Кольцо Саладина. ч2. 18

- Ты понимаешь, что случилось? И что могло случиться?
- Вики, прости…
- Нет, подожди, понимаешь или нет?
- Вики, прости… это моя вина…
- Ты отдаёшь отчёт?
- Да! Да! Ну, я не знаю, что ещё сказать, кроме «прости». Ну давай, я повешусь тут, на твоих глазах! Ну, на, повесь меня сама!
- Перестань…
И мы опять молчим. Сидим на лавочке у фальшивого окна, в глухом тупичке за сценой, вдвоём, и молчим. Я – уронив голову на руки, Вероника – прислонившись к стене и прикрыв глаза. Она ещё в танцевальном платье, на голые плечи накинута моя куртка. Сустав указательного пальца мы перетянули широкой лентой от чьего-то костюма, найденной за кулисами.
За нашими спинами народ гудит после концерта, переодевается, собирается, договаривается, хохочет, взвизгивает – и только здесь, между нами, тоскливая тишина.
И это тягостнее, чем если бы она меня ударила. Лучше бы ударила. Дала бы затрещину, как Нора. Нора молодец, она отлично решает проблемы с помощью затрещин.
Но Вероника – это не Нора. Вероника ударит, только если её глубоко унизят. Оскорбят. А я не унизил. Не оскорбил. Я просто не удержал. В какой-то дурацкий момент не смог додержать на весу – и она выскользнула из моих рук, но сумела выскользнуть так, что никто ничего не понял, она успела красиво сгруппироваться, подстраховалась рукой…
И сразу после поклонов – ещё под шквал незатихающих аплодисментов - метнулась через кулисы к водопроводному крану, хватаясь за стену и отшвыривая ногой попадающиеся на полу чужие ботинки.
Я рванулся следом, сбивая кого-то по дороге и матерясь сквозь зубы.
Наверное, я был очень бледен, а может, даже страшен, потому что она, коротко взглянув на меня, успокаивающе кивнула:
- Всё нормально.
- Где? Что? Покажи руку! Где больно? Покажи! Где? – заполошно бормотал я, но она жестом остановила меня.
- Полотенце принеси.
- Я Мишку позову, пусть посмотрит!
- Не надо никого. Полотенце и что-нибудь замотать палец наскоро.
- Поедем в травму. Хотя бы в медпункт…
- Полотенце!.. – внушительно сказала она, и я увял, сбегал и принёс всё – она всё ещё стояла, держа руку под струёй холодной воды, опершись о стену другой рукой и опустив гладко причёсанную голову. Похоже, все силы у неё ушли, чтобы, преодолевая боль, завершить танец и сейчас устоять на ногах.
Я подхватил её на руки, отнёс на диванчик, намочил в холодной воде полотенце, сбегал за нашими вещами, и теперь, когда всё кончилось, не знал, что делать. Мгновенный ужас, который я испытал во время выступления, прошёл, оставив противненький, пакостный след. Я готов был сам расколотить себе все кулаки о бетонные стены, но понимал, что это совсем уже идиотизм, поскольку ничего не изменит. Но всё-таки стукнул по стене пару раз прежде, чем утихнуть.
- Вики, прости. Я сам не понимаю… Мы всё самое сложное прошли, и тут какая-то простая поддержка, я не понимаю, как это всё… ну… ну, я идиот…
- Простая поддержка, да, - тихо сказала Вероника, не открывая глаз. – Именно потому, что простая. И ты расслабился. А я тебе говорила… предупреждала…
Да, она мне часто напоминала об этом – держать тонус до последних секунд, не терять энергию. Я сам не понимал, как это вышло. Меня словно не хватило до конца номера после сложной высокой поддержки. Обрадовался, что всё главное и трудное пройдено. Так нельзя, это непрофессионально.
- Ну, выгони меня из проекта, – с тупым отчаянием сказал я. – Выгони и всё. Видишь, ничего не получается.
- Послушай, - она всё не открывала глаз, и я замер в ожидании. – Во-первых, всё как раз получилось. Во-вторых, это моя вина. Я не должна была делать с тобой сложный номер, ты ещё не готов. В-третьих, пожалуйста, пообещай мне две вещи.
- Какие? – еле вымолвил я.
