60. Тайна Белого Братства

    12 июня 1812 года.

    - Анри, Максимильен, вас долго еще ждать?

    За стол уселись два подростка двенадцати и пятнадцати лет, старший вежливо поклонился Рысакову и блеснул миндалевидными зеленоватыми глазами. 
          
    На веранде, оплетенной вьющимися растениями, был накрыт изящно сервированный стол.   

    Девять утра. День обещал быть жарким, листья деревьев лениво колыхались на горячем, словно из печки ветру.
    
   Сергей Александрович слабо улыбнулся, взглянув на старшего сына Анжельбера:

- Максим с каждым годом   всё больше похож на вас, Жером...   А ведь я помню его совсем младенцем... А где Валери, надеюсь, она здорова? Почему ее нет за столом? – Рысаков поправил пышный кисейный галстук.

 - Она заночевала в гостях у подруги, мадам Фернекс...будет чуть позже... Но что случилось, Сергей Александрович, у вас очень мрачный вид? – Жером отлично знал, что именно он услышит и всё же задал этот вопрос.

  За долгие годы отношения Рысакова и Анжельбера приобрели смешанный характер взаимовыгодного сотрудничества и приятельских чувств.
 
  Влияние обоих Рысаковых – старшего и младшего защищало Жерома от графа Сабурова и его товарищей.

   В новых условиях, Сабуров и Ко пытались выставить Анжельбера и Фернекса «шпионами Бонапарта», очень тяжелое и опасное обвинение.

   Сергею Александровичу даже в мыслях было неловко сознаваться себе, что ему нравится этот явный республиканец и враг самодержавия.   И неловко и скрыть от себя невозможно...

-  Ну, может это и к лучшему, что Валери отсутствует... – Рысаков резко отбросил салфетку, выражение его лица сделалось суровым и жёстким -  беда, Жером... я пришел с дурной вестью, между нашими странами началась война...

    Вчера пришло известие, войска Бонапарта форсировали Неман...

   Анжельбер встал, нервно закурил и отвернулся в сторону цветущего луга, поднял глаза к безоблачному ярко-голубому небу, вдалеке темнел лесной массив, благостная тишина, нарушаемая только птичьими голосами, дарила редкое умиротворение и внутренний покой, неужели этому скоро наступит конец?!

  О чем невольно подумалось? Далекие последствия Термидора... цепочка зла тянется оттуда, не удержали мы... якобинцы власть и в этом наша главная вина.

    Слабая бездарная власть Директории, власть коррупционеров и политических проходимцев, финансистов и спекулянтов не могла удержаться долго, это было вполне предсказуемо... а хищные планы корсиканца так прозрачны...

  Бросил Рысакову мрачно, не поднимая головы:

-   Якобинская Республика в 93-м лишь боролась за свое право на жизнь, которое за ней не признавали окружавшие нас королевства и империи, а бонапартистский режим угрожает другим странам и народам... добралась она и сюда...до страны, которая теперь не чужая и мне...

   Героем и гением диктатор может быть только в глазах наивных юнцов, которые мысленно примеряют его карьеру на себя, вот бы мне так, вот это жизнь, сегодня лейтенант артиллерии, завтра генерал, послезавтра император... До того факта, что их «гений» политический преступник этим юнцам дела нет...

   Тем удивительнее, что не только в нашем, но и в русском обществе есть его поклонники и их не так мало...

   Уважали его и некоторые роялисты, именно такой концентрации власти и жесткости, на грани жестокости они ждали от своих «легитимных» Бурбонов, но так и не дождались, слабы те оказались, бесхребетны... змея за древностью лет пережила свой яд?...

   Не хмурьтесь, Сергей Александрович...переживайте за Романовых, а Бурбонов следует предоставить их судьбе...

   Так наши роялисты уважали и якобинцев в грозном 1793, да-да, ненавидели люто, но уважали... им вообще импонирует любая жесткая централизованная власть... претила лишь ее идейная суть, республиканская и демократическая...

  Сейчас, мне трудно разобраться в своем отношении к происходящему...в чем-то тяжело, в чем-то больно.  Я -  француз и патриот... но не бонапартист... и не враг России...

  Война. К этому всё шло, и мы это знали. Не будем делать вид, что это не так. Вы позволите мне высказаться? В годы правления императора Павла Петровича корсиканец стал считать Россию возможным союзником, но... после... всё изменилось.

