Эта доброта добром не кончится

Пишет бывший следователь Бакинской военной прокуратуры.

ПРОРОК ИЗ СИЗО
Из Москвы по этапу пришёл один такой. Захожу в камеру для допросов СИЗО, передо мной сидит весь татуированный урка.

Оказывается, он мой ровесник. Просто пока я учился и служил, он всё это время сидел за кражи  и другие преступления перед личной и государственной собственностью.

- Вышел в очередной раз. Мне в тюрьме неплохо было. Я там уже карьеру начал делать. В авторитете. И вдруг военком приходит – давай в стройбат… Он чего, глядя на меня, правда думал, что я служить буду? – цинично хмыкает вор.

Служил он не очень долго – дня три по прибытии в часть. А потом ушёл, солнцем палимый, вдаль, в зелёном обмундировании военного строителя. Когда его поймали, он уже был упакован по высшему разряду, в импортные дорогущие шмотки. Средь бела дня милиция его взяла, когда  он у Трёх вокзалов в столице выворачивал карманы у двоих пацанов-спортсменов, находившихся в ступоре от его напора и наглости.

Общаться по делу с ним было приятно, в отличие от узбеков, которые никогда не признаются, сколько бы доказательств в отношении них не было.  Прочитав обвинение, он с карандашом прошёлся по нему:

- Так, это признаю, тут у вас все доказано. Тут у вас доказухи нет – я в отказе. Это признаю… В общем, пишите.

Как-то общий  язык мы с ним быстро нашли. Состряпал я ему очередное обвинение. Но поджимали в связи с этапированием срока содержания под стражей, продлиться я не успевал, поэтому изменили ему меру пресечения на наблюдения командования.

- Это у меня срок прерывается? – возмутился уркаган.

- Да не боись, всё зачтётся, - заверил я его.

- Ну ладно, - он подписал бумаги.

Под наблюдением он пробыл аж четыре дня. А потом махнул ручкой и отбыл в неизвестном направлении.

Интересный был тип, умный. Помню, разговаривали с ним о перспективах нашей страны.

- Слушайте, этот бардак добром не кончится,  - говорил он. – Мне пятерик за кражу дали. А сейчас пацаны со мной сидели – им трёшку за грабёж и разбой. Ну, это разве правильно? В Бутырке в камере телевизор стоял. Ну, это ни в какие рамки. Угробят этой добротой нашу страну.

Пророк был прямо. Часто его вспоминаю…

ОПОРА  НА "СМОТРЯЩИХ"
Рота в стройбате, дислоцированном на Апшеронском полуострове, состояла в основном из азербайджанцев. Но надёжей и опорой у командования были  двое наивных и честных русских уголовников.  Такие здоровенные лоси-молотобойцы из русской глубинки. И вот однажды комроты, поддав водочки из-за ощущения тоски и безнадёги, одолевшей его в чужом краю,  объявляет им:

- Я домой. Вас за себя оставляю, а вы вечернюю  поверку проводите.

Эти двое к обязанностям своим относятся добросовестно. Начинают строить роту с помощью доброго мата и ласковых пинков.

Азербайджанцы, возмущённые таким произволом и притеснениями, начинают бунтовать, за что огребают  заслуженных люлей. Тут на сцене появляется главный азербайджанский батыр и заступник – кандидат в мастера спорта по боксу, и начинает качать права:

- Вы никто. И вам вообще конец.

Тут один из молотобойцев раззуживает молодецкое плечо и засвечивает боксёру в ухо. Тот на то и боксёр, чтобы уметь уворачиваться. Подныривает под удар.  А кулак тем временем по инерции летит дальше и въезжает по черепу второго молотобойца. Тот как подкошенный падает на пол. Потом он мне на допросе говорил:

- Это меня табуреткой кто-то ударил. Кулаком так ударить невозможно.

Ну я промолчал, что это его случайно друган так укатал. А тот об этом тоже скромно умалчивал.

