Школа жизни

   Конституции СССР гласила: служба в рядах Советской Армии - почётная обязанность каждого советского гражданина. Однако, как показала практика, большинство советских граждан времён развитого социализма и перестройки предпочитали попадать в «нечётную» часть и держаться подальше от этой почётной мисси всеми возможными способами.

   Самым простым способом решения проблемы было поступить в ВУЗ. Большинство институтов того времени имели военную кафедру. По окончании студенты проходили двухмесячные военные сборы и получали звание лейтенанта запаса, что заменяло срочную службу. Среди студентов была популярной поговорка: «Армия – это хорошая школа жизни, но лучше её пройти заочно». Неприязнь к военной службе была настолько сильна в студенческой среде, что преподаватели пугали армией отстающих студентов, которые могли не сдать сессию и быть отчисленными. Это имело сильное воздействие на студентов, которым представлялось, что вместо изучения философии и высшей математики, они будут сутками драить вонючие унитазы. Именно с подобными занятиями ассоциировалась у молодёжи служба в Советской Армии. Эти ассоциации были правдивыми, так как основывались на рассказах ребят, прошедших срочную службу.

   Однако решить вопрос, поступив в ВУЗ, можно было не всегда. В середине восьмидесятых возникла проблема нехватки призывников, связанная с провалом рождаемости в годы второй мировой войны. В армию стали брать всех подряд. Студентов забирали прямо с учёбы. Отслужив два года, ребята возвращались в институт с абсолютно пустой, отвыкшей думать головой и с большим трудом втягивались в учёбу. Ведь в армии не надо думать. Там надо выполнять приказы командиров. Понятно, что служить не хотел никто. Основным и почти единственным способом уклониться от призыва, или получить отсрочку были серьёзные проблемы со здоровьем.  Я и большинство моих друзей отправились служить после первого или второго курса. Исключения составили единицы. Саша был поздним и единственным ребёнком в семье. Когда мы поступили в университет, его родители были пенсионерами в возрасте около семидесяти лет. Его от армии освободили. У Олега были проблемы со зрением. Его признали негодным к службе, но каждый год вызывали на комиссию. Когда мы отслужили и вернулись в университет, он учился на два курса старше нас. На четвертом курсе врач из поликлиники порекомендовал ему пройти лечение на новом оптическом тренажёре. После курса лечения зрение улучшилось на две диоптрии, которых ему как раз не хватало для пригодности к строевой службе. Вместо последнего пятого курса парень ушёл на два года в войска, проклиная медицину и тренажёр. Оканчивал институт он вместе со всеми нами. Андрей успел закончить два курса медицинского до призыва. Медикам особенно было проблематично прерывать учёбу на два года. Объём знаний у них был самым высоким. Парень решил побороться за свою профессию, используя свои знания. У него были небольшие проблемы с почками. На обследовании он решил их усугубить. Небольшая, но грамотно дозированная, добавка сметаны в мочу для анализа подняло уровень белка до критического. На втором обследовании в клинике Андрей познакомился с дедушкой-пьяницей, который страдал обширным гломерулонефритом почек в последней стадии. Они быстро нашли общий язык. Андрей бегал в магазин и щедро снабжал дедушку вином. Дедушка в знак благодарности делился своей мочой, которую Андрей сдавал на анализы вместо своей. Андрею удалось победить систему. Он получил военный билет и вместо тупого разбивания асфальта сапогами и выдраивания полов и писсуаров изучал основы медицины. Страна получила на два года раньше первоклассного хирурга. 

   Сдав летнюю сессию второго курса, я с ребятами из разных вузов отправился служить в учебное подразделение в посёлке Печинский . Про эту учебку ходили страшные слухи, как про самую тяжёлую. В армии была такая пословица: «Кто прошёл учебку Печи, тому не страшен Бухенвальд». Слухи были преувеличены. Ничего сильно страшного в Печах не было. Хотя, проведённое там время, можно было мягко назвать отвратительным. Нас молодых ребят привезли на автобусе в часть. Сержант завел всех в казарму и построил. Потом состоялось знакомство с командиром роты. Время было около двенадцати часов дня. Из канцелярии вышел, пошатываясь, пьяный капитан в расстегнутой до половины рубашке и болтающемся на заколке галстуке. Он прошёлся вдоль строя, осматривая нас, и произнёс только одну фразу: «Ну что, курсанты, ……….вашу мать». Затем командир удалился до конца дня в канцелярию. После наступили армейские будни. Спали мы в среднем по пять-шесть часов сутки. Около десяти процентов остального времени тратилось на обучение военному делу и физической подготовке. Основное время с утра до вечера занимала тупая муштра – строевая подготовка (топанье часами по асфальту и пение дурацких строевых песен), мытьё полов, унитазов и писсуаров, обрывание листьев с деревьев, покраска травы в зелёный цвет, натирание асфальта гуталином для чистки сапог и прочие армейские глупости. Кормили настолько плохо, что есть то, что подавалось в солдатской столовой, можно было только с одной целью – не умереть от голода. Первую неделю мы могли там есть только хлеб и пить коричневую подслащённую жидкость без вкуса и запаха, которую военные называли чаем. За время учебки все ребята похудели на 10-15 килограмм. Учебное подразделение, рассчитанное на шесть месяцев, мы как студенты закончили по сокращённой программе за три. Затем было распределение в действующие войска. Перед отъездом ребята пришли к единому мнению, что если рационально использовать время, то на всё чему мы там научились было бы достаточно одной недели, максимум дней десять.

