1
Думаю, вся эта история началась той холодной зимой, когда мне исполнилось семь лет. Три раза в неделю я ходил в художественную школу и неплохо рисовал для своего возраста. Но самое интересное и устрашающее происходило не в стенах учебного заведения, а на узких улочках города. Во время прогулок со своей скромной матерью, я часто видел странных людей, которых не видела она. Черные сгустки разрушительной энергии и полной неадекватности расхаживали по тротуару, дышали тем же воздухом, что и я, и вытворяли странные вещи: разбрасывали мусор, выкрикивали на всю улицу непристойные выражения и устраивали погромы магазинов, которые радовали покупателей своим качественным товаром, наверное, лет пятнадцать подряд. Их глаза наполнялись свирепой яростью, они горели адским пламенем, а рот искажался в ужасной гримасе каждый раз, когда работа завершалась успешно. Эти несвязанные между собой действия вызывали в моем маленьком и неустойчивом сознании страх и непонимание. Но когда я задавал маме вопрос, зачем люди творят безумства посреди дня, она лишь смотрела по сторонам с непонимающим видом и отвечала: “Какие люди, душенька? Куда ты смотришь?” Пытаясь поймать взглядом призрака, она оставалась ни с чем, но продолжала искать эту разрушительную силу, которая пугала ее сына. После безрезультатных попыток она лишь говорила: “Идем, милый. Папа нас ждет дома” и уводила меня в нашу маленькую квартирку.
Тогда я пришел к выводу, что это могло оказаться странной, злой и необычной игрой разума. Каждый раз, когда мысли врывались в голову, разрушая все стены на своем пути, я лишь отмахивался от них, выставляя их обратно за дверь черепной коробки со словами: «Всего лишь показалось» Чтобы не держать в сознании эти странные видения и легче переживать призрачные происшествия, я переносил образы людей и очертания катастроф на лист белой бумаги.
Высокий, худощавый человек с обезображенным лицом стоял около разбитой витрины, держа в руках бейсбольную потрепанную биту. Из-за разбитых стекол выглядывали языки пламени, магазин рушился и складывался на части, а люди вокруг будто бы ничего не замечали. Они проходили мимо, не обращая внимания на происходящее. Равнодушие и нежелание видеть проблему поселились в их душах. Легкая походка, расслабленный и безмятежный взгляд. Если они этого не видят, значит – это не их проблема.
Время летело с непреодолимой скоростью, проходили сотни дней, месяцы, а количество рисунков увеличивалось с каждым днем. Для хранения этой странной коллекции я взял у отца красную папку для документов. Из тонкого пластмассового материала она превратилась в подобие книги в триста страниц. Первая работа, где у худощавого владельца биты горели глаза, удивила моих родителей. Но самая последняя на тот момент, на которой женщина бьется головой о стену, их очень сильно напрягла. Конечно, ведь ее черепная коробка валялась у ног, а мозг стекал тонкой и вязкой струйкой. Страх ворвался в их сознание и стремительно развивался без каких-либо препятствий. Позже к нему присоединились легкая паранойя и гиперопека.
Через год после первого видения и спустя триста десятый рисунок, папа посадил меня в машину и увез в неизвестном направлении. Во время дороги он не проронил ни слова, а радио отвечало ему гробовой тишиной и только усугубляло обстановку. Я смотрел на постоянно меняющиеся голые деревья в окне и надеялся на то, что меня везут в магазин игрушек. Но никаких приятных покупок не последовало - лишь странное большое здание белого цвета и скромная парковка, где стояли лишь три машины, включая нашу.
Папа первым покинул серебристый форд двухтысячного года. Он открыл заднюю дверь и ждал, пока я вылезу. В детстве это давалось мне с трудом. Когда мои ноги оказались на асфальте, я посмотрел на его лицо: взгляд неуверенно расплывался и беспокойно блуждал в пространстве, будто бы ища ответ или спасение. Спустя лишь пару секунд взгляд прояснился, а его губы изобразили что-то отдаленно напоминающее улыбку. Это что-то появлялось каждый раз, когда происходило событие, пугающее и меня и его. Отец понимал, что без его уверенной фигуры и поддержки я останусь один в этом холодном и жестоком мире, без проверенного проводника и защитника, поэтому он изо всех сил старался выглядеть тем, на кого всегда можно положиться.
Мы подошли к зданию, где я разглядел большие золотистые буквы, ровно висящие на фасаде перед входом. Из большого количества мне удалось запомнить лишь восемь из них: «БОЛЬНИЦА». Это насторожило: голова не болела, живот тоже, а кариес не поглощал мои девственные молочные зубы. Врачи, странный запах, белые халаты и плакаты, подробно демонстрирующие последствия курения для организм, никогда не пугали меня, но в тот момент в голове моросящие капли страха быстро превращались в проливные и нескончаемые дожди. Ноги сами сгибались в коленях, а моя маленькая ручка пряталась и искала помощь в большой руке отца.
После долгого скитания в поисках кабинета через бесконечно длинные коридоры с белыми стенами, мы оказались на четвертом этаже больницы. Изображения на плакатах копировали те, что висели в больнице, находившейся недалеко от нашего дома. Может, их производят в больших масштабах специально для больниц и рассылают огромных картонных коробках, чтобы избежать их дальнейшей деформации при перевозке? Даже в двадцать лет у меня нет ответа на этот вопрос…
В коридоре стоял небольшой, но удобный на вид диван черного цвета, а рядом с ним – невысокий журнальный столик с кипой листовок и брошюр. Хаотичность расположения очень сильно раздражала меня - руки сами тянулись к бумажкам, чтобы разложить их по аккуратным стопкам. Размер, цвет, тема – я сортировал так все вещи, которые попадали под мое распоряжение, пускай и на короткий срок. Стремление упорядочить все никогда не напрягало, а только упрощало и без того странную жизнь. Все должно находиться в состоянии порядка и чистоты.
- Алекс, посиди пока что здесь, я сейчас приду. – Папа указал пальцем на диван, а сам повернулся в сторону двери, рядом с которой висела стеклянная табличка. Маленькие белые буквы складывались в имя и должность. На имя падали блики света от лампы, поэтому я смог разобрать только вторую строку - «Детский психиатр».
Постучав в дверь и, с какими-то словами о предварительной записи, папа скрылся за ней. Я запрыгнул на диван и внимательно осмотрел предмет моего раздражения. Брошюры рассказывали читателю о самых разных болезнях от ВИЧ до грибка стопы ног. В воздухе висел такой же запах, что и в больнице у нашего дома. Может, его тоже производят на заводах и рассылают как освежители воздуха? Только этот запах не казался мне приятным, как запах лаванды или запах свежезаваренного кофе, который наполнял нашу квартиру каждое утро. Этот запах нападал на мои чувствительные рецепторы и игрался с нервами.
Я чувствовал, как в маленькой груди зарождается буря эмоций. Тогда страх внутри меня смыл всю осознанность ситуации. Еще немного, и он уничтожил бы остатки самоконтроля, который вообще присутствовал в моей голове. Пальцы рук переплелись между собой и представили собой замок, очень крепкий замок. Обычно, такое положение рук приструняло все бушующие нервы и успокаивал меня, но на тот момент трюк не сработал. Я устремил свой взгляд в конец коридора и увидел еще одну весомую причину, чтобы сбежать как можно дальше от этого места. Худощавый человек в потрепанной черной одежде направлялся в мою сторону. Он смотрел на меня своими красными глазами, не отрываясь, но прошел мимо. Я совсем не представлял для него интереса. Это немного успокаивало. Этот человек возбудил нейроны мозга и заставил бегать их быстрее. Воспоминания о бейсболисте нахлынули со страшной силой.
Я резко перевел взгляд с другого конца коридора на дверную ручку кабинета. Она опустилась, а папа показался в дверном проходе, уголки его губ находились в нейтральном положении, но по глазам я видел все накопившееся за это непростое время волнение. За спиной показался человек огромного роста. Именно до первой встречи с врачом, я думал, что у отца довольно таки большой рост, но только до этого момента. Его лицо пряталось под тенью до того момента, пока он не сделал еще один шаг вперед. Глаза незнакомца не спеша оглядывали мою небольшую фигуру. Этот спокойный, прямой и уверенный взгляд заставил меня опустить голову, будто бы я в чем-то провинился. Взгляд упал на красную папку в руках отца. Папку, где хранились все работы после первой встречи с невидимками. Ситуация быстро прояснилась, а страх начал расти в геометрической прогрессии, подступая огромным комом к горлу. Сгустки насилия, бреда и странных людей предстанут или предстали пред врачом во всей своей красе.;
2
Левая рука, державшая папку, теперь нуждалась в поддержке, на помощь ей пришла правая. Папа аккуратно сжимал своими большими пальцами сгусток моих переживаний и видений. Он подошел ко мне и встал рядом у правого плеча, становясь невидимым щитом от всех переживаний и неконтролируемых нападений разума. Глаза доктора странно засияли, а вокруг них появились нескромные морщинки. Волосы на его висках поблескивали серым цветом, а среди густой бороды я разглядел одинокие, далеко расположенные друг от друга седые волоски. Эти детали складывались вместе и формировали ошибочное мнение в моей голове насчет его возраста. Только к шестнадцати годам мне стало известно, что его возраст на момент нашей первой встречи не достигал и тридцати пяти. Вероятно, его не волновало мнение окружающих людей о количестве прожитых лет. Но выглядел он очень хорошо, пусть и с небольшим проблеском седины на висках и бороде.
- Привет Алекс! – Его бодрый голос заставил меня вздрогнуть. Вероятно, он пил много кофе. Большая рука потянулась ко мне, что означало рукопожатие. – Меня зовут Дэн, но можешь звать меня Доком.
Я протянул свою руку, чтобы совершить ритуал, который совершают все мужчины. Мои маленькие пальцы утонули в его теплой и мягкой ладони. Так происходило всегда, когда знакомый отца или матери решал поздороваться с их маленьким сыном.
- Проходи в кабинет, не стесняйся. Вы можете подождать в коридоре. – Он улыбнулся и протянул руку к отцу, а тот передал ему красную папку.
Я вошел в кабинет неуверенными и маленькими шажками. Обернувшись в тот момент, когда Док закрывал дверь, я увидел обеспокоенное лицо отца. Обеспокоенный взгляд исчез, и мы остались наедине, если не считать внутренних попутчиков, которые могли вырваться в любой неподходящий момент. Я осмотрелся и принялся оценивать всю ситуацию в целом и кабинет Доктора Дэна: небольшой стол, компьютер, книжные шкафы и тонна самых разных книг, большая часть из которых имела похожее название с теми буквами, которые складывались в название его должности на стеклянной табличке перед входом в кабинет; три черных стула, один из которых занимал сам Док, коричневая большая дверь и отец, ожидающий за нею.
- Присаживайся, чего стоишь? – Он уже сидел на своем стуле и указывал рукой на тот, что стоял напротив него.
С трудом забравшись на высокий стул, я переключил свое внимание на доктора: белый халат, плавно обволакивающий его большую фигуру (это, наверное, самый белый и чистый халат, который я когда-либо видел), на левой руке скромно располагались старые часы, на которые он ни разу не посмотрел за все время, пока я находился у него в кабинете. На столе лежала толстая папка с рисунками, на которую я потом очень долго смотрел.
- Как ты себя чувствуешь, Алекс? – Уверенные серые глаза быстро переметнулись на сторону легкого беспокойства.
- Нормально, только мне немного страшно. – Разумеется, соврал... Я буквально задыхался от количества мыслей в голове.
- Из-за чего тебе страшно? – Левая рука накрыла добрую половину папки с рисунками.
- Папа ничего не говорил о том, что нужно посетить врача, он просто привез меня без разговоров и обсуждений. Я болен, доктор? – Мой голос немного дрожал.
- Мы здесь как раз для того, чтобы узнать это, Алекс.
Из-за волны внутреннего беспокойства, моя правая нога не могла находиться в одном положении, она просто шаталась то вправо, то влево. Я вглядывался в лицо Дока и пытался найти в его очертаниях хоть какие-либо враждебные признаки. Но все мои попытки не привели к тому успеху, на который я рассчитывал. Его обаятельное, спокойное и уверенное лицо заставляло открывать души незнакомых ему людей. Я чувствовал это. Я понимал это. Ему открывались, доверялись. Он – тот самый человек, который хранил в своей памяти странные, сокровенные, а иногда и страшные вещи. Словно сундук с редкими и необычными сокровищами.
- Покажешь мне свои рисунки? Твой папа говорит, что ты орудуешь карандашом, как кузнец, хорошо знающий свое дело. – Поражающие своей яркостью и чистотой серые глаза улыбнулись.
Он передал папку мне в руки. Пальца дрожали, и я старался аккуратно открыть ее. Достав все рисунки, я разложил их в хронологическом порядке. Правда, это заняло много времени. От первых, немного помятых листов, до самых последних. Руки сами протянули стопку страниц. В течение десяти минут он внимательно рассматривал каждую работу, иногда отмечая хорошую технику исполнения.
- Я вижу, что на каждом рисунке, на переднем плане изображены люди. Они, конечно, повторяются, но кто этот мужчина? Ты рисуешь его намного чаще остальных. – Он указал на худощавого человека с битой в руках. – Кто все эти люди?
- Невидимки. – Мой ответ последовал незамедлительно. Я не готовился к этому, нет, все вышло само собой.
- Почему ты называешь их невидимками?
- Потому что их не видят другие люди. Только я. – Правая нога болталась вперед и назад все чаще, а руки снова переплелись между собой.
- Только ты?
- Да, доктор. Только я. – Голос становился прерывистее. – Они... творят ужасные вещи... громят магазины… устраивают пожары… избивают себе подобных и убивают животных. – Голос дрожал все сильнее, а мой разум окончательно готовился к нервному срыву. На глазах чувствовались выступающие капельки слез.
- Зови меня Доком, хорошо? Я понимаю тебя, Алекс. Но мне нужно тебе сказать только пару вещей. Первое – они находятся внутри твоей головы. Их не видят другие, потому что это работа твоего мозга. Они нереальны для других.
- Х… Хорошо… Но я всегда думал, что родители просто притворяются, что ничего не происходит. Сейчас принято закрывать глаза на странности других людей.
- Согласен с тобой, но они и вправду невидимы для окружающих. Для всех, кроме тебя. Главное держать этот факт в голове. Они нереальны. Расскажи мне пока что о своих друзьях и о других твоих увлечениях. – Ох, Док… Было бы, что рассказывать… Единственные мои друзья- невидимки.
***
Красивое, но обеспокоенное лицо мамы встретило меня и папу. В её серых глазах таилась надежда и бурное желание услышать, что с ее единственным сыном все хорошо. Маленькая фигура закрывала добрую половину дверного проема, а взгляд устремлялся на отца, который стоял позади меня. Отойдя в сторону, она дала нам пройти в прихожую. Нежный запах лаванды окутал меня с головы до ног. Он всегда жадно пытался завладеть каждым посетителем этого скромного мира. О, да, ему это удавалось… Одежда, мебель, наши волосы, кожа – все пропахло лавандой за три года присутствия этого запаха в доме.
Мама помогла мне снять мокрую одежду и повесила ее на вешалку, до которой я не мог дотянуться из-за роста. Поцеловав её и папу, я отправился в свою комнату по узкому, плохо освещённому коридору. Проходя мимо кухни, мой нос уловил крепкий запах кофе, вероятно, свежезаваренного. Она волновалась и пыталась себя чем-то занять - так происходило всегда.
Щелчок – лампочка разразилась яркой вспышкой света. Комната заиграла самыми разными красками, которые врезались в глаза. Они теперь напоминали маленькие щелочки, потому что держать их открытыми – большая проблема. Через какое-то время глаза привыкли к свету, и веки вернулись на свои места. Маленькие руки все еще стискивали толстую папку. В голове творился беспорядочный хаос, кажется, вялые нейроны головного мозга забыли прислать спасателей, которые помогли бы мне со всем этим справиться. Я сел на низкий стул, а мои ноги теперь доставали до пола. Отложив папку, я сразу же вооружился чистым листом, карандашом и ластиком. Мне хотелось нарисовать Дока, его лицо, вселяющее уверенность и безупречно чистый халат. Черный карандаш сразу же оказался в моих руках, и я приступил к работе. Точнее к безрезультатным попыткам осуществить задуманное. Прошло около часа, но мне так и не удалось перенести на бумагу все его черты лица, а халат выглядел больше потрепанным, чем чистым. Все мои работы отличались мрачностью, а здесь требовалось преобладание уверенности и безмятежности. Если бы кто-то посмотрел на этот рисунок, то он бы принял этого человека за странного и неопрятного. Линии стирались, рисовались новые, а лист бумаги становился страшнее и страшнее. Такое плохое качество не могло вынести множественных изменений. Пятая попытка передать его обаяние оказалась более или менее удовлетворяющей, и я, наконец, отложил карандаш. Смахнув остатки ластика с рисунка, я бережно положил его в папку к остальным и благополучно забыл про него. По крайней мере, на несколько лет.
Оторвав свой усталый взгляд от папки, я поднял глаза и внимательно оглядел всю комнату целиком. Странно, что изменения не бросились мне в глаза сразу, как только я вошел. Легкий бардак на столе и на полу превратился в невыносимую чистоту, которая действовала мне на нервы. Вероятно, все это сделала мама: на кровати лежал синий плед с изображением солнечной системы, в котором я мог завернуться раза три, напоминая при этом гусеницу; вещи, оставленные перед уходом на спинке стула, я нашел аккуратно сложенными в шкафу; на столе карандаши ютились в высоком стаканчике, который я сам разрисовал накануне, а синий тюль теперь полностью закрывал окно, хотя я всегда оставлял его не задвинутым, чтобы свет проникал в комнату. Я даже не заметил небольшого слоя пыли, который всегда уютно располагался на книжных полках и придавал теплую своеобразную атмосферу.
Спрыгнув со стула, я устало направился на кухню. Темный коридор сменился ярко освещенной кухней, а папа и мама сидели друг напротив друга. Когда моя маленькая фигура показалась в дверном проеме, они сразу же прекратили обсуждение темы, связанной со мной. Лицо отца теперь отличалось спокойствием, поднятые уголки глаз говорили мне о том, что посещение доктора прошло более или менее удачно. Он отвел взгляд от грустного лица матери и теперь смотрел на меня. Когда я бросил взгляд на стол, то обнаружил привычную чашку для кофе, которая греет руки мамы. На середине стола лежал скомканный белый пакетик, а рядом с ним скромно стояли три невысоких баночки.
- Как дела, приятель? – В спокойном голосе я уловил едва заметные нотки усталости.
- Все хорошо, папа. Что это за баночки? - спросил я, указав пальцем на них.
- Это для того, чтобы ты рос сильным и здоровым мальчиком.
Я подошел к столу и внимательно изучил три незнакомых объекта, которые ворвались в наш мир и нарушили идиллию. На вид – совершенно обычные баночки. В таких хранились вкусные витаминки, которые я ел каждое утро. Их сладкий вкус придавал сил с утра, но если я жевал эти маленькие дражже, то язык разъедало кислым вкусом, от которого моё пухлое лицо превращалось в сморщенную губку.
- Но я и так сильный, если не считать занятия физкультуры в школе. Там я всегда быстро устаю, - от одной только мысли о физических упражнениях мои ноги наливались такой тяжестью, от чего я с трудом их передвигал. Занятия физкультурой меня совсем не привлекали, да что там, я старался даже не думать на эту тему.
Лица родителей засияли - они улыбались.
- Беги спать, силач. Сегодня был длинный день, а ты, наверное, устал.
После маминых слов, мои глаза начали сами закрываться, а ноги подкашиваться. Обняв родителей по очереди, я вернулся в свою через чур чистую комнату и стал наводить там привычный беспорядок. Легкий, но беспорядок: повесил обратно вещи на спинку стула, разложил в хаотичном порядке четыре карандаша и ластик на столе. Сделав эту услугу себе, я переоделся в темно-синюю пижаму и забрался под теплое одеяло. Вдохнув крепкий запах лаванды, я закрыл глаза.
;
3
Я открыл глаза. Он встал со своего стула и подошел к большой коричневой двери, за которой дожидался отец. Его большую спину облачал белоснежный халат, ни одной заминки, идеально выглаженный. Он повернул дверную ручку и открыл сгусток отшлифованного и обработанного дерева. Легкий запах кофе донесся до моего носа, и я увидел отца, нервно расхаживающего взад и вперед. В его больших руках тонул пластмассовый стаканчик черного цвета, из которого выглядывала белая пластиковая палочка для размешивания сахара. Он резко развернулся и посмотрел сначала на Дока, после - на меня. Журнальный столик за его спиной выглядел не таким идеальным, когда я наводил на нем порядок. Видимо, чтобы отвлечься от пугающих или нервирующих рассудок мыслей, папа рассматривал все брошюры, которые только были на столе. Его глаза упали на красную папку в моих маленьких руках.
Док в эти минуты стоял в дверном проеме, наблюдая за отцом его сыном. Он пригласил папу в кабинет, и они скрылись за дверью. Я снова остался один в этом коридоре. С трудом запрыгнул на черный диван, а моя правая ступня, недостающая до пола, легонько болталась то вправо, то влево. Ливень страха в голове прекратился, но оставил после себя огромные последствия в виде луж смытого спокойствия и уверенности. Время тянулось очень медленно, я буквально слышал, как передвигаются стрелки настенных часов, висящих в конце коридора. Монотонное тиканье слилось с мучительным ожиданием отца.
Когда большая стрелка доползла до середины отрезка между цифрами семь и восемь, отец вышел из кабинета, держа странно сложенную бумажку. Он поблагодарил Дока и попрощался с ним. Мне пришлось повторить тот же ритуал, что и в самом начале нашей встречи, и следовать за отцом. Его слегка понуренная фигура удивила меня, ведь такое происходило очень редко. Только два раза мне приходилось видеть его таким расстроенным или скорее растерянным. Мы вышли из здания и направились в сторону нашего старенького, но надежного форда. У машины я обернулся и посмотрел на четвертый этаж больницы, где увидел в окне странное черное существо. Его фигура не имела ничего общего с человеческой, только лишь глаза и рот говорили о том, что этот сгусток пепла может доставить мне неприятности. Красные огни не мигали, лицо разглядеть не удалось из-за черноты его головы. Я зажмурил глаза с такой силой, что к кромешной тьме прибавились белые звездочки и терпимая боль в лобной части. Когда глаза открылись, взгляд все еще был направлен в окно на четвертом этаже. На месте дьявола теперь стоял доктор Дэн. Его ладони прятались в карманах брюк, а голова медленно двигалась то вправо, то влево. Он будто бы говорил: «Они нереальны, Алекс. Не давай им возможность обмануть себя».
Глаза отца смотрели на меня слишком обеспокоенным взглядом. Его странная улыбка и приподнятые брови будто спрашивали меня, все ли хорошо. Ответив ему кивком, мы сели в машину и отправились домой. Большую часть дороги я пытался уловить выражение его лица в зеркале заднего вида. Он разговаривал с Доком слишком долго, что могло означать только одно – серьезную ситуацию. Но из-за небольшого роста я лишь видел отражение внутренней части крыши джипа. По радио начала играть веселая музыка, и я услышал, как отец отбивает простой ритм пальцем по рулю. Сначала медленный и скромный, а к середине песни – бодрый и громкий сопровождающий звук. Стук пальца не оставался долго в одиночестве – вскоре к нему присоединились снежинки, постепенно превращающиеся в капли.
На половине пути к дому папа остановил машину, вынул ключи из системы зажигания и попросил оставаться внутри. Зеленая неоновая вывеска освещала парковку у аптеки. Он скрылся за стеклянной прозрачной дверью и вернулся через несколько минут. На смену дождю, который оставил лишь слякоть на дороге после себя, пришел холодный ветер. Во время ожидания в еще нагретой машине, я смотрел в быстро запотевающее окно и видел что-то непонятное сквозь капли на стекле. Мне пришлось напрячь глаза и я увидел, как мужчина с битой направляется в мою сторону. “Они нереальны, Алекс. Ты не должен их бояться”. Я закрыл глаза.
;
4
Веки открылись в тот момент, когда лучик солнца достиг моего лица. Он ослепил глаза, привыкших к темноте, и заставил их снова закрыться. Эта горящая звезда окончательно разбудила меня и прогнала крепкий сон, приправленный специями страха и непонимания. Синий тюль закрывал большую часть окна, но все-таки его оборону прорвало упорное и ненасытное солнце. Оно преодолело тысячи километров только для того, чтобы разбудить меня. Комната купалась в слабо-синем оттенке, превращаясь в некое подобие безоблачного неба. Когда мои глаза привыкли к свету, я оторвал голову с подушки, уперся на локти и осмотрел комнату: одежда все еще висит на спинке стула; на столе господствует порядок, с крошечным хаосом, который устраивают черные карандаши и ластик. Холодная ладонь потянулась к лицу, чтобы протереть глаза и сразу же согрелась о горячую щеку.
Голова с удовольствием бы упала на подушку и окунулась бы в сладостный мир сновидений, но запах свежезаваренного кофе сразу же отговорил её от этого желания. Сон пропитался реальностью и вылился на мое хрупкое сознание этой ночью. Обычно в моих снах царствовало все воображение, оно создавало альтернативные реальности, которые больше походили на сказки или анимированные фильмы, которые я смотрел по телевизору у бабушки с дедушкой. Но на этот раз мой мозг оказался бессильным перед будоражащей реальностью сна. Думаю, именно с этого самого утра мои сны и реальность начали тесно переплетаться и путаться друг с другом в моем юном и неустойчивом сознании. Странная паутина, которую вряд ли я смог бы распутать. Может, я все еще сплю?
Не найдя ответа на этот вопрос, я встал с кровати и направился на кухню. Запах кофе, как обычно. Вероятно, я мои рецепторы состояли в крепких отношениях с ним, но первое воспоминание, связанное с этим запахом относилось к тому времени, когда я ходил в детский сад: очередным утром я сидел на кухне, где мама не спеша попивала кофе из большой белой кружки, на которой плавно извивались синие неровные линии. Я рисовал нечто, похожее на солнце, в правом верхнем углу листа. Милое личико, руки и ноги, вместо лучей, непонятая форма тела и цвет являлись постоянными атрибутами этой звезды. Думаю, мой желтый карандаш потерялся или закатился под кровать, и мне приходилось красить это нечто в темно-оранжевый цвет. Солнце скорее походило на ягоду созревшей рябины.
Аромат кофе с утра давал мне понять, что родители бодрствуют, как минимум два часа, и готовятся к завтраку перед работой. Из-за большой дверцы холодильника я увидел только тонкие ноги, остальная часть фигуры невольно пряталась от моего взгляда. Мама шуршала пакетами и пыталась что-то найти в этой холодной, серой коробке. Взгляд сидевшего ко мне боком отца неторопливо продвигался от одной стороны страницы к другой. Плавное скольжение слева направо, новая страница, слева направо. И так от корки до корки. Его привычка читать каждый день поражала и возвышала его еще больше в моей голове. Добрые сто страниц, а иногда и больше, проглатывались перед поглощением порции еды.
Отведя взгляд от лица папы, я посмотрел на стол, где стояли тарелки для каждого члена семьи. Ничего необычного, если не считать дополнительное блюдце у моего места. Три белые витаминки. Они очень сильно отличались от тех, что я так сильно любил: белые, плоские и на вид невкусные, больше напоминающие обезболивающие таблетки, которые давала мама каждый раз, когда мне становилось плохо. Самое главное правило – не раскусывать их, иначе лицо превратится в что-то, напоминающее инжир, а во рту останется горький и неприятный привкус.
Наконец, фигура мамы полностью показалась из-за дверцы. Её маленькие руки смогли уместить в себя лоток с яйцами, красивое красное яблоко и прозрачную бутылку молока, в которой отсутствовала половина содержимого. Лучи солнца приятно играли позади ее маленькой фигуры, складываясь в нечто, похожее на нимб. Некое сияние, которое обычно присутствует на иконах в церкви.
- Доброе утро, солнышко. – Её и без того энергичное лицо засияло – Завтрак почти готов, осталось совсем немного.
Папа с трудом оторвал свой взгляд от нескончаемых строк. Когда его лицо повернулось ко мне, я заметил темные пятна под его глазами. Вероятно, он плохо спал прошлой ночью. Но на лице застыла сосредоточенность, что всегда означало интересный и захватывающий сюжет.
- Ты можешь пока умыться, Алекс. – Его голос звучал намного бодрее, чем я ожидал. Может, не так все плохо, как мне представлялось.
Я уже видел, как мама достает яйца из серого лотка и готовит для них сковородку. В ванной комнате мне пришлось встать на небольшой стульчик, чтобы хорошо видеть свое лицо. Маленький рост позволял дотянуться до раковины, но зеркало висело выше, что делало его недоступным для меня. В нем отражались лишь мои белокурые волосы на макушке головы. Всего пару ловких движений, и вот – мое отражение теперь в зеркале, во всей красе и без розовых очков.
