Вернуть своё имя. Глава девятая

 

Вечером я вышел на охоту. Я точно знал, где меня поджидает удача. Это был изгиб реки, примыкающий  к территории, на которой истинные хозяева города расположили своё логово.
Вдали послышался едва различимый шум двигателя иномарки. По свету фар я  сразу понял, что машина направляется прямо к месту засады.  Обыватели с ужасом обходили эти заросли, и чеченцы чувствовали себя здесь вольготно.


Спрятавшись за густым кустом сирени, я весь обратился в слух и зрение. Вскоре в двадцати шагах от меня машина остановилась. Это был внедорожник «Тойота ленд крузер».  Не раньше, чем через пару минут, из неё вышел крепкий на вид мужчина. Вначале он размял, видимо затёкшие от долгого сидения, ноги. Затем, закурив сигарету,  произнёс короткую отрывистую фразу на чеченском языке.
«На ловца и зверь»,  - мелькнуло в сознании. Я  тщательно прощупал взглядом, находящуюся в пределах видимости местность, натянул на голову маску-балаклаву и, сжимая в руке обрубок арматуры,  бесшумно перекатился за старую, кряжистую вербу.



Немного погодя   салон  автомобиля  покинули ещё двое чеченцев. Один из них выволок следом за собой молодую стройную женщину. Он схватил её за длинные светлые волосы и, пригибая голову к земле, протащил несколько метров.
- На колени, мразь! - прокричал чеченец, и его жертва покорно выполнила приказ.
- Кто тебя,  курву, за язык тянул? - Грозно спросил он женщину.  - Распустила помело, как баба базарная. Ты что не понимаешь, чем за такие косяки расплачиваются?!



Она  безнадёжно  подняла руки вверх, заранее зная, что не сможет защититься от неминуемых ударов, и с надрывом проголосила.
- Сулим, не убивай!  Я всё исполню, что скажешь!
- Будешь, сучка, молсать пока не захлебнёшься! - Со снисхождением ответил чеченец.  Тщательно затушив на её лице сигарету, он  расстегнул ширинку.  – И только попробуй хоть что-нибудь сделать не так. Я тебе, как пидору,  зубы повыбиваю, соска!
 Все чеченцы хором радостно засмеялись.


Я  не знал, в каких отношениях состоят жертва и её мучители, но отчётливо осознавал, что любой из чеченцев  считал каждую русскую женщину города своей потенциальной рабыней. Соответственно они себя и вели. «У сильного всегда бессильный виноват», - всплыла строка известной басни.
«Уму непостижимо, это просто безумие, - обрывки мыслей сумбурно роились в голове, - как же так?! Эти люди начали против нас необъявленную войну, мы разбили их. Они снова напали. Мы опять разгромили их, загнали в горы, поставили в заслон целую армию. Мы держим оборону там, в горах, прилагая все силы, чтобы не рухнул фронт.
Но по ту сторону фронта уже никого нет. Все враги  просочились в тыл. И нам говорят, что они – это мы. Они неотъемлемая часть нас. И сражаясь с ними, мы воюем со своим народом, как бы с собой. Это огромное заблуждение или страшная ложь! Неужели до сих пор   кому-то  непонятны столь очевидные истины?! Или все эти люди  лгут, будто не понимают?!»



На  моей  родной земле «беженцы», в одночасье превратившиеся в оккупантов, творили мерзкие бесчинства.  «Чем же так провинилась перед ними эта несчастная женщина, чтобы столь подло втоптать её в грязь», - вопрошал себя я. Можно было  найти тысячи отговорок, что это не моё дело, что без вины наказывать не станут. Но боль этой женщины уже вселилась в меня. С униженной и растоптанной жертвой мы  были одной крови, частью большой семьи, в которой вмещалось  сто пятьдесят миллионов человек.
Насильники же были чужаками: кровь, религия, культура – в них всё было чужим, пугающим и непонятным. Я не мог терпеть эту боль, она просто сжигала меня изнутри. И я должен был уничтожить источник   немыслимых, непереносимых   страданий.



