Собачья жизнь. 1

   Собака - это лучшее, что случилось с человеком. 
               

        Меня часто спрашивают, откуда я так хорошо знаю повадки собак? Откуда у меня знания по служебному собаководству? И чтобы ответить на эти вопросы, я должен вернуться к истокам юности и рассказать про …. собачью жизнь.
  Родился я в 1962 году в Сибири в городе Новосибирске, в обычной советской семье.
Мои родители работали на железной дороге, где и познакомились, и сошлись. Именно сошлись, потому что оба были разведены и уже осторожно подходили к вопросу создания семьи. Тем более, что отец был рождён в другой стране и во время Великой Отечественной войны был депортирован в Советский Союз, а это считалось немаловажным и настораживало людей. Отец был простым работягой, составителем поездов, а мать оператором на железнодорожном вокзале «Новосибирск-Главный». Отец очень любил железную дорогу и ему нравилось работать, потому что, будучи пацаном, он «хлебнул горя» и знал, что такое голод, смерть и что такое «иметь хорошую работу». 
  В 1942 году, когда ему было 12 лет, его вместе с родителями, братьями и сёстрами насильственно депортировали в Сибирь из Балкан.  По дороге семья из 10 человек несколько раз попадала под бомбёжки, пряталась, спасалась и голодала. Пока шли, из восьми детей осталось шестеро. Двоих, братика и сестрёнку, отец лично похоронил в снегу. В 1955 году умер его отец, мой дед Марк, которого я никогда не видел, так как я родился позже. Отец был старшим среди всех детей, его мама не работала, занималась детьми и хозяйством, и потому вся ответственность за семью легла на моего отца. Практически он начал работать с 13 лет, хватаясь за любую работу.  Со временем он устроился на железную дорогу, которую полюбил и с удовольствием ходил на работу. Станция «Новосибирск-Главный» была для него вторым родным домом. Проработав на железной дороге 47 лет, и заслужив почётные звания и ордена, отец днём 2 ноября 1993 года вышел на пенсию, и через несколько часов, ночью 3 ноября умер, прямо в день рождения моей матери.
  Мать же родилась в деревне под Омском и тоже в многодетной семье.  Окончив семилетку, она сбежала из голодной деревни в город, чтобы выучиться на киномеханика и самой зарабатывать на жизнь. Несколько лет, будучи молодой девушкой, за мизерные копейки, она в любую погоду, летом и зимой, в жару и холод, возила фильмы по деревням. В итоге, устав от безденежья, она в поиске лучшей жизни перешла работать на железную дорогу, где и познакомилась с моим отцом.
  У матери я был первенцем, хотя родила она меня поздновато, в 34 года, а через 4,5 года родилась моя сестрёнка Марина.
  Моё детство проходило в одном отдалённом и очень криминальном районе города Новосибирска, среди «хрущёвок», стоявших по соседству с бараками, в которых доживали расконвоированные немецкие военнопленные. Обыкновенное городское периферийное захолустье.
  Мы часто жгли костры между бараками и пекли картошку, которую воровали у немцев из погребов. Тогда нам казалось, что это так и надо, ведь мы были внуками победителей.
  Недалеко от моего дома находилось три объекта,  с которыми связаны  моё детство и юность, это городской мотодром, куда мы пацаны бегали смотреть мотогонки, Мотодромовский карьер – озеро, образовавшееся в результате затопления карьера,  в котором добывали гранит и где мы летом купались и отдыхали с родителями, и крупнейшая в Сибири типография «Советская Сибирь», которую строили заключённые.  Когда я был пацаном, то часто со старшими ребятами мы ходили на «Совсибирь» и «делали перекиды» зэкам, то есть кидали заключённым через высокий забор с колючей проволокой газетные пакеты с чаем и карамельками, а то и водку в грелках, а обратно нам летели «выкидухи» - выкидные ножи, иконки, браслетики, чётки и крестики.
