;ться.

   - Мужъ; уйди, пожалуйста! - сказала Изикэй, торопясь зачерпнуть воды; но, какъ нарочно, ведро сорвалось у нея и упало.

   Я отодвинулся назадъ и прислонился къ утесу, такъ-что сверху нельзя было меня зам;тить.

   Оттуда я любовался Башкиркой. Она нагнулась надъ р;кой и старалась пойматъ коромысломъ ведро, которое увертывалось на вод;. Изгибъ ея тонкаго и стройнаго стана обрисовался ясн;е, лицо разгор;лось яркимъ румянцемъ, и вся она, молодая и св;жая, ярко осв;щенная закатывавшимся солнцемъ, была очень-хороша.

   Вдругъ странная, капризная мысль мелькнула у меня въ голов;. Мн; стало досадно, что какой-нибудь Башкирецъ можетъ м;шать моему разговору.

   - Изикэй, - спросилъ я: - ты боишься мужа?

   Она молчала.

   - Послушай! Мн; хочется вид;ть его. Я провожу тебя и ты мн; покажешь свою юрту.

   - Ай, н;тъ, н;тъ! - торопливо и тихо проговорила она, неповертывая головы.- Онъ и такъ, когда сердитъ, зоветъ меня барыней, говоритъ, что я кого-то люблю...

   - А, такъ онъ ревнивъ! - сказалъ я.- Послушай, Изикэй, когда жъ я тебя увижу?

   Она опять молчала.

   - Завтра? - спросилъ я.

   - Завтра рано мы въ кочевку идемъ.

   - Далеко?

   - Верстъ двадцать.

   Пов;рите ли, что въ эту минуту мн; стало страшно-досадно и больно? Какъ-будто я любилъ Изикэй, какъ-будто я давно и страстно ждалъ свид;ться съ нею...

   - Что жь? такъ мы не увидимся? - спросилъ я съ невольной досадой.

   Она подняла ведра на плечи и, обернувшись ко мн;, вздохнувъ, отв;чала:

   - Нельзя.

   - Теб; лучше знать,- сказалъ я.- Какъ хочешь!

   Въ это время Изикэй пошла домой. Узкая тропинка, на которую ей сл;довало идти, пролегала мимо меня.

   Поравнявшись со мной, она посмотр;ла мн; въ лицо и сказала:

   - Не сердись, пожалуйста; мн; и такъ горько!

   - Я не сержусь,- отв;чалъ я: - а мн; досадно. Я скоро у;ду и опять надолго. Мы, можетъ-быть, и не увидимся.

   Изикэй остановилась въ нер;шимости. Въ лиц; ея было зам;тно сильное волненіе; въ черныхъ глазахъ отражалось какое-то внутреннее смущеніе, которое имъ придавало особенный, чудесный св;тъ.

   - Какъ же быть? - спросила она, пристально смотря на меня и будто желая на моемъ лиц; прочесть отв;тъ.

   Каюсь: въ эту минуту я любовался ея смущеніемъ и ни за что не хот;лъ разр;шить его.

   - Какъ знаешь! - холодно отв;чалъ я.

   Она еще н;сколько мгновеній грустно смотр;ла на меня, потомъ сд;лала движеніе, чтобъ идти. Рука Изикэй св;силась черезъ коромысло; я остановилъ ее за руку.

   - Такъ что жь? мы не увидимся? - спросилъ я.

   Щеки Изикэй сильно зарумянилось, глаза ея вдругъ облились какой-то влагой; она быстро осмотр;лась кругомъ, опять обернулась ко мн; и неровнымъ голосомъ тихо и скоро проговорила:

   - Въ полночь, вонъ у этого дерева.

   Она указала въ сторону, отдернула руку и съ тяжелыми ведрами едва не поб;жала въ гору.

   Немного погодя, я вышелъ изъ своей засады. Кругомъ не было ни души. Начинало смеркаться. Ущелья и р;ка словно затопились паромъ. Въ душистомъ, влажномъ воздух; была тишина мертвая, и только изр;дка бубенчики, привязанные къ ше; лошади, чтобъ легче было отъискать ее, дребезжали гд;-то въ л;су.

   Я пошелъ къ дереву, на которое мн; указала Изикэй. Эта была высокая, одинокая осокорь. Она стояла на остров;, густо-усаженномъ по берегамъ ветлою и почти примыкающемъ къ противоположной гор;. Осмотр;въ м;стность, я старался зам;тить дорогу, что, по излучистому, иногда раздвоившемуся б;гу р;ки и множеству островковъ, было для непривычнаго довольно-трудно; потомъ медленно побрелъ домой и, сознаюсь, въ глупомъ самолюбіи, былъ очень-доволенъ.

   Когда я возвратился домой, были ужь сумерки. Самоваръ, который у Татаръ им;етъ талантъ закипать въ пять минутъ, давно ждалъ меня. Софронычъ, страшный охотникъ до чаю, ждалъ еще съ большимъ нетерп;ніемъ. Напившись, я отдалъ самоваръ въ распоряженіе егерей, которые, поставивъ его на крыльц;, ус;лись вкругъ и принялись пить.

   "На войн;, какъ на войн;", говорятъ французы. Люблю я въ отъ;зжемъ пол; или на рыболовств; подс;сть къ кружку егерей или рыбаковъ и послушать ихъ веселую, сдобренную иногда крупной солью, бес;ду. Къ-тому же, въ дом; было темно, пусто и отзывалось какимъ-то мыльнымъ запахомъ, неизб;жнымъ во вс;хъ татарскихъ домахъ и лачужкахъ, по которому можно тотчасъ узнать и отличить ихъ. Поэтому я вышелъ также на крыльцо, закурилъ сигару и ус;лся на ступеньк;, въ ув;ренности, что, зная мою привычку, егеря мои не будутъ ст;снять себя ради моего присутствія.

   - Вотъ, сударь, - сказалъ Софроновъ, попивая чай съ сотами, которыхъ наша хозяйка поставила передъ нимъ ц;лое блюдо.- В;дь говорилъ я, что не будетъ теперь ни медв;дя, ни оленя: такъ оно и есть.

   - А теб; кто сказывалъ? - спросилъ я.

   - Да я охотника призвалъ, и онъ то же сказалъ. Да гд; онъ? ;й, Хазретъ! -закричалъ Софроновъ.

   Изъ-за крыльца вышелъ Башкирецъ въ истасканномъ синемъ кафтан; и скинулъ войлочный малахай.

   Онъ мн; подтвердилъ слова Софронова и на разспросы о другой дичи, сказалъ, что по горамъ водится много тетеревей. Я былъ не въ дух; толковать объ охот; и, удовольствовавшись этимъ, хот;лъ его отпустить, но Софроновъ, им;вшій привычку изъ каждой по;здки извлекать вс; удовольствія, остановилъ Башкирца.

   - Намъ старшина сказывалъ, что ты на чебызг; хорошо играешь; ну-ка, съиграй барину что-нибудь, да горломъ подтяни,- сказалъ онъ.

   - Можно, отв;чалъ Башкирецъ, приготовившійся, какъ видно, напередъ показать свое искусство и вынулъ тотчасъ изъ-за пазухи чебызгу.

