Вышивальщица. Глава 34

Вещи Арина отвезла в камеру хранения на Казанском вокзале. Она впервые была здесь днём, впервые никуда не торопилась. Стояла и смотрела, как дворник меланхолично сдирает со стен объявления, счищая обрывки ножом. Объявления приглашали на работу, предлагали купить подержанную мебель, котят, дачный участок, снять квартиру или комнату. Работа у неё есть, мебель ей не нужна, а снять комнату в Москве стоит вдвое больше, чем Арина зарабатывает в месяц.

Одну бумажку подхватило ветром и бросило Арине прямо в руки. Это оказалось объявление о сдаче жилья:
«Сдам ЖЕНЩИНЕ/ДЕВУШКЕ (славянке) комнату в 11-ти комнатной коммунальной квартире коридорного типа (2 кухни, 2 туалета, 2 душа). Дом пятиэтажный кирпичный 1962 года, лифта нет, мусоропровода нет, пятый этаж. Комната закрывается на ключ. В комнате двухспальный диван, шкаф с зеркалом, комод, стол, холодильник, балкон. На окнах стеклопакеты. Есть стиральная машина. До метро 7 минут пешком.
19000 руб./мес., предоплата 50%, интернет в стоимость не входит, оплачивается отдельно. Звонить с 10:00 до 21:00».

Девятнадцать тысяч! В три раза больше, чем Арина зарабатывает в месяц, на полставки. Если перейдёт на полную ставку, денег всё равно не хватит. Пенсию по утрате кормильцаей платили как студентке-очнице, с московской надбавкой. Теперь платить не будут. Ну, допустим, о цене удастся договориться. А на что тогда жить?
Арина разжала пальцы, бумажка упала на тротуар.

— Девушка, что ж вы мусор людям под ноги бросаете? И не стыдно? — возмутилась толстая тётка, поедающая пломбир. Мороженое она держала, растопырив жирные пальцы. Доест, а урны поблизости нет. Тоже, наверное, на тротуар бросит, отстранённо подумала Арина.
— Что молчишь? Сказать нечего? — тётка перешла на «ты», приняв Аринино молчание за беспомощность «жертвы».
— Почему же нечего? Вам мороженое вредно, вон ветровка уже мала, треснет скоро, — сказала Арина.

Толстуха от неожиданности уронила мороженое, и Арине стало смешно: за что боролась, на то и напоролась. Интересно, поднимет или нет? Пломбир шлёпнулся на тротуар, растёкся белой лужицей. Тётка с сожалением на него посмотрела и торопливо зашагала к метро.
Бумажный квадратик, который любительница мороженого назвала мусором, отнесло ветром на проезжую часть. Может, надо было позвонить? Может, получилось бы договориться? А в офисе взять полторы ставки. Может, тогда хватило бы…

Арина беспомощно наблюдала, как по листку с объявлением — таким оказывается, нужным, а она его бросила — прокатывались колёса, одно за другим, одно за другим…
Какая-то женщина тронула её за рукав: — Дочка, ты комнату ищешь? Я недорого сдаю, и ехать недалеко, от Москвы на электричке час, от станции одна автобусная остановка, пешком можно… Живу одна, никто тебя не побеспокоит. Комната светлая, с мебелью. Дочкина. Она в Северодвинске с мужем живёт. А комнатка хорошая, окна во двор смотрят, и соседи хорошие, тихие.
— А сколько платить?
— Много с тебя не возьму, сговоримся. По хозяйству подмогнёшь, в магазин сходишь да в доме приберёшься, а денег сколь дашь. Сговоримся.

Из общежития №2 она уехала в тот же день.
                ***
В «академический отпуск» Вера Илларионовна поверила (полковник сделал вид, что поверил), но сильно обеспокоилась судьбой внучки:
— Ваня, что она опять придумала, какая такая работа с общежитием? Кто там живёт, в общежитии этом? Обидят девочку, кому и жаловаться… Она ж не такая, она хорошая у нас.