Подонки обменялись парой -тройкой фраз  на родном языке и заставили жертву лечь животом на высокий пень   акации. Сулим схватил её за уши и подтянул лицо вплотную к низу живота. Его напарник закинул на спину юбку и, разрезав трусы ножом,  тут же отбросил их в сторону. Половой акт мерзавцы превратили в ритуал унижения и надругательства. Они вошли в свою жертву с двух сторон, покрякивая от удовольствия. В глумлении, находя наивысшее наслаждение. Такой секс был для них привычным и обыденным.



Третий насильник кроме прочего оказался одноглазым. Он,  с конкретной целью запустив одну руку себе в штаны, другой рукой пытался ухватить женщину за качающиеся в такт движениям груди. Все трое настолько увлеклись, что  полностью потеряли контроль над окружающей средой.  По крупному счёту, им было абсолютно безразлично,  мог ли  в этот час  на берегу реки   оказаться ещё кто-то.  Если и забросило какого-то  бедолагу попутным ветром,  то для него же  лучше поскорее унести ноги. Чтобы не разделить участь жертвы или заполучить что-нибудь похуже: то ли «перо» в бок, то ли «маслину» в затылок.



Ещё раз, взвесив в руке обрубок арматуры, я выверил баланс.  И, поправив  балаклаву,  бесшумно пополз по-пластунски в сторону врагов. В тот момент, когда от насильников меня отделяло  три шага, я  поднялся в полный рост и, метнувшись к Сулиму, нанёс ему резкий короткий удар по затылку.
Сулим был единственным из врагов, кто совокуплялся с  жертвой стоя прямо. От него могла исходить наибольшая  опасность, поэтому я  в первую очередь напал на него. Он рухнул навзничь, открывая простор для атаки. Вторым я сразил мерзавца, который  насиловал женщину сзади.  Третий, так и не успев вытащить руку из штанов, попытался хоть как-то прикрыться свободной рукой. Скользнув по предплечью, металлический прут упруго  обрушился на ключицу. Раздался короткий треск. Дико взвыв от парализующей боли, враг судорожно схватился за поломанную кость. Второй удар я  обрушил ему на темечко.   



Женщина пребывала в полной прострации.  Поправив маску, я подошёл к ней, взял её за руку и отвёл в глубину кустов. «Ты будешь сидеть здесь до рассвета, - имитируя  кавказский акцент, грубым, суровым голосом произнёс я, - если  попытаешься уйти раньше, я вырежу  тебе глаза и выкину тело в реку. Ты хорошо меня поняла?!»   Дополнительных объяснений   не требовалось, я не сомневался, что она не сдвинется с места.


Я тут же провёл ревизию  трофеев и обнаружил много ценных и полезных для ведения дальнейших боевых действий вещей.
Пистолет «ИЖ-17», на который у бандитов, несомненно,  имелось разрешение,  выданное им как  лицензированным охранникам  фирмы типа «Гопстопхлоп», отличное оружие, если надо сделать в ком-либо дырку с расстояния двух-пяти шагов.
А вот  двадцати зарядный автоматический «Стечкин»     позволял поднять ставки  куда как выше. Аппетит приходит во время еды. 


Вытащив из чеканных ножен кинжал  филигранной ручной работы, я быстро добил врагов и   затолкал   трупы во внедорожник.
Записные книжки телефонных номеров  в каждом из трёх смартфонов дали уникальную информацию.  Во всех телефонах по четыре имени  стояли не по алфавиту, а во главе колонки. Это были одни и те же имена: Дока, Хиззир,  Ваит, Ильберт. Несомненно, именно они и являлись вожаками стаи.


 Я подошёл к дрожащей от страха жертве насильников и, налегая на акцент, спросил.
- Как зовут этих людей?
- Сулим,  Висхан, Шахтар, - едва выговаривая слова, ответила она.
 Своих насильников она знала, уровень опасности, исходящий от них, был  прогнозируем. На что способен человек, убивший на её глазах троих повелителей города, предположить было невозможно. 
- До рассвета сиди и не дёргайся, - напомнил я об условиях  сохранения жизни.



