de omnibus dubitandum 118. 346

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.346. ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ И.А. ЛАВРОВА ОТ 26 ИЮНЯ 1917 Г.

    В 1905 году, когда я служил рабочим на Семянниковском заводе, я поступил в союз русского народа, рассчитывая, что союз этот ничего преступного совершать не станет.

    В том же 1905 году были образованы и организованы боевые дружины, причем организация их была такова: боевая дружина состояла из сотен, которые в свою очередь подразделялись на десятки.

    Самая организация дружин принадлежала Дубровину, во главе дружины стоял Юскевич-Красковский, дружина расчленялась на сотни, так была сотня путиловская, московская, за Нарвскою заставою и т.п. Во главе каждой такой сотни стояло известное лицо: так во главе путиловской стоял Половнев Александр, за Невскою заставою стоял Вас. Снессарев. Сотни подразделялись на десятки, и во главе каждого такого десятка стояло особое лицо; так во главе десятка Невского района стоял я.

    Деятельность боевых дружин выражалась в исполнении всего того, что поручал Дубровин, как глава союза, через Юскевича-Красковского. В числе других обязанностей, на такую дружину возлагалась иногда обязанность убить неугодное для союза лицо.

    Так однажды Юскевич-Красковский поручил мне совершить убийство директора Невского судостроительного завода Гиппиуса, но я не хотел исполнить такое поручение; было тогда возложено это поручение на другого рабочего, ныне покойного Зорина, но и он не совершил; наконец, возложили на Якова Крикса, но выполнить это убийство так и не удалось.

    Гиппиус — человек хороший, его, по-видимому, и рабочие любили, и поэтому убийство его как-то расстроилось.

    В мае месяце я поехал на родину, в деревню; мне союз русского народа чрез градоначальника выхлопотал бесплатный билет, и я уехал, причем Юскевич-Красковский наказал мне поскорее возвращаться.

    Я потом сообразил, почему было так нужно мое возвращение: оно было нужно для участия в убийстве Герценштейна. Я, однако, скоро не вернулся, а вернулся уже после того, как было совершено убийство Герценштейна, и встретил в союзе, по 4-ой роте, Ларичкина, который как бы с упреком меня встретил, сказал: «Вот, ты напрасно уехал».

    На мой вопрос, почему, Ларичкин ответил: «А мы тут дела хорошие сделали и хорошо заработали». При этом он рассказал, что совершены были убийства Иоллоса, Герценштейна, покушались на жизнь графа Витте.

    Однако я стал замечать, что завод знает тех рабочих; которые состоят союзниками русского народа, и нас стали преследовать и убивать. Так был убит мой брат, и на меня стали покушаться, почему я, опасаясь, решил оставить союз.

    Я явился к Дубровину и указал на это обстоятельство, но на это не было обращено внимания, и я оставил союз.

    Участники боевой дружины были вооружены револьверами, которые мы получали от Юскевича-Красковского. Что касается самого порядка выдачи оружия членам боевой дружины, то порядок был такой.

    Как револьверы, так и свидетельство на хранение его мы получали от Юскевича-Красковского, причем удостоверения были подписываемы градоначальником фон-дер-Лауницем. На таких свидетельствах были оттиски печати петроградского союза русского народа.

    Могу удостоверить положительно, что я никакого прошения не подавал, с ходатайствами о выдаче револьвера не обращался и получил как револьвер, так и свидетельство от Юскевича-Красковского.

    Из этого я заключил, что снабжает оружием нас сам союз, который уже непосредственно имеет дело с градоначальником. Я потому так хорошо это могу удостоверить, что я, состоя десятником, имел револьвер офицерский, артиллерийского образца, и свидетельство, которое имел у себя на руках и, следовательно, видел и рассматривал свидетельство. На нем был штемпель клейма союза русского народа с изображением Георгия победоносца.

    Полиция была отлично осведомлена о наших боевых дружинах и о нашем вооружении и, как было мне хорошо известно, полиция, т.е. местные участки, были оповещены, чтобы вооруженных лиц задерживать, а нас, союзников русского народа, не задерживать.

    После того как на заводах стали гонения на союзников, а нам союз не оказывал поддержки, то я явился к Дубровину и прямо стал его упрекать. На это Дубровин и Юскевич-Красковский, отнесясь ко мне с каким-то подозрением, заметили: «Ты, должно быть, уж не нашей партии, и мы тебя исключаем из нашей партии».

    Действительно, ко мне явилась полиция, произвела обыск и, меня арестовали. Отобрали револьвер и свидетельство, а так как я состоял в боевой дружине, то от меня отказались, сказав, будто я не состою даже членом в союзе.

    Когда я пришел к Дубровину и Юскевичу-Красковскому с упреками, о чем сейчас только рассказал, и они мне объявили, что они не считают меня более в союзе, тогда я заметил им: «Вы припомните дело Герценштейна».

