Портрет семьи

Михаил стоял у окна с чашкой кофе и смотрел на улицу. Он отхлебывал горячий напиток с хмурым, недовольным выражением, словно ему был неприятен крепкий вкус кофе. Но на самом деле ему была неприятна картина, за которой он наблюдал. За окном, через дорогу, у соседского дома был припаркован огромный внедорожник. Около него стоял мужчина, который обнимал красивую девушку. Двое детишек весело прыгали около них, тыча в сторону машины пальчиками и радостно смеясь. Черный гигантский автомобиль блестел на солнце чистотой и новизной, словно сошел с рекламы из телевизора или еще недавно стоял в автосалоне. Хотя так оно и было.

Саша купил себе новую машину. И не просто машину, а дорогой внедорожник. Тачка выглядела даже круче, чем огромный Форд мэра города, на который местные мальчишки смотрели, восхищенно раскрыв рты. Это вызывало внутри Михаила злость и ненависть к соседу. Все у того было лучше: красавица жена, двое детей, теперь классная тачка, а улыбка на лице говорила о том, что он ощущает себя самым счастливым человеком на свете. А что было у Михаила? Мужчина оглянулся и окинул взглядом свою кухню: он даже не может позволить себе купить новую люстру, чтобы поменять ту, которая разбилась еще в прошлом году. Кругом была грязь и пыль, он даже вроде как увидел паутину, в углу, под потолком. В грязной раковине была куча немытой посуды, у покосившегося кухонного стола стояли пару пустых бутылок из-под водки. Царство мрака и безнадеги. Можно было снимать какой-нибудь фильм ужаса. Причем Миша с глубокими морщинами, с вытянутым сухим лицом и вечно угрюмым выражением лица и потухшим, злым взглядом, мог бы сыграть в этом фильме роль маньяка-убийцы.

В доме Саши, Михаил был уверен, царили чистота и порядок. Он видел, как его жена часто намывала окна. Примерно раз в месяц. Настя, прелестная жена Саши, всегда хорошо заботилась о своем муже, о детях, о садике, который они разбили у дома. Михаил хорошо это знал, так как он часто наблюдал за ними, это было одно из немногих его развлечений в скучном досуге. Он часто видел Настю в коротких шортиках и полупрозрачной блузке, когда она возилась с цветами во дворе, в жаркие летние дни. Он возбуждался от ее походки, от ее взгляда, от того, как она легонько откидывала волосы в сторону,  от ее милого личика. Проклятье! Он почти залпом допил кофе и не заметил, как оно обожгло его горло. А ведь когда-то с Сашей они были лучшими друзьями!

Он вспомнил, что когда они были мальчишками, их даже часто путали и незнакомые люди думали, что они братья. Они был похожи во всем: в повадках, в привычках, одинаково улыбались и носили похожие вещи. Они были одинаково смышлены и умны, и в школе обоим прочили большое будущее. Их дружба была крепка, и они сильно держались друг за друга.

А что теперь? У Саши счастливая семейная жизнь, хорошая работа, среди его друзей самые богатые и властные жители городка. А Михаил должен влачить жалкое существование со своей престарелой матерью, которая выжила из ума. Не было детей, он никогда не был женат, да что скрывать – девушки у него уже не было довольно давно. Почему судьба оказалось так не благосклонна именно к нему! Миша часто вспоминал детские годы, глядя в окно на Сашу. Воспоминания невольно лезли в голову, чтобы лишний раз показать, какими разными они стали. Они стали настолько разными, что Саша перестал здороваться с бывшим другом и замечать его. Он начал избегать Михаила.

Миша помнил тот день, когда они общались последний раз. И Саша это помнил, Михаил точно это знал. Потому что в редкие моменты, когда их взгляды пересекались случайно на улице, или в магазине, или когда Саша замечал, что мужчина наблюдает за ним в окно, Михаил видел в глазах бывшего друга страх, тот быстрее пытался исчезнуть, скрыться, неизменная улыбка исчезала с его довольного лица. Это немного радовало и забавляло Михаила. Он знал, что Саша его боится.

