Младенец

В  доме  Клавдии  Ильиничны  необычный
ажиотаж.  Все  возбуждены  и  взволнованы.  Муж
Клавдии  Ильиничны,  Василий  Иванович,  ещё
утром  ушёл  на  базар  за  цветами.  Младшая  дочь
Кристина старательно трёт пыль и моет полы. Зять
Клавдии  Ильиничны,  худой  и  нервный  юноша,
Михаил  бегает  из  комнаты  в  комнату,  не  находя
себе  места.  Сама  Клавдия  Ильинична  гладит
пелёнки, распашонки и шапочки и складывает их в
стопочку.  Она  собирает  приданное  для  своего
новорождённого внука. Звонок в дверь. Это пришёл
муж Клавдии Ильиничны с  букетом роз и большим
полиэтиленовым  пакетом.  В  пакете  у  него  три
бутылки шампанского и три коробки конфет. Он, не
разуваясь, идёт к Клавдии Ильиничне. Дочь следует
за ним:
— Папа,  неужели  ты  не  мог  разуться?  Я
только полы помыла.
— Вот,  мамочка,  всё  сделал  так,  как  ты
просила, —  обращается Василий Иванович к жене,
не реагируя на замечание дочери.
Он  отдаёт  дочери  букет,  вынимает
шампанское  и  ставит  его  на  столик  рядом  с
пелёнками.
— Ты  что  с  ума  сошёл? —  кричит  Клавдия
Ильинична, — Здесь же всё стерильно!
— Ну, не кричи, мамуля! Не кричи! Виноват.
Исправлюсь.
— Уже  набрался?! —  говорит  Клавдия
Ильинична, — Не мог до вечера потерпеть?
— Ну, я малость. Я ж не пьяный. Ну, с другом
выпили за здоровье внука.
— Миша! —  кричит  Клавдия  Ильинична, —
иди, вызывай такси.
Миша  идёт  к  телефону  и  набирает  номер
такси.  Набирает  раз,  другой,  третий.
Безрезультатно.  Он  уже  готов  всё  послать к чёрту,
как мелодичный женский голос в трубке отвечает:
— Такси. Я Вас слушаю.
После  долгого  ожидания  приходит  такси  и
везёт  их  к  городскому  роддому.  У  подъезда  уже
стоит несколько машин, и радостные папы и мамы
выносят  белые  свёртки,  перевязанные  розовыми  и
голубыми  лентами.  Миша  первый  выскакивает  из
такси  и  бежит  вверх  по  ступенькам  с  букетом
цветов Следом за ним идут тесть с тёщей, они несут
пакеты  с  детским  приданным  и  с  подарками  для
медперсонала. Они входят в чистенький вестибюль
со  стенами,  до  половины  покрашенными  масляной
краской  цвета  хорошо  выстиранного  нижнего
белья.  В  вестибюле  много  народу.  Слышны  крики
младенцев.
Из  дверей  приёмного  покоя  выходит  детский
врач. На ней белый халат и белая шапочка, из под
которой  торчат  русые  волосы.  Родственники
устремляются  к  ней,  окружая  её  стеной,  через
которую  трудно  пробиться.  Все  на  перебой
начинают задавать ей вопросы.
— Пожалуйста,  не  все  сразу.  Я  со  всеми
поговорю.
Наконец очередь доходит и до наших героев.
— У  вас  всё  хорошо.  Роды  прошли  удачно.
Ребёнок  здоровенький.  Хорошо  берёт  грудь.  Так
что  не  волнуйтесь.  Всё  прекрасно.  А  детскую
одежду передайте нянечкам в приёмный покой.
— А  это  Вам  за  Ваши  труды, —  говорит
Клавдия Ильинична, немного смутившись
Она  протягивает  ей  пакет  с  конфетами  и
шампанским. Миша вручает ей цветы.
— Спасибо.
Проходит  пол  часа  в  ожидании.  И  наконец
выходит  Эля,  похудевшая  и  побледневшая.  За  ней
идёт  нянечка  с  младенцем  на  руках.  Миша  целует
жену  и  берёт  ребёнка  из  рук  нянечки.  Счастливое
семейство  садится  в  такси,  которое  доставляет  их
домой.  Ребёнка  укладывают  в  новую  деревянную
кроватку, а всё семейство, боясь нарушить его сон,
ходит на цыпочках. Каждый по одному подходит к
ребёнку, стараясь рассмотреть его черты.
Вскоре  из  деревни  приезжает  Мария
Кузьминична,  мать  Миши  с  полными  сумками
провизии.  Она  уже  два  года  на  пенсии,  но  ещё
крепкая, полная сил женщина. Лицо её обветренное
и сильно загорелое, покрытое сетью морщин. Руки
натруженные  и  грубые.  Седые,  собранные  в  узел
волосы,  покрывает  цветной  платок.  По  праву
родственницы  она  решительно  и  по-хозяйски
вторгается во всё, что происходит вокруг.
