Блокада из первых уст

27 января 2014 года будет отмечаться День воинской славы России - 70-летие полного освобождения советскими войсками города Ленинграда от немецко-фашистской блокады. 
Блокада из первых уст

Ленинградцы. Блокадные дневники. Из фондов мемориального музея обороны и блокады Ленинграда». Составление, послесловие, комментарии, подбор фотографий – Муравьёва И.А. – СПб.: Издательская группа  « Лениздат», Команда «А», 2014. -  640 с (+ вклейки, 64 ч.). тир. 2000.
 
   В канул 70-летия полного освобождения Ленинграда от блокады вышла  замечательная книга  - блокадные дневники ленинградцев. Казалось бы, за истекшие семьдесят лет уже всё сказано, написано, рассекречено, опубликовано, сложились свои собственные мнения и оценки, но вот листаешь страницы, и слышишь живые голоса людей, отстоявших наш город в самые страшные для него времена. И нет сил захлопнуть книгу, – лишь удивляешься, почему эти дневники так долго шли к нам, ныне живущим, и тем, кто будет жить после нас. 
   Если коротко, то блокадные дневники ленинградцы понесли в возрожденный Музей обороны Ленинграда лишь в 1989 году, когда уже трещали цензурные барьеры и буйствовала гласность. Как пишет составитель книги - старший научный  сотрудник музея Ирина Муравьёва, «…с первых же дней в его фонды, наравне с другими экспонатами, ленинградцы начали приносить дневники и воспоминания блокадников и защитников города: рукописные и перепечатанные, фотокопии и ксерокопии… Эти дневники – бесценные документы эпохи. Они позволяют не просто полнее и подробнее узнать историю блокады, но практически стать ее свидетелем в настоящем времени».
    В очередной раз подтвердились истины: рукописи не горят; нет ничего тайного, что не стало бы явным. 
        В уникальную по составу книгу «не сгоревших рукописей» включены блокадные дневники семерых ленинградцев: мальчика-пожарного; главного инженера одной из ленинградских ГЭС, отвечавших за подачу электроэнергии в город; заведующего райздравотделом Кировского района; военного цензора; записывающего в свой дневник циркулирующие по городу слухи и фразы из писем; лектора политотдела одной из армий; дознавателя Военной Комендатуры Ленинградского гарнизона; преподавателя ремесленного училища при Адмиралтейском заводе, который ведёт дневник вместе со своим маленьким сыном. И воспоминания женщины, которой 22 июня 1941 года исполнилось тринадцать лет.
     Думаю, понятия «блокада» и «голод» навсегда останутся  для ленинградцев-петербуржцев  синонимами. После того, как в сентябре 1941 года прямой штурм Ленинграда не удался, Геббельс записал в своем дневнике: «Он должен быть уничтожен почти научно обоснованным методом». Так голод впервые стал оружием массового поражения, примененным против крупнейшего города Европы. Известно, что более  90% погибших в блокаду горожан, погибли от голода.  Поэтому не удивительно, что в блокадных дневниках проблемы голода, питания, быта, занимают едва ли не первое место.  И как записал в публикуемом дневнике Владимир Ге (правнук художника): «Ни один город за все время войны с немцами не насчитывает столько жертв, сколько насчитывает Ленинград. Но все же ни одна нога немца не вступила в его пределы в качестве завоевателя. Десять километров, отделявших немцев от Ленинграда, оказались длиннее сотен километров, пройденных немецкой армией за всё время войны». 
   «Держа в руках дневник, невольно задумываешься, хотел ли автор делать его достоянием гласности? Имеем ли мы право на публикацию? – пишет в предисловии составитель книги И. Муравьева. – Но скоро убеждаешься: автор хотел, чтобы дневник был прочитан. Более того, некоторые фразы, порой прямые обращения к будущему читателю, указывают на то, что и писались дневники для того, чтобы передать близким, детям, потомкам – нам – исключительный, ни с чем не сравнимый блокадный опыт».