   Чебызга - родъ дудки съ ладами, инструментъ чисто-башкирскій, который, говорятъ, составляетъ странное явленіе въ ряду духовыхъ инструментовъ. Чтобъ играть на ней, Башкирецъ упираетъ ее верхнимъ концомъ въ глазной зубъ и, скрививъ ротъ, поддерживаетъ ее нижнею губою. Другой инс.трументъ, который мн; тоже нигд; не случалось слышать, кром; Башкиріи - горло. Башкирецъ, дикій питомецъ степей, горъ и л;совъ, не хитеръ на изобр;тенія. Тамъ, гд; можно выр;зать дудку, онъ ср;жетъ ее и сд;лаетъ чебызгу; тамъ, гд; н;тъ дудки, онъ играетъ на горл;. Для этого онъ полураскрываетъ ротъ и издаетъ какіе-то странные, иногда необыкновенно-сильно вибрирующіе гортанные звуки, совс;мъ-непохожіе на п;ніе, а скор;е на какой-то дикій инструментъ. Это, кажется, очень-просто, а между-т;мъ не всякій это сд;лаетъ; и услыхавъ въ первый разъ игру на горл;, вы не узнаете звуковъ - такъ необыкновенны они.

   По верхъ музыкальнаго искусства, по понятіямъ Башкирца - это соединеніе обоихъ инструментовъ, чебызги и горла. Чтобъ быть въ ихъ глазахъ истиннымъ артистомъ, надобно играть на чебызг; и аккомпанировать себ; горломъ; такъ сд;лалъ и мой виртуозъ.

   Вынувъ инструментъ изъ-за пазухи и осмотр;въ, не раскололся ли онъ, Башкирецъ приставилъ чебызгу къ зубу, надулся, сколько позволяли лёгкія, и заигралъ.

   Трудно передать впечатл;ніе этой музыки. Башкирецъ затянулъ одну гортанную низкую ноту и вм;ст; съ т;мъ заигралъ п;сню. Сначала меня поразила необыкновенная сила его груди: н;сколько минутъ, непереводя духа, онъ п;лъ и игралъ. Въ качеств; диллеттанта, им;вшаго абонированное кресло въ опер;, я не могъ не отдать должной справедливости его груди и нашелъ, что онъ съ большимъ усп;хомъ могъ бы зам;нить надувальный м;хъ въ любой кузниц;.

   Потомъ, однакожь, музыка взяла свое. Эта длинная, заунывная башкирская п;сня, безпрерывно-переливающаяся изъ ноты въ ноту и в;чно-кончающаяся однимъ долгимъ, протяжнымъ и дребезжащимъ, какъ плачъ, звукомъ, эта однообразная, непрестанно-слышимая сквозь вс; переливы п;сни гортанная нота д;йствуетъ сильно на нервы и невольно рисуетъ воображенію какую-то безпред;льную, голую степь, мертвую, пустынную, по которой только б;лый ковыль переливается и колышется, какъ однообразная, безбрежная морская зыбь.

   Но въ этотъ вечеръ я не былъ расположенъ къ мечтательности. Уложивъ Тритона, который вздумалъ-было подтягивать Башкирцу, я спросилъ хл;ба и началъ прикармливать двухъ ощипанныхъ хозяйскихъ собакъ, которыя гляд;ли на меня очень-неблагосклонно. Сначала он;, однакожь, выдерживали характеръ и ;ли шарики, которыя я имъ бросалъ, сохраняя враждебный видъ, но потомъ мало-по-малу смягчились и, р;шившись подойдти ко мн;, начинали посматривать на меня ласковымъ взглядомъ.

   Это невинное занятіе начинало мн; нравиться, въ-особенности при вид; усп;ховъ, которые я д;лалъ въ сердцахъ собакъ, какъ вдругъ оно было прервано приходомъ неожиданнаго пос;тителя, разогнавшаго моихъ питомцевъ. Пос;титель этотъ былъ Башкирецъ. Смиренно вошелъ онъ въ ворота, подошелъ къ крыльцу, поклонился мн; и сталъ возл; музыканта. Онъ былъ низокъ и широкоплечъ. Судя по бронзово-смуглому лицу, съ широкими скулами и длиннымъ приплюснутымъ на конц; носомъ, ему можно было дать л;тъ сорокъ. Р;дкая темнорусая бородка торчала клиномъ. Небольшіе с;рые глаза были живы, но большею частью какъ-то глупо потуплены. Я бы не обратилъ вниманія на этого вновь-пришедшаго Башкирца и готовъ былъ счесть его за з;ваку, пришедшаго посмотр;ть на прі;зжихъ, но мой Софроновъ, увидавъ его, воскликнулъ съ тономъ легкой насм;шки:

   - А! Абдулъ Мазитычъ! Здорово живешь?

   - Здорово, Иванъ Софронычъ, - отв;чалъ Башкирецъ, взглянувъ на него и снова нотупясь.

   - Что скажешь?

   - Да вотъ къ Мухаммедъ Абдрахимычъ пришелъ; крупа мала-мала надо.

   - Дома н;тъ Мухаммедъ Абдрахимыча, въ городъ лежать пошелъ.

   - Нешто, отв;чалъ Абдулъ.

   Надобно вамъ сказать, что Башкирцы, вм;сто словъ: пробыть, остаться, прожить, говорятъ "лежать": они этимъ очень-хорошо выражаютъ свое лучшее времепровожденіе. Русскіе, въ разговор; съ ними, чтобъ быть понятн;е, подд;лываются къ ихъ манер;.

   - А твоя, сударь, - сказалъ Башкирецъ, обращаясь ко мн;: - см;ю спросить, давно изъ Петербургъ пришелъ?

   Меня этотъ вопросъ удивилъ порядочно.

   - Недавно, отв;чалъ я.- Да ты разв; меня знаешь?

   Башкирецъ ухмыльнулся.

   - Какъ не знать, сударь! Вотъ какъ ты такой еще былъ, такъ я ужь зналъ тебя.

   Онъ растопырилъ черную руку и опустилъ ее на аршинъ отъ земли. Я посмотр;лъ на Софронова, тотъ меня понялъ.

   - Разв; вы не помните, сударь, Абдулку заводскаго, на поташномъ завод; что жилъ?

   Я, въ-самомъ-д;л;, началъ припоминать что-то подобное.

   - Какъ же-съ! - продолжалъ Софроновъ.- Онъ все около насъ жилъ, пока не женился. Да вы, чай, и жену-то его помните, къ вамъ играть ходила, Изикэйкой звали.

   - А! невольно - сказалъ я, снова осмотр;въ Абдула.

   Онъ стоялъ потупясь, съ очень-глупымъ выраженіемъ лица и молчалъ, какъ-будто про него и р;чи не было.

   - Ну, а что жена твоя? здорова? - спросилъ Софронычъ.

   - Нисяго, живетъ!- отв;чалъ Башкирецъ.

   - Вишь какую хорошенькую подтибрилъ! Губа-то не дура! - продолжалъ Софронычъ.- Что? чай, д;ти есть? А? бараньчукъ есть?

