Август 1996 г. грозный в ночь штурма

Избранные главы из Мемуаров

ИЗ ХРОНИКИ ВОЙНЫ...



«АВГУСТ 1996 г. …  ГРОЗНЫЙ В НОЧЬ ШТУРМА»
(Воспоминания. Документальная проза)




ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ:

     В Чеченской Республике продолжалась жесточайшая военная эпопея. Шла так называемая «первая чеченская военная кампания»… Почему «кампания», когда, на самом деле, происходила полномасштабная война?! И почему «чеченская»…?! Эти вопросы столь прозрачны, что мы не будем давать на них свои ответы.

     В статье под названием «23 февраль – день двух трагедий …» В. Бибулатов (автор статьи) писал: «…Еще в январе месяце (1995 г. – прим. Д.А.) шли ожесточенные бои в столице нашей республики. Чеченские ополченцы храбро сражались против непрошеных гостей – российской армии, которая, по словам министра обороны России Павла Грачева должна была за два часа одним десантным полком взять г. Грозный. А что из этого получилось, мы с вами помним хорошо. Развалив империю СССР, руководители «демократической» России, … потом, когда окрепли после борьбы за власть и передела России, в назидание другим народам, бросили всю свою военную мощь против маленького, но гордого народа Чечни. Это был настоящий позор российской армии и генералов. В этой войне чеченские парни-ополченцы в очередной раз показали всему миру, кто такие чеченцы и не уронили славу своих славных предков. Против жестокости и коварства российских «демократов» и военных, они противопоставили высокий дух, благородство и беспримерную храбрость».[1]

     Особым звеном военных событий стал август 1996 года. Ещё некоторое время до этого было заметно, как говорят - «видно и невооружённым глазом», о назревании нового витка в эскалации событий. Все происходящее, военно-политическая составляющая прежде всего, красноречиво говорило о том, что предстоящий и неминуемый «виток» может быть более значимым и масштабным. Последнее время о таких предположениях ходило много слухов. Как бы подтверждая их, кратно интенсифицировалась пропагандистская деятельность командования российской армии.
 
     Чуть ли не каждый день в небе над населёнными пунктами ЧР барражировали вертолёты и разбрасывали листовки с призывами к народно-ополченческим силам (в его терминологии «боевики») прекратить сопротивление, давая обещания амнистировать «согласных», а «несогласных» – ликвидировать…  И многое другое. В центральных СМИ и телевидении тоже чувствовалось заметное психологическое смятение. В этот период со своими соратниками я организовал достаточно массовую антивоенную и миротворческую деятельность. Естественно, у нас были встречи и обсуждения темы о путях и условиях прекращения войны на различных уровнях, в т.ч. и с военным командованием российской армии. В свою очередь и это помогало мне формулировать свои выводы. Но это всё было лишь моими индивидуальными догадками, так сказать - результат аналитических сопоставлений. И всю эту картину дополняло гнетущее затишье, воцарившееся в предавгустовский период в сельских районах Республики и в г. Грозный.

     Наступило 6 августа… В городе Грозный (одновременно и в других крупных городах Республики) с 5 часов утра начались ожесточённые боевые действия. Это было организованное нападение отрядов чеченских бойцов. Позже во всех СМИ его (нападение) назвали «штурмом» Грозного. Командование чеченских сил присвоило данной операции название «Джихад».

     «… Бои за Грозный (1996 г.) — штурм Грозного отрядами чеченских боевиков в августе 1996 года, в ходе которого подразделения Вооружённых сил России, находящиеся в городе, вели тяжёлые бои в Грозном, потеряв контроль над большей частью города. Чеченскими отрядами были атакованы одновременно с Грозным и другие крупнейшие города республики — Аргун и Гудермес. Притом, если в Аргуне федеральным силам удалось удержать только здание комендатуры и территорию завода, где располагался 303-й Отдельный батальон 101-й бригады, то Гудермес был сдан ими вообще без боя. После этого между представителями Российской Федерации и непризнанной Чеченской Республики Ичкерии были заключены Хасавюртовские соглашения, положившие конец первой чеченской войне… Основной удар был нанесён по комплексу административных зданий в центре города (Дом правительства, МВД, ФСБ и др.)…».[2]
   
     По разным сведениям, в Чеченской Республике была сосредоточена военная группировка российской армии, численность которой достигала порядка 300 тыс. военнослужащих (одновременно).  Но эта цифра всегда называлась по-разному. Если говорить о соотношении сил в августовских событиях, возьмём для примера такие данные (ни в коем случае, не утверждая, что они объективны и точны): «Гарнизон Грозного на тот момент состоял из 6000 человек. В это число вошли бойцы внутренних войск и МВД. Около 10 000 военнослужащих Минобороны были сосредоточены в Ханкале и в районе аэропорта «Северный». В Грозном насчитывалось 22 КПП, 5 комендатур и 2 комендантских участка. Все КПП были снабжены боеприпасами, водой и продовольствием. В опорные пункты были превращены многие объекты, которые могли представлять интерес для штурмующих.

     Однако, Грозный – это крупный город, в который стекается более 100 дорог. Под контролем федеральных сил были лишь 33 из них. Общая численность подразделений боевиков, вошедших в чеченскую столицу, по словам Масхадова, составляла всего 850 боевиков. Другие источники говорят о 1,5-2 тысячах бойцов. Говоря о численном перевесе федеральных войск над боевиками, не стоит забывать о том, что за неделю боев численность «масхадовцев» увеличилась до 6 тысяч за счет переброски подкреплений.

     Тактика боевиков… Штурмом в строгом смысле этого слова тактику боевиков назвать было бы неправильно. Они не штурмовали город, а просто вошли в него. Накапливание сил в пригородах города началось еще задолго до августа, часть боевиков проникли в город под видом мирных жителей».[3]

      Всё ли было именно так – не суть важно. Важнее всего было - участь людей, гражданского населения… Уже год и восемь месяцев  продолжалась война, приносившая им смерть и страдания.

ВОЙНА И МЫ

     В одном из своих произведений Тауз Исс (настоящая фамилия Исаев; поэт, прозаик, эссеист) написал следующие строки о сути войны, в принципе, и жизни тоже:

     «... Человек создан для жизни, мира и созидания. История человечества, между тем пестрит датами войн, сражений и битв. Много сказано и написано о Войне и о Мире. И если попытаться определить природу Мира, то можно сказать, что это совершенно естественная Норма, исходящая из Закона Творения, начала Жизни. Война же, конечно, есть не что иное, как Разрушение данной Нормы, существования самой Жизни, порядка и Мира, своего рода АнтиМир. Мир и Война две крайности, где на одной, смеётся ребёнок, и благоухают цветы, а на другой взметается земля и льётся горькое вино войны - кровь. Война есть отрицание Мира, самого факта существования Жизни, её уничтожение. Как крайняя степень зла она затмевает разум, проповедует смерть, парализует страхом.