Ещё раз осмотревшись, я сел в машину и направился прямо к логову, одно название которого вызывало трепет горожан. Чеченцы величали своё осиное гнездо базой, видимо уподобляя его военной базе оккупантов на покорённой территории. Дорога заняла несколько минут. За это время я успел записать  аудио сообщение на трофейном смартфоне.  Налегая на акцент, я выступил с заявлением: «Это говорю я, Расул, сын Джабраила  из Гуниба.  Я зарезал трёх тупых баранов из твоего стада - Сулима,  Висхана и Шахтара. Они лежат у   ворот базы. Забери мясо, пока бродячие собаки не обгрызли им носы и уши!»



Подъехав прямо к калитке, я вывалил трупы под ночным фонарём и отогнал машину к кустам в темноту.   От фонарного столба меня отделяло не более двадцати пяти метров. Конечно, «АПС» давал возможность  вести бой и с большей дистанции, но это не позволяли мои навыки. Я подвергал себя смертельному риску и осознавал, что остаться в живых смогу лишь в случае невероятного везения. Но жажда справедливого возмездия,   закипая, сжигала изнутри. Я не мог поступить иначе, ощущая себя орудием Провидения. И если мне суждено погибнуть, пусть так и будет.  Как минимум, Сулим,  Висхан и Шахтар уже заплатили за мою смерть.



 Я приготовился к бою, который мог начаться в любое мгновение. Чеченцы, ночные волки, приезжали на базу и покидали её,  как им заблагорассудится. Готовясь к нанесению удара, я стал рассылать ММС – сообщения на как можно большее количество адресов. Вначале это были вожаки стаи  Дока, Хиззир,  Ваит, Ильберт.  Дальше – просто по алфавитному списку.  Ждать долго не пришлось. Из-за ворот выскочили четверо мужчин и с изумлением замерли, поражённые  открывшимся взорам видом. Лежащие в самом освещённом фонарём месте трупы  соратников могли  остановить кого угодно. Даже таких суровых,  знающих жизнь не понаслышке людей.


 Замешательство длилось недолго, но этого времени вполне  хватило. Я аккуратно поставил предохранитель на одиночный огонь   и расстрелял их, точно в тире. Я не знал, оставался ли ещё кто-то в помещении, к тому же в любое мгновение могли подъехать люди со стороны.  Удалось ли ликвидировать всех четверых, или кто-то из них выжил, это было уже делом удачи. Я быстро сел в  трофейный шедевр японского автопрома  и отъехал на пустырь. Забрав пистолет «ИЖ-17» и деньги, я забросил засвеченный  «АПС» в салон машины, поджёг её и быстро направился домой. Предстоящий день готовил много не менее важных забот,    и надо было хорошо выспаться.

***



Спал я крепко и долго. В отличие от большинства жителей маленьких городков, тётка оставляла за человеком право не вставать с первыми петухами. Ночевал я в отдельно стоящей летней времянке и это давало немалую свободу.   
– Денис, ты слышал, что творится в городе? – с тревогой и растерянностью спросила она.
 - Нет, - наигранно зевая, будто спросонья,  ответил я, - а что там такое может случиться?
-Семерых нохчей ночью кто-то завалил прямо у ворот базы.   
- Вот это дела! – с напускным  удивлением я широко распахнул глаза и даже открыл рот,  - а кто ж это такой дерзкий?



 – Я думаю или дагестанцы теснят «чехов», - задумчиво произнесла тётка, - или армяне. Птицефабрика сколько лет «под аварцами» была? А тут на днях состоялось собрание акционеров. Ну и выяснилось, что контрольный пакет у чеченцев. Наверняка, они Николая Ивановича «уговорили».
Ещё год назад эта история началась.  В дом директора птицефабрики ночью ворвались неизвестные в масках и камуфляже. Сам  Николай Иванович, жена и дочь были жестоко избиты. Буквально через пару дней он уволился и выехал из города в неизвестном направлении.
Вскоре милиция «нашла» преступников. Ими оказались два местных наркомана, которым осталось жить до первой передозировки. По этому поводу много чего болтали.
Несколько лет «птичник» «держали» аварцы. В последнее время кавказцы  сферы  влияния делили, воюя   только  деньгами.