В общем, драка, разбор по понятиям. Кардинальными силовыми средствами эти двое под кровати всю роту загнали! 
Потом хватанули водочки, решили, что за такой разор их теперь обязательно посадят и решили хоть напоследок гульнуть по просторам родной страны. Рванули на свободу с нечистой совестью. По дороге на нервяке определили в больницу двух докопавшихся до них местных милиционеров. И странствовали по городам и весям, пока не отловили…

ЗЕМЛЯЧЕСТВО И  ДЕДОВЩИНА
Взяли его в Челябинске без документов, он сознался, что дезертировал из армии.

- А как не бежать?  - пожал он плечами. – Представьте, строительная рота. Все с Северного Кавказа. И нас двое русских. В первый же день мне разбили графин об голову. А на второй день я понял, что не выживу. И навострил лыжи.

Землячество это куда хуже дедовщины. При дедовщине молодой  со временем выбьется в люди и станет притеснять "духов". А при землячестве ты всегда будешь жертвой.  Вот он и решил не искушать судьбу и свалил по-тихому.

Отправился в тайгу. Собирал там облепиху. За сезон наколотил четыре тысячи рублей – деньги по тем временам огромные. Приоделся. Купил дублёнку. И решил, что жизнь налаживается. Правда, рано радовался.

- Нет, служить я больше не пойду, - сказал он. – Пишите, что дезертировать хотел. Лучше в тюрьму, чем опять к этим обезьянам в роте…

Неуставняки – это отдельная тема. Часто зверства бывали просто запредельные. И это уродское обоснование я слышал десятки раз: нас били, и мы бить должны… Сколько казарменных хулиганов я отправил на зону. И не раз видел, как в целом в нормальных людях просыпаются жестокие истеричные звери.

Солдатик, которого колотят, унижают, однажды встаёт перед выбором. Можно плюнуть, приспособиться, смириться, как это делает большинство. Или попытаться дать отпор, что с вероятностью в девяносто девять процентов обречено на неудачу – у дедов или нацменов сплочённость, организация и традиции, а также комплекс хищника, которому предназначено судьбой грызть дичь. Нажаловаться и прослыть стукачом – в части жизни не будет, да и западло это считается. Повеситься? Ну что ж, бывало и такое. Но ведь есть самый простой выход - бежать. А тут уже вопрос воли и цельности натуры.  Слабые натуры находят единственный выход – уйти из травмирующей обстановки здесь и сейчас, а дальше хоть трава не расти.

Маменькин сынок из профессорской узбекской семьи был студентом, потом его призвали в стройбат. Вот устроился он передо мной на табуретке  - физиономия румяная, круглая, глаза наивные, по-русски говорит чисто, но как-то удивлённо:

- Рота наша на разрезе каменный кубик для домов рубит.  Пришли таджики в казарму, меня подняли – говорят, пошли, будешь нам кубик рубить, мы его продавать будем, водку будем покупать. Побили. Я с ними пошёл. Стал кубик рубить. Потом наши узбеки приходят, говорят – зачем ты кубик таджикам рубишь? Ты нас унижаешь. Побили меня.

В общем, то он рубил кубик, то мыл таджикам полы, то получал от земляков за то, что прислуживает таджикам. Ему все это надоело, и он ушёл.

- С двоими парнями на улице познакомился. Они меня приютили, кормили. Я им по хозяйству помогал. Потом они мне говорят – пошли с нами, воровать будем. По дороге я испугался, сбежал. Потом на биржу труда пошёл. Работать наняли. Деньги обещали. Но не дали. Зато кормили…

БАЙКОНУР
- Поедешь обратно, там с тобой разберутся, - сказал я азербайджанцу в гражданской одежде – его схватила милиция прямо около дома - пришла ориентировка о побеге из части.

- Куда обратно? – поднял он на меня ошалевшие глаза.

- На Байконур.

