Образ астрахани...

ОБРАЗ АСТРАХАНИ:
СМЫСЛЫ, ЛИЧИНЫ И ГОРОД КАК КУЛЬТУРНЫЙ ТЕКСТ

Статья опубликована: Таркова Р.А. Образ Астрахани: смыслы, личины и город как культурный текст / Астраханские краеведческие чтения. Выпуск XII: сборник статей / под ред. А.А. Курапова, А.Н. Алиевой. Астрахань: Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2020 – 588 с. - С.422-430.
ISBN 978-5-91910-926-6

Почти полутысячелетие существования современного города Астрахань - на данном месте, с определенной предысторией основания и более или менее однозначной его начальной функцией - позволяет выявить некие культурные, философско-онтологические смыслы, воспринять Город как Текст, обладающий определенной дискурсивностью и могущий быть прочитанным.

Многие смыслы открываются в самой «астраханскости» и современному наблюдателю, и наблюдателю прошлых веков: отсюда многочисленные описания Астрахани начиная с середины XVI в., в которых зафиксированы не только внешние признаки города и его повседневной жизни, не только материальные элементы (здания, люди, базары и т.д.), но и некие неуловимые общие «выражения его лица», общие очертания его «фигуры», черты его облика.

Изначальные астраханские смыслы вытекают не из неких мистических предопределённостей, не от произвола «гениев места», а проистекают из заданного первоначального градообразующего импульса: быть военной крепости, а гарнизону ее и жителям нести миссию по ее обслуживанию и поддержанию в состоянии готовности. На информационно-текстуальном уровне Астрахань возникла как идея будущей базы похода на Крым [3,с.16-18], как информационная матрица новой твердыни, которая будет как бы заброшена в неведомые земли, зацепится/закрепится там и станет опорой для более масштабного проникновения московской (русской) реальности в реальность иных, юго-восточных, земель.

 При воплощении этой идеи, ее материализации, Астрахань получает все признаки живого существа, сложного организма, причем, на стадии новорожденного, которому еще предстоит развиваться, потребляя и трансформируя ресурсы окружающей среды.

 Но само местоположение этого нового «города-существа» осложнило его первоначальную задачу, утяжелив ее новыми значениями и смыслами: быть еще и посредником в сношениях Москвы с «Азией», по сути, главным; быть торговым перекрестком; быть домом-для-всех; быть местом ссылки для неблагонадежных элементов, которые представляли опасность, находясь внутри «основной» России для ее устоев; быть своего рода подопытным существом для борьбы с опасными болезнями.
Казалось бы, все эти смыслы астраханского бытия только положительные и несут в себе потенциал будущего успешного развития города, его процветания и роста.

 Но практически они же и заложили в самую основу его существования поврежденные «гены», которые постепенно привели к мутациям, превратившим Астрахань в сложный и порой труднообъяснимый феномен реальности - как геополитической, так и культурно-бытийственной. Именно об этих «усложнениях» и предстоит говорить в данной статье.
Начиная с самого первого и главного астраханского «смысла» - быть форпостом военным - обрисуем это понятие в его конкретных проявлениях.

Любопытно, что некоторые примеры из области современного искусства позволяют нам найти наиболее точные и ёмкие характеристики, способные показать, как и для чего город и его жители существовали именно в данной конкретной плоскости. Ставшая столь популярной за десятилетие 2010-2019 гг. благодаря успешной экранизации многотомная фантастическая сага Дж.Мартина «Песнь Льда и Пламени» дает в наше распоряжение образ «Великой Стены», возведенной изо льда на самой границе мира людей и мира нелюдей, мира привычных устоев и мира разного рода отщепенцев, который веками представляет угрозу существованию всего человеческого.

 Стена исполняет роль военной крепости, снабжена необходимой для этого инфраструктурой и обслуживается гарнизоном - стражами Ночного Дозора (Дозорные-на-Стене, Вороны). Само положение этой крайней северной крепости и ее функции диктуют и особые требования к дозорным: это люди, полностью отрекшиеся от привычной жизни, от семьи и родных, утратившие родину и самоё свое «я». Их новая сущность выстроена вокруг идеи самоотречения и беззаветной преданности делу защиты людей от опасностей и вызовов неокультуренного мира за Стеной.