   Так послушаем эти голоса из  прошлого.
  Из дневника Бориса Капралова, вчерашнего школьника, бойца комсомольского противопожарного полка, несостоявшегося курсанта Военно-морского политического училища;   два с половиной месяца блокадной жизни, последняя запись в общежитии для эвакуированных на ул. Салтыкова-Щедрина, 1 января 1942 года: «Впервые мы так встречали Новый год – даже не было крошки черного хлеба, и вместо того, чтобы веселиться вокруг ёлки, - мы спали, так как нечего было есть. Хлеба не добавили, продуктов в магазинах нет, сахару, конфет и жиров ёще за третью декаду не давали, Опять я едва таскаю ноги, дыхание спирает, и жизнь уже не мила. На улице все так же падают люди от голода. В столовой ничего, кроме жидкого плохого супа из дуранды нет. А этот суп хуже воды, но голод не тётка, и мы тратим талоны на такую бурду. В комнате только и слышно что о еде. Что с нами будет? Выживу ли я в этом аду?» Борис был вывезен через Ладогу на Большую землю и умер в железнодорожном эшелоне в феврале 1942 г.
   Из дневника К. В. Мосолова, преподавателя ремесленного училища №1 при Адмиралтейском заводе.
    « Тень зимы 1941-1942 года. Утром 5-го апреля шел на работу мимо энского госпиталя, где работает наш знакомый доктор Брискин. К госпиталю подъехала машина, и четыре женщины стали загружать ее умершими дистрофиками. Они были желтые и худые, как скелеты, и стучали костьми о дно машины.
   И мне захотелось, чтобы Гитлер перед судом полежал бы в штабеле мертвецов и немного понял, сколько несчастья он принес со своей сворой всему миру и нашему городу»
  18 апреля 1943г. Сегодня на работе горячий денек.  Только в здание нашего цеха попало 4 снаряда. Один разорвался рядом с мальчиком-электросварщиком – от него остались только клочья ватника, кровь и больше ничего.
   Один снаряд прошёл крышу, 2 потолка, изогнул в баранку двутавровую балку и, ударившись о пол мастерской, лёг между двумя строгальными станками – он не разорвался. Когда его трогал, он был еще горячий. 

Из дневника Израиля Назимова, в 1941 – 1942 гг. – заведующего райздравотделом Кировского района Ленинграда и зав. отделом внебольничной помощи Ленгорздравотдела.

18 января 1942 г. «С утра пошел в баню. Темно, холодно, но есть горячая вода. Сразу почувствовал облегчение. <…> был в больнице имени Володарского. Проверял работу, давал указания – отметил много недостатков. Продуктами питания трест столовых снабжает отвратительно.
 22 января 1942 г.  Когда кривая смертности начнет падать? Сегодня в больнице Володарского вновь 500 трупов. …Трупы, трупы и трупы. Сколько их? Тысячи? Очень, очень много!
  25 января 1942 г. Сегодня с утра был в больнице Володарского. Навестил отца, мать и Абрашу. Отец плох. Мать выглядит лучше. <…> Из больницы прошел в 245 ясли еще раз посмотреть состояние интернатной группы. Там меня угостили таким обедом, который сразу поднял мое настроение. Я ощутил сытость. А какое это удовольствие!
  26 января 1942 г.…Люди озверели. В одной семье нашего района 18-летний сын убил мать, двух сестер 28 и 16 лет, забрал продовольственные карточки и скрылся.
   29 января 1942 г.…В 132-х яслях меня накормили, как на убой. Ох, как это приятно! Зарядка на весь день. Вечером был в поликлинике. Основные вопросы – стационары.
   Транспорта в городе почти нет. Все доставляется на себе или на санках. Дрова для поликлиники возятся на санках.
  30 января 1942 г.  Дали ток. В комнате светло, работает радио.