- На Байкону-у-ур! – протянул он, вскочил, подбежал к окну кабинета и стал биться головой о раму, норовя протаранить лбом стекло.

Я оттащил его. И тогда его начала бить нервная дрожь.

При слове Байконур он впадал в неистовство. Потом, уже успокоив его, я пытался вызнать, чего он так неистовствует.

- Вы не представляете, что там творится. Командир роты нас сразу построил и объявил – тут вам никакого закона нет. Тут вам Байконур.

Космодром с самого начала держался на плечах военных строителей. Их там огромные количество. Очень тяжёлые условия службы, климат, отдалённость. На этот самый Байконур из нашей прокуратуры  постоянно отсылали кого то  батрачить – местная милиция и военная прокуратура не справлялись с преступностью. Если в нашей конторе за два года было в производстве одно дело по убийству, и то раскрытому,  то там десятки только висяковых убийств. И дезертировали пачками, уходили в степи, где многие замерзали, погибали, а некоторым удавалось выбраться…

Иногда все эти мордобои заканчивались очень плохо. Один уродец замордовал молодого сослуживца так, что тот отправился к железной дороге, подождал, когда подойдёт поезд,  положил кисть руки на рельс и дождался, когда колеса отсекут её. Сперва он вообще ничего говорить не хотел, соглашаясь с обвинениями в членовредительстве. А под конец проговорился об издевательствах, но как-то вяло.

Я отправился в войсковую часть, пообщался там часа два с народом, поднял разные документы, и вот нарисовалось несколько эпизодов. Взял за хобот этого палача, тот никак не походил на грозного джигита – перепуганный до смерти слизняк, готовый ботинки целовать, лишь бы его не наказывали.

Был у меня ещё один членовредитель. Но то человек совершенно другой породы. Его никто не бил, но он как-то сразу осознал свою полною несовместимость с военно-строительной профессией. Поэтому, походив пару дней строем, брал и глотал вилку или ложку. Его отвозили в госпиталь, делали операцию. Он очухивался после наркоза, сдирал капельницу и бежал на волю, где его ловили и возвращали в часть. Это повторялось несколько раз. Больше всего  внушал список сожранных им вещей: ложка, вилка, гвоздь, замочек, электролампочка и дальше в том же роде.

Что с ним делать? Сажать? Ну, он же псих, видно по нему. А амбулаторка говорит, что вроде и ничего, соображает всё.   Назначил ему стационарную психэспертизу в областной психиатрической больнице. Там ему дали диагноз – психопатия возбудимого круга. С таким в армию призывать нельзя, а значит, ответственности за уклонение он не подлежит. Так что я торжественно его освободил из-под стражи и надеялся больше не увидеть. И ошибся.

Идём вечером с ребятами по Баку возле Крепости – излюбленное место вечерних моционов. Навстречу мне этот ложкоглотатель, и чуть ли не обниматься лезет:

- Товарищ лейтенант. Как я вам благодарен. Как же вы мне помогли. У меня сегодня хороший день. Есть деньги. Я гуляю. Погуляйте и вы за меня.

Вытаскивает из кармана пачку двадцатипятирублёвых купюр и пытается мне всучить.

Я его отталкиваю и ору:

- Не надо! Обойдусь!

Тогда он ограничился словесной благодарностью и отчалил. А через несколько дней ко мне приходит следователь из РОВД за материалами на него и говорит:

- Он пока в больничке лежал, с ворами там перезнакомился. Вот и стал с ними по квартирам шарить.

- Понятно, - кивнул я.

Этот гад мне ворованные деньги пытался сунуть!

КОМУ  ТЮРЬМА  ДОМ РОДНОЙ
Некоторые стремились в тюрьму по велению души. В Волгограде один придурок, уклонист несколько месяцев морочил следователям голову:

- Оставив часть, пришёл на железнодорожную платформу. Ко мне подошёл милиционер проверить документы. Я его ударил и убил.