«Аварцы, - с изумлением подумал я, -  этот Расул, сын Джабраила  из Гуниба  пришёл на ум совершенно спонтанно, но выстрелил я с ним точно в десятку. Так и рождаются мифы,  которые  «правдивее» правды.
- А тут чечены по беспределу «курятник» отжали, -продолжала аналитический обзор тётка, - это уже настоящая война. И рынок у армян отняли. Это не русским лохам шляпы нахлобучивать. Вот тебе и семь трупов. Не сомневаюсь, это не конец!



- Почему ты думаешь, -  с лёгкой укоризной посмотрев на тётку, произнёс я, - что всё это может касаться только кавказцев. А если в дело вмешался кто-то из русских?
- Кто? – с изумлением  проговорила она, - бандюки? Так они давно уже город с потрохами сдали. У нас, сам знаешь, вся мафия чёрная.
  - А может быть это патриоты, - хитро прищурившись,  ответил я, - которым больно жить под большим гнётом «малых» народностей. Взяли да и грохнули!
- Денис! – улыбнулась тётка, - ты   же взрослый человек, а  рассказываешь тут сказки венского леса. Наши патриоты - герои только водку лакать, да языки чесать. Чтобы  совершить такое, надо иметь несколько хорошо вооружённых и, главное, смелых бойцов.  На  днях будем  ждать разворота событий. Думаю, кое-кому в ближайшее время не удастся прочесть утренний намаз.


***
Используя тёткин велосипед в качестве транспортного средства, я быстро добрался до производственных помещений городского газового хозяйства и лично убедился в том,  что единой формы у сотрудников нет, и одеты они, кто во что горазд. Это значительно облегчало мою задачу.

Редакция  газеты «Вектор», полемика с которой стоила жизни Сергею Климову,  занимала одну комнату в обшарпанном  двухэтажном доме рядом  с  фотосалоном  и магазинчиком, продающим всякую всячину. Главный редактор, исполнявший все должностные обязанности вплоть до услуг клининговой компании, проще говоря, уборщицы, находился в своём кабинете.


Уточнив график работы, я  направился в отдалённый магазин и обзавёлся там бейсболкой    несуразной ядовито - оранжевой расцветки с огромным козырьком. Такая сразу бросается в глаза и легко запоминается. Собственно, для этой цели она и была приобретена. На другом конце городка  я купил камуфляжные брюки и рубашку. Низкая цена и намёк на стиль «милитари» сделали такую  рабочую одежду невероятно популярной в местах, где слово «секонд-хенд» давно уже стало родным, а о значении термина «бутик»  люди теряются в догадках.  Не поленившись проехать ещё  несколько сотен метров, я разжился  светозащитными очками и сочно-зелёными кроссовками, которые может  позволить себе носить только представитель какой-либо  заточенной на разрушение всех существующих устоев субкультуры.   


 Конечно, не помешали бы парик и накладная борода, но взять их было  просто негде. Пришлось потратиться и на крепкий, вместительный чемоданчик, в каких квалифицированные специалисты, оказывающие недешёвые услуги населению,  носят рабочий инструмент.


На одном из подъездов многоквартирного дома я обнаружил объявление, в котором   «ГорГаз»  в ультимативной форме запугивал потенциальных клиентов, предупреждая, что только сегодня и лишь в указанные часы будет проводиться проверка газового оборудования и приборов учёта, а дальше,  «кто не спрятался,  я не виноват». Дата проведения мероприятия не указывалась. Похоже, такие правила игры признавали все.  Аккуратно сняв объявление, я бережно поместил его  в чемоданчик.


 Заняв удобную позицию на пустыре, я мог отлично просматривать местность. И автомобиль возвращающегося после трудов праведных главного редактора  «Вектора» увидел издалека. Пока он загонял машину в гараж, я, одев перчатки,  без суеты подошёл к двери подъезда и наклеил позаимствованную у  горгазовцев листовку. Затем отошёл к кустам за детской площадкой и стал ждать  дальнейшего разворота событий.


