Борисовы лебеди, синопсис

     Давно собираюсь этот сюжет восстановить. Один переезд для рукописей — половина пожара, а переездов у меня с тех пор, с 1980-х годов, было… как-нибудь подсчитаю, сколько… и многие бумаги потерялись. А сюжет — из числа тех, которые изнутри больше, чем снаружи. В такие сюжеты многое можно вложить… и многие, надо сказать, пробовали в разное время вкладывать. Многие, кто умней, чем я. Геродот Галикарнасец в свои главы «Истории», посвящённые Гиперборее, — вкладывал (заявляя по ходу, что в существование гипербореев он не верит). Бажов в свой сказ «Ермаковы лебеди» — вкладывал. Профессор Толкин в своё Средиземье (одновременно с бажовским сказом задуманное, вот забавно-то, да?) — вкладывал. А я не вложил. Чего мне не хватило? Ума? Наверное. Как и моему главному герою, эллину Борису (в переводе с эллинского — Северному): Борис вряд ли до конца понял, чтО же он увидел за свою долгую жизнь! Запомнил хорошо. А вот понять… м-да… то есть, мори!.. Но лучше бы сказать о том, что мне помешало. Борьба за существование. Как и Борису, опять-таки. Повседневная суета съела всё — и время, и силы. Только под старость я обрёл покой. А старость-то, она приходит, не здоровается, открывает пинком твою дверь… и поди выгони её ты! Тундровые лебеди с приветом из знакомых с молодости мест ко мне не прилетают, как прилетали к эллину…
     История — такая.
     Эллинский полис в устье реки Борисфен. Очень холодное (градусов …дцать ниже ещё не придуманного нуля Цельсия) утро. На самом берегу реки — скромный домик, на уличной скамеечке перед домиком сидит человек, которому не понять сколько лет. Седой совершенно. Лицом — не молодой гимнаст (читатели знают: гимнастами назывались те, кто посещал гимнасии, занимаясь там не только телесным накачиванием с последующими визитами в баню, но и наукой). А здоров и силён он по-молодому. Морозище для него — так, морозец, на который можно не обращать внимания. В центре его внимания — река и стая крупных, белых, с жёлтыми клювами, птиц под названием кикн. (Читатели знают, это — лебеди, созвездие Лебедь — тоже Cygnus, хотя это уже не на древнегреческом, а на латыни). За соседским забором смеются соседи-эллины: «Опять старый Борис с птицами разговаривает!». За другим соседским забором укоряют насмешников: «Это птицы с ним разговаривают! Принесли ему привет с Рифейских гор, на которые он поднимался с помощью Аполлоновых треножников, влекомых вот такими птицами!». Выходят со двора к нему два скифа — воин средних лет и мальчик. За соседским забором верещат дети: «Опять эти грязные скифы в своих вонючих штанах!». За другим соседским забором другие дети спрашивают: «Хайре, скиф, ты в самом деле по морозу голяком и босиком ходить способен? Как ты упражнялся? Научи! Мы старого Бориса окружали, но он только смеётся над нами, учить не хочет!».
     С улицы подходит к старику и скифам некто, снимает шляпу: «Хайре, то есть радуйся! Моё имя Геродот, я из Галикарнаса приехал собирать материал о Гиперборее. Вы, говорят, бывали там?».
     Из-за первого забора кричат: «Галикарнасец, да беги ты от него прочь, он тебя на амфору вина разведёт и своими бреднями замучает, он по молодости-то был дурак, когда домой, пошлявшись, вернулся, а теперь и вовсе в старческий маразм впал, в родство к Аполлону бессмертному себя записывает!».
     Из-за второго забора кричат: «Послушай его, галикарнасец, послушай! Не даром к нему прилетают кикны с жёлтыми — а не с красными, как здесь, — клювами! Он бывал там, откуда Аполлон прилетает! Вдруг сам Борис с Аполлоном в родстве? Послушай его! Не всё ведь он соврёт! Кое-что правдой окажется! Чужеземные послы, которые ездили через наш полис на остров Делос с дарами, завёрнутыми в солому, — были ведь правдой!».
     Сам старик с фигурой молодого гимнаста говорит: «Входи, галикарнасец! Амфора у меня у самого есть, гости третий день в доме. Расскажу. Они мне соврать не дадут, если я по старости запутаюсь. Только ты, Геродот, не спеши меня перебивать и запутывать ещё больше: всяко-разно ТЫ ЗНАЕШЬ О ТЕХ МЕСТАХ НАМНОГО МЕНЬШЕ, ЧЕМ Я, ДАЖЕ ЕСЛИ УЧЕСТЬ ТО, ЧТО ТЕБЕ ВЧЕРА НА ПРИЧАЛАХ ПЛЕЛИ КУПЦЫ».