 1 февраля 1942 г. С утра зашел в магазин и выкупил сахар 0,5 кило и 50 г масла (начал есть масло). После этого позавтракал. В 11 ч. утра открывал стационар для дистрофиков на 35 коек при фабрике «Красный водник». … Сколько слов благодарности было сказано всеми поступившими больными, которые этим мероприятием будут спасены от голодной смерти. Голодные, как звери, они набрасывались на достаточную по калорийности пищу, подбирая все крошки хлеба, они вылизывали тарелки, ложки и с жадностью глядели на тех, кто еще продолжал есть…
   Мама и Абраша поправляются. Сегодня угостил их <…>  шоколадом.
   10 февраля 1942 г. Идя на работу, около яслей наткнулся на труп женщины. Насильственная смерть. Пробит череп. …Где чувство сострадания к ближнему?
   14 февраля. Время 12 ч. ночи. Только что закончил разработку плана для санитарно-бытовых комиссий  домохозяйств. До этого хорошо помылся и выпил горячего чая. Чувство голода начинаю забывать. Питаюсь вполне удовлетворительно.
    Заходил домой. Мамы не застал. Встретил ее в магазине, в очереди за 125 г мяса. Устроил для нее ежедневно ; литра молока и 200 г каши. Нужно поддержать. Была у меня Груша. Дал ей справку на белый хлеб. Как она изменилась! Отекла.
16 февраля. Эвакуация населения идет полным ходом. В день отправляется по 5-6 эшелонов. Вот сейчас народ не удержишь! Все хотят выехать. Сколько криков, слез, угроз по адресу ведающих эвакуацией. Но всех не удовлетворишь.
9 марта 1942г.. На рынках уже несколько раз обнаруживали продажу человечьего мяса в вареном виде. Чаще его обменивают на хлеб.
   Вообще, продовольственный вопрос в Ленинграде несколько улучшился. Выдается мясо, крупа, масло и некоторые другие продукты, даже сухие овощи. Правда, все это далеко не в требуемом количестве, но уже можно себя поддерживать. Дальше наверняка будет лучше. На Невском сегодня был приятно поражен. Двигаются грузовые трамваи – вывозят сколотый лед и снег. 
   26 апреля 1942г. Стационары для дистрофиков с 1-го мая закрываем. Взамен их с 25 апреля организованы и уже открыты столовые усиленного питания. Всего в городе на таком усиленном питании будут одновременно находиться 100 000 человек. <…> Какое это большое политическое дело! 400 000 дистрофиков, пропущенные через эти столовые, должны будут прекратить и прекратят смертность в городе.
8 июля 1942 г.  … А сейчас я преступник, который скоро предстанет перед советским судом. За что? За то, что по указанию райисполкома мною были направлены в феврале 6 зав. отделами исполкома на питание в ясли, со сдачей ими своих продовольственных карточек <…> …и меня привлекли к ответственности по 109 статье – использование служебного положения в личных целях.<…> Мне приписали смертность детей в этих 197-х яслях, ибо я объедал детей, хотя ни в какой степени дети от моего питания не страдали и получали свою норму полностью. За четыре месяца было всего 6 смертей от дистрофии <…> Я не признал себя виновным ни в одном обвинении, мне предъявленном.
15 июля 1942. В Новосибирск на днях выезжает доктор Левит, пошлю с ним приличную посылку, письмо, деньги. Эх, как хочется повидать своих родных!
 18 октября 1942 г.. …с ленинградским эшелоном отправил в Карачи посылку. Послал материал на пальто и немного байки. Сегодня перевожу 400 руб., написал письмо. <…> Опять здорово похудел. Кормить стали хуже. (Комментарий составителя: это результат перехода с ясельной кухни на обычную столовую.)
