Письмо восьмое

Нравилось ли мне учиться в школе? Однозначно не могу ответить. Ведь не учиться я не пробовал. Когда долго болел, переживал, что придется догонять школьную программу. Особенно трудно давался английский язык. Мама ходила в школу и упрашивала учительницу, чтобы в аттестат зрелости мне поставили 4-ку. Средний балл аттестата шел в зачет набранных баллов при поступлении в институт, куда я собирался после окончания школы.
Во время учебы в школе и до школы я переболел всеми детскими болезнями и не только детскими. Попади в другие условия жизни, я не выжил бы.
В целом учиться в школе мне нравилось. Увлекался химией. Даже ездил с учительницей на областную олимпиаду по неорганической химии в г. Дзержинск. Правда, по оплошности учительницы, мы опоздали на один день, и первый тур прошел без меня. Так что на олимпиаде я выступил вне конкурса и выступил хорошо.
После уроков я на чердаке нашего сарая я соорудил целую лабораторию и самостоятельно ставил там опыты. Из пустого пузырька из-под чернил я сделал спиртовку. На ней нагревал растворы, которые разводил в стеклянных банках из-под консервов. Приборы и реактивы хранились в тумбочке, в которой была раньше моя детская библиотека. Тумбочка за ненадобностью в квартире перекочевала в сарай, а я поднял ее уже на чердак. На дверцу тумбочки я навесил замок. Ключ был только у меня. Отец мог знать о моих занятиях химией, но ничего не говорил мне об этом, мама на чердак сарая не лазила. Препятствий для занятий не было.
Хотелось хорошую большую колбу. С банками из-под овощных консервов я намучился. Стенки банок толстые, прогреваются на спиртовке плохо, неравномерно и часто лопаются. Где же достать колбу? Или из чего сделать? Вторая мысль всегда превалировала в моем детском сознании. Решил, что подойдет электрическая лампочка. Стекло у нее тонкое, как раз то, что надо для колбы и по форме лампочка похожа на колбу. Только требовалась лампочка больших размеров.
Однажды днем в летние каникулы пошли мы с моим другом Сергеем в близлежащий лес погулять. Сергей хотел заполучить себе отражательное стекло прожектора. Я открылся ему, что мне пригодилась бы лампочка от прожектора. Она была тех же размеров, что и колба. На обратном пути из леса мы шли мимо заброшенного цеха завода. Решили заглянуть туда. На крыше бытовки был установлен прожектор. Сергей залез на крышу - он был половчее меня – я остался внизу. Разбив защитное стекло прожектора, Сергей выкрутил из патрона для меня лампочку, затем снял отражатель. Я стоял во время всей этой операции на земле. Принял у него из рук эти «дары», полученные преступным путем. Уж очень хотелось мне сделать колбу для самостоятельных химических опытов. Купить ее в магазине во времена моей юности не представлялось возможным. Эпоха дефицита толкала, в общем, честных людей на неблаговидные поступки.
Сергей отражатель завернул в фуфайку, в которую был одет, лампу я спрятал под одежду, и мы с осторожностью, избегая случайных встреч со взрослыми, отправились домой. Для алиби, если родители спросят: зачем ходили в лес и что там делали, - придумали сделать из верхушек молоденьких сосенок «болтушки» для разбития комков блинного теста, такой мини миксер с «ручным» приводом. У нас дома была такая самодельная «болтушка». Она была старенькая со сломанным «зубом». Когда я принес новую «болтушку», мама обрадовалась моему подарку и расспросов о моем времяпровождении не устроила. Лампу я, предварительно зайдя в сарай, спрятал под замок в свою тумбочку на чердаке.
Несколько дней меня терзали сомнения насчет дальнейшей судьбы лампы. Подсознательно я чувствовал, что совершил нехороший поступок, и даже, как мне стало казаться, цель его не оправдывала. И еще я не знал: каким образом отделить металлический цоколь от стекла, нечаянно не разбив лампу. Мысли о лампе мучили меня несколько дней. Когда стало совсем невмоготу, я пошел в сарай, достал лампу, выкопал в земле ямку по размеру лампы, положил ее туда, разбил и закопал так, что следов нельзя было различить. После этого стало легче на душе. Судьба прожекторного отражателя Сергея мне не известна. Я видел один раз, как он пытался через открытое окно, а жил он над нами на пятом этаже, ловить отражателем солнечные лучи.
