27 Шок

Часть 26 - http://proza.ru/2021/02/24/1460


27 Шок.

К часам пяти приехал Полковник Хуцишвили, которого Евгения Петровна просила привезти Нино вещи, так как у неё кроме одной сорочки и казенного халата ничего нет.
– Женя, я понятия не имел, что надо выбрать для Нино и к тому же после того как её забрали в больницу, в доме никого не было. Так что придется этим заняться тебе, а заодно, немного приберешь в квартире. Вот я и приехал, чтобы отвезти тебя на квартиру, правда, назад придется добираться самой, у меня совещание.
– Ясно товарищ полковник
Евгения Петровна быстро оделась, написала записку, что скоро будет и привезет что-то вкусное, уехала с Ираклием.
Приехав к дому Нино, Ираклий вручил Евгении ключ и, сказав, что квартира на четвертом этаже справа, уехал.
Евгении Петровне было как-то не по себе. Хоть она, работая медсестрой, много всякого навидалась в госпитале, но входить в дом, где изнасиловали Нино и убили её мать, было как-то жутковато. Евгения представила, как по лестнице поднимались люди Захарченко, закончившие жизнь в пропасти, за невыполнение приказа - за убийство матери Нино. Сердце Евгении обливалось кровью из-за жалости к женщинам.
На третьем этаже Евгения Петровна остановилась передохнуть. Дом старой постройки, потолки высокие, следовательно, лестницы крутые, а в 65 уже не девочка, особо по крутым лестницам не побегаешь. На лестничных площадках были французские балконы с видом на город, красота неописуемая. Петровна смотрела куда-то вдаль. В последнее время, все чаще и чаще её посещали мысли о смысле её жизни. Она всегда помнила слова Нугзара Варламовича Хуциева, что его договор с ней закончится не тогда, когда умрет он, а когда умрет она. Женю передернуло, когда она работала «секретным сотрудником» Нугзара Хуциева, то все, чем ей приходилось заниматься, это приглядывать, за его сыном Ираклием, да помогать по дому милейшей Нателле Варламовне, которая для неё была как старшая сестра. Женя искренне любила и уважала Нателлу. Но после их смерти её шефом стал сын Ираклий Хуцишвили. Хоть он и вырос под присмотром Жени, но в нем не было ни интеллигентности родителей, ни их мягкости в душе. Его супруга, вообще, не понимала, кто такая Евгения Петровна и почему она живет у них в доме, если она была любовница или сотрудница тестя, то почему после смерти отца Ираклий держит её в доме. Однажды она даже спросила об этом мужа, но его ответ, жестко дал ей понять, что её дело, постель, дочка и кухня. Благо квартира была большая и одна из пяти комнат, делали Евгению, почти незаметной в доме. Да и задания теперь были в основном «вне дома» и длительные. Семейные отношения Жени в доме Хуцишвили - закончились.
У Евгении Петровны стали появляться задания, которые давали четко понять, что Ираклий начальник, а она подчиненная. Что она для него агент «Сиротка», хоть и обращаться он к ней может или Женя, или по имени и отчеству. Что любая информация, которую услышит или увидит Женя при исполнении задания, должна умереть вместе с ней. А для удобства обоих жить она будет продолжать в своей комнате в его пятикомнатной квартире, как бы под присмотром, спокойнее. К пенсии же он подумает об отдельной квартире для неё.
«Сиротка» никогда не подводила Ираклия, памятуя то, что для неё сделал его отец. И хотя её личное дело с подлинником записи, что Е. П. Маргелова является агентом «Сиротка» и находится в полном распоряжении майора Н.В. Хуциева, давно из сейфа отца Ираклия, перекочевала в тайник под ванной, где уже хранился и донос жены Мелитона.
Отец Ираклия, понимал, что женщине, иногда необходимо где-то иметь возможность уединиться, поэтому и позаботился об этом. Про закрепленную за ней служебную квартиру в итальянском дворике, около кинотеатра Аполло, кроме них двоих, не знал никто.

Однажды, после смерти жены Нателлы, Нугзар Варламович позвал Женю в кабинет.
– Садись Женя. У меня есть серьезный к тебе разговор. Ты знаешь, как относились к тебе у нас в семье, для Нателлы, ты были как сестра, а для меня – много больше, чем сестра Нателлы. Я счастлив, что провел с тобой часть своей жизни и смог как-то уберечь тебя от ударов судьбы, оберегая тебя так же как, если бы ты была членом нашей семьи. Наверное, я мог бы сделать для тебя много больше, но это бы заметила Нателла, а я не хотел делать ни ей больно, ни ставить тебя в какое-то двойственное положение, да и обещание мое помню, данные на скамейке в госпитале при – вербовке. Я никогда не говорил тебе о своих чувствах, и я рад, что для меня они не пошли дальше платоники.
Ну, хватит о душещипательно, мы не артисты филармонии и даже не служители плаща и кинжала – мы чекисты и поговорим о бокалах.
Нугзар указал на лежавший, на столе аккуратный пенал, обтянутый кожей.