Как следствие, - крайне аскетичные условия жизни, интернациональный состав и сплоченность гарнизона, фатализм и готовность к самопожертвованию. И в то же время - осознание себя как элиты, избранных и лучших, не-таких-как-все. При этом – и ощущение своей маргинальности, а своей службы в Дозоре – как конца своей жизни, как принесения себя в жертву.

Несмотря на крайне полярное расположение рассматриваемой нами Астраханской крепости - а именно, самое южное для страны, - все приведенные «литературные» признаки полностью соответствуют местным реалиям. И если сначала это касалось только непосредственно гарнизона (военная группа населения), то вскоре распространилось и на все прочее население, которое быстро росло - причем, именно по тем же самым направлениям, что описаны в художественном произведении Дж.Мартина. Здесь искали нечто вроде последнего прибежища всякого рода беглецы, вольнолюбивые люди, разбойники, бедняки, авантюристы, отчаявшиеся.

Например, у Ивана Аксакова, посетившего Астрахань в качестве ревизора, а потому дотошно зафиксировавшего мелкие нюансы здешней жизни, прямо говорится обо всем этом: местной аскетичности, дружности, разнородности. В 1844 г. князь П. П. Гагарин проводил ревизию Астраханской губернии, и И.Аксаков был в числе чиновников, прибывших с сенатором-ревизором.

В письмах к родителям Аксаков делится наблюдениями. Итак: «русские здешние — не то, что наши. Они говорят: в России делается так, а у нас иначе!..(5–го февраля 1844 года)». «Все лучшее отправляются в Москву, и собственно в Астрахани торговля этими товарами бедна». «...Масленица идет очень чинно...Здесь же в городе также не видно бешеного московского разгула, катаний нет, гуляний нет»; «невежество здешних жителей в поварском искусстве...(8–го февраля 1844 года)»; «русский человек мало дичится чуждого себе... Крестьяне, приходящие в Астрахань из великорусских губерний, так скоро и коротко знакомятся с терпимостью»; «Астрахань издревле была притон беглецов…(15 февраля)». «...Все бродяги, все беглые, все избежавшие наказания преступники — отправляются в Астрахань». «Побывав и в Персии, и в Трухмении, а иногда и в плену у киргизов или хивинцев, он обыкновенно кончает свой век или снесенный шквалом с палубы в море, или в схватке с раздразненным им же азиатцем, или же задохнется в ларе, где складывается рыба… Словом, не любит умирать своею смертию. Это не добрый русский мужик, это русский гуляка, и стоило бы только Стеньке Разину встать из могилы да клич кликнуть, так не мало бы собралось к нему таких молодцов». «Многим же честолюбивым бродягам удавалось называться чужими именами и с фальшивыми свидетельствами вступать в службу, в купцы, в мещане и жить преспокойно самозванцами, до тех пор пока несчастный случай не откроет их происхождения» [5].

А вот что писал В.Н.Татищев, будучи здесь губернатором (Татищев И. А. Черкасову. 27 февраля 1742 г.): «...вижу, что сия губерния так разорена ... люди; разогнаны, доходы казенные ростеряны или разтосчены, правосудие и порядки едва когда слыханы, что за так великим отдалением и не дивно... Причина же сего есть главная, что неколико губернаторов суда вместо ссылки употреблялись и, не имея смелости, или ничего, или бояся кого по нужде, неправельно делали. А может и то, что, не имея достаточного жалованья, принуждены искать прибытка, не взирая на законы. …Купцы сильнейшие чим больше торгуют или отчего их великое обогасчение как токмо от хисчений казенных и разорения безсильных. Они же, не желея к засчисчению их, как мню, не скупо предстателей закупили, то и, видя их непорятки, нужно губернатору смотреть сквозь пальцы, опасаясь, чтоб и за верность, как я в том искусился...» [10, л. 4-4 об.].