    На это они уже прямо сказали: «Ты не состоишь более у нас». А про Герценштейна я потому так сказал, что мне было известно от Ларичкина, что убийство Герценштейна совершено боевой дружиной союза русского народа. Сам же Ларичкин мне рассказал даже, что принимал участие в этом убийстве; так он мне назвал нижеследующих участников: Юскевича-Красковского, Половнева, Рудзика (Путиловского завода), Казанцева, Гамзея-Гамзеевича (из Кишинева), {Тополева} Александрова, при этом, по словам Ларичкина, и он, Ларичкин, ездил в Финляндию с ними на убийство Герценштейна.

    Порвав связь с союзом русского народа, я решил раскрыть убийство Герценштейна.

    Я в то время находился в тюрьме за хранение револьвера, и вот меня вызвал следователь для допроса в качестве свидетеля по делу об убийстве моего брата.

    Когда я, ожидая допроса, сидел в арестантской, я разговорился с одним из арестованных политических; ему я рассказал, что мог бы раскрыть дело об убийстве Герценштейна. Об этом доведено было до сведения присяжного поверенного Грузенберга, который прислал ко мне помощника — присяжного поверенного Вебера, я и рассказал Веберу всё, что мне известно.

    Вебер сначала отнесся к моему рассказу с недоверием, поехал в Териоки и, когда убедился в правдивости моего рассказа, то принял к сведению мое показание.

    Вышел я из тюрьмы. Союзники, узнав о том, что я разоблачаю их, хотели было мне мстить. Из опасения быть убитым, я, был отправлен в Гельсингфорс; вместе со мною, из опасения мести со стороны союзников, были отправлены Вебером туда же Зорин Николай Иванович (ныне умерший), так как он был свидетелем при том, как мне рассказывал Ларичкин про убийство Герценштейна, и Владимир Романов (Петроградской губ., колпинский мещанин, где живет — не знаю). Последний также был посвящен в это дело, так как на него тоже было возложено выполнение убийства Герценштейна, но он почему-то не попал тогда в Финляндию.

    Вот тогда нас троих и укрыли в Гельсингфорс, так как союзники были жестоки и мстили тем из союзников, которые могли разоблачить преступную работу боевых дружин, одним словом — преступления союза.

    Таким образом, я могу удостоверить, что союз русского народа совершил нижеследующие убийства: 1) Иоллоса, 2) Герценштейна, 3) покушение на убийство гр. Витте и 4) Мухина. В отношении первых трех могу сказать, что они считались левыми и, потому союзу нужно было убрать, или — как выражались — «снять».

    Что же касается рабочего Мухина, то он ранее состоял в союзе русского народа, в боевой дружине, и его стали подозревать в том, что он провокаторствует, вот его и убил Ларичкин. Все эти убийства были в 1906 году.

    Иоллоса убийство было совершено Казанцевым при участии еще кого-то. Герценштейна — участников я назвал выше. Когда судили Ларичкина за убийство Мухина, то я был вызван на суд свидетелем. Ларичкин сознавался в убийстве и разоблачал боевые дружины.

    Говоря о вышеперечисленных участниках преступления, я, конечно, называю их, как исполнителей, но главными, как говорится, виновниками были, конечно, Юскевич-Красковский и Дубровин. Правительство покровительствовало союзу русского народа, правительство знало о боевых дружинах, и полиция не открывала преступлений, совершаемых боевыми дружинами союза.

    Почему я это говорю? А вот почему я это могу доподлинно сказать.

    Я жил в 1906 году по Прогонному переулку, в доме № 11. Дело происходило днем, около часа дня, я сидел дома в обеденное время, со мною была десятилетняя дочка Евдокия; она мне сказала: «Папа, стреляют». Едва я вышел в коридор, как увидел бегущего с револьвером в руках Ларичкина; я не пустил его к себе на квартиру. Он тогда побежал дальше по двору, за ним бежал городовой Семенов, который видел, как он бежал, держа револьвер, но полиция, зная, что это дело рук союза русского народа, не приняла никаких мер к раскрытию дела и обнаружению виновного.

    Я сообщил про это Веберу, который и способствовал раскрытию, а полиция не открыла бы виновного, зная, что он от союза русского народа.

    Ларичкина судили и осудили на 4 года в каторгу. Где в настоящее время находится Ларичкин, мне неизвестно; сказывали, будто его убили в тюрьме; по происхождению он Калужской губ. Медынского уезда, волости не знаю. Где Ларичкин в то время жил, не знаю.

    Когда боевые дружины перестали убивать, я точно не знаю; убивали ли кого-либо после убийства Герценштейна, я не слыхал, и, более я не знаю убийств, которые совершали бы союзники.

    Про убийство Караваева ничего и не слышал даже, что такое убийство было: я ведь знаю про убийства в Петрограде, я Караваева, вероятно, убили не в Петрограде и не в Москве, и от Ларичкина и от кого-либо про это дело ничего не знаю.

    Про боевые дружины союза русского народа может дать подробные сведения Константин Алексеев Балаев (или Булаев), кр. Смоленской губ., Юхновского уезда, Воскресенской вол., дер. Ломы, где живет — не знаю, где-то на Полюстровской набережной, работает на Металлическом заводе, на Полюстровской набережной.