Все бы хорошо, но никаких убийств сотрудников МВД в то время не было. Наконец, злодей сознался, что бесстыдно врал. Ему западло по статье об уклонении в зону заехать, нужно что-то более авторитетное. А что может быть авторитетнее, чем убийство сотрудника милиции? Да и вообще, у него вся семья сидела, все соседи сидели, и ему пора. У него в посёлке тех, кто не сидел, девушки не любят. Только статья должна быть приличная.

Кстати, многие накалывались на том убеждении, что дисбат хуже тюрьмы. Командир строительной роты обожал зачитывать своим бойцам письмо посаженного в зону дезертира, который в жутко депрессивных тонах расписывал, как ему плохо живётся в ИТУ общего режима, и что урки его притесняют, говоря: «сначала отслужи, потом воруй. Или сразу воруй. А так ты ни то, ни сё».

ВЫВОДЫ
Армия по большому счёту это какой-то высший пик общественной самоорганизации. Каждый человек становится частью единого организма. При этом ему в подкорку вбивается, что личная его ценность стремится к нулю, по сравнению с ценностью таких базовых понятий, как приказ, самопожертвование и «ни шагу назад».

Вся армейская подготовка заточена под это. Есть люди, которые в принципе не могут быть частью чего то большего – из-за эгоизма, глупости или шибко изворотливого ума, а часто из-за банальной трусости. В армии для их вразумления существует военная юстиция, военные суды, а в боевой обстановке расстрел на месте.

И это правильно.  Есть в этом какая-то вселенская истина.

Дезертировали всегда. И из древнеримской армии, и из русской и прусской. И будут дезертировать дальше. А бороться с этим просто – иметь адекватную военную юстицию и строгий порядок в войсках.

И, главное, чтобы в частях не лакировали действительность и не скрывали преступления. А то комполка надо полковничью папаху получить, а чтобы ЧП у него не было, он глаза на казарменный мордобой закрывает. А там и до ЧП в карауле со стрельбой недалеко.

В общем, порядок, порядок и ещё раз порядок. В этом наше отличие от неживой материи и от стада шимпанзе.

«Не будь дисциплины, вы бы, как обезьяны, по деревьям лазали. ... Вообразите себе сквер, скажем, на Карловой площади, и на каждом дереве сидит по одному солдату без всякой дисциплины» - так говаривал Швейку обер-лейтенант Маковец.

Прислал Артём Путник


БЕЛОРУССКИЕ  ТУНЕЯДЦЫ  ВЧЕРА СЕГОДНЯ  И ЗАВТРА

Сегодня ситуация на "тунеядском фронте" отличается от советской, когда тунеядцев принудительно трудоустраивали.

В СССР все было государственным или колхозным, поэтому трудоустроенный тунеядец работал на благо общества.
Сегодня, после приватизации, почти все стало частным, принадлежащим уже не обществу, а приватизаторам или еще хлеще - зарубежным инвесторам - колонизаторам.

Почему народ не спешит на работу устраиваться?
- На госпредприятитиях идет постоянная "модернизация" с использованием иностранных технологий, в результате чего они вечно сидят в долгах, поэтому зарплаты там чаще всего "скромные", их соцкультбыт в лихие девяностые был передан "эффективным" частникам, которые его используют никак не по назначению, в заводских корпусах в центре Минска располагается казино и барахолка. Кому нужна заводская столовая на 1000 посадочных мест, если завод, на котором работало несколько тысяч человек уже не один десяток лет стоит пустой?

В колхозах, нынче СПК, картина примерно такая же, техники море, а работать некому. Вроде бы и агрогородки построены с городскими удобствами и асфальт кругом, но с города в село едут единицы.

Почему?
- За жилье надо платить много, зарплата в сельском хозяйстве еще меньше чем на госпредприятиях (есть правда крепкие хозяйства, где платят очень хорошо, но их немного), опять же продукты в магазине намного дороже чем в Минске, да и психологически горожанину в деревне живется как кролику в одной клетке с волками.