— Ты  корми  его  чаще, —  говорит  она
снохе, —  вишь  какой  он  маленький.  Я  своего
Мишеньку  кормила  всякий  раз,  как  он  заплачет.
Вот он и вырос богатырь.
Она  с  любовью  смотрит  на  сына,  потом
переводит взгляд на ребёнка.
— А  носик  у  него  как  у  Мишеньки,  а  вот
лобик в тебя — низкий. Видать ума немного будет.
— Что  Вы  такое  говорите,  мама? —  не
выдерживает сноха.
— Правду говорю. У Мишеньки-то лоб— Правду говорю. У Мишеньки-то лобик был
высокий,  а  волосики  длинные  и  чёрные, —
продолжает свекровь свои воспоминания.
— Он  вылитый  Миша, —  говорит  сноха,
прижимая  к  груди  ребёнка. —  А  губки  мои  —
бантиком.
— А  мужику  зачем  бантиком?  Лишь  бы
умный  был.  Мой-то  Мишенька  в  полтора  года
предложениями говорил, — продолжает свекровь.
— А  у  меня  Эля  до  двух  лет  молчала, —
встревает в разговор Клавдия Ильинична.
— Ну,  уж  известное  дело  Эля.  Она  и  сейчас
молчит, — говорит свекровь, поджав губы.
— Что  это  молчит?  Она  сессию  без  троек
всегда сдаёт. И в школе её всегда хвалили. Дай бог,
чтоб  Миша  так  учился, —  возмутилась  Клавдия
Ильинична.
— Миша.  Да  у  меня  Миша  очень  способный
был.  Все  учителя  это  говорили.  Если  бы  он
занимался, то отличником мог бы быть.
— Отличником?! —  презрительно  говорит
Клавдия Ильинична. — Школу еле-еле кончил.
— А кому им заниматься-то было?! Я вечно в
поле,  а  Петя  мой  (прости  меня,  господи,
покойничек) постоянно пьян.
— Вот  то-то  и  оно.  А  мой  муж  не  пил,  а  всё
детям, всё в дом. Сам не доест, а детям толкает. Вот
и  Элечка  музыкальную  школу  кончила.  Мы  для
детей ничего не жалели.
— А я что пожалела что ли? Да я на свадьбу
две  тысячи  дала,  а  вы  только  восемьсот.  А  сами
небось  за  границу  поехали…  Не  жалко  ей, —  с
ненавистью бросает свекровь.
— Что?! —  взвизгивает  Клавдия
Ильинична. —  Посчитала, карга старая. А то, что я
бельё  им  достала,  не  считаешь?  Оно  ведь  сейчас
дефицит.
— Подумаешь,  дефицит.  Сама  в  магазине
работаешь.
— А  машина? А кафе? За платье одно только
двести рублей отдали.
— Платье?!  Да  что  толку  от  платья  то?!  Раз
надел  и  выкинешь.  Мария  Кузьминична  махает
рукой и отворачивается.
— Нет ты подожди, —  не  унимается Клавдия
Ильинична. —  А то, что твой сын  у нас живёт,  ты
не считаешь? И ест, и пьёт, а денег ни копейки не
даёт.
— Да  нешто  он  своим-то  должен  давать?  Им
сейчас своё хозяйство заводить нужно. Да и что ему
давать-то? У него зарплата всего 150 рублей.
— 150. А корми их на 200. Мясо на рынке по
5 рублей. А поесть-то он не дурак.
— Мама, как Вам не стыдно?! —  с укоризной
говорит дочь.
— Что,  мама?  Неправда  что  ли?  У  меня  уже
руки отсохли вас кормить.
— Ну,  и  не  кормите, —  говорит  с  обидой
Миша, — В столовой будем питаться.
— Много  ты  напитаешься  в  столовой,
интеллигент  паршивый! —  бросает  она  в  сторону
зятя.
— Ну,  знаете. —  Говорит  Миша  и  бежит  в
другую комнату.
— Мама, перестань! — кричит дочь.
От  их  разговоров  ребёнок  просыпается  и
начинает  громко  кричать.  Лицо  Марии
Кузьминичны покрывается красными пятнами. Она
вскакивает  со  стула  и  вцепляется  в  завитую,
уложенную  колечками,  голову  Клавдии
Ильиничны.  На  шум  из  кухни  прибегает  Василий
Иванович.  Он  встаёт  между  двумя  разъярёнными
женщинами. Ребёнок заходится в плаче.
— Хоть бы дитя пожалела, харя деревенская!
Всю причёску испортила.
— О  ребёнке  вспомнила?  Ишь,  городская,
выискалась!
Входит Миша, и обняв мать за талию, уводит
ее на кухню. Он наливает вино и даёт ей выпить.
— На, выпей! И успокойся.
Постепенно  женщины  успокаиваются.
Ребёнок  перестаёт  плакать  и,  пососав  грудь,
засыпает. Вся семья собирается на кухне и пьёт за
рождение внука. Мир водворён.