После рыбалки

После рыбалки

От здания исторического факультета Ташкентского университета до Авиагородка было что-то более десяти остановок и около 45 минут неторопливого трамвайного хода. Полнолюдными были остановки у базаров, дальше автостанции «Шастри» ехать было полегче, а ближе к цели – можно было даже сесть на место какой-нибудь вышедшей пассажирки, внимательно наблюдая в окно еще неведомую мне столичную жизнь.

Поселился я на третьем этаже в трехкомнатной квартире, которую подсказала ташкентская подруга моей бухарской бабушки. Обстановка была непритязательная, но все очень опрятно, ее единственный хозяин – недавно разведшийся с женой заводской инженер Геннадий Павлович Кожевников  (полный тезка нашего лектора по истории КПСС, – потому и запомнилось на всю оставшуюся жизнь это имя).

Обоих Кожевников объединяло, как мне казалось, абсолютно рабочее происхождение со всеми вытекающими для торгового Ташкента обстоятельствами и жизнью на одну зарплату в том числе. Они, скорее всего, не коренные ташкентцы, а люди, которых привели сюда эвакуация, землетрясение или распределение на работу после вуза. Они принадлежали к несколько иной – бесхитростной, прямолинейной, я бы сказал, проуральской части Русского мира.

Русский дух съемного жилища, квартала, городка и всего завода авиастроителей меня, узбека по паспорту, нисколько не смущал; видел ли дядя Гена во мне инаковость – можно было лишь догадываться; в узбекской столице, откровенно говоря, национализм и шовинизм буйствовали обратно пропорционально всему этому в моей родной Бухаре, и это в Ташкенте собою заражало. Впрочем, я тогда прекрасно говорил по-русски, а инженер Кожевников слишком многим был обязан бабушкиной русской подруге, чтобы даже думать на эту тему.

Каждую неделю своего отца навещали сын со своей девушкой – очень веселые и много шутившие молодые люди, по виду никак не реагировавшие на упомянутый развод; я сразу нашел с ними общий язык на почве увлечения музыкальными дисками.

Освободившийся от брачных уз, дядя Гена, что называется, активно погуливал. Обе его пассии были незамужними татарками: первая – видавшая виды телефонистка – ночевала у нас раз в неделю; к другой – очень красивой, с блестящими черными глазами работнице конструкторского бюро – хозяин по ночам отправлялся сам. Эти визиты интересовали меня сообразно сексуальному и житейскому опыту в мои шестнадцать лет; кроме того, обе женщины были достаточно приветливые, а первая даже приглашала на завтраки, соединяла быстро и бесплатно на своей АТС с моим родным домом, а иногда даже гладила мои рубашки.

Кроме транспортных остановок этой огромной авиастроительной империи, шумных вечерних сборищ с гитарами и домино во дворах, вечно переполненного стадиона, жизнь в нашем квартале била ключом по выходным около кинотеатра и достаточно большого гастронома. Последний начинал иссякать запасами к пятнице вечером, а в субботу утром у его дверей собиралась толпа, к вечеру же воскресенья огромные стационарные витрины магазина пустели, на них оставались лишь расставленные бесконечными рядами дешевые рыбные консервы.

Иногда по выходным дядя Гена уходил с друзьями на рыбалку, привозя с окрестных водоемов много живности; она раскладывалась на фартуке для сбора хлопка прямо в коридоре и при открытых дверях – наверное, чтобы не осел в квартире запах.

И вот тут происходило самое необычное для узбека: приходили друзья инженера. Ходоки из соседних подъездов шли прямо на кухню, наливали в стакан водки из початой бутылки, закусывали, выбирали себе понравившуюся рыбину и уходили восвояси. Так, впрочем, «на районе» поступал каждый рыбак. Рабочий заберет, рабочий вернет, рабочий поделится, рабочий не подведет в тяжелую минуту. Ранее неведомое, простецкое виделось мне во всем этом рабочем братстве, в подобном «культурном» отдыхе, близкое к сюжетам любимых мною экранизаций Гоголя: так дружить могли и могут, наверное, только северяне, люди полноводных рек и богатых лесов.

Авиагородок находился тогда на самой окраине Ташкента. Иногда отсюда открывались во всей красе заснеженные горы, щедро отправлявшие в сторону столицы пьянящий озон. В октябре и марте, при листопаде и появлении молодой зеленой листвы, городок был особенно красив.
 
В июле я поселился в узбекской махалле на противоположном конце города, где прожил восемь оставшихся студенческих и аспирантских лет.

Современные записки. -- 2023. -- №6. -- С.19-21.