Метель

Метель. Самая настоящая, буйная, минус с огромным гаком. Нос не высунешь - сразу ветрищем оборвет. Благоверная застряла в Магнитке - съездили к бабуле называется, второй день сидит. Гонимый чувством долга продрался в контору. Снега по пояс, плотный гад, еле расчистил. Замок, славтибеоспади, как часы. Так ведь на хитрейшую хитрость решился - вторую дверь приоткрыл. Мало приоткрыл, затолкал туда мусорную корзину с пятилитровкой воды - чтоб холод отводить и тепло подавать на замочную скважину. Гениально, считаю. Одно плохо - гулять не радует.

Газеты пишут, наши третью вакцину отковали - первую уже в торгашах раздают забесплатно. Один знакомый - этнический полунемец, любитель сериалов про спецназ и ярый почитатель президента Путина, а по жизни нуднейший лентяй и принципиальный бездельник, которому сильно за шестьдесят и который с детства боялся прививок, наконец решился - ковида он боялся еще больше и поэтому сидел дома под ванной в костюме для глубоководных изысканий. Нанял санитарный бьюик и махнул в поликлинику. Можно записаться на прививку, спросил он сквозь три маски и стеклянный колпак - регистратура аж расхохоталась, взяли болезного под белы рученьки и тут же, не сходя с места вкололи свежака. Пять минут, и теперь немец гарцует по-полной - даже в магазин сам ходит.
Врачи жалуются - вакцин завались, народа нет. Сбегают, не хотят, опасаются. Русские люди - особая стать, на мякине не проведешь, тут подход нужен. Типа сделай прививку, а потом хоть всю жизнь на выборы не ходи. Или пообещать освобождение от физкультуры - побегут как миленькие.
Ага, и вот эти вот ортодоксально-гомофобные, православно-быдловатые придурки три разных вакцины сделали. Три, Карл, и все разные - одна другой краше, смешней всего, умные издания утверждают, что на стариканах вроде нас - на этих никчемных лишних людишках спутник работает эффективней, чем на инфантах. Хуже того, совершенно бесплатно - изуверы, это ж надо так ненавидеть собственный народ.
Ниет, завизжала прибалтийская мадам-начальница, когда им предложили спутник, это аружие путена. Ну, на нет и суда нет, правда мерикосовские дипломаты очень просили - пфайзера мол не хватает, очередь до осени, а жить хочется нормально. Белого крепкого себе вколи для начала, тогда поговорим - ну это я так, сгоряча, вколем конечно, надо будет - свою отдам, для хороших людей ничего не жалко

Вот я бы на их месте отдал оскаров мне - буквально всех, и гусли бы отдал, и балалайки, и золоченые арфы впридачу. Спросите, за что, отвечу - за новейшее немое, более того, незримо-взрывное кино. Ничего эротического или ужасного, политически драматичного или документально анимационного. Ну просто ничего, никаких оттенков, властелинов, левиафанов, аватаров или миллионеров. Даже про трущебы ни слова. Ни кроватей, ни умывальников. Ни гу-гу. Солидно, без ажитации, эпатажа, истерик или стонов, без патриотического угара или авангардно-неприличного негляже. Взял и выразительно промолчал, чем собственно выкрикнул, выплеснул в мир слово "ничтоже" - дважды, трижды обнаженная ева-король, летящая на пределе маха в призрачном сумраке восходящего дня, которая, и теперь это доказано субъект-объектно ориентированной практикой, есть материальный пик-вершина земного хора, самое совершенное из всех совершенств - интерференция отторгнутой телом боли, склоненный сопротивлением объект постижимого молчания. Объектесса, так неужели не заслуживаю статуэтки.

Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, соблюдать Конституцию СССР и советские законы, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников - такую присягу давали мы в далеком восемьдесят втором.
Летние лагеря, будущие лейтенанты политехники служили всего один месяц. Палатка на десять человек с ямой для шинелей и деревянным настилом под постели. Места немного, поначалу казалось, совсем - ничего, приноровились. В тесноте да не в обиде. Бак с хлоркой перед входом в едальню, котелки, портянки, пилотки. С неделю помучались, аккурат до присяги, а потом как рукой. Присягали по походному - палатка, знамя, стол, и в руках автомат. Скороговоркой, и получилось смазано - вроде, очередная официалка. Сколько их было до этого, октябрята - дружные ребята, пионер - всем ребятам пример, вступая в ряды ленинского комсомола, клятва советского студента. Прозаично, казенно, наспех, а за стеной полыхал Афган.
Через девять лет не станет Союза, умрет Варшавский договор, цивилизованный мир раскроет нам свои сладкие объятия и кому присягал танковых войск лейтенант потеряет всякое практическое значение. Несостоявшееся гражданство, и только спустя многие потом накроет ужасом - потери, катастрофы, собственной слепоты, глухоты и глупости. Лучше поздно, чем никогда.
Младший отслужил год. Сначала спецназовская учебка в Новосибе, а потом Смоленский курорт для связистов. Фантастический мир русской армии. Отличная столовка, сончас, дырка в заборе, чтобы в деревню бегать, начальник медсанчасти, который приветствуя солдат говорил "шалом" и комбат оригинал. Будучи на секретных учениях и обслуживая секретную машину секретной связи наш Андрюша часами трепался по телефону. Преимущественно с мамой, но иногда звонил девчонкам, друзьям и даже бабуле. В один их таких звонков зашел комбат, но когда узнал, что молодой человек разговаривает с мамой, извинился и вышел. Предлагали остаться - долго думал, мы были не против, но он выбрал домой. Говорит, скучает по пацанам и хочет в отпуске навестить родную часть.

Если честно, спустя шестьдесят лет жалею, что в детстве не было церкви под боком и батюшки за столом. Закона Божьего и ежедневной молитвы. Органики, привычки - того, что само собой. Аглицкого совсем не жаль, как не жаль музыкалки, брошенных шахмат или чемпионства по культуризму, а церквушки, что на месте любимого кинотеатра Пушкина, жаль. И той, что на месте Комиссионки, и той, где театр оперы-балета, и где женский монастырь, а теперь публичка. Не столько камни, хотя их тоже, сколько иную причинность - обыденность в которую естественным образом вплетены нехитрые ритуалы. Понимаешь, не понимаешь, важнее, приставлен, проноровлен. Сначала механически, глядишь, со временем оживет, осмыслится, засветится.
Вот неприступность эстетическая, акустическая монотонность, странные запахи, бормотание, чужеватый язык, диковинный молитвенный строй, нарочитая близость смерти, немота вопрошающих икон, множественность предметов, полумрак и неслышно горящие свечи, потемневшие позолоты, сводчатые потолки, богомольные старушки, кресты, оградки, алтари, триптихи - все это внеподручно, внепривычно, кладбищенски заупокойно и потусторонне. И поэтому мне дискомфортно - стена плача, чужое пространство, хотя издалека или снаружи очень даже привлекательная красота.
Может, все проще и не надо столько рефлексий, метаний, космогоний, философствований или интеллигенческого богоискательства, может церковная обычность, привычность молитвы, еженедельная проповедь, исповедь или празднества, община, родной приход, крестный ход и батюшка за воскресным столом, это и есть истинная форма, ибо в укромности и незаметной незаменимости содержит именно то, что ищем, найти не можем - кто град Китеж, кто Царство Божие, а кто истину с добром. И пусть евреи не обижаются, сейчас разговор не о правильных богах, а человеческих потребностях и печалях.
Вера - есть первейшая основополагающая потребность, и ее становление, развитие, окультуривание и культивирование столь же необходимы - даже больше, как гигиена, правила приличия или светское образование. Иначе все зря, ребята, ну правда - если не светит, не греет, не льется изнутри, значит там пусто, пусть трижды богато, научно или мега-успешно