На уроке военной подготовки мужскую половину нашего класса преподаватель водил в тир стрелять по мишеням из мелкокалиберной винтовки. Тир находился в подвале Дома культуры. Преподаватель учил нас как держать винтовку, как целиться в мишень. Винтовки хранились в помещении, которое располагалось в башенке, возвышающейся над крышей школы. Вход в башенку закрывался массивной дверью, обитой железными листами. Дверь закрывалась на два замка. Я так подробно описываю хранилище оружия потому, что через некоторое время после наших занятий, прошел по школе слух о похищении нескольких винтовок. Похитители по крыше пробрались к окну башенки, разбили его, проникли внутрь помещения и вынесли оружие.
Я, разумеется, к похищению причастен не был. Мне даже это в голову не могло прийти. А если бы кто-то попытался вовлечь меня в эту авантюру, я бы ни за что не согласился.
Зато я был причастен к другому хулиганству, которое могло закончиться для меня плачевно. Кто-то из моих одноклассников не израсходовал, выделенные каждому ученику, патроны в тире и принес их в класс, куда мы вернулись после похода в тир. Преподаватель отлучился за ключом от башенки, а нас с винтовками оставил одних на какое-то время в классе. Мы ничего умнее придумать не могли, как пострелять оставшимися патронами в открытое окно. Стреляли из окна четвертого этажа школы просто в «белый свет». Пули летели в школьный сад-огород. Там в этот момент никого не было. Но нам с четвертого этажа школы не видно было находился ли кто там или нет. Слава Богу ни в кого не попали и даже никого не напугали. Преподаватель, когда вошел в класс, ничего не заподозрил.
Какие были мои любимые предметы в школе? Литература и геометрия! Литература, потому что любил и люблю, по сей день читать, геометрия, потому что люблю точность и рациональность. 
Нашу школу от проезжей части улицы отделял забор. Калитка и ворота были в его центральной части, а вход в школу – в левом и правом ее торцах. Если проходить в калитку забора, надо было делать крюк до входа в здание школы, что, как мне тогда казалось, было не рационально. Поэтому я ходил в калитку редко. Обычно пролезал в «дыру» в заборе, которая была ближе к правому входу в здание школы.
Однажды преподаватель геометрии заметил, как я пролезаю сквозь забор, и перед началом урока перед всем классом объявил, что я знаю геометрию, т.к. одна сторона треугольника всегда короче суммы двух других. Я не знал, что и подумать. То ли похвалил он меня, то ли пожурил. По геометрии, кроме как 5-к, у меня других отметок не было. Да и преподаватель, забыл, к своему стыду, его ФИО, был хороший и мне нравился.
Интересно, волнует ли школьных учителей вопрос: нравятся они своим ученикам или нет? Это очень важно для преподавания. Если ученик, любит своего учителя, доверяет ему, не стесняется спросить то, что он не понял из изложения предмета, то он обязательно полюбит и сам предмет, который преподает этот учитель. И наоборот, трудно привить любовь к предмету, если учитель, преподающий этот предмет, не обладает обаянием.
Когда я начал учиться в институте, я поразился сухости преподавания. Приходит преподаватель, читает лекцию или проводит семинар, перед ним заинтересованные студенты, а он к ним равнодушен. Его не заботит, усваивают ли студенты его предмет или нет! В школе же учителя с нами «нянчились»!
На этом контрасте методов педагогики я оценил своих школьных педагогов, внимание и заботу которых я принимал как должное и не думал, что можно преподавать по-другому!
Литература научила меня проникать в тонкости человеческой психологии. Развила мое воображение. Я погружался в ту атмосферу и время, в которых жили герои, читаемых мной произведений. Начав учиться в институте, я записался в художественную библиотеку, помимо технической. Художественная библиотека была богата полными собраниями сочинений многих зарубежных и отечественных писателей. И я читал, читал, читал!
В школе преподавала литературу несимпатичная и необаятельная учительница по фамилии Рыбакова. Она внешне была похожа на рыбу и соответствовала своей фамилии. Глаза навыкате, полные отвисшие щеки опускались ниже скул, как жабры. Мне она не нравилась, хотя предмет я ее любил. Спрашивала она меня часто, почти на каждом уроке, но не пересказ того или иного произведения, а мое мнение о тех или иных действиях героев или мысль автора. Я всегда имел свое оригинальное мнение, потому что читал не только само произведение, но и предисловие или послесловие, комментарии составителей.
