Постижение дзэн

У меня два родных города, один, - Караганда, где я родился и закончил школу, а второй - Томск, где я учился в Политехе, начал свою трудовую жизнь и завёл семью.
Обстоятельства вернули меня в родительские места, но моё сердце осталось в сибирском городе Томске.


Постижение дзэн

Заканчивается мой первый студенческий учебный год, - сессия. Холоднючая зима позади, это моё первое лето в Томске, время абитуры не в счёт. Сегодня выходной и мы с другом устраиваем себе маленький праздник. С утра, пока все дрыхли, я уже пробежался в Лагерном саду. Потом лёгкий перекус и парная в бане недалеко от общаги да немного подремать в компенсацию за ночные бдения. Есть планы и на остаток дня, - сходить в городскую столовку под номером один и поужинать там на рубль настоящим эскалопом, потом степенно прогуляться по главной улице до Ушайки, это речка такая, и обратно, на девушек поглазеть, себя показать, постоять на Каменном мосту. По обратной дороге зайти в кафешку на другой стороне улицы и там побаловать себя молочным коктейлем или чашечкой эспрессо из венгерской кофемашины, оторваться по полной, перед тем, как плотно засесть наутро за учебники и конспекты. 

Кажется совсем недавно мы выскакивали из учебного корпуса после второй пары посмотреть, как Томь ломает зимний лёд, и льдины, напирая друг на друга, огибают яр Лагерного сада и уходят на север. И вот такая уже благодать. С зачётами порядок. Сдадим экзамены, а потом лафа. Сразу после сессии спортлагерь в Киреевске на Оби, поездка домой, встречи со школьными друзьями. Чёрт, жизнь прекрасна!

Студентом я стал не без приключений, но это отдельная «абитуриенческая» история. Пока я потерпев неудачу на одном факультете, балла не хватило, переносил документы на другой, проходил собеседование и ждал результатов, группа, куда меня потом зачислили была уже сформирована.  Ребят отправили в помощь колхозникам, не то картошку копать, не то  репу. Меня с другими неудачниками отправили заливать гудроном крышу институтского овощехранилища. Когда с крышей было покончено, а заодно почти со всей одеждой и обувью, что у меня была, - прилипчив оказался горячий гудрон, до начала занятий осталась свободная неделя. Я съездил домой. Потолкаться с одноклассниками, собрать вещи, необходимые для долгой вдали от  родного дома жизни.

Народ в группе собрался всякий. Кто после армии, кто уже получал специальное образование, успел поработать и даже обзавестись семьёй. Городские, деревенские. Почти все приезжие. И география тоже всякая - от Львова до Петропавловска-Камчатского. Я и названий таких раньше не знал. Юрга, Топки, Асино, - это всё тут рядом, а на самом деле ещё вся Транссибирская магистраль, - Тында, Ушумун, - где-то на Дальнем востоке. По признакам пола состав преимущественно мужской, всего несколько девушек на весь факультет, - такова специфика. Не все зачислены окончательно и бесповоротно, некоторым придётся в первую сессию доказать, что они на самом деле не хуже тех, кто волею случая набрал на вступительных экзаменах на балл больше. Они - кандидаты в студенты. Если повезёт, они займут места тех, кто сессию не сдаст. Тот ещё стимул. Наверняка в деканатах статистику отсева хорошо изучили.

Так что, первый семестр в общаге перенаселение. Я живу в комнате пятым. Четыре железных кровати, посередине стол. Мне кровать не положена, хозяйственники, в отличие от деканата, на меня не рассчитывали. В углу встроенный фанерный шкаф бледно-голубого больничного окраса. В этом шкафу на антресоли лежат мои постельные дела. Когда последняя суета затихает, - кто перекусил последний раз, кто доделал клаузуру по начерталке, и все, наконец, расположились на своих местах, я достаю своё барахло из шкафа, раскатываю под столом матрац и устраиваюсь спать последним. Поднимаюсь, соответственно, раньше всех.

Первый семестр идёт притирка, кучкование по интересам, по землячеству и по разным другим неведомым признакам и причинам. В общаге все друг у друга на виду, и отношения устанавливаются быстро. К первой сессии уже понятно кто есть кто, и староста группы, прошедший огонь, воду и медные трубы (армию и сержантскую школу) организует стратегию правильной очерёдности захода на каждый экзамен с учётом текущей успеваемости каждого и личных качеств, как сейчас сказали бы - «софт-скиллс», с целью минимизации потерь человеческого состава. Затея удаётся группа преодолевает первую сессию без потерь. 
 
Я городской, и приехал издалека, а мой новый друг - деревенский, где-то к северу от Томска его родная деревня Тискино, говор у него местный: хошь, кто знат, ажно. Там на Оби его родители заняты рыболовным промыслом. Спасибо им, у нас за окном время от времени появляется фанерный посылочный ящик с подсоленой нельмой или муксуном. Тамошних коренных жителей хантов он называет остяками, а себя чалдоном. Подтянутый, сухой, но крепкий, как говорят, - жила, копна чёрных, жёстких, как проволока слегка кудрявых волос и румянец на смуглых скулах - киношный Григорий Мелехов. Может и правда чалдоны в Сибирь с Дона пришли. Кажется, у нас и общего-то ничего. Только, что мы ровесники.  Я познакомлюсь и крепко, на всю жизнь, подружусь со многими в этом городе, местными и такими же, как я приезжими, но он был первым, с кем я близко сошёлся вне дома.