   После учебки меня в звании сержанта распределили командиром отделения связи в танковую бригаду. Если в учебном подразделении мы, хоть немного узнали чего-то нового, здесь все полтора года просто отсчитывали дни до дембеля. Солдаты и сержанты ходили по части вечно сонные и голодные. Тупая армейская муштра с подъёмами ночью по учебным тревогам, ночными нарядами и принудительными зарядками в шесть утра после этого не давали выспаться. Питание было не менее мерзким, чем в учебке.

   Если в учебке наша рота состояла целиком из студентов, в войсках солдаты были совершенно разного происхождения. Разумеется, средний уровень образования был значительно ниже. Поэтому, офицеры, которые, получили хоть какое, но высшее образование считали себя на голову выше по интеллекту. Что не всегда соответствовало действительности. Были и среди них умные люди, но процент их был невысок. Наш командир взвода с сильно выпученными глазами в части имел кличку «Лупатый». Когда он говорил, я вспоминал «людоедку Эллочку» из романа «Двенадцать стульев». Только в лексиконе Эллочки было около тридцати слов, а Лупатый обходился гораздо меньшим количеством. Около девяноста процентов из них были матерные.

   Однажды, перед зимой я решил для профилактики подзарядить аккумуляторы с командно-штабного бронетранспортёра, командиром которого являлся. Я принёс аккумуляторы в мастерскую части, где были соответствующие устройства. Солдат из мастерской принял у меня аккумуляторы и понёс ставить на зарядку. Меня он попросил обождать, чтобы сделать запись в журнал. В это время в мастерской группа офицеров отдыхала за столом, выпивая спирт и закусывая. Центральной фигурой у них был зампотех части. Он был в звании майора и старше остальных по званию и возрасту. Зампотех рассуждал о том, насколько тупые и необразованные солдаты служат в нашей части. В качестве примера он решил привести меня, как первого попавшегося ему на глаза. Про два курса физического факультета университета, законченные мною на отлично перед армией, разумеется, он не знал.
- Вот, вы сержант, принесли зарядить аккумуляторы – обратился он ко мне.
- А вы знаете, чем отличается параллельное соединение аккумуляторов от последовательного? Вы можете рассчитать ёмкости двух цепей, где два аккумулятора соединены сначала параллельно, а потом последовательно? Как показывает моя практика, девяносто девять процентов солдат и сержантов умственно недостаточно развиты, чтобы решить подобную задачу.
Майор протянул мне лист бумаги и ручку. Все пьяные офицеры весело на меня смотрели. За несколько секунд я нарисовал две простейшие цепи параллельного и последовательного соединения аккумуляторов и написал формулы ёмкости. Офицеры перестали улыбаться. Возникла пауза, которую надо было как-то разрешить. Я перевернул лист бумаги и быстро накидал на нём две несложных цепи, каждая из которых содержала комбинированные соединения параллельного и последовательного соединения четырёх аккумуляторов, и предложил майору рассчитать ёмкость каждой цепи.
- Как показывает моя практика, сто процентов офицеров умственно недостаточно развиты, чтобы решить подобную задачу – сказал я майору – если вы сможете нарушить эту статистику, я буду очень рад за нашу армию.
Некоторое время офицеры тупо смотрели на мои схемы, как баран на новые ворота. Потом все кроме майора разразились смехом и аплодисментами. Я быстро расписался у солдата в журнале и ушёл. Майор остался сидеть в заторможенном состоянии, не понимая, что сейчас с ним произошло.

   Отдельную категорию военнослужащих составляли прапорщики. В армии их называли «кусками». Об их глупости ходила масса анекдотов. В армии я понял, что все эти анекдоты из реальной жизни. Например, в одной роте нашей части служил старшиной обычный советский прапорщик, который умел считать до десяти. Да, именно, как в детском мультике «Телёнок, который умел считать до десяти». Прапорщик, разумеется, знал, что после десяти идут другие числа, но в каком порядке он путался. Поэтому, когда он выдавал чистые портянки на роту в тридцать человек, рядом с ним садился сержант и считал.