Выдавив зубную пасту, которая напоминала мне краску для рисования, которая хранилась в тюбиках, я начал чистить зубы, всматриваясь в отражение сквозь небольшие разводы на поверхности зеркала. Заспанное и немного опухшее лицо предстало предо мной. Правая сторона от самого лба до подбородка еще хранила отметины от мягкой подушки. Будто бы большой, но исчезающий через пару часов шрам, который оставляет сон после себя. Вглядываясь в отражение, я заметил, что белки моих глаз особо не блистали чистотой. Сеть паутинок расползалась от уголков до самих зрачков. Уже в более позднем возрасте я узнал такое словосочетание как пигментация радужной оболочки. Голубой цвет создавал большой контраст на фоне белков, которых окутывала алая паутина. Так происходило всегда, после жуткого сна. Но подобные сны очень редко рисовались в моей голове, к моему же счастью. Я набрал в свои крохотные ладошки немного холодной воды и плеснул ее на заспанное лицо. Энергия воды передала мне все свои силы и утекла в водосток.
Еще несколько минут я рассматривал свое относительно бодрое лицо, после чего вернулся обратно к родителям, пище и атмосфере спокойствия. На кухне вместо пустых тарелок, читающего отца и готовящей завтрак матери, меня встретило привычное утро. Конечно, правда уже посетила головы каждого из нас. Она правила безрассудно и безжалостно. Новый диктаторский режим, а мы в плену у жизни. Типичное утро преобразовалось во что-то новое, и каждый измученно гадал, какого оно – начать с чистого листа.
Руки отца теперь лежали на коленях, а книга куда-то исчезла. Они ждали своего сына. Короткими, но быстрыми шагами я пересек кухню и запрыгнул на высокий стул. Ноги болтались из стороны в сторону, как обычно. На тарелке лежало яйцо, с сохранившим свою целостность желтком, и два ломтика белого хлеба. Мою утреннюю трапезу дополняли стакан молока, одинокое яблоко и белые витаминки на отдельном блюдечке.
- Алекс, перед тем, как начинать завтрак, съешь их. Только не разгрызай. – Папа указал пальцем на витаминки. Именно эти слова убедили меня в том, что лекарство хитро пряталось под маской сладкого и вкусного сгустка силы. Но и без жеста я и так бы догадался, о чем идет речь.
Переложив их в левую ладонь и вооружившись стаканом в правой руке, я одним движением закинул таблетки в рот и сделал большой глоток прохладного молока. На языке всего секунду держался горький и неприятный вкус, который быстро устранило молоко.;
5
Я чувствовал, как три таблетки спасались бегством от потока молока. Этот побег, разворачивающийся в моем пищеводе, оказался одним из самых неприятных, которые когда-либо устраивались. Удовлетворение сменило беспокойство на лицах мамы и папы, теперь вокруг их глаз складывались скромные морщинки. Я поставил стакан молока на то же место, где он стоял минуту назад, и вооружился вилкой. Я всегда игнорировал нож, лежащий рядом с другими столовыми приборами, и разламывал всё, что можно боковой частью вилки. Наша скромная семья приступила к молчаливому поглощению пищи. Теперь три таблетки – это маленький и короткий, безболезненный ритуал, который следовало выполнять каждый день. Чистый лист, новая реальность без прелюдий.
Взяв в левую руку ломтик хлеба, я начал разбивать им желток. Белая мякоть впитывала жидкость и превращалась в желтую. Мгновение, и теперь он находился во рту. Чаще всего, за завтраком мы обсуждаем планы на предстоящий день и прошедшие интересные события. Но сегодня все молчали, и каждый боялся заговорить первым. Я видел, как мама смотрела на отца и пыталась что-то сказать, но все её попытки прерывались на полуслове. Видимо, все наши темы для разговора давно исчерпали себя или же мгновенно стали неактуальными для чистого листа.
- Сегодня мы хотели рисовать зимние пейзажи, будет много белого…
- Снег же белый. – Папа усмехнулся и продолжил, - ты можешь добавить больше ярких зданий или деревьев, тогда будет больше разнообразия.
На их лицах теперь царило облегчение. Еще бы чуть-чуть, и с их лбов бы падали капли пота от напряжения. Я видел, как их лица разглаживаются от того, что я первый заговорил. Но мне пришлось тогда обсуждать что-то обыденное, хотя бы для вида, что ничего не изменилось и едет по той же колее, что и раньше. Отец вывел разговор в новое русло. Центром обсуждения стал герой книги, который встал перед сложным выбором в своей жизни. Но из-за того, что я не читал это произведение, я быстро выпал из разговора, продолжая молчаливо есть свой завтрак. Прошло около десяти минут, а родители обсуждали уже местные новости и события.
- Пойду собирать рюкзак к школе. – Доев яблоко и убрав тарелки и стакан в посудомоечную машину, я спрыгнул со стула и поцеловал маму и папу.
Аромат кофе ослабевал по мере удаления моей фигуры от кухни. До школы оставалось несколько часов, и я прекрасно понимал, что их мне хватит на сбор учебников и на один несложный рисунок. Запрыгнув на стул, я достал чистый лист. Карандаши и ластик все еще лежали на столе. Вооружившись всем, чем нужно, я принялся внимательно вспоминать все детали вчерашнего дня и сна. Стемнело. Папа ушел в аптеку, зеленая вывеска которой освещала машину, стук дождя постепенно утихал. Я в холодной машине и незнакомец с битой снаружи, который направлялся в мою сторону. Черная порванная одежда, очень легкая для зимы. Ни одна снежинка или капелька дождя н коснулись его свитшота. Совершенно сухая ткань без одного намокшего волокна. Руки бледные, но испачканные в грязи. Лицо скрывала черная маска, а саму голову закрывал огромный капюшон. Глаза, налитые кровью, говорили о безумии этого человека, если это вообще был человек. На ногах старые башмаки, готовые развалиться в любой момент. Я начал делать набросок мягким карандашом.
Во время рисования, мои мысли часто покидали голову и возвращались только тогда, когда работа представала предо мной во всех красоте нечетких линий, а карандаш убран в стаканчик. Голову полностью поглощала кропотливая и сложная работа с памятью. Очень часто мои рисунки походили больше на наброски, чем на хорошие картины – слишком много лишних линий, которые следовало бы убрать. Но мне они нравились больше, чем плавные и четкие.
Закончив рисовать, я посмотрел на свои часы. У меня оставалось около двадцати минут, чтобы положить все нужные учебники и тетради в рюкзак и одеться. Я убрал рисунок в красную папку и спрыгнул со стула. Повозившись немного с распознаванием на вид одинаковых сборников относительно скучной информации, я выбрал нужные из них и аккуратно положил в портфель. Теперь пришло время одежды. Большая часть моего гардероба имела темный цвет. Одинаковые черные футболки, джинсы, свитера и тому подобное. Исключением составляли только веселые яркие носки. Они никогда не соответствовали и выбивались из некого ритма, конечно, если бы у одежды он имелся. Остановив свой выбор на теплых синих джинсах, вязаной черной кофте и зеленых носках с изображением оленей и Сантой, разъезжающего на своих санях с сотней подарочных упаковок.
Странное ощущение расползалось по всему моему телу, пока я шел по коридору. Мое сознание постепенно окутывал страх за сегодняшний день. Что-то обязательно должно было произойти.
;
6
Большой портфель дополнял хрупкую фигуру и делал ее визуально больше. В роли его соучастников – громоздкая синяя куртка, которая бросалась в глаза, наверное, за километр, белый вязаный шарф и шапка. Вся эта одежда оберегала мое тело и голову от сильного ветра. Шапки относительно недавно стали неотъемлемой частью моего и без того скромного гардероба, как раз после воспаления уха. Раньше я всегда говорил «ухи» вместо «уши», что немного забавляло родителей, да и всех взрослых, с которыми я общался. Только в одиннадцать лет мне удалось исправиться и говорить правильно. В моей речи еще долго присутствовали слова-паразиты, с которыми приходилось отчаянно бороться. Подобно отцу, я старался читать как можно больше книг, и с каждой новой прочитанной мой лексикон расширялся, а речь становилась грамотнее и красивее. Она намного легче воспринималась на слух и не доставляла дискомфорта окружающим. Разумеется, мне это очень нравилось, ведь люди считали меня намного умнее сверстников. Но я всегда знал, что везде есть черта, которую не стоит переступать и в ситуациях, где от меня ждут реакции или поведение маленького ребенка, я прекрасно справлялся с поставленной мне ролью. Мне приходилось притворяться так, чтобы взрослые ничего не смогли бы заподозрить. С самого начала это искусство давалось нелегко, но со временем мне удалось высечь из камня нечто невероятное и овладеть им в совершенстве. Думаю, это произошло к шестнадцати годам. Но сейчас нам предстоит опять окунуться в мои воспоминания, которые повлияли на мою жизнь. Воспоминания, которые путали мое сознание на протяжении одиннадцати лет. Думаю, вы и сами запутаетесь, простите, я и сам-то не очень хорошо понимаю многие моменты в моей жизни, даже сейчас, когда мое сознание прожило двадцать относительно долгих лет в тумане и запутанности. Возвращаемся в зимнее утро.
Окутанный в теплую одежду и напоминающий луковицу, я шел маленькими шажками в направлении школы. Мне предстояло отсидеть на пяти уроках. Пяти самых скучных уроков, за исключением одного – рисования. Учитель всегда приятно удивлялся, когда я приносил на оценку свои работы. Вскоре, он привык и просто хвалил меня. Одноклассники иногда завидовали, но это происходило довольно редко. Однажды, мне даже пришлось столкнуться с двумя огромными, развитыми не по годам физически, верзилами. Они зажали меня, в лице хрупкого ребенка, на перемене в углу класса и выражались очень грубо по отношению к слабой фигуре. Первый и не последний по счету инцидент, который развернулся в стенах школы. Долгое время я вел себя тихо и скромно, что делало меня невидимкой в глазах одноклассников. Этот случай мог дойти до драки, но к моему большому счастью, все обошлось мирно, без крови и слез(моих, конечно). Я часто видел, как эти амбалы издевались над учениками помладше, и только одна неверная фраза могла сделать меня замкнутым в себе калекой. С этим очень сложно жить, особенно, если ты ребенок.
Когда прозвенел звонок с последнего урока, моя грудь поднялась настолько сильно, что это казалось со стороны вполне нереалистично. Поток воздуха вырвался наружу, и я с немного усталым взглядом медленно убрал все учебники обратно в портфель. Просто вспомните себя после долгого дня, когда ты, наконец, сможешь заняться своим любимым делом. Это облегчение, которое поселилось в груди, дарило радость. Встав со стула и надев на себя портфель, я вышел из класса и направился к раздевалке для младших классов. Мои ровесники бежали к выходу, небрежно натягивая шапку по пути, а подростки медленно шли и, активно размахивая руками, что-то обсуждали со своими сверстниками. Через семь минут я уже находился на улице и ловил своими зоркими глазками белые снежинки, которые медленно и непринужденно падали на землю. Уборщик не торопясь шел от одного конца территории до другого, убирая большой деревянной лопатой снег. Школьники громко смеялись и играли в снежки. Вот, девочка, которая старше меня на два года, запустила в парня постарше большой, на вид ровный и крепкий снежок. Он разбился вдребезги о его левое плечо. Из уст парня раздался возмущенный возглас, и он наклонился к земле, готовясь к контратаке.
Эта атмосфера в любом возрасте придавала мне душевное спокойствие. Я играл в снежки только с родителями, потому что вовремя не обзавелся друзьями. В мое окружение входили только воображаемые друзья и внутренние демоны, разрушавшие ментальное здоровье. Иногда в этой роли выступали мои плюшевые игрушки, бывало, они скрашивали мое скудное одиночество. Правда, ни игрушки, ни воображаемые друзья, не могли создать то окружение, в котором я нуждался.
Вынув наполненную мелочью руку из кармана, я принялся пересчитывать мое «богатство». В основном, оно уходило на сладости или короткие перекусы. Перед уроками в художественной школе, я заходил в небольшую пекарню и покупал горячий чай и скромный кусочек пиццы, этого хватало, чтобы желудок не издавал страшные бурчания во время уроков. Пересчитав общую сумму этих маленьких монеток, я немного удивился, ведь мне хватало денег, чтобы купить еще и печенье к обычному перекусу. Странный день медленно перетекал в приятный, и это определенно поднимало настроение. Но горстка непонятного ощущения не рассосалась в моей груди в течение дня. Теперь я точно знал, что стоит ждать неприятностей.
По дороге к пекарне, я увидел задир из своего класса в компании ребят постарше. Пожелавши остаться незамеченным, дабы избежать неприятностей, мне пришлось ускорить шаг и старался не привлекать к себе внимание, но все мои предпринятые попытки оказались тщетными.
- Смотрите! Юный Пукассо идет. – Главный среди них громко засмеялся, как гиена, а остальная компания поддержала его. Пять ржущих гиен, наслаждающихся свободой и предстоящим ужином из падали.
Осознавая, что их намного больше, я оставил желание вставить свое слово и пошел дальше. Их смех становился все тише, значит, моя фигура удалялась от них. В моей голове начали крутиться мысли, которые могли оправдать их глупое поведение, но, в силу возраста, я так и не пришел к разумному выводу и заключению. Единственное, что мне пришло в голову – это мысль о том, что они глупые, а я умнее, потому что не отвечаю на их незначительные и, чаще всего, безобидные нападки.
Перед глазами появлялась пекарня, становясь все ближе и ближе. Неприятные мысли уже покинули мою голову, а на их замену пришли размышления о еде и выделявшаяся слюна от них. Мне пришлось приложить силу, чтобы открыть тяжелую дверь в пекарню, а когда попытки обвенчались успехом, теплый воздух буквально сбил меня с ног. Щеки загорелись от смены температуры, и я чувствовал, как телу становится жарко в помещении. Расстегнув молнию, я подошел к витрине. От такого количества вкусной еды, мои глаза жадно пытались насладиться видом и помочь в принятии решения. В пекарне находилось четыре посетителя, они по парам сидели за столиками, пили согревающие напитки и ели разную выпечку. Думаю, со стороны я больше походил на щенка, который увидел косточку, чем на обычного ребенка. Сделав заказ, я взял пластмассовую, дешевую тарелку с кусочком пиццы, завернутым в пакет печеньем, и пакетиком чая - в правую руку, а в левую - стаканчик с кипятком. Мой выбор пал на скромный столик у большого окна.
Час в запасе позволял неторопливо наслаждаться перекусом и классической музыкой, игравшей из стереосистемы. Старые посетители сменялись новыми, а я все так же сидел и смотрел окно. За ним высокие люди шли торопливыми быстрыми шагами по белому снегу. С самого раннего детства меня удивлял тот факт, что во время дождя количество зонтов увеличивалось. Людей, боявшихся намокнуть и прятавшихся под навесом очередного здания, становилось все больше. Но когда шел снег, они не шугались замерзших слез ангелов, а радостно их встречали. Для меня это тот же самый дождь, только в другом состоянии.
Прикончив свой перекус, я выкинул пластмассовую тарелку и стаканчик в мусорку и направился к выходу. Легкие наполнились свежим холодным воздухом, а ноги сами шагали в сторону художественной школы. Все те же торопливые люди, все тот же белоснежный дождь, медленно падающий на мое маленькое лицо.
Подходя к крыльцу здания, я увидел, как из него выходит человек. Тот, которого я видел сотни раз, тот которого я по большей части боялся, но стоило мне закрыть глаза и несколько раз сказать себе, что его не существует - он исчезал. В руках опять находилась бита, только на этот раз, ее, словно огромная змея, обвивала колючая проволока, с которой стекала красная вязкая жидкость. Она стремительно падала вниз и оставляла на белоснежном ковре земного дома ужасные бурые капли.
Этот силуэт заставил меня застыть на месте. Казалось, корни деревьев пробили асфальт и слой снега и схватили меня за тонкие щиколотки. Монстр приближался все ближе и ближе. Он закинул биту за спину на столько, на сколько хватало его сил, и готовность нанести финальный удар преисполняла его. Я поднял руки перед собой, чтобы защитить голову и закрыл глаза, готовясь к предстоящей атаке извне. Моего плеча резко коснулась чья-то большая ладонь и сильно сжала его. Я почувствовал боль не только физическую, но и эмоциональную, так как этот демон привел с собой соучастников. Ему помогали…
7
Когда я открыл глаза, мужчина впереди меня исчез, но тяжелая рука все еще сжимала хрупкое плечо. Вероятно, после такого давления, на коже должны были остаться огромные гематомы. Я полагал, что с исчезновением демона, улетучится и его сообщник, но этого не произошло. Старая паника еще не успела улетучиться, и с осознанием того, что мне все еще может грозить опасность, она вновь начала нарастать и превращаться в огромный айсберг. Моя душа олицетворяла Титаник, который вскоре потонет от, казалось бы, незначительного столкновения с ним.
Я обернулся, чтобы посмотреть на того, кто являлся виновником моего предстоящего крушения. Казалось, этого человека я увижу совсем нескоро, но наш маленький городок увеличивал вероятность столкновения с ним. Док стоял предо мной, глядя сверху вниз немного обеспокоенным взглядом. Теперь его фигуру не облачал белоснежный халат - только черное пальто, обтягивающее мускулистое тело и создававшее невероятный контраст на фоне снега. В красных от холода пальцах находился стаканчик с дымящимся напитком. На лице в тесном соседстве я уловил уверенность и растущую тревогу. Он знал - видел, как я принимал оборонительную позицию во время того, как пустота уже готовилась к сокрушительной победе нам маленьким, хрупким мальчиком…
- Ты в порядке, Алекс? – Его брови приподнялись.
- Все хорошо, Док, просто…
-Опять мужчина с битой?
Ну, конечно же! Похоже, в будущем, попытки обмануть его обернутся весьма плачевно, ведь от него ничего не может скрыться. Вероятно, где-то глубоко внутри, на задворках сознания, я понимал его власть над людьми, с которыми он работает. Продолжение темы не было для меня самым благоприятным исходом этой случайной встречи, но для формальности пришлось кивнуть.
- Что ты тут делаешь? – Его взгляд поблуждал по окружающей нас местности и остановился на художественной школе. – Идешь на занятия?
- Да, я здесь буду до вечера. Мы собираемся рисовать голые деревья, снег и все такое.
- Все такое, – Он слегка улыбнулся, - Подходящий день для такого занятия.- Глаза устремились в другую сторону и медленно опустились на меня. Видимо, он проводил взглядом крупную снежинку, которая упала на мою шапку.
- А что вы здесь делаете, Док?
- Гуляю, пью кофе, радуюсь снегу и все такое. – Он опустил стаканчик на уровень моего лица, и запах, вырывающийся из стенок картона, врезался в рецепторы – Хочешь попробовать?
- Когда я в последний раз пил кофе, он мне показался очень невкусным, несмотря на его бодрящий запах. Но, может, этот окажется вкуснее?
- Хорошо подмечено, держи.
Я взял горячий стаканчик в руки, который за мгновение согрел мои холодные ладошки. Запах отличался от того, что держал в плену нашу квартиру, но его аромат завладел моим сознанием и интересом одновременно, я сделал скромный глоток. Горькая и слегка обжигающая жидкость заставила мое лицо поморщиться. Горло требовало перебить этот ужасающий вкус водой или чем-то еще, чего под рукой у меня, конечно, не оказалось. Док засмеялся при виде этого забавного зрелища.
- Вижу, что кофе на вкус остался таким же прегадким, каким и был раньше.
- Вы правы, больше я не прикоснусь к нему.
Мы оба засмеялись. Я спросил у него, сколько времени, и узнал, что до начала урока оставалось десять минут. Вернув обратно стаканчик Доку и попрощавшись с ним, я поспешил в школу, где просидел около трех или четырех часов, в течение которых компанию мне составлял худощавый человек с битой в руках, с которой стекала алая, вязкая жидкость. В тот день его глаза будто горели адским пламенем, а улыбка изображала что-то по-настоящему зловещее.
;
;
1
Дни бежали один за другим. Они словно принимали участие в марафоне, где самое главное – победить. Первое место получало в качестве приза потерянную жизнь, сожаления и разочарования. Проходили сложные месяца и года войны между моим разумом и внутренними демонами. Ничто не одержало победу, продолжалось только вечное противостояние сторон с неравным счетом. Разум отставал и не собирался догонять, конечно же.
Встречи с Доком становились неотъемлемой частью моей жизни. Его халат ни капельки не изменился за годы и все так же сиял чистотой, как в нашу первую встречу. Эти отношения теперь больше напоминали дружеские: мы смеялись, обсуждали разные ситуации, книги, истории. Как-то раз мы даже отправились на некого рода экскурсию в другой город. Конечно, я делился всем, что меня беспокоило, а он предлагал решение или же просто успокаивал меня. Без этого нельзя было обойтись. Иногда, Док даже сам рассказывал вещи, игравшие большую роль в его жизни. После нескольких месяцев я узнал, что он довольно одинокий человек (хотя, он себя таковым не считал), который живет со своей собакой в скромной квартире, недалеко от художественной школы, в которой я учился на протяжении долгих лет. Он не горел желанием обзавестись семьей, потому что полностью вкладывался в дело всей своей жизни – помощь людям, которые в ней действительно нуждаются. Это нисколько не смущало меня, ведь в нашем небольшом городе люди чаще всего видели смысл жизни в карьере или своих увлечениях. Можно сказать, что семья выходила из моды. С демографической точки зрения – это ужасно, а вот с точки зрения саморазвития и жизни в свое удовольствие – это прекрасно.
Мне кажется, что обязательно стоит упомянуть важное событие, которое спасло меня от некоторой замкнутости в себе. Оно в буквальном смысле установило хрупкий, но все же барьер между моим разумом и демонами. Отстающий начинал потихоньку выбиваться в лидеры и держать постоянную дистанцию. У него были все шансы победить…
Учебный год подходил к концу, а на улице царила духота. Абсолютно все школьники спасались от невыносимой жары в кафе или барах, наслаждаясь напитками со льдом в высоких стаканах, и разноцветными, идеально-ровными шариками мороженого. Они заполняли все заведения нашего города до того момента, пока на улице не становилось прохладнее. Чаще всего это происходило к вечеру. Тогда они направлялись на окраину города, где находился пляж у скромной речушки.
По интересному стечению обстоятельств, родители решили, что верный друг мне точно не помешает. В один из жарких вечеров они пришли домой, пытаясь заслонить что-то, прятавшееся за их ногами. Это что-то очень часто дышало и немного повизгивало. Когда они расступились, мои глаза чуть не вылезли из орбит, а сердце начало биться чаще. Намного чаще. Щенок, не походивший ни на одну из пород, радостно вилял хвостом, обнюхивая своим чутким носом незнакомую территорию. Когда его глаза оторвались от пола и устремились на меня, он сделал неуверенный шаг вперед. Еще один, и еще один. Шаг за шагом, он робко подошел ко мне и начал обнюхивать с ног до головы. Конечно, до второго он не мог достать из-за скромного роста, так что я сел на колени и принялся гладить его шерстку на холке. Белая и мягкая, легко проходившая сквозь пальцы. Его длинный хвост мотался из стороны в сторону, а морда изображала что-то, подобное человеческой улыбке. Я посмотрел на родителей и увидел на их лицах счастье и спокойствие. Папа обнимал маму, которая едва сдерживала слезы от всего происходящего.
Каждый день я уделял много времени моему новому настоящему, не воображаемому другу, но это лишь часть важного события. Утром, днем и вечером мы выходили на улицу и гуляли часами, которые пролетали, словно минута. Чаще всего, я брал на прогулки резиновый мячик и фрисби, за которыми бегал Бадди. Его короткие лапы, на удивление, могли преодолеть большое расстояние за очень короткое время. Бегал он очень быстро и всегда возвращался ко мне. Поначалу во мне росли очень огромные сомнения по поводу того, что в один ужасный день он не прибежит обратно. Нам пришлось бы искать его по темным, неосвещенным светом фонарей улочкам, с фонариками в руках и дикой паникой внутри груди. Счастье разрушилось бы, не успевши начаться. Но сомнения улетучивались каждый раз, когда Бадди показывался из-за горизонта, весело виляющий хвостом и с мячиком, который он держал своими маленькими зубками. Оказавшись рядом со мной, он выплевывал игрушку и принимался лаять, что обычно означало призыв к продолжению веселой и озорной игры.
Бадди не только веселил меня, когда настроение падало и не желало подниматься, он еще защищал и помогал моему разуму не бояться своих внутренних демонов. Его появление в моей жизни кардинально повлияло на осознание мира. Точнее, я постепенно переставал путать сон и реальность.
В августе невыносимая духота сменялась постоянно шевелящим волосы ветерком. Дышать становилось намного легче, а желание проводить больше времени на свежем воздухе появлялось чаще, чем обычно. В один воскресный вечер я вышел на прогулку, конечно же, с Бадди, и успел обойти город три раза подряд. Каждый раз, изменяя маршрут и обходя старые строения, я наткнулся на сгоревший пару лет назад частный дом. Больше всего меня ужасал тот факт, что семья, жившая в нем всю свою жизнь, погибла в ужасных муках. Только девочка, одиннадцати лет, смогла избежать этого кошмара, потому что в момент катастрофы она веселилась и праздновала день рождения подруги. Мама рассказывала мне о ней: выдающаяся особа, которая играла на рояле с шести лет. Как-то раз, мы с родителями даже ходили на выступление, где эта девочка с первых нот смогла украсть мое маленькое сердце и заставила его трепетать. Одна единственная ошибка не вывела её из колеи – маленькие пальчики продолжали скользить по клавишам. Очень изящно и грациозно. Я восхищался ею, можно сказать, что боготворил. Забавно, что моим кумиром стала та, кто была того же со мной возраста и жила в том же городе. Конечно, я хотел с ней познакомиться, но из-за большой неуверенности в себе не мог этого сделать. После первого выступления пошло второе, третье, четвертое и так далее до десяти. Три в нашем городе, остальные семь – в городах покрупнее. Их группа ездила по центральной части страны. Одно место – один концерт, семь городов. Ей восхищался не только я, и, осознавая этот факт, во мне просыпалось неизведанное чувство ревности к совершенно незнакомому человеку. Я копил карманные деньги, не тратил их на кафе и различные развлечения, оставаясь голодным и в предвкушении от скорого получения удовольствия. Под предлогом прогулки, я выбирался из дома и шел в направлении театра, где и происходили все три действия. Акт за актом, сцена за сценой, я прятался на самых дешевых местах, только чтобы услышать её игру.
Когда дом сгорел, и я узнал о нелегкой судьбе девочки, моя душа издала самый ужасающий и душераздирающий вопль. Ни один на свете человек не заслуживает такой участи. Ни один. После этого пожара, она жила со своей бабушкой, которая и привязала ей любовь к музыке. Выступления с её участием прекратились, а город будто бы окунулся во всеобщий траур. Такое событие сложно пережить, особенно подростку моих лет.
Пока я смотрел на дом в течении пяти или семи минут, а точнее на его остатки, Бадди начал жалобно скулить, оповещая меня о его желании размять лапы. Оторвав свой взгляд от здания, я посмотрел в его уставшие от скуки глаза. По моей спине пробежал холодный поток мурашек, да что там поток – лавина. Я что-то почувствовал. Вернулось старое ощущение присутствия чужака. Мне не хотелось поворачивать голову и смотреть страху в лицо, но мой странный характер требовал этого. Он требовал меня убедиться в том, что это не игра воображения, в каком-то смысле; что мне не показалось, что это происходит на самом деле. Преодолев внутренний барьер, я пошел навстречу глупому разуму. Голова медленно повернулась, зубы сжались и издали слабый, но хорошо слышный скрежет, а на лбу выступила вена от напряжения. Глаза метнулись от выхода до окон первого этажа. За обгоревшими оконными рамами никто не скрывался, кроме груды почерневшего хлама. Глаза медленно ползли слева направо. Одно окно, второе, третье – ничего. Когда взор поднялся на второй этаж, я начал напрягать зрение, потому что увидел нечто странное и давно забытое, но д боли знакомое. Через пару мгновений во тьме внезапно загорелись две адски-красные точки. За секунду они стали в три раза больше, а через еще секунду облака, скрывающие солнце, уплыли в другую сторону, и окно осветилось. На месте тьмы появилось страшное существо, напоминающее голову барана. Только мертвого и подранного барана, смотрящего на меня в упор, не мигая.
2
Два огромных огня пристально смотрели на меня. Может, я провалился в весьма реалистичный сон? Различить эти состояния не всегда удавалось. Конечно, после сотен попыток у меня появились способы опознавания ситуации. Запах, время и текст – три константы настоящего. Страх, усталость и медлительность во время бега – постоянно живущие горожане сна. Пока мысли безжалостно разворачивали душевное бедствие внутри сознания, я пытался успокоиться и одержать контроль. Наши взгляды не отрывались друг от друга, а холод по спине резко перешел в фазу пота.
Страх? Куда тут без него?! Усталость? Сегодня выдался напряженный день… Время? Часы остались на полке в ванной. Текст? У Бадди на ошейнике есть небольшой медальон, в котором написан адрес в случае его потери.