   - Н;тъ бараньчукъ, - отв;чалъ Башкирецъ.

   - А другой жены н;тъ? а?

   - Н;тъ.

   Софронычъ пересталъ разспрашивать. Абдулъ, кажется, остался этимъ доволенъ; а музыкантъ, увид;въ, что вс; заняты разговоромъ, давно прекратилъ музыку и спряталъ чебызгу.

   - А что, см;ю спросить, сударь,- сказалъ Абдулъ посл; н;котораго молчанія, обращаясь ко мн;:- зач;мъ твоя пришелъ?

   - На охоту, отв;чалъ я.

   - Да ваши м;ста лучше, возразилъ онъ: - зач;мъ сюда ходить?

   - Я думалъ, что зд;сь найду медв;дей или оленей.

   - Н;тъ! Какой теперь медв;дь! пора не та! и олень н;тъ! никого теперь н;тъ!

   - Да, знаю, отв;чалъ я.

   Мы опять помолчали.

   Абдулъ верт;лъ въ рукахъ войлочный малахай, какъ-будто что-то у него было на ум;.

   - А что, см;ю спросить, - сказалъ онъ, искоса поглядывая на меня: - долго ваша пробудетъ зд;сь?

   - Теб; на что? - спросилъ я.

   - Такъ! мы такъ спросимъ!- сказалъ онъ, смиренно опустивъ глаза.

   - До завтра, я думаю,- отв;чалъ я.

   - Гм! Нешто! только днемъ жарко больно, лошадямъ тяжело. Ночь пора хороша бы идти, сударь.

   Я не отв;чалъ ни слова. Абдулъ помолчалъ, потомъ поклонился мн;.

   - Ну, прощай!- сказалъ онъ.

   - Прощай! - отв;чалъ я.

   Зат;мъ Абдулъ ушелъ.

   Только-что онъ скрылся за ворота, какъ Софроновъ осмотр;лся и позвалъ потихоньку кучера.

   - Гд; у тебя лошади? - спросилъ онъ.

   - Въ сара;, отв;чалъ кучеръ.

   - А кр;покъ сарай?

   - Кр;покъ.

   - Смотри: Абдулка спрашивалъ, когда ;демъ! Да кром; него зд;сь и другихъ много - какъ разъ сведутъ!

   - Небось! - самоув;ренно зам;тилъ кучеръ.

   - Чего тутъ небось! Какъ сведутъ, такъ и будетъ небось! А ты возл; лошадей ложись. Да и ты бы, братъ А;анасій, продолжалъ Софроновъ, обращаясь къ другому егерю:- и ты бы, братъ, съ нимъ легъ, да и Тритонку взяли бы съ собой; а ихнія-то собаки знаютъ ихъ и лаять не будутъ.

   - А и въ-самомъ-д;л;, отв;чалъ тотъ.- А то отъ Абдулки станется, изъ-подъ носа уведетъ.,

   - Да разв; онъ воръ? - спросилъ я.

   - И, сударь! Да этакого конокрада и св;тъ не производилъ. Пока его не выжили отъ насъ, такъ покоя не было. Что ночь, то пропажа. А все онъ.

   - Да если знали, такъ отчего же не поймали его? - спросилъ я.

   - Да, поймаешь его! Восемь челов;къ еженощно около деревни дозору было. Да что толку - все воруютъ! Мы и караулить бросили! Да. Ну, а какъ пропадетъ скотина, поищешь, поищешь, да Абдулк; же поклонишься.

   - Зач;мъ же?

   - Какъ зач;мъ, сударь? Да в;дь гд; же лошадей-то съискать? Ну, коли пропадетъ лошадь и идешь къ нему, али къ другому конокраду изв;стному, и скажешь вотъ такъ и такъ. Онъ и отв;титъ, можно ли воротить лошадей, али н;тъ. Коли можно, такъ спроситъ, давай вотъ столько-то, поищу. Ну, поторгуешься, да и дашь десять али пятнадцать рублей, и коль ужь деньги взялъ, такъ воротятся лошади -- ужь это в;рно. Или скажетъ, гд; поймать въ л;су, такъ тамъ и съищешь, или просто ночью въ околицу подпустятъ. А коли не взялъ денегъ или поскупился дать, такъ и поминай какъ звали лошадокъ. Спровадятъ ихъ глухими дорогами на линію -- и ищи тамъ ихъ. У меня, года три назадъ, двухъ матокъ укралъ, да, спасибо, за двадцать рублей выкупилъ.

   - Экой ты какой, Иванъ Софронычъ! зам;тилъ другой егерь.- В;дь ему, братецъ ты мой, деньги нужны были; онъ женился тогда, калымъ надо было выплатить. Подумай объ этомъ: в;дь онъ, чай, влюбленъ былъ, братецъ ты мой!

   - Влюбленъ? - спросилъ я, заинтересованный зам;чаніемъ.

   - Какъ же-съ! Туда же влюбился, собака! - зам;тилъ егерь.- Мать Изикэйкина сказывала тогда. Пристаетъ, говоритъ, съ ножомъ къ горлу, что хочешь калыму возьми, да отдай ее. Да н;тъ, та не отдала; говоритъ, челов;къ нехорошій, да и дочь-то не шла - туда же! жениховъ браковала!

   - Такъ какъ же она вышла за него?

   - Да мать-то умерла. Дочь къ себ; дядя взялъ. Абдулка къ нему давай приставать, тотъ запросилъ триста рублей калыма. Что же, сударь! Выплатилъ въ одинъ годъ. Ну, да ужь и досталось же тогда сос;дамъ - что ночь, то покража. Посл; того его и выпроводили сюда.

   - Ну, ужь Абдулъ - прямой обдулъ! - зам;тилъ Софроновъ.

      Дальн;йшій разговоръ не интересовалъ меня.

      Между-т;мъ, на двор; совершенно смерклось.

      На неб; не было ни одного облачка, и кой-гд;, далеко-далеко, чуть проглядывали по немъ зв;зды. Я отпустилъ музыканта, приказавъ ему прійдти рано утромъ, чтобъ вести насъ на тетеревовъ и, отпустивъ людей, улегся въ зал;. Сначала слышно мн; было, какъ они переговаривались въ сеняхъ и укладывались; потомъ изр;дка перебрасывались словами и вскор; замолкли. Кругомъ стала совершенная тишина, и только двое часовъ безпрестанно и несносно чикали у меня надъ головою.

   Не знаю отчего, но я не могъ заснуть. Было ли мн; душно, или непокойно, или просто меня волновало предстоящее свиданье -- только сна не было ни въ одномъ глаз;. Долго я верт;лся съ боку на бокъ; окна кругомъ были закрыты ставнями и ночь была такъ темна, что не просв;чивались ихъ щели. Я всталъ, поднялъ подъемъ, оттолкнулъ ставень: св;жій воздухъ пахнулъ мн; въ лицо, кругомъ все было темно и тихо. Выкуривъ у окна сигару, я опять легъ и долго смотр;лъ на открытое окно, которое рисовалось едва-виднымь четыреугольникомъ на темной ст;н;. Время шло для меня невыносимо-медленно -- не отъ нетерп;нія, а отъ скуки, тишины и какого-то внутренняго, чрезвычайно-непріятнаго безпокойства. Наконецъ мн; показалось, что окно начало обрисовываться р;зче, небо посв;тл;ло, и б;лая труба на крыш; проглянула довольно-ясно. Я догадался, что началъ всходить м;сяцъ. Въ это же время часы у меня надъ головой зашип;ли, и кукушка довольно-хриплымъ голосомъ прокричала одиннадцать.