Частный малый бизнес, это вообще "песня", гарантий, что у тебя что то купят никаких, бюдженые деньги предпринимателю платить строжайше запрещено,  зато платить в тот же бюджет надо по полной, начиная с соцстраха, который надо платить независимо от выручки, опять же аренда, "наезды" "добродетелей" от налоговиков до пожарников, семь раз подумает "предприниматель", прежде чем что то "предпринимать" официально.

Поэтому и крутится народ кто как может, кто на заработки едет за границу, кто то "бомбит", кто то машинами торгует. Есть и явный криминал, особенно молодежь этим любит заниматься, чем портит свою анкету на всю оставшуюся жизнь.

Весьма "кстати" оказались нынешние выборы, те кому по штату положено вопросы трудоустройства путем создания новых и эффективных рабочих мест решать, их не решали, реального трудового воспитания в школах нет, зато есть телевизор, который показывает как не работая разбогатеть можно, интернет это вообще "змей - искуситель".

В результате имеем, то что имеем, массу народа с флагами на улицах, тысячи административных дел, сотни дел уголовных, многочисленные отказы платить за коммуналку.

Тут впору трудовые концлагеря для новоявленных "генералов песчаных карьеров создавать" с интригующей надписью на воротах "Труд освобождает!", да только Конституцией это пока не предусмотрено...

Одна надежда на "экономику знаний", о которой едва не каждый день Президент говорит, да вот только проблема в том, что у нас изобретателя, того, кто эти новые знания создает,  пора в "красную книгу" заносить, в первом полугодии 2020 года, в Национальный центр интеллектуальной собственности было подано всего 150 заявок на изобретение. Из которых четыре моих.

Все мои знакомые, кроме Литвинчук Люси Максимовны, кто что либо изобретал и заявки подавал умерли, осталлись мы вдвоем, без соавторов...

За державу нам обидно, может быть стоит начать нас подкармливать, как в свое время зубров?
Законные основания для "подкормки" у меня лично имеется, Люся Максимовна инвалид второй группы с детства, нуждается в постоянном уходе, который я и осуществляю 25 лет непрерывно, мой пенсионный возраст и трудовой стаж в трудовой книжке записанный тоже, только пенсионных отчислений у меня маловато, да и с чего их было платить, если даже такая "небедная" государственная организация как БГУИР, вместо того, чтобы заключить со мной контракт на участие в подготовке к использованию изобретения, срок действия еще и сегодня не истек, автором которого я являюсь, выбросила свой патент, полученный за бюджетные деньги, в мусорную корзину.

При подкормке может мы еще и "размножаться" начнем, увеличим "поголовье" белорусских новаторов раз в двести...

Кто этим заниматься должен? Кому это нужно?
Чисто с практической точки зрения, изобретательство и рационализация это первейшая обязанность правительства, закупая импортные технологии и не развивая свои, мы все глубже вязнем в долговом болоте, из которого можно выбраться только "способом барона Мюнхгаузена" при помощи "крепкой руки и думающей головы".

Но пока платятся "откаты", чиновники на изобретателя "поплевывают"...

Если такое положение будет сохраняться, то уже завтра трудоустройством наших "тунеядцев", будут заниматься оккупационные власти.

Если кто учил историю в советской школе, то знает, что немцы это практиковали и в Первую мировую и во Вторую, причем в последню особенно усердно и даже зверски, в чем до недавнего времени они каялись, но теперь перестали, что настораживает.

Не верите?
Вот только один факт: генеральный прокурор Литвы Эвалдас Пашилис начал досудебное расследование против белорусской милиции по по заявлению одного из наших "политических тунеядцев", нашедших приют в соседней стране.

Андрей Бухаров, изобретатель, лауреат ВДНХ СССР, капитан запаса