Вы не так поняли

 
  Тонькины  истории
 

 Возвращаемся  мы  с  Николай  Иванычем  с  работы,   вместе   до метро  шагаем.

 Ты его знаешь,  он у нас в цеху на фасовке.  Одинокий.  И весь  такой  косолапый, отрешенный… Душа за него плачет. А чем поможешь?   Ничем.  Предложить даже нечего.  Как он сам с собой    управляется,  ума  не приложу.  Но живут  ведь  люди, и он живет.  Без драм и романтизма,   понимаешь?  Трезвенник он.   Все про себя знает,  но не поникший,   жалости не ищет.   И ни на что  не надеется.  Такой  вот  как есть.  И что?   А всё.  Другого-то не дано.

      Следуем  мы  к метро,  не спеша.  А  по правой  стороне у нас  фабрика-кухня.   Помнишь? Ой,  до чего приятная!   Столовая,  а в ней  кулинария.    Всего  полно,  и все  свежее.   И девчонки не хамят, ни одна.  А  чего  им?  Сыты  всегда,  незагнанные.   Я их  даже  по  именам  помню.

    Пробежали мы  мимо,  а Николай Иваныч  и говорит:

   - Тонь,   а  давай  зайдем  в кулинарию-то,   купим что-нибудь  на ужин.  У меня дома нет  ни шиша.   Как   на фирме  «шароум  пакати».    И  сграссировал   так натурально,  что я  застыла. Дурачок  как  бы,  но вылитый  француз.   Только  что не пьет.

    -  Конечно,  пойдем,  -   говорю, -  у них все вкусное и девки  не злые.

      Заходим.  А на нас  как  пахнёт!  Что ты!  Мы с работы, голодные.  Николай Иваныч  аж закашлялся  и  слюни  распустил.  Инстинкт  такой  значит,  прямо по  Павлову.

    -  Слушай,  Тонь,  -  говорит, -  а  давай  я здесь  и  поужинаю.  Чего  до  дома-то  терпеть?

    -  Верно,  Колян.   Приземлись прямо тут.  Обстановка располагает.   А я  себе рыбки  возьму   - и домой,   семью  потчевать.

    Пробиваю   за рыбку,  а он уже  к раздаче  подлетел,   там  шумит.

    - Девушка,  у вас  мозги есть?

    Танька,  что  с половником  неразлучная,  поглядела  на  него  и затихла.

    А  он  свое,  верещит   как   канарейка.

    - Девушка,  скажите,   у вас  мозги  есть?

    Танька дальше молчит,  потом  выдавила:

    -  А   что  не так?

    -  Да  все  так.  Мозги,  спрашиваю,  есть  у  вас?   Неужели  трудно  ответить?

     Я  со  стороны  смотрю  и никак  в толк  не возьму,  чего  это  они  накаляются?

    И тут до меня  дошло.  Я  давай ему  телепатировать:  думай,   Колян,  думай,  не так спросил, наивный.  Внушаю  прямо от кассы.   Он враз  и осекся.

    -  Девушка,  -  муркает,  -  миленькая,   я хотел  сказать…  вы не так меня  поняли.  Мне  две порции мозгов  с гречкой…  Есть у  вас?   И черной редьки  со сметаной.

    Гляжу, Татьяна  успокоилась,   улыбается.  Скромная  она.

   -  Так бы  и говорили.  А то уж  я  заподозрила,  что   вы  меня  дурой   обозвать  хотите,  все вам ни так ни эдак.

    Положила  она  две  порции  мозгов  в глубокую  тарелку,  а редьку  эту,  - тьфу!  не люблю я ее, -  на блюдечке ему  подала.  Смирные они  там,  в кулинарии  этой.  А народ-то   везде  разный.



                *******



    Выходим  мы  с  Галей  из  церкви  после  исповеди   -   пригожие     такие, облегченные.  Душа парит  и  вся  нараспашку.   Галька  свой платок   раз   -   и  в пакет.  А мой на  мне.  И разлучаться  с ним   неохота.  Так и  бредем,  как  младенцы  невинные,  вразвалочку.  Глазки  ясные,   но  не любопытные.

   А  идти  нам  -  сама знаешь  где.  Через  рынок  этот  стихийный.  По  обе  стороны  грузовики  с овощами.