Убивая другого, человек, прежде всего, убивает себя. Черта, за которой погибают оба и убитый и убивающий незрима и неотступна. В обугленном, раскалённом докрасна времени хоронится горячий пепел, прорастающий одиноким криком. Сколько их, взывающих о мире?

На исходе прошлого века в сознание чеченского народа, с устоявшейся календарной датой «до» и «после» Депортации 23 февраля 1944 года страшной вестью ворвалось: 11 декабря 1994 года, а затем и 1999 год. Революция и две войны стали нашим неокалендарём на изломе веков и тысячелетий. Всё опрокинулась, и время потекло вспять, вспоминая жизнь и звёзды.
 
Мы живём после перестройки, после распада, после войны. Трудно возвращение к миру среди всеобщей разрухи и самое страшное из разрушений разрушение духовное. Но по милости Всевышнего - он дарует нам исцеляющее Слово.

Оно, не погибая, издревле живёт в народе, простое и вместе с тем великое слово – Маршалла. Это слово-послание передаётся из уст в уста и хранится в народе, и оно в свою очередь хранит народ. В нём заключено триединое жизненное начало: Машар (Мир), Маршо (Свобода), Могшалла (Здоровье). Без них немыслима жизнь. И если быть внимательным к этому значительному и объёмному слову, то мы поймём, что оно несёт в себе глубочайшую философию народа, его бытийное мироощущение и смысла существования. В самом деле, без Машар (Мира) невозможна Свобода (Маршо), ибо там, где нет Мира, есть обратное, то есть война. Без Маршо (Свободы) нет, и не может быть Могшалла (Здоровья), так как само отсутствие Свободы уже есть факт нравственной болезни, иными словами худшая из болезней. Без Могшалла (Здоровья) нет полнокровной жизни. Вот, из этого триединства и сложено это удивительно цельное и многомерное слово – Маршалла. Оно ведёт к Миру и Созиданию. И народ хранит Слово. Хранит и каждый день, каждый час, каждое мгновенье, передаёт его из уст в уста, понимая его непреходящее значение и вещий смысл. И Слово живёт среди нас с незапамятных времён, храня духовные высоты народа, во всех его испытаниях. Это и есть наше Национальное Достояние – Бессмертное Слово, ведущее к Духовной Чистоте.

Испытание миром не менее сложно, чем испытание войной, потому как в войну человек отчётливо видит добро и зло, рассечённые войной, а в мирное время они смешиваются и порой трудно отличить первое от второго. Более того, иногда их можно даже перепутать. Для того, чтобы это не случилось опять таки нам на помощь приходит спасительное слово - Маршалла. И во дни войны, и во дни мира оно подобно Национальному Очагу хранит в себе духовный огонь Народа, его нравственные ориентиры и вершины.

Нет сомнения в том, что после всех испытаний выпавших на нашу долю мы будем также терпеливы, как были до сих пор и впереди нас ждёт Великое Национальное Возрождение. Для того, чтобы оно стало реальностью нам надо трудиться, каждому на своём месте, с полной отдачей, в миру и в мире. В мире, прежде всего с собой, со своей совестью, сердцем, душой.

Человек создан для жизни, мира и любви. Что есть мир, без всеобъемлющей любви? Ведь и мир родился и жив - любовью.
 
Война и мир, сопутствующие человеческому существованию есть две противоположности. Как свет и тьма. Наверное, все испытания человека можно обозначить, как испытание на человечность. Остаться или погибнуть, как духовное существо. Каждому, в каждом мгновении жизни, даётся право выбора. Слово за человеком....»

     Воспоминания о войне – тоже ведь, согласитесь, нелёгкое испытание. Вне всякого сомнения, они твёрдо впечатались в сознание и память каждого из нас, остались свидетелями и спутниками каждого чеченца (от мала до велика) на всю оставшуюся жизнь... Каково оно было… это время войны?!


     Не пытаясь подыскивать умные и слишком правильные слова, в том числе и основываясь на мыслях о затронутой теме писателя Тауза Исс, можно ответить на этот вопрос обычными и понятными выражениями - очень суровым, тяжелым..., временем самых трагических испытаний для всего чеченского народа. Весь мир знал о военных бесчинствах, злодеяниях, убийствах... О том, что на территории Чеченской Республики шла настоящая война, с использованием всех военно-технических средств и личного состава ВС РФ с одной стороны, чеченского народа и ополченческих сил с другой... Но этот мир отвернулся от нас, он молчал, он как будто бы оглох... Или же просто делал вид некоей обеспокоенности...(!!!)
 
     Мировая общественность, вроде бы потрясённая кульминационным событием начальной фазы войны – эпопеи боёв за Грозный в новогоднюю ночь 1994 года, на основе которых «родилась» и стала в последующем крылатой фраза-слоган "Чеченский атом - гранатомёт", по прошествии небольшого времени свыклась и смирилась с происходящим у нас. Война имела своё продолжение в 95… 96 годах. Многие события тех дней достаточно хорошо описаны в различных хрониках, воспоминаниях участников с обеих противоборствующих сторон и других публикациях..., не без тенденциозности, конечно. Военные действия шли не только за Грозный, но и на всей территории Республики. Бомбежки, артудары и прочие «прелести войны» стали обыденностью времени. Но острием событий стал Грозный. Именно здесь была сфокусирована военная мощь и интенсивность действий...

      Отсутствие тепла, электроэнергии, продуктов питания... Все это в годы войны не имело для людей заметного значения... Первостепенная боль и переживание людей – это отсутствие ответов на вопросы – «Почему не садятся за стол переговоров и не найдут мирного решения «чеченского» вопроса?! Почему нет эффективного воздействия ООН, ОБСЕ и многих других международных правозащитных организаций и структур на военные событие в Республике?!», «Почему на глазах у всего мира подвергается военному насилию и уничтожению гражданское население…?!»… Переживания людей так же были связаны и с отсутствием информации о близких, которых по различным причинам не было рядом...