   Император Александр...во многом сам спровоцировал агрессию корсиканца... – сделал предупреждающий жест, - Сергей Александрович... если вам всегда было интересно моё мнение, так позвольте мне высказаться и сейчас...

   Первое: нарушение соглашений Тильзита. Прорыв континентальной блокады в пользу Англии.

   Второе: вызывающие отказы в династическом браке, Наполеон стремился породниться с российской императорской семьей.

   Третье: переброска русских войск к польской границе в прошлом году.  Понимаю, правительство опасалось восстания Польши, которое может перекинуться на исконно русские земли, понимаю, но этот шаг, корсиканец расценил как акт агрессии, начало борьбы за польские территории, которые на тот момент уже подчинились Франции...

    При этом я не бонапартист...

   Сергей Александрович откинулся в кресле и слегка покачал в руке бокал с золотистым вином:

-  Только честно, вы до сих пор убежденный республиканец? Буду с вами  честен... в меру разумного... я кое-что знаю... далеко не всё и в этом, видимо, ваше счастье, но не пресекаю ваши многолетние каналы связи с Францией...с Парижем... хотя мог бы это сделать, у меня в этом есть свой интерес... Знаю, что одни каналы закрылись, но появились взамен другие...

   Мой совет, Жером, держитесь поближе ко мне, как тогда, в 1796-м, сейчас в русском обществе возникла определенная и объяснимая неприязнь ко всем французам, проживающим в России... кроме представителей высшей знати, чей анти-бонапартизм бесспорен...

   Вот недавно был случай...в одной из западных губерний...когда крестьяне напали на экипаж, только потому, что услышали, как пассажиры говорили по-французски...  Но в экипаже сидели русские люди, вы знаете, что у наших высших классов французский язык такой же  родной, как и русский... И это только начало...

   Жером опустил голову, чтобы скрыть лукавую искорку в глазах, только ли потому напали, что приняли за иностранных захватчиков? Или была еще иная причина, помимо очевидной?

   Он слышал характерную поговорку русских крестьян: «Цени рожь в стогу, а барина в гробу»...
 
   Вот он, воспеваемый монархистами социальный мир «с молочными реками и кисельными берегами», понимание и любовь между господами и народом... 

   Его работа есть политическое просвещение молодых русских разночинцев при условии личного невмешательства в политическую жизнь России...

    Извините, господин Рысаков, ничего личного. Я максимально честен с вами, в меру разумного, но этого вам знать совершенно не нужно... А ведь узнаете, так пожалуй, и пристроите под топор?

    Сергей Александрович встал из-за стола и подошел к Анжельберу, положил руку ему на плечо:

      - Я повторю свой вопрос, Жером. Так  есть ли еще республиканцы в реальной сегодняшней Франции? Разве не все они за эти двенадцать лет либо стали бонапартистами, либо отошли от политики вообще, вернувшись к прежним дореволюционным занятиям и профессиям?

     Знаю точно, что есть затаившиеся роялисты, честно ждущие возвращения к власти Людовика Восемнадцатого и... есть бонапартисты, состоящие частью из бывших республиканцев, частью из бывших роялистов...

    По моему мнению, в   лагере Наполеона сошлись карьеристы и предатели из обоих лагерей, люто воевавших в 1790-х...

    А существуют ли они еще, эти ваши республиканцы, якобинцы, «люди 1793 года»,  в сегодняшней  Франции 1812 года, Жером?!

     Бледное лицо Жерома осталось бесстрастным, но слегка дернулась щека, словно от нервного тика:

-  В ваших профессиональных достоинствах, Сергей Александрович, я никогда не сомневался. В наивности и доверчивости вас упрекнуть не сможет никто. Одни каналы связи у меня закрылись, верно, но другие возникли, и это так. Но это происходит потому, что мои информаторы – противники корсиканца.

    Могу лишь повторить то, что уже было сказано, я не бонапартист и не враг России, что касается французских республиканцев - ОНИ ЕСТЬ. Они реальные люди, а не тени прошлого, пугающие наших роялистов...

  Они также надеются, что корсиканец, наконец, сломает себе шею в одном из очередных безумных проектов и помогут ему в этом...