Главред, как всякая книжная душа, не мог  не остановиться перед информационным сообщением. Судя по затраченному времени, он не только осознал, но и усвоил прочитанное.   Едва дверь в подъезд закрылась, я тут же снял объявление.  Больше читать его не следовало никому. Я выждал ещё минут семь. Этого времени главреду вполне  хватило сходить в туалет и помыть руки. В свете моих планов  ужин «клиенту» был ни к чему.


Я поднялся на третий этаж в своём клоунском одеянии с глубоко надвинутым на лицо козырьком. Похоже, со вчерашнего  вечера мне крупно везло. В подъезде я не встретил никого.  Позвонив в дверь, я снял кепку и очки. Так я выглядел намного приличней и внушал больше доверия. На законный вопрос, я представился работником "ГорГаза". Без всяких сомнений  главред открыл дверь, пропуская специалиста за порог.



Он был потомком «лесных братьев», которые верно служили Третьему Рейху.  Не сумев уйти на запад вместе с отступающим Вермахтом, они остались на своих хуторах. СМЕРШ    выявлял таких и отправлял в Сибирь. В шестидесятых годах им разрешили покинуть места ссылки, но путь домой оказался  заказан. Единственный регион, где можно было затеряться – многонациональное Предкавказье. Вместе с немцами, корейцами и многими другими поехали и прибалтийские спецпоселенцы. Ненависть ко всему советскому перешла на  русское. Ему, конечно, платили за ту гнусность, которую он размещал  в своей газетёнке. Но нельзя сбрасывать со счетов и личный интерес. Он готов был  писать подобное и совершенно бесплатно.


Величаво открыв красную папку я, поигрывая недешёвой шариковой ручкой, деловито произнёс.
- Так фамилие ваше?
Заведомо исказив грамматический род, я понизил планку образованности на вполне приемлемый уровень. Получив ответ, я шагнул в комнату и, внимательно осмотрев её, с подозрением спросил.
-  Прописанных-то только один. А проживает сколько?!
С этими словами я важно прошествовал на кухню. Следом, вызывая недоумение у хозяина, заглянул в  ванную, где проверил наличие воды,  и туалет. Не оставалось ни малейших сомнений: я обязательно разыщу десяток пройдох и мерзавцев, которые, прикрываясь  «непрописанностью» и отсутствием счётчиков, сжигают газ в промышленных масштабах. Моё поведение явно не укладывалось в рамки служебных обязанностей. Но всё произошло почти мгновенно. Убедившись, что в квартире кроме  нас никого  нет, я вернулся к входной двери и закрыл её на замок.



А затем вонзил  взгляд в белёсые пустые глаза врага. Передо мной стоял низкорослый мужчина лет тридцати пяти:  узкокостный, но  толстый. Глазки блудливо забегали, рыхлое лицо поплыло, как масло на солнце. Пухлые щечки охватила суетливая судорога. Он молчал не в силах отвести взгляд.  Ночное побоище, скорее всего, воспринималось им как межэтническая разборка.  И увидеть  полотно событий непрерывным потоком  было не так-то просто. Целостный пазл, где личная вина укладывается в общую картину, похоже, так и не сформировался в его сознании.   


 Его голова мелко затряслась, точно была нанизана на шампур.  Он застыл,  будто  загипнотизированный  удавом кролик.   Как всякий творческий человек, журналист  был склонен  к эпатажу и красивости. Он надеялся, что действие затянется и это даст ему шанс. Должны последовать угрозы, объяснения и прочий антураж, без которого не бывает сцен.


Он глубоко ошибся. Точным, коротким движением я вставил кулак правой руки в солнечное сплетение, а затем, упруго присев вслед за опадающим  телом врага,   открытыми ладонями ударил по ушам. 
Он сразу «поплыл».  Нездоровой белизны  лицо  мгновенно приобрело  синюшно-багровую окраску.  Повалив тело на пол животом вниз, я накинул на шею капроновую удавку. А затем наступил коленом  между лопаток    и затянул петлю.  Он,   цепляясь за жизнь,   минуты три   судорожно дёргал руками и ногами.    Глаза   тут же  выкатились из орбит.  Но вскоре всё было кончено.


