Поединок

23 ФЕВРАЛЯ - ДЕНЬ ЗАЩИТНИКА ОТЕЧЕСТВА.
ПОЕДИНОК. ФРАГМЕНТ ИЗ КНИГИ "КАЛИБР ПОБЕДЫ".

...19, 20, 21 августа 1943 года на западном берегу реки Полисть бой был кровопролитным, жертвенным и безысходным. Но приказ мы не выполнили. 14-й гвардейский стрелковый полк 7-й гвардейской стрелковой дивизии почти в полном составе лежал здесь, на очереди в братский погребальник, в сыру землицу. А немец как замер, словно вкопанный на своих позициях, так и по-прежнему отдыхал там после схватки.
По глади реки издалека слышались стукотня и бряканье полевой кухни. Послеобеденный неспешный перекус у фрицев: шоколад баварский кушают, тушёнку с гречневым сухпайком едят. Кофе пьют победители, между делом балуются, играют на губной гармонике.
Вдоль станового течения, у топких берегов с окаёмом из тростника и осоки, стелется совсем неширокая полоска земли. Не умиляет с виду неказистая, извилистая ленточка божьей тверди шириною от пятнадцати до тридцати метров. Именно на этом месте, вдоль реки обрели покой и встретили смертный час ратные однополчане.
Кто бы мог подумать, что гиблое место предназначено для человеческой трагедии вселенского масштаба. Не на картах, а из солдатских уст воняющий тяжёлым духом, ужасный и проклятый всеми клочок земли получил название «излучина смерти».
Людям, не побывавшим на поле боя, трудно вообразить истинную картину результатов кровавого противостояния. В кошмарном сне невозможно представить пристанище могильного упокоения. Однако вот он – наяву солдатский погост на изломе реки – результат безысходной срубки. Траурный вид побоища.
Под летним палящим солнцем смертью пахнущее, смрадное месиво. Сплошная винегретная мешанина из тысяч протухших человеческих кусков мяса, покрытая трупными червями, обвязана раздёрганной на волокна суконной материей, утыкана кольями расколотого на щепки оружия, переплетена вдоль и поперёк кореньями, вырванными с плодородным слоем, унизана по высоте подствольниками молодых осинок, гибкими вицами ободранного чапыжника.
Шлифует чудовищную картину светопреставления зловонное крошево, обсыпанное миллионами жужжащих, зелёных, жирных падальных мух. Смачные прослойки из дурно пахнущих чёрных фигур, раздутых до размера бочки начинают приедаться взгляду и не пугают как прежде до беспамятства. В рукотворно сотворённой окрошке с ядрёной закваской многим нашлось неприглядное место.
Вся территория поля боя хорошо просматривается и простреливается немцами. Справа – река, слева – болото, впереди – враг. Нет никакой возможности миновать или обойти передовой рубеж. Именно там, на солдатском кладбище, за пирамидами вонючих трупов, дурно воняющих костей пластаются ещё оставшиеся в живых друзья, непокорённые боевые товарищи.
Среди атакующих бойцов должен быть корректировщик, ефрейтор из второго взвода, балагур и весельчак, любимец санбатовских девок Стасик Кулёмин. Жив он или нет уже –неизвестно. Но кто-то же отстреливается на «передке» от наседающих фашистов? Если Кулёма всё-таки убит, место наблюдателя предстоит занять мне, наводчику.
До месторасположения ротного баловня по грудам смердящей падали тянется перебитый сталью телефонный кабель. Во что бы то ни стало и как можно быстрее предстоит восстановить разорванный контакт связи. При атаке на врага, словно воздух, нужна огневая поддержка миномётной роты.
Чтобы выполнить приказ, надо проползти по лишённым жизни телам. Гадко. Побеждая блевотную тошноту и отвращение, заставляю себя пластаться сквозь ядовитое зловоние, между истлевающими, распадающимися, гниющими кусками мертвечины. Безропотно не раскрывают рта, помалкивают, не возмущаются потревоженные боевые товарищи-кореша, а сейчас дохляки бездыханные.
С ужасом, отчаянием и безнадёжностью озираюсь. Хоть вешайся, в округе только костенеющие субстанции. Омерзительно распухшие туши местами навалены в три-четыре слоя. Мерзко. Людской перегной, разложившиеся и вздутые истлевающие фрагменты кишат пожирателями пропавшей человечины, испускают тошнотворный сладковатый трупный запах, распадаются в прелую биомассу.
Ни ветерка. Над мамаевым побоищем нависла пелена из гремучей смеси тухлятины, пороховых газов, чёрных облаков сажи от горящей резины, омерзительного духа заживо тлеющих белковых субстанций. Ужасное дыхание боя.
Кровь стынет в жилах, настолько отвратительно своим нутром чувствовать по соседству неприкрытую, разлагающуюся мерзость неизбежного преставления. Вдруг и моя череда дойдёт околеть бесславно? Тогда грош цена душеньке, растворится тело без остатка под летним испепеляющим светопреставлением.
Страх берёт, когда продвижению вперёд мешают разрубленные осколками синюшные клочья. Плоть убиенных сотоварищей, ставшую комками мяса, истекающую алым клейстером со сгустками хрящей, приходится отталкивать в сторону, откидывать руками.
