Ей так и осталось семнадцать

Нам с тобой, всегда по семнадцать, и не важно сколько минуло лет
Мы в голос вместе кричали, одинаково громко, от обиды и бед

Нет- нет. Никто виноватым не был, мы выросли как первоцвет,
И что же? По степени важности, вместе несли за поступки ответ.

Твоя, персональная сила тяжести…
Была гораздо слабей притяжения тела.
Небо в ответ дарило сладости, и звёзды вплетало в рифмы, и светлые детские радости.
Ты никогда ни о чем не жалела. Летела. Сквозь заметающий космос снег.

Ты пела. И что удивительно, патологически не взрослела.

Мы не хранили воспоминания, покрытые пылью на полках,
в шкафах, в перевязанных лентой шкатулках,
Сжигали ежедневные радости, горести, в сердцах, и в чёлках,
что красили в жёлто-зелёно-фиолетово-рыжий цвет.

Мы в дождь выбегали с бубном, дразня, зазывая богов стихами,
Ветер гулял по проулкам …И фонари оживляли
тени, что спали в камнях

Тогда, ты устала. Спряталась в мягкий и тёплый кокон. Сидела с тарелкой вишен под клетчатым пледом и тихо шептала: «Так грустно! Так тихо».


И вечно звучащие, нежные дымные ноты, не стройные резкие рифмы, всё стихло,
и тенью сползли в мостовую.
Ты не знала границ, не верила в квоты, и лишь в бесконечность тёмных глубин.
Ты плакала. Правда не долго.

А после пила из чашки холодный кофе, неделями пряталась в офе.
Вскипала, взрывалась как тысяча тротиловых шашек, а после, продала, нет, подарила ключи от Рая
И, сотни раз, умирая, смеялась, как сто неземных колокольцев - оглушительно-звонко.
такая девчонка.

А после. А после на его засыпая плече, в мягком свете тускнеющих, в беспорядке разбросанных по шёлковым простыням звёзд. Я узнала тебя.
Ты вернулась. И снова всё понеслось… Танцы, бубны, стихи и сказки…
Впрочем,

В 17 еще никто не живёт всерьёз…