 Наполнив  ванну, я опустил бездыханное тело в воду, вылив следом все имеющиеся под рукой бальзамы и шампуни. Я вовсе не спешил облегчить следствию работу  по выявлению следов биологического материала убийцы. У любой профессии  свои трудности, и каждый свой кусок хлеба должен заработать.


Закрыв дверь на оба ключа, я вышел из квартиры походкой     знающего себе цену человека. Окружающие  не обратили на меня  ни малейшего внимания. Ведь о так и не начавшейся проверке газового оборудования никто ничего не знал. Вновь оседлав поджидающий  возле ближайшего магазина велосипед, я добрался до укромного пустыря.  Там,  облачившись  в обычную  одежду, я подъехал к общественному туалету.  Разломав чемоданчик на части,  я побросал все ставшие теперь уже вещественными доказательствами предметы  в очко над выгребной ямой.  В глубину человеческих испражнений.  «Кто полезет за этими «вещдоками», с ухмылкой подумал я, впрочем, хозяин –барин».



***

Здравый смысл  вещал, что надо как можно быстрее бежать из залитого кровью городка. Моё появление на похоронах Сергея Климова  было бессмысленным риском. Я прекрасно осознавал это, но ничего не мог поделать с собой.   Прихватив  трофейный  пистолет  «ИЖ-17»,  я  к назначенному часу выдвинулся к моргу.  Подгоняя мысли под ответ, я тешил себя надеждой,  что изрядно проредив бандформирование, я внёс значительную сумятицу в городскую жизнь. Все, включая ментов,  заняты   переделом теневой власти и коррупционных ресурсов. И несколько часов в запасе у меня есть.  Впрочем, это был самообман, в чём оставалось  мало сомнений.



Народу собралось совсем немного:  самые близкие родственники, несколько человек соседей.  Все прекрасно понимали, кто и за что убил  Климова. Такой человек сразу мысленно переводился в разряд неприкасаемых:  его чурались как прокажённого  или инфицированного чумой.  Всё, что, так или иначе, было связано с ним, могло нести прямую угрозу жизни.


В  последний путь Сергей Климов,  офицер и патриот России,  уходил украдкой. Словно хоронили не достойного члена общества, а жалкого бомжа или закоренелого преступника, потерявшего всякое уважение даже среди себе подобных.
Мы долго ждали у входа в морг,  будто в продолжение надругательства пошёл дождь.  Затем гроб внесли в автобус и придвинули к задней дверце. Мать села у изголовья, а работники погребальной конторы по сторонам гроба. В ноги положили венок. Водителю   не сразу удалось завести мотор старого, вдрызг изношенного «ПАЗика».  Наконец-то  тронулись.            



Вся  похоронная бригада  была пьяна, а один из них просто не вязал лыка. Он узнал меня. Он долго объяснял, что уважает меня ещё с детства и я реально нормальный пацан, пришёл проводить друга.
  На поворотах крышка дешёвого гроба часто съезжала, открывая часть плеча,   согнутую руку,  тёмную ткань  пиджака. Пьяные работники похоронной команды ставили тяжелую крышку на место с большим трудом.  Искренне извиняясь, они всё время норовили упасть на гроб.



За эти часы мать Сергея совсем  сдала.   Лицо её резко заострилось, стало безжизненным. Выплаканные, прозрачные глаза смотрели из-под чёрного платка пустым пугающим взглядом. На вид она мало, чем отличалась от мёртвого сына. Прощание с телом  было долгим и трудным. Открытый гроб стоял у зияющей в земле чёрной ямы, лёгкая морось оседала на лице покойного.  Безмятежном  и сосредоточенном. 