Я старею, скоро меня в конторе заменит Ираклий. Я знаю сына, после того, как меня не станет, думаю, твоя жизни изменится, и я немного за твое будущее побаиваюсь, поэтому хотел бы, как особист особисту, подарить тебе, то, что уже однажды спасло тебе и Мелитону жизнь. Нугзар открыл кожаный, тонкой работы пенал, на бархате крышки, была печать фирмы «Фаберже» с клеймом в виде герба. Внутри оказались шесть позолоченных бокалов прекрасной работы, три из которых на красной ножке, а три на синей.
– Женечка ты помнишь лейтенанта Глонти, с которым у тебя получился конфликт из-за Мелитона, когда он лежал в госпитале без сознания?
– Да этот волосатый хам.
– Он был не хам, он был мясник и сексуальный маньяк. Те, кого он допрашивал, сознавались во всем и большую часть увозили после допросов – прямиком хоронить. И если бы не один из этих бокалов – в его камерах оказалась бы, и ты с Мелитоном. В голубых откручивающихся ножках находятся горошины яда. Нугзар, открутив голубую ножку, продемонстрировал, горошины яда.
– Розовые ножки не откручиваются. Цветными ножки, видимо, сделаны для того, чтобы не спутать в каком бокале яд. Что за яд точно не знаю. Но действие почти мгновенное. Бокалы достались «по наследству», от моего начальника и двоюродного брата Георгия Ивановича Мерабова.  Кстати Георгий готовил бокал заранее. За сутки горошину яда заливал несколькими каплями воды, яд растворялся, а вода за ночь испарялась. Яд на дне бокала был невидим, а бокал был готов к применению.
Женечка не хочу оставлять эти бокалы в доме, от греха подальше, уничтожить – рука профессионала не поднимается. Тебе же с Мелитоном один из бокалов подарил жизнь. Так, что положи их в свой тайник, получится мини музей личного КГБ.

Нугзар Варламович Хуцишвили через полгода тихо и с достоинством скончался в госпитале от рака.
С уходом из жизни Нугзара, Евгения Петровна, как бы вторично осиротела.  Она замкнулась, ночами все чаще к ней приходили те, кого она любила и с кем была счастлива. Задания, которые она получала от Ираклия, она выполняла как всегда четко, так как они хоть чем-то наполняли её безрадостную, никому не нужную, даже её самой жизнь.  Петровна как-то быстро постарела и превратилась в старушку, в «старую каргу», как её прозвала Нино.

Нугзар Хуциев остался порядочным и на смертном одре, видя, что Ираклий относится к Маргеловой как к вещи, не только вернул ей компрометирующие её документы, но и дал возможность самой выбирать, служить сыну или нет. Привычка – вторая натура человека и Женя по привычке без работы в семье уже не могла, но последние месяцы, на многое заставили посмотреть иначе. Судьба Нино, просто разрывала ей сердце. Её уже давно ничего не этом свете не держало, она могла запросто переступить через эти перила французского балкона и через секунду уже была бы на пути к Мелитону и только эта хрупкая девочка, несчастная сирота Нино, последнее время удерживало её на этом свете. И если, Женя поймет, что дурдом для Нино – это навсегда, она «заберет её с собой к деду и матери».
Евгения Петровне обуреваемая такими тяжелыми мыслями поднялась на четвертый этаж.

Открыв дверь, Петровна, хоть и прошло несколько месяцев, почувствовала, как медик, запах хлороформа, так как все окна в квартире были закрыты. Женя подошла к окну в зале и открыла его. Вид с четвертого этажа был еще красивее. Еще было светло, со двора доносился гам играющей детворы. Женя подумала, что она с удовольствием тут бы жила. Она раздвинула шторы и впустила свет в зал. Развернувшись, Женя замерла. Сначала её стало не хватать воздуха, потом закружилась голова, Женя пыталась за что-то ухватиться, но упала без чувств на пол.
Придя в себя, Евгения Петровна боялась взглянуть на стену и, завывая как волчица, на четвереньках перебралась в кухню. Там она налила себе стакан воды, села за стол и залпом осушила стакан.  Женя еще посидела, молча, затем увидев рядом включатель, включила свет. Со стены, напротив, на неё смотрело её пестревшее лет на пять отражение большой прядью седых волос. На гвозде ниже зеркала висел запасной ключ, Женя сняла его и машинально положила в сумочку.
– Господи, неужели тебе мало моей загубленной жизни, в чем провинились перед тобой Дали, в чем Нино? Почему ты сделал так, что я всю жизнь искала Дали и нашла её, когда уже поздно? Почему ты не дал мне возможности прижать её к себе и сказать, как я её люблю, почему ты взял не мою, а её жизнь?
Женя вышла в зал. У входной двери включила свет и села за стол напротив увеличенной фотографии Мелитона и Дали. Она как сейчас помнит тот день, когда они были в городском парке Муштаид, где катались на детской железной дороге, там же на перроне Женя и сфотографировала Мелитона держащего на руках дочку, садившихся в вагон. Когда Дали уезжала после гибели Мелитона в Зугдиди, Женя лично дала ей эту фотографию, чтобы не забывала отца. Дали фотографию увеличила, и это фото, как портрет висел на стене.
Женя встала и на дрожащих ногах подошла к портрету. Она как образа на иконе поцеловала и Дали, и Мелитона, потом портрет перекрестила и поглаживая по стеклу тихо стала напевать «баю баюшки баю».
Затем Женя зашла в спальню, присела на кровать и дала волю чувствам, рыдая в подушку.
Через два часа, успокоившись, прибрав в квартире, собрав чемодан вещей Нино и положив на его дно портрет мужа и Дали, Женя, покинула квартиру и остановив такси – поехала в дурдом.

Часть 28 - http://proza.ru/2021/02/24/1468