Слово

Борис Григорьевич Биенко мало рассказывал о войне, хотя прошел ее с первого до последнего дня. Он не кичился офицерским мундиром, кортиком и боевыми наградами. Почти всю службу он провел на подводных лодках Северных морей. Лишь перед самым дембелем судьба забросила его в Одесский госпиталь, где он защитил кандидатскую, а после выхода в отставку устроился преподавать хирургию студентам в медицинском училище.

Он считал, что настоящий военный врач должен быть хирургом. В замкнутом пространстве АПЛ произойти может все, что угодно. Моряк может простыть, хотя особых сквозняков там не бывает. У него может развиться острый психоз от одиночества или от синдрома замкнутого пространства или банальная белая горячка по понятным механизмам. Это все лечится. Таблетками, вязками, инъекциями. А если аппендицит? Поставить правильный диагноз без УЗИ, лаборатории, только пальпируя живот больного может не каждый.

Хирург, - рассказывал он студентам, – это высшая врачебная каста в военной медицине, который может всё! Ведь когда второй месяц идешь в автономке, а до Гремихи четверть экватора, только он может спасти матроса от воспаления аппендикса и разливного перитонита.

Он любил рассказывать студентам второкурсникам про свои хирургические случаи. Благо, что за четверть века календарей их у него накопилось не одна сотня. Хотя на подводную лодку он пришел обычным начмедом, что на гражданке равносильно «врачу общего профиля». Многих подводников он прооперировал на столе в кают-компании или в столовой, когда из помощников были лишь санитарный инструктор да офицер-химик. За многие свои автономки лишь единожды пришлось запрашивать всплытие у берегов Джибути, когда потребовалось переливание крови для спасения боцмана.

Студенты эти рассказы воспринимали несерьезно, как байки стареющего «морского волка». Кто верил, кто нет, но все были далеки от армии, военной медицины и тем более от военно-морского флота. Единицы работали над «красным дипломом», чтобы вне конкурса поступать в медицинский институт, остальные мечтали удачно выйти замуж и/или найти работу медсестры поближе к дому.

На ГОСы, как обычно, Биенко надел под халат застиранную желтую парадную рубашку с черным галстуком, с выпоротым кантом брюки, а на голову высокий накрахмаленный колпак.

- Кто готов отвечать билет без подготовки, - на бал оценка выше! – бодро начал он выпускной экзамен по хирургии.

На его призыв бойко среагировала староста группы.

- Так, молодец, Кулиева. Ставлю тебе отлично. Можешь идти. А теперь очередь отвечать наших защитников. Кто готов?

Выбор был невелик. В группе только двое мальчишек: Слава и Игорь. Оба не городские, оба мечтали о врачебной карьере и были почти друзьями. «Иди первым, Слава» - шепнул Игорь, - «я еще шпору не посмотрел по третьему вопросу…К тому же он военных любит».

Слава несмело вышел к доске. Он хоть и служил шестой месяц срочку, был далек от армии. Месячное пребывание в казарме вызвало у него неприятие всей этой армейской среды с ее глупыми законами-уставами, беспрекословными подчинениями и постоянными лишениями: свободы, еды и сна. Радости у него не было предела, когда пришло предписание о переводе его в Киевский СКА, благодаря чему ему удавалось совмещать четыре дела: служить, учиться, тренироваться два раза в день и ночевать дома.

- Ну, что товарищ рядовой…покажите на манекене, как вы будете накладывать шину Дитерихса и расскажите при какой нозоологии она показана? – читая билет, спросил у Славы доктор Биенко. Это было легко, так как санбюллетени с переломами висели в каждом медицинском пункте. Он отвечал неплохо. Запнулся немного на втором вопросе, где на перетонеальных симптомах, перепутал Менделя с Воскресенским.

- Неплохо отвечаете, товарищ рядовой! – продолжил преподаватель. Слава почти привык к тому, что бывший офицер называет его не по фамилии, а по воинскому званию, обезличивая его среди студентов. Да и окружающие вероятно тоже адаптировались к нему, как к солдату, так как последние месяцы учебы его голый череп говорил сам за себя. - Но на отлично вам не хватает одного балла... Вот вам дополнительный вопрос! – продолжил он после паузы, - Расскажите мне дифференциальные отличия венозного и артериального кровотечения и как вы будете их останавливать в полевых условиях.

Если первую часть вопроса он знал, то вторую принялся импровизировать.

- Достаточно… - прервал его преподаватель, - я вижу вы не слушали меня на лекции.

- Извините, в тот день я был в наряде по спортроте…- ответил Слава.

- Скажите, кем вы планируете стать в этой жизни?

- Врачом!

- Это я понимаю… Каким?

- Военным врачом! – бодро ответил Слава и почувствовал, как его лицо от стыда заливает румянец. Он врал. Он презирал военных, считал, что курсант – это почти тот же солдат, которому вместо двух лет надо служить пять, а на советских офицеров он смотрел как на добровольных рекрутов, вспоминая рассказы Тараса Шевченко о службе в Оренбургском захолустье. Но Борис Георгиевич по-своему трактовал его гиперемию. Он расплылся в улыбке и поставил в зачетку «отлично».

Через неделю в руках Славы красовался диплом с отличием, через три месяца его отчислили из спортроты и вернули во взвод охраны, где собратья из дружеских союзных республик регулярно намеревались набить ему морду за то, что он не нюхал пороху и пропустил переходы из духа в порох, из пороха в черпака и т.п.. Он ходил через день на ремень, дважды сидел на губе и тайком, по ночам читал Мопассана и Драйзера, иногда вспоминая рассказы Биенко о доблестных автономках.

«Почему нет, думал он про себя? Надо рискнуть. Два месяца не ходить в наряды по КПП и на тумбочки дневальным. А если повезет, то увидеть Ленинград в белых ночах. Советская Армия – не царская тюрьма. Всегда можно сбежать, сойти на ближайшей остановке. И потом я ведь дал слово» - эти мысли бродили с ним и не давали покоя. Во сне ему вспомнился рассказ Аркадия Гайдара из третьего класса «Честное слово» и утром по команде он подал рапорт на имя командира взвода охраны: «Прошу рассмотреть мою кандидатуру для поступления в ВМедА».

Примечания:

ГОС – госэкзамены

АПЛ – атомная подводная лодка

Начмед – начальник медицинской службы части