     Каждая ночь казалась бесконечно долгой. То здесь, то там слышались разрывы бомб, арт и минометных снарядов. Земля сотрясалась от бесконечных взрывов. Единственным "спасением" для исстрадавшихся людей были подвалы (сырые, неприспособленные) и другие укрытия. Слово "спасением" взято в кавычки только лишь потому, что это, на самом же деле, было лишь мнимой защитой. Они могли защитить укрывшихся только от разлетающихся снарядных осколков. А при прямом попадании снаряда - являлись потенциальными могилами... Всю ночь - крики, плачь детей и женщин, свист пуль, разрывы снарядов... Просто кошмар!!! И только при наступлении утра устанавливалась некая тишина, не менее тревожная, ибо она могла быть нарушена в любую секунду...

     В это же время появлялась и надежда на возможность узнать - кого за ночь убило, ранило, у кого разрушили дом, у кого и что продолжает гореть из жилищ и других построек... Каждый день вставал вопрос - "Как бы похоронить убитого родственника?". Даже это было делать сложно!... Вспоминать и рассказывать об этом без кома в горле не представляется... (!)  Когда кто-либо спрашивал - "А сколько за эту ночь убито односельчан?", наши мудрые, видавшие виды старики, делая замечания вопрошающему, говорили: "Убитых сейчас не вернуть... Важнее знать сколько людей осталось!... Забота о живых важнее..."  В этих фразах, действительно, заключалось много мудрости и достоинства... Они были способны  возвратить оставшихся в живых к адекватному восприятию происходящего..., к выдержке и самообладанию.

О АЛЛАХ, УПОВАЕМ ТОЛЬКО НА ТЕБЯ!

     В Грозном всё ещё продолжала оставаться семья моего старшего брата Ахмеда – его жена и четверо детей. В тех кварталах, где находился их многоквартирный дом (ул. Первомайская, напротив 7-й городской школы) в ходе военных событий было относительно спокойно… Конечно, слово «спокойно» для уничтожаемого города вряд ли подходит. И, конечно же, были и здесь разрушения, постоянные обстрелы, случаи, когда погибали люди из числа гражданского населения, ранения…, возгорания домов и отдельных квартир от попадания в них (в том числе) трассирующих пуль, снарядных осколков и прочих техногенных причин… В общем всё, что включает в себя понятие «война». Но в эти «августовские события» было по-настоящему «горячо» и здесь. Начиная с 6-го числа, а особенно с 7 до 10 августа. Прямо в ближайших кварталах – от моста Консервного завода, Северного рынка, по улицам Полярникова, Первомайская и другим – разыгрался самый настоящий театр боевых действий. Бои были настолько интенсивные, что остававшиеся здесь жильцы почти не имели возможность выбираться с подвалов. От взрывов шатались жилые строения, сотрясалась земля… Напротив 7-й городской школы, во дворах ул. Полярникова… во многих других местах громоздились остовы горящих танков и бронетехники. По рассказам очевидцев, из подбитой техники, не успевая вылезть, полувысунувшись из люков, погибали российские военнослужащие. То там, то здесь лежали трупы убитых, в том числе и сгоревших… 11-го и 12-августа ситуация была здесь относительно спокойной.

*****
 
     В ходе же всей войны в районе расположения домов, где жила семья брата Ахмеда, сохранялся своего рода островок, на котором, несмотря ни на что, продолжали оставаться жители города, цепляясь до последнего за любую возможность выжить…, на пределе всякой человеческой логики. Выжить!.., в то же время, и сделать вызов постигшим их чудовищным событиям, продемонстрировать этим самым «выживанием» свой внутренний протест бессмысленной и противоестественной войне. Делясь последним, что ещё оставалось из продуктов питания – хлеб, различные крУпы, вермишель…, всякого рода консерванты и прочее, людская масса (чеченцы, русские, армяне… возможно и других национальностей), волею судьбы объединённая как-бы в большую и единую интернациональную семью, изо дня в день ждала конца продолжавшимся испытаниям.

     Каждый из них хорошо знал – когда может начаться интенсивность обстрелов, в том числе миномётно-артиллерийских, авиаудары… И когда они (обстрелы) затихнут. Ведь многое происходило как по предварительно расписанному графику…, повторяясь почти ежедневно. Как только воцарялось «военная тишина», многие поднимались в свои квартиры… Кто-то начинал выносить осколки разбитых стёкол, разбитую (уже не нужную!) мебель и прочее. А старики и больные оставались внизу, готовые в любую минуту спуститься в подвалы. Такие же «островки жизни» были и в некоторых других кварталах Грозного. Объединившись вместе, люди могли выстоять испытания войной лучше…, спокойнее. Когда вместе… забывались многие старые обиды, люди раскрывали свои лучшие человеческие качества - сострадательность, сочувственность, надежда на мир… Их объединяли и общие слова молитвы, обращённые к Всевышнему.

     Здесь же… в нескольких местах…, на площадке перед «п»-образным домом, разжигался огонь. На нём готовилась еда. Мужчины знали откуда и с какого источника можно принести питьевую воду. Её обычно и прозапас приносили в различных по ёмкости канистрах. Те, кто моложе, стихийно организовались в т.н. команду «пожаротушителей». Ведь было немало случаев возгорания жилья…, на этажах, подъездах, квартирах… Как только такое случалось, члены этой стихийной «команды» энергично хватались за необходимое при пожаре, забывая о всяких правилах безопасности при пожаротушении, брались за важное «дело». Их в эти минуты не волновало – чьё жильё горит – своё, родственника, чужое…

     Понятие «чужое» здесь напрочь отсутствовало. Люди хорошо усвоили порядок укрытия в подвалах. Как только нависала угроза жизни, делалось всё возможное, чтобы больные, люди в инвалидных колясках (были и такие!), старики, бабки, одним словом – все немощные могли бы спуститься в подвальные помещения в первую очередь. У нескольких обитателей «живого островка» были радиоприёмники, работавшие от аккумуляторных батареек. Они достаточно хорошо «ловили» программы различных радиостанций (московских и местного – республиканского вещания). Через каждые полчаса или час транслировались новостные программы. Как только начинались «новости», будь то в подвалах или на площадке перед домом, в этом ноющем от боли и страданий человеческом «островке» устанавливалась «мёртвая» тишина…, все с жадностью вслушивались в каждое слово диктора радиопрограммы. Всем каждый раз хотелось услышать хотя бы самую малую-малость информации, могущую дать надежду для оптимистичности и силы для продолжения борьбы за жизнь…

     Старший брат находился и жил здесь со своей семьёй почти постоянно. А мы – я и брат-Арсан, что моложе меня, также пытались бывать здесь при первой же возможности. То продукты привезём, то медикаменты… Иногда оставались ночевать вместе с семьёй брата на этом «островке».