Первой подошла мать, просто и быстро поцеловала сына в лоб, поклонилась, отошла. Плотно сжатые губы нервно подергивались, на пергаментных щеках блестел болезненный румянец.  За матерью приблизилась  совсем уже древняя бабка, последовало ещё несколько человек.   
 Я склонился над гробом.  «Через годы и десятилетия, - подумал я, - мы будем вспоминать  эти дни как Сталинград, в котором мы выстояли.  Сергей Климов беззаветно верил в победу,  ни на миг не проявив малодушия. Благодаря таким как он мы и выиграли».  Я верил, хотел верить, что и в будущем на земле, где похоронен Сергей, будут жить люди, говорящие и думающие на русском языке. 



Могильщики подняли крышку, в руках появились молотки и гвозди.
 И тут мать сорвалась. До этого она пребывала в полной прострации. Её сын был мёртв. Но он находился рядом. И вот, с ужасом осознала она,  в один миг его закроют, забьют гроб и засыплют землёй. И это навечно!
 Она упала на гроб и запричитала, заламывая руки. Могильщики, шмыгая носами и отводя взгляды, долго не решались оторвать её от гроба. Даже им, давно уже привыкшим к такому, было не по себе. Мать рыдала безудержно, что-то пыталась сказать, но тут же вновь захлебывалась слезами. Наконец, подошли бабка и соседка, и несмело попытались отвести её в сторону.



Мать внезапно обмякла и подчинилась, будто, смерть сына забрала из неё остатки жизни, иссушив даже слёзы. Она безвольно отошла в сторону, в полном бессилии упав на руки поддержавших её людей.  И уже совсем не проявляла  никаких чувств.  Впереди её ждал пустой, безжизненный дом с завешенными тканью  зеркалами.  А ещё дальше годы лишенного смысла, никому не нужного существования.



Похоронная команда сноровисто заколотила крышку гроба. Затем его осторожно опустили в могилу. С  глухим стуком упал первый ком вязкой, пропитанной влагой глины.  Люди проходили вереницей, каждый бросал  в могилу горсть земли. Затем в ход пошли лопаты. Вскоре всё было кончено.

***

После похорон, едва попрощавшись с тёткой, я на такси мгновенно покинул город. Затем сделал ещё один бросок на другом такси и уже там сел на поезд. Всю дорогу до самой Тулы я проспал мертвым сном. Напряжение отпустило и наступило немыслимое расслабление.  Не было желания ни есть, ни пить.  Не хотелось даже в туалет. В Туле я наконец-то вышел на свежий воздух размять залежавшееся тело. 


- Да, Иван! – наглый, дерзкий выкрик, зловонным плевком ударил прямо в лицо. Два маленьких тощих, явно замученных анашой, кавказца смотрели на меня с готовностью решившихся на схватку бойцов.  Поезд шёл из Махачкалы на Москву и они, похоже, сели ещё до меня.  На перроне  эти двое изначально  общались между собой вызывающе громко, ни на кого не обращая внимания. И произнесли короткую, как выстрел, фразу будто бы в продолжение разговора. Явно,  наслаждаясь   превосходством того, что никто не знает их родного языка.



 В этих гортанных звуках  на меня  обрушился насыщенный поток информации,  несущей в себе ожесточение и ненависть: «Что ты тут, русский козёл, стоишь как бычара, рисуешься своими мускулами, урод. Перед кем понты, чмо, колотишь? Ты же, мразь, при первом наезде газ выпустишь!»   



Я   понял сразу: служивший им средством общения язык,  является одним   из диалектов лезгинского. Скорее всего, это были табасаранцы,  возможно – агулы.  Впрочем,  отличить рутульское, цахурское, хиналугское или удинское наречия смог бы даже не каждый коренной житель тех забытых Богом мест. И вот эти дети очень высоких гор юго-западного   Дагестана бросали мне преисполненный презрения и абсолютной уверенности в победе вызов.