Михаил выдохнул, отвернулся от окна, и пошел из кухни в комнату. У него сильно болела спина, поэтому ему часто приходилось лежать на диване. Он снова вспомнил Сашу, тот выглядел здоровым, крепким, энергичным. Он участвовал в городских соревнованиях по бегу и Миша слышал, что зимой Саша пробегал марафоны на лыжах, на чемпионате Республики, и занимал призовые места

- Ничего – проскрипел Миша себе под нос. – Я всегда могу это исправить.

- Ты хочешь заправить мне постель? - писклявым голосом бросила мама из другой комнаты. – Но я же еще не ложусь спать.

Она хоть и выжила из ума, но слышала каждый шаг и каждое движение Михаила. Она следила за ним, он не мог расслабиться и на минуту. Это его тоже сильно нервировало. Мама проработала всю жизнь на швейной фабрике, но ему казалось, что она работала на секретные спецслужбы и оттуда у нее остались такой превосходный слух и пристальное внимание ко всем деталям.

- Спокойно! – огрызнулся Миша. – Еще день на дворе, смотри свой телевизор!

Отец Михаила умер от сердечного приступа, а мама навсегда теперь прикована к инвалидному креслу. Невольно он подумал о родителях Саши. Как же выглядели они? Снова нахлынула злость. Они были здоровы и широко улыбались, когда Миша замечал их в окно. Их белоснежные улыбки, довольные лица… Они выглядели бодрыми, энергичными. Они все словно сошли с картинки об идеальной жизни. Он так и представлял их на каком-нибудь календарике с подписью: «В новый год — в лучшую жизнь!». И они так же, как и Саша,  перестали здороваться с ним. Все в этом маленьком городишке отвернулись от него!

- Но ничего, я всем еще покажу, - грозно произнес он, сжимая кулаки.

- Что показывают? – тут же раздался голос матери.

- Ничего!

Боже! Как ему это все надоело!

Он посмотрел на мольберт, который стоял у противоположной стены. Мольберт стоял так, чтобы с дивана Миша мог смотреть на него, любоваться им, так как картина, которая стояла на нем, дарила ему надежду на то, что справедливость в этом мире все же есть. Он смотрел на картину и ухмылялся. Потом перевел взгляд на второй мольберт, который стоял рядом. Тот был накрыт темной тканью, скрывая то, что находилось на нем. Улыбка пропала с его губ, хотя там, под тканью, тоже была справедливость. Еще большая справедливость. Та справедливость, какой понимал ее Михаил. Да, может он и был, по мнению многих жителей городка, никчемным человеком и алкашом, но он умел очень хорошо рисовать.

Он не посещал школ для рисования, его никто этому не учил, у него был талант к рисованию. Талант от бога. Или точнее, как иногда думал он, от дьявола...

- Давай ты нарисуешь его?

Саши с Мишей сидели в «штабе», который был расположен на чердаке дома Миши. Саше дома устроили взбучку за плохую оценку в школе, поэтому он постарался быстрее ретироваться от родителей и прибежал к другу. Мише тоже досталось от отца за плохую отметку. Весь класс в тот день получили двойки по математике, даже отличница Лиля. Все ребята сошлись во мнении, что Сергей Владимирович, учитель математики, просто был не в духе, поэтому и поставил всем двойки.

- Кого? – Миша перестал увлеченно вырезать ножик из дерева и удивленно уставился на друга.

- Ну… Сергея Владимировича.

Легкий холодок побежал по спине, руки задрожали. Была теплая весна, но на чердаке стало внезапно холодно. Миша сидел и молча смотрел на друга.