- Остаться в проекте. Это лучшее, что ты можешь сделать здесь, в Москве. Ты не дурак, чтобы этого не понимать. Это самый правильный вариант для тебя, и для меня, и вообще для всего, что я задумала…
Я вздохнул.
- Ладно, ты права, - сказал я. – Мне действительно, здесь больше ничего не светит. Обещаю. Что ещё?
- Ещё… ещё пообещай, что накануне ответственных выступлений, и вообще накануне любых выступлений и важных прогонов ты не будешь проводить ночь с женщиной.
Я закусил губу и опустил глаза.
- Вот потом, после – сколько угодно, - продолжила Вероника. - Но не перед. Ты меня понял? Не такое уж это ужасное правило, ущемляющее твою личную жизнь.
- Я… - я всё-таки собрался что-то пролепетать в своё оправдание, но она повернулась и посмотрела мне в лицо.
- Сколько часов ты спал сегодня ночью? Только честно.
Я помолчал, опять тяжело вздохнул и отвернулся. Она была кругом права. Конечно, мне надо было быть дома. Спокойно поесть, принять ванну, отдохнуть, отоспаться…Три часа – это, не отдых, что там спорить. А, может, и трёх-то не было… Татка подняла нас стуком в дверь совершенно еле живых. Я взял такси, чтобы сберечь силы и ещё хоть немножко подремать в обнимку… А если бы мы тащились городским транспортом, пилили бы пешком… Трюки – всегда риск. Одно неловкое движение - и…
Меня передёрнуло ужасом.
- Обещаю, - сказал я твёрдо.
- Очень хорошо, - сказала она тихо. – Сейчас поможешь мне? Я туфли не расстегну… Банкет праздничный через полчаса, нас будут ждать, тебя особенно будут ждать, там будет Марина, некоторые наши девчата, так что убери похоронное выражение с лица.
- Если честно, мне сейчас не до банкетов, - сказал я подавленно.
- Ничего, пошли потихоньку, спустимся в душ… - она поднялась.
- У тебя не кружится голова? Точно не кружится? – забеспокоился я. – Давай снимем каблуки…
- О-о-о, - загудело вдруг из коридора басисто и знакомо, - вот они где, голуби, а там вас потеряли, что случилось?
По коридору затопало, и рядом возник Миша, наш главный наставник и постановщик трюков, рослый, плечистый – выглядывающий из-за него Эдик казался миниатюрным.
- Миша, посмотри у неё руку, - сразу вскинулся я.
- Миша, не смотри, всё хорошо, - возразила Вероника.
- Я заметил, - сказал Миша, - я видел. Всё было отлично, а в последней поддержке соскочили, самой простой. Ничего. Бывает. Ну-ка, дай! – он без лишних слов подцепил Викин палец, похожий на розовый бутон, размотал, повернул к лампе. – Согни, - потребовал он. – Разогни. Ага. Ну, ничего, подарочек небольшой к женскому дню… Вот теперь точно будешь отдыхать от плиты все праздники… Холод держали? Ну, спецом всё, молодцы. Могу вонючку дать намазать. Но ты ж не согласишься…
 Вероника усмехнулась, покачала головой.
- Ну, йодную сеточку тогда… Короче, пошли. Всё забыли и пошли. Потом разберём ваши печали, отдохнёте на праздники, потом всё отработаем… - он обнял нас обоих за плечи. - А сейчас давайте-давайте-давайте под водочку… под шампусик… под коньячок… под рыбку… Пошли-пошли-пошли…


                *      *      *

«…И чтобы наши милые женщины во все времена, чтобы ни случилось, оставались всегда такими же красивыми, желанными, любящими, цветущими…»
Всё это мы слушали уже в десятый раз, и я сам даже провозгласил что-то подобное, но всё равно в десятый раз кто-то воодушевлённо крикнул «Ура», и бокалы дружно задзынькали над столами. Я машинально допил шампанское.
Конечно же, я не успел позвонить до конца рабочего дня. Несмотря на то, что концерт начался позже почти на полчаса, я был просто адски занят, и мне влетело даже за единственный звонок, на который я отлучился, чтобы перемолвиться хоть словечком.