     Лебеди, читатель, были тундровые. Заполярные. А скифы мало что соврать не давали — сами стариковским рассказам удивлялись… поскольку речь шла, да, о Гиперборее, где они сами не бывали и в которую Геродот в конце-то концов отказался верить. О той самой. О Заполярном Урале и об ещё более заполярном Таймыре. А рассказывал старый Борис — сиречь (да, читатель правильно вспомнил) Северный — не только о том, как он долго-долго не хотел, кичась своей эллинской культурой, надевать штаны (древние римляне, читатель прав, по той же спеси отказались от штанов), но потом надел, когда еле-еле кое-что не отморозил. Даже не только о том, как навалил в надетые таки ж штаны, кода впервые увидел полярное сияние: тащил нарту с грузом в гору, тащил, согнувшись под лямкой чуть не к камням под ногами, до седловины дотащил, распрямился дух перевести… а перед ним, от гор до зенита, — аврора бореаль, северное сияние!.. Рассказ о гипербореях и об их культуре (наука, читатель прав, — часть культуры; известные из древнегреческих мифов «треножники Аполлоновы, влекомые лебедями», сиречь своего рода дельтапланы или парапланы, на которых главному герою часть пути пролететь довелось, без науки невозможны!) был ограничен ментальными рамками древнеэллинской «золотой молодёжи», в которых сам Борис пребывал, когда, увязавшись за возлюбленной (посланницей гипербореев, которая отвезла дары для Делосского храма, уже не надеясь, что эллины их примут, и ехала домой), и в которых остался, когда столько всего увидел. Борис, явно не большого ума человек, хотя и разумом своим небольшим (скажет столетия спустя Ломоносов) «быстрый», даже в беседе с Геродотом сбивался на свои шуточки. Но заметно было уважение ко всем встреченным племенам, через земли которых они с возлюбленной и её дружиной прошли, пока на её заполярную родину добирались. Опытность старости — это всегда плюс. Хотя жлобский хапужный эллинский менталитет и «невидимый» эллинский алкоголизм (разбавленное вино пили вместо кваса, чтобы заразу желудочно-кишечную подавлять) — явные перевешивающие минусы. (Да ещё и тоска по заполярной «соме просветляющей»! Сома ни из местных мухоморов не делалась, ни местным вином не заменялась. Вот и глушил охоту винищем неразбавленным). Читатель протестует? Справедливо протестует. Я ещё и подтвердить хочу: родоплеменной менталитет северян, которых Борис научился уважать за доброе начало, в нём сокрытое, — обладал попутно многими отрицательными чертами, которые, будучи эллином подхвачены, во многом помешали ему жить. Родоплеменной менталитет — это, увы, всегда трудный материал для уважительного анализа! Всякие там «мир делится на то, что я ем, чего не ем и что меня самого может съесть» да разные там «в нашей деревне — люди, потому что я из этой деревни, в соседней деревне — тоже люди, потому что моя жена из соседней деревни, а в остальных деревнях — это ещё надо подумать, люди они либо кто, их можно дурачить, даже убивать, потому что они — это они, а мы — это мы, вот так!». (Двойная-тройная-мультиплетная мораль, о которой вспомнил читатель,  не сегодня зародилась и не в сегодняшних отнюдь ЕС и США). Но уж что у всех, кого Борис по пути встречал, было ценным, — он характеризовал как ценное. Гиперборейское «Зря дерёшься со своими, для драк есть чужие» — это, читатель прав, отнюдь не эллинское «Бей своих, пускай чужие боятся!», это надо усвоить и эллину, прошедшему обучение в гимнасии!..
     А в целом у меня всё похоже на «Властелин Колец» Джонсона по «Властелину Колец» Толкина вкупе со «Звёздными войнами» Лукаса по «Звёздным войнам» Фостера, о которых я знать не знал, когда в 1980 году, отдыхая в Крыму, историю эту задумал.
     Жалко, что профессор Толкин — как и все европейские профессора, занимавшиеся угро-финским эпосом, — был одним из тех европейцев, кто не понял Заполярье! (Даже европейское. В котором даже во времена Толкина ездили поезда и летали самолёты). Вернее... понял о-о-очень по-своему! Кольцо всевластия, хоббиты, эльфы, гномы, орки, прекрасное Средиземье... и, для противовеса, ужасная восточная страна, из которой приходят облачённые в красную одежду враги.
     Хотя Геродот, тоже учёный европеец, — вообще ничего не стал понимать.
     Всё отверг.