2 января 1943. Встречали Новый год у М.Д. Быковской. Компания состояла из Ягдфельд со своим благоприобретенным мужем Выдревичем, его сестры, М.Д. с дочерью и матерью, одного рабочего Кировского завода с женой, меня и Абраши. Закуски состояли из селедки, кетовой икры, шпика, соленой капусты и огурцов и капустных пирожков. Выпивкой служило полученное по литру пиво, и немного достали водки. Погуляли до 3-х часов и легли спать. Я с Абрашей остался у М.Д.  На следующий день она накормила нас сытным завтраком и обедом. К вечеру мы уехали. По вечерам отчаянная тоска. Ходить никуда нет желания. Лишь одно удовлетворение – в комнате тепло и светло. …Абраша разжирел. Неряшлив, малоорганизован.
  С квартирой устроил неплохо. Поселил в нее работницу 197-х яслей. Она охраняет и отапливает. Дальше же будет видно. Может быть, получу жилплощадь в центре города. В Кировский район не тянет.
23 января 1943 г. …город значительно отличается от зимы 1941-42 гг. Сравнительно чисто, снег убирается, ходят трамвай, работают театры, кино, бесперебойно работают радио, телефон. В квартирах тепло – действует водопровод, канализация. Большинство прилично одеваются, вид здоровый. Дистрофиков несравненно меньше. Цинготных – тем более.
 23 мая 1943 г. …Мне приписывают экономическую контрреволюцию. Во всем этом нет ни атома истины. Я преследовал своими действиями одну только цель – сохранить имущество, сохранить продукты. Ведь наступит время, кончится война, начнут восстанавливаться в районе учреждения -  и все это понадобится. С трудом удалось собирать имущество. Люди болели, умирали, транспорта не было, но то, что можно было, все же спасли. <…>
  Вот уже две недели, как я не могу работать. Не сплю, живу только одним, что вот-вот вызовут в прокуратуру…»
   По сути, этим дневник и заканчивается. В 1949 году И. В. Назимов был уволен из Горздравотдела и уехал в эстонский городок Кохтла-Ярви, а затем в Уфу, продолжая работать по медицинской линии.
    Из записок Софьи Неклюдовой, во время блокады какое-то время работала цензором; в дневничок она записывает слухи, байки, строки из просмотренных писем.
  «Мы живем уже не так, как в прошлом году. Я уже сижу на стуле без подушки и ношу бюстгальтер».
   «Самая большая в мире библиотека, наверное, те миллионы книг, которые сгорели в ленинградских буржуйках».
   «Зоинька, моя милая, как я тебя увижу, и когда попаду на фронт, пощады не будет им от меня. Буду бить, пока мои глаза видят врага, пока мои руки держат винтовку, буду бить за наше щастье, за нашу любовь».
   «От всей души искренне целую и крепко обнимаю твое нежное тело своими боевыми флотскими руками».
   «Соседка моя, старуха, всегда ждала меня у двери с топором, с целью отнять карточки от голода. Но я была сильнее ее, и всегда отнимала у нее его».
   «Да, ко всему привыкаешь, и при звуке выстрелов и разрывов снарядов не вздрагиваешь, а вот в столовой уронили на каменный пол поднос, так половина обедающих соскочила со стульев…»
   «…у нас 17 авг. прошел жутко. Игорек ранен осколком, поврежден нерв, и вообще ноги раздроблены. К нам в дом попал снаряд. Сашенька, я прошу тебя, привези, когда поедешь в город, букет цветов (из оранжереи), сколько бы он ни стоил…(Июль 1943 г.)
   Объем статьи не позволяет цитировать  остальных авторов дневников; скажу лишь, что в этой книге собран бесценный материал и для поколений, которые знают о блокаде только понаслышке, и для исследователей блокады. Книга снабжена отличным справочным аппаратом и уникальными фотографиями. Надеюсь, что публикации дневников из фондов Мемориального музея обороны и блокады Ленинграда продолжатся.
 
                Дмитрий Каралис, город-герой Ленинград – Санкт-Петербург
16 января 2014г.