- Ты же помнишь, как нарисовал цветок, - тихонько продолжил Саша, внимательно глядя в испуганное лицо друга. – И он завял. А пес дяди Андрея? Рекса ты тоже нарисовал, а потом…

Миша очень хорошо умел рисовать,  все его рисунки получались очень реалистичными. Правда свой талант он скрывал ото всех и не с кем им не делился. Об этом знал только Саша, и только Саша знал, что было с теми вещами, которые рисовал Миша. Цветок он нарисовал в шутку, и он не ожидал, что тот завянет. А вот пес дяди Андрея досаждал мальчишкам, так как часто возникал на дороге, когда ребята шли из школы домой. Злобная овчарка перегораживала им путь и громко рычала. Скаля пасть, собака внимательно следила за ними, пока они, прижимаясь к другой стороне дороги, проходили мимо. Они очень боялись Рекса, его огромных, острых клыков, с которых капали капельки слюны, словно для него мальчишки были вожделенным угощением. Однажды овчарка почти приблизилась к ним, они стояли и не смели пошевелиться. В тот день их страх стал слишком реален, и Миша решил изобразить Рекса на бумаге. Саша стоял рядом и следил за тем, как друг рисует. Когда рисунок был окончен, они молча разошлись по домам, каждый из них так и не уснул в ту ночь. На следующий день они почти не разговаривали, при встрече лишь поздоровались, сходили в школу, а потом, также молча, пошли домой. Рекс не перегородил им дорогу, пса больше они никогда не видели.

- Ты шутишь? – голос у Миши дрожал, но он пытался это скрыть. Ему стало холодно, очень холодно. От слов Саши, от мыслей, которые лезли в голову.

- Сергей Владимирович часто ставит нам двойки, когда у него нет настроения, ну или когда он ссорится с женой, по нему же видно, - осторожно пояснял Саша, стараясь убедить друга. – А мне потом достается от родителей за это и тебе тоже достается.

Миша хотел сглотнуть, но в горле пересохло. Одна только мысль взять в руке карандаш и изобразить в альбоме человека внушала страх… но разве Саша был не прав? Миша помнил, как лишился поездки на аттракционы за двойку в дневнике. А последняя контрольная работа? Миша два дня учил правила, но все равно Сергей Владимирович нашел к чему докопаться.

Мальчишки глядели друг на друга. Они не смеялись, не вели, как обычно, разговоры об игрушках и о фильмах, они молчали, их лица были серьезными. Они разом стали взрослее на много-много лет. Взгляд Саши был серьезным и решительным. Он точно не шутил и Миша это понимал.

- Давай, Миша, возьми карандаш, - Саша лукаво, исподлобья, глядел на друга. Он улыбнулся, но улыбка вышла хищная и злая. - Ты же знаешь, что это может решить нашу проблему.

Мальчишка достал альбом, потом дрожащей рукой взял карандаш и, слушая учащенное биение своего сердца, он начал рисовать...

С того дня они больше не общались. Саша испугался. Сергей Владимировича нашли дома мертвым. Когда к ним в класс пришел директор и сообщил о том, что учитель математики скончался, Саша с ужасом посмотрел на приятеля. Его лицо был бледно, он больше не был таким же решительным, как накануне вечером. Саша встал из-за парты, собрался и пошел домой. Он заболел и две недели не появлялся в школе. Все считали, что он очень болезненно воспринял смерть Сергея Владимировича, у которого диагностировали инсульт. Но Миша знал, что друг переживает по другому поводу. Ведь он был соучастником этого преступления, более того, именно он подтолкнул Мишу к этому.  Когда мальчишка вернулся в класс, когда их взгляды с Мишей пересеклись, Саша отвел глаза в сторону. Миша понял, что их дружбе пришел конец. Более того, Саша настроил большую часть класса против друга, словно пытаясь таким образом защититься и огородиться от Миши.

Мишу начали мучать по ночам кошмары. Ему снился класс, дети и учитель математики. Тот стоял спиной к нему и что-то чертил на доске. А когда он поворачивался, то мальчишка видел, что вместо лица у него был череп с пустыми глазницами, из которых наружу лезли тараканы. Огромные, жирные, они быстро выныривали из темноты глазниц и так же быстро скрывались в складках одежды мертвеца.