- Человек! – сжав кулаки, с возмущением произнёс  я, – мне глубоко безразлично, о чём ты только что говорил на непонятном и совершенно неинтересном для меня языке.  Но та интонация, с которой ты, с вызовом посмотрев на меня, произнёс  русское слово «да!», требует дополнительных объяснений.
- Ты что, - не до конца осознав, но абсолютно точно, ощутив смысл сказанного, вскипел кавказец, - что ты гонишь? Крутой что ли? А может быть ты каратист? Ну, если каратист, дай мне в рожу! Поссал! Да! Поссал!
Он завёлся с полуоборота, брызжа слюной, нервно размахивая растопыренными пальцами перед  моим лицом.



«Сучонок, - с отвращением прошептал я, - получи дешёвка!» Неуловимым движением   кулак с бешеной скоростью вылетел  вперёд. Лишь костяшки фаланг указательного и среднего пальцев на сотую долю секунды соприкоснулись с телом врага. Всего два квадратных сантиметра  боевой поверхности.  Я бил в грудь, просто побоявшись прикончить «недоноска» с одного удара.   Кавказец   крякнул, нелепо взмахнул руками.  Рухнув на перрон, будто срубленный куст чертополоха, он с силой стукнулся головой об асфальт. Его напарник замер в изумлении, даже не пытаясь   вступить в схватку.



Не меняя положения корпуса, я подтянул правое колено к животу и «выстрелил» ногой вбок. Стопа вошла в пах, отбросив второго горца в сторону, будто тряпичную куклу.  Подскочив к приземлившемуся на «пятую точку» и неуклюже пытающемуся  подняться  «сопернику», я  добил его коротким ударом открытой ладони в ухо. 
Пнув, сражённого первым, врага   носком туфли по рёбрам, я  удостоверился, что тот  жив. С превосходством, окинув взором округу,  я провещал: «Ещё немного и не станет нечестивого; посмотришь на его место, и нет его».
 «Псалом тридцать шестой.  - Смачно плюнув рядом с безвольно поникшей головой,  произнёс  я. И, немного подумав, добавил. - Стих десятый!»


  Даже те, на чьих глазах произошло побоище, не сразу осознали увиденное.  Прыжком, бросив тело вверх по ступеням, я вихрем ворвался в почти пустой вагон за своими вещами. Стоянка поезда длилась двадцать минут, и большинство пассажиров вышли прогуляться. Но ни один из тех, кто остался на своих местах, даже при желании не смог бы задержать движимого отчаянной яростью человека.


Промчавшись по проходу, я схватил свою сумку и с силой потянул вниз оконную раму. В плацкарте отсутствие кондиционеров  компенсировалось возможностью открытия всех  окон без исключения. Образовавшийся проём оказался   достаточно велик. Ухватившись за верхнюю полку, я просто кинул ноги вперёд и, едва придерживаясь за раму, соскользнул вниз. Я очутился на противоположной стороне платформы, рядом со стоящим на соседнем пути товарным поездом.  В этот миг товарняк как назло тронулся с места, а в двадцати шагах от меня оказался милицейский наряд.  Вырываясь из капкана,  я поднырнул под вагон и вернулся обратно  на всё тот же перрон.  Тут же раздался свисток и постовые, не спеша лезть под вагон, заговорили по рации. Ждать усиления наряда на вокзале долго точно бы не пришлось.   Ощущая себя оленем,  прижатым охотниками к скале, я ринулся по краю  вокзальной площади. Озираясь по сторонам, я искал путь к спасению. В этот миг рядом со мной затормозил новенький «Форд Фокус» и хозяин обаятельной улыбки доверчиво произнёс: «Если не хочешь иметь дел с ментами, прыгай. Похоже, нам по пути!»



- Да, забавное получилось интервью, - с мушкетёрской улыбкой произнёс  Филипп, отключая видеозапись, – ментам ничего делать не надо, все материалы систематизированы и прошиты.  Пожалуй, с публикацией спешить не стоит.
- Это точно,  - поддержал друга Кирилл, - ты, Ден, сдал себя с потрохами. А нам герои нужны живыми.
- А кто же был тот таинственный незнакомец, что в последний миг спас нашего героя от неминуемой расправы, - вторя манере  Кирилла, с улыбкой спросил Максим.
- Ваш покорный слуга, -  Филипп галантно  наклонил голову.