Быстро разорвав контакт с глазами ободранного барана, я повернул тело влево, где стоял пес, и сел на корточки. Достать медальон оказалось сложной задачей, потому что мой друг, счастливый от уделенного внимания, непрерывно мотал головой из стороны в сторону. Его длинный язык пытался облизать лицо, но каждый раз терпел поражение в этой странной игре. Дрожащие руки смогли найти медальон и достать его из зарослей густой и пышной шерсти. Пальцы открыли адресат только со второй попытки. Сколько же времени я терял… Гравировка сохраняла ровные буквы и слова, которые блуждали красивыми завитками по всей поверхности. Имя питомца, адрес, телефон и имя владельца. Четкая и разборчивая информация успокоила меня, выгнав все сомнения из головы. Стихийное бедствие из мыслей постепенно превращалось в легкий бриз спокойствия и уравновешенности. Я прижал свой лоб к голове Бадди, и пока мягкая шерсть усыпляла бдительность, мой друг все же умудрился облизать лицо, оставив большое количество слюней на нем.
Это действие произвело слияние разных чувств. И приятно и противно одновременно. Потрепав Бадди по макушке, я поднялся и вернул взгляд к окну второго этажа. Пусто, как и ожидалось.
– Пошли, слюнявчик.
;
3
Я и Бадди вернулись домой только через полчаса. Когда входная дверь открылась, мое сознание полностью убедилось в том, что все происходящее реально. Привычный запах кофе опять сбил меня с ног, как это всегда и происходило. Вероятно, здоровье мамы не скажет ей за это спасибо, но она никогда не слушала ни разум, ни рациональные доводы других людей на этот счет. Ее бодрый голос звучал очень тихо, что давало мне понять ее точное местонахождение. Бадди рванул вперед, и мое тело предательски потеряло равновесие.
- Бадди! Не так быстро! - Лицо мамы показалось из дверного проема моей комнаты. – Что ты там делаешь? Опять порядок наводишь?
- Привет, Алекс! Ну, я... не только этим занимаюсь.
- Я уже достаточно взрослый, чтобы убирать свой – Я сделал жест руками, обозначающий кавычки – Бардак.
- Тебе всего лишь тринадцать лет!
- Ну начало-о-ось.
Я отстегнул поводок и повесил его на специальный крючок, который находился на уровне живота. Бадди убежал на кухню, откуда через несколько секунд уже доносились прихлебывающие звуки. Прошло всего шесть лет, но почти ничего не изменилось. Конечно, если не считать еще один рот, который питался иногда изысканнее и разнообразнее, чем все остальные члены семьи.
Миновав освещённую персиковым закатом кухню, я зашел в ванную комнату. Теперь рост позволял увидеть полное отображение моего лица и плеч в зеркале. Стул все еще хранился в каких-то отдаленных углах квартиры, но пользоваться приходилось им редко. Высокие скулы, передавшиеся в наследство от матери и голубые глаза, наверное, от дедушки, которого можно найти только на семейных фотографиях. Ополоснув немного грязные после прогулки руки, я зашел в свою комнату, где все еще находилась мама.
Плавными движениями она складывала постиранные футболки в аккуратную стопочку. За прошедшее время цветовой диапазон моего гардероба заметно расширился. К преобладавшему черному, прибавились мягкие и нежные цвета. Моими любимчиками стали лавандовый и светло-лаймовый. Стопка представляла собой своеобразную и неправильную радугу, где оттенки путались и повторялись между собой.
- Я мог бы и сам убрать, мам.
- Ты же прекрасно знаешь, что меня это успокаивает.
- Конечно.
Я сел на кровать, ища взглядом книгу, которую оставил перед уходом на подушке. Комната буквально сияла после очередной уборки. На столе не валялись врассыпную карандаши, красная папка где-то пряталась, а среди плотно стоящих друг к другу книг на полках, я не смог разглядеть ни одной пылинки. В воздухе витал аромат ванили. Это странное новшество тайно ворвалось в мою крепость и находилось непонятно где. Взгляд метнулся на скрывающийся за синим тюлем подоконник. Только после небольшого сосредоточения на непонятном объекте за складками ткани, я сумел различить что-то похожее не баночку, в которой стоят бенгальские огни.
- Мам, а что это стоит на подоконнике? – мой палец направился в сторону окна.
- Это - ароматические палочки, решила попробовать. Тебе нравится?
Ваниль поразительно отличалась от запаха кофе своим сладким и нежным ароматом. Никакой крепости, лишь легкость и ощущение свободы. Уже что-то внутри подсказывало, о постоянном пребывании этой ублажающей мои рецепторы атмосферы в комнате. Я видел, как мама старалась сделать мне приятное, путем невинной помощи, легкой опеки и приятных мелочей.
- Очень приятный запах. Где ты их нашла?
- Заказала на одном сайте. Кстати, вот книга, которую ты оставил перед уходом. – Она повернулась лицом к книжному шкафу и достала книгу, лежащую к ней страницами вперед. – Интересная?
- Мне нравится. – забрав плотное скопление страниц, я посмотрел на название: «Вино из одуванчиков», - Взял ее у папы совсем недавно.
- Как же хорошо, что ты читаешь больше, чем занимаешься дурью.
Когда она оставила меня одного в кристально чистой комнате, которая действовала на нервы, я поднялся с кровати и задвинул синий тюль, чтобы посмотреть на предмет излучения сладостного аромата. Тоненькая палочка напоминала мне зимние времена, но она не источала запах мандаринов и свежести. Борясь с искушением поджечь ее, чтобы поймать атмосферу искрящегося, уходящего года, я перевел взгляд на рабочее место. Изменения коснулись и его, соответственно. В прошлом году мне купили новый стол, намного больше, чем предыдущий. На нем уютно помещались ноутбук, небольшой принтер, стопка папок, зарисовок и старенький стаканчик с карандашами. С техникой у меня иногда появлялись проблемы, но повышая свой навык пользования, они активно устранялись.
Я сел за стол, достал из верхнего ящика скромный графический планшет и начал рисовать обгоревший дом. Очень резко мои рисунки начали переноситься на экран монитора. Передо мной стояла великолепная возможность оттачивать свои навыки и делать работы более совершенными и современными. Одна линия за другой сливались и создавали четкое очертание обгорелого строения. Ну, насколько это вообще возможно. Два этажа черноты, содержащие в себе весь страх моего подсознания.
Закончив работу, я по привычке сделал смахивающий жест рукой, но не ощутил остатки ластика на планшете. Подсознание посмеялось надо мной, оно разрывалось от смеха из-за глупой привычки.
- НЕ ЗАБЫВАЙ, С ЧЕМ ИМЕЕШЬ ДЕЛО. – Отдел моего хрупкого мозга взломали, бесцеремонно ворвавшись в него.
Я обернулся, чтобы понять, кто произнес эти слова так громко, что голова трещала по швам. Но никого, естественно, не оказалось рядом. Забросив все мысли в самый темный угол сознания, я распечатал работу на листе формата А4 и его положил в черную папку к остальным. Это уже была девятая по счету. Расцветка папок теперь в точности повторяла всю цветовую гамму моих футболок.
Мягкая кровать украла все остатки жизненных сил - банк ресурсов полностью опустошен. Я закрыл глаза.
;
4
Яркий свет освещал комнату, а тело пряталось от него под легким пледом. Насыщенный запах ванили исчез – свежий воздух разрядил собой атмосферу и вытеснил все прочие ароматы. Я поднял глаза и посмотрел на окно – открыто. Видимо, мама заходила, пока я мирно купался в сновидениях. Или же происходящее опять являлось сном. Хрупкое тепло тела охраняла неплотная ткань. Когда нога выбралась из этого сладкого плена, ее быстро окутал холодный воздух. По телу пробежались мурашки, и, не желая выползать из кровати, я полежал еще несколько минут.
Последние дни августа свободно и радостно улетали в окно. Возвращалась пора социального одиночества и отстраненности в школе. Хоть и прошли шесть долгих лет, но друзей так и не прибавилось. У меня были только мама, папа, Док и Бадди. В груди всегда воспламенялось чувство ревности, когда взгляд останавливался на компаниях, где каждый ее член веселился и не чувствовал себя несчастным. Я не так уж много просил…
Я поднялся с кровати и закрыл окно. Плед висел на моих плечах и отчаянно боролся за оставшееся тепло. Но он ничего не мог сделать, потому что уже одержал поражение в этом бою. Ноги понесли тело в ванную комнату, где перед зеркалом на меня смотрели все те же заспанные глаза, как и шесть лет тому назад. Зубная четка, паста, полоскание рта, холодная вода на лицо. Готовность к предстоящему долгому дню – на высоте. Осталось только помыть голову и уложить взъерошенные после сна непослушные волосы.
В ванную вбежал Бадди, энергично виляя хвостом. Я присел, чтобы быть одного с ним роста и потрепал его по голове.
- Пойдем гулять только после завтрака, красавчик. – После этих слов он убежал прочь, наверное, погрызть кость перед утренней прогулкой.
Я вернулся к своему отражению. Блондинистые локоны больше напоминали воронье гнездо, которое потрепала жестокая и беспощадная жизнь. Обычно, расческа решала большуб часть проблемы, но такое происходило не всегда. Моя привязанность к хозяйственному мылу очень вредила волосам, делала их жесткими и сухими. Мама часто ругала меня за это издевательство и советовала пользоваться шампунем, как все обычные люди. Может, и вправду, стоит перейти на другое средство, но нежелание и неготовность к переменам всегда одерживала верх.
Смочив волосы водой и расчесав их, я пошел на кухню, из которой доносились звуки привычной деятельности – мама готовила завтрак перед работой. Папа все так же томился в ожидании, неспеша почитывая книгу.
Только пару лет назад я узнал намного больше о его работе. Она заключалась в том, чтобы рассматривать и обсуждать с подростками разную литературу всех веков и времен вообще. От мифов до величайших произведений в истории. Можно сказать, приобщение к прекрасному юных сознаний будущего поколения. Это объясняло его пристрастие к книгам. В его личной библиотеке теснилось на полках столько книг, что каждая попытка их подсчитать проваливалась с треском. Полки шкафа немного прогибались от тяжести историй, которые прятались на страницах за твердыми и мягкими обложками.
Мама же проводила свои рабочие дни в офисе и имела дело с чем-то таким же прекрасным. Оформление сайтов, графический дизайн, и все, что было связано с этим видом деятельности, проходило через нее. Современное искусство в руках женщины, которая застала расцвет эпохи интернета и нового времени. Раньше, наш дом украшали ее рисунки маслом, но связавшись с цифровым форматом, мама гармонично сочетала их вместе. Невероятно красивые пейзажи, где видны мазки, повторяющие легкие и изящные движения руки матери, переходили в новый формат. Они не исчезали, нет. Картины тесно соседствовали друг с другом в мире и создавали невероятную гармонию. Никаких слов мне не хватит, чтобы это описать...
Фигура мамы заслоняла серую плиту, она что-то помешивала ложкой в небольшой кастрюле. Я подошел к ней и поцеловал ее мягкую щеку. Она пахла увлажняющим кремом и, конечно, кофем.
- Что сегодня на завтрак, мам? – В кастрюле что-то белое кружилось в водовороте.
- Овсяная каша на молоке и кекс к чаю. – Рука не переставая мешала кашу, чтобы та не пригорела ко дну кастрюли.
- Что читаешь сегодня? – Он завернул уголок книги и закрыл ее.
- «Толкование сновидений», Зигмунд Фрейд. – Казалось, что на двух последних словах, он не назвал автора, а выругался на иностранном языке.
- Это классика? – На его лице появилась снисходительная улыбка.
- Нет, это не художественная литература. Но, это классика психоанализа. Могу дать почитать лет через пять, если захочешь.
- А почему так долго?
- Слишком много теорий и умных слов, которые я и сам не знал, когда был подростком.
- Ну ладно. – Мне совсем не нравилось, как он выразил это словами, хотя и убедительными. – Можешь сделать мне кофе, пап? – Его глаза немного округлились. – Хочется попробовать вместо чая.
- Конечно.
Он встал и положил книгу на стул. Когда папа открыл дверцу шкафа, чтобы достать чистую кружку, я невольно задумался о его росте. Если сравнивать его с дверным проходом, то не хватало еще одной головы. Странное сравнение, конечно, но это все на что способен мой не отошедший от сна мозг. А если сравнивать его рост с маминым, то ей не хватало всего полголовы до его высоты. Хрупкая фигура матери и набор сильно развитых мышц отца крутились передо мной, пока в голове вертелись мысли о росте, силе, слабости и «Толковании сновидений». Вероятно, я возьму эту книгу в ближайшем времени и прочитаю, пока он не видит. Может, я и маленький для данной книги, но интерес после таких слов только увеличивается.
Через три минуты на столе оказались стеклянные глубокие тарелки, из которых плавно поднимался горячий воздух от каши, ровные ломтики хлеба в плетеной небольшой корзинке, сливочное масло, кексы на блюдцах, кружки с кофе, черным, как смерть(хотя откуда мне знать цвет смерти?), и баночки с таблетками.
- Приятного всем аппетита. – Пожелал я и посмотрел на всех присутствующих.
Родители ответили той же репликой, но никто не приступил к еде. Они смотрели на меня испытующим взглядом – ждали, когда их сын попробует кофе. Аромат был приятным, но все же горький вкус заставил лицо превратиться в подобие инжира.
- Гадость какая!
Папа встал со стула и подошел к холодильнику. Достав оттуда бутылку молока, он разбавил кофе и насыпал две ложки сахара.
- Попробуй. – Сказал он, размешивая получившуюся странную мешанину.
Я уже давал два раза шанс этому непонятному горячительному напитку, но третий раз уничтожил всю надежду. Жалкое предательство, которое не могло вернуть мне интерес к кофе. Я посмотрел на улыбающееся лицо мамы, затем на лицо папы. Вдохнул полной грудью и набрался терпимости. Новый вкус раскрылся во всех неизведанных красках. Горячая жидкость светло-коричневого цвета распространялась по телу и дарила нежные чувства.
- А вот это ничего, мне нравится!
***
У меня оставалось всего два дня до школы. Два дня безделья, чтения книг и беззаботно долгих прогулок с Бадди. Прикончив завтрак, я надел лаймовую футболку и с поводком в руках направился на прогулку. Собака не выглядела устрашающе, поэтому часто позволял ему бегать везде, где он хочет. Никаких намордников и ограничений. Каждое утро мы зависали на старых железнодорожных путях, куда очень редко заходили люди. Дорога до нашего тайного места обычно занимала около пятнадцати минут в среднем темпе.
На улице меня встретил прохладный воздух, и я пожалел, что не взял свитшот или худи. Взрослые садились в машины и уезжали в неизвестном направлении, оставляя пустые парковочные места после себя. Работа съедала большую часть их жизней, отдавая только деньги и усталость взамен. Не покладая рук, по восемь, а то и по двенадцать часов пять дней в неделю, получая лишь бумажки, чтобы прокормить себя и свою семью. Мурашки бежали по телу и заставляли его дрожать как осиновый лист. Из нас двоих холод выбрал меня, потому что Бадди защищала густая шерсть. Я все-таки вернулся за более теплой одеждой, чтобы не окоченеть до смерти и за книгой, чтобы не умереть от скуки. Да. Выбор пал на черную худи, которая почти полностью покрывала яркую футболку, оставляя лишь горловину и «Вино из одуванчиков» отца. Отражение в зеркале этого гармоничного сочетания ласкало мои голубые глаза.
Выбрав самый короткий путь, идущий через окраину города, мы шли по пустынным дорогам. Желтизна еще не тронула зеленые листья деревьев, но запах осени уже присутствовал в воздухе. Он прорывался сквозь завесу лета и лелеял меня изнутри.
Узкий асфальт, резко обрывающийся перед лесом, одинокий магазин, в который часто забегали дети за прохладительными напитками в душный день и ряд двухэтажных частных домов. Мама говорила, что там жили семьи, имеющие высокий доход, но меня это совсем не интересовало. Бадди первый скрылся за высокими деревьями, близко расположенными друг к другу. Он резво пробежал под ветками и спрятался от меня за зеленой листвой. Настала моя очередь получить жесткие поглаживания рук древесных гигантов. Оставив позади вход в некого рода Нарнию, я грохнулся на холодную деревяшку и начал рассматривать камни, лежавшие рядом. Самые разные формы и рисунки дарили мне тысячи мыслей, от которых было сложно избавиться. Я взял тот, что напоминал трапецию, и провел пальцем по шероховатой поверхности. Кожа чувствовала каждую неровность невероятно красивого минерала.
Подняв голову, я попытался найти взглядом Бадди – Он бегал вокруг деревьев и грыз палки совсем недалеко от меня.
- Не убегай только далеко, приятель. Хорошо? – Он смотрел на меня своим пронзительным взглядом всего несколько секунд и вернулся к палке и беззаботному веселью. – А я пока почитаю.
Из книги выглядывала закладка, изображавшая картину Ван Гога «Звездная ночь», которую я купил в небольшом книжном магазинчике пару лет назад. Рисунок по краям уже стирался, оставляя от себя только белую основу материала. Размышления Дугласа о лете и о самом времени поражали меня. Я в буквальном смысле надеялся, что настанет лето, совершенно прекрасное лето, которое мне захочется поймать и закупорить в бутылке. Сделать собственное вино из одуванчиков, которое будет опьянять с первой мыслью о нем. Сокровенная тайна, сокровище, тепло хранящееся в душе, дающее тело и спокойствие.
Чтение полностью поглотило меня и оставило весь мир позади. Только через час я выплыл из океана слов и вспомнил, что здесь не один. Глаза пробежались по сторонам, высматривая намеки на присутствие моего друга рядом или хотя бы неподалеку. Попытки разбились, словно стеклянный стакан о бетон – собаки нигде не было. Легкая паника опять ворвалась в сознание и уже собиралась устроить разгром.
- Бадди! Ко мне!
Я старался крикнуть как можно громче, но это не принесло ожидаемых результатов. Я повторил ритуал снова, но удалось издать что-то больше похожее на панический визг, чем на команду. Прошла минута, вторая, взгляд метался из стороны в сторону, пытаясь отыскать «верного» компаньона. Третья минута, (живите мои потрепанные нервы), уже сопровождалась звуками приближающихся лап. Бадди внезапно ткнулся мне в спину черным мокрым носом, тяжело дыша и весело виляя хвостом. Паника начала утихать. Но, не успел темп снизиться, как она превратилась в ураган страха. Ветки все еще трещали недалеко в лесу. Бадди бежал не один – он нашел себе компанию.
;
5
Чтобы понять, откуда доносится треск веток, мне потребовалось не больше минуты. Звук становился все громче, а это означало лишь одно – незваный гость почти добрался до меня. Бадди выглядел очень спокойным. Да что там спокойным, он весело вилял хвостом, а значит, изнутри его поглощало счастье. Он даже не собирался лаять на нарушителя моего внутреннего спокойствия. Вот это хитрость - обмануть защитника, чтобы подобраться к хрупкой фигуре! Мои похвала и уважение…
Яркая одежда виднелась сквозь листья – он был со мной одного роста. Когда же маленькая рука отодвинула ветки деревьев, мое сердце метафорически ушло в пятки.
- Привет! Бадди, а я уже подумала, что ты потерял своего хозяина. – Он рванул к этой особе, чтобы та его одарила нежными ласками.
Я не мог поверить своим глазам: каштановые волнистые волосы до поясницы, чистое лицо и пронзительные зеленые глаза. В голове сразу заиграли ноты, которые я слышал каждый раз на выступлениях. Словно ангел, спустившийся с небес. Банальное сравнение? Знаю. Но ведь это очень похоже на правду. Передо мной стояла та, которую я возвышал. Та, которую я бережно хранил в сундуке своих мыслей и оберегал от всего.
Наверное, она видела мое ошарашенное лицо. Конечно, видела. Около минуты я молчаливо стоял и пытался убедиться, что все происходящее не сон. Запах? Пахнет листьями. Слова? Я только что читал. Страх? Определенно, я ведь могу выглядеть глупо! Прежде чем я успел выпалить приветствие, она подошла ко мне и протянула руку.
- Меня зовут Роуз. – Кому нужно вино из одуванчиков? В будущем я сделаю девяносто две бутылки, наполненных лепестками роз!
- А-Алекс. – Я протянул руку и ответил на этот жест.
- Очень приятно познакомиться. – Она улыбнулась.
- У тебя красивое имя, Роуз.
- Спасибо Алекс, а мне нравятся твои глаза.
Хоть это и выглядело, как банальная сцена из книги или фильма, но меня все устраивало. Тогда в первый раз в жизни я пожалел, что волосы каждый день мою мылом, а не шампунем. Воронье гнездо, ничего не скажешь. Я попытался уложить их рукой максимально незаметно, будто бы макушка зачесалась. Конечно, исправить эту запутанную ситуацию мне не удалось, весьма вероятно, я сделал только хуже.
Если говорить о Роуз, то ее непоколебимое спокойствие сбивало меня с толку. Молчание длилось около минуты, и мне стало жутко не по себе. Желание говорить с ней овладевало всем моим телом, разумом, языком. Но ни одного слова я так и не смог вымолвить. Мысль о том, что она находится на моем уже не тайном месте, помогла.
- Как ты нашла это место?
- О, я тут живу неподалеку, а когда увидела собаку без хозяина, то забеспокоилась. На его медальоне написан адрес и телефон, так что я подумала привести его в дом и найти хозяина. Но он убежал от меня в сторону путей. Ну, и я пошла за ним.
- У тебя очень доброе сердце.
- А что ты здесь делаешь? Я тебя раньше не видела в этой части города.
- Вообще-то пути были моим тайным местом, но Бадди смог разрушить эту тайну. – Я обернулся, чтобы посмотреть на моего предателя-спасителя-компаньона. Он лежал неподалеку и опять развлекался в палками, активно виляя хвостом.
- Я сохраню этот секрет только на одном условии. – Она выглядела немного самодовольно.
- Это на каком?
- Я буду составлять тебе компанию. – Руки перекрестили друг друга на груди. Наверное, Роуз считала, что я непременно откажусь или не соглашусь с этим условием. Самое большое заблуждение.
- Отлично. Я согласен.
Ее брови поднялись совсем чуть-чуть на одну секунду и быстро опустились обратно. Я видел, как лицо Роуз расплывается в самодовольной ухмылке.
- Что ты так улыбаешься?
- А что не так? – Она сделала удивленное выражение лица.
- Все хорошо, забудь. Мне нужно идти домой, тебя проводить?
- Кончено, только тут идти совсем немного.
Роуз позвала Бадди и повернулась в сторону леса, откуда пришла. Ее уверенная походка говорила о том, что этом месте она была частым гостем, возможно, постоянным посетителем. Пес бежал впереди нас, будто бы показывая дорогу, которую мы и без того знали. Очередное жесткое поглаживание древесных рук гигантов, и, здравствуйте дома, магазин, узкая асфальтная дорога. Я немного ускорил шаг, чтобы идти наравне с Роуз. Ярко-желтая футболка, выглядывающая из под белой кофты на молнии, синие джинсы. Походка легкая, элегантная и, повторюсь, уверенная. Ее глаза располагались немного ниже, чем мои, и можно сказать, что рост почти не отличался. Только если на пару сантиметров.
Мы прошли ряд двухэтажных домов, а второй с конца принадлежал семье Роуз. Точнее оставшимся членам семьи. Больше всего меня удивляло ее спокойствие, за которым, готов поспорить, скрывались удушающая боль и отчаяние.
- Ну все, мы пришли. До встречи Алекс. – Она уже повернулась и сделала шаг по направлению к входной двери.
- Стой! Дай мне свой номер телефона. Ну, чтобы ты потом составила нам компанию. – Я улыбнулся и показал пальцем на Бадди. – Кажется, ты ему понравилась. – Наконец, реакция Бадди пошла мне на пользу – он подбежал к ее ногам и смотрел снизу вверх жалостными глазами.
- Давай свой телефон, я запишу.
Да. У меня был телефон. Новый смартфон, которым я очень редко пользовался, но всегда носил с собой. Я достал из заднего кармана небольшое устройство, вмещающее большое количество функций, разблокировал и отдал Роуз. За пару секунд она настрочила цифры и отдала обратно телефон.
- Пока Алекс. – Улыбнувшись и не дождавшись ответа, она скрылась за дверью, оставив нас с Бадди наедине.
- Пока, Роуз. – Пробормотал я.
;
6
Когда ее фигура скрылась за входной дверью, я кинул взгляд на экран телефона. Новый контакт – Р. За пару секунд я исправил эту одинокую букву на «Роузи». Ее имя в уменьшительно-ласкательной манере показалось мне очень милым. Экран потух после нажатия кнопки выключения. Я перевел свой взгляд на Бадди, который сидел неподалеку и наблюдал за этой, по-видимому, интересной сценой.
- Пошли домой, беглец.
Он издал звук похожий на смешанный радостный лай и скуление. Получилось что-то весьма странное и необычное, хотя это и повторялось раза два в месяц. Он оставался довольным результатом своего побега. Хитрюга… Бадди побежал вперед, вальяжно виляя задом. Голова поднята, а шерсть развевается на ветру. Одна грация и самодовольство. Он знал, что он хорош собой. Мне даже пришлось увеличить темп, чтобы не отставать от моего компаньона. Конечно, это была не единственная причина моих торопливых шагов... Вторая – прийти домой и сделать из вороньего гнезда что-то похожее на приличную прическу. Сейчас меня больше всего волновал внешний вид и впечатление, которое уже смог произвести на эту прекрасную особу. Ее желание проводить со мной время, вроде, хороший знак.
Из-за довольно быстрого темпа я дошел до дома вдвое быстрее, чем обычно. Квартиру наполнял только легкий аромат кофе и запах лаванды. Наверное, за столько лет, следовало бы поменять хоть что-то. Может, подошли бы ароматические палочки с запахом сирени или роз, мяты или той же самой ванили. Банально, я знаю. Квартира пустовала в рабочие дни, оставляя в себе лишь сконцентрированный сгусток блаженства для рецепторов.
Я уже бежал трусцой в ванную комнату, чтобы, наконец, понять насколько плохо выглядели мои волосы. Отражение выглядело с тысячу раз хуже, чем я ожидал. Да что там в тысячу! В сотни тысяч, в миллионы раз хуже! Ветер прошелся по вороньему гнезду и оставил после себя нечто похожее на гриву льва. Только погляди на это, Алекс! Я достал телефон из заднего кармана брюк и набрал сообщение: «Когда увидимся в следующий раз?» Через несколько секунд пришел ответ: «Сегодня. В пять часов вечера, у фонтана» Рука машинально поднялась – десять часов, тридцать две минуты. Целых шесть часов и двадцать восемь минут! Двадцать три тысячи двести восемьдесят секунд! Самое долгое время ожидания, которое растянется до невообразимых размеров. Минутам предстоит невероятно медленно ползти через смолу времени.
Уголки глаз в отражении были ни опущены, ни приподняты, что странно – человек, которого я восхвалял, теперь станет моим другом, если, конечно, ничего не испорчу. Только сейчас я заметил черные точки вокруг носа. Как же все не вовремя! Или же я просто не обращал на это внимания раньше.
Немного расстроенный тем, что отражение больше напоминало льва с мухами на морде, чем мое лицо, я отправился в спальню, включил компьютер и упал на кресло. Оно прогнулось от моего веса и издало страдающий скрип. Его тоже следовало бы заменить.
Около часа я рисовал Роуз. Ее каштановые волосы, плавно льющиеся до поясницы, зеленые глаза, пробивающие все стены моего хрупкого подсознания. Такой способностью обладал только Док. Но цвет глаз не играл никакой роли. Сама харизма и его обаяние позволяли полностью открывать и изливать душу. Даже не смотря на то, что я его на тот момент не очень хорошо знал. Слова сами лились изо рта и складывались в предложения.
Рисунок оказался не самым сложным. Весь лист занимало лишь ее лицо, детали которого я жадно не отпускал и переносил на экран. Пару лет назад я немного освоил технику графического дизайна, с помощью мамы, поэтому рисунок казался весьма реалистичным, но с еле заметным стилем, который используют при работе над персонажами для мультфильмов. Я выбрал цветную печать и распечатал мою работу. Умышленно, выбрав новую папку красного цвета, спрятал рисунок и убрал папку в первый ящик стола, который запирался на ключ. Хранил я его под массивным принтером.
Оставалось слишком много времени, до заветного часа. Чтобы скоротать время, я продолжил читать «Вино из одуванчиков», но справился с этой задачей слишком рано. У папы где-то на полке было продолжение истории, но мне сейчас было не до этого. Слишком много отвлекающих мыслей лезло в голову. Они мешали сосредоточиться даже на самых элементарных вещах. Поэтому я решил предпринять попытки отвлечься от них. В планы входили приготовление простого перекуса и исправление чрезвычайной ситуации на моей голове.