- Ну что, Миша, может, ты нарисуешь весь класс? – ухмылялся череп. Потом все дети начинали поворачиваться в сторону Миши, и вместо глаз у них также были пустые глазницы. Тараканы лезли из них, их становилось все больше и они начали бежать в сторону мальчишки. Миша просыпался в безумном страхе, чувствуя, как постельное белье намокало от холодного пота.

Ему пришлось жить с этим, вспоминая тот случай раз за разом. Он считал, что именно это сильно изменило его жизнь. Он стал убийцей. Стал им еще мальчишкой. Никто, конечно, об этом не знал, но от этого не становилось легче. Но разве не Саша виноват в этом? Разве не ему в голову пришла такая идея? И справедливо ли то, что Саша стал успешным человеком, а он нет! Где эта СПРАВЕДЛИВОСТЬ?

Миша смотрел на мольберт, чувствуя, как злость все больше и больше начинает переполнять его. На огромном белом полотне было изображено несколько человек: родители, жена, дети Саши, он сам. У них еще не было лиц, не хватало кое-каких частей тела, но рисовал Миша именно их семью. Некоторым фигурам оставалось нарисовать только лица. Миша улыбался. Какое удовольствие ему доставляло рисовать эту картину! В мельчайших деталях. Все то, что он видел в окно. Он смотрели на них, запоминая их черты, их повседневную одежду, чтобы потом перенести все это на полотно. Он хотел сделать идеальную картину. Идеальный портрет их семьи! Злость отступала, когда он садился за работу перед мольбертом. Вот она, его справедливость! Да, они счастливы, они улыбаются и смеются, но хорошо смеется тот, кто смеется последним. И он хорошо посмеется, когда дорисует этот «портрет семьи».

Он громко захохотал, почти спрыгнул с дивана и подошел к мольберту. Взял карандаши и начал рисовать глаза фигуркам, которые были меньше всего. Он часто рассуждал о том, как именно дорисовать картину. Нарисовать их всех? Или, например, сначала детей! Он представлял, с каким наслаждением будет смотреть в окно на то, с каким горем Саша и Настя будут убиваться по своим детишкам. Он хотел встретиться глазами с Сашей, он хотел, чтобы тот знал, кто виновник в гибели детей. Миша улыбнется ему и выпьет бокал пива. Это будет миг его триумфа.

Да, он был чудовище. Все эти мысли, все эти действия… Но разве не чудовищем его считают жители этого чертового городка? Невольно он перевел взгляд на второй мольберт. Хоть тот был и прикрыт, но от него веяло холодом, как тогда, на чердаке. Там тоже была картина и она тоже была не завершена, и он много раз хотел продолжить ее, но у него каждый раз тряслась рука, когда он за нее принимался. Он боялся. Боялся самого себя, ненавидел себя, как и каждый житель городка. Он думал: а что будет, если нарисовать, например, целый город? Или весь земной шар? Что случится тогда? Нарисовать Землю и приближающийся к ней астероид. Упадет ли он тогда на Землю?

Все злодеи и их планы по уничтожению человечества из голливудских фильмов были ничем, по сравнению с его идеями и мыслями. Он часто об этом думал. Да, эти мысли пугали, новсе равно его никто не любит и он никому не нужен, кроме своей сумасшедшей матери. Разве этот мир достоин того, чтобы существовать? Он выброшен из общества на помойку, как ненужный хлам. Его никто не замечает и все презирают. Если он не нужен этому мир, то и этот мир не нужен ему. Может быть, это звучит эгоистично, но кто еще, кроме него, может похвастаться такой силой?

«Это ужасная сила, - здравый рассудок еще сопротивлялся и иногда остужал его пыл. -  Мир не виноват в том, кем ты стал».

Тогда может Саша? Он снова повернулся к картине. Еще чуть-чуть и тот, кто помог стать ему чудовищем, исчезнет. И он будет отомщен.

- Миша, ты купил продукты?

Мама отвлекла его от тревожных мыслей, и он вспомнил, что еще не ходил в магазин.

