Дверь в никуда
За дверью давно ожидал конвой, составленный по подземному протоколу. Всё, как положено: четверо конвоиров и главный впереди, более солидной наружности. Форма универсальная синей расцветки. Кепи с дырками для рогов. Да, они приветливы в обхождении, но наводят тут же страх при любых талантах в проявлении любезности и вежливых, казалось бы, отношениях. Просты и уверены в собственной правоте до самого последнего момента. Любят ругаться, но и смеяться до надрыва лохматых животиков, отпуская в сторону собеседника пошлые шуточки, получая при этом небывалые приятности в своих ощущениях. Конечно же, это их натуральный вид, но могут черти и перевоплощаться в кого угодно. Порой, даже до такой степени входят в роль, что, вернувшись из командировки, долго ещё не могут позабыть те приобретённые привычки с навыками обычных смертных.
Но самое интересное, даже здесь – это шпионаж. Экономя на грешниках, одежде и пиве для собственных подданных, Преисподняя не жалеет денег на разведение засланных шпионов наверху. Она всегда и во все времена отправляла своих умников в качестве известных санитаров не охотиться за здоровыми людьми, а сливаться с толпой обывателей, выискивая наиболее неблагополучных, всякую мразь и нечистоту.
Вот и сейчас Ваня увидел в предводителе выставленного кортежа некоторое сходство с личностью, которая натворила немало пакостных дел на земле. Столько бед принесла эта гадость в землю русскую, что по сю пору кишки в обратное место из перевёрнутого состояния не сложатся. Не он один, конечно, тому виной, но имеет полный список негодований и ругательств смертельных в собственную сторону. Потому как он, засланец адовый, выявил немало себе подобных по пакостному душевному измерению в земном обличии. Иногда, даже с полным удовольствием от душевного мщения можно посмотреть на грешников, сидящих в котле с лавой, но эти… После всего совершённого, остаются как бы не причём. Они имеют награды и пользуются уважением на службе потому, что самые что ни наесть шпионы чёртовы из ада страшного.
— Чёрт побери! — воскликнул Иван, — так на Троцкого того похож!
— Хучь того, хочь этого… Лейба Давидович Бронштейн, – меня так величают! И зарплату на это звание имею в полном количестве по ведомостям. Предугадывая ваши мысли, отвечу сразу, что да – был убиенным когда-то ледорубом, но для отвода глаз, потому как при исполнении находимшись.
— Не может быть? Ведь ты ж народу нагадил столько, падлюка, что на целый век!
— Послушайте, Ваня, или как вас там… Ежели вы ещё какое-то значение имеете для моего руководства, это не даёт никакого совершенно права оскорблять меня при исполнении. Но поскольку в ваших мозгах пропитых, столько всякой хрени набралось за время пребывания в собственной никчёмной жизни алкогольной, то милую.
— Ой, как много вас, таких-то затевателей карусельных развелось, да никогда и не прекращалось… — парировал Иван, сам тому не веря.
— Вот ежели прислушивались бы ко мне, да думали, как я, то и не ходили б по деревне родной с умом таким да опытом, но постоянно дураках.
— Одни вы тут всех правильней живёте!
— Скажу одно только – политика Преисподней в том и заключается, чтобы путём внедрения таких засланцев, подобным мне, выявлять основную массу земных сволочей, дабы изолировать их от общества. А невинные, попутно зашибленные, отправились давно в другое измерение, занимая достойное место в собственных ячейках вселенских. Выявленную же заразу мы просто обязаны содержать у себя, дабы не дать возможности их коварного распространения.
— Фигня какая-то… Приучены мы сразу видеть гниль, с гадостью противной, чтобы тут же их и отвергать.
— По простоте сказать – ты не поймёшь, по-научному – не дойдёт. Короче говоря, нахапать и нажулить – особый ум нужен, потому и неодинаковые вы люди-человеки. Ты – дурак, на земле матушке трудишься и в нищете находишься вечной от избытка умища свово, который огородили тыном беспредельщики для собственного процветания. Они, другие енти умники, забыли слово совесть навсегда, взаместо проклятое слово зависть вставили. Сподвигнут в очередной раз, а тебе – деревенщине, портки их подмоченные с карабином наперевес идти защищать вскорости. Так почему же ты, со своим-то умом перед ними распинаешься, выкобениваясь, а они, дураки набитые, намного от тебя богаче смолоду? Так ещё и жизни учишь…
Ваня в очередной раз стал чесать в затылке, мол, экий клещ настырный… Знать бы, чего ему надобно?
— Не трепыхайся, Ванюш, следуй за нами, — хлопал по плечу чёрт. Иван раскрыл рот, ошалев от нравоучений и спросил, теряя да
— Кккуда? Следуй… — спросил Иван, ошалев от нравоучений.
— Дык в кино! Куды ж, твою в качель?