Полковник уверил жену, что в рабочем общежитии живут только те, кто работает на предприятии. Но навестить внучку надо, и денег ей отвезти, и вообще…
— Тогда уж и лекарства отвези, я к Рите в клинику съезжу…
— Не нравится мне эта твоя Рита. И клиника не нравится. Деньги заплатил, рецепт получил, и до свидания. Ни тебе наблюдения, ни тебе лечения, всё на самотёк пущено. И вот что вышло. Учиться она не может, и жить не может как все, сама мучается и нас с тобой мучает. На учёт её надо ставить, вот что я тебе скажу. И лечить не от случая к случаю, а постоянно. Врач чтобы постоянный был. Не надо было её в Москву отпускать. А ты всё — отпусти да отпусти, пусть едет, пусть учится... Отпустили! А помнишь, нам настоятельница монастыря советовала не брать её, другого ребёнка взять?

— А кто бы тогда её взял? — вскинулась Вера, гневно глядя на мужа. —  Загнулась бы давно в специнтернате, а так — выросла, живёт, работает, нас с тобой любит. Не любила бы, домой бы вернулась.
Она ведь из-за нас не едет, нас от себя бережёт… И врёт, что всё у неё хорошо. А я чувствую, что плохо, всё плохо, Ваня! Поезжай, привези её, ради Христа!

Ивану Антоновичу не удалось обмануть жену, не удалось обмануть себя: на сердце легла тревога, тяжёлая, как свинцовое одеяло, которым его накрывали на магнито-резонансной томографии.

Как он и предполагал, академический отпуск оказался ложью, в университете Арина больше не училась, из общежития ушла «вот буквально вчера, и вещи забрала». На вопрос, где она теперь живёт и где работает, полковник ответа не получил.
— Она не сказала. Потихоньку ушла, мы даже не видели, когда она вещи забрала. И звонки сбрасывает, не отвечает. А про работу мы не знали, мы думали, она к парню своему ездит, каждый вечер… А ночевала в общежитии, всегда, — торопясь, рассказывали девчонки.

— К какому парню? Про какую работу? Она что, работала? Что ж вы за подруги, если не знаете ничего?
— Почему не знаем? Знаем. Ни к кому она не ездила, она стипуху не получала весь год, а работала в офисе на Комсомольской площади, после занятий, пять вечеров в неделю, потому и сессию не сдала, — сказала Лида, и девчонки с удивлением на неё уставились.
— Ты знала?! И молчала?
— Она просила вам не говорить.
                ***
За день Вечеслов съел упаковку валидола, обошёл все офисы на Комсомольской площади, побывал в отделах кадров трёх железнодорожных вокзалов, выходивших на Комсомольскую площадь, в Центральном доме культуры железнодорожников, в музее таможенной службы и в универмаге «Московском».
Поиски успеха не имели (Каланчёвская улица располагалась в стороне от Комсомольской площади, по другую сторону железной дороги). Домой полковник вернулся ни с чем, привёз обратно рецепт и деньги и, не в силах сдерживаться, рассказал обо всём жене.

Неизвестно, что было бы с Верой, если бы Арина не позвонила в Осташков тем же вечером:
— Ба, привет, это я.
Услышав внучкин беззаботно-весёлый голос, Вера громко закричала в телефон:
— Аринка, беда ты бедовская! Чуть до инфаркта не довела… Что ж ты вытворяешь-то?! Где хоть ты есть-то? Дед к тебе ездил, не нашёл, обратно приехал. Разве ж так можно… Он с тобой поговорить хочет.