*****

     Вот и сегодня (13 августа) я еле добрался в пылающий Грозный. Нужно было навестить семью брата. Мои родители (отец – Ахмедгири, мать – Асма) ещё были живы и сильно переживали за семью Ахмеда. Зная их состояние, заверив, что не стоит так сильно переживать, я и выехал ранним утром. Слава Всевышнему, всех застал живыми и здоровыми. Правда, брат был на выезде, он продолжал выполнять свои обязанности по работе.

     Семья брата в это время находилась в своей квартире. В комнатах был наведён относительный порядок, разбитые в окнах стёкла уже были заменены прозрачной плёнкой. В течение последних пару дней, по словам моих племянников, в близлежащих кварталах города наблюдалось относительное затишье, на «живом островке» никто серьёзно не пострадал. Пока я общался с ними, сноха-Хеда успела принести со двора большой чайник, покрытый снаружи чёрной сажей, с кипятком для чая. Она уже поставила на маленький столик, накрытый газетой, чашку с вишнёвым вареньем, тарелочку с несколькими домашними пирожками, начинённые квашенной капустой, из тех, что я только что привёз со всем остальным из дома и налила в стакан ароматный чай. На этот раз нужно было, обязательно, дождаться брата и предпринять меры по переезду его семьи в наше родовое село Ачхой-Мартан. Было совершенно очевидно, что установившаяся в Грозном и Республике «патовая» ситуация была слишком шаткой и сомнительной… Бесспорно, ожидалась окончательная развязка. И она могла иметь любой исход, начаться в любой момент… И, в данном случае, прямо отразиться, в том числе, и на судьбе семьи моего старшего брата.

     Немного отдохнув с дороги, побеседовал с младшим племянником-Алиханом. Методом опроса проверил его знания - усвоение алфавита, таблицы умножения, некоторых действий счёта цифр. В этом году, если на то будет воля Всевышнего, ему предстояло пойти в школу, в первый класс. Каждый раз я пытался ему давать задания различного объёма и направленности для подготовки к этому важному в его жизни событию. Сейчас же остался довольным его ответами. Обнадёживало ещё и то, что Алихан отвечал на вопросы с большим желанием и с нескрываемой гордостью за впечатление, которое смог произвести на меня – требовательного Дядю-экзаменатора, своими правильными и уверенными ответами. Мадина (племянница) рассказала мне небольшое стихотворение на чеченском языке из школьной программы. От Тамерлана ожидались успехи в освоении английского языка. Для него (не так давно) специально купили обучающее пособие-самоучитель с красочными рисунками. К сожалению, на этот раз я не увидел прогресса в его знаниях по «заморскому» языку. Далее сделал некоторые наставления Алану. Важно было, чтобы он хорошо понимал роль старшего в семье, о необходимости внимания и чуткости к матери, нуждам и просьбам младших. Алан был малословным…, улыбчивым, вместе с тем обладал и решительным характером. Алан, Мадина, Тамерлан – все учились в 7-й городской школе, находившейся рядом…, буквально напротив их дома, через улицу Первомайская.

*****
 
     Я вышел во двор… В этом дворе (ммм… сколько уже лет?!)  я знал многих… С довоенных времён. А сейчас, в военное время,  наши отношения стали намного ближе, чем просто «знакомые». Николай (сосед) что-то кому-то объяснял. Собралось человек пять-шесть. Мы поздоровались… Завязалась общая беседа. В это время из-за угла дома, со стороны ул. Полярникова, к нам подошли несколько вооружённых чеченцев. Как оказалось, один из них (Умар) был известным командиром ичкерийской армии. Умар, подойдя к нам с располагающей к себе и приветливой улыбкой, поздоровался со всеми. Произнося «Ассаламу 1алайкум», пожал и мою руку. Вслед за ним поздоровались и сопровождавшие его вооружённые люди.

     Сейчас внимание всех переключилось на диалог с прибывшими военными. Умар поинтересовался обстановкой и, давая знать об ограниченности их во времени, задал вопрос: «Не знаю, сможете ли… У нас осели рации и не имеем возможности их зарядить. Может кто-то сможет нам помочь?»… Не долго думая, ответил Николай (Николай, мужик в возрасте 50-ти…55-ти лет, квалифицированный специалист-электромеханик): «Тааак… Придумаем что-нибудь. Пойдёмте-ка сюда…» И двинулся в сторону старенькой автомашины «Жигули», стоявшей под деревом в этом же дворике. Машина была пробита множественными пулями и осколками. Но до сих пор оставался целым и невредимым его аккумулятор. У Николая сразу же в кармане оказалась кусачка, с защитными резиновыми ручками. Орудуя ею, он отрезал откуда-то кусочки провода и начал придумывать на скорую руку «механизм» для зарядки двух раций, которые Умар уже ему передал.

     В скором времени Николай закончил работу над своей «конструкцией»… Рации начали «заряжаться». Тем временем… Умар и его напарники рассказали людям о происходящих в Грозном и других местах Республики событиях, предупреждая, что бои ещё могут продолжиться. Со своей стороны они дали советы о правильном использовании укрытий. Поговорили об особенностях разрыва осколочных боеприпасов, в какие стороны от дома не следует ходить или находиться… и многое другое. Умар оказался и хорошим рассказчиком. Видимо, чувствуя угнетённое психологическое состояние жильцов «островка», он рассказал и несколько отвлечённых смешных историй, сумев даже вызвать и смех у некоторых слушателей. В числе рассказанных историй был и анекдот. Помню как сейчас… Из области общеизвестной и крылатой темы – ««Армянское» радио задало вопрос «Узбекскому» радио… » В нём весь фокус юмора состоял в узбекской тюбетейке…

     Время летело быстро. Рации уже зарядились. Умар со своими бойцами, попрощавшись со всеми, двинулся в сторону того же направления, откуда ранее и подошли к дому.

     Прямо за углом Умар остановился на мгновение, повернулся к нам и громко, чтобы мы хорошо слышали, произнёс: «Скоро всё закончится! Берегите себя! Аллах1у Акбар!»…

*****

     После всего, пообщавшись с жителями «живого островка», используя время отсутствия старшего брата (его могло не быть и ещё некоторое время), я решил проведать и «свой грозненский очаг» (квартиру)…, посмотреть – цел ли он, что с квартирой, моей библиотекой (?)… Она (квартира) находилась в пятиэтажном кирпичном доме (пр-т Революции, 5, кв.41), расположенном справа от Объединения «Грознефть» и прямо напротив (с общим двориком) гаражного комплекса Грозненского Института ГИПРО (в этом охраняемом комплексе был и мой частный гараж). В самом же здании ГИПРО в это время находилось (располагалось) временное правительство ЧР Д.Завгаева. Правда, в последних событиях штурмовали и его. По имевшейся информации, там тоже были значительные разрушения и пожары.