Он любит бегать на лыжах, как все местные, но без фанатизма, а у меня в спортзале серьёзные намерения, привитые ещё в ДСШ, но к лыжам я равнодушен. Я стану битломаном, а он фэном Магомаева. Почти шесть лет мы будем жить в одной с ним комнате, вместе делать курсовые (я считаю за двоих и пишу пояснительные, а он два комплекта чертит), поддерживать друг друга на экзаменах, бегать ночью на Томь поплавать с девушками при луне.

Уже получив дипломы, вместе поучаствуем в строительстве зерносушилки в таёжном селе Гореловка на реке Бакчар и разъедемся навсегда. По иронии судьбы местным стану я, - останусь в Томске, а он где-то на Южном Урале будет ковать щит Родины.

Он первым найдёт меня потом на просторах Союза, хоть я к тому времени, по стечению обстоятельств, Томск покину. В доинтернетовскую эпоху мы будем изредка обмениваться с ним открытками и письмами, дозваниваться друг до друга в дни рождения. Остальные однокурсники надолго пропадут из поля зрения и лишь с появлением Интернета, некоторые, потрёпанные жизнью, в основном уже пенсионерами, явятся, сначала  в Скайпе, а потом, или в Вотсапе, или в Фэйсбуке.   
 
А пока заключительная часть нашего воскресного праздника. Мы выходим из дверей общаги на пересечение узенькой улицы Советской с широким проспектом Кирова. Прямо перед нами учебный корпус Геолого-разведочного факультета, или просто - первый корпус, налево, чуть ли не от нашей двери, с грохотом поворачивает трамвай номер один и продолжает свой путь к вокзалу Томск-1. И напомню, мы идём в столовую под номером один. У нас здесь всё номер один!

Мы уходим направо, минуем следующую нашу общагу, спускаемся по ступенькам и вот она главная улица. По ней мы идём вниз, учебные корпуса Политеха остаются за спиной, впереди территория Университета, справа общежитие филологов и с противоположной стороны университетская роща и главный корпус университета. Дальше медицинский и совсем новый ТИРиЭТ. Короче, здесь мы в родной студенческой стихии.

Торопиться некуда. Жара ещё не спала, а мы в белых нейлоновых рубашках и галстуках, надо же произвести впечатление, и, ради этого мы всё стерпим.

По пути в столовую, на углу площади, за сквером, в красивом старинном здании красного кирпича главный городской гастроном. Около него разыгрывается смешная сцена, - в тени здания возле урны неуклюже пинаются два бомжа и матерясь скандалят за бычки. Они напоминают пару бойцовых петухов. Но нам куда интереснее глазеть на девушек и, посмеявшись, мы идём дальше.

После посещения столовки тонус на должной высоте и мы, довольные и счастливые, продолжаем свою прогулку вниз до Каменного моста. Пришли. Здесь устье небольшой речки Ушайки, которая течёт откуда-то с востока, делит город на две части и впадает в Томь. С моста открывается вид на Томь и её противоположный берег. В хорошую погоду здесь всегда многолюдно. Мы постоим здесь немного, просто будем смотреть на реку, блаженствовать после сытного вкусного ужина и ощущения жизненных сил, прежде, чем двинемся в обратный путь. Погода класс, мы не вспоминаем об экзаменах, по щенячьи радуемся жизни, нам всё сегодня в кайф.

А вот и старый знакомый, - один из бомжей, что дрались за доступ к урне с бычками, тоже здесь. Навалившись на ограждение он стоит на мосту через Ушайку и задумчиво наблюдает, как за Томью, где от края до края простирается густой сосновый бор, солнце только начинает свой ленивый путь к горизонту. Вблизи, на ярком свету, можно разглядеть, что он небольшого роста, совсем коротышка, в сильно не по росту длинных, засаленных  штанах, которые сложились на ботинках гармошкой в несколько складок, и, несмотря на июньскую жару, в занюханном, потёртом до основы, драповом пальто. Обветренное до покраснения, заросшее редкой щетиной лицо под глазами  отдаёт лоснящейся синевой.

Он неспешно достаёт из кармана пальто круглую жестянку из-под леденцов монпансье, плавно вращает туда-сюда крышку, также неспешно открывает её. В жестянке лежат добытые с боем бычки. Долго копается, по каким-то, одному ему ведомым признакам, выбирая из вороха, самый, наверное, самый. Наконец находит, аккуратно извлекает его из жестянки и слегка прикусывает. По-прежнему не торопясь, закрывает жестянку и опускает её в карман. Шарится в другом кармане и выуживает коробок спичек. Всё так же лениво открывает коробок, берёт спичку и держа её щепотью, как будто собирается что-то посолить, резко чиркает по засаленным штанам. Спичка вспыхивает, он закуривает и глубоко со смаком затягивается. 

Когда после долгой паузы он выдыхает дым первой затяжки, по грязной его щеке сползает, оставляя дорожку, слеза. Он не мигая смотрит куда-то очень далеко за реку, за зелёно-синюю линию соснового бора, рот кривится в едва заметной блаженной улыбке, на лице его полное отрешение от окружающей суеты.


Ивану Буторину, моему другу по студенческим годам, почётному гражданину города Златоуста