Рыбный день

Недавно в Галине что-то определённо поломалось. Ощутила это Галя так, словно в месте, где она обитала, внезапно приглушили свет и солнечный день превратился в сумерки. К тому же стало холодно. Причём холод шёл откуда-то изнутри. Словно где-то посреди Галины образовалась дыра, и возник вакуум, поглотивший всё её тепло, радость и жизненную силу. И теперь Галина будто всё время падала, сползала куда-то, втягиваемая этой чёрной воронкой в её бездонную глубину. И, изо всех сил сопротивляясь этому сползанию, цеплялась за окружающий мир.
Сама виновата, - отчаянно думала Галина, - надо срочно что-то делать, разбираться со всем этим немедленно… ну что же это такое… почему?
Вообще-то Галя и до того всегда и во всём искала причины. Всё в ней и вокруг неё должно было быть разъяснено и иметь чёткие ответы на вопросы "почему", "зачем" и "кто виноват". К чести Галины надо сказать, что обычно она начинала с того, что искала причины в себе.  Профессия её к поискам располагала. Работала Галина Михайловна следователем, и о внутреннем отношении лица к содеянному, причинно-следственных связях, формах и видах вины знала всё. Ну, или почти всё. 
Вкратце её поисковая система выглядела так.
Если на голову потерпевшего из окна квартиры падал цветочный горшок, ну или другой предмет, причинивший при падении с пятого этажа повреждения несчастному, Галина незамедлительно устанавливала, чем руководствовался жилец этой самой злосчастной квартиры. И если получалось, что он намеренно хотел уронить этот предмет на голову соседа, который, предположим, нахамил ему вчера на стоянке, то тут, безусловно, Галина усматривала прямой умысел. Если не хотел, но сознательно допускал, что такое падение возможно - тогда тоже умысел, но уже косвенный. Если не хотел и даже предположить не мог, хотя, руководствуясь здравым смыслом,  мог и должен был догадаться об этом, ставя неустойчивый предмет на край открытого окна, – значит, на лицо преступная неосторожность. Ну и уж только в том случае, когда ситуация была совсем из ряда вон – то есть не хотел, не мог и даже не должен был догадываться (предположим к падению приложил лапы кот подозреваемого) - тогда уж только вины не предполагалось. Это был случай. Или казус, как красиво называли такую ситуацию в учебнике по юриспруденции. Потому как котов к уголовной ответственности привлекать, пока ещё, не научились.
В отношении же всего происходящего с ней лично, Галина казусов не допускала. Поэтому в своём состоянии сразу же усмотрела гормональный сбой (а то и чего похуже) и обвинила себя в том, что давно не делала своё обязательное плановое ТО. Так она называла ежегодный медосмотр.
Однако, выложив немаленькую сумму за всякие развёрнутые анализы и посетив дюжину специалистов, Галина не только не приобрела ясности в понимании причин поломки, но и окончательно запуталась. Все показатели были в пределах возрастной нормы и даже немного лучше … а свет ни внутри, ни снаружи по-прежнему не включался. Получалось, что тело Галины работало исправно. А ничего другого у неё по собственной мировоззренческой концепции и жизненной философии не предполагалось.
Стало быть, решила она, надо искать "кота". Первым на роль предполагаемого кота был назначен муж. Муж у Галины Михайловны был давний и многократно проверенный.  Их союз уже пару десятилетий походил на хорошо отлаженный тандем, в котором, равномерно распределяя нагрузку, крутили педали два человека, объединённые общим делом удержания равновесия на пути к общей, выработанной в процессе взаимодействия цели. Цели в ходе этой поездки, безусловно, менялись, но в результате кратковременных, хотя и довольно кровопролитных боёв, неизменно вырабатывались. И, зализав раны и сверив ожидания, супруги отправлялись в дальнейшее совместное путешествие. Потому, осмыслив вкратце ситуацию с мужем, Галина решила, что он тут, похоже, всё-таки, не причём.
Не причём, похоже, были и дети. Дети, конечно, были у Галины Михайловны, как и у всех. Со своими подростковыми и потом уже послеподростковыми проблемами и сложностями. Но, все эти сложности и проблемы были скорее закономерными и "правильными". Даже обязательными, как виделось ей, для процесса полноценного становления самостоятельных личностей. Они  мужали и росли без "заносов" и "забегов в ширину", как выражалась её подруга Ирка. А уж как могут выглядеть эти самые "забеги" и "заносы" Галина знала как никто другой. Ей по работе частенько встречались такие подростки. Они и были её основным контингентом. Со своими же, к радости Галины Михайловны, серьёзных проблем не наблюдалось. Они, успешно перевалив за рубеж полового созревания, вышли на свои, в общем-то нормальные, дороги по которым и шли уже пару лет как, поддерживая с ней ровные и довольно дружеские отношения. Как с равной. Она выработала к ним такое же отношение и старалась особенно не влезать в их жизнь. Уважала их желания, предпочитала не мешать и советы советовать исключительно по запросу. 
В общем дело, судя по всему, было не в семье.