   Я всталъ, од;лся и вышелъ.

   Мои егеря спали на крыльц;; я прошелъ мимо ихъ безъ всякой предосторожности, но ни одинъ и не пошевелился. На двор; хозяйскія собаки залаяли-было очень-злобно, но, узнавъ меня, тяфкнули нер;шительно раза два, какъ-будто для успокоенія сов;сти, чтобъ никто ихъ не см;лъ упрекнуть, что он; не лаяли, а потомъ отворотили морды и пошли въ сторону.

   Въ это время было полнолуніе. М;сяцъ всталъ изъ-за горъ и св;тилъ такъ ясно-ясно... Вышедъ за ворота, я осмотр;лся. Ни души не видн;лось по улицамъ, только кой-гд; собаки лаяли. Я проскользнулъ вдоль забора. Вдругъ мн; показалось, что чья-то т;нь мелькнула около сарая. Останавливаюсь, прислушиваюсь -- никого н;тъ. Я спустился по гор;, которая, по счастью, была вся въ т;ни; но этой т;нью я пользовался недолго: надо было выступить на долину, всю ярко-облитую св;томъ.

   Трава была влажна отъ вечерней росы и блест;ла ею на лунномъ св;т;. Р;чка тоже то переливалась какъ серебряная бить, то стояла какимъ-то темнымъ зеркаломъ. Въ н;сколькихъ м;стахъ мн; приходилось переходить ее, иногда по выдавшимся на перекат; камнямъ, иногда по переброшенной доск;. Часто какой-нибудь пенёкъ или т;нь дерева р;зко ложившаяся по земл;, казались мн; людьми и заставляли останавливаться и осматриваться. Разъ мн; показалось, что я вижу Изикэй, всю въ б;ломъ, будто поджидавшую меня. Я окликнулъ -- отв;та не было, подошелъ ближе -- это была берёза. Наконецъ я подошелъ къ знакомой осокори; только р;ка, въ этомъ м;ст; довольно-глубокая, отд;ляла меня отъ нея. Черезъ воду лежало бревно; я перешелъ по немъ и очутился на м;ст;. Это былъ, какъ я сказалъ уже, небольшой островокъ. Берега его густо обросли ветлою; въ середин; образовалась маленькая поляна, на которой одиноко стояла высокая осокорь, голая внизу и широко раскинувшая в;тви у вершины.

   Я подошелъ къ дереву; изъ-подъ ногъ у меня вдругъ выскочилъ заяцъ, можетъ-быть, тоже пришедшій на какое-нибудь свиданіе, и, признаюсь, испугалъ меня нечаянностью; я осмотр;лся, прислушался -- н;тъ никого; все стояло неподвижно, будто дремало; кругомъ такъ тихо, тихо... Я пришелъ еще рано.
   Отъ подошвы дерева ничего не было видно, кром; густой ветлы, сквозь которую въ чащ; корней и листьевъ проглядывала какая-то особенно-черная тьма; надъ ветлами высились верхушки горъ, надъ ними небо, ус;янное зв;здами; сл;довательно, только горы, да зв;зды могли вид;ть насъ.

   У того м;ста, гд; черезъ р;ку лежало бревно, между кустовъ, прор;зывалась узкая тропинка. Это былъ единственный путь, по которому можно было попасть на островъ. Тутъ я р;шился ждать Изикэй. На мн; былъ кожанъ (родъ пальто изъ кожи). Я сбросилъ его на землю, чтобъ предохраниться отъ сырости, и легъ на него.

   Теперь я нахожу, что ждалъ я, должно-быть, недолго, но тогда мн; казалась невыносимо-долга каждая минута. Я смотр;лъ несводя глазъ въ темную чащу противоположныхъ кустовъ; иногда я отводилъ ихъ, чтобъ лучше прислушиваться; ухо мое было чутко настроено, и мал;йшій шорохъ доходилъ до него. Есть среди самой глубокой ночной тишины какіе-то странные звуки... птица ли шевелится гд;-нибудь на в;тк;, рыба ли плещется на вод;, зв;рь ли какой шумитъ въ кустахъ. И вс; эти звуки ясно долетали до меня, и при всякомъ изъ нихъ кровь сильн;е волновалась, и сердце билось сильно-сильно...

   Но вотъ я заслышалъ отдаленный шорохъ: то листъ зашумитъ и смолкнетъ, то в;тка хруснетъ и опять смолкнетъ; послышалось наконецъ что-то похожее на шелестъ шаговъ, осторожныхъ, нер;шительныхъ; вотъ оно ближе, ближе... ясно было, что кто-то идетъ -- но кто идетъ? Вдругъ зашум;ли противоположные кусты, и женская рука въ широкихъ серебряныхъ запястьяхъ робко раздвинула в;тви.
   Это была Изикэй; она вышла изъ кустовъ, ступила на дерево и, держась одной рукой за в;тку, хот;ла идти дал;е, но я всталъ въ это время; шумъ испугалъ ее, и она остановилась въ нер;шимости.

   Какъ теперь вижу ее въ этомъ положеніи: оно почему-то р;зко и неизгладимо легло въ моей памяти. Луна прямо падала на ея высокую, стройную фигуру. Темнорусая голова ярко обрисовывалась б;лой чадрой, которой контуры будто дрожали отъ бл;дно-желтаго осв;щенія. Румяное, немного-загор;лое лицо Изикэй, желтовато-смуглое, особенно согр;валось внутреннимъ волненіемъ; оно словно просв;чивалось сквозь него и придавало ему необыкновенную жизнь, которая дрожала въ каждомъ нерв;. Черные глаза ея св;тились и вр;зывались въ ночной мракъ; косы, унизанныя монетами, вис;ли съ плечъ, и монеты эти, слегка дрожа, издавали тихій металлическій звукъ, и вся она, стоя на тонкомъ бревн;, словно отд;лялась отъ земли, а подъ ней глубокая р;ка была точно темное зеркальное стекло, и т;нь ея ложилась ясно на незыблющуюся гладь...

   Прошло мгновеніе, въ которое я любовался Изикэй. Потомъ я тихо назвалъ ее по имени; она узнала голосъ, увидала меня и какъ б;лка проб;жала по дереву..."

   Тутъ Локтевъ на минуту остановился. Кажется, несмотря на его стараніе быть спокойнымъ, разсказъ и воспоминаніе начинали волновать его. Хозяйка дома тоже была несовс;мъ-равнодушна; она неподвижно прижалась въ уголъ дивана, и глаза ея, часто прикованные вниманіемъ, останавливались на разкащик;, но въ посл;днія минуты они будто подернулась какимъ-то смущеніемъ и безц;льно смотр;ли въ глубь комнаты, а на щекахъ ея пробился и заигралъ тонкій румянецъ.