     Перед известным «новогодним» штурмом российскими войсками Грозного, днём 31 декабря 1994 года, рискуя всем, я смог вывезти со своей квартиры к родителям, в родовое селение Ачхой-Мартан, свою семью… С собой же успели взять только личные документы… Тогда, покидая своё жильё, пришлось оставить не только мебель и всю прочую домашнюю утварь, но и ценнейшие для меня книги, некоторый фамильные архивные документы, а также и научно-историческая литература, личные материалы и рукописи…

     И вот…, в августе 1996 года я попытался пробраться к своему «заброшенному очагу», в котором, конечно, по мере возможности, я изредка наведывался и до этого. Задача была одна единственная: как отмечалось ранее - посмотреть, что сталось с нашим домом…и, если уцелели, то вывезти книги и остальные документы, рукописи и прочее.

     Время было уже к вечеру. Я совершил вечерний намаз и, как бы предчувствуя что-то…, скорее - подумав «а вдруг возникнут непредвиденные обстоятельства?», дополнительно, сразу после вечернего, совершил и ночной намаз в два ракаата, сократив намаз, как того и позволяют правила Шариата. Теперь я был готов к предстоящей дороге.

*****

      И так, кратко изложив свою цель снохе-Хеде, поручив ей передать брату, чтобы не отлучался и ждал моего возвращения, с молитвой «БисмиЛлах1» я тронулся в путь. Переходя разными закоулками, я наконец-то смог пробраться к нашему дому. Конечно, он сильно пострадал в ходе военных действий. В моём подъезде между вторым и третьим этажами зияла большая пробоина от артснаряда… В подъезде отсутствовал один лестничный марш. Он был разбит от взрыва. Пострадала и пара других маршей, но они были относительно целыми. Поднимаясь к себе, мне пришлось применить дополнительные приспособления, чтобы преодолеть отсутствующие ступеньки…

     Я поднялся на свой четвёртый этаж. Дверь в мою квартиру перекошена, но держится в петлях. Номер «41», закреплённый на внешней стороне двери, встретил меня также привычно и дружелюбно. Как ни странно, дверь (хотя и с трудом) открылась ключом, который я не забыл взять с собой. Внутри квартиры был полнейший кошмар… Выбитые оконные рамы, везде разбитые стёкла… При входе с коридорчика в зал, прямо под ногами, валялось всё, что осталось от дискового телефонного аппарата тех времён, верно служивший до этого много лет. На разбитом корпусе бежевого цвета виднелся и номер нашего домашнего телефона – 22-32-10…, очень удобный и легко запоминающийся, чем и нравился нам.  В своё время, этот телефонный аппарат был установлен на небольшую настенную подставку. Теперь, как видно, его судьба тоже поменялась круто. Проводка на аппарате была целой. Для интереса поднёс к уху сохранившуюся часть со встроенным микродинамиком… Никаких звуков, никакого шума… С досадой бросил обратно на пол.

     В зале у нас стояла большая стенка (корпусная мебель). Один из выстрелов пришёлся и прямо по нему тоже, пробив межкомнатную перегородку, что была за ней. Экран телевизора тоже был разбит осколками. От «большого ремонта», который делался в квартире в сентябре 1994 года, теперь остались лишь отдельные фрагментарные «напоминания», в виде местами уцелевшей керамической плитки, декора и прочего… Вновь уложенный новый дубовый паркет, отциклёванный и покрытый высококачественным лаком был по-варварски изуродован…

     Теперь о книгах… Они валялись по всей квартире, некоторые разорванные в клочья, пробитые осколками… Были и целые. Обрадовало, что сохранилось несколько папок рукописей, уложенных мной во время выезда с семьёй под кроватью в спальне. Обнаружил и местами обгоревший Договор о покупке данной квартиры (честно говоря, я лишь сейчас понял, что «Договор» всё ещё оставался здесь.[4]

     … В голове вновь пронеслись воспоминания о самой покупке квартиры. Было это в 1991 году… Продавцом был Камынин Иван Андреевич. Он и его жена работали в ГИПРО… Иван Андреевич – инженером, а его супруга – бухгалтером. Сделать ремонт и заселить квартиру получилось не сразу. По обоюдному договору я сделал предоплату и по мере необходимости проживал (будет точнее – ночевал) в одной из комнат, превратившейся позже в мой «кабинет». А они в троём – муж, жена, внучка – занимали всю остальную площадь. Дело было в том, что они не сразу собрались и уехали…, долго ждали и ещё раздумывали. Ну вот…, в начале 1993 года всё же решили уехать из Республики. Я внёс оставшуюся сумму и мы заключили договор о купле-продаже (10 февраля 1993 года). В покупку (кроме квартиры) входил и гараж, очень удобный, с подвалом, находившийся в охраняемой зоне ГИПРО. После этого я нанял комплексную бригаду отделочников и полностью отремонтировал квартиру. Обставив её новой мебелью… И мы с женой переехали в неё жить.

     В разных местах валялись различные квитанции, абонентские книжки, справки… Наступая на осколки разбитых стёкол и груды осыпавшейся штукатурки и прочего, я зашёл в комнату-кабинет. Картина была печальной… Стены и потолок чёрные от копоти. Здесь было возгорание, но, как видно, не столь сильное, чтобы смогло охватить и другие комнаты. В своё время в «кабинете» находились мои избранные книги. А в самом углу комнаты, у окна и выхода на балкон, было специально оборудованное рабочее место…, с удобным стулом и небольшим столиком, на котором имела «прописку» моя верная «подружка» – портативная печатная машинка. Машинка, сильно покорёженная, сейчас тоже валялась на полу. В самом углу под сломавшимся столиком лежали две-три уцелевшие книги… Всё оставшееся было неразобрать… Маленький балкончик, выглядывавший на пр-т Революции, был частично разрушен… Я и не попытался ступить на него…

     Между тем, не без психологических усилий, заставил себя мысленно «уйти» на какое-то время от присутствовавшей сейчас реальности… вспомнить что-то из былого. Конечно же, вспомнилось довоенное время. Я часто сидел в этой комнате, за этим (сейчас сломавшимся) столиком. Грозненские ночи были прекрасны. Они волновали, мотивировали и помогали материализовывать на листочках белой бумаги многие, порою и необузданные, фантазии. Часто, чтобы сформулировать саму мысль, я прислушивался к звукам, залетающим в эту комнату, через форточку добротного деревянного окна, с улицы… нашего ночного проспекта.