   Я против французского вторжения в Россию, и соответственно.. не желаю в ответ видеть русских солдат в Париже... Своя логика в этом есть?

...  ..... ....

  Через проверенных людей к Анжельберу стекалась информация о закулисье, происходящего в Париже.

    Он знал о существовании анти-бонапартистского подполья, состоящего из уцелевших республиканцев.
 
    В то же время, само существование оппозиции режиму официально считалось мифом или выставлялось делом кучки отщепенцев и безумцев... ибо, как "нормальный француз" может быть против этого «истинного отца народа», укрепившего... впрочем, до отказа, до степени личной диктатуры, вертикаль власти, покончившего с «республиканской анархией»...

  Анжельбер был связан с подпольной республиканской организацией Филиппа Буонарроти, этого истинного «мастера конспирации», этого человека уважал и опасался Наполеон. Организация объединяла как уцелевших якобинцев, так и новых республиканцев, притом не только Франции, но и северной Италии...

  Заговор генерала Мале против режима корсиканца 23 октября 1812 года. Не только враги Наполеона справа, аристократы-роялисты, но и противники с  левого фланга, уцелевшие революционеры очень надеялись, что диктатор свернет себе шею в России...

  В годы революции Клод Франсуа Мале был убежденным якобинцем, в ходе итальянской кампании проявил себя талантливым, инициативным командиром.

   В первый раз Мале обвинили в заговоре против Бонапарта еще в  1804 году.

  Он был заключен в Ла Форс, откуда его вскоре перевели в закрытую психиатрическую клинику доктора Дюбюиссона, здесь насильно «лечились» противники режима, как левые республиканцы, якобинцы,  так и их заклятые враги, ультра-правые, роялисты – сторонники королевской власти.

   Вчерашние враги в гражданской войне нередко оказывались в одних камерах...

  Запереть политического оппонента в сумасшедший дом куда хуже и унизительнее для последнего, чем тюрьма и даже эшафот.

  Заключенный или казненный становится «мучеником за идею», его пример вдохновлял других, а человек, побывавший в психиатрической лечебнице, в глазах общества в известном смысле заклеймен.

    Как бы с ним жестоко ни обращались, что бы он ни говорил, его можно смело игнорировать, что   слушать психически больного?

  И  заключенные вместе, в камерах-палатах, эти лютые враги в гражданской войне 1793 года, невольно и частично объединялись ненавистью к режиму Бонапарта.
 
    Но, чтобы «белые» и «синие» всерьез объединились?! Нет и еще раз нет... свержение самозваного императора снова расставит всё на свои места и разведет их по разные стороны баррикад.

   Победив, республиканцы и роялисты,  сцепились бы насмерть прямо на руинах бонапартистской империи.

   Ведь цель одних – провозглашение Республики на руинах искусственной империи, конституция 1793 года и выборы в новый Конвент, цель других  прямо противоположная – реставрация монархии Бурбонов и дореволюционных порядков сословно неравноправного общества в полном объеме.

   Мале завоевал Францию и Париж на три часа... какая злая ирония судьбы...
 
    В нескольких казармах командиры поднимали и мобилизовали людей, не слишком интересуясь достоверностью поступившей информации.

    Заговорщики действовали большей частью артистизмом и экспромтом, с помощью заранее отпечатанных документов, где сообщалось о смерти Наполеона и передаче власти генералу Мале.

   На некоторых чиновников действовали более ловко, представляя им документы о высоких должностях в новых органах власти. И это действовало неплохо.

    Одни подчинились от страха, другие действительно сочувствовали заговорщикам.

   Листовки и прокламации убедили даже некоторых крупных чиновников и генералов, что Бонапарт убит 8 октября под Москвой и возвращается режим 1793 года и времена Конвента.

   На улицах снова послышалось революционное обращение «гражданин», но одни произносили его уверенно и гордо, а другие опасливо со страхом...

   Увы, средние и нижние звенья механизма заговора работали качественно, то «штаб» Мале, сам он узнал об этом слишком поздно, оставлял желать лучшего, Гидаль и Лагори отличались авантюризмом и непродуманностью действий. Заговор был обречен.

   Двенадцать главных заговорщиков были расстреляны 29 сентября 1812 года на Гренельском поле, была брошена в тюрьму даже Дениз Мале, жена генерала-якобинца.