Уголовная казулька о нечаянной любованке. Хоррор

Жил-был Панасёнок. Раз послал его Панас на сутолоку и велел привезть, бог чего весть. Панасёнок был спросонок и не стал в бутылку лезть. Сел на тащик и запонукал. Долго ли, коротко ли понукал, тык за тык, подъехал к халупе впритык. На завышке – глядь - две Пышки. Первая Пышка -  всем крышка! Вторая – уж, и сказать, как не знаю. А только, слышко, взяла Понасёнка одышка. Раз вздохнул, а выдохнуть невмочь. И надо бы, да некому помочь.
Сказка сказке рознь. Не торопи. Рассказываю не вскользь. Глядки разул, да колупает себе в носу. Тут вышел из дрына Прок. Хватил Панасёнка за клок, и ну из стороны в сторону такать, да на темы морали балакать. Оттакал, по жмане прутиной мазнул, да снова в дрын улизнул. Панасёнок враз вспомнил опанасов приказ. Тащик бы ему понукать, да теперича и это не ать-двать. Жманю коробит, с души воротит, глядки щурит, зубарь косоротит. Прищучил в котёл затею: « Ух, отомщу злодею!» Впал кое-как в солому, нукает тащик к дому. Тамо котлам Фетюхе, Бурому и Занозе, он оттопырив чаки, жманю задыбил в прозе. Те, запотыкав бренчи, хаву вписали в горбы, закостыляв предтече опаносовой торбы. Долго ли спотыкались, брынды чесавши всуе, но наконец, пристали к дрыну, с кольями уев.
Прок ничего не чуя, в дрыне в тепле ночуя, сон обалденный лыбит, жамкает бабу – глыбу, ползает мышкой в туе, словно она – пещерка, и карандашным уем пишет картины в щелке. Тут словно громом в небе банда ворвалась разом, и принакрыла Прока с Глыбою медным тазом! Тёмную дав по полной, после скрутив и бросив, все поспешили дале, - Пышку окупоросив разом во все запырки, радуются упырки; а Понасёнок в горе – с Пышкой его все трое сладились без предела, нет до морали дела, ни до амурных шуров, вся его злость вскипела. Вырвал он кол с забора и забодал Фетюху, что причесал с пробора; вожжи схватил, Занозе резво за выю кинув, и задавил с упора, тыкву тому запрокинув; рвался он задним ходом; и с боруна отлапив длинный и острый бивень, – Бурого жалом торкнул, тот драл тюльпаном розу верхнего ипостаса… «Чтобы всех вас задрало!» - крикнул в сердцах и сразу вроде бы легче стало!
С Пышки сдувать пушинки он возжелал когда-то, но разошлась ширинка, вырвался змей – супостат, и опалил округу вновь по тому же кругу: с розы начав, - к пробору, всюду оставив нерву, -в страсти жалея разве, что не поламал первым; а от пробора снова, перевернув на бляху, с заднего входа рваться начал опять с замаха… Так продолжалось сутки. Но развязавши скрутки, в дрыне очнулся разом Прок, принакрытый тазом. Вспомнив гнилое дело, взял он двустволку в руки, и в халупу ворвался правое сделал смело. Плюхнул четвёртым трупом ставший, как будто мужем, вроде бы даже славным, словно немножко нужным. Страсть разбудивши жадно, Пышка уже не рада, что Понасёнка нету, именно, когда надо. Прока втянув за брынды, с уем его занялась и по вторые сутки разно уковыркалась. Прок от натуги брыкнул. Ажно на третьи сутки, вырыв общую яму, всех  поскладиравши братски, Пышка ещё по разу к уям попримирялась. Всех же накрыло сразу, уи стоять остались! Но попринявши ванну после, как закопала, спать ей уже не пришлося; все пять мужей не дали,  ночью все пять явились!
Так повелось у Пышки, днём никого не видно, порою ночною приходят пять женихов «завидных», то вместе, то поочерёдно, как Пышке будет угодно! И с ними девица вольно любовное право справляет и уи в себя, как колья, во все запырки вставляет…