Интернациональность – еще одна сформировавшаяся исподволь местная личина. Астрахань как «гостиница» и «место встречи» всех со всеми описана во многих нарративах. Приведем для примера лишь цитату Сергея Монастырского 1884 г.: «нигде нет такого поразительного разнообразия типов, костюмов, наречий... на судах – немцы, шведы, персияне; на берегу – армяне, калмыки, татары; слышится чужеземный говор, везде виднеются островерхие шапки, чухи, чалмы, балахоны и халаты; но зато везде встречается и русский элемент – и вы чувствуете, что этот элемент ...все сплочивает воедино» [7,с.298-299,309].

Итак, определяем первый астраханский смысл: Город как Крепость-Стена и его жители как Дозорные (наложение образов современной литературы и кинематографии на образ реального города).

Сюда прибавляется и еще один смысл: Город как попытка связывания Хаоса: временность, «верёвчатость», сетевая-линейная планировка плюс образ «крепость-со-щупальцами» (город как Сеть, улавливающая Хаос). На это обратила внимание, в частности, историк Е.В.Гусарова, описывая изначальную планировку русской Астрахани [3,с.40-42].

Вспомним еще одну литературную аллюзию, а именно - образ из произведений советских писателей-фантастов братьев А. и Б.Стругацких, которые в запланированном, но не написанном произведении «Белый Ферзь» вывели фантастический социальный конструкт «кругов», по которым распределены жители государства по мере возрастания уровня их авантюрности или стихийной пассионарности, которая мешает им мирно существовать в рамках общепринятых норм. Отсюда крайне благополучный, по сути, идеальный, Центр и все более маргинальные и насыщенные энропией внешние круги.

 Именно с такой позиции мы можем оценить и социальный облик Астрахани на всем протяжении ее истории. Положение на самом внешнем краю - на краю буквально всего; сбегание, стяжение сюда массы маргиналов разного рода, положение всего Астраханского края как «фронтира», внутри которого и происходит взаимодействие (но не аннигиляция!) самых разнородных (чужеродных) сил и элементов.

Функция Города и его жителей быть дозорным (Стражи-у-Ворот), форпостом, следить, бдить, перехватывать и связывать, не давая распространиться (смысл «Сеть») по сути, наложила на него своего рода социально-психическое заклятие, которое и не дает развиваться, воплощаться всем иным возможностям (благоустройство, город-для-людей, город как туристическая «мекка»), жители становятся обслугой у ворот, вечным гарнизоном, поскольку их главная задача - обслуживание крепости. А  уж как гарнизон проводит свое свободное время и чем его заполняет - дело гарнизона, легкой жизни ему и не обещали.

Не зная такого положения вещей, сторонние гости, пришельцы, взращенные в рамках иных концептов и ожидающие от городской среды как минимум ее комфортности для людей, - получают культурный шок по приезде в Астрахань.

 Недавний пример - блогер Илья Варламов. В своих постах на платформе проекта «Живой Журнал» «Астрахань: главное разочарование года» от 21 января 2020 г. и «Астрахань: пыль, заборы, теплотрассы и бонсай» от 22 января он указал на черты, свойственные Астрахани как городу-не-для-людей: «Я помню, с каким восторгом я пошёл гулять по городу, я помню, как с каждым шагом на меня накатывалось разочарование! Мои мечты таяли на глазах...В Астрахани большие проблемы с пешеходной инфраструктурой. В принципе, её почти нет...ещё меньше благоустроенных общественных пространств, ещё меньше тротуаров...В Европе вокруг главной крепости города стараются делать большую пешеходную зону…Но советская градостроительная традиция подразумевает, что вокруг кремля должна быть многополосная дорога. Астрахань в этом плане не одинока – возьмите, например, Москву или Нижний Новгород. В итоге здесь шумно, грязно и совсем не хочется гулять» [1]. И так далее. Обратим внимание: крепость и ее окрестности по-прежнему не располагают к расслабленности!

Интересно, что Варламов как бы вторит разочарованному Т.Шевченко: «7 [августа]. Ай да Астрахань! Ай да портовый город! Ни одного трактира, где бы можно хоть как-нибудь пообедать, а о квартире в гостинице и говорить нечего…на поверку оказалось, что ничего не имеется, кроме чая, даже обыкновенной ухи» [11]. Список его претензий продолжается: грязь и песок на улицах, отсутствие хотя бы одной колбасной лавки, дрянной канал и т.д.