   Посл; минутной остановки Локтевъ продолжалъ:

   "Я не помню, какъ прошла эта ночь. Знаю только, что тутъ были слезы... Какъ сквозь сонъ припоминаю, что разсказывала мн; Изикэй какую-то тяжелую, грустную пов;сть б;дной сироты-Башкирки, которая вид;ла вблизи барскую жизнь, которая н;сколько привыкла къ ней, кажется, любила кого-то, была немного избалована и посторонними и н;жно-любившей ея матерью, потомъ вдругъ всего лишилась, была продана за воровски-пріобр;тенный калымъ негодяю Башкирцу, котораго не терп;ла она, и потомъ потянулась передъ ней длинная жизнь трудовъ, лишеній, побои -- жизнь безвыходная, жизнь, которой и конца не видно... Все это какъ-будто я во сн; вид;лъ, все это какъ-то страшно было перем;шано... Помню я только, что какая-то ранняя птица чирикнула на дерев;, Изикэй огляд;лась какъ-то страшно, закрыла об;ими руками лицо и какъ безумная бросилась. Вид;лъ я, какъ разступились и тотчасъ же закрылись за ней кусты, слышалъ н;сколько минутъ шорохъ легкій и трескъ сломанной в;тки; потомъ все замолкло...

   Св;жій в;терокъ дулъ мн; въ лицо. Кругомъ меня все было подернуто синимъ утромъ; и горы, и л;съ, и р;ка -- все слилось въ какую-то синюю, неясную, предразсв;тную мглу. Съ горы доносился крикъ п;туха и лай собаки; раннія птицы начали чирикать; отъ воды, когда близко подойдешь къ ней, видно было, какъ подымался мелкими струйками паръ, точно она хот;ла закипать, точно дымилась она.

   Медленно побрелъ я домой и не знаю отчего на душ; у меня было что-то тяжело. Не радъ я былъ, что встр;тился съ Изикэй, не радъ я былъ и свиданью съ нею. Не знаю, какъ это случилось, но я сбился немного съ дороги и зашелъ съ другой стороны деревни. Почти на краю ея, въ полугор;, увидалъ я черную, сбоченившуюся избу; я узналъ ее: это была абдулкина изба, которую указала мн; Изикэй. Вся она состояла изъ двухъ срубовъ, связанныхъ между собой с;нями. Деревянное крыльцо изъ полуобтесанныхъ, сложенныхъ въ кл;тку брусьевъ выходило прямо на улицу. Возл; него была просыпана зола, которою часто торгуютъ Башкиры. На зол; ясно отпечатался женскій сл;дъ: видно, Изикэй опередила меня и уже воротилась. Избушка гляд;ла какъ-то уныло, грустно... Я поскор;й прошелъ мимо, вошелъ домой, ник;мъ незам;ченный, и, пройдя мимо спавшихъ на крыльц; мертвымъ, предутреннимъ сномъ людей, усталый, бросился въ постель. На неб; только-что начинало б;л;ть. Я уснулъ, какъ убитый.

   Меня разбудилъ голосъ Софронова, который стоялъ надо мною и подробно доказывалъ, что пора вставать. Утро было ясное, солнечное; св;тъ такъ и брызнулъ мн; въ глаза. На стол; стоялъ самоваръ и, кажется, сердился на меня за то, что я долго не встаю: такъ онъ шип;лъ и клокоталъ, и обливался б;лой п;ной.

   Я наскоро напился чаю. Егеря тоже. Мы осмотр;ли ружья и патронташи и забрали вс; охотничьи принадлежности. Тутъ вошелъ кучеръ, чтобъ взять въ свое распоряженіе самоваръ и въ свою очередь напиться чаю, и на вопросъ мой, что лошади, отв;чалъ, что все благополучно.

   - А в;дь, однако, кто-то подходилъ,- прибавилъ онъ таинственно.

   - Э? - зам;тилъ Софроновъ.

   - Пра, подходилъ! Да Тритонка залаялъ, а я закричалъ кто тутъ? онъ и ушелъ.

     Подозр;ній своихъ я не сообщалъ, и мы вышли.

     На крыльц; ждалъ насъ вчерашній музыкантъ, чтобъ показать м;сто для охоты.

     Ружья своего онъ не взялъ, хотя былъ отличный стр;локъ, потому-что Башкирцу не рука охотиться съ нашимъ братомъ, который стр;ляетъ и въ лётъ и въ м;ру и не въ м;ру: Башкирцу дорогъ каждый зарядъ; въ дрянное ружьишко свое, въ род; винтовки, онъ кладетъ крошечную щепотку пороху, счетное число дробинокъ; онъ выжидаетъ, выглядываетъ, подкарауливаетъ, и ужь выстр;лъ его не пропадетъ даромъ.

   Вышедши за ворота, проводникъ повелъ насъ прямо въ гору, которая стояла круто и высоко передъ нами, заслоняя утреннее солнце. Добравшись до перваго уступа, и остановился отдохнуть. Внизу мн; была видна вся деревня, разсыпанная по косогору. Въ ней была какая-то особенная д;ятельность. Скрип;ли несмазанныя ворота; выводились лошади; н;которыя изъ нихъ были тяжело навьючены кибитками, кадками и разнымъ домашнимъ хламомъ; другія только ос;дланы. На ос;дланной ;халъ обыкновенно хозяинъ или жена его, часто и тотъ и другой вм;ст;. Вьючныхъ привязывали къ хвосту передовой; сзади б;жало н;сколько жеребятъ, и такимъ-образомъ отправлялись длинной вереницей... Башкирцы переселялись на кочевку. Телеги не было ни одной, потому-что по горнымъ тропинкамъ нельзя было про;хать въ телег;.

   Я взглянулъ на избу Абдулки: поодаль отъ другихъ, на краю горы, она стояла уединенно; ни души не было видно ни въ ней, ни на двор; -- хозяева уже у;хали...

     Немного отдохнувъ, мы снова начали взбираться.

     Это было д;ло нелегкое.

     Гора была и крута и высока. Ружье и патронташъ тоже давали себя чувствовать. Наконецъ, то ц;пляясь за кусты, то едва л;пясь по каменьямъ, обросшимъ скользкимъ мхомъ, мы взобрались на вершину, покрытую л;сомъ, которая, изгибаясь и извиваясь, тянулась вдаль нескончаемо. Я усталъ жестоко. Хот;лъ-было броситься на траву, но она была вся мокра отъ росы. Къ-счастію, я увид;лъ подъ сосной огромный красный муравейникъ, бросилъ на него платокъ, черезъ минуту сд;лавшійся влажнымъ, и когда снялъ его, то онъ былъ пропитанъ сильнымъ муравейнымъ спиртомъ, который осв;жилъ меня. До насъ доходилъ похожій на отдаленный гоноръ клёкотъ тетеревовъ; мы осмотр;ли ружья и разбрелись по гор;.