Выйдя из комнаты, я услышал металлический звон мисок – Бадди опустошил одну из тех, где была вода, и требовал еще. Вода из под крана была слишком невкусной, по крайней мере для меня, поэтому для питья всегда предназначалась фильтрованная. Бадди не был исключением, даже в плане еды. Частенько, я давал ему кусочек чего-нибудь вкусненького со стола, а потом прятал глаза от укоризненного взгляда отца. Готов поспорить, что он тоже угощал нашего друга, пока никто не видит. Таков был мой отец.
Наполнив миску Бадди водой, я поставил ее обратно на пол и направился к холодильнику. На полке, которая находилась на уровне моих глаз, стоял контейнер с домашним творогом, а рядом лежали ярко-желтые бананы. Загрузив руки творогом, фруктами и молоком, я подошел к столу. Дверцу холодильника закрылось от легкого толчка плечом. Мама часто ругалась, если холодильник оставался открытым слишком долго или его дверцей хлопали так, будто иначе он бы не закрылся. Перекус оказался в глубокой тарелке довольно таки быстро. Я сел поудобнее и достал телефон из заднего кармана. Глаза уставились на последнее сообщение от Роузи. Руки едва заметно тряслись от волнения, да и лицо в отражении экрана вообще не излучало какой-либо уверенности и спокойствия.
Умяв творог с молоком и нарезанным на тонкие кружочки бананом, я помыл за собой посуду и отправился в ванную комнату исправлять ситуацию с волосами. Передо мной теперь стоял интересный выбор: взять мамин шампунь для ухода над ломкими волосами или же папин – резко пахнущий мужчиной. Отражение в зеркале помогло мне определиться, и я нанес женский шампунь с ароматом земляники на свои мокрые волосы, нагнувшись над ванной. Когда поток теплой воды смыл всю пену с головы, я взял полотенце и начал обтирать волосы.
Ну, вот, другое дело. Пальцы загребли уже мягкие локоны назад. Разница меня очень сильно удивила. Надеюсь, у мамы не возникнет вопросов, если я буду пахнуть, как свежая ягодка, только что сорванная с грядки.
***
Без пятнадцати пять я стоял у бьющего во всю фонтана, оборачиваясь во всех направлениях и ища взглядом виновницу моего волнения и невыносимой тряски рук. Чтобы выглядеть более или менее нормально, я надел на себя бирюзовую футболку, черный бомбер поверх нее и темного цвета джинсы. Отражение показывало мне приличного молодого человека тринадцати лет, и волосы сыграли в этом большую роль. Теперь они лежали аккуратно, и ни одна волосинка не выбивалась из общего направления. Никаких предателей, одни сообщники.
Фонтан находился напротив художественной школы, которую я закончил совсем недавно. Здание ни капельки не изменилось, кроме крыльца – в прошлом году установили пандус, чтобы дети инвалиды смогли без трудностей посещать занятия. В первый год моего обучения, я знал троих сверстников, которые при всем своем желании учиться, не могли себе это позволить. Но одному парню все-таки удалось это сделать. Молодой человек, лет шестнадцати, не пропускал ни одно занятие, не смотря на то, что его ноги не работали, а руки крутили колеса. Каждый учебный день его друзья провожали и встречали у порога, чтобы помочь преодолеть лестницу в семь ступенек. Каждый учебный день. Именно эти подростки стали живым воплощением идеальных взаимоотношений, поддержки и дружбы. Парня инвалида окружали настоящие друзья, которыми не мог похвастаться я, конечно, если бы дружбой хвастались вообще.
Пока в голове крутились мысли, взгляд провожал нагруженных рюкзаками детей, с легкостью преодолевающих семь ступенек крыльца школы. Ветер приятно дул в лицо, принося с собой запах осени. Я опустил голову и увидел, как он принес к моим ногам наполовину пожелтевший березовый лист. Я взял его и поднял над головой так, чтобы солнце осветило все его внутренности. На небольшом листочке виднелись белые прожилки, которые разветвлялись с середины до самих краев.
Моего плеча коснулась рука как раз в тот момент, когда я убирал красивую находку в карман бомбера. Легкая и изящная, она не принесла мне ни грамма тревоги, лишь спокойствие. Волнение и тряска моментально исчезли и позволили держать себя в руках. Я обернулся и увидел Роуз в белой футболке и черной кожаной куртке. Самый банальный, но эффективный контраст. Ее зеленые глаза светились от счастья или же всего на всего сжимались из-за яркого солнца. Самое главное – она улыбалась. Я очень хотел обнять мою новую знакомую, но неуверенность в этом жесте заставила меня стоять на месте.
- Привет!
- Привет, Роуз. – Я посмотрел на часы. – Ровно пять часов, да по тебе можно сверять время! – Вероятно, слова переполнились энтузиазмом, потому что пунктуальность в людях всегда меня радовала.
- А где Бадди? – Она озабоченно посмотрела по сторонам.
- Я думал, что ты хотела провести время со мной, а не с моей собакой. – Я попытался сделать лицо, изображающее обиду, но вряд ли оно таковым получилось.
- Да я шучу, Алекс! – Ее рука легонько ударила мое предплечье.
- Есть предложения, куда можно сходить?
- Здесь недавно открылась выставка местной художницы, очень хочу посмотреть.
- Конечно, идем.
По иронии судьбы, эту местную художницу и ее работы я лицезрел каждый день. Именно она складывала мое чистое белье по аккуратным стопочкам и именно она советовала пользоваться шампунем вместо мыла. Именно она готовила мне завтраки с самого младенчества и охраняла от неприятностей, пока я спал. Да, речь шла о моей маме. Сегодня она должна находиться в галерее, куда мы с Роуз и направлялись. Вероятно, у нее возникнут вопросы раньше, чем запах земляники успеет выветриться. Конечно, это только одна из двух тем, которыми она однозначно заинтересуется. Я стоял под грядущим ударом из-за шампуня и моей новой компании.
- Как ты относишься к музыке? – Невинная игра в интересующегося незнайку во время возникшей паузы в разговоре.
- Если разговор идет о предпочтениях, то мне нравится классическая и успокаивающая музыка.
- А чем тебя заинтересовала классика? – продолжаю искусно играть.
- Спокойствием, Алекс, спокойствием. – Ее шаг немного замедлился, а взгляд погрустнел.
- А ты спокойный человек?
- Потом и узнаешь. – Я не знал, стоит ли продолжать эту тему, но все же рискнул.
- А ты играешь на инструментах?
- В пять лет я увидела, как моя бабушка играет на рояле, и мне захотелось попробовать. Я села на ее хрупкие колени и положила свои руки поверх ее. Мы играли двадцатый ноктюрн Шопена. Это стало началом нового увлечения.
- Ты продолжаешь играть? – Как же я хотел слушать вновь ее игру, видеть ровную спину, сосредоточенный взгляд плавно скользящие руки по черным и белым клавишам.
- Конечно. – Она опустила глаза, и возникла угнетающая пауза.
- Сыграешь мне этого Шопена?
- Может, когда-нибудь и сыграю.
Когда мы оказались у входа в галерею, я открыл тяжелую дверь и пропустил Роуз вперед, как подобает воспитанному молодому человеку. Запах кофе ворвался в мое сознание – мама определенно находилась здесь. Казалось, что они неразлучны. Без кофе не будет мамы, только вот в обратном направлении это не работает. Роуз прошла по коридору с низкорасположенными навесными лампами. Последовав за ней, мы оказались в ярко освещённом помещении, где на каждом квадратном метре стены висели лучшие за последний год работы матери. Здесь находились копии тех картин, которые украшали нашу скромную квартиру. На входе я купил два билета, заплатив символически небольшую цену, и очень долго потом отнекивался о возмещении цены билета Роуз.
На выставке присутствовало человек тридцать, не включая меня, Роуз и маму. Они стояли либо поодиночке, либо группой у очередной прекрасной работы. Я попытался найти среди относительно большого количества людей родного человека, но потерпел досадное поражение. Моя спутница направилась к первой картине слева от нас, представляющей собой темные тона и запутанность всей ситуацией, происходящей на картине. Я отчетливо видел на холсте человека, внутри которого зверствовал атмосферный вихрь, хотя слово «эмоциональный» сюда подходило бы больше.
- Это так красиво и завораживающе. – Роуз выглядела удивленной. Ее глаза не моргали, казалось, она не желала упустить даже одну маленькую, но значительную деталь.
- Меня она всегда пугала. – Вот я и прокололся.
- Ты уже видел эту картину? – Легкое замешательство поселилось на ее лице.
- Наверное, спутал с изображением в интернете. – Роуз повернула голову обратно. Вероятно, мое объяснение убедило ее. – Эта картина очень эмоциональная.
- Согласна с тобой, Алекс.
Мы стояли у каждой картины по десять минут и активно обсуждали композицию, либо молчали. Круговорот людей не останавливался, а маму я заметил лишь через полчаса нашего пребывания на выставке. Она стояла у самой последней ее работы, держа пластмассовый стаканчик из кофейни неподалеку. Взгляд сосредоточен, руки сведены на груди. Она смотрела на свою ошибку, которую никто не замечал кроме нее, меня и папы. Всего лишь один сантиметр ошибки украл все внимание матери. Когда она отвела взгляд и начала оборачиваться, чтобы оценить ситуацию, я резко повернул голову к картине, изображавшей странную паутину.
- Что случилось? – Роуз выглядела озадаченно.
- Все хорошо, не бери в голову. - Она повернула голову, пытаясь найти источник моих резких движений.
- Алекс, эта женщина рисовала все эти картины! Мои родители часто с ней общались до того, как…
Ее взгляд тут же потускнел. Я посмотрел на последнюю картину, но не обнаружил рядом с ней маму. Она уже шла к нам своим решительным шагом. Лицо выглядело озадаченным. Интересно, какой первый вопрос она задаст мне, когда мы останемся наедине. Звук каблуков, цокающих по полу и запах кофе приближались к нашим незащищенным фигурам. Когда Роуз заметила, что мама направляется к нам, она подняла голову и вытерла слезы с лица.
- Привет, Роуз! Как поживаешь? Как там твоя бабушка? – Пускай, изменения в росте были незначительные, но они заставляли меня поднимать голову выше, чем обычно.
- Все хорошо, спасибо, Элли! Ваши работы такие эмоциональные и красивые!
- Спасибо, Роузи, спасибо. – Роузи! Роузи! Чувство ревности во мне росло в геометрической прогрессии. Мне стоило больших усилий, чтобы не показать этого.
- А тебе, молодой человек, все нравится?
- Да, мам. Все нравится.
Глаза Роуз округлились. Но стали они еще больше, когда мама провела своей рукой по моим волосам(с запахом земляники). Мы продолжили смотреть картины в гробовой тишине.
7
Она сидела боком ко мне, а ее лицо закрывали каштановые вьющиеся волосы. Я видел, как маленькие пальцы скользят по клавишам, из под которых вылетали самые прекрасные звуки. Нежные движения, неторопливые движения. Душа плыла от теплых чувств под сопровождение Шопена. Видимо, такое влияние оказывают его работы на меня. Может, так и нужно? Старик дураком не приходился, это слышно.
Я расположился в очень удобном кресле, который стоял в двух метрах от белого рояля. Инструмент выглядел ошеломляюще, если учитывать его возраст. Ни одной царапины, ни одной потертости – идеальное состояние. Под ножками на паркете мне удалось разглядеть отметины, говорившие, что рояль множество раз передвигали с одного места на другое. В этом случае страдало только деревянное покрытие, которое не так уж и щадили. Вероятно, сам инструмент протирали каждый день, чтобы убрать отпечатки пальцев и любые грязь и пыль, попадавшие на него.
Передо мной сидело воплощение идеала. Сознание переместилось из большой и уютной гостиной в скромный театр, где я увидел Роуз впервые. Ее осанка ни изменилась за эти годы, а игра стала только лучше. Жаль, что мне не удалось лицезреть сосредоточенный на клавишах взгляд. Горло горело от желания окликнуть ее по имени, но губы преданно сдерживали этот порыв.
Вероятно, прошло слишком много времени, пока мой новый друг играл мне на рояле. Я пытался отыскать взглядом настенные часы, но все попытки обернулись крахом. Решение отдаться музыке захватило меня целиком и полностью. Шопен, Бах, Бетховен, Лист. Роузи ничего не говорила, только переворачивала партитуры, стоящие перед ней. Разумеется, иногда она допускала ошибки, но настолько редкие и несущественные, что я просто не придирался. Господи! Если ты существуешь и если это сон, то пусть он длится вечно! Ради такого можно и душу дьяволу продать, только бы слышать ее игру, видеть грациозные движения и ощущать спокойствие и умиротворение.
Я уже думал о том, как все детали за пару часов переместятся на бумагу. Не на компьютер, а потом через принтер, и на бумагу. Нельзя нарисовать через монитор чувства. Только карандаш, чистый лист бумаги, ластик и память. Наедине эти компоненты творят чудеса. Не хватало только запаха ее духов или уюта, царившего в доме. Но в этом и заключалась проблема. Я не мог определиться пахнет ли ее гостиная чистотой или же не пахнет ни чем.
- Роуз, сыграй еще раз Шопена, пожалуйста, уж очень он мне понравился. – Она ничего мне не ответила. – Роуз? – Ее голова не шелохнулась, а руки продолжали нежно скользить по клавишам, не останавливаясь. Началась новая мелодия, незнакомая мне. Моя просьба проигнорирована или это обычная упрямость и своеволие? – Роузи?!
***
Я нашел маму на кухне, погруженную в свои мысли. Перед ней стояла новая кружка, которую я раньше не видел. Опять странная геометрическая фигура, на этот раз красного цвета, который перетекал в оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и, наконец, в фиолетовый. Радужная геометрическая фигура. Это не очень-то соответствовало ее настроению и общему внешнему виду.
- О чем думаешь, мам?
- О последней картине, Алекс.
- Никто не заметил твою ошибку! Люди выходили из здания с очень странным видом. Но это не из-за твоей малюсенькой ошибки! Их удивило твое мастерство. – Ее глаза поднялись на меня.
- Ты правда так думаешь? – Я кивнул в ответ. – Спасибо, Алекс. Я так долго думала об этом пока сидела здесь, да и когда мы с тобой возвращались с выставки. Роузи такая милая девочка, жаль, то у нее тяжелая судьба.
- Это какая кружка за день? – Очень странные слова вылетали из ее рта. Я понимал лишь их часть.
- Пятая. – Я посмотрел на нее укоризненным взглядом, точнее пытался посмотреть. – Ой! Не начинай! Сам-то по три кружки в день выпиваешь!
- Это не так уж и много. – Руки скрестились на груди и выразили что-то похожее на знак протеста. Или защиты, не знаю. – Я пошел к себе в комнату.
Поцеловав её в щеку, я вышел из кухни и встретил Бадди, который лежал на спине у стены. Его расслабленные передние лапки напомнили мне мультфильмы, в которых животные притворяются мертвыми. Так же лежал и он. Когда глаза уловили мою тень, самый кончик его хвоста еле заметно пошевелился. Он будто бы пытался меня обмануть и напугать, либо же эта поза доставляла ему тонну удовольствия. Я взъерошил шерсть на груди и ушел к себе в комнату.
Карандаш, чистый лист бумаги, ластик и запах ванили. Не хватало только одного. Верно – памяти. Как только я сел за стол, все детали предательски вылетели из головы. Соучастники ушли, память приказала долго жить. Я сидел около часа с пустым взглядом на карандаш, чистый лист и ластик, вдыхая из легких уже противный запах ванили.
;
7
Прошло около двух часов безуспешных попыток вспомнить детали, которые я хотел переместить на бумагу. Пространство и время, беспомощность и отчаяние сдавливали мое хрупкое сознание, словно сдвигающиеся со всех сторон стены. Еще немного и из костей и мяса не останется ничего, кроме каши. Мясорубка мыслей не оставила ничего живого. Ужасное зрелище разворачивалось в моей голове до того момента, как дверь сзади меня начала потихоньку открываться. Лишь небольшой скрип петель выдал отца, который всегда с осторожностью вторгался в мое личное пространство, чтобы узнать как идут дела. Я прокрутился на стуле и увидел его фигуру в дверном проеме. Немного усталый, но все-таки бодрый взгляд. Он прислонился плечом к стене, держа двумя руками новую книгу, которую я раньше не видел на полках. Белая, с красными буквами на задней обложке. Выглядело интересно.
- Как прошла выставка?
- Было много людей, они выглядели довольными, кажется. – Мысли пытались проникнуть в гостиную Роузи, поэтому я опустил глаза.
- Ты выглядишь уставшим, опять спал вечером? Ночью надо это делать. – Его взгляд превратился в укоризненный.
- Я не спал, а был с Роуз.
- С той самой Роуз?
- Той самой. – На его лице расплылась довольно печальная улыбка.
- Твоя мама испекла печенье, потому что очень много думает о той незначительной ошибке и… ей нужно было себя чем-то занять. Приходи, попьем чай и испробуем творенья. М-м-м… Углеводы! Самое прекрасное в этой жизни. – Он прикрыл одну сторону рта рукой. – Только маме не говори, для нее вы для меня самое лучшее в жизни.
- Хорошо, пап. – Я улыбнулся от его безобидной шутки.
Он направился к себе в комнату, где поставил книгу на полку. Когда-нибудь они не выдержат и сломаются от этого груза. Или хотя бы прогнутся. Прокрутившись обратно к столу, я убрал чистый лист обратно в большую стопку, а карандаш и ластик в новый стаканчик из под кофе (не использованный, конечно же).
Перед заеданием своего горя, отчаяния, беспомощности, называйте как хотите, я решил посмотреть на свое «уставшее» лицо. Включил в ванной комнате свет и стал вглядываться в свое отражение. Глаза и вправду выглядели уставшими, а верхнее веко вздулось в полтора раза. Такое происходило только после плохого сна. Что-то новенькое. Никаких временных пастельных шрамов, только опухшее лицо. Я повернул вентиль, отвечающий за подачу холодной воды влево, сложил руки лодочкой и набрал полные ладони. Молекулы воды вытеснили из головы все беспокоящие меня мысли. Освобожденный на какое-то время, я вытер лицо полотенцем и направился на кухню.
Бадди уже сидел у стола, оперившись на ногу отца, выпрашивая сладости, которые ему запрещено давать. Его глаза выглядели настолько жалостливыми, что для отказа следовало иметь строгий и довольно жесткий характер. Папа обладал таким только лишь наполовину. Бадди сверлил его взглядом, но это занятие почти всегда оборачивалось поражением, если не считать хорошее расположение духа некоторых членов семьи (меня).
Я сел на свое место, спиной к окну, оглядел общее положение дел на столе. Печенье представляло собой нечто похожее на конвертики, только в два слоя. Первый – белое тесто, второй – черное. Фирменный рецепт матери, который иногда располагал гостей больше, чем душевные разговоры. Из белого носика чайника шел пар, а рядом с плитой стояло три кружки. Мама насыпала листья зеленого чая в заварочный чайник и залила их водой. В нашей семье первая заварка всегда сливалась, чтобы после второй листья смогли полностью открыться и передать все тонкости своего утонченного вкуса. Через пятнадцать секунд мама сливала воду и заливала новую, после чего мы пили прекрасный чай.
Я очень удивился тому, что все три кружки наполнены чаем – это совсем нетипично для нее. Шестая кружка за день, за которой последует еще седьмая перед сном – вот это наша мама. Если бы я столько выпивал за день кружек кофе, то бросил бы это занятие через неделю, максимум – через полторы. Мне больше нравилось пить фильтрованную воду, чем чай или ободряющий кофе. Когда-то давно прочитанная информация о пользе восьми стаканов в день отложилась надолго в голове. Правда, такое количество подходило определенным людям. Для моего же веса нужно выпивать намного меньше, я думаю. Нужно всего лишь умножить тридцать миллилитров на свой вес, и получается количество нормы для любого веса. Мне вполне хватало полтора литра в день. Думаю, метаболизм хорошо работал не только из-за ежедневной выполняемой нормы, но и из-за хорошей наследственности. Родители никогда не страдали лишним весом, и эта прелесть передалась их единственному сыну.
- Завтра у тебя последняя встреча с Доком в августе, а потом начинается школа. – Папа озабоченно посмотрел на меня. – Ты помнишь?
- Конечно, помню, жду эту встречу с нетерпением. – Мой взгляд мгновенно переместился с кружек с чаем на банку, где лежали таблетки, сдерживающие моих внутренних демонов. Правда, работали они не всегда.
- Я тебя отвезу перед работой, хорошо?
- Сейчас же летние каникулы, какая работа?
- Не забывай, что есть отстающие ученики, либо те, кто слишком заинтересован предметом и готов платить мне за это деньги. – Я совсем забыл о репетиторстве. – В предстоящем учебном году к нам будут приходить домой на занятия. По вечерам под горячий чай я буду объяснять им разные литературные приемы.
- Хорошо.
Мне совсем не понравилось то, что в наше личное пространство, в наш храм придут совершенно чужие люди, не имеющие к нему никакого отношения. Посторонние люди, которых придется избегать, чтобы не встречаться взглядами и не говорить с теми, кто умнее меня. Да, в свои тринадцать лет я не казался вундеркиндом, но и глупым занятиям и мыслям не предавался. А ученики отца имели больше тем для разговора с ним, чем я. Отчасти, конечно же. Я понимал, что с возрастом все придет, но комплекс прогрессировал с каждым упоминанием отца о каком-то его новом выдающемся ученике. Может, именно из-за этого я проглатывал книги и впитывал в себя как можно больше информации, чтобы только стать для отца таким же выдающимся.
- Мам, как думаешь, есть ароматические палочки с запахом других цветов или растений?
- Конечно есть, в магазине через дорогу очень большой выбор.
- Может, мы сходим туда вместе, а я выберу что-нибудь новенькое. – Родители хитро переглянулись и одновременно кивнули друг другу. Это показалось мне довольно таки странным жестом.
- Давай тогда после встречи с Доком съездим, у меня как раз будет часа полтора - два на работу.
- Хорошо, пап.
- Я слышал, что Роуз переводится в твою школу, Алекс. Разве это не прекрасно?
Вот тебе и новость. Мы говорили о многих вещах, но самую важную она решила оставить в рукаве. И вот теперь, этот туз летит от моей родной мамы. Выпив весь чай и съев два небольших, но красивых печенья, я отправился к себе в комнату, где обдумывал темы для разговора с Доком и поездку в магазин. Запах, который мне хотелось чувствовать во всем доме или, хотя бы, в своей комнате – запах розы. Красной, защищенной и свободной розы. Я представил себя маленьким принцем, охраняющим цветок под куполом от ветра и других внешних угроз. Правда, принц оставил розу одну и хотел умереть от яда змеи. Не лучшее сравнение, соглашусь, но оно единственное пришло мне на ум. Еще и эти усмешки! Они сразу поняли, на какой именно запах падет мой выбор. Моментально... Они знают своего сына до мозга костей.
Пришло время для второй попытки вспомнить все детали сегодняшнего дня. Выставка с Роуз, а после расслабление в гостиной под музыку. Мне удалось вспомнить лишь ее волосы, закрывающие лицо, ее тишина и полное игнорирование моего присутствия. Я достал телефон и написал Роуз сообщение:
«Почему ты не сказала, что переводишься в мою школу?»
Через пару секунд пришел ответ:
«А почему ты не сказал, что моим кумиром детства оказывается все это время была твоя мама?!»
«Ты не спрашивала.»
«Вот именно. Ты тоже.»
Я отложил эту беседу до лучших времен, чтобы случайно не вспылить и не отпугнуть моего нового друга и вбил в поиск «Шопен. Ноктюрн номер двадцать» Под успокаивающую мелодию я все-таки попытался расслабиться.
;
8
- Как твои дела Алекс? – Не успел я зайти в кабинет, как сразу пошли расспросы.
- Не очень, Док, не очень.
- Опять человека с битой видишь? – Под его синими глазами ютились огромные темные мешки. Еще ни разу я не видел его в таком состоянии.
- Это только половина проблемы, Док. – Он откинулся на спинку стула и сложил руки на животе. Эта позиция всегда означала лишь одно – готовность внимательно слушать. – Недавно мы с Бадди гуляли и забрели на окраину города. Как раз к тому месту, где находится сгоревший дом. Все мы знаем, кто там жил раньше и что с ними стало в итоге. Пока я стоял и смотрел на обгоревшие деревяшки, мысли сами унеслись от меня. Далеко-далеко. Я думал о том, что же могло случиться с той маленькой девочкой, что за чувства ей пришлось пережить, как она справилась с этим или же только на пути к этому. Наверное, я стоял неподвижно в течение пяти минут, как вдруг мурашки на спине начали бежать сами по себе. На меня смотрела голова барана или козла. Огромные глаза очень сильно напоминали пламя. Бадди украл мое внимание всего на пару секунд, а когда я повернулся, чтобы посмотреть на остатки второго этажа, то голова уже исчезла. Вчера же я познакомился с той самой девочкой. Сначала мы встретились на железнодорожных путях, где в целом провели минут пятнадцать вместе. Наверное, даже меньше. Вечером мы встретились вновь и пошли на выставку картин моей матери. А дальше все как в тумане. Помню лишь то, что она играла мне на рояле и не откликалась на свое имя. После трех попыток привлечь ее внимание я оказался в квартире, где мама сказала, что с выставки мы возвращались вместе, а отец назвал меня уставшим. Я не могу совместить это все в одно целое, Док. Просто не могу.
- Ты принимаешь таблетки? Не было ли такого, что ты случайно пропустил или забыл их выпить?
- Все как обычно, принимаю каждый день.
- Что ты делал вчера вечером?
- Я пытался нарисовать Роуз, как она играет мне, ее волнистые каштановые волосы. У меня ничего не получилось. А после папиных слов я увидел в зеркале опухшее лицо. Это было очень странно.
- То есть ты помнишь только очертания? – Я кивнул в ответ. – А ты помнишь, какую именно она играла тебе музыку?
Я углубился в отголоски своих воспоминаний, искал под каждым камнем мелодию, которая звучала в гостиной у Роуз, но так ничего и не обнаружил., кроме Шопена, ноктюрн которого я слушал у себя в комнате. В памяти сохранились еще те звуки, игравшие на концерте пару лет назад. Ничего более. Вероятно, больной мозг сам придумал эту ситуацию. Собрал всю имевшуюся информацию про Роуз и совместил в одном месте. Если дело обстояло на самом деле так, то выглядело не очень красиво. Мозг должен стоять на моей стороне и помогать при любых сложных моментах, но, видимо, это не входило в его планы. Как можно жить спокойно, если человек не доверяет чуть ли не самому главному органу в его организме?
- Алекс? – Я поднял на него глаза. – Ты можешь вспомнить какие-нибудь ноты, мелодию, что угодно, что связано со звуками? – Мотаю головой. – А были ли там настенные часы или книги, журналы, название рояля? – Опять отрицательный ответ. Он потянулся к первой попавшейся книге и положил на стол. – Прочитай название, Алекс. – Эта просьба меня немного смутила, но сопротивляться я не стал. За все годы, пока я знаком с Доком, он ничего не делал просто так.
- «Эндогенные психические заболевания» - Громко и отчетливо.
- Алекс, мне кажется, что Роуз не играла тебе на рояле в реальности. Это был сон, очень похожий на правду, но все же сон. Именно поэтому ты не мог вспомнить мелодию или название инструмента, не мог нарисовать то, что якобы видел. Обычно в сновидениях все происходит либо слишком хорошо, либо слишком плохо. Ты можешь падать с огромной высоты, но не разбиться, потому что в момент столкновения с землей ты застынешь в воздухе. Во снах очень сложно читать что-либо и следить за временем. Самое главное для тебя – понимать, где сон, а где явь.
- Скажите мне только одно, Док… Я сейчас сплю или это мой больной мозг придумал?
***
На небольшом белом прилавке стояли точно такие же баночки с ароматизированными палочками, как на подоконнике в комнате. "Ароматизированный диффузор". Диффузор - новое для меня слово, плюс к словарному багажу. Лаванда, ваниль, пихта, лесные ягоды и ещё десятки разновидностей запахов, которые они извергали. Мои глаза трепетно разглядывали каждую упаковку, что находилась за прилавком. Они искали только один единственный аромат. Около пяти минут я стоял около продавца, боясь попросить помощи. Отец скрылся в непонятном направлении, предоставив своему сыну возможность выбора. Всевозможные запахи въедались в рецепторы носа и притупляли все обоняние, которое только было. Это изобилие навело неоправданный шторм паники в голове. Я обернулся, чтобы оценить ситуацию - в отделе находился только я и консультант, уставившийся в телефон. Высокие голоса говорили о том, что на экране либо высвечивалась не слишком заумная игра, либо парень смотрел видео с младенцами на YouTube. Халатное отношение к работе только добавило масло в воспламеняющийся огонь. Краем глаза я уловил странный силуэт человека, похожего на моего отца и повернулся к выходу. Боковое зрение сыграло безобидную шутку. Я увидел лишь спину незнакомца, который шел рядом с девочкой, со спины очень похожую на Роузи. Тот же рост, та же походка, только вот волосы не спадали красивыми волнами. Из каштановых, слегка кудрявых, они превратились в прямые русые. Я достал телефон из заднего кармана брюк и, разблокировав экран, быстро напечатал сообщение.