    Я  Гальке намекнула,  хорошо бы нам  крюк  сделать,  обойти это  место нечистое,  да  у  нее  ноги  разгуделись.   «Не  пойду!», - говорит.  Два часа  на  службе,  да час  в  очереди, чтобы  грехи  рассказать.   Грехов  у  людей  много,  и  народу  в  субботу  тьма.

    Получается,  что  путь нам  один  -  промеж   грузовиков  с картошкой.

    Что  делать?   Идем.    И  все  бы  ничего,  да темнеет  прямо  на глазах.  Галька-то  бойкая,  ты знаешь.  Идет,  каблучками  стучит   как   на  параде.   А  впереди,  близко  совсем,  слышен  отчетливо   мат-перемат.   И голоса  мужичьи,  пьяные,  сиплые.

    Я  в  Гальку  вцепилась,  свернуть  уже  некуда,  и  говорю  ей:   - Давай  пробежим   это место поганое .     А она  свое гнет:   - Спокойно, Тоня,  не  суетись .  И ничего  себе  не  придумывай.  Все  зло  в нас  самих.   «Ох,   мудра»,  -  думаю.  Но  Гальке  верю.

    Приближаемся  к той  самой  точке,   откуда  ругань   слышна.  А мат-то   и  затих.   Слава тебе,  Боже!...  Не  тут-то  было.  Это  они  нас  заприметили и  нарочно  попритихли.  Прикидываются.  Подходим ближе.  Из машины  той  башка  свесилась,  тяжелая,  нечесаная,  и гудит  -   я это  нутром  чувствую.    Хотя  стараюсь  туда  не  смотреть.  Стряхнула  эта голова  челку  со  лба  и выдала:   

  - Эй, девки, а  вы  это…куда?
 
  - Домой!,   -   Галька   резко  ей так,   будто   выстрелила.

  -  А вы случайно не из  колхоза  «40 лет  без  урожая»?

   У меня сердце  зашлось.   – Бежим!-   шепчу.     А  Галька....  Вредина,  актриса!  Вспомнила  про  свой  отдельный  кабинет  и  вперед  выступила.

    -  Да, - гремит,  - прямо  оттуда.  Именно.  Но сегодня  мы  принесли  плоды!

    -  Какие такие  плоды?,   -    у башки,  смотрю,  глаза  проясняются.  А я все боюсь,  что  ее,  его  то есть,   вот-вот   затошнит.

    -  Плоды покаяния.  Вот  какие.   А  ты  что  подумал?

   -  А чего  я?...  Я   подумать  еще  не  успел,  а  вы  меня   уже  не  так  поняли.

    -  Ну  вот  и  слава  Богу!,  -  опять  она  со свом   надрывом.

  -   Да-а……  Так   точно.  Слава Богу  за все!   -    и голова  эта вроде  как всхлипнула.  -  Идите, - говорит, -  матушки,   с  Богом.   Игорюша   я…..  За меня  хоть  бы  кто   помолился.

    Тут  уже  я  осмелела.

    -  Ладно,   -  кричу,   -    помолимся,   а  ты,  Игорюнчик,   больше  не   пей,  а то  в овощ  превратишься  и  сгинешь  без  покаяния!

     Только я это произнесла,  у  Гальки  в   мозгу  что-то  сдвинулось.
 
  -  Бежим,  -   говорит.    И мы  побежали.

    Промчались  сквозь это узилище  на  одном  дыхании.     Чуть отдышались,    она  опять за  свое.

    -  Ну,  и чего   ты  испугалась?  Бояться  надо  знаешь  кого?

    -  Бесов,  -   шепчу.

    -  Да  не бесов,   а Бога  одного.  Бесы  сами  веруют  и  трепещут.   Ты   Послания апостолов  читаешь?

    -  Нет,  - говорю,  -   руки  не  доходят.

    -  Тогда  в  храме  слушай.  А  то  стоишь как  дерево .   Глаза  в  потолок,   руки  по  швам,  толку ноль.

    -  Ой,  Галь,  не  осуждай,  не  надо  так…  Опять нагрешим,  а  на  исповедь  попадем  когда?  Ты знаешь?

    - Ничего  я не знаю.   Давай  помолчим,   -  сама  предложила.
 
       Так  мы с ней   в  тишине  и  дошли.