     Меня часто смешила одна параллель… одно воспоминание. В школе, в классе 6-ом – 7-ом…, моим учителем истории был Юрий Николаевич. И как-то на одном из уроков, обсуждая и рассказывая о жизни средневековых горожан, Юрий Николаевич задал мне вопрос: «А ну-ка, напряги свою фантазию и скажи… Как можно было узнать в то время, закрыв глаза, что где-то рядом идёт (проходит) горожанин? Как бы ты это узнал?» Я всячески «напрягал свою фантазию», «закрывал глаза»… Но ответ не «приходил»… Мне было так неудобно… А Юрий Николаевич всё настоятельнее – «Ну, ну…?!» В конечном счёте я разочаровал учителя. Так и не смог ответить. А ответ, оказалось, был совершенно прост. Меня подвела лишь моя недостаточно «широкая» фантазия. «Горожане ходили в деревянной обуви… Они шли и на каждом шаге постукивали своими деревянными башмаками об мощённые камнем городские тротуары и дороги». Хотя…, тогда я подумал про себя так, «У Юрия Николаевича логика с какой-то перевёрнутой фантазией!».

     Так вот, к чему было отступление-то... Прямо под нашим домом, на нашей стороне проспекта, буквально напротив известного в то время «Аракеловского» гастронома, находившегося на первом этаже, был оборудован канализационный люк. Проспект асфальтировали. А люк остался ниже дорожного полотна. После чего образовалась своего рода яма. Крышка на месте, но углубление на см. 20 вниз. Сидя за столом или с «закрытыми глазами» ( как на том уроке истории), совершенно без дополнительного привлечения «логики с перевёрнутой фантазией Юрия Николаевича», с точностью до 100%, я мог назвать число автомашин, проехавших за определённое время по нашему ночному проспекту. А именно – не городских водителей. «Городские» все знали про этот «утопленный» люк, а «негородские» не знали и не догадывались, а потому и попадали одним передним колесом своего авто в эту яму с люком, оповещая меня об очередном «ночном» госте чеченской Столицы.

*****

     Время уходило быстро… На улице уже было темно… Естественно, наш дом, как и весь город, был обесточен… Воды, света… Ничего не было.

     Я спешно собрал уцелевшие книги, сделав из них несколько связок, собрал и другое необходимое…  И уже подумывал: «Как выбираться… Как всё забрать… (?)»… Но, увы… Долго думать не пришлось…

     В Грозном резко возобновились боевые действия… А в квартале, где я находился в данный момент, был самый эпицентр этих событий.

     Выстрелы и разрывы снарядов оглушили весь город… Местами горели строения, трассирующие пули «разрезали» чёрное дымное небо. Огненная канонада, как будто бы, осветила Грозный мерцающими бликами. «Боевой линией огня» стал проспект Революции. Это лицевая сторона нашего дома… А за «спиной» дома располагались российские подразделения, обороняющие «чеченское правительство».

     Таким образом…, я оказался именно на этой «линии», как говорят, «между двух огней», в самом «котле» событий…

     Наш дом простреливался с обеих противоположных (противоборствующих) сторон, одновременно являясь ширмой и для нападавших боевых подразделений ичкерийцев, и для сил обороны «правительства». Все мои планы разрушились вмиг…

     Начавшиеся события потребовали нового осмысления ситуации.

     Внешние стены нашего дома, а также и квартиры, хаотично подвергались обстрелу… В двух-трёх местах образовались сквозные пробоины. Осколки и пули летели то в ту, то в обратную стороны. Мне ничего более не оставалось делать…, кроме как лечь на пол и полностью положиться на волю Создателя…

     Со стороны проспекта Революции отчётливо слышались голоса наступающих чеченцев – «Аллах1у Акбар!... Берзлой, Шаьш дала а цаг1ерташ, ларлолаш! Балабезарш мостаг1ий бу шуна!» («Аллах Велик!... Волки, не спешите сами погибать, будьте осторожны! Погибать должны наши враги!»).

     Было понятно, что они подошли вплотную к нашему дому и заняли свои боевые порядки по его периметру. Позже про эти эпизоды в своей книге Геннадий Трошев написал так: «11 августа. Сегодня ночью, часа в два, в нас что-то врезалось: то ли танк, то ли САУ. Пару квартир разнесло. Пара ребят контужены, но легко. Потушили уже утром. Сожгли еще одну БМП. Время 8.40 утра. Все еще хочется жить, хотя это чувство уже слегка притупилось.

     12 и 13-го не писал. Наш самодельный флаг сбили. Ночью вешали его обратно. Полная неизвестность. С вечера близко слышны вопли "Аллах акбар!" около 11-12 дня боевики предложили нам сдаться. Мы отказались. Потом стрельба.

     Сегодня уже утро 14-го. Боялись, что эта ночь будет самой тяжелой. По радиоперехвату стало известно, что боевики хотели все закончить к 8 утра, до начала действия перемирия».[5]
 
     Пули пролетали через стены дома словно сквозь решето. И по своей смертоносности они были совершенно одинаковы… Что летящие со стволов российских военнослужащих, что со стволов чеченцев. Любая пуля была слепа и беспощадна к жизни человека.
 
     В какой-то момент, чувствуя безвыходность, пересилив себя, я крикнул чеченцам, в надежде, что услышат меня: «Нохчий, х1окху ц1ено чохь адамащ хила тарло шуна…, бахархой. Иза диц ма делаш. Со а ву шуна кху чохь…, йоьалг1ачу г1атт1ехь!» («Чеченцы, возможно, что в этом доме находятся люди, жильцы этого дома… Имейте это ввиду. Я тоже здесь… На четвёртом этаже!»).

     Мой крик никак не был выражением моего отчаяния… И в нём не было расчёта на то, что чеченцы прекратят обстрел. Но была надежда, что хотя бы они в своих действиях, если услышат меня, будут осторожны и не допустят беспорядочности.

     Чеченцы то ли услышали меня, то ли догадались сами… начали выкрикивать из темноты ночи: «Те, кто находятся в доме!..., не вставайте и не пробуйте ходить! Ложитесь в более защищённом месте на пол и ждите…!»

     То же самое они повторили несколько раз и на чеченском языке.
     Не скрою, это мне придало силы, надежда на жизнь увеличилась… Но это всё так…, осмысливалось мной где-то глубоко в подсознании.

     Так прошло много времени (мне так казалось)… Минуты, часы… не просчитать… Время, протяжённостью до безмерности…(!)