     Даже не развёл понятия до конца. Не указал, как это стыкуется: в одних легендах — ужас, мрак, холод, жгучий пух с небес, грифы стерегут золото на перевалах поднебесных гор, а в других легендах — мягкий климат, поля цветов, стаи антилоп и собак, которые служат людям!.. Геродот только понял, что жгучий пух с небес — это снег. И только-то. ЧЕЛОВЕК ВООБЩЕ МОЖЕТ ПОНЯТЬ ЛИШЬ СУЩНОСТИ, КОТОРЫЕ ОН МОЖЕТ СООТНЕСТИ-СРАВНИТЬ СО СВОИМ ЛИЧНЫМ ИЛИ В КНИГАХ ПОЧЕРПНУТЫМ ОПЫТОМ. То, что практически ни с чем виденным либо читанным не сравнимо, — к пониманию трудно. Хотя восхищаться можно сколько захочешь. И уважать. Кое-что принимая. Научился же, к примеру, Борис той северной хитрости, которую мне амурский казак, впоследствии священник, преподал в моей молодости: «Ты от мороза не прячься. От него всё равно не спрячешься, ты расстегнись, впусти мороз, адаптируйся, перестанешь бояться!». Ему помогло. И мне помогло в своё время: ходил я по Хабаровску в расстёгнутой шубе, держа шарф в красных распаренных руках без перчаток, народ со всех сторон на меня пялился, одни дураком считали, другие — йогом… но это — другая тема!.. Ужас, мрак, холод, жгучий пух с небес, грифы стерегут золото на перевалах поднебесных гор — это всё с точки зрения пришлых людей, которые пришли на Север хапнуть того самого золота да смыться обратно домой. Я на Северах не раз слыхал: «Возьмём отпуск за три года, это как раз полгода, съездим домой к родителям, покажем им внуков…». Уже внуки родились, а Север для них — всё не дом да не дом! И домом не станет. А мягкий климат, поля цветов, стаи антилоп и собак, которые служат людям, — это с точки зрения местных. Даже мягкий климат. Я в бытность свою в Дудинке сам оценил, насколько в время полярной ночи легче переносить мороз. Обычно ведь утром на восходе солнца — холоднее всего, так? А если солнце не восходит, круглые сутки одинаково холодно. И привыкаешь. Что касается собак, то современные люди сейчас начинают восстанавливать в себе древнее взаимопонимание с собаками, кошками и другими творениями природы. Да и то не сполна и на во всём правильно, раз постят в Интернете по большей части именно кошек, а не собак даже. (Кстати, кошка — лесной кот, ошибочно называемый норвежским, — на Заполярном Урале весьма почитаема. И пушкинский кот учёный — оттуда. Вместе с золотой цепью на дубе… вернее сказать, на дубаке, т. е., по-сибирски, на особенно крупном кедре. Но это — другая тема. Как и северные антилопы. Олени. Читатель правильно понял).
     Тем более: понять космическую цивилизацию, которая вместе с тем ещё и биологическая, вписанная в природу без остатка (как, читатель верно вспомнил, Аркаим в окружающую природу вписан), — это не для человека пятого века до нашей эры, даже начитанного и образованного в гимнасии эллинском! Древние тогдашние индусы на другом краю тогдашней Евразии тоже не всё поняли о заполярной своей прародине Хара Березайте, создавая о ней восторженные поэмы, живописуя «вознесённое ввысь» (к зениту) созвездие Семь Мудрецов (Малая Медведица), «семицветных апсар-волшебниц» (ауроры бореаль по-Борисову) и все иные остальные заполярные чудеса. Восхитились, но не поняли. Хотя современные индусы-туристы, бывая в современном Заполярье, изрядно приближаются к пониманию этого мира!
     ПОНЯТЬ ЗАПОЛЯРЬЕ МОЖЕТ ТОЛЬКО СОВРЕМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК, ПО-СОВРЕМЕННОМУ НАЧИТАННЫЙ И ОБРАЗОВАННЫЙ.
     Надеюсь, мои читатели поймут... если доживу и смогу всё рассказать, как сам представляю...
     Фильм бы тоже получился классный. Типа «Властелина Колец» Джексона по «Властелину Колец» Толкина вкупе со «Звёздными войнами» Лукаса по «Звёздным войнам» Фостера. Без колец. Без джедаев. Без орков, наверное, тоже. Без всякой чёрной магии (поскольку, читатель снова прав, белой она не бывает). Но — с борьбой добра и зла. Точнее, как подумал сейчас читатель, — БОРЬБОЙ ЗЛА ПРОТИВ ДОБРА, поскольку зло всегда нападает первым и, получив люлей, катится вновь к исходному рубежу.

     1980-2021.

     Иллюстрация — из открытых источников. «Аполлоновы треножники» могли выглядеть примерно так. Дрессированных лебедей в них можно было запрягать, а можно было не запрягать, пока дул попутный ветер.