  Конечно, конвоиры, как правило, «чучмеки», гоняли нас, но чаще закрывали глаза, потому что сами побаивались, что им от зэков может «прилететь» исподтишка в виде камня в голову. Иногда мы даже приходили к охранникам в гости в бытовку, «побазарить» и покурить, а курить я начал с семи лет. Меня лично больше всего манил интерес к служебным собакам, которые охраняли объект. Это были крупные, злющие, восточноевропейские овчарки, которые постоянно бегали по периметру ограды и зловеще лаяли. Я с интересом наблюдал, как эти, как мне казалось, огромные и страшные животные подчинялись небольшого роста солдатам и почти беспрекословно выполняли их команды. Когда какая-нибудь из овчарок обнюхивала меня, то от страха кровь «стыла» в моих мальчишеских жилах, и я думал о том, как же можно приручить таких «зверюг».
  Как-то летом, после «перекида», мы с пацанами купались, ныряя в карьер с отвесных скал, а заключённые, во время обеденного перерыва, наблюдали за нами и, конечно, завидовали нашей свободе. Даже часовой с собакой, неся караульную службу и ходя туда обратно по навесному мостику, посматривал на нас с завистью и разрешал нырять с брёвен моста, нависающих на высоте 12-ти метров над водой.
  Вдруг заключённые окликнули нас и кинули нам какой-то бумажный пакет. Когда мы его развернули, в нём оказалась горбушка хлебного мякиша, посыпанная белым порошком.
- Киньте в воду, - крикнул кто-то из них.
  Минут через пятнадцать после того, как хлеб утонул, мы увидели, как из глубины начала всплывать кверху брюхом рыба. Мы, конечно, очень удивились этому фокусу. Но, как оказалось, «жулики» пропитали мякиш борной кислотой, и рыба, скушав хлеб, одурманенная всплывала на поверхность. Часть рыбы мы перекинули зэкам, а остальную собрали и разделили между собой.
  Через день, воодушевлённые таким способом рыбной ловли, мы купили в аптеке копеечный порошок борной кислоты и с утра пораньше пошли «рыбачить» на карьер. За день до этого события погода была пасмурная, и прошли обильные грозовые проливные дожди, которые сильно размыли почву и промыли расщелины между скалами и камнями.
  Для рыбалки мы выбрали отвесную скалу, нависающую над водой, под которой находилась ниша. Я и два моих приятеля из-под скалы кидали хлеб в воду, а наш товарищ Юрка, по кличке «Рыба», большой любитель рыбалки, стоял наверху, на скале и высматривал всплывающую рыбу. Вдруг многотонная скала поехала и с шумом рухнула в воду, утягивая меня в глубину. Мои приятели успели отпрыгнуть в стороны, а мне, увы, не повезло.
  Я бился, как пленённый Ихтиандр под водой, кричал, и мои лёгкие наполнялись водой. Каким-то чудом я вырвался из-под глыбы, придавившей меня на глубоком дне, и я увидел свет из жуткой и чёрной бездны. Когда я наконец всплыл, то почувствовал дикую боль в ногах, в теле, а из ушей текла кровь.  Кто-то из ребят, увидев, что я всплыл, затащил меня на нижний козырёк рухнувшей скалы, и я от болевого шока потерял сознание.
  Моя правая нога была раздроблена в двух местах, грудная клетка разбита, и все рёбра были переломаны. Полгода я пролежал в больнице, перенёс несколько операций. Мои кости сверлили насквозь, вставляли штыри, ломали заново неправильно сросшиеся кости, устанавливали аппарат Илизарова, наложили мне больше сотни швов, а после я почти год учился заново ходить.
  В 13 лет стать калекой было дико обидно для пацана. Я передвигался с помощью громоздкой инвалидной коляски, не спал ночами и терпел дикие боли.  Моя психика не выдерживала мысли о том, что я больше не смогу ходить, останусь инвалидом, и я, оставаясь один, рычал от обиды и заливался слезами. И вдруг я увидел по телевизору фильм «Право на прыжок», в котором прототипом главного героя был Валерий Брумель, олимпийский чемпион 1964 года, рекордсмен мира по прыжкам в высоту. После автокатастрофы и полученных увечий он заново научился ходить, прыгать, вернулся в спорт и выигрывал международные состязания.
  Этот фильм настолько сильно повлиял на меня, что я поверил в то, что тоже смогу восстановиться.  И я решил, что сделаю всё, чтобы заново научиться ходить - и пусть я буду терпеть мучительные боли, но я не буду инвалидом. Через четыре года я выполнил норматив кандидата в мастера спорта, а в двадцать лет я стал мастером спорта СССР и Чемпионом России в командном первенстве по Военизированному многоборью со служебными собаками. И вот об этом я хочу рассказать.