Итак, поскольку «гарнизон» предоставлен - вне несения службы - сам себе, значит – можно всё, пока ты в нем служишь; эдакая вольность-на-границе: отсюда Аксаковский «разбалуй-город». Вот на что в данном контексте обратил внимание Аксаков. «18–го января 1844 года. Ямщичий староста в Царицыне…рассказывал нам много любопытного про Астрахань, где он живал. «У нас в народе называют этот город Разбалуй-город, а губернию народною, потому что летом изо всех губерний собираются люди на промысел. Кто раз отправился в Астрахань, тот весь переиначивается, забывает все домовое и вступает в артель, состоящую из 50, 100 и более человек. У артели все общее…Семейство для такового исчезает, и он делается необыкновенно общителен, сейчас знакомится со всеми незнакомыми и, добывая много денег, все растрачивает в гульбе» [5].

Еще одна любопытная черта Астрахани – его двуликость, а вернее – двуличность: подобно классическому пустынному миражу, издалека он притягивает своим жизнеподобием и прелестью, но вблизи попросту исчезает, растворяется, актуализируясь пустотой/разочарованием. Итак, смысл «Город как мираж». Вполне возможно, это - определенный род маскировки, что и требуется от Разведчика, Дозорного.

Астрахань двуличная, город-мираж, отчетливо видна академику Озерецковскому, оставившему свое описание в последние годы XVIII в. Он указывает, что Астрахань есть место привольное для жителей, благоприятно расположена и имеет все предпосылки к процветанию. Но на деле – все не так: «Не все то, что приятно кажется глазам, бывает в самой вещи хорошо. Астрахань лежит на луговой стороне Волги, и когда в летнюю пору, при ясной погоде, смотришь на нее через Волгу с нагорной стороны, то она кажется очень красива, особливо такому зрителю, который в первый раз ее видит, и сравнивает с какими-нибудь уездными Российскими городами. Глаза его прельщаются пестротою церквей, башен, домов, садов и вообще новым для него видом пространного сего города; но когда самой сей зритель переправится через Волгу к городу, и вступит в его улицы, то вдруг теряет приятную оную о городе мечту, и не находит больше никаких следов той красоты, которою прельщался он будучи на нагорной стороне, как будто бы она там и осталась» [8,с. 85-86].

Разочарование – вот лейтмотив описания Астрахани Тарасом Шевченко в 1858 году: «6 августа. Астрахань — это остров, омываемый одним из протоков Волги, перерезанный рядом вонючих болот... Полуостров этот окружен густым лесом мачт и уставлен живописными бедными лачугами и серыми, весьма неживописными, деревянными домиками с мезонинами... Всю эту огромную безобразную серую кучу мусора венчают зубчатые белые стены кремля и стройный великолепный пятиглавый собор... Таков город Астрахань, но не таким он мне представлялся,…мне представлялась Венеция времен дожей, а оказалось — гора мышь родила. А проток Волги, окружающий Астрахань …омывает не Золотой Рог, а огромную кучу вонючего навоза. Где же причина этой нищеты (наружной) и отвратительной грязи (тоже наружной), и, вероятно, внутренней?» [11].

Таким, образом, проявляется астраханская личина «Город как иллюзия/непостоянность». По сути, Астрахань есть материальное выражение буддийского принципа шуньяты: всё есть пустота, наше восприятие не должно привязываться ни к чему, ибо все – иллюзия. «Шунья», пустота, на санскрите - «ноль». Если следовать современным определениям термина, то это нечто вроде отсутствия постоянного «я» у личности и явлений, или отсутствие собственной природы вещей и феноменов, которые относительны, обусловлены и взаимозависимы.
Реализация Шуньяты вместе со стяжанием терпения, сострадания и осознанием иллюзорности мира является частью «пути бодхисаттвы» - сущности, которая отказалась от личного спасения из колеса перерождений ради помощи другим живым существам. Используя буддийские аналогии, мы можем сказать, что астраханцы вынужденно следуют пути боддхисаттвы, живя не в соответствии с собственными интересами, но ради несения некой трудной, но нужной миссии, не покидая своего поста на границе.