   Черезъ часъ или полтора ходьбы я отд;лился отъ охотниковъ. Сначала мн; слышны были вдали ихъ выстр;лы и оклики; потомъ они становились р;же, тише, и наконецъ смолкли. Тритонъ мой, отъискивая дичь, б;жалъ впереди и вывелъ меня на окраину; онъ началъ искать л;нив;е, я тоже усталь; потому, выбравъ м;сто, я расположился отдохнуть. Солнце было порядочно-высоко и начинало сильно припекать. Кругомъ меня, какъ глазъ окинетъ, все видн;лись горы да горы. Справа былъ обрывъ, и глухой шумъ р;ки долеталъ изъ него. Утомленный ходьбой, жаромъ и безсонной ночью, я скоро, какъ говорится, забылся. Это было не сонъ, а то состояніе полусна и полубд;нія, когда смутно слышишь еще что творится кругомъ, а между-т;мъ вс; предметы см;шиваются, сознаніе теряется и д;йствительное м;шается съ фантастическимъ.

   Не знаю, долго ли пролежалъ я такъ, какъ вдругъ протяжный. ужасный крикъ, поразилъ меня. Это былъ одинокій тонкій крикъ, но въ немъ было столько отчаянія, такой раздирающій душу вопль, что только какая-нибудь необыкновенная катастрофа могла вырвать его изъ челов;ческой груди. Я былъ пораженъ этимъ крикомъ и вскочилъ, страшно-испуганный. Сердце у меня билось, точно вырваться хот;ло; холодный потъ выступилъ на лицо. Оглядываюсь -- никого н;тъ. У меня уже мелькнула мысль, не во сн; ли это мн; причудилось, но другой звукъ тоскливо потрясъ меня: мой Тритонъ стоялъ на краю обрыва и, вытянувъ морду, ощетинившись, протяжно завылъ.

   Я бросился къ обрыву, но за камнями и за деревьями ничего нельзя было вид;ть. Не знаю, какая-то сила влекла меня внизъ. Крутизна была страшная, но, непрійдя еще совершенно въ себя, я, подъ вліяніемъ какого-то невольнаго порыва и волненія, бросился спускаться.

   Я ц;плялся то за кусты, то за ращелины камней; дороги я совс;мъ не разбиралъ и ставилъ ногу наудачу. Еслибъ я былъ въ спокойномъ состояніи духа, я, конечно, и не подумалъ бы спускаться тамъ, гд; спускался. Но теперь я л;пился съ инстинктомъ дикой козы и долго л;пился удачно. Наконецъ какой-то камень, за который и держался, оборвался, повлекъ за собой землю и другіе камни, и я полет;лъ вм;ст; съ няни. Къ-счастью, обрывъ тутъ былъ глинистый, неочень-крутой, и перес;кался тропою. Вм;ст; съ градомъ камней и земли, исцарапанный, оборванный, я упалъ на нее.

   - Шайтанъ! (б;съ)- сказалъ кто-то испуганнымъ голосомъ.

   Я очутился въ средин; небольшой кучи Башкирцевъ, которые раздались при моемъ неожиданномъ паденіи. Прямо передо мной стоялъ кто-то съ лицомъ, позелен;вшимъ отъ страха и внутренняго потрясенія - съ такимъ лицомъ, про которое говорятъ "лица на немъ не было".

   Вглядываюсь - это Абдулъ.

   - Что зд;сь случилось? - спросилъ я.

   Сначала мн; никто не отв;чалъ; потомъ какой-то Башкирецъ сказалъ, показывая на Абдула:

   - Лошадь его упала.

   - Одна? - спросилъ я.

   - Съ женой! - глухо отв;чалъ Башкирецъ.

   Меня что-то какъ за сердце схватило... Я чуть не вскрикнулъ.

   Кругомъ вс; молчали и стояли недвижно.

   - При васъ? - спросилъ я, н;сколько прійдя въ себя.

   - Н;тъ. Мы сзади шли, вонъ за поворотомъ были, не видали,- отв;чали Башкирцы, поглядывая внизъ.

   Почти отъ того м;ста, гд; мы стояли, широкая полоса, проложенная по земл; т;ломъ, которое скатилось по ней, шла отъ !!!краппы тропы и вдругъ обрывалась. Я подошелъ къ обрыву, сталъ на кол;но, уперся одной рукой въ камень и св;сился. Уступъ шелъ саженъ двадцать. Голые камни выдавались изъ него; вс; они были краснаго цв;та, и никакого сл;да не было видно на нихъ. Внизу, на дн; ущелья, было темно, и ручей шум;лъ и п;нился. Сначала я ничего не могъ разсмотр;ть, потомъ на берегу ручья разгляд;лъ б;лую лошадь, потомъ... невдалек;... страшно вспомнить, что-то окровавленное... Голова у меня закружилась; я едва усп;лъ отскочить, чтобъ не упасть.

   - Вс; деньги тому, кто первый подастъ ей помощь! сказалъ я, бросивъ бумажникъ Башкирцамъ, потому-что самъ не въ - состояніи былъ идти.

   Они сначала переглянулись, потомъ, кажется, поняли въ чемъ д;ло и, взявъ деньги, бросились отъискивать спускъ.

   Мы остались вдвоемъ съ Абдуломъ. Лицо его было попрежнему зелено-бл;дно, но спокойно. Онъ стоялъ прислонясь къ гор; и, потупивъ голову, смотр;лъ въ землю. Когда я взглянулъ на его низко-плутовскую и безчувственную физіономію, у меня родилось подозр;ніе... мн; припомнилась фигура, которая мелькнула передо мной ночью, и зола, просыпанная на крыльц;, съ отпечатавшимся на ней женскимъ сл;домъ.

   Я пристально смотр;лъ на Абдула: онъ стоялъ понурясь, съ т;мъ же тупымъ, безсмысленнымъ выраженіемъ.

   - Абдулъ!- сказалъ я.

   Онъ посмотр;лъ на меня, нисколько несмутясь, и опять потупился.

   - Какъ упала жена?

   - Я впередъ шелъ, - сказалъ онъ: - остановился подпругу подтянуть, а она хот;ла впередъ идти; лошадь оборвалась.

   - Ты не толкнулъ лошади? - спросилъ я, пристально смотря на него.

   Вопросъ не оскорбилъ его нисколько.

   - Зач;мъ толкать! - отв;чалъ онъ равнодушно: - лошадь сорокъ рублей стоитъ.

   Посл; этого отв;та и понялъ, что мои бездоказательныя подозр;нія ни къ чему не поведутъ. Ясно, что Абдулъ или не виноватъ, или такой плутъ, что словами не поймаешь его. Я больше не разспрашивалъ, а снова сталъ на кол;но и св;сился надъ обрывомъ.

   Тутъ мн; пришла мысль, что если Абдулъ столкнулъ жену изъ ревности, то ему н;тъ ничего легче въ настоящую минуту, какъ столкнуть и меня, и я невольно обернулся.

   Абдулъ смотр;лъ на меня; но взглядъ его попрежнему былъ безчувственно-тупъ.