Он не любил ходить в магазин, для него это было неприятным времяпрепровождением. Он встречал в городе много старых знакомых, и он неизменно видел в их лицах презрение к своей персоне. Они отворачивались от него, словно он был болен какой-то опасной болезнью. Его не брали на нормальную работу, общались всегда холодно, коротко и резко. Да, он много пил, выглядел намного старше своих лет, но никто же из них не знал, что он стал убийцей.

Идя по улице, кутаясь в пальто, он встречался с их взглядами: злыми и равнодушными. Разговоры замолкали, когда он проходил мимо шумных компаний, улыбки исчезали с их лиц. Иногда промелькала мысль, что они все знают, отчего он еще больше кутался в пальто. Но он знал, что такую репутацию создал ему Саша. Бывший друг боялся его, он хотел, чтобы все жители городка тоже избегали Михаила, тоже огородились от него. Может Саша хотел их всех обезопасить? Ведь если бы кто-нибудь еще узнал об этом «таланте», не захотел бы, например, не любящий муж избавиться от своей жены, или брат, чтобы не делить наследство с ненавистными родственниками, без шума избавиться от них? Они бы платили Миши деньги за портреты своих врагов. Но он же не настолько чудовище, чтобы убивать за деньги! Так или иначе, он стал изгоем в городке и все, по какой-то неизвестной причине, ненавидели его. Но он тоже ненавидел их! И он знал, что может легко все изменить. Эти мысли согревали его. Он даже ухмылялся в ответ на их каменные лица. Можно нарисовать весь городок! Вот будет потеха!

Он вспомнил о мольберте, который скрывала ткань. Действительно ли он способен на это? Разве он виноват, что у него такой дар? Разве он виноват, что должен жить с этой ужасной тайной? Все они виноваты, они! Если бы они приняли его таким ,какой он есть, то ему было бы намного легче, он не был бы таким злым. Он вздрогнул, так как мысленно рисовал картину городка, мольберт манил его.

В магазине было полно народу. Среди них было много бывших знакомых. Бывших! Он со злостью бросил консервы на кассовую ленту, туда же отправилась бутылка водки, хлеб и кое-что еще. Скудный продуктовый набор, который он мог себе позволить.

На кассе сидела светловолосая, пухлая женщина. Она о чем-то весело переговаривалась с покупателями, стоящими в очереди к кассе. Но стоило ей заметить Михаила, лицо ее стало серьезным. Он хорошо знал ее, и она его тоже знала. Это была мама бывшей девушки Миши. Снова это слово «бывшая». Все в этом городе, в этой жизни стало бывшим. Бывшие друзья, бывшие мечты. Когда-то он был близко знаком с дочерью этой кассиршы. Они даже провели вместе несколько ночей. Восхитительное было время. Но девушка бросила его. Она считала, что он очень угрюм, вечно задумчив, и с ним у нее не было будущего. Мама ее поддержала. Боже! Как бы он хотел измениться, но не мог! От постоянных мыслей об убитом учителе, от их отношения к себе он стал отщепенцем.

Продукты были уже в пакете. Кассирша бросила на него едва уловимый взгляд. Столько в нем было ненависти, будто он был в чем-то виноват.

- Вы все считаете меня каким-то другим! – не выдержал он и бросил и ей. Потом повернулся и зло посмотрел на лица других покупателей. – Но вы не лучше меня!

Он тяжело дышал, ноздри раздувались. Как его это бесило! Он стоит, кричит, а в ответ только равнодушные взгляды. Какая-то бабка поднесла руку ко рту, словно стесняясь что-то сказать. Они все смотрели на него и молчали. Наверное, они считали выше своего достоинства говорить с ним.

Вот кем он стал. Все они чувствуют, что его душа темна. Но как же Саша? Его душа была не лучше, но он сумел внушить всем этим людям любовь и симпатию к себе. Сейчас Миша, наконец, понял, что с Сашей они никогда не были похожи и были совершенно разными. То, что не пережил один, легко пережил другой. Саша тоже был чудовищем, но чудовищем лицемерным и лживым.

« Ты можешь все изменить. Ты можешь отнять их жизни».