   В начале лета наших соседей по казарме роту разведки отправили на учения на несколько месяцев. На их место в казарму заселили «партизан». Так в армии называли гражданских мужчин, которых призвали на несколько месяце на сборы, так называемую переподготовку. Кто придумал этот маразм неизвестно, но смысла в нём никакого не было. К нам заселили около тридцати мужчин в возрасте тридцать – сорок лет. Формально они должны были подчиняться офицерам, но поскольку они не принимали присягу, наказать их за неподчинение было практически невозможно. Они это понимали и вели себя соответствующим образом. Сразу после заселения в казарму партизаны дружно стали доставать бутылки с водкой, самогоном, вином и закуски. Через час они были уже пьяные. Веселье продолжалось до поздней ночи. Я заступил в эту ночь в наряд дежурным по роте. В шесть часов утра, я как принято по уставу скомандовал: «Рота подъём, выходи строиться на зарядку». Наши ребята вскочили и стали одеваться. Никто из партизан даже не пошевелился. Я на это не обратил внимания. Это были не мои подчинённые. Вдруг дверь в казарму открылась, и зашёл начальник штаба части полковник Юрко. В части его боялись абсолютно все солдаты и офицеры. Полковник был очень строгим человеком. Наши ребята заторопились. Норма подъёма и выхода на зарядку была сорок пять секунд. Я представился полковнику по уставу и как дежурный сопровождал его при обходе казармы. Никто из партизан даже не подумал встать с кровати. Начальник штаба стал ходить между их кроватями и пытаться поднять. Те, кто просыпался, посылали его на три известные буквы, переворачивались на другой бок и продолжали спать. В казарме стоял жуткий запах перегара. Возле одной кровати была лужа блевоты. Полковник, не выдержав такой обстановки, вышел из их расположения. Далее, как положено проверяющему офицеру, он направился в туалет. Возле первого писсуара стоял огромного роста и веса пьяный партизан. Пошатываясь, он направлял струю мочи в писсуар, но периодически промазывал, забрызгивая пол и стены. Увидев начальника штаба, он его довольно оригинально поприветствовал: «Ну что полковник, всю ночь поднимается медленно в гору, а утром посцишь, и опять с ноготок!». Это было последней каплей. Полковник, побагровев, выскочил из казармы. Все два месяца сборов у партизан прошли одинаково подобно первому дню. Друзья и родственники привозили им ежедневно выпивку и закуску. Все попытки офицеров проводить с ними какие-то занятия вызывали только смех. Два месяца, которые они пробыли на сборах, предприятия на которых они работали, были обязаны выплачивать им полную зарплату. Интересно, кому всё это было надо?

   У одного парня из нашей роты брат сидел в тюрьме по не очень тяжёлой статье. Ему дали что-то около двух-трёх лет колонии общего режима за пьяную драку в кафе. Братья регулярно переписывались и сравнивали условия жизни в армии и на зоне. Вывод оказался парадоксальным – в тюрьме лучше. Условия содержания в казарме и тюремном бараке были примерно одинаковыми. Качество питания и продукты тоже примерно на одном уровне. Но при этом в тюрьме все хорошо высыпались и физические нагрузки на работах были в разы меньше.

   Проанализировав всё это, невольно вспоминаешь высказывание Михаила Задорнова: «Почему мы все по отдельности умные люди, а когда все вместе – дураки?». Как могло развитое современное государство допустить, чтобы все молодые парни в самое прекрасное для жизни и развития время – восемнадцать лет, должны бросать любимую работу, учёбу, семью, друзей и девушек и отправляться на два года в полное подобие тюремного заключения. Эти два года государство обязано тратить огромные бюджетные деньги на их содержание. При этом результат этой деятельности нулевой. Сейчас, спустя много лет, я обсуждал с друзьями вопрос: «Кому, что дала армия?». Ответ был у всех одинаковый – ничего. Выброшенные из жизни два года, как плохой сон, который хочется побыстрее забыть. Большинство развитых стран давно пришли к правильному решению этого вопроса – армия должна быть наёмной и профессиональной.

   До недавнего времени я был уверен, что сейчас всё изменилось, и той армии времён перестройки, в которой я служил, давно нет. Оказалось я ошибаюсь. Однажды, летним вечером, я возвращался домой на автобусе с праздничной вечеринки в микрорайоне, недалеко от которого располагалась военная часть, в которой я служил. В полупустом автобусе ехала компания ребят солдат и сержантов в парадной форме. По их разговору я понял, что они служат в той же части, в которой служил я, и направляются в увольнение. У нас завязался разговор. Я рассказал о своей службе. От ребят я с удивлением узнал, что нечего за тридцать лет не изменилось. По словам этих парней: «Кормят тем же дерьмом, время убивается также тупо». Не изменилось и отношение к службе, которая у подавляющего большинства, кроме отвращения ничего не вызывает, парни только и ждут, чтобы она скорее закончилась. Наша армия оказалась в полной изоляции от процессов развития, протекающих в обществе. Неизвестно сколько ещё времени понадобиться, чтобы военные забыли нелепые традиции Советской Армии, и в её структуре и деятельности появилась логика и смысл.