   Въ это время я услыхалъ въ ущель; голосъ одного изъ Башкирцевъ; ему удалось спуститься. Дыханье замерло у меня отъ волненія; я приросъ глазами къ м;сту, гд; лежала Изикэй; я ждалъ, не спаслась ли она какимъ-нибудь чудомъ...

      Башкирецъ проходилъ мимо разбитой лошади, толкнулъ ее ногою, прошелъ еще н;сколько шаговъ, нагнулся, приподнялъ что-то окровавленное, потомъ взглянулъ на меня вверхъ и махнулъ рукою...

      Черезъ часъ я скакалъ домой, и горы были далеко позади меня..."

...

       Пріятель мой замолчалъ. Онъ былъ бл;денъ и н;сколько минутъ оставался неподвиженъ, какъ-будто еще не могъ освободиться отъ пробужденнаго тяжкаго воспоминанья; потомъ всталъ, молча поклонился и вышелъ.

   Мы остались вдвоемъ съ хозяйкой дома, и тогда только я подсмотр;лъ, какое впечатл;ніе произвелъ на нее разсказъ. Катерина Петровна, прижавшись въ уголъ дивана, провожала глазами Локтева. Въ этомъ взгляд; было много теплаго участія, и сочувствія... Потомъ, Катерина Петровна, бл;дная, интересная, осталась въ какомъ-то раздумь;, какъ-будто мысль ея блуждала еще въ дальнихъ горахъ Башкиріи, посреди той живописной м;стности, куда перенесъ насъ разсказъ Локтева. Я позавидовалъ ему и ничего не придумалъ лучшаго, какъ посл;довать его прим;ру - раскланяться.

   Признаюсь, и на меня произвело впечатл;ніе слышанное мною происшествіе.

     Чтобъ изгладить его, я пошелъ въ клубъ и сталъ играть въ карты; но, сд;лавъ въ три робера четыре ренонса, къ неописанному негодованію партнёровъ, изъ которыхъ одинъ даже такъ разсердился, что назвалъ меня поэтомъ, я долженъ былъ и отъ картъ отказаться.

   Посл; этого мн; оставалось только одно - идти домой и лечь спать, что я и сд;лалъ неотлагательно. Но и тутъ все мн; снилась б;дная лачужка, б;дная Башкирка, которая тянетъ въ ней тяжелую, трудную жизнь, припоминая то счастливое время, когда она была на свобод;; потомъ вид;лось мн;, какъ Башкиръ тихо, тихо подстерегалъ Изикэй и сыпалъ золу, чтобъ подстеречь сл;ды ея. Вид;лось мн; еще, какъ ;хали они верхами, трудно поднимаясь въ гору по узкой тропинк;, какъ мужъ остановилъ свою маленькую уродливую лошадь, сказалъ жен;, чтобъ она ;хала впередъ и, когда она, б;дная, поравнялась съ нимъ, вдругъ злобой и ревностью исказились черты его обыкновенно-бездушнаго лица; онъ толкнулъ лошадь, и съ дикимъ воплемъ ринулась несчастная Изикэй въ бездонную пропасть... но тутъ вдругъ налету, какимъ-то страннымъ, но въ то же время для меня очень-понятнымъ образомъ, Изикэй превратилась въ трефовую даму, ту самую трефовую даму, которая неизв;стно куда запряталась между картъ, когда я долженъ былъ перекрыть ею валета; я хочу схватить ее -- не могу: она улет;ла, а я снова сд;лалъ ренонсъ, и партнёръ снова назвалъ меня поэтомъ...
   Б;да им;ть впечатлительную натуру!

...

        По соображенію догадливаго читателя, тутъ бы, в;роятно, сл;довало закончиться этому правдоподобному пов;тствованію.

        Я соглашаюсь съ читателемъ т;мъ охотн;е, что, м;сяцъ назадъ, былъ самъ р;шительно того же мн;нія. Но, по странному стеченію обстоятельствъ, мой очень-кругло законченный разсказъ получилъ совершенно-неожиданное приращеніе.

          А случилось это сл;дующимъ образомъ.

   Надобно вамъ сказать, что вскор; посл; вечера, проведеннаго у Катерины Петровны, я получилъ назначеніе въ Петербургъ. Локтевъ въ ту пору куда-то у;зжалъ, и я, непростясь съ нимъ, оставилъ губернскій городъ.

   Разъ какъ-то, и не очень-давно еще, пол;нившись съ Невскаго ;хать об;дать домой, я зашелъ къ Дюссо, и ус;лся въ той маленькой комнат;, устроенной между двухъ ст;нъ, окна и двери, въ которой двумъ, хорошо-по;вшимъ челов;камъ, было бы т;сно. Уже кассимовскій Татаринъ въ черномъ фрак;, съ завитыми волосами и салфеткой въ рук;, спрашивалъ меня, предпочитаю ли я супъ потофе супу бранвасъ, и т;мъ повергъ меня въ величайшее затрудненіе; уже я, по склонности всякаго челов;ка къ таинственному, начиналъ склоняться на сторону бранваса, котораго личность р;шительно мн; не была знакома, какъ вдругъ за дверьми слышу голосъ:

   - Занята?

   - Занята-съ, - отв;чалъ другой Татаринъ.

   Голосъ мн; показался знакомъ; я выглянулъ изъ комнаты.

   - Ба! Локтевъ!

   - Какими судьбами?

   - Давно ли?

   И тому подобное.

   - Вы одни зд;сь? - спросилъ я его.

   - Одинъ. А вы?

   - Тоже. Сл;довательно, мы об;даемъ вм;ст;.

   Поставили еще приборъ, и маленькая комната была полна.

   Къ чести кулинарнаго искусства Дюссо, говоря высшимъ слогомъ, и къ чести нашего аппетита должно признаться, что мы сначала бол;е бес;довали съ вареными и жареными произведеніями природы, нежели другъ съ другомъ.

   Но, удовлетворивъ себя пищею физической, мы обратились къ духовной.

   - Скажите, пожалуйста, - спросилъ меня Локтевъ, наливая себ; кофе: - какъ это сд;лалось, что вы такъ скоро у;хали тогда? Я отлучался на нед;лю; возвращаюсь, спрашиваю о васъ въ дом; - ужь и сл;дъ нпростылъ.

   - Я очень торопился вы;хать,- отв;чалъ я.

   - Что жь? разв; вамъ не правился нашъ городъ?

   - Напротивъ, добрый, славный городъ!

   - Да. Такъ у васъ зд;сь были д;ла?

   - Особенно экстренныхъ не было. Я сп;шилъ собственно у;хать изъ вашего города.

   - Да в;дь вы сами же отзываетесь о немъ очень-хорошо.