- Смогли бы вы жить с тем, с чем живу я, - тихо произнес он и вышел из магазина.

Он вернулся домой, разложил продукты, накормил маму и вернулся в комнату. Миша сидел перед картиной. Сегодня он дорисовал Саше уши и нос. Теперь он сидел и наслаждался тем, что изобразил. Он и не помнил, сколько времени рисовал эту картину, день за днем, месяц за месяцем. Он уделял внимание каждой детали, каждой мелочи, поэтому не спешил. Да и куда ему было спешить?

- Миша, я собираюсь спать.

Мама позвала его из комнаты. Он хотел крикнуть что-то грубое в ответ, но удержался.

Тяжело поднялся и поплелся в ее комнату. Он заправил постель, помог маме добраться до кровати, уложил ее. Хотел уже уйти, но мама удержала его за руку. Он испуганно взглянул на нее. В ее глазах сейчас он не видел ставшего знакомым в последние годы безумия. Ее глаза прояснились - иногда, на короткое время, рассудок возвращался к ней.

- Я вижу, как ты страдаешь, - тихонько прошептала она ему. – Я вижу, как все они относятся к тебе и вижу, как ты одинок.

Его сердце заболело. Он чуть было не расплакался, но сжимая крепко зубы, справился с нахлынувшими чувствами. Он ощущал ее сухую ладонь, теплую и такую мягкую. Она стала похожа на ту маму, которую он знал когда-то давно.

- Но я всегда знала, что ты лучше их всех. Чтобы не случилось, никогда не делай тех вещей, которые заставят их укрепиться в своем мнении о тебе, – она улыбнулась. Он хотел было улыбнуться в ответ, но уже разучился улыбаться.

На следующее утро, он снова стоял с чашкой кофе у окна. Во дворе играли дети Саши. Мальчик и девочка, Дима и Света. Света убегала, громко смеясь, а Дима пытался ее догнать, поливая в разные стороны водой из маленькой желтой лейки. Какое-то время Миша наблюдал за ним, на лице появилось подобие ухмылки. Потом он увидел их на своей картине, вспомнил, что их портреты были почти завершены, ему стал страшно. И снова этот холод.

«Неужели ненависть настолько поглотила меня? Ведь дети не сделали мне ничего плохого!»

Захотелось развернуться, подойти к картине и разорвать ее. Но это чувство быстро остыло, так бывало уже не раз. Да, он знал, что дети ничего ему не сделали, но они были очень похожи на своих родителей. Стоило им заметить его на улице, как они отворачивались от него. Все дети в городке были как их родители. И скоро они все должны были вырасти и нацепить на себя так до боли знакомые ему маски презрения и равнодушия.

Днем он отправился в банк. Надо было взять в кредит небольшую сумму, чтобы починить крышу. Постоянного заработка он не имел, денег вечно не хватало, но Миша все же надеялся, что ему не откажут в маленькой ссуде.

Пока он сидел в очереди с талоном, ожидая, когда его вызовут, он рассматривал людей. Он всегда делал так, когда у него было время и кругом было много людей. Когда они его не замечали, они были совершенно обычными людьми. Ходили, разговаривали, смеялись. Когда они его не видели, он чувствовал себя частью этой толпы. Но стоило кому-то из них заметить его, бросить мимолетный взгляд, к нему возвращалось знакомое чувство изгоя.

На электронном табло загорелись цифры с его номером талона. Он поднялся, тяжело вздохнул и на не гнущихся ногах пошел к окошку, куда его вызвали. Разговоры с людьми ему всего давались очень тяжело.

Каково же было его удивление, когда в сотруднице банка он узнал Настю, жену Саши. Как только он ее увидел, то хотел тут же развернуться и уйти, но она его заметили раньше. Она улыбнулась ему. Улыбнулась не потому, что рада была его видеть, а потому, что таковы были правила банка. Он ощущал, насколько это была шаблонная улыбка. На секунду он замер, раздумывая, точно ли стоит идти к ней, но потом пошел дальше, ему нужны были эти деньги.