"Ты что, перекрасила и выпрямила волосы?"
"О чем это ты? Я никогда бы так не сделала!" Она что, никогда телефон из рук не выпускает?
"Я увидел очень похожую на тебя девочку, вот и подумал, что ты решила немного изменить имидж"
"Тебе просто показалось"
Решив, что тем для обсуждения найти не удастся, я убрал обратно телефон и кинул взгляд на консультанта. Он все ещё тыкал пальцами в экран, пока на лице отсутствовало хоть какое-то проявление чувств. Может, этот парень подумал, что я заблудился или же всего на всего я не достоин его внимания.
- Извините? - Ноль внимания. Да он издевается! - Можете уделить мне немного времени?! - Он встрепенулся и посмотрел на мою фигуру. Может, он просто не заметил того, что посетитель стоял рядом с ним около семи минут?
- Ой, простите меня, пожалуйста! - На лице проскользнула виноватая улыбка. - Чем я могу вам помочь? - Наконец, все его внимание теперь сконцентрировано на мне.
- У вас есть ароматизированный диффузор с запахом розы или типа того? - Он открыл каталог и начал спускать свой взгляд по названиям вниз, сопровождая его пальцем. Перевернул страницу, другую и перевел взгляд на меня.
- Есть с запахом лепестков роз, розы и ежевики, лепестки розы и мускатных орех и роза с примесью ванили. Что предпочитаете?
- Будьте добры просто лепестки роз.
- Будет сделано, молодой человек! – Очень странно и непривычно слышать такие слова, когда тебе всего лишь тринадцать лет. Хотя, это немного поднимает самооценку.
Он спрятался за прилавком, шумя упаковками товара. Когда консультант снова появился, в его руках уже лежала длинная коробочка, на которой красовались изображения лепестков красных и белых роз. Я забрал упаковку и направился на поиски отца. Вероятно, планировка магазина постоянно менялась, потому что каждый раз нам приходится искать нужный отдел по пятнадцать минут. А когда дело доходит до возвращения домой, то это приключение убивает все нервные клетки и тридцать минут драгоценного времени. Ещё ни разу я не видел план, по которому можно найти нужный отдел или хотя бы выбраться из помещения магазина. Передо мной находилась секция с офисной мебелью. Черные неудобные стулья, высокие и строгие столы полностью убивали желание провести остатки своих дней в помещении на одиннадцатом этаже здания бизнес центра. Правда, в нашем городе офисные помещения находились только в одноэтажных домах, удаленных от жилых комплексов.
Я снова достал телефон и позвонил отцу. Самое странное с этой ситуации - он ответил после первого гудка (его телефон почти всегда находился в беззвучном режиме)
- Ты где Алекс?
- Я у офисной мебели, а ты?
- Я тут совсем недалеко. Если ты выбрал себе все, что нужно, то можешь подождать меня, и мы поедем домой.
- Хорошо.
Я сел на весьма скучный стул и уставился на экран телефона. Желание написать Роуз захватило контроль на телом, и пальцы сами начали набирать сообщение: "Может, погуляем сегодня?"
- Не пиши ей, парень, она проигнорирует тебя и будет высмеивать вместе с новыми друзьями в твоей же школе. - Низкий и грубый голос прозвучал слишком уж неожиданно. Настроение резко ухудшилось от того, что кто-то подсматривал и лез не в свое дело.
- Да что вы себе позволяете?! - Я поднял глаза, но никого не обнаружил перед собой. Сбоку и сзади тоже никто не стоял.
- Она того не стоит, Алекс. Всего-то! На рояле умеет играть! Тоже мне умение! - На этот раз тишину разорвал высокий женский голос. Может, на до мной шутили?
- Прекратите! - Наверное, консультант оказался очень дерзким парнем и решил разыграть маленького мальчика со своими коллегами.
- Ты от нас так просто не избавишься! - Они одновременно засмеялись и заставили бежать по спине мурашки.
Я заблокировал телефон и положил его обратно в задний карман брюк. Пустынные секции очень сильно напрягали и наводили чувство страха. Когда тяжёлая рука упала на мое плечо, я резко вскочил в испуге и, обернувшись, увидел удивлённое лицо отца.
- Ну что? Идём оплачивать?
;
9
Лето выскользнуло в окно, оставив после себя смешанные чувства. Сидя за столом и держа в руке черный карандаш, я склонился над совершенно чистым листом бумаги. За полтора часа не удалось набросать ничего путного и стоящего. Эта «продуктивность» сильно выбивала меня из колеи спокойствия. Вроде, я должен сейчас находиться в школе, но совершенно забыл про эту обязанность. Да, и желания и сил собраться найти не смог. Часы показывали половину девятого – первый звонок прозвенит только через полчаса.
Я, не спеша, побрел в ванную комнату, чтобы умыться и пригладить вернувшееся на место гнездо на голове. Не хватало только птенцов, листьев и мамы-ворона с зажатым в клюве червяком. Красные глаза встретились со свои отражением в зеркале, и подсознание издало звук, похожий на смешанный вопль и томную усталость. Если такое описание вообще уместно и возможно. Я отвел взгляд от впереди стоящей фигуры и принялся к выполнению ежедневного ритуала. Зубная щетка, паста, однообразные круговые движения, полоскание рта и мытье волос с мылом. Да, я отложил шампунь до лучших времен и вернулся к старому методу. Наверное, утрата надежды на дружеские отношения с Роуз сыграла в этом большую роль. Мы не виделись и не переписывались после того случая в магазине. Конечно, желание написать ей преисполняло меня, но до выполнения дело не дошло. Оставалась лишь небольшая надежда на то, что мы продолжим общение в школе, если она этого вообще захочет.
Я быстро собрал все учебники и тетради воедино, уложив их в портфель и на всякий случай положил папку, где должны храниться рисунки с Роуз. В ней находилась только одна работа, которую я нарисовал после первой личной встречи на железнодорожных путях. Можно подумать, что это довольно скудно, и да, так оно и есть. Я быстрее и чаще заполнял чистые листы изображениями чудовищ с красными глазами и изуродованными мордами, чем образами прекрасной Роуз. В моей памяти запечатлелись только две встречи из трех. Конечно, если рассудок не обманывает подсознание. Хотя, они же связаны. Значит, исходя из этого я окружен сообщниками и предателями, которые сговорились против меня. Получается как-то не честно по отношению ко мне.
Чтобы успеть к первому звонку, я пришел на ближайшую автобусную остановку и сел на первый приехавший транспорт, идущий до школы. В автобусе преобладало количество свободных мест у окна. Это самое приятное. В любых поездках, не важно, длинных или коротких, я старался садиться либо рядом с водителем, либо у окон, чтобы наблюдать весь путь от начала и до конца. На стекле обычно оставались разводы от моющих средств или отпечатки пальцев предыдущих пассажиров. Своеобразный след, который оставляли незнакомцы. Окна мылись нечасто, поэтому отпечатков и разводов сохранилось предостаточно, чтобы их заметить, но недостаточно, чтобы они заслоняли всю красоту внешнего мира. Половина деревьев стояли голыми из-за сильного ветра, но другая половина смогла сохранить свою золотую одежку. Сочетание бесстыдной оголенности с робкой застенчивостью всегда заставляло меня восхищаться природой, пусть это и обычное явление, зато очень красивое и воодушевляющее. Мама уже успела нарисовать три картины с осенними видами из нашего окна. Получилось довольно таки хорошо. Одна из работ присоединилась к остальным на выставке, а другая висит на стене у нас дома. Кажется, что скоро места живого не останется, и маме придется ставить приоритеты и заменять одни картины на другие.
Я вышел из автобуса, который ехал не то чтобы очень медленно, но и не быстро. В общем, дорога продлилась минут на семь дольше, чем обычно. Когда до ворот оставалось несколько метров, я услышал первый звонок на урок и буквально почувствовал, как стены содрогаются от топота учеников, спешащих на занятие. Откуда у них такое рвение? Или это больше страх наказания и строгого учителя, чем желание получить не очень уж и важные знания для жизни? Я больше склоняюсь к тому, что нынешнее поколение (не включая меня и небольшого процента других людей) не очень-то стремится к развитию личности. Для большинства подростков на первом месте стоят видеоигры, комиксы, гулянки, где обязательно присутствует алкоголь и полное разрушение себя и моральных ценностей, хотя они сами и не подозревают об этом.
Я открыл тяжелую дверь школы и сразу встретил неодобрительный взгляд завуча, который дежурил у входа и «приветствовал» всех учащихся. Самое приятное в этой ситуации то, что он был моим классным руководителем и преподавал уроки литературы, на которых я всегда учился хорошо. Мне не составляло большого труда выбиться в его любимчики, и можно сказать, что его гнев никогда не обрушался на меня.
- Привет, Алекс! Ты чего опаздываешь? – Его лицо быстро преобразовалось из злобной мины в более заботливую. Мне кажется, в его голове таились подозрения по поводу моего состояния. Это немного напрягало.
- Здравствуйте, извините, проспал немного.
- Раздевайся и иди в класс, я тебя догоню. – Он положил на мое плечо руку, отчего стало как-то неловко и немного некомфортно.
Я снял черную ветровку и отдал вахтеру, получив железяку, на которой изображался номер вешалки. Ничего необычного, в общем. В большом расписании я без труда нашел уроки своего класса. Две литературы, физкультура, математика и две общей истории. К физкультуре я не взял форму, потому что попросил у Дока, еще в классе пятом, освобождение на все время обучения. Сначала он долго отнекивался и говорил, что не может так сделать, но после долгих уговоров согласился. Это наш маленький секрет, который никто и никогда не узнает. Да, возможно, это неправильно, но в итоге я остался в плюсе, а это самое главное.
Школьные коридоры пустовали, если не считать меня и учителя. Я слышал, как его шаги становятся быстрее и ближе. Вероятно, сейчас последует неловкое общение о моем общем состоянии и самочувствии. Через пару секунд его высокая и худая фигура оказалась справа от меня. Его бирюзовый свитер с V-разрезом плотно прилегал к хорошо накаченному телу. Даже не смотря на его физическую форму, он все равно не выглядел качком. Что-то среднее между завсегдатая спортзала и худощавым подростком. Сэм пришел преподавать в нашу школу сразу после того, как получил высшее образование педагога. Он не любил, когда к нему обращались слишком официально и в первый же день попросил называть его по имени. Самое странное произошло именно на первом уроке литературы: Сэм безумно мне понравился. Так же, как нравилась Роузи.
- Вчера же было первое сентября, мы знакомились с новыми учениками. – Он посмотрел на меня очень странным взглядом.
- Новыми учениками?
- Парень и девушка, думаю, они тебе понравятся. Они неплохие и умные ребята.
- Ладно. – Мне не очень хотелось заводить новые знакомства, ведь прошлое обернулось путем в никуда.
- Ты чего такой грустный? – Он слегка задел меня рукой.
- Все нормально, Сэм.
- Опять врешь. – Я ничего не ответил на неприкрытую, голую правду.
Мы прошли до кабинета в полном молчании. Значит, сегодня второе сентября, а я намеренно не пошел в первый учебный день в школу, чтобы набраться хоть каких-нибудь сил. Все ученики сидели на своих прежних местах, только меня ждало неожиданное и странное изменение. На моем месте удобно расположилась Роуз. Конечно, она ведь совсем не подозревала. Я с первого класса всегда сидел за первой партой прямо перед столом учителя. Всегда. В гордом и удушающем одиночестве.
- Садись к Роуз, Алекс. – Я посмотрел на него вопрошающим взглядом, но лишь получил ободряющую улыбку и приподнятые брови. Забавно. Расположившись за соседним стулом, я даже не осмелился посмотреть ей в глаза. – Ну ладно, ребята. Сегодня мы продолжаем изучать классику литературы. Надеюсь, вы прочитали произведение, без которого мы не сможем начать этот урок.
- Привет, Алекс. – Когда я поднял глаза, то встретился с ее по-прежнему красивыми зелеными глазами.
- Привет, Роуз, давно не виделись.
;
10
Сэм не терпел несерьезного отношения учеников к его урокам. Он преподавал уже второй год в нашей школе и в первый же день в роли учителя смог поймать и воспламенить быстро угасающий интерес к занятиям в целом. Материал подавался слишком изящно. Наверное, ему забыли сказать, что за такую искусную работу доплачивать не собираются. Бонусы прилетали только в том случае, если среди его подопечных находились упорные ребята, учащиеся на отлично. Можно и не загибать пальцы одной руки, ведь вундеркинды в классе не присутствовали. Только разлагающиеся изнутри подростки, которым интересно все, кроме саморазвития и знаний.
Сэм ходил по кабинету взад и вперед, пока рассказывал лекцию о классической литературе двадцатого века. Готов поспорить, что при первой же возможности, он убрал бы все парты, а стулья поставил бы вдоль четырех стен, что дало бы его подошве черных кроссовок возможность изучить каждый квадратный сантиметр светло-коричневого линолеума с незамысловатым рисунком.
Рядом сидящая Роуз захватила все мои мысли, не отпуская их с короткого поводка. Я будто бы тонул в океане сомнений, страха и неуверенности, смешанными с небольшой апатией и безразличностью. Но вот она… Непринужденность, легкость и полная свобода во всем… Полная моя противоположность. Зачем только ей понадобилось сесть именно за эту парту, именно перед столом учителя. Я видел, как она провожала взглядом Сэма, пока тот изливал уже, вероятно, третью тысячу слов, хотя прошло не больше двадцати минут от первого звонка. Обернувшись, я понял, что каждый ученик, особенно особи женского пола, смотрят на преподавателя слишком уж влюбленно. Наверное, придумывают тончайшие детали тайного и неосуществимого романа или же простой интрижки. Бесполезное дело, что еще сказать. Парни же только изображали интерес к теме, хотя, держу пари, что они мучились вопросом по поводу игры, которая должна проводиться во время физкультуры. Баскетбол ценился в школе больше, чем волейбол, поэтому кольцо принимало мяч чаще, чем натягивалась большая сетка поперек зала. Они слишком одержимы спортом…
Чтобы попытаться успокоиться, я начал вдыхать как можно больше воздуха. Грудная клетка наполнялась настолько, сколько это вообще возможно. Во время второго или третьего вдоха, я впервые уловил запах духов моей знакомой. Вероятно, она такая же сентиментальная, как и я… Запах роз на прекрасной девочке Роуз. Меня порадовал тот факт, что мыслим мы очень похоже… Забавное совпадение или знак – не знаю. Когда Роуз повернулась в мою сторону, я почувствовал, как к лицу начала приливать кровь, а улыбка нервозно растянулась. Она улыбнулась в ответ – это хороший знак.
- Ты теперь всегда будешь сидеть за моей партой? – Спросил я шепотом.
- Прости, я не знала, что это твоя парта… - Она поймала взгляд Сэма и на пару секунд замолчала. - Только, если ты не будешь против, Алекс.
- Мне бы самому еще понять.
- Алекс, подойди ко мне, пожалуйста, после этого урока. – Сэм прервал свой монолог ради обращения к моей маленькой и беззащитной фигуре. Я услышал короткие смешки с задних парт, но решил не обострять на этом свое внимание.
***
- Как я понял, вы уже знакомы с Роуз? – Впервые я увидел выражение лица, которое олицетворяло смесь озабоченности моим состоянием, ревности и странной подколки в глазах. Такое вообще возможно?!
- Можно сказать и так, а что такое? – От него пахло так же приятно, как и от Роуз.
- Да ничего. Я хотел назначить тебя старостой на этот год, потому что иногда сам не справляюсь с некоторыми задачами. Что ты об это думаешь? – Чего мне точно не нужно, так это представлять класс на различных собраниях и нести некую ответственность за их поведение.
- А что именно я должен делать, Сэм?
- Ничего особенного, Алекс. – Он ободряюще улыбнулся. - Мне кажется, что тебе нужно вести более активную социальную жизнь. Ты слишком замкнутый и отдаленный от других учеников…
- Я не жалуюсь. Да и как поможет статус старосты моей социальной активности? – Очень странное предложение, на самом деле.
- От тебя не требуется ничего сложного. Плюс, это даст тебе приоритет, и другие ученики будут меньше тебя задирать.
- А вам-то это зачем?
- Я просто хочу помочь тебе, вот и все. – Он взял губку и начал стирать маркер с белой доски.
- Окей.
Я не нашел другого ответа на это весьма сомнительное предложение. Самое странное и непонятное для меня, так это его внезапная забота. Такого раньше никогда не происходило. Реальность это или сон? Я все-таки надеюсь на второй вариант…
;
11
Нежная кожа становилась красной и шелушащейся от холодного ветра, который приятно обдувал лицо. Такие легкие последствия заставляли маму волноваться о моем самочувствии и здоровье в целом. Она впихивала градусник под мышку и сидела в мучительном ожидании, а когда ртутный столбик являлся ей во всей своей красе, не достигающий и половины тридцати шести, она с удовлетворенным видом убирала его на место.
Деревья отправляли своих детей на долгий полет, который заканчивается неминуемым гниением, а сами готовились к холодным временам. Роуз шла слева от меня. Одетая в осеннюю куртку кремового цвета, она рассказывала забавную историю. О чем именно шла речь? В том-то и дело, что все детали не сохранились в моей памяти. А точнее – я ее не слушал, может история совсем и не забавная. Само совершенство ситуации полностью захватило меня: невероятно хорошая погода, идущая рядом Роуз, и бегущий на поводке Бадди. Выходные без домашнего задания проходят уж слишком гладко. Только сейчас я заметил, что цвет кожи моих рук резко превратился из бледного в красноватый. Этот оттенок слегка заставил поволноваться. На тыльных сторонах виднелись шероховатости и мелкие царапины, которые достались мне от острых когтей Бадди. Взглянув на еще раз на Роуз, я обнаружил, что плечи ее приподняты, а ладони прячутся в карманах.
- Ты, случаем, не замерзла? – Спросил я, озабоченно.
- Есть немного. – Ее голос слегка дрожал.
- Давай тогда забежим в кофейню, я куплю нам кофе?
- А как же Бадди? Вход с собаками обычно воспрещен… - Она жалостливо посмотрела на собаку. Вероятно, что он даже не замерз, имея такую шикарную, плотную шерсть.
- Возьмем на вынос, только тебе придется подождать снаружи. – Мы синхронно повернулись и направились к кофейне. Через пять минут я уже открывал тяжелую дверь. – Раф? – Спросил напоследок, обернувшись.
- С ванильным топингом, пожалуйста. – Она игралась с собакой и удостоила меня лишь коротким взглядом. Похоже, Бадди интересовал ее намного больше, чем я.
Я окунулся в теплую и наполненную кофейным запахом атмосферу. На календаре красными крестиками отмечались прошедшие дни месяца. На середине осени они прекратились. Парень, сидевший за барной стойкой кивнул мне и стал ждать, пока я сделаю заказ. Он выглядел старше меня всего на пару лет, но уже делал отличный кофе. Вероятно, нужно совсем немного времени и минимум умений, чтобы обучиться этому «мастерству». Я поднял глаза на табло с изображениями напитков, а когда взгляд упал обратно на баристу, меня окатила волна страха. Ноги подогнулись сами по себе, став ватными и невыносимо противными. Брови парня изобразили симметричных гусениц, медленно ползущих вверх, а глаза смотрели в сторону выхода. Парень больше выглядел озадаченным, чем испуганным или взволнованным. Я быстро обернулся, чтобы найти причину и управился с этим за секунду. Через стеклянную дверь открывался прекрасный и одновременно ужасающий вид на происходящее: Бадди удирал в неизвестном направлении, заставляя поводок лететь по ветру, а Роуз отчаянно пыталась его догнать. Я сразу же забыл про намерение сделать заказ и присоединился к погоне.
Прилив адреналина в кровь, и мои слабые и не особо развитые мышцы стали на какое-то время самыми сильными, а дыхательная система самой выносливой. Я видел, как Роуз замедляется и сгибается пополам. Бадди уже скрылся из виду, а паника превращалась в огромную лавину, которая совсем скоро настигнет мою душу.
- Ты видела, в какую сторону он побежал?!
- Туда! – Она указала пальцем в сторону деревьев. Я взял ее под локоть.
- Идем, нам надо его найти.
- Беги вперед, я… догоню… – Она с трудом дышала и все еще сгибалась по полам, держась за бока руками.
- Ты уверена? – Сколько же времени теряю на этот разговор…
- Беги уже!
Я наспех обнял Роуз в знак некой благодарности и побежал в указанном направлении. Три минуты, пять, семь, дыхалка уже отказывалась работать на полную мощность. Ветки деревьев безжалостно били обветренное лицо, заставляя кожу пылать. Казалось, что время ужасно медленно тянется или же застыло вообще. Мне пришлось остановиться, чтобы набраться сил и прислушаться к звукам, оценить ситуацию. По спине стекали потоки нескончаемого пота, голова немного кружилась, а ноги ныли от неожиданной нагрузки. Стволы сгущались предо мной и становились непроглядной стеной. Страшно представить, как пошло бы дело, если бы на улице царило хлорофилловое лето. Я крутился в разных направлениях и в итоге запутался. След резко исчез, и теперь я даже не имел представление о том, откуда пришел. Страх, отчаяние, безысходность. Надежда догорала до тла, но в последний момент, когда от нее осталась бы лишь черная масса, я услышал треск веток вглубине леса.
- Роуз?! – Полная тишина. Справа от меня я услышал голос.
- Алекс! – Теперь я понял, куда нужно держать путь.
Феникс надежды возродился из пепла и подарил мне очередной заряд энергии. Я побежал, что есть мочи в сторону, противоположную от той, где слышался треск веток. Роуз была там, значит оттуда я и прибежал. Он догонит, в этом сомнений нет. Опять удары веток в лицо, глаза заслезились, а дорога стала неразборчивой. Я бежал, но казалась, что ни на метр не приблизился к цели. Когда стволы деревьев, наконец, расступились, послышался сначала громкий и веселый лай. Отлично, цель моя близка. Но как ножом по сердцу после радостного последовал жалостный вопль. То ли от боли, то ли от страха, понять я этого не смог.
Последнее дерево оказалось за спиной. Теперь я стоял на старых железнодорожных путях, оборачиваясь по сторонам. Бадди не произнес ни звука, ветки не ломались. Это привело меня в замешательство. Уголком глаза я заметил черную высокую фигуру, а обернувшись, увидел Человека с битой. Она лежала на плече, а с самого конца, как и шесть лет назад, с него стекала вязкая и алая вязкая жидкость. В голову залетали мысли только о самом ужасном исходе событий. Он знал, что я здесь, но, не обращая внимания, пошел прочь.
- Что ты с ним сделал, урод? Где моя собака?! – Вероятно, однажды, мои голосовые связки не выдержат таких нагрузок, и я в итоге охрипну. Это чудовище остановилось, но не повернулось ко мне.
- Алекс! Что здесь происходит, с кем ты говоришь? Где Бадди? – Вырвалось у него из под маски. Ему удалось скопировать не только манеру но и тембр голоса. Как такое вообще возможно? Я что, псих? Человек повернулся ко мне и снял маску. Его измазанное в грязи лицо извергало самое ужасное выражение, какое я когда-либо видел. Шаг, другой, третий. Он подошел ко мне вплотную. – ТЫ НИКОГДА НЕ СМОЖЕШЬ ОСОЗНАТЬ РАЗНИЦУ. ТЫ БУДЕШЬ СТРАДАТЬ ОТ ЭТОГО И В ИТОГЕ УЙДЕШЬ ИЗ ЖИЗНИ, НЕ НАЙДЯ ОТВЕТА НА СВОЙ ГЛАВНЫЙ ВОПРОС. ЗАДАЙ ЕГО СЕБЕ, АЛЕКС! ЗАДАЙ! НУ ЖЕ! ЗАДАЙ САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ВОПРОС! - Защита моего мозга взломана. В него опять ворвались. Этот человек даже не пошевелил губами, только лишь дьявольски улыбался. Но он изменил голос. Теперь он говорил не как Роуз, а как Док.
Я согнулся пополам, испытывая невообразимую боль в районе легких. Когда же моя голова оказалась на рельсах, сзади раздались звуки ломающихся веток. Роуз. Мое спасение и моя погибель. Убегай отсюда! Я поднял голову, чтобы увидеть ее. Она вышла из-за деревьев и в момент стала походить на труп. Или на испуганного наркомана. Ее кожа стала бледнее, а голос дрожал
- Алекс! Что случилось?! Ты в порядке?.. – Роуз подбежала ко мне и упала на колени.
Черный человек исчез, а впереди послышался лай. Бадди! Я попытался встать в полный рост, но смог лишь сохранять равновесие в согнутом состоянии. Когда впереди показался Бадди, шаг ускорился, а надежда и счастье запылали ярким пламенем.
- Бадди! – Он весело вилял хвостом, будто бы ничего не произошло за последние три часа, или час. Счет времени опять пошел по наклонной. Я упал на колени, а пес облизал искалеченное ветками лицо. – Бадди! Как же ты умудрился убежать? – Хвала небесам, что на его теле я не нашел ни одного ушиба или царапины.
- Роуз? – Обернувшись, чтобы найти поддержку в лице Роуз, я разочаровался. Или удивился – не могу понять. На старых железнодорожных путях были только я и Бадди.
12
Представьте, что вашу голову сжимают под тяжеленым прессом. Еще немного, и она может лопнуть, не выдержав такой нагрузки. Как воздушный шарик лопается от острой иглы. Или от переизбытка кислорода. Невероятная боль, которая не поддается описанию. Ни слова, написанные ручкой, ни текст на мониторе компьютера не смогут передать все то, что приходилось испытывать мне в тот ужасный момент. События, переживания и чувства так сильно давили на сознание своей тяжестью, что подняться с кровати так и не удалось. Кисть руки мирно лежала на голове Бадди и изредка шевелила пальцами, слабо теребя его плотную шерсть. Он очень часто дышал, и я чувствовал очень неприятный запах, исходивший из его пасти. Вероятно, он съел что-то, пока находился вне поля моего зрения и контроля. Нечто, отдаленно напоминающее рыбу и разлагающуюся плоть (Хотя, откуда мне знать запах плоти?). Бадди уже забыл о происшествии и, готов поспорить, больше никогда и не вспомнил бы об этом. Хорошо ему… Никаких страданий, никаких забот. Только лишь редкие переживания за себя и своих хозяев. Его окружали заботой и любовью, а он в ответ отплачивал нам тем же.
Я понятия не имел, сколько сейчас времени, да и, в общем-то, не очень хотел знать. Оно всемогуще, разрушающе. Летит, не видя преград. Только куда? Каждый человек пытается обыграть жизнь, выиграть немного времени, хотя никто не сможет избежать одного – смерти. Каждый, каждый человек, который жил до нас, теперь разлагается в земле или его прах давно растворился в бесконечных волнах океана. Столько роскоши при жизни, но земля всех приравнивает. Время никого не щадит, да и правильно делает.
Бадди положил голову на пол, а рука безжизненно повисла в воздухе. Я повернул ладонь к себе и медленно сжал пальцы. Синие вены на предплечье выступили и снова спрятались, когда я разжал пальцы и напряжение спало. Голова оторвалась от мягкой подушки, и мне потребовалось достаточно много усилий, чтобы удержать ее в таком положении. Сейчас она представляла собой неподъемный груз. Мне пришлось подняться с кровати и переместиться, хотя бы, на стул, чтобы не оставаться в таком положении до конца дня.
На подоконнике стояла баночка с диффузорами. Роза, моя Роза… Почему ты исчезла в трудный для меня момент? Что позволило провалиться тебе сквозь землю? Отчаяние, непонимание и желание разбить стекло с палочками о стену смешались с остальными чувствами, дополнили их и оказали еще более разрушающий эффект. Синий тюль, отодвинутый наполовину, позволил лицезреть ограниченную оконными рамами картину уходящего дня. Все те же голые деревья; уплывающее за горизонт очертание солнца, прятавшегося за кучками облаков. Ветки тихонько покачивались от ветра. Вроде, ничего необычного не происходило. Конец света наступит еще не скоро, расслабляем булки.
По пути на кухню, я освежил лицо холодной водой. Бадди даже не поднял голову, когда моя фигура медленно покинула комнату. В черной коробке с белым крестом посередине, мне удалось найти аспирин и таблетки неизвестного для меня успокоительного. Если, память не изменяла, то мама пила их каждый раз, когда волнение захлестывало ее рассудок. Закинув таблетки в рот, я отпил немного воды из стакана. Может, сочетание не стоило того, но в голове сейчас царствовало полное безразличие.
Я вернулся в комнату и расположился на стуле, а руки сами достали телефон и на автомате открыли историю переписки с Роуз. Пальцы напечатали сообщение:
«Куда ты исчезла?» Прошло всего лишь пару секунд, и на экране высветился ответ:
«Я уже третий день ночую с бабушкой в другом городе. Я же тебе говорила об этом, забыл?»