Еще одна местная личина, органически связанная с предыдущими, - Город как нездоровый организм и плачевное состояние его здоровья. Тут мы видим разрушение перманентное, вечный вялотекущий ремонт, аморфность, насыщение реальности энтропией, преобладание хаоса над космосом. Об этом четко сказано (и метко подмечено) в нарративах разных лет. В описаниях города так или иначе проскальзывают мотивы его непрочности, шаткости, полуруинированности, запущенности и безысходности.

Картины запустения, угнетенности, отчаяния ярко нарисованы Антонием Дженкинсоном в 1558 г.: «замок ни красив, ни крепок…строения и дома (кроме тех, где живут начальники и некоторые другие дворяне) низкие и очень простые. Остров очень беден, … земля не родит хлеба; воздух здесь зараженный…от множества рыбы…; рыбой единственно и питается население, между тем как мяса и хлеба очень мало». «Во время моего пребывания в Астрахани население страдало от сильного голода и мора; в особенности они свирепствовали среди татар и ногайцев, …их плохо приняли и мало им помогли: большое число их умерло от голода... я мог бы купить много красивых татарских детей, целую тысячу, если бы захотел, у их собственных отцов и матерей…за каравай хлеба» [4,с.60-61].

А вот и Г.Гмелин в описании Астрахани XVIII в.: «а ныне ездят из Кремля сквозь самую городскую стену, которая при архиерейском дворе совсем разломана...», «Сии ворота также сломаны до основания и через проломанное место есть ход в крепость»; «стена …во многих местах развалилась, несмотря на то, что повсегодно подкреплена бывает палисадом...» [2, с.127-128]. «Средняя часть крепости и вся северная сторона оной совсем погорела». Об адмиралтействе: «Все строения, к оному принадлежащие, суть деревянные и теперь уже нарочито стары». О Рыбной конторе: «Немногие строения, к оной принадлежащие, суть стары и почти совсем развалились». «Для сего построены там амбары, но как сии, так и самая биржа, клонятся к разрушению» [2,с.138-139].

 И даже продукция, производимая в городе, имеет признаки энтропийности и «аморфности», она буквально истаивает, рассыпается: «хотя много учреждений в пользу астраханских фабрик чинено было, однако сие на оных мало успеха видно. Думать надобно, что тому причиной работники и работницы, кои суть люди самые подлые, и работают на станах так, как хотят…и для того делают материи такие, кои, как красивого не имея вида, так и не прочны…» [2,с.228]. Итог рассуждений Гмелина - о безнадежности сделать здесь что-либо: «строение отправляется столь медлительно, что требует целого человеческого века, пока Астрахань готова будет».
Мотивы местного одичания, опустошения, отрыва от корней - у Аксакова: «30–го апреля 1844 года. Редко здесь встретишь настоящего русского мужика. Все они или живут на владельческих промыслах, или в море, а те, которые здесь уже давно, совершенно обастраханились...13–го мая 1844 года. Можно почти утвердительно сказать, что со времен Петра ничего не было сделано для Астрахани…Много начато было им…Но преемники не продолжали», «фруктовые сады…приходят в совершенный упадок», «улицы не мощены, не ровны, много сломанных заборов, пустырей, грязи и спокойно прогуливающейся скотины». «Здешний Кремль…чрезвычайно ветх и стар… Обширный базар и всюду здания…свидетельствуют о прежнем процветании астраханской торговли. Теперь многое пусто, и на базаре нет шума и говора, не видно живой деятельности» [5].

Вторит им А.Писемский, отметивший некую аморфность самой местной «земной тверди», что приводит к труднодоступности города и к фатализму его обитателей: «…надобно еще было переехать через Волгу, а это оказалось не совсем удобно: нельзя ни по льду, потому что лед проломится, ни на пароме, потому что лед, а перевозят калмыки на салазках: вас само по себе, человека само по себе, а вещи само по себе…лед между тем выгибался на трещинах, из которых выступала вода; в стороне, не больше как на сажень, была полузамерзшая прорубь для прохода парома... Но как же идут обозы, спрашивается. Идут и проваливаются, а иногда и тонут; на счастье: вывезет - так ладно, а не вывезет - так тоже ладно!» [9,с.254].