  Когда меня, наконец, выписали из больницы, я несколько месяцев ходил на костылях в гипсе. Я настолько свыкся с костылями, что уже не представлял, что смогу без них обходиться. И вот, когда сняли гипс, я с испугом увидел свою ногу – кость, практически без мышц, обтянутую тонкой синей кожей.
- Боже, как же я смогу на неё наступать?
  Почти два месяца я таскал «висячую» ногу, массажировал её и с осторожностью пытался упираться на пальцы. Я попросил родителей купить мне кеды на два-три размера больше, чтобы я мог опираться на согнутый носок. Нога не переставая болела, ныла и чесалась. Я постоянно жил с ощущением физической боли. У меня болели кости, мышцы, рёбра - всё тело. Я плохо спал, потому что боль преследовала меня, стала частью моего физического состояния и со временем я привык к боли, хотя она доставляла мне эмоциональное и психологическое страдание. Но я терпел и упорно тренировался. Через девять месяцев я отказался от костылей и наконец-то стал передвигаться «на своих двоих», пусть и с палочкой, и сильно хромая. Примерно год мне понадобилось на восстановление.
  Все эти события совпали с моим переходным возрастом, когда мои сверстники уже вовсю хулиганили, курили, пробовали пить портвейн и воровали – конечно, не все из них. Были ребята, которые стремились к знаниям, к спорту, но из-за традиций и обычаев, существовавших в моём околотке, вырваться из «гнилой» среды было сложно. Если старшие парни звали с собой «на дело», то отказаться было практически невозможно. И, конечно, некоторых из нас ловили, допрашивали, избивали и сажали  на "малолетку". Система работала.
  Кого-то из пацанов в моём дворе уже посадили, а кто-то уже вышел и не просто гордился, но и кичился этим. Я же осознавал, что это не мой путь и по возможности старался держаться подальше от криминалитета.
  В нашей пятиэтажке, в соседнем подъезде, жили два брата Лубягиных - Володька и Сергей, у которых была диковинная в те годы шотландская овчарка (колли) по кличке Инда. Братья серьёзно занимались дрессировкой собак, участвовали в выставках и соревнованиях, и я напросился к ним в компанию, потому что тоже очень любил собак. Вместе с ними я стал ездить в клуб служебного собаководства, который, кстати, находился на другом конце города, смотрел и учился методам дрессировки собак и вскоре меня пригласили в спортивную команду по военизированному многоборью со служебными собаками.
  В возрасте семнадцати лет я был самым молодым инструктором по дрессировке служебных собак в Новосибирском Областном клубе служебного собаководства. Помимо занятий спортом я уже сам обучал других новичков и вёл курсы по ОКД – общему курсу дрессировки, и ЗКС - защитно-караульной службе, благо, что моими учителями были выдающиеся дрессировщицы Елена Мальцева и Елена Чебан. В 80-х годах шотландская овчарка (колли), кобель по кличке Лель, по окрасу самый белый в СССР, принадлежавший  Елене Мальцевой и отдрессированный ею, многократно становился чемпионом СССР и чемпионом России по военизированному многоборью и вошёл в историю собаководства, как один из самых титулованных в Советском Союзе. О его выдающихся достижениях писали многие издания, в том числе и зарубежные,  и его симпатичная морда красовалась на лучших глянцевых обложках отечественных и западных журналов. Даже мне посчастливилось поработать с Лелем. На собачьих выставках  я в качестве фигуранта участвовал в показательных выступлениях, работая в «дресхалате» с самыми злобными собаками и мне это очень нравилось, потому что я чувствовал себя уже взрослым и востребованным.
  Был случай, когда на соревновании одна немецкая овчарка, при выполнении дисциплины «задержание нарушителя», делая перехваты рук, случайно попала пастью в дыру рваного дресхалата и вырвала мне половину правой ладони. После моих травм только этого мне ещё не хватало. Пришлось опять перенести сложную пластическую операцию и почти год разрабатывать ладонь, чтобы заново научиться владеть ею и научиться писать.
  Конечно, и помимо этого я получал небольшие травмы и синяки, но мне нравилось работать с собаками, изучать их поведение, рефлексы, инстинкты, психологию и отношения с человеком.