     Я лежал на паркетном полу… Мой мозг обуревал поток многих мыслей. Иногда их наплыв приводил меня в состояние равнодушия и безразличности. Был и момент, когда захотелось встать во весь рост и крикнуть – «Вы, стреляющие! Знаете ли вы, что убиваете нас! В этом доме находятся жильцы! Вы обязаны дать нам шанс покинуть его!» Но я еле удержался от этого бессмысленного поступка…

     Обуздав свои нервы, я успокоился… В эти минуты в моём сознании начали складываться нестройные, но честные и искренние строки… Они «образовывались» на русском языке… Меня автоматически охватывало желание произносить их вслух, так, чтобы меня в первую очередь слышали стреляющие российские военнослужащие…
 
     В этот момент совершенно было непонятно для чего произносить эти слова… То ли с надеждой, что они останутся после меня, то ли призвать вооружённых и беспощадно стреляющих со всех стволов в мою сторону вооружённых людей к совести, то ли заявить громогласно – «Зло бессильно перед Правдой и Памятью!».

   А слова и строки, между тем, продолжали «образовываться»… Им не нужен был рифм. Я и не задумывался над последовательностью слов. И во весь голос, на сколько позволял мой голосовой аппарат, стал их цитировать и выкрикивать:

Со временем и рана затянется шрамом…
И боль утихнет…, высохнут слёзы…
Ведь это же жизнь…?!

Погибшего предадут земле…
И могила в своё время зарастёт травою…
Ведь это же тоже жизнь…?!

Разрушенный дом восстановят уставшие руки…
Поле, истерзанное бомбами, вновь «родит» урожай…
Ведь это же жизнь…?!

Родится первенец в чьей-то семье…
Вновь горы услышат смех детей, наших внуков…
Ведь это же тоже жизнь…?!

Ранней весной зацветёт старая груша…
Её посадил мой отец после возвращения из ссылки…
И это тоже ведь жизнь…?!

И даже та, что сшита из осколков…
Ведь и она тоже называется ЖИЗНЬ…?! !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Мы потеряли многих…
Не вечны и сами…
Но те, кто останется после…
Обязаны сохранить ПАМЯТЬ!

Именно в этом и есть правда всей жизни!
Долг каждого, кто переживёт эту бесчеловечную войну,
Помнить и говорить ПРАВДУ!

О Аллах, уповаем только на Тебя!

* * * * *

     Канонада то усиливалась, то утихала…

     На улице появились первые признаки рассвета…

     Я был жив…

     С улицы, со стороны проспекта Революции раздался голос: «Нохчий, йоьалг1ачу г1атт1ехь верг…, хьо дийна вуй?!» («Чеченец, с четвёртого этажа!, ты живой?!»).

      Взвешивая ситуацию, я не успел произнести слова в ответ, но понимал, что чеченцы кричат в мой адрес. Не дожидаясь моего ответа, снизу донеслись последние слова: «Хьо дийна велахь, хьайн ницкъ кхоччург а дай, ара вала ц1еночуьра! Сахила герга дахна… Г1аскхаша штурмовой беранкеманаш г1аттон тарло. Цара кхоамза ракеташ тухур ю! Ма кхуьъу сиха!» («Если ты всё ещё жив, сделай всё возможное и покинь этот дом! Уже светает, русские могут поднять штурмовые вертолёты. С них могут применить безжалостный ракетный удар! Как можно быстрее!»).

МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Вам хоть раз,
Иль когда-то…,
Приходилось любить, (?)
От избыточных чувств,
Без вина… пьяным быть… (?)
Почитая Адат и горский Закон,
Страсть, любовь обуздать…
Найти сердцу покой?
* * * * *
А случалось ли так,
Что впадали вы в гнев,
В слове друга упрёк
(Без причины) узрев… (?)
Иль коварство врага
Вас застало врасплох,
Что понять не успев,
Вам остался лишь вздох… (?)
* * * * *
Стиснув челюсти…
И мысли в кулак!...,
Взглядом презренья,
Не зная волненья,
Не теряясь…
И без сомнений…
Приняли бой...
Значит должно быть так!
* * * * *
А было ли вам…
Не просто плохо, а больно?
Больно так, что невольно
Стон из сердца исходит,
Обжигая всё тело,
В мрак все мысли уводит…
Проникает в вашу грудь,
Застилает глаза,
В клочья рвёт жизни суть…
И никчемна слеза… (?)
* * * * *
А признайтесь, по правде…
Было ли так,
Что бывали минуты,
Бывали секунды…
Что хотелось всего-то…
Просто забыться…
Просто заснуть…
И снова проснуться…
А потом осознать,
Всё что есть…
Всё что было…
Вам теперь безразличны
Испытанья сует хаотичных?
* * * * *
Если как-то подумать…
То не сложно понять…
И реальность,
Как данность принять…
Между жизнью и смертью
Расстояние малое,
Как между цветом красным
И цветом алым…
Расстояние…
Меньше, чем искры горение…
Может меньше ещё…
Всего лишь мгновение…
Так же между чёрным и белым,
Между злом и добром…
Расстояние… -
В одно лишь мгновение…
* * * * *
Хорошо, когда выпало так,
Что судьба подарила вам выбор…
Между чёрным и белым,
Злом и добром…,
Между жизнью и смертью…
Позором и славой…
Между честью или бесчестьем,
Миром…
Или развязкой кровавой!
* * * * *
Однако же… хуже всего,
Когда мрак застилает весь свет…
А у тебя, даже, выбора нет!

РЕШЕНИЕ - ВЫЖИТЬ

     У меня «созрел» план дальнейших действий…

     Улучая моменты, я умудрился занавесить два окна (окно комнаты-«кабинета», «смотревшее» на проспект Революции и окно зала – на «правительственный» комплекс) белыми простынями, давая знак, что в доме есть живые люди… Содрал с одной межкомнатной двери наличник..., замотал его верх также белой простынёй…

     Как видно из рассказа, все три комнаты квартиры сильно пострадали… В более или менее уцелевшем состоянии оказалось небольшое кладовое помещение. Туда я и переместил связки книг, папки с рукописями… Взял с собой 2-3 (наиболее актуальных) книг, фотоальбом и некоторые уцелевшие документы из фамильного архива и на квартиру.…

     Свободной рукой ухватил дверной наличник, вырванный с одной из межкомнатных дверей и уже обмотанный такой же белой простынёй (это была имитация белого флага)… Дождался очередного «затишья» боевых действий и, произнеся «Бисмилльях1», попытался выйти в подъезд, на лестничный марш… Но стрельба возобновилась… И почему-то начали стрелять, прямо целясь в меня… Скорее, не доверяя моему «белому флагу»…

     Я не стал осторожничать. Другого выхода уже не было…И решение мною было принято… Первый шаг был сделан… Теперь нужно было не останавливаться и выходить с «линии огня».
 