Странная она... С момента нашего знакомства я впервые подумал об этом. Она сбежала, а теперь пытается найти оправдание и отмазаться? Мне казалось, что она никогда не предаст в трудный момент, всегда будет рядом. Я же готов находиться рядом во всех ситуациях, когда ей плохо, грустно, радостно или же просто нормально. Так вообще говорят? Но, видимо, она не нуждалась в моей поддержке. Где-то глубоко внутри начала бурно закипать злость. Пальцы быстро напечатали ответ:
« Как скажешь. »
В сообщениях я ставил точки только тогда, когда злился или же просто хотел прекратить общение или обсуждение неприятной для меня темы. Телефон мигом оказался на столе. Дыхание участилось, ногти вонзились в ладонь так сильно, что, казалось, скоро выступит кровь. Бадди уже не лежал у кровати, он нервно смотрел на меня, сидя рядом с окном. Я вскочил со стула и в порыве слепой ярости схватил банку и швырнул ее в сторону двери. Громкий звон бьющегося стекла отозвался эхом в пустой квартире. Одна часть осколков улетела за порог комнаты, а другая лежала у моих ног. Бадди жалобно заскулил и пытался отойти от меня как можно дальше, поджав длинный хвост, но небольшая комната не позволила осуществить задуманное. Резкий запах роз вонзился в рецепторы носа. С бушующими чувствами в душе, я резко открыл окно и упал на кровать. Бадди не понимал, что вообще только что произошло. Его чистый и невинный взгляд заставил ярость немного утихнуть. Все стало бы в разы лучше, если бы ей на смену не пришли стыд и страх. Я затащил тушу Бадди на кровать и лег, крепко обняв его. Дрожащие лапы не давали мне покоя... Этот поступок настолько напугал моего верного друга, что становилось страшно не только за себя, но и за близких. Если это только начало, то что ждет же меня и важных мне людей в конце?
Мы лежали так несколько часов, может, меньше или же больше, понятия не имею. Родители нашли меня в слезах, отчаянного, обнимающего пса. Я чувствовал, как их волнение возрастает с каждой секундой. Разбитое стекло у двери. Заплаканный ребенок, лежащий в постели в обнимку с напуганной собакой. Мама первая подошла к постели и говорила какие-то теплые слова. Я слышал, как папа уходит вглубь квартиры и роется в шкафу, где хранился бытовой хлам. После до меня доносились лишь нервные вздохи мамы, плавные и аккуратные движения щетки с длинной ручкой и бренчащие звуки стекла. Осколки упали в целлофановый пакет, который потом выбросили в мусоропровод.
- Алекс, дорогой, что случилось? – В голосе мамы я не услышал и намека на упрек – это хороший знак.
- Расскажи нам, что здесь произошло. – Попросил папа.
Когда глаза открылись, я увидел сидящую у кровати маму и обнимающую ее одной рукой папу. Вторая лежала на моем плече. Бадди уже успел спрыгнуть с кровати. Теперь он сидел в дверном проходе с крайне обеспокоенным взглядом.
Слова полились из меня вместе со слезами. Я чувствовал щекой, как наволочка промокла от соленой жидкости, отчего стало немного противно. Они слушали внимательно, не перебивая. Конечно, они иногда смотрели друг на друга, негласно задавая вопрос, и тут же отвечая на него. Им хватало только взгляда, чтобы понять друг друга. Семнадцать лет счастливой совместной жизни не прошли даром... Только взгляд…
Когда последняя слеза упала на наволочку, а слова закончились, я почувствовал частичное освобождение. Мысли о произошедшем продолжали меня мучать, но уже не так сильно, как прежде. Мама оставила нас в комнате, а сама ушла на кухню. Я слышал ритмичное щелканье, означающее подачу газа – она поставила чайник на плиту. Папа сел на кровать на середине рассказа и обнимал моё хрупкое тело до самого его конца. Большая рука свисала с моего плеча, будто бы укрывая от всех бед и спасая от всевозможных происшествий.
- Все будет хорошо, Алекс. Думаю, мама даст тебе еще немного успокоительного и ты сможешь полностью расслабиться. Это нормально – вымещать свой гнев, да, и, вообще, все гнетущие тебя эмоции. Это правильно. Если бы мы не выпускали пар, то давно бы уже ходили без сил на существование. – Он прижал меня сильнее к себе. – Ты главное не забывай, что мы всегда готовы выслушать и поддержать тебя в самые сложные моменты. И мы всегда будем принимать тебя таким, какой ты есть. Со всеми плюсами и недостатками. Ты же наш сын, и мы любим тебя.
От этих теплых слов мне еще больше захотелось плакать, но все запасы жидкости остались на подушке. Мы сидели до того момента, пока голос мамы не раздался из другой части квартиры. Вода вскипела. Я бы сейчас не отказался от кофе, но выбор в этой ситуации мне не предоставлялся. Войдя на кухню, я обнаружил в прозрачной чайнике заварку с листьями ромашки. Мама уже рылась в аптечке и искала нужные таблетки.
- Не нужно, мам. Я… вроде успокоился. – Голосом немного дрожал, но я уже не ощущал прежних чувств гнетущих рассудок.
- Хорошо, дорогой.
Она убрала аптечку на место и налила в свою любимую кружку ромашковый чай, а себе и папе – свежезаваренный кофе. Они все еще выглядели немного взволнованными, и я прекрасно знал, что когда вернусь в свою комнату они либо останутся на кухне, либо переместятся в гостиную, чтобы посоветоваться и обсудить произошедшее. Неловкое молчание, кружка у рта и обжигающая жидкость с ароматом ромашки. Мне пришлось разбавить его холодной водой, чтобы пить его без ущерба для языка. Закинув в себя два крохотных печенья, которые мама приготовила вчера, и, выпив до конца чай, я пожелал спокойной ночи родителям и вернулся в свою комнату.
Прохладный воздух с улицы, поступавший в течение нескольких часов, пока я лежал на кровати, успел уничтожить едкий запах роз. Это порадовало меня. Я закрыл окно, сел за стол, включил компьютер и открыл первую попавшуюся вкладку сайта с фильмами. Драма, боевик, фантастика, ужасы. Только то, что будоражит или раздражает рассудок. Я оставил ТОП неинтересных работ и открыл раздел комедий. Комнату освещала лишь настольная лампа, а звук шел через наушники. Перед тем, как главная тема разразилась во всю мощь, и я успел услышать лишь часть разговора родителей.
- Я позвоню Доку, а ты звони… - Двадцатый век фокс представляет… В главных ролях…
«ТЫ НИКОГДА НЕ СМОЖЕШЬ ОСОЗНАТЬ РАЗНИЦУ. ТЫ БУДЕШЬ СТРАДАТЬ ОТ ЭТОГО И В ИТОГЕ УЙДЕШЬ ИЗ ЖИЗНИ, НЕ НАЙДЯ ОТВЕТА НА СВОЙ ГЛАВНЫЙ ВОПРОС. ЗАДАЙ ЕГО СЕБЕ, АЛЕКС! ЗАДАЙ! НУ ЖЕ! ЗАДАЙ САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ВОПРОС!» Эти слова заглушали звук, идущий из наушников. Словно вода, падающая со скалы. Непрекращающийся водопад мыслей. Какой самый главный вопрос я должен задать себе? Какой ответ получу? Что если он смутит или напугает меня до такой степени, что я никогда не стану прежним? Касается ли этот вопрос только меня или же в нем замешаны еще и Док, Роуз, Сэм? Все вместе или по отдельности? Эта путаница и неопределенность сводит сума. На экране мелькают смеющиеся лица, худые и странно одетые парни безрезультатно пытаются завоевать внимание красивых девушек, что заставляет меня ухмыльнуться. Фильм закончился до того, как я успел уловить суть или, хотя бы, расслабиться. Черный экран, чистый воздух без примесей и подавленное настроение.
- Собирай вещи, Алекс. Мы отправляемся на прогулку. – Холодный голос заставил дрожать мою душу изнутри. Я не смог сопротивляться и за минуту надел теплую одежду и вышел на улицу.
;
12
Голос командовал мне, указывал дорогу и говорил ужасные вещи, пока ноги несли тело в неизвестном направлении. Я знал, кто со мной говорит, конечно, знал. Каждый раз, когда он открывал рот, всегда хватало одной секунды на определение хозяина этого голоса. Черная кофта, бита со стекающей противной слизью, обезображенное лицо с красными глазами. Это чудовище никогда не оставляло меня наедине, ходило по пятам и появлялось в те моменты, когда ему угодно. Конечно, раньше я полагал, что я – единственный хозяин своего мозга, а оказалось – это совсем не так. Как можно доверять рассудку, если контроль над ним с легкостью берет непонятное существо? Оно меняет голос, внешность, свое поведение… Мой личный Сатана, прячущий крылья под невинной человеческой одеждой.
Ветер словно бил палками по нежной коже и голове. С каждым шагом я уходил дальше от дома. Уличные фонари, как правило, горели только в центральной части города и на территории частных домов, а мне же приходилось слушать ежесекундные нотации Голоса и идти вслепую в темноте. Глаза могли отличать лишь очертания голых деревьев и многоэтажек, постепенно сменяющихся на коттеджи.
- Обещаю! Я тебе обещаю, что будет весело. Если уж не тебе, так мне точно! – Я не мог понять, была ли это угроза или радостный крик души. Вероятно, все вместе. – Сейчас налево, а потом прямо! Да и ты сам знаешь дорогу, чего мне объяснять?!
Я сделал все в точности так, как он и сказал. Теперь я стоял перед скромным домом Роуз. Свет горел только на первом этаже, окно поднято. Старая худая женщина играла на рояле. Ее руки плавно двигались в той же манере, в которой играла ее внучка. Элегантно и красиво. Видимо, это семейное. Музыка ласкала мои уши ровно до того момента, пока в голове снова не зазвучал этот Голос…
- Она наврала тебе, Алекс! Посмотри сам! Бабушка играет на рояле, а сама Роуз мирно спит в своей комнате под звуки музыки. Лезь на крышу крыльца, а потом тихо открывай окно в ее комнату!
- Заглохни!
О сопротивлении и речи быть не могло. Хоть я и попытался как-то противостоять ему, но ноги сами несли тело к крыльцу, руки тянули меня вверх на крышу невысокого навеса и поднимали окно настолько тихо, насколько могли. Потребовалась всего лишь секунда, и дело сделано. Теплый воздух вырвался из помещения и атаковал лицо. Нос не уловил запах, что показалось мне весьма странным. У каждого дома разный, индивидуальный запах, а здесь – ничего.
- Хватит нюхать! Ты что, наркоман? Все равно ничего не сможешь уловить. Залезай в дом, живо! – Я вздрогнул и залез в комнату.
- Зачем мне это делать? Ради чего? – Рот не открывался. Процесс мысленного диалога запущен.
- Потому что эта девочка намного умнее тебя.
Полоса света от уличного фонаря падала на кровать. Я увидел, что голова повернута к стене, а тело слегка поднимается и опускается при каждом вдохе и выдохе. С первого этажа тихо доносились мелодии. Наверное, Бах. Оглянувшись, я обнаружил компьютерный стол с тремя ящиками. Руки сами потянулись к одному из них.
- Смотри не разбуди ее, Алекс! – Опять вздрогнул.
- Если не будешь меня отвлекать, то все пройдет гладко. Если уж ты поселился в моей голове, то будь, хотя бы, на моей стороне!
- Я, между прочим, пытаюсь помочь тебе! Ты уж прости за тот случай на путях, я был очень зол на тебя… - Лукавый тон сбил меня с толку.
Я открыл самый нижний ящик и увидел одиноко лежащий ежедневник. Ничего необычного – черная обложка без каких-либо рисунков и надписей. Как я понял, что это ежедневник? У меня дома лежала точная копия этого экземпляра. Красная веревочка ютилась между страниц, наверное, Роуз исписала уже больше половины. Медленно закрыв ящик и сунув ежедневник под мышку, я выскочил обратно в окно, опустив его перед уходом. Прыжок, и тело на земле. Голос внезапно затих. Слева от меня появился силуэт, совершенно не похожий на тот дьявольский образ, что представлялся на протяжении шести лет. Сгусток разрушающей силы и энергии превратился в высокого и миловидного, приличного подростка. Каждая делать продумана до мелочей, за исключением глаз… Глаза, скрывающиеся за круглыми черными очками, отличались исключительно яркостью. Темное покрытие не смогло спрятать от меня это пламя.
- Тебе обязательно было являться ко мне головой козла или человеком с битой? Что с этим образом не так?!
- Не кричи на меня! Не отбирай мою же работу! – Он исчез, оставив меня наедине.
Ноги донесли тело за пятнадцать минут до дома. Меня встретили заспанные глаза Бадди. Он быстро потерял интерес и отправился в комнату родителей, где обычно и спал. Я не стал снимать куртку, чтобы не шуметь и пошел в ней прямо к себе. Рука все еще придерживала ежедневник под мышкой, будто бы охраняя его от нежелательных нападок. Правда, я и сам был для него неблагоприятным явлением.
Комнату озарил холодный свет настольной лампы. Ничего не изменилось – все находилось на прежних местах, если не считать того, что запах улицы вытеснил еще и настоявшийся аромат кофе. Тишина поглощала квартиру, за исключением частых и громких вздохов Бадди. Я закрыл дверь комнаты, снял куртку и повесил ее на спинку стула. На первых страницах ежедневника неразборчивый почерк наклонялся то вправо, то влево, менялся размер букв, появлялось множество восклицательных и вопросительных знаков. Я перелистнул неизвестное количество страниц и обнаружил эту запись:
«Седьмое сентября, две тысячи десятый год. Вчера ездили загород с семьей, поели вечером жареного мяса с грибами, которые собрали днем. В целом, все прошло хорошо, родители не ругались, а папе стало намного лучше. Он больше не творит странные вещи, а это уже хорошо. Впереди несколько концертов, на которых я не очень хочу присутствовать. Да, мне нравится играть, но не для сотни пар глаз, а только для себя. Нужно немного потерпеть, и все это закончится»
«Двенадцатое ноября, две тысячи десятый год. Три выступления прошли слишком хорошо. Жаль, что родители не смогли прийти и послушать, как я играю. Хотя, я могу сделать это для них в любой момент, если они попросят. Папа решил сделать небольшой ремонт в доме, а я должна буду пожить с бабушкой некоторое время. Он говорит, что он либо слишком много спит, либо слишком много бодрствует. Это немного напрягает, не хочется, чтобы случилось что-то плохое. Перед тем, как уехать к бабушке, я нашла записку на его столе: «Я умираю каждый раз во сне, чтобы проснуться. Надеюсь, это не перетечет в реальность» Вероятно, ему становится хуже»
«Третье января, две тысячи одиннадцатый год. Все празднуют наступивший новый год, а мы с бабушкой хороним родителей. Вероятно, папа решил проверить свои убеждения, и случайно спалил дом дотла. Без них очень тяжело…»
Эта запись наполнила меня грустью и печалью за Роуз. Какая страшная и относительно сложная судьба – потерять родителей в пожаре, когда тебе всего лишь одиннадцать лет… Я потянул за красную веревочку и открыл последнюю запись:
«Две тысячи тринадцатый год. Алекс напоминает мне отца – такой же странный, но заботливый. Он очень закрыт в себе, возможно, у него совсем нет друзей, кроме Бадди… Мне бы хотелось стать его другом, но мне кажется, что у него такая же проблема, как и у моего папы… Будет сложно общаться с ним. Но попробовать, наверное, стоит…»
;
;
1
Кухню освещала лампочка настольного светильника, а за окном в черной непроглядной бездне падали хлопья белого снега. Казалось, что они могли бы уместиться на мою большую ладонь, но при соприкосновении сразу же растаяли бы. Теплота тела за секунду уничтожает эту невероятную красоту, от чего становится стыдно. Все мы – убийцы, все мы превращаем снег в воду. С одной стороны – ничего страшного, а с другой – полная катастрофа. Хлопья не спеша опускались к земле, пока я смотрел на них под защитой из толстых стен потолка десятиэтажного панельного дома. Скоро они умрут, отплясав свое последнее представление, превратятся в нечто другое и, вскоре, вовсе исчезнут. На смену придут другие, и так по кругу. Словно отбор природы сильнейших представителей, где никогда не будет победителя…
Большой палец правой руки медленно двигается снизу вверх, пролистываю ленту новостей. Ничего интересного, кроме бесполезного хлама не попадается на глаза – один словесный понос и милые, но чаще всего, глупые видеоролики с животными. Сообщений и пропущенных звонков нет, циферблат на экране молча оповещает меня о том, что новый день начался еще четыре с половиной часа назад. Пальца левой руки грелись о поверхность кружки с кофе, который я заварил, наверное, минут тридцать назад. Она почти полностью остыла.
Грудь ныла непонятно отчего, а глаза болели из-за сухости. К такому быстро привыкаешь, особенно, если это длится в течение шести лет. На протяжении двух тысяч и сто девяносто дней я ношу в кармане брюк капли от сухости глаз. Если бы коллекция маленьких и старых флаконов хранилась так же, как и коллекция рисунков, то на полках вместо книг стояла бы, наверное, сотня использованных баночек. Врач сказал, что мне следует уделять больше времени сну, но за этим следить не получается. Может, я и вовсе не ходил на прием, а просто внезапно стал покупать эти капли, по собственному решению.
Светло-фиолетовая занавеска немного поднималась из-за ветра, который прорывался сквозь старые деревянные оконные рамы. Хлопья изменили свое направление и скорость, отчего заболела голова. Телефон в руке завибрировал, и я кинул взгляд на уведомление – пришло сообщение от заказчика. Почти в пять часов утра он вспомнил, что хочет добавить несколько деталей, которые не повлияют на внешний вид работы в целом. Поменьше реализма, побольше ярких цветов. По сути, мне оставалось отредактировать зарисовки, убрать лишние линии и добавить краски.
Я услышал, как на другом конце квартиры заскрипел старый паркет. Слишком раннее время для подъема, учитывая то, что ему вставать ко второму уроку. Каждый шаг сопровождался предательским шумом напольного покрытия. Он появился из-за угла с заспанным лицом, растрепанными волосами и в растянутой черной футболке, которая была больше на два или три размера. Она скрывала под собой отличной форму тела, визуально превращая человека в прямоугольный объект с ногами и руками. Это было некого рода кощунство и издевательство надо мной.
- Доброе… утро, - Сэм зевнул и посмотрел на часы. – Ты хотя бы спал?
- Не знаю. – Пришла моя очередь узнавать сколько времени. Семь двадцать три.
- Опять? – Он потрепал мои волосы, точнее, их остатки, и пошел к окну.
- Снова.
- Какие планы на день?
- Доделать заказ и прогуляться немного.
- Встретишь меня после школы? – Невинная улыбка расползлась по его лицу. – Чувствую себя ученицей старших классов, которая попросила парня постарше встретить ее. Так романтично, м-м.
- Мне нужно будет подарить тебе розу и нести всю дорогу портфель вместо тебя?
- Если ты вручишь мне гортензию, то у тебя будет больше шансов! – Он засмеялся, и это заставило меня улыбнуться.
- Я пользуюсь этими шансами уже три месяца, Сэм!
- Конечно! Теперь в моей квартире стало намного меньше места из-за огромного количества твоих вещей!
- Ой, давай не устраивать сцены! Я знаю, что тебе это нравится. – Он прищурился и смотрел на меня хитрым взглядом, наверное, минуту. – Перестань!
- Ой, давай не устраивать сцены! Я знаю, что тебе это нравится! – Детская игра в дразнилки началась. Сэм налил в новые кружки свежезаваренный кофе и отдал одну из них мне. – Эта какая по счету?
- Может, третья или четвертая. – Он порылся в холодильнике, взял из контейнера творожную запеканку рукми и полностью запихнул себе в рот. Огромный, но бесформенный хомяк с набитыми до отказа щеками и кружкой в руках смотрел на меня. Облизав пальцы, Сэм повернулся к коридору и дотронулся до моего плеча.
- Беви кове и пофли.
Квартира Сэма состояла из небольшой кухни, совмещенным санузлом в двенадцать квадратов и просторной гостиной-спальни, где стояли кровать, диван, мой стол из родительского дома со всей техникой, открытый общий стеллаж для наших книг и телевизора, по бокам которого размещались два больших шкафа-купе. Пришлось побороться за право развесить все свои вещи в одном из них – оказывается, у него немного больше вещей, чем я ожидал. Спальное место гармонично отделялось от гостиной плотной шторой. Сэм поставил кружку на кофейный столик, упал на диван и включил телевизор. Мы редко смотрели кабельное телевидение, но использовали его как монитор для приставки.
- Сыграем одну партию перед работой? – Значок загрузки бегал по десятому кругу.
- Ты ведь опоздаешь.
- Пусть дети немного подождут. У меня все равно два урока у одного класса.
- Какой год?
- Седьмой, ничего интересного.
- Ладно, врубай.
Одна партия заняла у нас около получаса, хотя обычно мы укладывались только за час – полтора. Глядя на растрепанные волосы Сэма, я еще раз убедился во множестве плюсов своей прически. Полгода назад в моих руках оказалась машинка для бритья, а с относительно длинными волосами пришлось распрощаться. Я оставил только три миллиметра на висках и затылке, а на макушке – девять. Небольшой переход в семь миллиметров, и из слащавого странного молодого человека я превратился в просто странного молодого человека. С неодобрением мне, конечно, пришлось столкнуться, но если бы я обращал внимание на личное мнение других людей, то давно бы уже лежал в земле, и черви поглощали бы мою плоть. Не то чтобы мне советовали умереть, но от общего напора негативизма легко сломаться и перестать быть самим собой. Уж лучше умереть, чем играть ненастоящую и несуществующую личность.
Когда ребенок плачет, а родители дают ему конфеты, то он начинает понимать, что при каждом капризе сможет получить желаемое. Ужасное подкрепление. Также и со всеми другими людьми. Мы «должны» соблюдать нормы, следовать стереотипам и делать так, как считают нужным он, только лишь бы их внутренний ребенок не заплакал. Это очень глупо… Если я захочу что-то сделать, то меня остановит либо собственный разум (которому я не очень-то и доверяю), либо кто-то еще, у кого есть власть надо мной. Мне наплевать на то, какая прическа у человека, какой у него вес, рост, глаза, голос, руки, ноги, задница или грудь, ориентация – список можно продолжать до бесконечности, главные в нас черты – умения оставаться самим собой и жить хотя бы в небольшой гармонии с внутренним Я. Человек не может называться человеком, если он унижает других за внешние или внутренние данные и их поступки. У каждого своя жизнь, и только своя нас должна волновать. Об остальных людях и их поступков, которые нам не нравятся лучше не думать. Самим же легче будет…
Сэм начал собираться, когда маленькая стрелка часов подползла к девятке. Он собрал небольшой черный портфель, взял с собой пару фруктов для перекуса и, крепко обняв меня и поцеловав в щеку, скрылся за дверью. Я отправился на кухню, чтобы проводить его взглядом из окна. Ежедневный ритуал на протяжении трех месяцев совместного проживания. Черная бездна пропала, и вместо нее появилась белоснежная улица с голыми деревьями и мелкими капельками дождя, одетыми в ледяную шубу. Домофон запищал, а через секунду вышел Сэм. Черное пальто, гармонично подходящий серый шарф и такого же цвета простая шапка. Он обернулся и поднял голову, чтобы встретить мой взгляд. Легкая улыбка, кивок и расслабленный шаг в сторону автобусной остановки. Сэм сдал на права в свои восемнадцать, и, даже, имел собственный автомобиль, но пользовался им довольно таки редко. Серый «ниссан» стоял на парковке у дома и, будто бы, провожал печальным взглядом фар своего владельца. Вероятно, я ездил на его машине чаще, чем он.
Вернувшись в гостиную, я включил компьютер и открыл зарисовки заказа. Около двух часов ушло на финальные штрихи. Заказчик владел сетью магазинов, продававших рыболовные снасти. Он хотел видеть на своих вывесках огромную мультяшную рыбину, выплывшую на поверхность воды. На ее чешуйках красовалось что-то, похожее на татуировки, а у рта виднелись дыры от крючков, в которых ютился гармонично сочетающийся с образом пирсинг. Получилось эффектно, но нелицеприятно для меня. Отправив файлом законченную работу, на которую ушло довольно много времени, я отправился на кухню. Проделав тот же ритуал, что и Сэм, облизнув пальцы, я сидел с набитым до предела ртом и с трудом пережевывал запеканку. Ноги демонстративно ныли от усталости, хотя нагрузка для них в последнее время была минимальная. Видимо, «ниссан» сегодня будет катать в себе весь день странного молодого человека.
Проглотив порцию еды и умывшись, я поиграл в одиночном режиме еще несколько часов, а потом сел в машину и выехал с пустой парковки. Снег хрустел под массивными колесами, передавая прекрасную атмосферу. Но если бы, снежинки имели нервную систему, то каждый хруст – это их крик и мольба о помощи у невластного над этим обстоятельством неба. «Убийца снежинок» - будто бы название детской книги ужасов, где у белоснежных хлопьев есть глаза, руки, ноги. Эти мысли заставили меня улыбнуться, хотя душа испытывала совсем противоположные эмоции. Машины ехали очень медленно, а их дворники на лобовом стекле бегали из стороны в сторону, смахивая все объекты, мешающие обзору. Люди ехали на работу, везли своих учеников в школу, а я, избегая все стереотипы «взрослой жизни», направлялся уверенно в отчий дом, чтобы проверить не только тех, кто воспитал меня, но и старого лохматого приятеля. Бадди… Его здоровье всегда походило на спортивную машину, собранную по лучшим технологиям в другой стране. Казалось, ничто не смогло бы свалить этот сгусток мощи и силы в небольшом теле. Сейчас, на седьмом году жизни, его шерсть потускнела, а взгляд опустился к земле; лапы хоть и двигались, но очень медленно. Некоторые знания в биологии всегда говорили мне, что собаки живут от восьми до тринадцати лет, а иногда и больше. Бадди сложно назвать старым, но и на молодого он уже не похож. Смотреть на него больно, но, когда он бежит ко мне, с виляющим из стороны в сторону хвостом, в сердце загорается огонек надежды, который согревает душу. Неизвестно, когда произойдет наша последняя встреча, неизвестно, когда финал догонит его. Но внутри меня всегда сидит ощущение того, что конец приближается для нас обоих…Обычное начало, странное продолжение и не самый лучший финал. Это всех нас ждет, только никто не знает где, когда и при каких обстоятельствах… Неизвестность чаще всего губительна, по крайней мере, для меня.
К шестнадцати годам мы переехали в один из тех маленьких домиков, что находились неподалеку от железнодорожных путей. Папа решил, что нашей семье стоит сделать это, потому что в старой квартире было недостаточно места. Пополнение в скромных рядах, и вот, моему брату уже шесть лет. О беременности матери я узнал после того, как вернулся с отцом домой после очередной встречи с Доком. Счастье струилось из её глаз, а об отце даже и слова не скажу. Одного предложения хватит – они радовались, а я не знал, как реагировать. Вроде, это хорошо – новый человек с уникальными чертами характера, внешности и судьбой, но большая часть их внимания быстро переключилась на это новое и неизведанное для меня. И не удивительно, ведь такова природа вещей, да и, собственно, людей.
Повернув на укрытую снегом дорогу, справа замелькали двухэтажные частные дома. Сотни раз я их видел, но что-то изменилось с той самой первой встречи с ними. Трое из восьми сдавались в аренду или стояли на продаже, в остальных же, люди жили постоянно. Второй по счету – дом Роуз, горел яркой энергией. Наверное, оттого, что теперь в нем жила полноценная, счастливая семья. Без ужасающего прошлого и с много обещающим будущим. Родители, четверо детей и две собаки, постоянно бегающие во дворе. Заборы здесь никогда не стояли, но четвероногие редко забегали на чужую территорию. Чаще всего они это делали, когда Бадди выходил из дома, чтобы прогуляться или поиграть в мячик с моим братом. Можно сказать, что он – проводник его жизни. Встретил его при рождении, видел первые шаги, слышал слово «мама», бесконтрольно вылетающее из его уст. Я помог Бадди влиться в прекрасную жизнь, а тогда настал его черед. Конечно, я тоже принимал участие в этих событиях, но чаще всего отсутствовал, потому что, либо учился, либо проводил время с Сэмом.
Сначала мы общались как ученик и учитель, но после окончания школы это не прекратилось. Неформальные встречи следовали одна за другой, поездки в разные города и страны во время его летнего отпуска. Конечно, я догадывался о его чувствах ко мне, но признаться он смог только полгода назад. Естественно, мы стали встречаться, а через три месяца уже жили вместе. Родители отреагировали довольно таки хорошо, что сильно порадовало. Правда, бурное развитие этих отношений немного напрягало и пугало.
Я припарковался у белоснежной лужайки и начал искать в глуби кармана куртки нужные ключи. Чтобы не запутаться, мне пришлось прикрепить к каждому комплекту брелки разной формы и цвета. Нащупав треугольник, я вышел из машины и оглянулся: лишь моя машина стояла на этой улице. На дорогах оставались следы шин, а из окна первого этажа выглядывали глаза Бадди. Когда ключи сделали четыре оборота влево, послышался топот шерстяных лап и бодрый лай.