   - Вотъ въ этомъ-то и д;ло. Я люблю губернскіе города: вс; они хл;босольны, гостепріимны и сначала довольно-веселы. Пока въ нихъ обживешься, знакомишься, встр;чаешь лица, которыя интересуютъ - они очень-хороши. Но въ одно сумрачное утро проснешься, подумаешь, какъ бы провести день - и хандра невыносимая нападетъ на васъ. Вс; лица вамъ знакомы до того, что вы ихъ наизусть знаете; вс; сплетни и источники сплетенъ вы сами можете разсказать про весь городъ; вс; домы, прислуга, лошади - все, что им;етъ какую-нибудь собственную физіономію, все это до-того вр;зывается въ вашу память, что стоитъ только закрыть глаза, какъ любое семейство съ чадами и домочадцами такъ и пройдетъ передъ носомъ. Сегодня тоже, завтра будетъ тоже, и посл; завтра непрем;нно будетъ тоже... Вотъ отчего я такъ скоро и у;халъ.

   - Это справедливо, пока живешь въ город;,- отв;чалъ Локтевъ.- Но у;зжать изъ него я люблю медленно. Есть наслажденіе встр;чаться съ н;которыми добрыми знакомыми и думать: "эту физіономію, которую я вижу каждый день, скоро, наконецъ, я перестану вид;ть".

   - Да! А съ другой стороны есть и такія, на которыя хочется насмотр;ться. Кстати, что Катерина Петровна?

   - Гм... да - ничего! - отв;чалъ Локтевъ.

   - Я ее тоже не видалъ передъ отъ;здомъ, продолжалъ я: - больна была. Именно не видалъ ея съ того вечера, когда мы были вм;ст; и вы разсказывали...

   Но тутъ я остановился, хотя немного-поздно. Мн; стало сов;стно, что я нечаянно затронулъ воспоминаніе, грустное для моего пріятеля, и неосторожнымъ словомъ разрушилъ все спокойное довольство, которое нисходитъ на челов;ка посл; хорошаго об;да, да еще, пожалуй, пом;шалъ и пищеваренію.

   Однакожъ, къ моему крайнему удивленію, пріятель мой встр;тилъ грустное воспоминаніе очень-равнодушно и даже хуже этого. Онъ улыбнулся, какъ мн; показалось, очень-самодовольно, и сказалъ:

   - Да, помню.

   Я посмотр;лъ на него не безъ удивленія и въ благообразномъ лиц; его едва не отъискалъ чего-то мефистотелевскаго.

   - Что вы такъ на меня посматриваете? - спросилъ Локтевъ, продолжая улыбаться.

   - Признаюсь,- отв;чалъ я: - я думалъ, что воспоминаніе, которое я неосторожно потревожилъ, произведетъ на васъ совс;мъ-другое впечатл;ніе...

   Тутъ мой пріятель просто расхохотался.

   - Вы можете, неупрекая себя, тревожить это воспоминаніе, сказалъ онъ:-- оно не опечалитъ меня.

   - Но согласитесь, однакожъ, зам;тилъ я, съ н;которою самостоятельностью:-- что оно вовсе не изъ веселыхъ?

   - Да, еслибъ только не было мною выдумано,- отв;чалъ Локтевъ.

   - Какъ? Изикэй совершенно не существуетъ и не существовала?

   - Н;тъ, это опять несовс;мъ-справедливо. Есть тамъ около насъ какая-то Изикэй; я думаю, она и теперь здравствуетъ.

   - Но подробности, которыхъ вы не жал;ли?..

   - Да в;дь вы знаете очень-хорошо, что подробностями только и можно придать в;роятіе...

   - Надо вамъ отдать справедливость: вы красно выдумываете. И притомъ же, отв;чалъ я, н;сколько-обиженный обманомъ, въ который такъ легко вдался: -- привыкнувъ вамъ в;рить, и не могъ сомн;ваться въ справедливости разсказа.

   - Вотъ ужь вы меня считаете чуть не за лжеца! А скажите по правд;, случилось ли хоть одно происшествіе, которое вы разсказали печатно?

   - Это д;ло другое, - возразилъ я.- На то мы и сочинители, чтобъ вс; знали, что мы разсказываемъ, чего не было. Для этого-то все и печатается. Кто жь в;ритъ печатному?

   - Отчего же, если допускается разсказывать небывалыя вещи печатно тысячамъ читателей, неразсказать ихъ двумъ-тремъ слушателямъ? Согласитесь, что это еще бол;е им;етъ достоинства, какъ импровизація.

   - Положимъ и такъ, сказалъ я: - но отчего же въ такомъ случа; не выдать выдуманнаго за выдуманное, а не называть истиннымъ происшествіемъ?

   - Скажите, пожалуйста, вы для чего пишете? - спросилъ меня Локтевъ совершенно-неожиданно.

   - Для того... для того... - Признаюсь, вопросъ этотъ меня совершенно-смутилъ, потому-что я до-сихъ-поръ хорошенько не понимаю, для чего вс; мы пишемъ.

   - Для того, чтобъ произвесть впечатл;ніе на читателей, продолжалъ за меня Локтевъ.- А какого же вы можете ожидать впечатл;нія отъ разсказа, когда въ начал; объявите, что въ немъ не будетъ ни слова правды?

   - Однакожъ, съ какой же ц;лью вамъ вздумалось тогда насъ морочить?

   - Вы не оскорбитесь, конечно, - улыбаясь продолжалъ Локтевъ: - если я скажу, что собственно на васъ я не разсчитывалъ. Но... впрочемъ, это д;ло прошлое, и вамъ я могу его открыть. Видите ли, есть странныя женщины: для нихъ все, что существуетъ въ порядк; вещей, все, что естественно, просто, не производитъ никакого впечатл;пія. Явись къ нимъ въ гостиную Манфредъ, Фаустъ, пожалуй хоть Дон-Жуанъ, да будь на немъ фракъ такой же, какъ на насъ, гр;шныхъ, он; и не обратятъ на него вниманія, если молва не наговоритъ о немъ чего-нибудь чудеснаго или особеннаго. Такихъ женщинъ у насъ, особенно въ провинціи, очень-много. Имъ все героевъ подавай, да еще героевъ, у которыхъ бы на лиц; было написано что герой, да чтобъ у него и походка-то была геройская. Между нами сказать, Катерина Петровна отчасти въ этомъ род;; а какъ я въ то время немножко за ней ухаживалъ, а геройствъ особенныхъ за мной не водилось, то очень-естественно, что я, нам;реваясь воспользоваться ея слабой стороной, вздумалъ самъ произвести себя въ герои... Однакожъ я заговорился, а мн; пора въ оперу, прибавилъ Локтевъ, посмотр;въ на часы и торопливо вставая.

   - Постойте, постойте! - сказалъ я, останавливая его въ дверяхъ.- Ну, что же? а усп;хъ-то былъ?

   - О, конечно, н;тъ!  -отв;чалъ Локтевъ,
     Но я вамъ сказалъ уже, что пріятель мой былъ порядочный челов;къ.

...
.. М. АВДЕЕВЪ ... "Отечественныя записки", No 11, 1851 ...
...



.. по Сану, Титулу и!.. Чину!..
   не бил, я, ножкой, средь, дворян!..
   тому, есть, веская!.. причина:
   изЪ!.. БелогорскихЪ!.. Я!.. МирянЪ!..

      
      Подвижник АвдеевЪ ... изЪ "Записной Книжки" ... "Белогорская КрепостЪ" ...

...

            ... продолжение следуетЪ ...