Однажды я сделал блестящий доклад по пьесе А.Н. Островского. При подготовке доклада я несколько вечеров поработал во взрослой библиотеке Дома культуры. Методы написания доклада мной были уже выработаны. Я «перелопатил» несколько книг разных изданий этой пьесы, законспектировал предисловия составителей, прошелся по самой пьесе. На уроке литературы, выйдя к доске и встав лицом к классу, я стал рассказывать, изредка заглядывая в свой конспект, то так увлекся, что забыл про свое ужасное заикание. В классе стояла гробовая тишина. В конце доклада я патетически, театрально произнес слово «занавес» и, если бы мои одноклассники были более свободными в выражении своих эмоций, то, наверное, я услышал бы аплодисменты. Учительница похвалила меня и разрешила сесть на место. Когда я опустился на стул, почувствовал себя опустошенным, напряжение спало.
Возвращаюсь опять в дошкольное детство. Моя мама и мама Гали, тетя Люся, были приятельницы, часто общались между собой. Нам с Галей ничего не оставалось, как следовать их примеру. Когда тетя Люся приходила к маме поболтать, она брала с собой и Галю. Галя старше меня всего лишь на один год. Галя – мой первый опыт общения с женщиной. Маму и сестру я в расчет не беру, т.к. они родные. Конечно, мы с Галей стали друзьями, вместе придумывали игры и играли в них. Гале очень нравилось играть в больницу. Куклы и зверушки у нее постоянно «болели». Она их лечила, брала у них анализы, мерила температуру, давала лекарства. Впоследствии Галя окончила медицинский техникум и стала работать лаборантом в поликлинике.
Весной, как только на асфальте перед домом стаивал снег, мы, ребята, мелом чертили классики и прыгали на одной ноге, пиная из классика в классик жестяную коробочку из-под гуталина, которую удавалось выпросить у родителей. Мы наполняли ее песком и играли. Поначалу мне нравилась эта игра. Там также присутствовал дух соревнования, и были свои правила, за которыми ребята строго следили. Потом я решил, что это «девчоночье» занятие и оставил его.
Мальчишки нашего двора мало играли с девчонками в общие игры. В основном играли отдельно мальчики между собой и девочки между собой.
С моей сестрой Олей чуть не произошел несчастный случай по - халатности бабушки Кати. Оле было 1,5 – 2 года. Бабушка ушла в магазин, оставив меня присматривать за сестрой. Оля возилась в своей кроватке и, наверное, ей очень хотелось выбраться на волю. Не пускали стенки кровати, через которые она не могла перелезть. Мне, очевидно, запретили ее доставать из кроватки. Она стояла, держась за загородку, и капризничала.
В этот момент возвратилась бабушка из магазина. Увидав Олю в соплях и слезах, бабушка очень расстроилась. Чтобы отвлечь внимание внучки, дала ей несколько монет, которые держала в руке, только что полученной сдачи в магазине, а сама пошла относить сумки с продуктами на кухню, а затем переодеваться в домашнюю одежду в комнату. Сестра, как все дети в этом возрасте, стала пробовать монеты «на зуб», попросту засунула их в рот и перестала плакать.
Бабушка, возвратясь в нашу комнату, увидела посиневшую внучку с выпученными глазами и полным ртом денег. Разумеется, она немедленно стала доставать деньги изо рта внучки, но та все же успела проглотить 3-х копеечную монету. Монета застряла в пищеводе. Сестре становилось все хуже и хуже. Кто и как сообщили отцу и маме о случившимся я не помню. Они прибежали с работы очень быстро. Вызвали скорую. Врач посоветовал везти сестру в Горький, в областную больницу. От нашего поселка до Горького 40 километров. Делать нечего. Быстро собрались и мама с сестрой поехали под вой сирены «скорой помощи» в больницу. По дороге от сильной тряски монета провалилась в желудок. Оле стало легче. В больнице сделали рентген и обнаружили монету в желудке у ребенка. Врач успокоил маму, порекомендовал, чем кормить ребенка, чтобы монета безболезненно вышла естественным путем.   
Через день или два она и вышла. Отец вымыл ее, всем показал следы воздействия на монету желудочного сока и убрал на память. Напряженные отношения отца с бабушкой после этого случая еще более ухудшились.
16.02.17г. 16.00 г. Ахтубинск