Оставалась работа. Но тут совсем уж ничего не находилось, и Галина Михайловна стала подумывать, что похоже это о том, что "сложно искать чёрную кошку в тёмной комнате, особенно если её там нет". На работе всё было обычно. Дело своё она знала, давно научилась и привыкла лавировать среди рифов своей профессиональной деятельности и, не наступая себе на горло, просто делать свою работу. Брала что по силам, в интригах не участвовала, с коллегами доброжелательно дистанцировалась. В конфронтации и конфликты без нужды не вступала, но, в результате случившихся, приобрела репутацию серьёзного противника, с которым лучше не связываться. В общем, за двадцать с лишним лет работы сумела преодолеть и первоначальную неприязнь коллег и излишние попытки "дружить".
Для дружбы у Галины была Ирка. Подруга боевого Галиного детства, прошедшего во дворах Молдаванки в далёких девяностых. Ирка помнила Галину ещё в то время, когда она не была Михайловной, знала её как облупленную и потому предоставляла Гале редкую роскошь быть собой. К ней Галина и отправилась, исчерпав безуспешные попытки найти виноватых в своей беде.
Ирка стояла у плиты в видавшем виды фартуке и жарила рыбу.
- Быстро закрывай дверь, – заорала она, увидев входящую подругу, – коты набегут.
Ирка была сумасшедшей кошатницей, и котов у неё было штук пять. При этом всех их она держала в ежовых рукавицах, равномерно и справедливо распределяя между ними и своим семейством продуктовый паёк. Никто не должен был быть обделён. И, надо отметить, что, несмотря на скромный Иркин достаток, благодаря введённой ею железной дисциплине и природной рачительности, всем доставалось. И мужу, и дочери, и котам. Никто не жаловался. А сегодня вот досталось и Галине, которая, по правде говоря, рыбу из-за костлявости не любила.
И теперь Галя сидела за накрытым клеёнчатой скатертью столом, ела очищенную Иркой от костей рыбу и слушала её монолог.
- Галя, - вещала подруга, - остановись. Хорош бежать. Что ты заладила своё "надо что-то делать". С чего ты это взяла? Иногда только и надо, что ничего не делать. Слышишь, ни-че-го. Просто остановиться, опустить руки и, перестав сопротивляться, позволить себе опуститься на дно. И там, в этой нижней точке замереть. Принять тот факт, что ты уже здесь, и что все уже так. И что это "здесь" и "так" сформировано, предопределено и придумано точно не тобой. Не тобой, Галя, хотя тебе и сложно это представить. Не тобой, а некой иной и, заметь, не подвластной тебе силой. И всё, на что ты лично можешь повлиять, так это лишь на то, сможешь ли ты и захочешь ли ты отыскать внутри себя хотя бы искру, крупицу, каплю этой самой силы.
Потому что, пока ты барахтаешься в этих своих "зачем", и "почему", и "кто виноват" у тебя не остаётся на этот поиск ни времени, ни сил. Потому, что твое внимание всё время обращено наружу, вовне, сконцентрировано на внешних раздражителях – людях, ситуациях, обстоятельствах.
И лишь твоё тёмное и беззвучное дно, как камера сенсорной депривации, заставит тебя понять, что и кто есть ты. Вынудит тебя обратить внимание вовнутрь. Понять, что ты, Галя, - это не только голова, руки, ноги и, пусть даже очень не дурственная, грудь. Ты - это что-то ещё. Что-то большее. И та самая чёрная дыра в тебе – тоже ты.
Так что падай, моя девочка. Просто тони. А когда достигнешь дна - расслабься. Это будет не сложно. Потому, что только там – на этом дне, ты сможешь ощутить твёрдую опору и перестать бояться утонуть. Потому, что тонуть там будет уже некуда.
И тогда там, в полной темноте, придавленная и обездвиженная тоннами воды, ощутив своё бессилие, ты обратишься к этой силе, могучей силе, живущей вне тебя, к свету, который утратила. И почувствуешь, как твоя пустота постепенно начнёт заполняться. Тем, чего тебе не хватает. Тем, чего ты так сильно хочешь. Светом и теплом, радостью и любовью – могучей силой, приведшей тебя в эту точку.
Потому, что природа, как ты знаешь, не терпит пустоты. И это не я, это ещё Аристотель, по-моему, говорил. А я тебе, просто, повторю, чтобы всё было как ты любишь. Чтобы ответить тебе на твоё "почему".
Так что пробуй.
И научись уже, наконец, есть рыбу. Куда ты всё время бежишь? Что ты глотаешь всё не жуя. Есть надо медленно и вдумчиво, чтоб костями не давиться. Впрочем, как и жить. Так же. Будто рыбу жуёшь. Потому, что, быть может, для кого-то жизнь и малина – проглотил и молодец. Вкусно, сладко и без проблем. А для тебя, Галка, жизнь – рыба. Запомни и учись жевать внимательно. И вкус прочувствуешь, и поперёк горла не станет. Глядишь ещё и понравится.
И Ваське, вон, кусочек дай, видишь, как смотрит.

Наталия Побоженская