Я вяло поковырял в тарелке кружочки салями. Про бесполезность звонков в общежитие я знал. Но и сидеть просто так тоже больше не мог. Улучил момент, тихо свильнул от стола, неслышно промчался по тёмным коридорам к телефону, набрал заветный номер.
На часах было девять. Ещё не так поздно, можно упросить этих вредных, кто там у них на вахте – бабки, деды. Трубку взял молодой парень. Это была удача! Далёкий друг понял меня в два счёта, и мои горячие слова, мои просьбы, больше похожие на мольбы, полетели куда-то далеко по нашим тёмным коридорам, через двери, по светящимся неоном улицам, туда, в чёрную дальнюю даль столицы, до уже знакомого порога, взлетели по уже знакомой лестнице, ткнулись в уже знакомую дверь. И ещё раз ткнулись. И ещё. И ещё – и вот она, вот её тепло, её шёпот. Её смех. И моё глупое дурацкое счастье…
- Князь…
- Слушай, слушай… ты пришла… у меня сегодня такой удачный день, у меня сегодня такой несчастливый день, чёрт…
- Что случилось? – её голос зазвенел тревогой.  И мне сразу стало жалко портить это чудо встречи.
- Ничего. Просто… просто мы сегодня не увидимся больше, - нашёлся я. - Я на работе, не смогу уйти.
- Тогда завтра… Ой, нет… - голос у неё упал, - завтра у нас гулянка, и я тоже не смогу уйти… Но если бы ты только знал! Мне такое нужно тебе рассказать, ты не представляешь! Я столько интересного нашла! Мы с Таткой… и с Олежкой тоже… мы столько всего накопали… всякого, ой, ты просто обалдеешь!
- Кто это Олежка?
- Ну, вот только не вздумай ревновать, - сказала она кокетливо. - Это наш друг, ассистент на кафедре, я вас познакомлю. Так вот, мы такое нашли! Но я не могу по телефону. Нет, могу, но мне надо видеть твоё лицо! Мне надо видеть, как ты будешь изумляться… Тогда послезавтра. Восьмого. Я буду ждать тебя прямо с утра. Мы с Таткой тебя приглашаем на наш праздник.
- Может быть, это я вас с Таткой приглашу на ваш праздник, - засмеялся я.
- Ну, мы что-нибудь вместе придумаем, но для этого ты должен прийти, - засмеялась она тоже, и у меня всё расцвело в душе.
- Как прошло выступление?
- Выступление…
И сразу моё цветение кончилось, и чернота поползла из всех щелей противненьким, тошнотворным комом…
- Мы с тобой даже не поговорили о твоём выступлении. А мы с Таткой обсуждали твой танец. Приедешь - мы тебе расскажем...
Как-то вот так она умела – быть солнцем. Там, где была она – всегда почему-то было солнце, вокруг неё всегда был свет, сиял, лучился, и моя тьма таяла под ним и клочками падала в бездну. И я мог жить дальше.
Я прикрыл трубку рукой, словно кто-то в этом мраке нас мог подслушивать.
- Белка моя, ты хоть одета?
- Ой, что ты, я, как была, покатилась кубарем по лестнице, когда меня позвали к телефону.
- Тогда беги, замёрзнешь, у вас в вестибюле холодно…
- Хорошо, только скажи одну вещь. Про эти пояса. Ты говорил, что слово было более длинное. Это слово могло быть «турецкий»?
- Турецкий? – удивился я. – Да, оно вроде и было. А я как сказал?
- Полоцкий.
- Чёрт его знает. Мог и перепутать, просто у меня было ощущение, что всё было среднерусское, что это была Польша… ну, или что-то похожее… При чём там Турция?
- А вот я тебе всё расскажу, - торжествующе сказала она. - Я тебе много чего расскажу. Мы просто подумали, что ты мог перепутать турецкий и полоцкий.
- Скорее всего, - сказал я. – Это важно?
- Ещё как важно. Если пояс турецкий – тогда всё сходится. Тогда восьмого числа тебя ждёт совершенно невероятный сюрприз!
- Какое удивительное совпадение, - я улыбнулся. – Тебя тоже восьмого числа ждёт совершенно невероятный сюрприз.
- Как здорово, - зашептала трубка совсем тихо, – осталось только его дождаться, этого восьмого числа…

продолжение следует