Опять мельком Ваня кинул взгляд на горизонт платформы великой, что протянулась неведомо до каких размеров. Увидел он там толпу народа и услышал вопли дикие. Что-то такое пробежало холодом ужаса, но вовремя прибыли на место. Иван с главным проследовали в открытую дверь, а конвой остался снаружи в качестве охраны. Потом ещё дверь и… ещё. Наконец, очутились они в зале, где всё вроде, как и в обычном кинотеатре было обставлено, только богаче намного и по последнему слову техники. Сразу выдали специальные очки для просмотра и пакетики, точно такие, как в самолёте на случай, если вдруг плохо станет.
— Ух ты… да тут ещё и Три Дэ имеется, — воскликнул Иван, — только вот пакеты эти напрягают, неужто до такой тошноты посетителей доводят?
— Ой, всякое бывает… — ответил Троцкий. — Сейчас такие забавные вещи смотреть начнёшь, что и вопросы никчёмные задавать охота отпадёт.
Чёрт уверенно нажимал на кнопки пульта, отчего экран огромный вдруг открываться стал, показывая буквы в ряд, мерцающие всеми цветами радуги. Свет потихоньку удалился, и… Обворожительный звук обнял со всех сторон нашего туриста, вдавливая в велюровое кресло голосом незабвенного Левитана:
— Вам не надо размышлений всё тут ясно без сомнений! Да, понятно: всюду бес, где проявлен интерес. Богатство, слава и успех, причем, чтоб не было помех в пути до остановки – Счастье. Чтоб лесть была и почитанье, а вместе с ними упованье от того, что ты у власти. Вот к чему стремятся люди! Ради радостных утех, несмотря на то, что будет, совершают смертный грех!
"Бах!" И пламя страшное со всех сторон, словно обрамило экран здоровущий! А в центре мужик какой-то в наимоднейшем пиджаке, с портфелем из крокодиловой кожи, встал на колени и принялся лизать языком камень раскалённый до красна. Попробуй только портфель вырони, тут же черти из пламени адского выбегают, да тычут в глаз кочергой огненной. Через несколько минут – лозунг во весь экран и вновь беспримерный голос за кадром: "Наврал при жизни целый стог, пребывай теперь в нирване – депутатам сей урок!"
Глядит Иван… А оба уха дыбом сделались от ужаса, прожигающего насквозь, и беспредела творящегося. Рот открытый, словно у рыбы, но тем не менее интересуется он, намекая:
— А чёй-то голос мне знакомый… Неужто и он из ваших, так сказать?
— Почему бы и нет… У нас в шпионах не только шваль политическая, но и артисты имеются. Этот, например, своим голосом много мрази на свет белый вытащил из тени, коих мы и припрятали потом в свои апартаменты.
Только Ваня хотел ещё что-то уточнить, да как завопит диким голосом:
— Во-о-он каких-то волокут!
И точно… Во весь экран было видно, как черти притащили группу людей, беря их за ноги и цепляя огромными крюками за причинные места. Затем раздался истошный вопль, от которого не каждому дано вытерпеть. Ужас дикий передался по рядам ещё и от того, что начали людишек окунать прям в кипящую смолу, а затем без всякого на то передыху, заставили их горячую золу с гвоздями жрать. А черти рожи безобразные корчат, ржут безумно и хором лозунг с удовольствием поют, находясь в беспримерном адовом хоре:
— Не хочешь жить с женой своей? Отговаривать не станем – берегись прелюбодей!
Вновь, нажимая кнопки пульта, чёрт-гид вдруг игриво заявил:
— А теперь, смотри ка, милый… Видишь… дальше бар стоит?
— Ага, наблюдаю чё-то такое.
— Там сидят и огненную лаву словно пиво пьют большими кружками… А кто не хочет – плёткой просмолённой по хребтине! Показать поближе? Чай хотса небось на таких глянуть хоть глазком одним?
В горле что-то у Вани стало комом, но глаза сомкнув, открыл он враз, наблюдая за действиями, происходящими прямо перед собственным носом. А там по самому чёткому чёрному сценарию творились очередные невероятности, происходящие на самом что ни на есть деле. Ржавую железную бочку здоровенную выкатили, на которой написано крупными буквами – НА ПОХМЕЛЬЕ РОМ. Поставили её на огонь и тех, которые лаву из кружек вместо пива лакали, давай окунать по одному. Ром кипит, клокочет и бурлит в бочке, а дядьки орут истошным голосом, мол, больше пить не будем. Вылезают через край, а черти обратно их крюками суют, приговаривая: «Будешь, будешь…»
Ваня затих в ожидании, а Троцкий в бок толкнул, произнося, да так томно, словно в снах эротического содержания:
— Ну, а это, мой засранец, — пальцем в горло щелканул мастерски, — для таких, как ты вот, пьяниц!
— Перерыв давайте срочно..! — заорал благим матом Иван, но тут же стих, улыбаясь нервным тиком, будто проснулось в мозгах что-то такое забытое, старое. — Примы, здесь, случайно нет? — только и спросил.
— Вам простой иль с наркотой? — вопросом на вопрос засмеялся чёрт.
— Обычной и без фильтра. И это…
Троцкий только хвостом махнул – тут же пачка сигарет!
— Как его… Огоньку тут не найдётся?
— Огоньку? Мы в аду - сейчас подам!
Свидетельство о публикации №221022401733