Три буквы

В августе 1987 года я была назначена на должность заместителя главного врача по экспертизе временной нетрудоспособности Барановичской городской больницы. Мой предшественник, Лабкович Геннадий Иванович, заместитель главного врача по амбулаторно-поликлиническому разделу работы, ушёл в отпуск через месяц после моего назначения.
 
Я осталась «за себя и за того парня». Беседы со всезнающими посетителями, имевшими своё представление о принципах организации работы единственной в городе поликлиники, в зоне деятельности которой проживало сто девятнадцать тысяч взрослого населения; урегулирование взаимоотношений между младшим и средним медицинским персоналом; контроль работы дворников и подсобных рабочих; своевременное предоставление отчётов в вышестоящие организации и т.д., и т.п.
 
Кроме того, выполнение своих непосредственных функций – председательствование на заседаниях комиссии, название которой состоит из трёх букв – ВКК (врачебно-консультационная комиссия).

В тот день травматолог Салин Вадим Григорьевич привёл на ВКК «химика», бывшего «сидельца», во время описываемых событий находившегося в исправительном учреждении открытого типа; он работал каменщиком в передвижной механизированной колонне.
 
Доктор Салин рассказал, что пациент, получивший в быту травму (ушиб грудной клетки), настаивает на выдаче листка нетрудоспособности. Опытный травматолог пояснил, что на рентгенограмме грудной клетки патологических изменений не выявлено. Кроме того, «травмированного» осмотрел заведующий хирургическим отделением поликлиники Родионов Сергей Васильевич, согласившийся с экспертным решением врача.

 «Ушибленному» не понравилось единодушное мнение врачей; он потребовал «главного медицинского начальника», которым на тот момент была я.

Пациента пригласили в кабинет ВКК: пришёл мой черед оценивать его трудоспособность.
 
Я попросила мужчину раздеться до пояса. Вооружившись стетоскопом, выслушала сердцебиение и дыхание «больного». Строго следуя наставлениям моего учителя, Александры Ивановны Дёминой («прежде, чем отказать пациенту в выдаче листка нетрудоспособности, осмотри его «с ног до головы»), я полностью выполнила ритуал осмотра.

Пациент недоумевал: зачем его так тщательно исследуют?

«Эталон здоровья» – подумала я, предложив пациенту одеваться. Дождавшись окончания этой процедуры, вынесла вердикт:

— У Вас, Фёдор Григорьевич, нет оснований для выдачи листка нетрудоспособности. Вы можете работать штукатуром. С некоторыми ограничениями по подъёму и переносу тяжестей…

— Это как? – поинтересовался «химик».

– Мы сейчас напишем решение комиссии по ограничениям перемещаемого груза, представите его своему начальству: бригадиру или прорабу.

— То есть, больничного листка вы мне дадите? – уточнил строитель.

— Нет, не дадим, – подтвердила я.

Предусмотрительно отойдя к двери кабинета, пациент ещё раз поинтересовался:

— Так что, бюллетеня не будет?

— Нет, не будет, – согласилась я.

— У-у-у, б..дь! – выдохнул «травмированный» и моментально выскочил из кабинета.

Присутствующие в кабинете врачи и секретарь ВКК Елена Борисовна Свиридова замерли: они ещё не слышали таких оскорблений в адрес должностного лица.

Вадим Григорьевич Салин, «виновник инцидента», бросился вдогонку за сквернословом; я его остановила:

— Ну что Вы, доктор, не надо! Наконец-то, хоть один мужчина увидел во мне настоящую женщину!

Присутствовавшие в кабинете молодые доктора рассмеялись, таким образом разрядив обстановку.

Много лет эта история пересказывалась врачами городской больницы: мужчины ценили чувство юмора «падшей» женщины, а дамы – завидовали.

Высокой оценке сексапильности тридцатилетней служительницы самой бюрократической медицинской дисциплины – экспертизы временной нетрудоспособности.