Краснея, нервно теребя в руках кепку, которую он неизменно носил на голове, он присел на самый край стульчика, не смея поднять на Настю свои испуганные глаза.

- Добрый день, - чересчур сухо и официально произнесла она. – Чем я могу вам помочь?

«Ничем! В этом городе никто не может мне помочь, так как всем наплевать на меня!»

Но разве банк — это этот город? Он очень надеялся, что люди, которые сидят в далеких офисах этого банка, очень отличны от здешних людей. Он хотел верить в это, он хотел дать людям шанс.

- Я хочу оформить кредит, - с трудом выдавил он.

- Да, конечно, давайте посмотрим, что мы можем вам предложить.

Но ее выражение лица говорило что-то на подобие: «тебе точно не дадут здесь ни одной копейки. Катись отсюда!»

Она начала быстро стучать по клавишам своими красивыми пальцами с дорогим маникюром. Миша был уверен, что маникюр дорогой, так как для такой прелестной девушки все должно быть самым лучшим и дорогим. Он снова почувствовал возбуждение. Стиснул зубы, пытаясь отвлечься

Следующие минуты были одними из самых ужасных в его жизни. Она расспрашивала его про все: где работал, где живет, что имеет в своей собственности. Есть ли дети, женат ли он. Он чувствовал себя словно на допросе. Может быть, ей было наплевать на то, что он отвечал, но ему казалось, что она в какой-то степени насмехается над ним. Ничего у него не было, и нигде толком он не работал. Неужели он все же настолько никчемный человек?

В кредите отказали. Настя произнесла несколько слов о том, что сожалеет, но он не видел в ее глазах ни капли сочувствия. Он был уверен, что внутри она ликовала.

Боже, как он был зол. Он почти бегом вернулся домой. Сел за мольберт и начал рисовать ей руки. Те самые, которыми она изящно стучала по клавиатуре.

Он отомстит им всем! Он может пойти еще дальше!

Он захотел дорисовать Настю прямо сейчас. Она будет первая в его длинном «списке отмщения». Он назовет его так. Они все будут трепетать перед ним, они все познают его злость! Этот мир слишком жесток, чтобы существовать!

Его рука с карандашом замерла, он посмотрел на второй мольберт. На глазах выступили слезы. «Список отмщения»… И сколько в нем будет имен, думал он. Одно, два, три… Или сотни?

«Неужели я способен на это? Нежели они это заслужили?»

Второй мольберт манил. Он снова посмотрел на портрет семьи Саши. Руки Насти он почти закончил. Осталось нарисовать ей глаза и все. Она больше никогда не будет возиться в своем садике, в соблазнительно коротких шортах и полупрозрачной блузке. А дальше что? Потом придет черед Саши или его детей?

Миша понял, что очень сильно устал. От этих ужасных мыслей, от портрета семьи Саши. Он хотел нарисовать весь городок! И что будет дальше? Как он будет жить? Смерть Сергея Владимировича до сих пор тревожила его душу, да так, что тот случай перемолол его жизнь.

Нет, он все же не чудовище, он это понимал. Он не такой, как Саша, он не такой, как все они.  И если должен кто-то уйти из этого мира, то это должен быть он. Он, наконец, решился сделать то, что задумывал давно. Он решился наэту СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Справедливо будет, решил он, если он сам уйдет из этого мира – где он никому не нужен, где кругом лживые друзья, которые предают.

Он пододвинулся ближе ко второму мольберту. Он стянул с него ткань и со страхом взглянул на картину, которая скрывалась там. Это был его собственный портрет. Он был почти закончен. Когда он взглянул на свой портрет сейчас, страх прошел. Теперь он точно понимал, что поступает правильно. Он не чудовище, не дьявол, но у него дьявольский талант и он не должен был позволить себе совершить еще одно преступление.

Осталось дорисовать только губы, понимал он, и портрет будет окончен. Он сел по удобней. Он решил нарисовать себе улыбку, самую счастливую улыбку, какую бы мог изобразить…