  Приходя в клуб служебного собаководства, я попадал в атмосферу всеобщего дружелюбия и единомышления. Иногда, к нам в гости, в клуб, приезжали известные собаководы и писатели, такие как Борис Степанович Рябинин, который написал любимую собаководами в то время книгу "Друг, воспитанный тобой", и мы вместе обсуждали тему о перспективах развития служебного собаководства. Дискутировали о работоспособности и достоинстве разных пород собак, экспериментировали и добивались серьёзных результатов в дрессировке наших четвероногих собратьев. В пятнадцать-шестнадцать лет я уже знал анатомию и физиологию у собак. И когда в школе мои сверстники «шушукались» по углам, обсуждая физиологию противоположного пола, я с улыбкой воспринимал их начальные познания. В отличие от них я уже знал, что такое месячные или течка у собак, в какой период можно было «вязать сук» или, как говорили в народе, «спаривать» кобеля и суку, и даже принимал роды у животных. Я спокойно без стеснения мог участвовать в разговорах со взрослыми и более опытными собаководами на тему племенной работы и инбридинга, то есть скрещивания близкородственных собак для улучшения породы, а по-простому говоря, познавал науку разведения пород. Когда я набирал в группу по дрессировке собак учеников со своими питомцами, то порой командовал людьми намного старше себя, которые прислушивались ко мне и учились у меня, и это придавало мне уверенности при становлении моей личности. Я гордился тем, что занимаюсь собаками и всё своё свободное время посвящаю этому занятию, в то время, когда некоторых моих приятелей уже отправили в исправительные колонии. Даже мои родители были довольны тем, что я не «шарахаюсь» по улице, а занимаюсь делом. У моей матери было одно ко мне требование - чтобы я не попал в тюрьму, потому что придётся таскать «посылки», да и вообще, как людям в глаза смотреть.
- Нам тюремщики не нужны, - говорила она.
  Но вернёмся к собачкам. Когда мне исполнилось 17 лет, родители дали мне денег на покупку щенка немецкой овчарки.  И, к моему счастью, именно счастью, одна семья обратилась в клуб и попросила найти нового хозяина для их девятимесячного неуправляемого питомца, немецкой овчарки по кличке Царь. Когда я привёз Царя домой, то родители были в шоке от того, что вместо милого щенка я «припёр» уже здоровую псину.
  Через несколько месяцев Царь стал полноправным членом нашей семьи, и я гордился тем, что у меня есть собака, с которой я тренируюсь, выступаю на соревнованиях и показательных выступлениях агитбригад, и путешествую по городам. Можно сказать, что мы с Царём сами зарабатывали ему на пропитание.  Иногда ко мне, как к молодому специалисту и владельцу розыскной собаки, обращались даже представители органов внутренних дел. Я не только консультировал их по дрессировке собак, по розыскной службе, но и пару раз пускал Царя по следу, разыскивая и преследуя преступников.  Когда обо мне написали в городской газете «Вечерний Новосибирск» и поместили фотографию вместе с собакой, я стал местной знаменитостью и даже в школе учителя уже по-другому стали относиться ко мне. А в клубе собаководства мне советовали после армии  по их рекомендации поступать в школу Милиции, которая готовила кинологов.
  Некоторые воспитанники нашего Новосибирского клуба служебного собаководства удостаивались чести служить со своими питомцами в пограничных войсках,  и это была честь для клуба. Конечно, для Советской Армии требовались уже готовые специалисты и дрессированные собаки, но, к сожалению, система давала сбой. И многие парни, которые сами приходили в военкомат и просились в погранвойска, увы, туда не попадали.
  В 1980 году в городе Калуге проходил чемпионат России по военизированному многоборью со служебными собаками. Спорт очень серьёзный, для выносливых людей и собак. Это и преодоление полосы препятствий, и метание гранат, стрельба по мишени и задержание нарушителя. Это очень красочные  показательные выступления, демонстрирующие взаимодействие человека и собаки.  Наша Новосибирская команда, мужская и женская, под руководством выдающегося тренера Вячеслава Тимофеевича Серебрянского и руководителя команды Иосифа Арамовича Дубсона, считалась одной из самых опытных и сильных в Советском Союзе. Наши служебные собаки показывали отменную дрессировку и злобу при задержании «нарушителей». Сам  Никита Фёдорович Карацупа - легендарный пограничник, герой Советского Союза, задержавший 248 нарушителей границы, отметил великолепную работу наших собак.  Почти по всем дисциплинам мы заняли первые места, показав высокие результаты в спорте и дрессировке, и выиграли Чемпионат России.