Полковник отобрал у неё трубку и долго и смачно ругал внучку, требуя немедленно ехать домой и не «шлёндрать по общежитиям».
— Я не шлёндраю, я комнату сняла в пригороде, — успокоила его Арина. — Хозяйка хорошая, мы тут вдвоём с ней… Работаю в офисе, работа несложная, справляюсь. Со мной всё нормально.
— Нормально?! А документы зачем забрала? Учиться-то теперь как?
— Дед, угомонись. Я отдохну немножко и восстановлюсь. Пропущу год, ничего страшного. А рецепт мне в диспансере бесплатно выписали, и таблетки помогают. То есть, сначала не помогали, а потом стали помогать. Я теперь спать могу. И есть могу, с работы приезжаю и мету как пылесос всё, что тётя Нина сготовила. Она вкусно готовит. Дед, ты не переживай за меня, и бабушке скажи, чтобы не переживала. Я ещё позвоню... Да, я вам деньги перевела, на почту. Ну, те, что вы мне посылали. Я же пенсию получала и стипендию, и ещё работу нашла на полставки. Мне хватало, даже на театры оставалось, я ходила каждый месяц, все московские премьеры пересмотрела. Всё, пока!
                ***
— Ну, как она? Где она? Адрес хоть сказала?
— Скажет она… Ни словечком не обмолвилась. И домой, сказала, не приедет. Сказала, чтобы мы не переживали.
— Вот окаянная…

Больше всего на свете «окаянной» хотелось домой. Приехать и остаться навсегда, на всю жизнь! Лепить с бабушкой пельмени, ловить с дедушкой рыбу, зимой кататься на лыжах, вышивать, читать книжки… Найти какую-нибудь работу… Ей будет хорошо, будет просто замечательно! Но во что она превратит жизнь Вечесловых, со своими приступами, которые повторяются всё чаще?
Ехать в Осташков нельзя.

Врачихе из ПНД Арина рассказала всё — о неотвязной депрессии, о таблетках, которые так и не купила. О том, что не может даже вышивать, потому что у неё дрожат руки. — И вытянула растопыренные пальцы.
— Синдром отказа. Привыкание, будь оно неладно. На препаратах пишут, что его нет, а оно есть. Ты таблеток вообще не пила, никаких?
Арина призналась, что принимала литиевые препараты.

— И как? — поинтересовалась врач. А Арина думала, что она будет кричать, как в прошлый раз, и вообще её убьёт. Она ведь отменила литий, а Арина её не послушала…
— Тошнит всё время. И галлюцинации бывают иногда.
— Голоса слышите? — врач от волнения перешла на «вы».
— Нет. Только вижу — то, чего нет. Настю, мы с ней в детстве дружили, давно. Маму. Я её шестнадцать лет не видела, лица не помню уже. А она приходит, я её вижу! И при этом понимаю, что мне это только кажется, уговариваю себя, что это ненастоящее. И тогда они уходят. Призраки тех, кого я любила. А я… продолжаю их любить.

— Это хорошо, что звуковых галлюцинаций нет. Иначе бы я рекомендовала стационар. Будешь принимать таблетки, которые я тебе выпишу, и это пройдёт. Не будешь — кончится дело больницей.
Арина торопливо заверила, что — будет. Честное слово!
— А работаешь где?
— В библиотеке, — солгала Арина. Отчего-то стало стыдно, что она уборщица.
— А с учёбой какие дела? — лезла в душу настырная докторша.
— Живут же люди без высшего образования, и я проживу. Всё нормально, я не очень расстраиваюсь по этому поводу.

С лица Арины исчезла улыбка.

— Что, совсем никогда не расстраиваешься? И ничему не радуешься?
— Нет, почему? Радуюсь. И расстраиваюсь. В прошлом месяце мне премию не дали, сказали, плохо работала. Я конечно обиделась, но не плакала. И всё равно со мной что-то не так! Настроение прыгает, то хорошо, то плохо, ни с того ни с сего. Иногда мне от этого делается страшно.

Врач покивала, соглашаясь. Биполярник тем и отличается от шизофреника, что способен анализировать своё состояние и рассуждать адекватно. Слава богу, у девчонки БАР второго типа. Первый тип — тяжёлый, с гипоманиями и «голосами». А она справляется с собой.

Иллюстрация автора. Ярославский вокзал, вход в метро со стороны Комсомольской площади.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2021/02/24/839