Пора! Восстань, прозри и виждь! Глава 56

Глава 56

Я видела теперь только забитое и безгласное существо, не имеющее ни своего мнения, ни своей воли, ни каких либо прав. Я видела, что молодая девушка абсолютно смирилась со своей участью и больше ничего не предпринимала. Она перестала развивать свои таланты. Она перестала доводить начатые дела до конца, тем более, что дела, которые она начинала, были исключительно по заданию или по велению матери-колдуньи. Своих дел и увлечений у девушки не осталось. Выбили и уничтожили.

Я видела, как ее молодое и красивое женское тело превращается в нечто бесполое и невзрачное. Я видела, как это радует мать-колдунью, которая страшно боялась конкуренции.

Я видела, как от постоянного молчания и сжатых мышц гортани, ее голос становится все тише и тусклее, все слабее и безжизненнее. Я видела, что со временем она сама себя уже почти не слышит,- не то, что окружающие. Я видела, как ей обидно от того, что ее никто не слышит и не берет во внимание ее голос и ее присутствие, ее мнение на тот или иной счет. Я видела, как все реже и реже она пытается вступить в диалог, не только с незнакомыми, но с родными и близкими. Ей проще промолчать, тогда не так обидно - ведь не заметили или проигнорировали, потому что голоса не подавала, а не потому что хотели унизить или правда не услышали, когда пыталась что-то сказать.

Я видела, как со временем девушка разучилась кусаться, в хорошем смысле этого слова. Я видела, что у нее никак не получалось вцепиться в жизнь и грызть зубами то, что необходимо. Она лишь вяло мяла деснами, почти не пережевывая, все то, что вкладывала мать-колдунья, которая и отучила девочку вгрызаться во все нужное и необходимое.

Я видела, что запрет на принятие самых элементарных решений привел к тому, что девушка разучилась их принимать, так как боялась быть битой и изгнанной. А по мере взросления уже просто боялась, не вдумываясь, чего же конкретно она боится, будучи уже взрослой и совершеннолетней. Что такого может сделать эта мать-колдунья со взрослой дочерью? Девушка не задавалась такими вопросами, она привыкла бояться и подчиняться, и разучилась анализировать и брать ответственность за свою жизнь. Я видела, как зубы стали портиться один за другим. Я видела, что она стала очень частым гостем в кабинетах стоматологов.

Я видела, как девушку приучили брать на себя чужие проблемы и ставить интересы других людей превыше своих собственных. Я видела, что ей практически никогда не давали выговориться, не позволяли поделиться ни проблемами, ни неприятностями, ни победами, ни болью. Я видела, как от нее требовали выслушивать и принимать на себя проблемы матери-колдуньи, ее мужа и их дочери, а потом это вошло в привычку. И девушка больше вообще к себе не прислушивалась и не считала нужным о себе заботиться или говорить о том, что ей плохо, у нее проблемы или ей нужна помощь. Даже когда ей было больно, холодно или голодно, она игнорировала эти моменты и на первый план ставила кого-то другого и стремилась ему помочь, взяв и взвалив на себя решение его проблемы.

Я видела, что девушка точно знала, что она никем не любима. Я видела, что она пыталась, но так и не смогла найти эмоциональную поддержку и элементарное душевное тепло в кругу своих, так называемых, родных и близких. Я, видела как от этого стал страдать ее позвоночник. Я видела, что девушка не чувствовала моральную и финансовую поддержку. Она была открыта всем ветрам и совершенно одна, да к тому же с огромным грузом вины за все и перед всеми, обязанностью всем помогать и принимать в себя все проблемы и всю ментальную и эмоциональную грязь окружающих. От всего этого перегруза ее позвоночник однажды не выдержал и сломался. Я видела, как девушка страдала из-за тяжести груза и из-за сильной боли после перелома, но даже это не подвигло ее сбросить весь этот чужой и лишний груз и идти дальше налегке. Она и со сломанным позвоночником продолжала тянуть привычную ношу чужих проблем.

Я видела, что на протяжении всей жизни девочка, девушка и молодая женщина испытывала практически не прекращающуюся боль в разных частях своего детского, юного и молодого тела. Только переставал болеть один орган, как тут же боль возникала в каком-то другом. Боль была резкой и сильной, внезапной и пронзающей, ноющей и острой. Боль была разной, но постоянной и хронической. Ее лечили и таблетками и травами, массажами и иглотерапией, но это ничего не меняло. Проходила одна болезнь, приходила другая. Боль была с ней всегда. Она к ней со временем даже привыкла. Я видела, как жажда любви дает о себе знать. Я видела, что тело сигнализирует о том, что оно есть, вот таким вот извращенным способом, потому что ни тепла, ни ласки, ни объятий, ни элементарных прикосновений, кроме битья, оно не знало и не получало. Я видела, что помимо этого, еще и вселенское чувство вины требовало наказания, и девушка наказывала себя этой изматывающей хронической болью. Вина всегда ищет наказания и, как правило, его находит. Надо только всерьез поверить, что ты навеки перед всеми виновата.

Я видела, как часто у девочки болели ее маленькие хорошенькие ушки, и не только в тех местах, что были постоянно надорваны и сочились кровью от методов воспитания папы, но и среднее и внутреннее ухо давало о себе знать отитами и сильной болью. Можно списать это на суровые северные зимы и сильный ветер, который, возможно, их продувал. Но я видела, как в девочке периодически закипала ярость, и как не хотела она слушать и слышать все то, что транслировала мама-колдунья. В ее адрес летели только упреки, обвинения и оскорбления, и ей не хотелось это слышать.

Я видела, как часто девушка страдала от очень сильных головных болей. У нее прямо глубокая складка на лбу между глаз образовывалась от этой мучительной хронической головной боли. Я видела, что девушка настолько критически настроена по отношению к самой себе, настолько себя ненавидит и не принимает, настолько всего боится, что просто в голове не укладывается. Продолжение следует...