- Привет, старина, - Я погладил его блеклую шерсть и, присев на корточки, поцеловал мокрый нос. Бадди никогда этого не любил, поэтому фыркнул в знак недовольства. – Давай без этого.
Дома царила та же атмосфера, что и в старой квартире: сбивающий с ног запах утреннего кофе, картины собственной работы, тонна книг на полках отца. Для полной гармонии не хватало лишь одного – моего постоянного присутствия. Вероятно, родители так легко одобрили переезд к Сэму, потому что сами знали его довольно продолжительное время. Они помогли собрать все вещи, разобрать нужную мебель, упаковать технику и книги, да и, в небольшой перестановке на новом месте тоже приняли участие. На переезд ушло не так много времени, как я думал – хватило два дня и одного небольшого грузовика.
Поднявший на второй этаж, где находилась моя комната, я увидел три объекта, завернутых в подарочную упаковку. Внешне он были похожи на книги, рядом с которыми лежал черный ежедневник Роуз. Я уверен, что родители изучили его от и до, но, к счастью для меня, никогда не задавали вопросов. В голове мелькнула сцена, происходившая шесть лет назад: тринадцатилетний мальчик, забрался в дом своей знакомой-подруги и роется в ночи по ее шкафам, а перед уходом разговаривает с каким-то несуществующим объектом, и забирает с собой «на память» ее личную вещь. К слову, спящую Роуз, я видел тогда в последний раз.
Я взял ежедневник в руки, быстро пролистал все страницы с описанием ее жизни до тринадцати лет и поднял глаза, чтобы посмотреть в то окно, в которое тогда пробирался. Увиденное заставило все мое тело вздрогнуть: сгоревший дом, а на том месте, где оставались части рамы, стоял приличного вида подросток с темными круглыми очками. Они опять не справились со своей задачей - скрыть огонь глаз. На лице расползлась довольно едкая ухмылка. Он исчез через несколько секунд, оставив после себя чувство нарастающего страха и незащищенности. Второй раз он появился передо мной в таком обличии. Я протер глаза руками, внимательно посмотрел в окно и увидел прежнюю картину – дом стоял целый и невредмимый. Конечно, это уже обычное дело – привыкать не придется. Наверное, каждый день на протяжении этих шести лет, я видел невидимок. Дома, у Сэма, на улице, в школе – где бы ни оказалось мое тело, они всегда преследовали его, наступали на пятки и заставляли идти быстрее. Либо это излишняя забота и гиперопека, либо ужасающая бесцеремонность.
Поискав в полупустой комнате пакет или тканевую сумку, но ничего не обнаружив, я спустился на первый этаж, чтобы продолжить поиски. Бадди тянулся за мной, медленно переставляя свои лапы. На просторной кухне я начал рыться по ящикам, потому что в старой квартире мама всегда хранила аккуратно сложенные пакеты в определенном месте. Думаю, хватило бы и отдельного пакета для пакетов. Первый ящик – столовые приборы, второй – принадлежности для готовки, третий – пакеты. Яркие цветовые гаммы врезались в сетчатку глаза, и мне пришлось зажмуриться от огромного разнообразия оттенков, не сочетающихся между собой. Завернув ежедневник в непримечательный крафтовый пакет, я решил продолжить изучать содержимое ящиков. Четвертый – самый большой из всех. Потянул за ручку, и выехала громадина, в которой стояло множество стеклянных бутылок. Вино, ну конечно. Я посмотрел на все бутылки и когда нашел газировку с огромным количеством сахара, безумно обрадовался. Зачем пить алкоголь, если можно портить свой организм продуктом с большим содержанием сахара и всевозможных добавок? Это намного вкуснее.
Обняв Бадди на прощанье, я взял пакет, бутылку и сел в машину. Телефон завибрировал в кармане. «Подъезжай к школе, я уже закончил» Быстро он, это странно. Я взглянул на часы – половина третьего.
- Тебе пора научиться следить за временем, друг мой. – Он положил свои ноги на переднюю панель, а руки закинул назад.
- Ты мне не друг, замолчи.
- Как мы заговорили! Езжай к своему хахалю, и не забывай, что у меня сегодня тоже праздник! Мы с тобой связаны с дня твоего рождения, так что с юбилеем! Двадцать лет вместе как-никак. – Его глаза горели не то от ярости, не то от счастья.
-За что мне все это?! – Протяжной стон вырвался из моей груди. – Мог бы ты хотя бы сегодня не появляться?!
- Ну уж нет, До-ро-гу-ша! Родились мы вместе, - Он постучал три раза тонким и продолговатым пальцем по виску, и я почувствовал эти три удара на своей коже. – проживем вместе и умрем вместе. Ты просто представь! Мечта для каждого из нас!
- Для тебя мечта, а для меня нестерпимая боль и ежесекундные мучения!
Он исчез так же внезапно, как и появился, а в напоминание о себе оставил исчезающее ощущение трех прикосновений на коже. Я завел машину и поехал в сторону школы, где учился на протяжении одиннадцати лет. Осталось только забрать Сэма, и этот долгий день опять приобретет теплые и нежные тона.
Хлопья снега становились все крупнее, а их полет – быстрее. Дворники работали, не жалея своих сил, часто бегая с огромной лопатой то вправо, то влево. Мысли о Роуз даже не думали покидать мой разум, и мне пришлось сменить атмосферу тишины на плейлист, который выбивал не только всевозможный круговорот мыслей из головы, но и нес после себя легкую головную боль. Школьники, идущие домой после уроков, отходили как можно дальше от машины. Либо это из-за их осторожности, либо из-за орущей музыки. Гроулинг и скриминг, наверное, пугает детей, но это не мои проблемы.
С трудом отыскав свободное место у территории школы, я написал Сэму сообщение: «Я на месте, выходи». «Уже бегу! ХО» Ох, как этот мило и странно одновременно. В школе Сэм - учитель литературы, не позволяющий себе пользоваться молодежным слэнгом, но в реальности он тот человек, который использует давно устаревшие (но когда-то популярные) слова и сокращения. Целую, обнимаю, ХО,ХО… Для меня это уже становится странным. Я поднял глаза и увидел неспешно идущего Сэма к машине. Его пальто развивалось в разные стороны, а, небрежно накинутый шарф, даже не прикрывал горло, а просто свисал до пояса. На волосах успела сформироваться тонкая пленка из снега. Когда он сел в машину, я схватил первое, что попалось под руки (а в руки попался только ежедневник, завернутый в пакет), и ударил по его ноге, разумеется, в пол силы.
- Ау! Ты что делаешь? Больно вообще-то! – Безответственная улыбка начала пропадать с лица, но призрачный след все еще оставался.
- Я не буду за тобой ухаживать и носить горячий суп в постель, когда ты заболеешь! – Он специально начал трясти головой так, чтобы большая часть снега попала на меня. – Сэм! Это не смешно, перестань!
- Еще как смешно, папочка. – Он состроил милую гримасу, после которой обычно шло сюсюканье.
- Даже не трогай меня.
- Да я и не думал!
- Ага, конечно.
Я начал выезжать с парковки, минуя машины родителей, забирающих своих детей после учебного дня. Краем глаза я уловил хитрое выражение лица Сэма и приготовился к атаке, но не смог увернуться и все-таки получил смачный поцелуй в щеку. Когда кожа покраснела, губы сами начали выплескивать бубнеж. Конечно, он довольствовался собой, как же без этого.
Повернув ключи четыре раза в замке, я посмотрел на Сэма, сохранявшего то же выражение лица, что и в машине. Вероятно, он что-то подготовил в этот «особенный» день, но возможности украсить квартиру и выставить подарки на видном месте у него точно не было. Где-то здесь точно должен прятаться подвох. Внезапно, Сэм стянул с себя шарф, который я подарил ему, и намотал его так, чтобы глаза ничего не смогли увидеть. В следующий раз, нужно выбирать такую ткань, чтобы у него не получилось сделать сюрприз. Не то, чтобы они мне не нравились, нет. Сами неопределенность и неизвестность угнетали разум. Он взял мою руку и повел за собой внутрь квартиры. Я неуклюже стянул ботинки, и последовал за Сэмом, видимо, в гостиную.
- Можешь снимать шарф.
Руки потянулись к прочной ткани и стянули ее вниз. Шарф повис на шее, и, открыв глаза, я увидел большой плакат с надписью «С двадцатилетием, Алекс!». Младший брат уже летел ко мне, чтобы обнять, а мама стояла у стены и улыбалась.
- Тише, Итан, так ведь можно человека с ног сбить. – Сказала она, когда брат врезался в меня и начал крепко обнимать. – С днем рождения, Алекс. – Мама поцеловала меня и немного отошла, чтобы я поблагодарил младшего.
- С днем рождения! – Из его глаз струилось искреннее счастье то встречи со мной
- Спасибо большое, Итан! – Я немного присел, чтобы быть с братом на одном уровне и крепко обнял его в ответ. Приняв поздравления и теплые объятья от матери, я пошел на кухню, где уже стоял на столе большой торт с двадцатью свечками и несколько тарелок с закусками. Сэм подошел через несколько минут и принялся разливать алкогольные напитки для взрослых и газировку для Итана. – Доволен собой?
- Конечно, доволен. – По его лицу расползлась едкая улыбка.
- А где папа?
- Твой отец должен скоро приехать, не волнуйся. Бери закуски и пошли в гостиную. – Поцеловав меня в щеку, он ушел с кухни с подносом, на котором стояло три бокала с вином и один пустой и стакан для газировки.
- Забавно, не правда ли, Алекс? Один из последних теплых моментов, которые будут вспоминать твои родственники после ухода.
- После какого ухода?
- Сам все поймешь. А сейчас - наслаждайся атмосферой праздника.
;
2
- Итан растет очень воспитанным и образованным человеком. – Мы стояли у мусорного ведра и скидывали остатки еды с тарелок.
- Ему всего шесть лет, какая образованность? Дети в этом возрасте думают в основном о компьютерных играх и о том, как бы не идти в школу.
- Тебе нужно больше общаться со своим братом! Пока ты говорил с родителями, Итан подошел ко мне и начал рьяно интересоваться о том, почему в «451 по Фаренгейту» сжигают книги. «Нельзя так поступать, это настоящее издевательство!»
- Рановато он добрался до Брэдбери. Мог бы начать с «Вина из одуванчиков», хотя бы – Я смахнул остатки еды в мусорку и поставил очередную тарелку в раковину.
- И я о том же. Пришлось ему объяснять, что такое антиутопия. – Сэм уже включил воду, чтобы начать мыть посуду.
- Оставь, я сам этим займусь. А ты спросил, где он достал его?
- Попробуй сам догадаться!
- На полках отца…
- Да, там же, где и ты умудрялся находить Юнга, Фрейда, Воннегута и Роулинг с Харпер Ли.
- Я очень сильно удивился, когда нашел «Гарри Поттера». Может, он хочет стать волшебником?
- Ага, чтобы выбить остатки дури из твоей головы, не причинив тебе вреда.
- О чем ты говоришь? Я, между прочим, ангел во плоти! – Я выключил воду, вытер руки полотенцем и, повернувшись к Сэму, скрестил их на груди.
- Со своими демонами… - Его брови приподнялись, а взгляд стал намного серьезнее.
- У каждого из нас есть демоны в голове, – Я указал пальцем в его сторону. – будто бы у тебя все отлично!
- У меня не так все серьезно, Алекс. – Сэм повернул голову и начал искать взглядом набор баночек с таблетками.
- Они в моем портфеле, не переживай, я принимаю их каждый день. – Ответил я на еще не заданный вопрос. – Пошли в комнату. – Конечно же, мне пришлось соврать ему, чтобы избежать нежеланных нравоучений…
Я взял руку Сэма и потянул за собой. Оказавшись в комнате, где недавно происходило веселье, не осталось ничего, что напоминало бы об этом. Конечно, если не считать подарков в красивой упаковке. Мы могли бы оставить большой плакат на стене, но он не слишком уж и гармонично сочетался с дизайном нашей комнаты. Сэм стянул темно-синий плед с кровати и, аккуратно сложив его, приготовился смотреть, как я раскрываю подарки. Две книги, которые лежали рядом с ежедневником в нашем доме, привез папа. Одинаковая подарочная упаковка, но разные размеры. Я открыл ту, что побольше и предо мной предстала небольшая открытка с невероятно красивым изображением. Мне пришлось приглядеться, чтобы понять – печать это или ручная работа. Разумеется, этот подарок от мамы. Она нарисовала двух парней, стоящих спиной к смотрящему. Они стояли на утесе, с которого открывался отличный вид на бьющиеся о скалы волны океана. Я сразу понял, что мама рисовала это с фотографии, сделанной прошлой зимой, когда Сэм предложил пойти погулять, а в итоге привез в аэропорт. Книга же представляла собой сгусток работ всех величайших художников и архитекторов.
- Ну что там? – Сэм смотрел на меня выжидающим взглядом, он обнимал большую подушку, которая подпирала его голову.
- Смотри, думаю, очень похоже. – Сказал я, протянув открытку.
- Ничего себе! Вот в кого ты пошел со своими талантами!
- Ага, а дурь все еще остается?
- Ой, да перестань! Открывай второй подарок, мне ведь тоже интересно!
- Хорошо, хорошо! – Он всегда себя так вел, когда дело доходило до подарков. Он их просто обожал!
Я отдал книгу Сэму, и пока он рассматривал работы популярных художников, я начал открывать второй подарок, небрежно разрывая упаковку. Небольшой конверт с неброским рисунком, в котором обычно лежат несколько купюр большого номинала, и книга, которую я давно жаждал прочитать - «Бойцовский клуб» Чака Паланика. Руки все никак не доходили до нее…
- Ну что там? – Я передал ему подарок, а конверт положил на стол. – Разве ты ее еще не читал?
- Еще не добрался.
- Думаю, тебе понравится. – Он полистал книгу и нашел там небольшой листок. – Посмотри, это тоже очень даже неплохо получилось. – Сказал Сэм, передав его мне.
На листе смешались яркие линии цветных карандашей. Небольшие буквы складывались в слова: «С Днем Рождения, Алекс! Моему лучшему брату от Итана!» Как мило… Под словами стояли два обнимающихся человека. Он постарался передать все общие черты, чтобы нарисованные персонажи хоть немного походили на их прототипы. Нарисованный Я обнимал нарисованного Итана. Получилось, в общем-то, неплохо.
Сэм отложил подарок отца и, встав с кровати, ушел на кухню. Я услышал, как открывается дверца шкафа, шуршит пакет и хлопает холодильник. Под звук соприкасающихся бокалов он вернулся в комнату с огромной коробкой и двумя бутылками вина. Удивительно, как все это уместилось в его руках, и он ничего не разбил по дороге.
- Теперь мое время вручать тебе подарки! Открывай! – Он поставил бокалы на рабочий стол, наполнил их вином и, усевшись поудобнее на кровати начал курить электронную сигарету, выпуская огромное количество пара.
- Ты, давай, не наваливай так сильно. - Подарочная упаковка не обволакивала коробку. Ее синие стенки украшала голубая лента и небольшой бант. – Дорогой, у нас что, будет мальчик?! - Он посмеялся, но ничего не сказал в ответ, только улыбался. Я открыл коробку и увидел в ней еще две маленьких и одну большую. – Ты издеваешься что ли? – И опять в ответ только улыбка.
Я решил идти от большего к меньшему, чтобы подогревать интерес. В самой маленькой лежало три пакетика с разными видами наклеек, которые я любил вешать везде, куда только можно. Если бы мне предстала возможность обклеить весь мир, то я бы непременно это сделал. Только бы природу не трогал - она и так прекрасна.
Во второй коробке лежала электронная сигарета, внешне похожая на девайс Сэма, а рядом с ней – жидкости и другие принадлежности для дальнейшего использования. Я частенько брал у него устройство, чтобы попарить. Вероятно, Сэму просто это надоело, и он решил подарить мне собственное.
Третья коробка весила намного тяжелее предыдущих. Сначала, появились мысли, что это очередные книги, но это оказалось не так. Черная кепка с вышивкой моей любимой рок-группы, на которую я пускал слюни с лета, три теплых худи без рисунков и носки с забавными, яркими принтами.
Буквально через час, в комнате витало слишком много пара, настолько много, что видеть друг друга сквозь эти клубы – было бы удивительным явлением. Бокалы и пустая бутылка из под вина стояли на полу. Нам пришлось открыть окно и одеться потеплее, чтобы не замерзнуть от потока свежего воздуха, врывающегося с улицы. Вторая бутылка, почти пустая, ютилась в моих шершавых руках.
Сэм быстро уснул, а я переместился на стул у рабочего стола и старался избежать извержения сегодняшнего скромного застолья из желудка. Голова кружилась, а взгляд стремительно тупел и становился смутным. Он остановился на моем спящем парне и не собирался сдвигаться, пока в поле зрения внезапно не появился странный объект.
- Что ты имел в виду? После какого ухода?
- К чему эти вопросы, Алекс? Иногда, лучше не знать ответы на некоторые вопросы. Конечно, я могу сказать, но так будет совсем неинтересно. Или же будет? Отнюдь! Да, и, вряд ли, ты переваришь эту информацию.
- Зачем ты вообще появляешься? – Я скрестил руки на груди, продолжая смотреть на Сэма.
- Жизнь скучна без проблем. А когда ты можешь стать причиной чьего-то несчастья и повеселиться, то это удваивает удовольствие. – Взгляд резко переместился на его едкую улыбку и огненные глаза. Сегодня он не выглядел как баран с огромным количеством шрамов на лице и страшными закругленными рогами, нет, сегодня он - отражение меня, полная копия, если не брать в счет лицо. В нем слишком много злости.
- Почему я? Как там тебя?
- О! Если хочешь называть меня по имени, то из демонических мне больше нравится Сеера. Хотя, звучит по бабски. – Он состроил грустную рожицу.
- Так почему я, Сеера?
- Это генетика, парень, генетика. Да и какая разница?! Ты ведь даже не знаешь, существуешь ты или нет!
- В каком это смысле? Конечно, я существую.
- Какие у тебя доказательства? – Единственный раз в жизни чьи-то слова заставили меня сомневаться в собственной реальности.
- Если… Если я сделаю себе больно, что я почувствую это. Боль делает нас живыми, реальными.
- А сейчас ты реален?
- Что ты хочешь от меня?! – После этих слов в его глазах мелькнул огонек.
- Я хочу, чтобы ты сделал себе больно и при отсутствии боли понял, что все это – Он сделал круговое движение пальцем. – лишь игра твоего больного воображения.
- Прямо сейчас? – Мне становилось страшно.
- Конечно! Прямо сейчас. – Он пошел на кухню и вернулся с ножом, бинтом и чем-то, завернутым в полотенце. – Это так, на всякий случай, вдруг ты все-таки реален. – Губы растянулись в злорадной улыбке.
Комнату освещала полоса уличного фонаря, а мы стояли по его бокам. Сеера взял нож в руки и схватил меня за запястье. Вероятнее всего, алкоголь повлиял на мой организм так, что на сопротивление не оставалось и сил. Он выпрямил руку и повернул ее ладонью вверх. Мои пальцы касались тела, но совершенно ничего не чувствовали. Казалось, в Сеере совсем нет ни вен, ни плоти, ни тепла, ни холода. Он словно состоял из ничего. Но это ничего могло держать нож, сейчас, как никогда, оно имело полный контроль над моим разумом и жизнью.
Его правая рука держала кухонный нож, левая – мою руку. Лезвие плавно поднималось над кожей от запястья к сгибу. Оно опустилось на середине предплечья и уткнулось в плоть, разделив ее на две части. Я посмотрел на его лицо, но не увидел там ничего важного и интересного, а когда снова опустил глаза, то заметил, как кровь медленно стекает по руке, а нож вонзается все глубже и глубже.
- Смотри, Алекс. Лезвие разделило твою кожу, идет кровь, но ты не чувствуешь боли. Эта линия – Он указал пальцем на рану, - Линия отсчета. Эта часть руки, - он положил палец на кожу, близкую к сгибу, - твоя жизнь до этого момента, когда ты не понимал, что ты нереален. Эта часть, - Палец упал на запястье,- твоя жизнь после осознания. Ты нереален, Алекс, запомни это. Твой и без того больной мозг придумал собственную реальность.
- Я не понимаю…
- Этого и не нужно. Сеера отпустил мою руку и развернул полотенце. В нем лежал пистолет с глушителем. Он несколько секунд вертел его в руках и, резко, выставив пистолет перед моим лбом, нажал на курок.
;
3
Мои глаза смотрели на горящие огни сетчатки Сееры. Уголки губ поднимались все выше и не собирались опускаться. Секунда, и я почувствовал, что теряю контроль над ногами, тело уводит назад. Рухнув на кровать с тупым взглядом в потолок, я пытался понять, реагирует ли организм на это событие. Ничего. Ни боли, ни мыслей, ни памяти. Глухой смех донесся до меня с небольшим запозданием, когда лицо Сееры закрыло большую часть белого потолка. Казалось, он хочет что-то сказать, но либо не решился этого сделать, либо понял, что до пустоголового тела смысл не дойдет.
Неоновые звезды, прикрепленные на двусторонний скотч, слабо освещали своеобразный небосвод. Они начали движение по часовой стрелке, но возвращались на свои места, когда глаза пытались уследить за направлением. К горлу подступил комок, жаждавший вырваться наружу, и мне пришлось преодолеть притяжение кровати и подняться.
Когда тело приняло вертикальное положение, я поднял глаза и увидел, что стены отражают уличный свет, а Сэм не лежит рядом на кровати. Голова опустилась, а на ее поддержку пришли руки. Лоб упирался в ладони, а глаза ныли от слишком яркого света в комнате. До сознания доносились приглушенные звуки выезжавших машин с парковки, дуновения ветра, бьющихся в стекла окон и легкое биение тарелок друг о друга с кухни. Неспешные шаги позади меня говорили о том, что Сэм идет в комнату с подносом, на котором обычно стоят кружки с кофе и скромный завтрак.
- С добрым утром. Ты крепко спал прошлой ночью, это хорошо. – Его голос звучал слишком бодро.
- Не так громко, прошу тебя.
- Если я понижу громкость, то смогу говорить только шепотом.
- Хоть так. – Я открыл глаза и посмотрел на левую руку. На середине предплечья виднелся тонкий, но длинный бугорок. – Скажи, я просыпался прошлой ночью? – У Сэма очень чуткий сон, и только он мог дать мне ответ на этот очень важный вопрос.
- Я проснулся от того, что ты бубнил себе под нос непонятные слова, а потом лунатил с пушкой, которую оставил вчера твой брат. Надо будет вернуть при встрече.
- Пушка? Надеюсь, я никого не застрелил. – Я постарался выдать короткий и правдоподобный смешок.
- Твои родители серьезно относятся к таким игрушкам. – Он поставил поднос на стол и взял пистолет в руки. Повертев его так же, как это делал Сеера, он взял его за ствол и направил на меня рукояткой вперед. – Они высунули магазин с пластмассовыми пульками, так что не волнуйся. – Повторив ритуал, я обнаружил пустое отверстие для магазина.
- Может, меня нужно привязывать к кровати? – Его хитрый взгляд будто выстрелил в меня. – Ну, чтобы я меньше ходил во сне?
- Я не против, если ты хочешь быть привязанным, но такое случилось в первый раз, пока волноваться не стоит. Но… - Едкая улыбка, - у меня есть хороший галстук, могу привязать.
- Ой, заткнись, Дориан Грэй.
Я отправился в ванную комнату и встретился с глазами своего Я. Я, который не может совместить в голове все произошедшие события. Наверное, это просто реалистичный сон, опять. Наверное, стоит опять принимать таблетки, не пропуская ни одного дня. Может, записаться к Доку на прием? Или же это просто бурная игра воображения.
Я достал телефон из заднего кармана брюк и обнаружил три входящих сообщения от Дэна. «Привет, как твои дела?», «Раньше ты всегда отвечал, у тебя все хорошо?», «Нашел твой дневник в сети, хочешь встретиться?»
Дневник… После того, как я стащил ежедневник Роуз, меня посетила мысль о том, что стоит писать о своем эмоциональном состоянии и выкладывать в сеть. Имел доступ к этой информации только Док. Сэм и родители ничего не знали. Шесть лет спадов и подъемов настроения, две тысячи пятьсот пятьдесят семь записей, по одной на каждый день, это уже вошло в привычку. Десятки тысяч слов и невероятное количество хлама вычитывал Док. Я открыл новую запись и начал заполнять пустое окошко всеми воспоминаниями, которые только сохранились о вчерашнем дне и ночи.
В зеркале меня встретили уставшие глаза, опущенные уголки губ и склонившиеся, будто приглаженные набок, отросшие волосы. Наверное, их длина составляла полтора сантиметра, или меньше. Я умылся и достал бритву, выбрал нужную насадку, длину и легкими движениями водил по вискам и затылку. Светлые и короткие пряди падали на белую раковину и закрывали собой водосток. Оставив девять миллиметров на макушке, три – на висках, я убрал бритву в шкаф, почистил раковину и отправился на кухню, где уже сидел Сэм, не спеша попивая кофе и листая ленту новостей в своем телефоне.
- В этот раз вышло намного ровнее и аккуратнее. – Сказал он, внимательно посмотрев на только что побритую голову.
- Скоро мои навыки будут на высоте, и я смогу стричь и тебя.
- Только смены образа мне не хватало! Я же завуч и учитель в школе!
- Кстати, меня всегда удивлял тот факт, что тебя сразу назначили завучем.
- Я ведь неотразим, Алекс! Да и у них просто не было большого выбора. – Он посмеялся, пожал плечами и вернулся к ленте новостей.
- Я тут подумал.
- М-м?
- Хочу устроиться в магазин или кофейню… Надоело сидеть дома дни напролет.
- Но у тебя же есть работа. – Он продолжал смотреть на экран, а не на меня.
- Смена обстановки никому еще не вредила.
- Давай посмотрим вакансии в сети, может, есть что-то, что тебе понравится. – Он быстро набрал что-то на телефоне и с веселым взглядом посмотрел на меня. – Вот, как раз в кофейню, недалеко от школы, нужен сотрудник.
- Быстро ты…
- А то! Делов то… Можем сходить сегодня, посмотрим какие там условия, заодно прогуляемся
- Хорошо.
Мы ходили по заснеженным улочкам небольшого города и вели бурное обсуждение современной литературы и поэзии. Дети пробегали мимо и веселились в свой выходной, атакуя друг друга снежками. На их лицах присутствовали только выражения счастья и беззаботности. Когда ты маленький, все вещи, абсолютно все, настолько просты, что о них не нужно слишком долго и много думать. О тебе и о твоих проблемах всегда кто-то побеспокоится и поможет с решением даже самой «страшной» (для ребенка) ситуацией. Наверное, каждый хочет вернуться в эту прекрасную пору, когда в твои обязанности входит только хорошее поведение и адекватное отношение к учебе. Но кто соблюдал эти требования? Детство нам на то и дано, чтобы вести себя безответственно, получая от этого удовольствие.
Сэм открыл дверь кофейни и пропустил меня вперед. Теплый воздух, наполненный ароматом кофейных зерен, навалился на тело и в мгновение растопил снег на одежде и волосах Сэма. Он опять не надел шапку, несмотря на мои уговоры. Немного огорчало, что забота проходила даром, но, я, хотя бы, не бездействовал. А это уже что-то… Остатки моих золотистых волос спасала от снега подаренная вчера кепка и накинутый на нее капюшон. Из-за обилия одежды и теплого воздуха в помещении, по телу начали стекать капельки пота, что заставляло нервничать еще больше. Я не выносил духоту и всегда бесился, когда становилось жарко. Бариста сомневался, стоит ли говорить что-то, предлагать ли напитки, наверное, он надеялся на то, что мы сами сможем определиться с выбором. Сэм убрал руки в карманы и слегка подтолкнул меня локтем к стойке.
- Добрый день. Я по поводу объявления… Мне бы хотелось узнать больше об условиях работы и действует ли еще вакансия. – В глазах парня я увидел облегчение, возможно, ему надоело постоянно делать кофе, вместо просиживания пятой точки.
- Да, конечно. Мы можем обсудить условия за столиком, если вы не против. Вам сделать кофе или чай? – Он посмотрел на меня, потом на Сэма.
- Сделайте мне, пожалуйста, капучино с собой.
- И мне тоже.
- Хорошо.
Бариста достал два красных стаканчика, одну кружку и сделал три капучино. Сэм расплатился за нас двоих и, взяв свой напиток, вышел из кофейни и стоял у входа, не спеша просматривая ленту новостей. Как обычно. Я проследовал за парнем за ближайший к стойке столик и сел напротив него. Сеера составил нам компанию, через несколько секунд, но его появление не заставило меня удивиться. На лице медленно проявлялась токсичная улыбка, а глаза приняли зеленоватый оттенок. Именно эта незначительная деталь смогла породить сомнения в моей душе.