  Мы даже должны были участвовать в  параде на Олимпиаде-80, но организаторы олимпийских игр побоялись, что собаки угадят тартановое покрытие.
    Когда нас награждали, к нашей команде подошёл один из главных военных специалистов, председатель Федерации служебного собаководства СССР, начальник Центральной школы Военного Собаководства ВС СССР полковник Пермяков Альберт Николаевич и, поздравив команду, спросил:
- Есть ли среди спортсменов парни призывного возраста?
   Я ответил, что я призывного возраста.
- Есть желание служит в ЦШВСе?
- Конечно, есть, - ответил я.
  И вот в 1982 году, в возрасте 20 лет, после окончания техникума и после обращения в военкомат, по «Директиве Генерального штаба ВС СССР», я, как молодой и уже опытный инструктор по дрессировке собак, был направлен для прохождения службы в Центральную Школу Военного Собаководства. Для меня и моего клуба это было очень почётно, ведь впервые новосибирец попал служить в ЦШВС. Конечно, я мог «откосить» от службы со своими травмами, но, во-первых, в 80-х годах служить было почётно, а во-вторых я думал, что мои знания и опыт просто необходимы в армии, так как шли военные действия в Демократической Республике Афганистан (ДРА) и требовались специалисты по подготовке минно-розыскных собак. Сейчас в это трудно поверить, но во всём огромном Советском Союзе не было учебных заведений по подготовке специалистов по дрессировке собак по минно-розыскной службе. После Великой Отечественной войны  надобность в таких специалистах отпала и, увы, наука по розыску взрывоопасных средств сошла на нет. И к началу боевых действий в Афганистане обучать солдат-вожатых было практически некому. На всю огромную страну было всего пять-шесть специалистов-инструкторов, практически самоучек. Из 90 собак, отправляемых каждые полгода в «Афган», мины искали от силы две-три собаки, потому что на подготовку одной собаки требовалось минимум год-два, а тут, в лучшем случае, шесть месяцев и вперёд, воевать. Увы, время поджимало, а солдатики гибли, техника подрывалась, вот и познавали вожатые собак мастерство дрессировки во время войны.
  Собак требовалось много и это должны были быть служебные породы,  разведением и закупом которых занимались в питомнике «Красная звезда»,  находившемся на территории воинской части, и которым командовал выдающийся отечественный военный специалист, легендарный генерал-майор Григорий Пантелеймонович Медведев, единственный в мировой истории генерал от собаководства, внёсший неизмеримый вклад в развитие Российского собаководства. Благодаря ему и профессору-биологу Н.А. Ильину, а также начальнику племенного питомника Бортникову Н.И. были выведены такие отечественные породы, как московская сторожевая, русский чёрный терьер, московский дог и московский водолаз.  И, конечно, с таким человеком я, как собаковод, очень мечтал познакомиться.
  Всё это вместе и побудило меня «напроситься» служить в Центральную Школу военного собаководства.
  За время службы я подготовил несколько собак по наркологической службе, которая заключалась в дрессировке собак по поиску наркотических средств, а также несколько минно-розыскных собак, которые после служили в Афганистане. Иногда я, солдат, обсуждал с генералом, как эффективней дрессировать собак для получения желаемых результатов.
  Также я дрессировал одну из подаренных собак Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичу Брежневу, овчарку по кличке Грант, был знаком с Галиной Брежневой и её мужем генерал-полковником Чурбановым Юрием Михайловичем. Дрессировал собаку Маршалу Советского Союза Сергею Леонидовичу Соколову, который в 1984 году стал Министром Обороны СССР. Будучи солдатом, довелось лично пообщаться с первым секретарём ЦК КП Грузии Эдуардом Амвросиевичем Шеварднадзе, с Министром здравоохранения, лечащим врачом нескольких руководителей СССР, академиком Евгением Ивановичем Чазовым. Помогал Юрию Владимировичу Никулину дрессировать его ризеншнауцера по кличке Фёдор, а также многим, многим другим известным людям - любителям собак.