Личина Астрахани «город-перманентная смерть», перманентная «древность» и непрерывное «умирание», сгнивание всего в нем подмечена Озерецковским. Далее – эпитеты, которыми Озерецковский описывает строения города и сам его вид: «теперешняя их ветхость» (стены), их «древность»; Красные ворота – «никто никогда в них не ездит и они спокойно стоят заперты»  [8,с.87]; «безобразный пролом» вместо главных ворот, стена Белого города «совсем развалилась», «повредилась» и выглядит как «остатки разоренного нежели обитаемого теперь жительства» [8,с.89]. Канал - «ров», который «совершенно не отделан» и его и не помышляют отделать [8,с.90]. В Безродной слободе живут беглецы и маргиналы, и даже бедные «вылупившиеся из яичек шелковые червячки все там позябли и шелку ни волоса получено не было» [8,с.94-95].

А вот пишет А.Н.Молчанов: «Громадная масса гниющих нечистот, скопившихся в г. Астрахани в продолжении множества лет…составляет одну из главнейших  причин особенной болезненности… Астрахань город богачей и достатка, он одна из столиц международной коммерции… так почему же он так вонюч и мерзок?» [6,с.200-201].

Все названные черты привели к появлению еще одной астраханской личины, для которой нами предлагается термин «эффект социальной неукоренённости»: здесь ни к чему не надо привыкать, ведь всё исчезает всё время: заведения, места, даже виды. По сути дела, астраханцу трудно бывает назвать свое исконно любимое место в городе, например, любимое кафе, любимую лавочку в парке, любимый вид – ввиду быстрого исчезновения оных или необратимого изменения.

В Астрахани, несмотря на ее долгий век, нет таких явлений (и понятий) как «старинное кафе», «любимое студенческое кафе», традиционное «место назначения свиданий» с вековой историей и т.п. – иными словами, всего того, что характерно для старых городов Европы и дает их жителям ощущение безопасности, покоя и стабильности. В Астрахани между горожанином и урбосредой не возникает прочной сцепки, длительных и эмоционально насыщенных связей, так что горожанин чувствует себя не органической частью города, но лишь временным его «посетителем», транзитным пассажиром, служивым, которому не следует расслабляться, но нужно пребывать в постоянной готовности.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Варламов И. Астрахань: главное разочарование года. 21-22 января 2020 г. Режим доступа: https://varlamov.ru/3760945.html
2. Гмелин С.Г. Самуила Георга Гмелина, доктора врачебной науки, Имп. Академии наук, Лондонскаго, Гарлемскаго и Вольнаго экономическаго общества члена Путешествие по России для изследования трех царств естества. Часть вторая :  Путешествие от Черкаска до Астрахани и пребывание в сем городе: с начала августа 1769 по пятое июня 1770 года. – С.-Петербург : при Имп. Акад. наук, 1777
3. Гусарова Е.В. Астраханские находки : История, архитектура, градостроительство Астрахани XVI-XVIII вв. по документам из собраний Петербурга. – СПб. : Нестор-История, 2009. – 492 с.
4. Дженкинсон А. Извлечение из описания путешествия (1558-1559, 1562-1563). / Астраханский сборник, издаваемый Петровским обществом исследователей Астраханского края. Вып. I. Астрахань, 1896.
5. Иван Сергеевич Аксаков в его письмах. Ч. 1. Т. 1: Учебные и служебные годы: письма 1839–1848 годов. — М., 1888. И. С. Аксаков. Письма к родным. 1844–1849. — М., 1988
6. Молчанов А.Н. По России. – Санкт-Петербург, 1884
7. Монастырский С. Иллюстрированный спутник по Волге. В 3-х частях. - Казань, 1884.
8. Озерецковский Н. Описание Колы и Астрахани. – Санкт-Петербург, 1804
9. Писемский А.Ф. Путевые очерки. /Морской сборник, издаваемый Морским Ученым комитетом. Том. XXVII. - Санктпетербург, 1857. - №2. – С.235-255.
10. ЦГАДА, ф. Переписка разных лиц, д. 629. Режим доступа: 11. Шевченко Т.Г. Дневник. / Собрание сочинений в 5 томах. Том 5. Комментарии И. Айзенштока. Киев, 1965.