Через пятнадцать минут я вышел из кофейни и встретил выжидающий взгляд Сэма. Его покрасневшая кожа говорила о том, что он замерз. К счастью, мои руки согревали два новых стаканчика капучино.
- Ох! Это очень кстати. – Он потянулся к кофе и сделал два небольших глотка - Ну, как прошло?
- Завтра будет мой первый день в роли стажера. Обучение длится несколько недель, но, если я буду все схватывать на лету, то стану как этот парень, - Я сделал едва заметный жест рукой в сторону витрины. – Делать кофе и надеяться, что под конец смены никто не придет, потому что захочу пораньше начать убираться перед уходом.
- Ну и отлично! Разве ты не этого хотел?
- Да, конечно. – Я улыбнулся и посмотрел на часы. – Боже, четыре часа! Ты, наверное, голоден?
- Мысли читаешь! Идем куда-нибудь! Я хочу сегодня продолжить празднование твоего дня рождения!
- Хах, ладно. – сказал я, и мы пошли в заведение, где обычно подают фастфуд. Все шло хорошо, только вот мыслями я находился в комнате прошлой ночи в компании с Сеерой и раной на середине предплечья.
;
4
Секундная стрелка на часах бегала без остановок и приближала минутную к цифре одиннадцать. Без пяти восемь утра. Первый день в роли стажера, немного волнительно, но не на столько, чтобы голова шла кругом. Не такое уж и большое дело – готовить кофе. Большую часть работы все равно выполняет специализированная машина, мне же нужно взбивать молоко и сливки, не путать порядок и добавлять топинги, если того попросят. Говорю же – не такое уж и большое дело. Я не стал проверять, открыта ли дверь - свет внутри помещения горел, но парня я так и не увидел. Через несколько минут он появился за стойкой и, увидев меня, спешно подошел к входной двери.
- Привет! Заходи, я тут уже полчаса бегаю. Странно, что я тебя не заметил. – Он начал тереть ладонью плечо, наверное, ему стало неловко.
- Привет, ничего страшного. – Легкая любезность в ответ. Оливер прошел за стойку и скрылся в небольшой комнате. Я последовал за ним.
- Здесь у нас хранятся все необходимые продукты. Это: зерна кофе, десерты, молоко, сливки, - Он указал на небольшой холодильник с морозилкой. – Сюда ты можешь поставить контейнер с едой, если проголодаешься. Здесь, - Сказал он, указав на стул и настенную вешалку. – скромный уголок, где можно переодеться.
Девять вытянутых квадратных метров подсобного помещения выглядели очень просторно. В углу стоял маленький компьютерный стол с ноутбуком и кипой бумаг. Неудобный стул выглядел одиноко на другом конце комнаты. Стены, покрашенные в светло-персиковые тона, просвечивали странный рисунок. Наверное, предыдущие хозяева любили пользоваться аэрозольным баллончиком и заполнять им все свободное пространство, которое только попадалось им на глаза. На самодельных высоких деревянных полках ютились тысячи стаканчиков разных цветов, пластиковые крышки и оберточные упаковки для десертов. Из трех больших коробок вылезали пластиковые пакеты с невзрачным содержимым, наверное, там находилось все необходимое для уборки кофейни. Слева от входа в подсобное помещение находилась еще одна дверь.
- Здесь находится туалет. Ведра, тряпки, стаканы, продукты. – Он начал указывать пальцем в разные направления. – В общем, если чего-то не хватает на баре, то все можно найти здесь. Раздевайся, и пойдем к кофе машине. – Я снял куртку, толстовку и кепку и вышел к нему в однотонной бирюзовой футболке. – Рабочий день начинается с восьми утра, но лучше приходить за полчаса до открытия. Сделать все дела по мелочи и со спокойной душой открывать заведение.
- Хорошо. А когда закрытие?
- В восемь часов вечера. Обычно с утра большой наплыв взрослых клиентов. Берут кофе перед работой и все такое... Дети забегают после школы, часа в два, но чаще за пончиками или другими сладостями. Вроде, нечего страшного.
- Пока все понятно.
Оливер вел себя совсем не скованно и, видимо, ощущал себя в своей тарелке. Он рассказал мне о водонагревателе и кофе машине, перед которой висела маленькая шпаргалка. Все виды напитков и последовательность ингредиентов. Когда паровой кран изверг из себя громкое шипение и бьющийся сгусток пара о стойку, я вздрогнул и издал странный звук. Оливер слегка посмеялся и подал мне едва заметный сигнал, что в первый раз испугался точно так же, как и я. Должен сказать, что это немного расслабило. Через десять минут после открытия пришел первый посетитель и заказал латте с собой. Оливер приступил к выполнению заказа, а я молча наблюдал за ним. Вокруг его пояса висел черный фартук, наверное, такой же в скором времени предстоит носить и мне. Когда он отдал заказ, то уделил мне минут тридцать на рассказ о кофе машине, напитках и особенностях работы в таком месте.
- Попробуй сделать два кофе, посмотрим, как ты все запомнил. Для начала эспрессо и американо.
Я помыл руки и вставил холдер в машину для измельчения зерен. Когда в круглое углубление высыпался порошок коричневого цвета, пальцы сами потянулись к чему-то похожее на штамп. Спрессовав все это дело, я вставил холдер и небольшой измерительный стаканчик под него и нажал на кнопку. Из крана вытекла концентрированная жидкость и заполнила колбу. Я почувствовал себя персонажем одного сериала, где главные герои варили метамфетамин. «Джесси, пора варить мет» Это заставило серьезную мину превратиться в улыбчивую гримасу. Я добавил в эспрессо воды и дал две кружки на оценку Оливеру. Он сделал пробу первого напитка, отпил воды и приступил ко второму.
- Ого… Очень даже ничего! У меня в первый раз вышло намно-о-о-го хуже.
- Спасибо большое. – Оливер достал коробку молока из холодильника.
- Ты какой кофе обычно пьешь? Капучино?
- С молоком, в принципе, пойдет.
- Великолепно. – Он дополнил кружку с эспрессо водой и налил в обе молока.
- Угощайся. – Я добавил к своему кофе две ложки сахара и начал наслаждаться результатом собственной работы. Для первого раза действительно неплохо.
Посетители приходили один за другим, делая множество заказов. Выудив новый фартук подсобке, я встал за стойку и помогал Оливеру с несложными операциями. Подавал продукты и стаканы, мыл посуду и старался приносить пользу, а не просто мешаться. Я не смотрел на лица приходящих и уходящих людей, потому что боялся увидеть знакомые. Не то, чтобы закрадывались мысли страха о чужом мнении, нет. С самого раннего детства друзьями я не довольствовался, а в окружении находились либо те, кому до меня не было никакого дела, либо те, кто всячески старался испортить мою жизнь издевками и унижениями. Сейчас, я максимально отстранился от этих личностей, да и от всего мира в целом. Конечно, не считая родных и Сэма. Но тот же Сеера оставлял наихудший осадок, который только можно представить.
Стоило мне только вспомнить о нем, как он сразу же появился. В обличии крохотного существа. Его тело сидело на греющейся перевернутой кружке поверх кофе машины. Он размахивал ногами и ехидно смотрел на меня. Я понимал, что заговорить с ним – плохая идея – Оливер и посетители могли бы неправильно это истолковать. Хотя, как это можно истолковать правильно? Какой-то чокнутый парень, говорящий с самим собой. Надвигался негласный диалог внутри моей головы.
- Ну что, Алекс, как тебе это место? Вроде милое, везде висят тематические постеры, красивые стаканчики с рисунками, повсюду валяются кофейные зерна… М-м-м… Красота! – Проигнорировав его вопрос, я начал выполнять заказ клиенту. – Посмотри! Они даже продают стикеры поштучно! Ну, разве это не персональный рай? – Эспрессо, вода, сахар. – Ты правда думаешь, что у тебя получится игнорировать меня? Я ведь всегда в твоей голове. – Три постукивания по его виску опять отразились на моем. – Кстати, слышал, Док сюда частенько заходит. Чувствую, что грядут неловкая пауза, пара кротких фраз и попытка избежать обсуждения самой главной проблемы. – Я поднял на него глаза после этих слов. – То-то же! Как легко завоевать твое внимание! Ты, главное, не обращай не меня внимания, если он заговорит с тобой.
- Не мешай мне!
- Какие мы душки! – Когда я посмотрел на него раздраженным взглядом, он немного притих. – Все, все, молчу!
- Алекс, у тебя все хорошо? – Спросил меня Оливер, когда я застыл с пустым взглядом, устремленным на стаканчик кофе.
- Да, конечно, просто задумался. – Рука протянула заказ клиенту, и он сразу же ушел.
- Хочешь, покажу, как взбивать молоко? – Я кивнул в ответ. – Отлично.
Он взял металлическую кружку, налил в нее немного молока и, выпустив из толстой трубки сгусток пара, начал процесс взбивания. Его рука плавно двигалась из стороны в сторону несколько секунд. Когда образовалась красивая пенка, Оливер дал кружку мне, а сам вытер пароотводную трубку. Вроде бы, ничего сложного. Я проделал те же самые движения с теми же ингредиентами, но такого же результата достичь не смог.
- Ничего страшного. – Он снисходительно улыбнулся и проделал то же самое, чтобы я смог еще раз понять процесс.
- Вероятно, это от волнения.
- Не волнуйся, не у каждого получается с первого раза.
- Знаешь, Алекс, ты больше раздражен, чем взволнован.
- Может, хватит? – Мысленно спросил я.
- Если бы не я, то ты бы был обычным одиноким человеком с невыносимо скучной жизнью.
- Этот вариант меня привлекает больше, чем действительность.
- А ты уверен, что вообще существуешь?
- Замолчи, бога ради.
Сеера вспыхнул красным пламенем и заставил меня машинально вздрогнуть. Когда он превратился в продолжение пара, исходящего из кофе машины, я перевел взгляд на Оливера и заметил непонимание в его глазах. Думаю, из его рта уже собирался вырваться вопрос о моем общем состоянии, но что-то в душе не позволило озвучить его. Это даже к лучшему, потому что обвинить технику в моей тревожности во второй раз не получится. Выглядело бы не правдоподобно.
Первый поток посетителей стих и наступило мучительное и тягостное ожидание. Ожидание движения и жизни, потока действий и бури эмоций, чувств. Время замирает само собой и отказывается двигаться дальше. Развлекай себя как хочешь, только не оставайся наедине с самим собой и своими мыслями. Иначе, случится что-то очень страшное, что-то до такой степени невыносимое, что заставит крик вырваться из твоей глотки. Ты будешь выть от злосчастного уединения с собой, неспособный это пережить, раздерешь горло, и застанешь душу, мечущуюся от одного угла в другой, в попытках найти отвлекающий фактор, лишь бы не быть наедине с самими собой. Мы так многое делаем, чтобы не оказаться в ловушке собственных мыслей: сутками сидим в социальных сетях, смотрим фильмы, сериалы, видео на YouTube, играем в игры и проигрываем самую важную и главную – жизнь. Она, словно водопад, подхватывает нас течением и, не жалея, бросает хрупкие тела вниз, где ждет парализующий эффект осознания беспомощности. Что бы ты не делал, какие бы решения не предпринимал – твои конечности отобьет при столкновении с водой так, что никаких сил на борьбу не хватит. Ты либо умрешь от шока, либо потеряешь сознание, а течение выкинет тебя на берег. А дальше – живи как хочешь, только власти у тебя не будет.
Есть ли смысл вообще что-то делать, если в итоге все мы окажемся под землей в деревянной коробке, персонально подогнанной под наши плечи? Трупные черви будут есть наши ткани, доберутся до мозга и устроят пир на отблесках воспоминаний и эмоций. Вкусят каждый момент, посмеются с придуманных глупых шуток и пустят слезу в тяжелом, черном сгустке потухших нейронов головного мозга. Я бы хотел превратиться в такого червя, чтобы наслаждаться воспоминаниями, выхваченными из чужой жизни, да только нейроны гибнут очень быстро, так что полакомиться и насладиться бы не удалось…
Оливер скрылся в подсобке, пока я стоял и размышлял, наверное, десять минут, не реагируя ни на какое вмешательство извне. В кофейне все так же царствовала атмосфера пустого, забытого, но приятного и, греющего душу, места. Без компании и книги слишком скучно, поэтому я мучился от мыслей и старался от них избавиться. Моя нога ощутила легкую вибрацию сквозь плотную ткань брюк.
«Ты оставил электронку дома, тебе завезти её?» Ох, Сэм… В нужное время…
«Привези лучше что-нибудь перекусить, я тут до конца смены»
«Понял»
Я убрал телефон обратно в задний карман брюк, огляделся и, не найдя повода остаться на баре, пошел в подсобку к Оливеру. Он сидел за компьютерным столом, смотрел какого-то популярного блоггера и уплетал быстро растворимую лапшу. Его глаза встретились с моими и набитые щеки приподнялись. Предо мной сидело улыбающееся воплощение хомяка.
- Не успел ничего приготовить дома, поэтому перебиваюсь этим. – Он кивнул на тарелку с ярко- оранжевой жидкостью.
- Да, я тоже частенько их ем, они выручают. Что смотришь?
- Ничего особенного, новости за последнее время.
- Могу присоединиться?
- Конечно.
Я взял второй стул и сел слева от Оливера. На экране монитора были открыты два окна. Первое – браузер с вкладкой YouTube, второе – камеры видео слежения, транслирующие пустынную и спокойную обстановку в основном помещении. Весьма удобно. Парень в видео затронул политическую сторону, которая меня не особо волновала, поэтому я старался не вслушиваться в сказанные слова, но обратил внимание на довольно неплохой монтаж.
Видео сменялись одно за другим, новости перетекали в путешествия по разным странам, открывая тайные места для приезжих, которые знают только местные. Это заставило мою душу трепетать. Она захотела жить именно в том месте, где нет панельных домов на каждом углу; где дороги без огромных выбоин и грязи на обочине; где люди счастливые и жизнерадостные; где каждый знает свое место предназначения и стремится к большему. Я хочу отправиться в то место, живя в котором, в мою голову не забегут мысли о том, что тебя изобьют из-за неправильной одежды или манеры общения. Я хочу просыпаться с теплым чувством в груди каждый день и видеть темно-оранжевый закат, не прячущийся за панельными многоэтажками. Возможно, мне легче переехать в лес, построить там небольшой дом и жить как отшельник. Вероятно, это лучший вариант из всех возможных.
Наверное, прошло два или три часа, а в заведении сидели только мы с Оливером. Когда самовоспроизведение открыло новое видео, и travel-блоггеры на этот раз посетили Дублин в Ирландии, во втором окне с камерами я увидел двух заходящих в помещение людей. Оливер сорвался как с поводка и полетел к барной стойке. Присмотревшись к посетителям, я узнал в первом лице Дока, а во втором – Сэма. Сердце упало в пятки, а в далеких коридорах души послышались отголоски смеха Сееры. Док подошел к стойке и начал делать заказ, его голос звучал уверенно и вполне обычно. Эспрессо и пончик с яблоком и корицей. Звуки отбивания пальцев по клавишам, щелчок, касса открыта, бренчание монеток, щелчок, касса закрыта, зерна молятся, кофе машина делает эспрессо. Оливер отдает заказ и, повернувшись к Сэму, спрашивает что он желает выпить.
- Я пришел к Алексу, можете его позвать? – Док собирался открывать дверь в этот момент, но услышав слова, передумал. Он остановился у дверей и смотрел на Оливера.
- Да, конечно. – Он пошел в подсобку и я встретил его взлезающую из-за стены фигуру взглядом. – Алекс?
- Да, я видел. Ну, и слышал. – Я указал пальцем на монитор и выдавил улыбку. Док все еще стоял у входной двери и пил свой эспрессо. Почему именно в первый рабочий день?! Я вышел к Сэму, встал спиной к выходу и старался не подавать никаких сигналов.
- Привет! – Он крепко обнял меня и поцеловал в щеку.
- Привет, Сэм.
- Все хорошо? Ты неважно выглядишь… - Неважно! Конечно, все плохо!
- Все хорошо, ты принес мне поесть?
- Мои дела нормально, спасибо, что спросил!
- Перестань!
- Принес я, принес. – Он передал мне ярко-зеленый пакет с черными линиям по всей своей площади. Я надеялся попрощаться с ним и уйти незамеченным, если это вообще было возможно. Но не успел я даже сделать шаг в сторону подсобки, как моего плеча дотронулась рука Дока.
- Алекс! Привет!
5
Время остановилось само собой. На хрупкое плечо свалился тысячетонный груз легкой руки Дока. Глаза Сэма застыли на фигуре, стоявшей позади моего тела. Ни Оливер, ни мой парень, ни секундная стрелка часов не шевелились. Казалось, будто это странное и совсем не комедийное кино поставили на паузу, чтобы отойти в туалет или принести еще одну порцию еды. Или же режиссер в лице меня решил, что сцена настолько плоха, что лучше бы от нее избавиться. Избавиться – единственное слово в моей жизни, которое прокрутилось сотни тысяч раз за секунду. Как же хотелось исчезнуть, испариться. Один щелчок, а меня уже нет на горизонте, искать нет смысла. Сознание совсем не понимало, что же нужно сделать такого, чтобы избежать глупой ситуации. Оно начало генерировать предложения, слова оправдания, но все же я понимал, что они не подходят. Все, что вылетит из моего рта ни за что не убедит Дока закончить нашу встречу приветствием и, сразу же, прощанием. Трагедия в двух актах не состоится, уважаемые зрители, мы вернем вам деньги за билет. На этом все, расходитесь.
Я почувствовал, как плечо начинает уводить вправо, а тело непроизвольно поворачивается к Доку. Его рука тянет меня и делает с телом все, что ему хочется. Поезд времени снова встал на рельсы и продолжил свой путь. На моем горизонте появился он. Стаканчик кофе в правой руке, а левая медленно сползает с плеча. На лице спутанные между собой выражения тревоги, надежды и счастья. Будто бы он и не надеялся на то, что я еще жив, лежу где-то в канаве или в старой чахлой церкви, умирая от передоза со шприцом, торчащим из вены. Банально, знаю, но это все, на что я сейчас способен.
- Давно не виделись, Алекс! – Он распахнул руки и утопил меня в своих объятьях. Мне пришлось ради приличия легонько похлопать его по спине.
- Привет, Док. Как дела? – Легкая улыбка и несложная игра бровями, которая обычно обозначает радость и удивление.
- Жаловаться не привык! Живу, работаю и помогаю людям. Как обычно. – Все тридцать два зуба оголились и предстали предо мной во всей своей кристально белой чистоте.
- Как обычно. – Я не знал, что еще ответить на это.
- Как твои дела? Что у тебя нового? Мы так давно не виделись, да и ты сильно изменился. На улице я бы тебя не узнал! – Это было бы к лучшему!
- Да ничего особенного. – Я почувствовал, как Сэм встал сбоку и прислонился к левому плечу. Держу пари, что он ничего не понимает, а его руки скрестились на груди. – Устроился на работу, рисую иногда. А это Сэм – мой… эм… молодой человек.
Док перевел на него свой взгляд, который за секунду проскочил по телу Сэма снизу вверх. Первичная оценка, которой грешит каждый человек на этой планете. Он взял левой рукой стаканчик, а правую протянул к Сэму с той же не сходящей с лица улыбкой. Я все еще не знал его отношения к данной ситуации. Мы никогда глобально не обсуждали эту тему, а если и затрагивали ее, то вскользь. Геи, лесбиянки, транссексуалы и другие ориентации, словно пулей пролетали мимо нас и, шевеля наши волосы на висках, летели дальше в своем направлении. Тогда я не видел негатива в его глазах, а самая главная позиция Дока основывалась на уровне комфорта – если тебе хорошо с кем-то, неважно какого пола человек, то это лучшее, что может произойти с тобой в жизни. Как и тогда, негатива я не увидел.
- Привет, я – Дэн.
- Очень приятно, Сэм. – Они пожали руки. – Откуда вы знакомы? – Кажется, я услышал нотки ревности и недоверия в этом вопросе.
- Это Док. Я тебе рассказывал.
- Ах, точно! Как же я сразу не понял! – Он резко достал телефон из кармана и посмотрел на горящий экран. Его лицо напряглось. – Слушай, мне нужно бежать. Встретимся дома, хорошо?
- Все в порядке? – Как же мне не хотелось оставаться наедине с Доком…
- Да, не переживай. – Он крепко обнял меня и побежал к выходу. – До вечера!
Сэм являлся для меня чуть ли не единственным спасением, которое свинтило от меня. Док осмотрел помещение и, видимо, рассчитывал, что нам удастся посидеть за столиком и поговорить. Оливер вернулся в подсобку доедать свою лапшу. Док сел на ближайший стул и пригласил меня взглядом. Выбора не оставалось. Я сделал себе американо с молоком, чтобы немного оттянуть разговор и сел напротив него. Горячие стенки стаканчика обжигали сухую кожу пальцев, и мне приходилось постоянно их отдергивать. Док, как всегда, выглядел уверенным и спокойным. Непонятно, как ему это удавалось делать. Хотя… В данной компании психически больной человек – я…
- Как ты?
- Я же уже отвечал, Док. Все в порядке.
- Мы оба знаем, что ты врешь. Я читаю твой дневник, и ты это знаешь. – Его выражение лица начало резко перетекать в строгое и через чур серьезное. Мне следовало давно ограничить ему доступ к записям. Хотя, скорее всего, я их и публикую ради Дока. Чтобы хоть один человек знал настоящее положение вещей.
- Тогда зачем спрашиваешь, если ты и так все знаешь? – Немного дерзости никогда не помешает.
- Ты принимаешь таблетки?
- Угадай.
- Алекс… Ты не сможешь нормально жить, если будешь пропускать прие…
- Да знаю я, Док, знаю. Может, хватит об этом?
- Ты вообще жить хочешь?
- Нет.
- Ты же понимаешь, что это ненормально?
- Кто вообще дал нам право определять что нормально, а что нет?! Это такое относительное понятие, что устанешь перечислять причины почему это так! Я не хочу чему-то соответствовать, понимаешь? Я не хочу думать о том, что нормально, а что нет, что правильно, а что нет. Для меня нет ничего из этого. Правила? Этикет? Сон? Реальность? Какая к черту разница!? Мы все несчастны, но при этом пытаемся угодить другим, не обращая внимания на свои желания и потребности.
- Я тебя понял, Алекс. – Он не знал, как еще можно достучаться до меня.
- Так ли это? – Его взгляд поник, он медленно встал и задвинул за собой стул.
- Пиши, если все будет слишком плохо, Алекс.
Док развернулся и пошел к выходу. Выкинул стакан с недопитым кофе, который издал слишком громкий звук при столкновении с дном, и ушел из заведения. Слабый поток ветра начал играться с его волосами и распахнутым черным пальто. Он смотрел вниз и рылся во внутреннем кармане. Достав сигарету, он закурил и тяжелым шагом пошел в неизвестном направлении. Курящим я его никогда не видел.
- И чего ты задумался? – Я резко обернулся и увидел в углу Сееру. Он держал в руках длинный и острый на вид нож, который упирался в указательный палец. Казалось, еще немного, и он проткнет себе кожу.
- Зачем опять так резко? – Он медленно подошел к столику и сел на место, где минуту назад был Док.
- Мне понравились твои слова. Это сильно. – Сеера выдвинул нижнюю губу и нахмурился.
- Прошу, перестань. Кстати, зачем тебе нож? – Я указал пальцем на него.
- Это мой подарок на твой день рождения.
- Хорошо. Тогда зачем МНЕ нож? – Он ухмыльнулся и опустил глаза.
- Знаешь, жизнь – опасная штука. Тебе нужно защищаться.
- А что, если я не хочу?
- Это никого не волнует.
- В каком это смысле? – Сеера успел исчезнуть до вопроса. Я услышал небольшой шум в подсобке и перевел туда взгляд. Оливер высунул только голову.
- У тебя все в порядке?
- Да, не переживай.
- Не хочешь составить мне компанию?
Я поднялся, взял в руки недопитый и уже остывший стаканчик с американо и пошел к барной стойке. Светло-коричневая жидкость вылилась на серебряный поддон раковины и начала стремительно утекать в водосток. Я выкинул стаканчик в мусорку и спрятал руки в карманах фартука. Когда кожа соприкоснулась с чем-то холодным, вероятно, все волосы на теле одновременно поднялись. Подарок Сееры делился своим железным холодом с моими пальцами. Я закрыл глаза и начал массировать кожу лица. Сухие руки оставляли неприятные ощущения. Вероятно, надо больше пользоваться увлажняющим кремом…
Когда рабочий день закончился, я и Оливер быстро убрались в зале, закрыли кафе и, распрощавшись, пошли в разные стороны. Мои мысли все еще кружили у облака раздумий, в сгустках которого прятались нож, Сеера, Док и Сэм. Мои ноги начали странно себя вести: они подкашивались и не могли стоять прямо. Тело постепенно наклонялось назад, а глаза закатывались сами собой. Голова загудела так, словно какой-то сумасшедший напал на меня и избивал битой до того момента, пока черепная коробка не сломалась, а из нее не вытекло все содержимое. Я упал на жесткий сугроб снега, закрыл глаза и схватился за голову, сжимая ее. Казалось, она сейчас взорвется. Время снова остановилось, как упертый конь. Прошло, наверное, минут десять, пока я лежал в очень странном положении.
Когда же боль стихла, а глаза открылись, я увидел пред собой белую стену, два окна с решетками и пять на вид жестких кроватей. На шестой, которая стояла по середине у стены, лежало мое тело. Справа сидел Док и что-то держал в руках. Наверное, опять книга с огромным количеством медицинских терминов. Я снова почувствовал резкую боль в голове и поднял руки. Только не смог прикоснуться к ней. Руки сжимали два браслета, похожих на наручники с какой-то ватой, видимо, чтобы не натирать запястья. Док поднял на меня глаза и закрыл книгу, предварительно загнув уголок страницы.
- Что за? – Невыносимая боль окутала меня, словно ножом в висок. – Отстегни меня уже!
- Алекс… - Я уже не мог смотреть на него, но слышал жалостливый тон и скромный лязг этих наручников. Когда руки почувствовали свободу, они кинулись спасать голову. Поддержка, какая бы она не была – всегда важна. Даже для головы, даже от рук.
- Почему я здесь?!
- Ты ничего не помнишь? – Я приподнялся и внимательнее посмотрел на него через пронзающую голову боль. Его пальто лежало на кровати, а левое плечо обволакивали многочисленные слои бинта.
- Док! Что случилось?! – Я совершенно ничего не понимал. Сзади него сидел Сеера и смотрел на меня с едкой ухмылкой.
- Что ты помнишь? – Он попытался прикрыть бинт правой рукой, но ничего не вышло. Он все еще выглядывал из-за его большой кисти.
- Я помню пронизывающую боль. Помню, что лежал в сугробе. И… первый рабочий день… вроде.
- И это все?
- Да… - Видимо, произошло что-то страшное…
- Я вижу, что ты не помнишь произошедшего и совершенно не понимаешь, почему ты здесь оказался. Я все тебе расскажу, только не реагируй слишком жестко, хорошо? – Я молчаливо кивнул и приготовился к самому ужасному. – Через неделю, когда я встретил тебя в кофейне, я вернулся туда опять. Оливер ушел в магазин за едой и оставил тебя одного. Нож, который оставил тебе Сеера был в твоем кармане. Видимо, рассудок решил сыграть с тобой злую шутку и представил меня в образе человека с битой. Ты давно его не встречал и увидел угрозу. Я начал с тобой говорить, но, видимо, ты слышал совсем не те слова, что говорил я. Твои глаза налились яростью и страхом одновременно. Ну, и вот. – Он показал на левую руку. – Ты порезал меня, а я в попытке защиты ударил тебя. И… Ты упал, хорошенько стукнулся головой и… отключился. Когда пришел Оливер, он чуть в штаны не наложил от страха, - Он достал телефон и начал что-то быстро искать. – Я вызвал скорую помощь, и нас увезли в больницу. После моего рассказа тебя перенесли в психиатрическое отделение.
Я начал вспоминать ту ужасную неделю, когда я и Сэм серьезно поругались, Сеера приходил все чаще, а голоса трезвонили на всю в моей голове. Я словно плыл в тумане жизни, который не собирался рассасываться. Человек с битой и вправду приходил. Он говорил ужасные вещи обо мне, моей жизни. Я думал, что я сплю, потому что не мог нормально читать, улавливать запахи и держать мысли при себе. То же самое происходило и сейчас… Книга лежала корешком ко мне, но буквы переплетались между собой, а часов на стене, как и типичного запаха палаты не было. Я терялся в бегающих мыслях от одного угла сознания до другого, пока Сеера и Док пристально смотрели на меня. Я не мог понять! Не мог понять сон ли это…
- Док?
- Да, Алекс? – Он посмотрел на меня очень внимательно.
- Это все реально? Я реален?
Партер в театре рельности и сна
© Copyright: Эл Стоун, 2021
Свидетельство о публикации №221022501858
Свидетельство о публикации №221022501858
Рецензии