     Я так и сделал. На том месте, где отсутствовал лестничный марш, я просто спрыгнул вниз… Приземлился жестко, но без увечий. Тем не менее, вырваться, не пострадав, не получилось. Я почувствовал острую проникающую боль в области спины… Но времени для осознания случившегося не было… Ноги, руки… Всё цело… (!) Надо было выскакивать во двор и как можно быстрее двигаться в направлении завода «Красный молот»… (!) А дальше появлялась возможность выйти на улицу Первомайская и пробраться к дому семьи старшего брата. Возможно, он уже вернулся, ждёт и переживает за меня.

     Как только я вырвался во двор дома, то увидел (услышал!), что мне машут руками и просят не уходить без них несколько наших русскоязычных жильцов-соседей (с 4-го и 5-го, 2-го и 1-го этажей), которым, по всей вероятности, некуда было уходить из Грозного. Как стало понятно, жильцы верхних этажей дома, так же, как и я, были вынуждены спасаться, оставаясь в своих квартирах и выжили чудом. Жильцы с нижних же этажей – успели забежать и притаиться в подвалах нашего дома… Конечно, я подождал их выхода во двор, постоянно размахивая «белым флагом», произнося во весь голос: «Не стреляйте! Здесь мирные люди!»…

     Наш дом состоял из нескольких корпусов, расположенных «Г»-образно.
     Как только вышли мои соседи и присоединились ко мне, я им объяснил, что я намерен двигаться через «Красный молот» к улице Первомайская. Все поддержали эту идею и мы (человек 7-8) двинулись. А пока мы шли, к нам присоединились ещё люди, прятавшиеся в разных подвалах и укрытиях дома. Все понимали, что попытка вырваться с «линии огня» лучше, чем погибнуть и остаться закопанными в руинах городских многоэтажек.

     Был рассвет 14 августа 1994 года… Грохот огня усилился…, мы двигались к улице Первомайская… Минутами до нас здесь пробежал кто-то, оставляя обильные следы ещё свежей и липкой крови, имеющие контуры человеческих ног… А мне мои попутчики периодически напоминали о моём ранении в спину… (К счастью, ранение было осколочное, не опасное для жизни) Через некоторое время мы вышли на «Первомайку» и повернули в сторону 7-й школы… Здесь уже перестрелки не было, лишь доносился гул смертоносных боёв в разных частях Грозного, в том числе и в районе проспекта Революции…

*****

     14 августа 1996 года командованием российских войск (генерал Пуликовский) был объявлен 48-ми часовой ультиматум…

      Всеми имеющимися средствами российская армия попыталась блокировать город Грозный. Мирному населению был предоставлен коридор для выхода из столицы Республики. Многие этим, естественно, воспользовались, в том числе и семья моего брата. Но было немалое количество и тех, кто физически не смог воспользоваться предоставленным шансом.

     В ходе боёв погибло большое количество военнослужащих с обоих сторон. Но более – пострадало гражданское население.

     Описывая данные события и их итоги, генерал Трошев возмущённо писал:
«Дальнейшее развитие этих событий имело свой исторический ход и свою судьбу…, приведшие к переговорам, завершившихся 31 августа подписанием Хасавюртовских соглашений. Тем самым, возвестивших о завершении «первой чеченской войны». Описывая данные события и их итоги, генерал Трошев, всё так же возмущённо, продолжал: «Пожалуй, никогда еще в России генералы не были так бесправны и беспомощны на войне из-за давления гражданских лиц, полных дилетантов в военных вопросах. Профанация чеченской кампании достигла своего апогея. Боевиков и на этот раз не удалось добить. Уже через несколько дней после приезда Лебедь подписал с А. Масхадовым в Хасавюрте соглашение «О неотложных мерах по прекращению огня и боевых действий в Грозном и на территории Чеченской Республики», которое по сути своей было не более чем пропагандистским блефом и которое сразу же стала грубо нарушать чеченская сторона.

     Войска, поспешно погрузившись в военные эшелоны, покидали пределы Чечни. В декабрьские дни 1996 года последние части федеральной группировки были выведены из республики. Самопровозглашенная Ичкерия приступила к созданию своих регулярных вооруженных сил. «Независимость» де-факто закрепили состоявшиеся с согласия Москвы президентские выборы 27 января 1997 года, на которых один из лидеров чеченских боевиков А. Масхадов получил большинство голосов избирателей...».[6]
 
     Таким образом…, в августе 1996 года завершилась война – эта большая человеческая трагедия! Но, как оказалось, лишь её первая драматическая часть…

     Семья старшего брата успешно вышла из блокированного Грозного…

     В последующем, в сентябре этого же года, племянник-Алихан пошёл в первый школьный класс, а потом и окончил успешно обучение в школе (с медалью). Тамерлан-племянник поступил и окончил факультет иностранного языка в ЧГУ. Алан, окончив грозненский Нефтяной институт получил специальность инженера нефтехимической промышленности… Мадина тоже завершила учёбу. Жизнь продолжалась… Были радости, но иногда посещало и горе. Всё как у людей… И ничего более того.

     В грозненской квартире так навсегда и остались мои книги и рукописи…

     Дом по проспекту Революции, сильно пострадав, сохранился после событий этого периода. Но не был уже пригоден для проживания в нём и требовались большие ремонтные работы для его восстановления. А позже, в так называемую «вторую чеченскую войну», он пострадал ещё больше. В двухтысячных годах Чеченский филиал АО «Россельхозбанка» выкупил участок, на котором стоял наш дом и застроил его по-новому, с большей этажностью.

     К сожалению, я, впрочем как и некоторые мои знакомые соседи, оставшиеся в живых, до сих пор не получили нового жилья, взамен разбитого войной. Надеюсь (конечно!), что со временем решится и этот вопрос.



Дахо
Алви Ахмедгириевич  –  историк, публицист.
30 июня 2017 года.

___________________________________________________________


ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ

1. Вахит Бибулатов. 23 февраль – день двух трагедий. Журнал «Нана» № 1-2 за январь-февраль 2011 года;
2. «Бои за Грозный (1996)». /https://ru.wikipedia.org/wiki/Бои_за_Грозный_(1996)/;
3. «Штурм Грозного в августе 1996 года: черный месяц российской 4. Фотография документов из семейного архива;
5. Г.Трошев. «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала». http://lib.ru/MEMUARY/CHECHNYA/troshew.txt;
6. Г.Трошев. «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала». Глава: «Ультиматум генерала Пуликовского». http://lib.ru/MEMUARY/CHECHNYA/troshew.txt;