Как же иначе подготовить свободный пятачок земли для очередного рывка? Бросок-то вперёд должен быть неожиданным для фашистов, резким и быстрым. Если возюкаться, ерундой маяться – это будут кранты немыслимым стараниям. При таком раскладе лучше не начинать пахнущую смертью отчаянную попытку.
Неожиданный разрыв мины загоняет меня под штабеля мерзопакостных останков. Почва содрогается. Осыпая червями, смердящие тела валятся на спину. В лицо и ноздри бьёт фонтан тяжёлого духа. От чудовищного тлетворного зловония хочется очистить легкие и вздохнуть глубже полной грудью. Однако не дышится всей диафрагмой, липко и мерзко. Комок в горле! Погано!
Поблизости оглушающе грохнуло. Взрыв! Ещё взрыв! Снова бьёт фонтан раскалённого воздуха. Как назло, струя рокочущего жара оглушающе ударила в перепонки. Звон в ушах. Над головой облачённые в стальную одёжку провизжали осколками тысячи смертей.
Фы-фы-фыр-р-р-р!.. Фыр-р-р!.. Фыр-р-р!..
В этот раз касатики пролетели мимо. Меня чуть контузило, пришлось разинуть скособоченный рот. Надолго ли привалило счастье грешной душе?
Вновь полоснул жуткий грохот!
Ударной волной в лицо наотмашь хлестануло пламенным смогом от вспышки и детонации, в глотку на коренные зубы кинуло пригоршню опарышей. Гладкие, белые, хрустящие гусеницы. Безвкусно. С души воротит – муторно. Противные на привкус личинки заполонили рот и зашевелили мохнатыми ножками. Нет сил терпеть, как гадко!
С отвращением вытолкнул языком прилетевший «урожай», отхаркал в изуродованное лицо нависающего трупа с разрубленными костями черепа и выбитыми глазницами. Это вятский учитель математики, рядовой Викентий Палыч Неклюдов.
Из раскроенной железной сечью, искромсанной черепушки “предметника” прямо на мои плечи сочится сукровица из растекающейся смеси мозга, крови и лимфы. Как собака, встряхиваюсь, шевелю промокшими, липкими от пота закорками. С поясницы сбрасываю кровавые ошмётки речного ила.
Вот, говорят, умный–неумный мозг. Да кому какая разница. Содержимое костяной репы у всех одинаково вонючее и мерзкое. Варит котелок или в отстой лобастый бубен послать, всё одна хрень для пули-дуры. Цвиркнет и не уведомит, когда снесёт полбашки.
Дрянную погань, тошнотворную суспензию приходится соскребать с плеч ногтями. Она быстро пропитывает мокрую гимнастёрку, и совершенно очевидно, что солдатское рубище будет мешать выполнению поставленной задачи. Вот только надобно поднатужиться и сбросить с себя навалившийся тяжеленный труп разбухшего товарища.
Поверх изувеченных тел распластался красноармеец Славка Паршиков из первой гвардейской стрелковой роты. Храбрец и ура-патриот в числе первых ломанулся в атаку. Смелый парень. Однако не повезло: слякотный труп разбухшего товарища разлагается на солнце.
Эх, Вячеслав, Славик… Верный и добрый мой друг. Скользкий, не разлей вода, чертяка.
От вспухших форм у закадычного брательника гимнастёрка и портки лопнули по швам. В разрывах одежды видно, как под палящим зноем блестит и плавится человеческий жир. Разжиженное протеиновое масло, словно парафин, затекает в укромные места, капает и застывает хрусткой корочкой на обрубках низлежащихтрупаков.
Куски кожи сползают с его шарообразной головы тёмно-фиолетового цвета. Скальп искромсан клочьями. Сквозь оборванные и объеденные губы виднеются абсолютно белые ровные молодые зубы. Улыбается бывший неразлейвода-побратимец, наяву – усопший бездыханный жмурик.
Надо же, быстро получилось столкнуть мертвеца. Со стороны выгляжу, наверное, кошмарно: весь в сдобренной чужой кровью грязевой корке из засохшего болотного киселя. Одно слово –чучело болотное.
Между взрывами мин сделал попытку вскочить, но тут же поскользнулся. Под ногами растеклась полужидкая масса из внутренностей, кишок и требухи в клочья разорванного боевого напарника – желторотика. Это всё, что осталось от новобранца, подносчика мин из третьего взвода рядового Андрейки Суровикина из Удмуртии.
Сам напросился на задание пацан. Думалось ему, что прогулка выйдет из числа "для храбрых", движуха за боевой наградой. Однако печальная, со смертельным драматическим окрасом получилась оборотная сторона медали "За боевые заслуги". Никак не думал, не гадал о смерти ударник первой пятилетки.
С брезгливостью снимаю щепотью, стряхиваю с защитной ткани сгустки крови, брызги мяса, дробь костей, клочья волос, ошмотья кровавой размазни. Но приказа никто не отменял. Снова ползу между взрывами к намеченной цели, пока сам живой-здоровый.
С души воротит, как паршиво и нескладно случается много раз на дню. Скверно до одури, когда подневолен исполнять приказ и сновать неприкаянным челноком до места обрыва телефонного провода. Туда – сюда – обратно.
Война не признаёт пограничных состояний, человеческих слабостей. Хочу или не хочу. Боюсь, болею, противно, тошно – всё это неважно для исполнения сверхответственной директивы. «Вперёд, солдат, и точка!» «Одолеем вражью силу!» "В атаку, сынок. За Родину, ура-а-а!"...